– Пожалуйста, расскажите то, что вы все не решаетесь рассказать.
– Хорошо. Я расскажу о происшествии с одним из свидетелей Давида Руссе на его процессе против коммунистическою журнала «Летр Франсез»
– Я что-то слышал об этом процессе. Если я не ошибаюсь, какая-то антисоветская акция?
– Вот, вот! Именно поэтому я не хотел затрагивать этой темы.
– Ну, ладно, не буду вас перебивать. Я весь – внимание.
– Давид Руссе – французский антифашист, участник движения Сопротивления. Он чудом уцелел в нацистском концентрационном лагере. После войны он посвятил себя борьбе против системы лагерей, где бы они ни были. Естественно, ему пришлось выступить и против страшных сталинских лагерей. Коммунистическая печать Франции, в частности «Летр Франсез», обвинила Руссе во лжи и в клевете. Процесс, длившийся с ноября 1950-го по январь 1951 года, потряс Францию раскрывшейся картиной рабского труда в лагерях, назначение которых – уничтожение личности и физическое уничтожение миллионов советских граждан, не согласных или кажущихся не согласными со сталинским режимом. Одним из свидетелей Руссе был Александр Вайсберг. Вам ничего не говорит это имя?
– Вы имеете в виду физика Вайсберга?
– Да.
– Я знаком с двумя его работами. Хороший физик. Я слышал, что он коммунист.
– Бывший. Его жену и детей уничтожили немцы. Он сбежал в Советский Союз, попал в лагерь и на своей шкуре испытал прелесть победившего социализма – той общественной формации, за которую он так усердно ратовал. Жолио-Кюри и Пэрэн написали письмо Сталину, в котором поручились в верности Вайсберга идее коммунизма. Даже адвокаты Руссе не знали, что у Вайсберга есть это письмо. Суд, публика, журналисты – все были потрясены, когда физик, рассказав об ужасах советского лагеря, подтвердил свое коммунистическое прошлое письмом Жолио-Кюри и Пэрэна, двух выдающихся физиков-коммунистов. На следующий день в «Юманите» было опубликовано письмо Жолио-Кюри, в котором он отказывался от своей рекомендации.
Как совместить это с либерализмом Жолио-Кюри? Следовало ли Вайсбергу накинуть на него мантию своего еврейского сострадания?
– Вы уверены, что Жолио-Кюри опустился до подобной подлости?
– Глубокоуважаемый профессор, вы желаете, чтобы я принес вам «Юманите», или это может сделать для вас фройлен Дюкас?
Эйнштейн пытался продолжить разговор о коммунистах, либералах, борцах за мир и за запрещение атомного оружия. Но Великовский был непреклонен:
– Дорогой профессор, как врач советую вам не принимать дозу больше той, которую вы уже приняли. Для первого раза достаточно. Обещаю вам вернуться к этой теме.
Но не сегодня.
Беседа состоялась уже в преддверии осени. Во время многих предыдущих Великовскому удавалось «ускользать» от неприятной темы, обсуждая научные проблемы, интересующие Эйнштейна философские и психологические вопросы и вспоминая прошлое.
Эйнштейн снова прочитал «Миры в столкновениях», уже в немецком переводе. На сей раз он был менее категоричен. Видно было, как в нем происходит медленная и нелегкая переоценка прочитанного.
В конце зимы 1955 года Великовский дал ему прочитать рукопись «Звездочетов и гробокопателей», в том числе главы, описывающие их встречи. В письме от 17 марта 1955 года Эйнштейн писал Великовскому «Я уже прочитал внимательно первый том «Воспоминаний к "Мирам в столкновениях"» («Звездочеты и гробокопатели») и пометил его множеством карандашных заметок на полях, которые могут быть легко вытерты резинкой. Я восхищаюсь вашим драматическим талантом, так же как и искусством и прямотой Теккерея, который заставил рычащего без всякого уважения к правде астрономического льва в какой-то мере подобрать свой королевский хвост. Я был бы счастлив, если бы вы тоже могли наслаждаться всем этим эпизодом, видя в нем только юмористическую сторону».
Карандашные пометки, сделанные Эйнштейном не дают основания полагать, что он «наслаждался этим эпизодом, видя в нем только юмористическую сторону». На полях страниц с письмами Шапли. Струве и К° множество написанных им эпитетов «подлый», «низкий»,
«жалкий», мало соответствующих реакции на юмор.
За полтора года их частого общения, их дружбы, Эйнштейн медленно прошел путь от человека, не принимавшего теорию Великовского, до ученого, поддерживающего значительную часть ее основополагающих мыслей. Такая метаморфоза не была «данью» дружбе, что подтверждают следующие слова Эйнштейна: «Я бы вам написал: исторические аргументы о неистовых событиях в коре земного шара вполне убедительны. Однако попытка объяснить их рискована и должна быть предложена только как предварительная. В противном случае хорошо ориентированный читатель потеряет доверие также к тому, что солидно установлено вами».
Следующую их встречу в конце марта 1955 года Эйнштейн снова начал с разговора, который Великовский обычно старался не поддерживать:
– Еще во время моего первого приезда из Европы, когда я работал в Калифорнии, на меня обрушились американские реакционеры.
– Надо полагать, им не понравилась теория относительности, – не без ехидства заметил Великовский.
– Так что, вы прикажете ученому замкнуться в башне из слоновой кости?
– Я предпочел бы побеседовать по поводу вашего интересного замечания о главе из «Земли в переворотах».
– Великовский. не увиливайте. Вы обещали вернуться к этой теме.
– Хорошо. Рассмотрим эту проблему на конкретном примере. Сциллард и Теллер. Два товарища. Два блестящих физика. Должен вас предупредить, что Сциллард мне глубоко симпатичен и я разделяю его нелюбовь к атомной бомбе. Когда он пришел к вам и настойчиво уговаривал написать Рузвельту письмо о необходимости создать атомную бомбу, у него была информация о работах немецких физиков и об опасности этой работы. Информация, профессор. Вы улавливаете мою мысль? Вы тогда вышли из башни из слоновой кости, вооруженные информацией, чтобы воспрепятствовать уничтожению цивилизации немецким нацизмом. Кстати, помните, как один весьма уважаемый профессор во время разговора в Берлине назвал их кучкой крикунов из мюнхенских баров?
– Неужели я мог сказать такую глупость?
– Немецкий язык тем хорош, что в нем есть плюсквамперфект. Но вернемся к Сцилларду. После войны, уже не имея информации, он начал выступать против той же атомной бомбы и вообще за разоружение. Его друг Теллер, продолжающий видеть явления, как раньше их видел Сциллард, понимал, что это – самоубийство. Не важно, какого цвета, или как называется сила, которая уничтожит цивилизацию.
– Надо полагать, что вы осуждаете мое выступление по телевидению?
– По-моему, нам уже пора сменить тему.
– Великовский, вы стареете и становитесь трусливым. Юношей в Берлине вы не боялись говорить мне гадости.
– Во-первых, я никогда не мог сказать вам даже чего-нибудь отдаленно неуважительного. А во-вторых… Знаете, однажды к ортодоксальному еврею в глухом польском местечке пришел сват и предложил выдать замуж красавицу-дочь этого еврея, который, разумеется, обрадовался предложению. «У меня есть изумительный жених. – сказал сват. – Это граф Потоцкий». «Но ведь Потоцкий – гой. – возразил еврей, – я не могу выдать за него свою дочь». Целый день сват уговаривал старика, объяснял, что его дочь станет аристократкой, что Потоцкий самый богатый человек и привел еще тысячи аргументов. Весь взмокший от споров, он, в конце концов, уговорил отца. «Ну, – сказал сват, – полдела сделано, осталось уговорить графа Потоцкого».
Эйнштейн долго хохотал, держась за подлокотники кресла.
– Так что, я и есть тот самый «сват» из польского местечка?
– Нет, он был более профессиональным. К тому же, хоть это и портит анекдот, у него были шансы уговорить антисемита Потоцкого жениться на местечковой еврейке, конечно, если бы у него была возможность говорить с Потоцким. У вас, я имею в виду не лично профессора Эйнштейна, не только нет шансов убедить другую сторону, но вы даже не пытаетесь этого сделать. Вы просто самоубийцы. И как это ни парадоксально, нужен сенатор Маккарти, нужны американские реакционеры, чтобы не дать вам совершить самоубийство, а заодно уничтожить демократию. Действительно, парадокс – реакционеры, защищающие демократию от истинных демократов! А теперь по поводу вашего выступления по телевидению в 1950 году. Я готов подписаться под каждым вашим словом.
Эйнштейн вопросительно посмотрел на Великовского.
– Нельзя сказать, что вы, Бертран Рассел и компания не руководствуетесь здравым смыслом. Но доля его маловата в сравнении с эмоциональной реакцией. Под этой маловатой дозой я и готов подписаться, тем более, что как психоаналитик я понимаю ужас ситуации, причину которой вы не видите, хотя и ощущаете. Это ощущение и определяет накал ваших эмоций.
– Я все еще не улавливаю вашей мысли.
– Травматический опыт субъекта, забытый, скрытый в подсознании, в предельном случае может быть причиной тяжелого патопсихического состояния. Обычно он – причина необъяснимых страхов. Психоаналитик знает, что скрытый в подсознании травматический опыт нередко ищет выход в повторении ситуации, приведшей к травме.
При этом субъект старается стать создателем ситуации и наблюдателем того, что произойдет, но не с ним, а с другими. Он становится агрессивным и даже иногда нападает на психоаналитика. Все мы – наследники уцелевших а космических катастрофах. Все мы храним в подсознании травматический опыт, пережитый нашими дальними предками. Сейчас, когда появилось атомное оружие, Земля может быть ввергнута в страшнейшую катастрофу, хуже той. которая была вызвана коллизией тел в космосе. Это -ужасно!
– Именно! Разве не об этом ужасе я говорил по телевидению?
– Да. Но вместо предотвращения несчастья, вы способствуете его приближению.
Эйнштейн не скрывал недовольства. Он долго молчал, покусывая усы. Наконец, нарушил затянувшееся молчание:
– Я уже хотел рассердиться на вас. но…
– Вспомнили дело врачей, как одно из доказательств моей правоты.
– Да. Как это вы угадали?
– Я подумал, что западным левым интеллектуалам нужна очень большая доза рвотного, чтобы их наконец стошнило.
Эйнштейн задумчиво произнес:
– Вчера я подписал присланное Бертраном Расселом обращение о запрещении атомного оружия.
Великовский не отреагировал.
– Почему вы молчите?
– Что вы хотите от меня услышать? Я тоже против атомного оружия. И против конвенционального заодно. Меня вы уже уговорили. Согласятся ли с вами по ту сторону занавеса?
– Конечно, согласятся! Это совпадает с их предложением.
– Вот именно. А как это совпадает с их доктриной о насильственной победе пролетариата во всем мире? Кстати, знаете ли вы, что у американских пролетариев несравнимо больше прав и возможностей, не говоря уже о материальных благах чем там. где, прикрываясь именем пролетариев, правит кучка захвативших власть преступников?
– В одном вы меня убедили: над физической проблемой сферического Солнца я думал значительно дольше, чем над тем. подписать ли обращение, хотя моя область – физика, а не политика.
И, словно желая отомстить за свое поражение, он вдруг сказал:
– Да, Великовский, вы умеете убеждать. Даже по поводу вашей теории вы меня сдвинули с непримиримой позиции. И довольно основательно. Но в науке все значительно сложнее и… проще. Теория может быть принята лишь тогда, когда она генерирует корректные предсказания. А корректность ваших предсказаний пока, увы, не доказана.
45. ПРАВИЛЬНОЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ
8 апреля 1955 года Великовский поспешил на Мерсерстрит, 112, пообещав себе не отвлекаться от единственной темы – цели его визита к Эйнштейну.
В начале июня прошлого года Великовский попросил Эйнштейна воздействовать своим авторитетом на радиоастрономов, предложив им относительно простое исследование – проверить, излучает ли Юпитер радиошумы. Эта планета холодна и мертва, как и все, кроме Земли, в Солнечной системе. Так считают астрономы. Но он не сомневался в том, что у Юпитера есть мощное радиоизлучение. Впервые он публично заявил об этом во время лекции в Принстонском университете 14 октября 1953 года.
Оттиски лекции он послал не только Эйнштейну, но также профессорам Бергману и Мотцу. Просил их проверить его гипотезу. Он не сомневался в ее правильности, потому что она была следствием и предтечей его теории. Но астрономы считали идею о радиоизлучении Юпитера такой же абсурдной, как и все остальные теории Великовского.
В письме от 16 июня 1954 года он снова попросил Эйнштейна содействовать исследованию радиошумов Юпитера. Из заметок Эйнштейна на полях этого письма было видно, что и он не верит в положительный результат такого исследования.
И вдруг на полугодичном заседании Американского Астрономического общества, состоявшемся три дня назад, вне программы, что было совсем необычно, прозвучал сенсационный доклад. За несколько недель до этого заседания астрономы Бурке и Фрэнклин из института Карнеги в Вашингтоне совершенно случайно обнаружили мощное радиоизлучение Юпитера. Они не могли понять природу радиошумов, появляющихся в строго определенное время при строго определенном направлении антенны. Сперва они даже подумали о помехах какого-то сильного источника радиоизлучения, работающего рядом с ними. Тщательные наблюдения позволили им распознать, что источник этот – Юпитер. Их изумлению не было предела.
Хотя все доклады на заседании Астрономического общества были отобраны и запланированы заранее, Бурке и Франклин получили время для незапланированного сенсационного сообщения. Никто не назвал Великовского, никто не вспомнил, что Великовский предсказал это открытие, никто не упомянул, что Великовский объяснил непонятную природу радиоизлучения Юпитера задолго до того, как оно было обнаружено.
Когда во время предыдущей встречи Эйнштейн сказал, что корректность его предсказаний пока не доказана, Великовский спросил, почему ученые отказываются проверить его теорию. Разве он не предлагает провести исследования, которые на основании его теории дадут предсказанные им результаты? Разве он не просил профессора воздействовать своим авторитетом, чтобы проверили радиоизлучение Юпитера? Эйнштейн не ответил на этот вопрос. Великовский видел, что у него испорчено настроение и покинул его, несмотря на просьбу Эйнштейна побыть еще немного.
И вот сейчас он шел показать Эйнштейну сообщение об открытии явления, которое Эйнштейн, как и все другие, считал невозможным. Явления, подтверждающего правильность его теории.
Великовский был поражен, увидев Эйнштейна. За прошедшие несколько дней в нем произошли разительные перемены. Острый глаз врача разглядел признаки тяжелой болезни. Эйнштейну было 76 лет. Но только в последние несколько дней время так резко совершило свою разрушительную работу. Великовскому расхотелось вести беседу в подготовленном им ключе. Расхотелось взять реванш за последние фразы предыдущей встречи.
Увидев сообщение, Эйнштейн преобразился.
– Я виноват. Вы меня убедили. Что я могу сделать для вас сейчас? Какое исследование вы бы хотели провести а первую очередь?
– В Метрополитен-музее есть значительное количество предметов искусства древнего Египта. Я считаю, что им на 500-600 лет меньше, чем считают специалисты.
Исследование изотопов углерода в этих предметах может установить истину.
– Отлично. Я обещаю вам обратиться в Метрополитен-музей с этой просьбой.
– Спасибо. Предвкушаю удовольствие от созерцания выражения вашего лица, когда вы увидите результаты этих исследований.
Увы, Великовский не получил этого удовольствия, хотя результаты оказались такими, как он предсказал. Эйнштейн скончался через девять дней после этой встречи. Его просьба о проведении радиоизотопного исследования была послана в Метрополитен-музей душеприказчиками ученого.
46. НЕЛЬЗЯ ОЖИДАТЬ ПОРЯДОЧНОСТИ ОТ НЕПОРЯДОЧНОГО
За последние пять с половиной лет Великовский привык к непорядочности в научном мире. Фальсификация Гапошкин положила начало длинному списку лжи, наводнившей американскую научную литературу. Ничто новое, казалось, уже не могло удивить Великовского. Но то, что он прочитал в июльском номере «Scientific America» потрясло его до глубины души.
Гарвардский историк науки профессор Бернард Коэн опубликовал интервью, взятое у Эйнштейна 3 апреля 1955 года, за две недели до смерти ученого. Из статьи следовало, что, перечисляя крупнейших ученых в истории человечества и говоря в основном о Ньютоне, Эйнштейн, не называя имени, заговорил о Великовском и его книге. Коэн писал, что Эйнштейн считал этого ученою и его книгу «неплохим». Беда, мол, заключается в том, что и ученый, и книга «сумасшедшие». Действительно, мол, ученые поступили неразумно, подавляя эту книгу.
Искажение смысла сказанного и фальшиво расставленные акценты создавали впечатление об этаком насмешливо-покровительственном отношении Эйнштейна к Великовскому.
Элишева видела, что снова, как после смерти отца и во время их визита в Израиль, на Иммануила накатывает волна тяжелой депрессии. Сейчас Элишева была бессильна.
Единственное, что оставалось ей, – просить Бога, чтобы он помог ее Иммануилу.
Великовский уходил на берег океана от людей, от газет, от научных журналов, от мерзости, переполняющей мир. Может быть, человечество действительно заслужило катастрофы, в которых немногие уцелели?
Бесконечные шеренги волн монотонно набегали на пустынный пляж. Великовский часами быстро ходил по пляжу, оставляя следы на мокром песке. Зачем ему понадобилась грязная свора никчемных душонок в профессорских мантиях? Там, на востоке, за тысячи километров отсюда – любимая страна, о которой в Смоленске, Витебске и Москве мечтал его отец, о которой в Мстиславле мечтали его деды и прадеды, в которой его продолжение – дочь и внуки. Страна, в сторону которой во всех местах рассеяния смотрят его единоверцы в час молитвы. Страна, история которой оторвала его от благородной профессии, обеспечивающей достаток, и обрекла на тяжкий многолетний труд и участь непризнанного ученого. Почему он здесь? За что ему наносятся оскорбления ничтожествами, паразитирующими на теле науки? Что предпринять сейчас, в этой конкретной ситуации?
Никогда прежде отравленные стрелы недоброжелателей не причиняли ему такой страшной боли, как эта подлая статья, содержавшая полуправду, извращавшая смысл сказанного Эйнштейном.
Действительно, и Великовского, и самого себя Эйнштейн называл «мешуга». Коэн умышленно употребил дословный перевод этото слова – «сумасшедший», отлично понимая, что в устах Эйнштейна оно было часть ивритской идиомы «мешуга ле'иньян»
– «увлеченный», «погруженный в идею». Титул «мешуга» свидетельствовал об искренней симпатии и высшем уважении большого ученого к другому большому ученому.
Это была не просто симпатия к интересному интеллигентному человеку, как тогда, тридцать лет назад, при первой встрече в берлинской квартире Эйнштейна. Здесь, в Принстоне. симпатия постепенно переросла в дружбу родственных по духу натур.
Даже еще отрицая теории Великовского, Эйнштейн ощущал потребность в общении с этим большим человеком. История публикации «Миров в столкновениях» и последовавшая кампания улюлюканья и травли потрясла и возмутила Эйнштейна.
Именно он заставил Великовского описать это все, не упуская ни единой детали.
Карандашные заметки на полях «Миров в столкновениях», прочитанной им дважды, свидетельствовали о том, как старый ученый все более склонялся к принятию теории Великовского. Их последняя встреча за девять дней до смерти Эйнштейна показала, как быстро совершался этот процесс.
Гарвардский историк науки Коэн… Даже история науки может быть извращена тенденциозным историком подобно тому, как история страны – историком с определенными политическими симпатиями. Что уж говорить о социальном заказе? И это называется «наукой»?
Несколько дней Великовский приходил к океану. Он заставил себя успокоиться. Он перебирал варианты. После долгих раздумий он решил написать письмо Коэну.
Кто когда-либо в истории науки упомянул бы Бернарда Коэна, не окажись он среди преследователей Великовского? В тезисах выступления на заседании Американского философского общества он попытался быть объективным и, говоря о догматизме в науке, поставил Великовского в ряд с самыми выдающимися учеными всех времен.
Испугавшись своего поступка, он затем выступил менее почтительно. В «Протоколах АФО» выступление уже соответствовало «стилю» его коллег по Гарвардскому университету, преследовавших Великовского. А сейчас эта подлая статья…
В очень сдержанных тонах Великовский написал, что он беседовал с Эйнштейном через пять дней после того, как Коэн взял интервью. Зная Эйнштейна, он не сомневается в его искренности, а, если верить статье, Эйнштейн был двуличным и циничным, что оскорбляет его память. Великовский предложил Коэну при случае познакомиться с имеющимися у него письмами Эйнштейна и с многочисленными записями на полях рукописей, сделанных рукой ученого.
Коэн не ответил на это письмо. И не оно, надо полагать, явилось причиной его публикации в сентябрьском номере «Scientific America», если не опровергающей, то значительно смягчающей отвратительный тон предыдущей статьи. Он писал, что Эйнштейн говорил с чувством симпатии к книге и ее автору. Это была попытка оправдаться перед душеприказчиком Эйнштейна, доктором Отто Натаном, который в этом же номере журнала резко выступил по поводу публикации Коэна. по поводу цитирования Эйнштейна в явно извращенном виде.
«Как душеприказчик Эйнштейна, – писал доктор Натан, – ответственный за защиту его научных и литературных интересов, я чувствую себя обязанным заявить, что я глубоко сожалею о сообщении профессора Коэна. Статья не была представлена мне до публикации. Если бы это было сделано, я предпринял бы все усилия против ее публикации в нынешнем виде. Профессор Коэн определенно не опубликовал бы ее без одобрения Эйнштейна, будь он жив. Точно также после смерти Эйнштейна профессор Коэн был обязан получить разрешение на публикацию…»
Наивный доктор Натан. Он ожидал порядочности от человека, который всей линией поведения продемонстрировал свою непорядочность.
47. «ЗЕМЛЯ В ПЕРЕВОРОТАХ»
В ноябре 1955 года издательство «Даблдей и К°» выпустило в свет книгу Иммануила Великовского «Земля в переворотах», которую он посвятил своим дочерям – Шуламит и Рут.
«Я намеревался связать воедино истории более ранних глобальных переворотов, представить геологические и палеонтологические материалы, поддерживающие свидетельства человека, – писал Великовский. – Но прием «Миров в столкновениях» определенными группами ученых убедил меня: прежде, чем оживлять яркое зрелище более ранних катастроф, представить, по меньшей мере, некоторые свидетельства скал, который так же убедительны, как свидетельства, дошедшие до наших дней в письменах и в устных преданиях».
На Аляске обнаружены многокилометровые скопления костей исчезнувших животных – мамонтов, мастодонтов, супербизонов и лошадей. Эти животные исчезли в конце ледникового периода. Здесь же, в этой массе, обнаружены останки существующих ныне видов – многие миллионы животных с переломанными и оторванными конечностями вперемешку с вырванными с корнями деревьями.
Великовский перечисляет известные стихийные бедствия и задает вопрос: могли ли они привести к такому массовому уничтожению? Подобные скопления обнаружены почти вдоль всего побережья Аляски, длина которого превышает расстояние от Ньюфаундленда до Флориды.
В вечной мерзлоте северной Сибири обнаружены вмерзшие мамонты, размороженное мясо которых без ущерба ели собаки. Грунт должен был замерзнуть в момент гибели животных, в противном случае их тела сгнили бы. Новосибирские и другие острова, находящиеся на 1000 километров севернее Северного Полярного круга, буквально напрессованы огромным количеством останков мамонтов, слонов, носорогов – животных, требующих большого количества растительной пищи ежедневно в течение всего года. Каким образом большие стада этих животных могли существовать в условиях полярного климата? Громадное количество бивней мамонтов находится на дне Северного ледовитого океана между островами. Эти места были материком, когда здесь жили мамонты.
Великовский ссылается на французского палеонтолога Кювье, считавшего, что страшная катастрофа должна была сопровождаться приливной волной, хлынувшей на материк, и вслед за этим – внезапным падением температуры.
Чарльз Дарвин, отрицавший возможность таких катастроф, считал исчезновение мамонтов в Сибири неразрешимой загадкой.
В желудке и между зубами замерзших мамонтов были найдены растения, не растущие ныне в северной Сибири. При микроскопическом исследовании кожи обнаружены эритроциты, свидетельствующие о том, что мамонты погибли не мгновенно, а задохнулись – то ли от газов, то ли от воды. Остается загадкой мгновенное замораживание такого громадного животного, как мамонт. Что могло привести к внезапному изменению температуры в этой области, где когда-то паслись огромные стада мамонтов, слонов, носорогов, бизонов, а сейчас произрастает лишайник, да и то только несколько месяцев в году?
На Новосибирских островах обнаружены внезапно поваленные огромные леса, высокие холмы состоящие из сломанных деревьев, причем, сохранились следы листьев и плодов. «Уничтоженные леса были унесены из северной Сибири в океан и вместе с костьми животных и наносами песка построили острова». Ученые, обнаружившие гигантские кладбища животных на Аляске, не обратили внимания на подобную картину в полярных областях Сибири и на Арктических островах. Они не обнаружили общей причины этой загадки. Находки на Новосибирских островах относятся к XVIII-XIX векам, на Аляске – к XX веку.
Прежде чем писать о находках не только на севере, но и в других частях света, Великовский представляет главные теории истории Земли и животного мира.
Валуны, весом в несколько тысяч тонн, перенесены на огромные расстояния (например, из Скандинавии на Британские острова и на территорию Германии). Огромные каменные блоки перенесены из Финляндии в Карпаты и, через Валдайскую возвышенность, – в район Москвы и Дона. Валуны из гранитов Канады и Лабрадора найдены в долинах и на высотах во многих штатах Америки. Найдены валуны весом более 18.000 тонн, перенесенные на 80 километров. В различных местах земного шара скалы не местного происхождения перенесены на большие расстояния огромной силой.
Кювье пришел к заключению, что море и суша не раз менялись местами, причем, процесс этот происходил не постепенно, а внезапно. Ни одна из существующих на Земле сил не могла быть причиной этого явления. Кювье не нашел ответа на вопрос, что могло послужить причиной катастрофы.
Великовский ссылается на книгу оксфордского геолога профессора Баклэнда, опубликованную в 1925 году. В ней описаны находки в пещерах на территории Англии.
В одной из пещер, на высоте 3 метров над уровнем долины, геолог нашел кости и зубы слонов, носорогов, гиппопотамов, лошадей., оленей, тигров (с зубами большими, чем у львов или бенгальских тигров), медведей, волков, гиен, лисиц, зайцев, кроликов и разных птиц. Многие из этих животных погибли, едва успев родиться. Подобные находки обнаружены на территории всей Англии. Как могли тропические животные жить в холодном климате северной Европы? Также, как и Кювье.
Баклэнд был почти убежден, что, если произошли изменения в климате, это случилось внезапно и не раньше, чем пять или шесть тысяч лет назад. К таким же выводам пришли другие ученые на основании собственных исследований.
Во многих местах земного шара (Шотландия, Италия, Германия, Огайо-Мичиган, Калифорния) обнаружены следы внезапной одновременной гибели рыб на территориях в многие десятки тысяч квадратных километров.
Главу о единообразии Великовский начинает историко-политическим анализом, дающим психологическое объяснение условий возникновения этой теории. После 1815 года в Европе была универсальная потребность в мире и спокойствии. Именно в таком климате теория медленной, едва ощутимой эволюции в природе на протяжении миллионов лет могла стать популярной и доминирующей в естественных науках.
Теория, предложенная Хатоном в 1795 году и Ламарком – в 1800, была поднята на нынешнюю позицию Чарльзом Лайелом, молодым юристом, увлекавшимся геологией. Его друг и ученик Чарльз Дарвин построил свою эволюционную теорию на лайеловских принципах единообразия, заключавшихся в том, что ветер, солнечное тепло и дождь в течение многих миллионов лет медленно строили геологию планеты. Реки уносят наносы в море и т. д. Никакие большие катастрофы никогда не меняли лица Земли.
Спорадические извержения вулканов, по мнению Лайела. не могли иметь такого значения для строения Земли, как ветер или морские волны. «Согласно теории единообразия, в прошлом не было процессов, которые не происходили бы в настоящее время; и не только природа, но даже интенсивность физических феноменов в настоящее время являются критерием того, что случилось в прошлом».
Великовский цитирует Лайела. так как его теория единообразия не только предмет обучения. Сомневаться в ней – значит быть еретиком. Анализируя цитаты, Великовский четко показывает, что речь в них идет не о научных принципах, а о принципе веры.
Как Лайел объяснял находки останков гиппопотамов в Англии? Они совершали путешествие от Нила вдоль берегов Средиземного моря, по рекам Испании и Франции – до Соммы, затем – по Темзе или Северну и возвращались на юг до того, как снег и лед настигали их.
В пещере в западном Йоркшире на высоте 480 метров над уровнем моря в наносах глины, содержащих валуны, были найдены останки мамонтов, носорогов, гиппопотамов, бизонов, гиен и других животных. В пещерах в северном Уэллсе на высоте 130 метров над уровнем моря жилища человека и животных были уничтожены действием моря во время больших катаклизм и затем заполнены морским песком. «Гиппопотамы не только путешествовали в летние ночи в Англию и Уэллс, -пишет Великовский, – но также взбирались на холмы, чтобы мирно умереть среди других животных в пещере, и лед, медленно приближаясь, нежно рассыпал мелкую гальку на путешественников, почивших в мире, и земля, с ее холмами и пещерами, в медленном ритме колыбельной песни погружалась ниже уровня моря и нежные ручьи ласкали мертвые тела и покрывали их розовым песочком».
