Глава 10

Малко пытался не поддаться панике. Где здесь правда, а где блеф? Троих несчастных явно держали под рукой, чтобы нагнать страху на допрашиваемых. Тем не менее, все, что он до сих пор видел, оптимизма не внушало.

— Я прошу поставить в известность генерала Пепе Сан-Мартина, — повторил он. — Я его друг.

Лейтенант Каррас от души расхохотался.

— Зачем он тебе? Хочешь продать ему свои яйца? Все еще смеясь, он с силой ткнул Малко рукояткой кинжала в низ живота. Тут же последовал еще один удар, в печень. Согнувшись пополам в приступе тошноты, Малко не смог сдержаться, и его вырвало прямо на новенькую форму лейтенанта.

— Скотина! — взревел перуанец. — Ну-ка, проучите эту свинью хорошенько!

Двое его помощников набросились на Малко и принялись осыпать его ударами. Они остервенело колотили его кулаками и ногами до тех пор, пока он не перестал подавать признаков жизни. Лейтенант Каррас с брезгливой миной направился к двери, пробормотав себе под нос:

— Когда вернусь, позабавимся по-настоящему.

Малко пришел в себя, лежа на бетонном полу в крошечной каморке без окон, отделенной от камеры пыток железной дверью. Даже через толстую стену до него доносились стоны и вопли. Он попытался встать, но тщетно. Живот болел так, что он едва мог шевельнуться. Вот теперь ему стало по-настоящему страшно. Эти звери просто-напросто убьют его. А ему даже не в чем сознаться — он ведь действительно практически ничего не знает...

Он с ужасом думал о Монике Перес. Что же эти чудовища сделали с ней? Теперь он был уверен, что молодая женщина связана с «Сендеро Луминосо» и может вывести на Гусмана. Увы, похоже, информация достанется перуанцам.

От боли и напряжения последних часов он погрузился в какое-то оцепенение. Наступала ночь; крики за стеной вскоре стихли. Неужели генерал Сан-Мартин не обеспокоен его исчезновением? В большом здании наступила тишина. Палачи не работали сверхурочно... В конце концов Малко уснул. Проснулся он очень рано; боль во всем теле еще усилилась. Дверь открылась, незнакомый охранник принес ему чашку крепкого чая и кусок черствого хлеба. Потом все так же на цепи его отвели в туалет, и он смог наконец облегчиться. При малейшем движении живот пронзала острая боль. Результат «беседы» с полковником «Диркоте»... Что-то принесет ему новый день! В открытую форточку туалета он видел кусочек ослепительно-голубого неба. Охранник, совсем молодой парень с наивной физиономией крестьянина, предложил ему сигарету; Малко не стал отказываться, чтобы не раздражать его.

— Не делай глупостей, — шепнул парень ему на ухо. — Лейтенант Каррас — настоящий псих. У него на допросах часами напролет кричат и харкают кровью. Это же садист... Или он заставляет бедолаг выброситься в окно во двор. А потом говорит, будто они хотели бежать. Так что не дури, скажи им все, что они хотят.

В голосе охранника Малко услышал искреннее сочувствие. Это навело его на мысль.

— Послушай, — тихо сказал он, — я не подпольщик. Ты слышал о генерале Сан-Мартине?

— Еще бы!

— Можешь ему позвонить? Ты скажешь ему просто, что его друг-иностранец здесь, вот и все. Когда он придет, я тебя отблагодарю.

Они уже почти дошли до камеры пыток. Малко чувствовал, что охранник колеблется.

— Я не знаю его телефона, — нерешительно пробормотал он.

— 65845, — сказал Малко, медленно выговаривая каждую цифру. — Тебе не придется об этом пожалеть. Никто не посмеет упрекнуть тебя, если ты позвонишь такому человеку, как генерал Сан-Мартин... И не обязательно называть себя. Просто скажи ему, где я...

К удивлению Малко, охранник тем временем провел его мимо уже знакомой камеры пыток и остановился перед какой-то другой дверью. Он постучал; дверь приоткрылась и показались пышные усы лейтенанта Франциско Карраса! Перуанец широко ухмыльнулся и склонился в издевательском поклоне.

— О, кого я вижу! Кабальеро, только вас мы и ждали!

Его помощник втолкнул Малко в комнату.

Это тоже была камера пыток, но побольше первой. Всю ее середину занимали три металлических сооружения наподобие козел; электрические провода тянулись от них к столу, на котором были аккуратно разложены устрашающие инструменты. На стуле напротив письменного стола был установлен огромный прожектор типа юпитера. На стене — неизменные крюки с цепями. Повсюду коричневатые пятна засохшей крови. Кислый запах стоял в камере, несмотря на открытые окна, выходившие все в тот же внутренний двор. Но Малко видел в этой большой комнате только одно...

На металлических козлах были распростерты три совершенно голые женщины, прикованные за руки и за ноги наручниками к стойкам. Двух он не знал. Третьей была Моника Перес. Волосы у нее слиплись от пота, безжизненный взгляд блуждал, лицо было все в синяках и кровоподтеках, бронзовая кожа усеяна ожогами от сигарет. Лейтенант подтащил Малко к козлам.

— Узнаешь ее?

— Конечно, — кивнул Малко. — Она была со мной, когда меня похитили.

— Тебе известно, что это опасная террористка... Это ей ты передал лекарство для Гусмана. Она уверяет, будто ничего не знает. Ну-ка, освежи ей память.

Моника Перес медленно повернула голову и посмотрела на Малко пустыми глазами. Один из подручных лейтенанта тут же набросил ей на лицо грязную тряпку.

— Отвяжите ее, — потребовал Малко, — это гнусно. Я ничего о ней не знаю. Не позорьте свою форму...

— А что ты скажешь о крестьянах из Аякучо, которых твои дружки заживо изрезали на кусочки?

— Я только передал ей пакет, — сказал Малко, — и понятия не имею, как она живет и чем занимается.

— Ну, ну, — хмыкнул лейтенант. — Ладно, прежде чем пощекотать тебе яйца, я постараюсь сам вернуть ей память. Представляешь, она забыла даже имя парня, которому нужен «Лазиликс». Странно, правда?

Он взял со стола один из инструментов. Это был металлический стержень с деревянной ручкой, от которой тянулся провод. Лейтенант подошел к радиоприемнику и прибавил звук. Несколько голосов пели на мотив испанской песни:

Мы — студенты,

Мы — адвокаты,

Мы — врачи,

Мы — перуанцы.

— Подходяще, а? — усмехнулся Каррас.

Он подошел к Монике Перес, снял тряпку, закрывавшую ее лицо, и провел концом стержня по сомкнутым векам молодой женщины.

Из груди Моники вырвался душераздирающий крик, тело судорожно дернулось от электрического разряда. Нечто подобное Малко уже довелось видеть в Уругвае, там это называлось «пикката» ... Он рванулся к лейтенанту и едва не напоролся на острие кинжала, готового перерезать ему горло.

— Терпение, — ласково сказал лейтенант Каррас, — придет и твоя очередь. Еще до захода солнца тебе нечем будет трахать эту сучку. Я сам с ней побалуюсь, а потом она у меня выпрыгнет в окошко.

Он опустил орудие пытки ниже, стержень коснулся груди. С садистским удовольствием лейтенант медленно водил металлическим кончиком вокруг сосков. Тело Моники сотрясалось, она отчаянно кричала, обливаясь потом. Палач склонился над ней.

— Скажешь ты мне наконец, где твой дружок Гусман?

Закатив глаза, она плюнула ему в лицо.

Малко бросился вперед и оттолкнул лейтенанта. Один из подручных мстнулся ему наперерез и ударил по голове рукояткой пистолета. В глазах у Малко потемнело, и он рухнул на пол.

Нечеловеческий вопль привел его в себя. Он приподнялся. Склонившись над Моникой со сладострастным выражением на лице, лейтенант вводил металлический стержень ей во влагалище.

Крик молодой женщины, казалось, сотряс стены, тело выгнулось дугой. Ее мучитель засовывал свое страшное орудие все глубже. Вопли не стихали несколько бесконечно долгих секунд, потом Моника потеряла сознание. Со вздохом сожаления лейтенант отложил стержень и повернулся к Малко, которого его подручные между тем поставили на ноги.

— Видел? — спросил он. — Лучше раскалывайся, а то твою девку ждет еще не такое. В следующий раз я займусь ее задницей... Ну-ка, потренируемся пока с этой.

Он бросил отрывистый приказ. Двое его подручных устремились к соседке Моники и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, перевернули на живот. Это была совсем молоденькая женщина с широким лицом метиски. У нее были маленькие груди, округлые ягодицы и красивый изгиб бедер. Малко с ужасом увидел, как один из палачей расстегнул пряжку ремня, спустил брюки, затем трусы. Он улегся на прикованную стальными наручниками женщину и принялся тереться об нее с довольным урчанием.

Моника Перес открыла глаза и смотрела на происходящее, шепча своей подруге по несчастью слова ободрения.

Мужчина, придя в надлежащее возбуждение, приподнялся и вопросительно посмотрел на своего начальника.

— Давай! — приказал тот. — Пусть эта сука знает, как швырять камни в наших людей!

Палач руками раздвинул ягодицы своей жертвы, сделал несколько вращательных движений и, найдя цель, одним махом вошел в нее. Женщина дико закричала, дрожа всем телом. Ее мучитель не спешил, то приподнимаясь, то погружаясь как можно глубже. Воспользовавшись тем, что все палачи, как завороженные, следили за гнусным зрелищем, Малко одним прыжком оказался у козел. Он изо всех сил толкнул мужчину, и тот скатился на пол, но мигом вскочил на ноги и выхватил пистолет. Двое подручных уже спешили ему на помощь. Они схватили Малко и, осыпая ударами, поволокли к стене. На его запястьях защелкнулись стальные браслеты, присоединенные к цепям, и он оказался распятым на стене. Лейтенант Каррас подошел к нему, нахмурившись. В руках у него было что-то вроде шлема с наушниками.

— Какой ты, однако, чувствительный, амиго, — сочувственно произнес перуанец. — Ну что ж, тебе больше не придется слушать, как голосит твоя подружка.

Он надел шлем на голову Малко. Сначала ощущение показалось почти приятным. Но негромкий шорох вскоре перешел в жужжание, затем в пронзительный визг на немыслимо высокой ноте.

Это было невыносимо. Малко тоже закричал, широко раскрыв рот, не слыша собственного голоса. Пытка превосходила все, что он перенес до сих пор... Ему казалось, что его мозг кипит и череп вот-вот лопнет. Сбросить шлем он не мог — руки были прикованы к стене. От неудобной позы ныли плечи. Как сквозь туман, он увидел, что палачи перевернули Монику Перес на живот и лейтенант снова поднес к ней металлический стержень. Словно играя, он принялся водить им по ягодицам молодой женщины.

Она снова принялась извиваться, как уж, но высвободиться не могла.

Должно быть, она кричала: лейтенант на минуту прервался и прибавил громкость радио. Затем он вернулся к своей жертве и решительно всадил свое орудие между ее ягодиц.

Малко чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Если бы только он знал убежище Гусмана! Это был настоящий ад. И где — в самом центре города! Но отзвуки этого кошмара слышались только во внутреннем дворе...

Вдруг лейтенант Каррас с брезгливой миной вытащил стержень: тело Моники, судорожно дернувшись в последний раз, застыло.

Одновременно смолк визг в наушниках Малко — должно быть, это была магнитофонная пленка. Словно сквозь вату он услышал голос мучителя:

— Сними ее! Позови врача!

Двое подручных отвязали безжизненное тело Моники Перес и выволокли ее из камеры в крошечную смежную каморку.

Лейтенант Каррас подошел к Малко, вынул из ножен кинжал и взглянул на часы.

— Ну, довольно! Я сыт по горло вашими кривляньями. Через двадцать минут начнется футбольный матч, не хватало мне его пропустить. Или ты скажешь мне, где Гусман, или я отрежу тебе яйца.

Футбол в Перу — это было священно...

Малко сглотнул слюну. Он был уже не в состоянии думать. Сквозь ткань брюк он почувствовал укол. Завороженно глядя на острие кинжала, он даже не заметил, как открылась дверь камеры пыток и вошел еще один офицер. Вновь прибывший что-то шепнул на ухо лейтенанту Каррасу, и тот удивленно посмотрел на Малко, опустив руку с кинжалом.

Последовал негромкий, но, очевидно, жаркий спор, и лейтенант наконец вложил кинжал в ножны. Его помощник отвязал Малко и повел его к двери.

Едва они оказались в коридоре, офицер снял с него наручники. Он казался растерянным и смущенно смотрел в пол. Пройдя метров сто, они вошли в какой-то кабинет, дверь которого охраняли двое часовых в штатском с автоматами. В глубине, возле письменного стола, Малко увидел невысокого худощавого человека. Это был генерал Пепе Сан-Мартин.

Несмотря на крепкий кофе, горячий душ, чистое белье и успокоительный укол, Малко никак не мог прийти в себя после ужаса последних часов. Пронзительный визг все еще стоял у него в ушах. Его отвели на первый этаж, в санитарную часть «Диркоте», где его осмотрел врач и заверил, что серьезных повреждений нет. Тем не менее, у Малко было такое чувство, будто его пропустили через мясорубку. Все тело было в синяках, лицо тоже; он едва мог повернуть голову.

С озабоченным видом вошел генерал Сан-Мартин.

— Что там происходит? — спросил Малко.

— Ничего особенного. Шеф «Диркоте» рвет и мечет.

— Какое счастье, что мне удалось предупредить вас!

— Я очень беспокоился, — сказал генерал, — и уже справлялся в «Диркоте». Они клялись и божились, что вас у них нет. Но после того телефонного звонка не посмели больше отпираться, потому что я пригрозил, что обращусь к самому президенту. Они знают, что я вхож к нему.

— Я хочу отблагодарить человека, который вам звонил, — вспомнил Малко. — Я обещал ему.

Генерал положил руку ему на плечо.

— Не надо. Они узнают, кто это был, и ему не поздоровится. В лучшем случае лишится работы, в худшем его просто убьют. Поехали в больницу.

— Где Моника Перес?

— Не знаю. Мне кажется, не стоит...

— Без нее я отсюда не уйду. То, что здесь творится — гнусность, недостойная цивилизованного общества.

— Она-то действительно подпольщица, — осторожно заметил генерал. — Они имели право ее задержать.

Малко упорно молчал, не двигаясь с места. Тянулись бесконечно долгие секунды. Наконец генерал, поняв, что его не переупрямить, встал и вновь отправился на нелегкую беседу к своему коллеге из «Диркоте». В его отсутствие Малко немного пришел в себя. Психологический шок оказался сильнее, чем физическая боль: он никак не мог изгнать из памяти страшную картину — трех обнаженных женщин, распростертых на металлических козлах, и чудовищные орудия пытки.

Генерал вернулся минут через двадцать. Вид у него был мрачный.

— Они отказались отпустить ее.

Несмотря на все влияние Пепе Сан-Мартина, Малко предвидел такой ответ.

— Отлично, — сказал он. — Как только я выйду отсюда я свяжусь с послом Соединенных Штатов и корреспондентом «Нью-Йорк таймс». И расскажу обо всем, что видел здесь. Сообщу, в частности, фамилию лейтенанта Карраса. Затем мы с послом попросим аудиенции у президента. И поверьте мне, мы ее добьемся... Весь мир узнает о том, что творится в «Диркоте». Вспомните Аргентину...

— Я все понимаю, — вздохнул генерал, — но «Диркоте» — очень могущественная организация.

— Потребуйте вмешательства президента, раз вы с ним лично знакомы.

— Прямо отсюда?

— Да, — твердо сказал Малко.

Генерал снял трубку телефона.

— Дайте мне 270420.

Его соединили, и он заговорил так тихо, что Малко едва разбирал отдельные слова. По изменившейся интонации он вдруг понял, что генерал беседует с самим президентом республики. Когда он наконец повесил трубку, лицо его посветлело.

— Президент согласен, — сообщил он. — Он немедленно свяжется с руководством «Диркоте», чтобы Монику Перес освободили одновременно с вами.

У Малко гора с плеч свалилась. Сам-то он выпутался, но надо было думать и о задании...

— Моника Перес не должна заподозрить, что я связан с вами, — сказал он. — Объясните руководству, что вмешался посол Австрии и я потребовал, чтобы ее отпустили вместе со мной. Надо найти кого-нибудь, кто сыграл бы для нее роль посла.

— Хорошо, — кивнул генерал, — подождите меня здесь.

Малко снова остался один. Он весь взмок, голова кружилась, ноги были ватными. Хотелось только одного — лечь на чистые, прохладные простыни и уснуть.

Он вздрогнул, когда открылась дверь. Вошел генерал Сан-Мартин.

— Идемте, — сказал он, — все в порядке. Один мок друг сыграет роль вашего посла. А вот и он.

Высокий человек с седыми висками вошел следом за генералом и пожал Малко руку.

— Здравствуйте. Я — Конрад Ханновер, старый друг генерала Сан-Мартина. Он мне уже все рассказал. Я готов разыграть для вас эту маленькую мистификацию.

— Где Моника? — спросил Малко.

— Внизу, — ответил генерал Сан-Мартин. — Я вас оставлю, она не должна меня видеть. С вами пойдет Конрад. Она не может его знать: он не занимается политикой и редко бывает в Лиме.

Генерал протянул Малко бумажку со множеством печатей, на которой он прочел две фамилии — свою и Моники. Это был приказ об их освобождении. В сопровождении своего «посла» Малко нетвердым шагом спустился по лестнице. В холле стояли несколько человек с испуганными глазами в окружении вооруженных охранников. Арестованные по подозрению... За дверью были видны машины на авенида Испания. Моника, съежившись, сидела на скамейке у входа и смотрела перед собой застывшим взглядом. При виде Малко она вскочила.

— Это правда? — пролепетала она. — Меня отпускают?

— Да, — кивнул Малко. — Можете поблагодарить его превосходительство посла Австрии, вот он перед вами. Он обратился лично к президенту республики и все уладил.

Едва взглянув на «дипломата», Моника вцепилась в руку Малко и потащила его к дверям. Молодой человек с автоматом наперевес, внимательно изучив печати и подписи на пропуске, выпустил их. Малко сощурился от ослепительного солнца. Огромное треугольное здание «Диркоте», казалось, все еще давило на них. «Мерседес» Конрада Ханновера стоял напротив. Было восхитительно вновь оказаться под кондиционером, но рев клаксонов отдавался в голове тупой болью.

— Куда вас отвезти? — спросил Ханновер. — В отель или в больницу?

— В отель, — решил Малко. — А вы, Моника, поедете домой?

Она испуганно замотала головой.

— Нет, нет, я хочу остаться с вами. Они могут опять прийти за мной...

— Но вы ранены!

— Ничего, у меня есть знакомый врач, я ему позвоню...

Путь до Мирафлорес показался бесконечно долгим. И Моника Перес, и Малко были в каком-то оцепенении. Молодая женщина даже не поблагодарила своего предполагаемого спасителя. В холле «Эль Кондадо» служащие удивленно косились на них. Войдя в свой номер, Малко увидел, что там был произведен обыск — все было перевернуто вверх дном.

Он устремился в ванную и встал под душ, с наслаждением ощущая, как стекает вода по его истерзанному телу. Вскоре пришла и Моника. Она забралась в ванну и села, подставив лицо струям воды, машинально намыливаясь. Когда Малко коснулся ее груди, она вскрикнула.

— Прости, мне еще больно...

Они долго стояли под душем. Говорить ни ему, ни ей не хотелось. Наконец оба вышли из ванной.

— Хочешь позвать врача? — спросил Малко.

Моника в ответ пробормотала что-то нечленораздельное: она уже спала в своей любимой позе, на животе, уткнувшись лицом в подушку. Малко умирал от жажды. После двух бутылочек «Пепси» и рюмки джина он почувствовал себя лучше.

В дверь постучали. Завернувшись в простыню, Малко пошел открывать. Стоявший на пороге человек в штатском протянул ему пакет.

— От полковника. Ваша машина внизу.

Малко запер дверь. В пакете оказались его кредитные карточки, револьвер, паспорт, деньги, часы и ключи от «тойоты». Моника, приподнявшись на локте, испуганно смотрела на него. Он улыбнулся ей, успокаивая:

— Ничего страшного.

Голова ее бессильно упала на подушку. Малко вытянулся рядом с ней, и они уснули.

Много позже — было уже темно — он проснулся от острого желания. Рука его сама собой потянулась к бедру Моники. Молодая женщина вздрогнула всем телом. Малко вспомнил, что ей пришлось пережить, и ему стало стыдно.

Моника повернулась к нему, сжала пальцами восставшую плоть и пробормотала:

— Прости меня, я не могу...

Он успокоился и снова провалился в сон. Время от времени они просыпались, озирались, щурясь, и снова засыпали. Когда Малко взглянул на часы, оказалось, что под действием снотворных и успокоительных они проспали больше суток. Потом врач, которому позвонила Моника, осмотрел их обоих. Наконец Малко заставил себя встать и принять душ. Когда он вернулся в комнату, Моника сидела в постели, пристально глядя на него огромными черными глазами. Он с облегчением отметил, что страха в них больше не было.

— Ты спас мне жизнь, — тихо сказала она. — Если бы не ты, они бы меня еще долго пытали, а потом убили бы.

— Ты в этом уверена?

Она кивнула.

— Да, усатый лейтенант мне так и сказал. Когда они пытают людей, но собираются их потом отпустить, они прячут лица под капюшонами. С открытым лицом работают только тогда, когда знают, что допрашиваемый уже не сможет никому о них рассказать.

— Лейтенанта зовут Франциско Каррас, — сказал Малко. — Это садист.

И он рассказал ей о трех кастрированных крестьянах.

— Они отправят их на вертолете якобы домой, в деревню, — вздохнула Моника. — И бросят на скалы где-нибудь в Сьерре.

Затянутый в эту пучину ужаса, Малко уже не мог понять, кто же прав. Моника наблюдала за выражением его лица.

— Ты не очень на меня сердишься?

Он притянул ее к себе и поцеловал.

— Ты не виновата. Это просто чудовища...

— Виновата, — перебила она. — Я сказала тебе неправду. Это были не просроченные лекарства для бедняков.

— А что же?

— Редкий препарат. Для человека, который очень болен и не может раздобыть его сам.

— Для Мануэля Гусмана?

Она молча наклонила голову.

— Ты член «Сендеро Луминосо»?

— Вообще-то нет. Я им только помогаю... По-моему, они правы. Эта система насквозь прогнила, ты сам мог убедиться.

— Но и те не лучше...

Она пожала плечами.

— Не знаю. Всегда хочется верить в лучшее... Скажи, как тебе удалось добиться, чтобы меня отпустили? Они были злы, как черти.

В ее голосе Малко послышалась тень подозрения, и он поспешил его развеять:

— Это все мой посол. Он был просто великолепен. Я должен был обедать у него, и он забеспокоился. Благодаря своим связям, он выяснил, где я нахожусь, и позвонил самому президенту, пригрозив международным скандалом в случае, если меня не отпустят. Ну, а я поставил условием, чтобы ты вышла вместе со мной. Президент Белаунде дорожит своей репутацией. Он приказал «Диркоте» освободить и тебя.