Словно угадав его мысли, Дафна Прайс спросила вдруг:

— Вы когда-нибудь слышали о дозоре при Шингани?

— Нет, — признался Малко.

— В 1894 году, когда начиналась колонизация, войска королевы Виктории сражались с матабеле. На той стороне Замбези черные воины окружили кавалерийский дозор — тридцать трех рядовых с офицером. Врагов были тысячи. Им предложили сдаться, но они отказались, застрелили лошадей и дрались до последнего патрона.

Голос ее дрогнул.

— В живых не осталось никого. Позднее матабеле сказали так: «Это были храбрецы. Увидев, что смерть близка, они запели».

Она осушила еще один бокал вина.

— Дозор при Шингани, — повторила она глухо. — Это родезийцы. Мы умрем, но не сдадимся.

Грудь Дафны Прайс дышала порывисто, в черных глазах, впившихся в Малко, отразилось какое-то мучительное волнение. Она все же овладела собой, но, по-видимому, ценой огромного напряжения.

— Хочу крем-какао!

Малко пришло в голову, что если он не будет мешать ей пить, возможно, она кое о чем и проговорится. Она выпила принесенный бокал одним духом.

— Хочу еще!

Наклонившись к Малко, она промолвила:

— Коли вы журналист, надо писать правду, помочь нам. Мы нуждаемся в помощи всех.

— Потому вы и ужинаете со мной?

Она качнула головой:

— Нет.

Пролетел ангел и поспешил скрыться, напуганный смрадом греховности. Когда Дафна Прайс приехала за Малко, она протянула ему руку как абсолютно незнакомому человеку, как если бы в ее памяти совершенно изгладилось происшедшее между ними в самолете.

Второй бокал опустел через десять секунд.

— Идемте отсюда, — предложила она внезапно.

На выходе из ресторана они столкнулись с двумя чернокожими, шедшими навстречу. Когда они отошли, Дафна зло прошипела:

— Они теперь не те! В прежнее время они сошли бы с тротуара.

Мозг Малко работал с предельной скоростью. Рядом с Дафной Прайс у него было впечатление, что он пытается вскрыть сейф, начиненный взрывчаткой. В ее руках был ключ, но как навести ее на разговор, не выдав себя?

— Может быть, заедем еще куда-нибудь выпить но стаканчику? — предложил он. — В Солсбери есть дискотека?

Дафна Прайс покачала головой.

— Так, ерунда. Едемте лучше ко мне.

Они катили по Севенс-стрит — широкой прямой улице, лежащей между казарм, парков и роскошных особняков. По пути Дафна показала Малко белые чугунные ворота, на которых висел замок.

— Здесь живет премьер-министр.

Он молча положил ладонь на обтянутую серебристым чулком ногу выше колена. Было такое впечатление, что она находилась в том же состоянии, как тогда в «вискаунте».

Поставив машину под оплетенным красной пойнсеттой навесом на Родс-авеню, она повела Малко через садик к небольшому нарядному домику в три этажа. Ее квартира находилась на первом. Едва она вставила ключ в замочную скважину, как раздался собачий лай. За дверь выскочили два огромных дога, обнюхивая Малко, радостно прыгая вокруг хозяйки. В дверях стояла толстая улыбающаяся негритянка.

— Это мои собаки и Эдма, — возвестила Дафна. — Она занимается ими, кормит, прогуливает. Здесь спасу нет от жулья, шарят по кухням.

Эдма и собаки исчезли. Дафна сочла нужным уточнить:

— Эдма родом из Малави. Это надежней, чем местные.

Малко решил не развивать тему. Фасад разваливался на глазах. Они вошли в небольшую комнату с современной обстановкой, очень низким стеклянным столиком и глубоким канапе. Стены и потолок были обиты коричневым бархатом.

— Люблю уют, — объявила Дафна. — Здесь так покойно! Садитесь.

Она вышла и вскоре вернулась с двумя бутылками и подносом. Малко наблюдал, как она хлопочет. Она скинула куртку, и соски ее грудей прыгали под шелковой небеленой тканью. Весьма изящно она уселась подле Малко и, приглушенно икнув, налила себе полный бокал крем-какао из одной из бутылок.

— Обожаю! — пояснила она, с вожделением созерцая напиток. — А для вас — бренди.

Ему она тоже налила до краев «Гастон де Лагранж», одним духом осушила свой сосуд, наполнила вновь, потом встала и пошла поставить кассету с музыкой.

Малко старался держаться непринужденно, но его не оставляла мысль, что Эд Скити был, вероятно, в сходных обстоятельствах.

— Ну как, нравится? — спросила неожиданно Дафна.

— Что именно: коньяк, квартира, вы?

— Все: Родезия, Солсбери, Виктория Фоллс... Все это!

— Кажется, начинает нравиться, — отвечал Малко.

Внутри он оставался холоден, как айсберг: игра хотя и приятная, но опасная.

Заскрипев чулками, Дафна положила ногу на ногу. Некоторое время они толковали о том о сем, но всякий раз, как только Малко пытался направить разговор на Мозамбик, Дафна уклонялась, прикидывалась непонимающей. Он же боялся выказать настойчивость из страха возбудить в ней подозрения. Неожиданно Дафна, держа свой бокал в руке, наклонилась к нему и коснулась губами его губ:

— Вы были очень милы в самолете...

Половина бокала, до краев полного крем-какао, пролилась ей на юбку. Дафна поставила бокал с легким вздохом огорчения.

— Пустяки, сейчас переоденусь!

С этими словами она скрылась в соседней комнате. Малко обратил внимание, что идти стоило ей некоторых усилий. Ничего удивительного: то южноафриканское, то крем-какао!..

Он решил посидеть еще немножко и откланяться.

Раздвижная перегородка, отделявшая гостиную от спальни, слегка приоткрылась. Малко посмотрел в ту сторону и почувствовал, как от внезапного прилива адреналина в кровь сердце его забилось чаще.

Опершись локтем на комод черного дерева, на него пристально глядела Дафна Прайс. Ее тонкий стан облегала обворожительная ночная сорочка кремового цвета, отделанная кружевами. До живота все было более или менее пристойно, но ниже рубашка разделялась на три полосы, из которых средняя провалилась между ног, открывая до самого верха ноги, облитые серебристыми чулками.

Кроме сорочки да туфель, на ней не было решительно ничего.

Правда, в этом сказочном видении была одна любопытная подробность: в правой руке Дафна Прайс держала некий темный предмет, почти неотличимый на фоне черного дерева. Тем не менее, Малко узнал автоматический пистолет «П-38».

Малко как можно медленнее выпустил воздух из легких, стараясь не делать никаких движений. Он даже попытался улыбнуться, но улыбка получилась, надо полагать, несколько натянутая. Не впервые на него глядело дуло пистолета или женщина, питающая к нему недобрые чувства, но всегда это вызывало одинаково неприятные ощущения... Стараясь отвлечься от пистолета, он сосредоточился на том, что окутывали шелк и кружева, пытаясь понять, чего действительно хотела Дафна Прайс.

— Вы великолепны, Дафна!

Непонятная улыбка блуждала на губах молодой женщины. От возлияний глаза ее помутнели, так что трудно было разгадать их выражение. Выставив таз и немного отнеся его вправо от опоры, погрузив далеко перед собой каблуки в ворсистый ковер, она недвусмысленно предлагала себя.

Потом она вдруг отстранилась от комода, расставив для большей устойчивости ноги, вытянула правую руку, державшую пистолет, в сторону Малко, подперла снизу левой ладонью, откинула голову.

Теперь Малко видел только подрагивающее дуло пистолета «П-38».

— Я ведь могу вас убить, — промямлила Дафна Прайс коснеющим языком. — Одной пулей!

Малко не спеша встал и пошел прямо к наведенному на него дулу, глядя в глаза Дафны Прайс. Какое-то мгновение он не был уверен, что она не нажмет на курок. Но так же неожиданно, как Дафна подняла пистолет, она опустила его.

Малко подошел в ней вплотную, положил ей ладони на бедра и оттолкнул в первоначальное положение к комоду.

Стоя между ее раздвинутых ног, он искал глазами ее глаза, но она упорно не поднимала их. Пистолет повис в опущенной руке.

Малко скользнул ладонями по шелку и сомкнул их без нажима вокруг шеи женщины. Черные зрачки расширились.

— А если я задушу вас? — спросил он, слегка улыбнувшись.

В глазах Дафны Прайс мелькнул испуг, потом она ухмыльнулась, и Малко ощутил прикосновение холодного дула к своему затылку. Она подняла к нему лицо и мягко проговорила:

— Не успеете.

Потом неторопливо просунула руку с пистолетом между ними и приставила дуло к его горлу. Малко видел, что пистолет поставлен на боевой взвод. Но, вопреки угрозе, женщина настойчиво прижималась к нему. Вдруг ему надоела эта игра.

Он преспокойно взял пистолет за ствол и потянул к себе. Пальцы Дафны разжались, и Малко положил оружие на комод.

— Зачем вы взялись за пистолет?

Она улыбнулась непонятной, едва ли не смущенной улыбкой.

— Сама не знаю. Он у меня всегда лежит рядом с кроватью. Каждое воскресенье хожу в тир. Вероятно, скоро мне это понадобится. Мне хотелось испытать вас. Если бы вы испугались, я бы вас выставила.

Их губы почти соприкасались. От нее разило крем-какао: она была совершенно пьяна и именно по этой причине претворяла в действительность свои подсознательные побуждения.

Он легонько погладил ногу в ее тугом серебристом чехле, поднялся до того места, где сорочка разделялась. Скользнув под кружево, он коснулся выпуклого лона.

Приоткрыв рот, Дафна Прайс впилась в него взглядом. Глубокая складка вертикально прорезала ей лоб. Малко придвинулся еще ближе, заставляя ее еще шире раздвинуть ноги.

Притиснутая к кромке комода, она пискнула:

— Ой, больно!

Она была податлива, как воск. Вместо того, чтобы отстраниться, он прижал ее еще сильнее, отвел полосу шелка, свисавшую у нее между ног, обнажая низ живота, и с умышленной грубостью начал возбуждать ее пальцами. Она не противилась, а наоборот, потянулась к нему с поцелуем, но он отвернул лицо.

Опершись локтями на комод, до пояса голая, широко раздвинув ноги, Дафна прерывисто дышала.

— Поцелуйте меня! — пролепетала она.

Малко молчал. Точно загулявший моряк, который задрал платье на уличной девке, прислонив ее к фонарю, он и без всяких предисловий, одним сильным движением, овладел ею. Тем более что ее положение благоприятствовало тому.

Черные глаза закатились. Кусая губы, Дафна Прайс закинула голову, со звоном ударившись о прикрепленный к стене гонг. Малко прижался еще теснее, впился руками в рыхловатые бедра, едва не приподняв женщину над полом. Вдруг он почувствовал, что мышцы у нее внутри то плотно охватывают, то отпускают его плоть. Дафна закрыла глаза, вертикальная складка на лбу обозначилась еще резче. Совершенно необычное ощущение, в котором, видимо, и коренилась причина успеха Дафны у мужчин. Лишь одна из десяти тысяч умеет так управлять своими мышцами. Малко казалось, что его стискивает железная рука в бархатной перчатке. Подняв ноги, Дафна охватила ими бедра Малко. С напряженным выражением лица она продолжала свой незримый труд и вскоре довела Малко до изнеможения. Обессиленные, они еще некоторое время оставались в таком неудобном положении. Потом Дафна медленно опустила ноги на пол, встала, по-прежнему сжимая его плоть в своем теле.

— Почему вы не поцеловали меня? — спросила она.

Малко смотрел на нее золотистыми глазами.

— Вам было нужно другого.

Дафна Прайс ничего на это не сказала.

Вдруг лицо ее искривилось.

— Дайте мне подвигаться... Спина болит...

Он попятился, она последовала за ним: они оставались соединены. Морщась, она потерла себе поясницу и вдруг разжала тиски, освобождая Малко. Повернувшись к нему спиной, она задрала сорочку. На ее крестце обозначился длинный багровый рубец — след от бортика комода. Она отпустила край сорочки, и та упала до самых щиколоток.

— Свинья!

Но сказано это было без особой уверенности.

— Раздевайтесь, — повелительно бросила она. — Хочу прикоснуться к вашей коже.

Она почти грубо сдернула с него галстук, принялась расстегивать пуговицы сорочки. Когда на Малко ничего не осталось, она собрала его одежду и куда-то понесла со словами:

— Терпеть не могу беспорядок...

Воротившись, она легла на кровать.

— Идите сюда.

Он тоже лег. Она рассеянно гладила его иссеченную рубцами грудь.

— Это у вас откуда?

Это у Малко осталась память об одном задании в Гонконге. Он солгал:

— Был офицером во время войны, получил ранение.

Она не стала расспрашивать. Левой рукой она поглаживала Малко, особо, впрочем, не стараясь возбудить его.

— Мужчина, приезжавший за вами в аэропорт на «роллс-ройсе», ваш любовник?

Насмешливая улыбка заиграла на треугольном лице Дафны Прайс.

— Я не принадлежу кому-нибудь одному. Почти все мужчины — скоты. Я была замужем, но у мужа была одна забота: хлестать пиво и бегать за молоденькими «копчеными». Однажды я застала его здесь с девчонкой матабеле, которая ухаживала у нас за собаками. Знаете, чем они занимались?

— Могу вообразить.

— Нет, не можете. Он совокуплялся и с ней, и с собакой! С моей собакой! На моей постели! Я его тогда чуть не убила.

Обществу защиты животных следовало бы подать иск... Дафна откинулась на лиловую подушку. По всей видимости, хмель у нее повыветрился под влиянием любовных утех.

— Если вы свободны завтра вечером, я сведу вас с одним моим другом. Он может дать вам материал для вашей статьи.

— Да-да, — рассеянно отвечал Малко.

— Он из Южной Африки, — продолжала Дафна Прайс, — представляет в Солсбери компанию «Саус Африка Эруэйс».

— Буду весьма рад.

Он не понимал пока истинной причины, побудившей молодую честолюбивую и расчетливую женщину, к тому же любовницу начальника родезийских спецслужб, так быстро сойтись с незнакомым мужчиной. Ему не давала покоя мысль об Эде Скити. Хотя объяснение было, возможно, гораздо проще. Разгоряченная вином, она пожелала его. Словно угадав его мысли, она потянулась с кошачьей гибкостью и прижалась к нему. От прикосновения шелка к коже по нему будто ток пробежал. Очень светским тоном она сообщила ему на ухо:

— Хочу твою пушку!

Голос ее словно бы разделился на два тона. Теперь он поцеловал ее. Закидывая одну ногу, она перекатилась и с блаженной улыбкой села на него. Под звуки оглушающей музыки они наслаждались друг другом дольше, чем в первый раз, и когда, впившись пальцами в простыню, она рухнула на него, ее вопль заглушил этот грохот.

Правда, на сей раз она не пустила в ход свой безотказный прием. Вероятно, приберегла для более важных случаев.

Полная луна скрылась в густых облаках. Малко с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух. Во рту пересохло, в голове было пусто, все тело ломило. Возможно. Дафна Прайс и была африканской Мата-Хари, но уж, наверное, самой требовательной в любви женщиной к югу от экватора... Она оставила его в покое лишь после того, как выжала из его утомленного тела последнюю каплю чувственности, так и не сняв ночной сорочки и туфель на высоком каблуке. От их упражнений пострадал только шиньон.

Меньше чем за пять минут он доехал до «Мономатапы». Заспанный швейцар едва узнал его. Скоро за Малко утвердится слава ночного гуляки. Они договорились с Дафной, что послезавтра он приедет в ее контору.

Раздевшись, он начал опорожнять свои карманы, и вдруг ему перехватило дыхание: бумажник, лежавший до ужина в левом внутреннем кармане, оказался теперь в правом.

Он раскрыл бумажник, вытащил все, лежавшее в нем. К счастью, в нем не было ничего компрометирующего, ничего, связанного с ЦРУ. Благодаря своей феноменальной памяти, он прекрасно обходился без записей... Малко сел на кровать, чувствуя во рту горечь.

Значит, вся эта затея с ночной сорочкой, столь естественная, столь возбуждающая, столь восхитительная, была обыкновенной ловушкой. Западней. Дафна Прайс затащила его в свою постель, чтобы получить возможность обыскать его карманы.

Или это сделал кто-то другой, потому что она сама не успела бы. Значит, в квартире находился еще кто-то... Он никак не мог понять, почему его заподозрили.

Он долго лежал без сна, припоминая, о чем говорил ему Джим Гейвен. Он вполне мог исчезнуть, не оставив никаких следов. Родезийцы не обменивали шпионов. Шла война на истребление.

Сверхкороткое цветастое платье едва прикрывало бедра Дафны Прайс, длинные ноги с изгибом казались еще длинней благодаря странным деревянным лодочкам без задника. Для Малко оставалось загадкой, как она могла садиться, не посягая на нравственность и не доводя патрона до инфаркта. Видя его удивление, она улыбнулась.

— Утром стояла такая чудесная погода, что я решила одеться по-летнему. Тем более что скоро зима. Взгляните-ка, что вы наделали!

Она повернулась к нему спиной и задрала платье. Над крошечными трусиками из белой ткани алел рубец поперек спины — след от кромки комода.

— Весьма сожалею.

Над столом Дафны висел постер с надписью: «Будьте бдительны! Одно-единственное слово может стать бомбой! Террористы не дремлют!»

Чинно, как девочка, принимающая первое причастие, Дафна Прайс вновь уселась за свою пишущую машинку.

— Обед отменяется, заседание Совета Министров не кончилось, — сообщила она. — Я должна быть на месте. Но вечером поужинаем с моим приятелем Гансом, он не возражает...

Малко приложился к ручке Дафны, а затем принялся делать то, что выглядело совершенно неуместным в стенах правительственного учреждения. По части возбуждения чувственности Дафна действительно не имела себе равных. Но тут он вспомнил про бумажник, переложенный в другой карман, и жар его сразу остыл.

— До вечера.

— До вечера. Желаю приятного дня.

Он вышел на Джеймсон из серовато-лилового здания, где заседало незаконное правительство Родезии.

Малко отстранил чернокожих торговцев предметами старины, кинувшихся к нему с уродливыми поделками из дерева на потребу туристам.

Один из торговцев, навязчивый, улыбчивый, все не отставал, назойливо нахваливая свой товар:

— Мистер, хорошие вещицы, недорогие, красивые... Взгляните на страуса...

Слово «страус» вдруг поразило Малко. Он обернулся к долговязому негру с тонкой, как у девушки, талией. В правой руке тот держал вырезанную из черного дерева человеческую головку, а в левой — страуса из разноцветных стеклянных шариков. Увидев по глазам Малко, что он понял, негр тихо проговорил скороговоркой, хотя рядом никого не было:

— Мистер, идите на автовокзал.

С этими словами он отошел от Малко, точно отчаявшись что-нибудь продать, и набросился на другого иностранца, входившего в «Мономатапу». Малко вернулся к своему «датсуну» и отъехал. Таким образом, в Солсбери действительно существовала подпольная организация чернокожих. Безупречно разбитые, пересекающиеся под прямым углом улицы, прилично одетые люди, вежливые и покорные негры, видимое согласие, которому подчинялись отношения белого и черного населения, — все это было показное.

Назревал взрыв. Он был неизбежен. Малко нашел на плане города автовокзал.