ГЛАВА 4

КОМИНТЕРН ДЛЯ 4-ГО УПРАВЛЕНИЯ

Интересно отметить неожиданную немногословность показаний Рихарда Зорге, когда он переходит к описанию периода 1925 – 1929 годов в своей шпионской деятельности. Его сдержанность можно объяснить не только желанием быть ближе к делу – он был куда пространней в описаниях своих ранних лет. Похоже, что Зорге знал, что эта эра – одна из опаснейших в истории Коминтерна – была такова, что «охотники за ересью» вполне могли найти свидетельства его идеологических слабостей, независимо от того, какую позицию он тогда занимал. Японцы не собирались прослеживать жизнь Зорге со всеми ее европейскими промахами. Они не требовали от него многих фактов, и он позволил себе посвятить лишь несколько абзацев описанию этого периода его жизни.

Слегка коснувшись вопросов становления Коминтерна как организации, Зорге фактически проигнорировал этот богатый период его жизни:

«С течением времени росла необходимость дополнять предварительно полученные данные информацией из первых рук, добываемой агентами разведывательного отдела, действовавшими во всех странах и во все времена (писал Зорге). Длительное время была распространена практика посылки спец. эмиссаров из орготдела штаб-квартиры Коминтерна на помощь местным партиям в решении стоящих перед ними проблем, и вскоре было принято решение расширить их функции, включив в них и разведывательную работу.

В соответствии с этой политикой я был послан в Скандинавские страны, чтобы заняться разведывательной деятельностью – как в отношении положения дел в местных коммунистических партиях, так и политических проблем, а также любых вопросов военного характера, которые могли бы возникнуть. Я начал свою деятельность в Дании, заняв, согласно инструкциям, позицию активного руководителя, действовавшего наряду с другими партийными руководителями, и посещая съезды и собрания, бывая в основных партийных организациях страны.[8]

Когда время позволяло, я вел также и разведывательную работу, интересуясь экономическими и политическими проблемами Дании и обсуждая свои наблюдения и открытия с партийными представителями, включая их мнения и оценки в отчеты, которые я посылал в Москву. Затем я из Дании отправился в Швецию, чтобы и там подобным же образом изучать местные проблемы.

(Вернувшись в Москву) в 1928 году, я принял участие в работе полит. комитета на II Всемирном конгрессе Коминтерна, а после конгресса вновь отправился в Скандинавию, на этот раз в первую очередь из-за тяжелой ситуации, сложившейся в компартии Норвегии… Всевозможные партийные проблемы серьезно осложняли мою разведывательную деятельность в экономической и политической областях. Поступил приказ отправиться в Англию, где мне велено было заняться изучением рабочего движения, положения в коммунистической партии, а также политических и экономических условий в Британии в 1929 году. Инструкции предписывали мне оставаться в стороне от внутрипартийных споров, что полностью совпадало с моим личным желанием и давало мне возможность уделять больше внимания политической и экономической разведывательной работе, чем это было в Скандинавии». (Зорге ошибся – VI конгресс.)

Это восхитительно уклончивое описание, возможно, и удовлетворило японские власти, но все это не более, чем слова. Между 1924 и 1927 годами, когда Зорге напряженно работал в коминтерновском центре в Москве, Советский Союз и все коммунистические партии в мире сотрясала борьба титанов – Сталин объединился с Зиновьевым, главой Коминтерна, чтобы сокрушить Троцкого. А когда Троцкий был убран с дороги – выслан в Алма-Ату, – Сталин объединился с Бухариным, чтобы изгнать Зиновьева. Сцена для московских процессов была установлена в отеле-люкс, где руководителей Коминтерна из других стран держали в изоляции во время их пребывания в Москве, проводя тайные консультации для «чистых» иностранных коммунистов, в то время как «нечистые» – те, кто находился в опале из-за поддержки антисталинских фракций, – пребывали в смятении и страхе, надеясь вернуть милость.

На московских улицах поднимался мятеж в защиту Троцкого: состоялись тысячи полуподпольных встреч и собраний в его поддержку, о которых известно было тайной полиции, опасавшейся, однако, что-либо предпринимать. В других крупных городах имели место серьезные беспорядки, когда русские коммунисты пытались дать отпор грядущей диктатуре Сталина – идеологического наследника Ленина. Делегаты конгресса Коминтерна и лидеры зарубежных компартий, фланируя из Москвы и обратно, надеялись с помощью лести и жалоб обеспечить поддержку своим фракциям со стороны Сталина. Левые оппозиционеры, хотя и не во всем согласные с Троцким, но выступили против Сталина, стоявшего за сохранение прежнего контроля над местными компартиями со стороны коминтерновского аппарата. Но даже там, где они имели большинство голосов, сталинская тактика нажима с использованием рычагов партийной машины обрекла их на поражение.

Как коминтерновский бюрократ, Зорге мог наблюдать эту борьбу за власть в России. Он был достаточно незначительной фигурой, чтобы позволить себе оставаться вне линии огня в разгоревшейся борьбе между Сталиным и старыми большевиками, но и он должен был весьма искусно лавировать, поскольку многие второстепенные служащие Коминтерна бывали изгнаны и за куда меньшие ереси. Зорге, как и большинство немецких коммунистов, склонялся на сторону левых оппозиционеров и Троцкого, но оказался достаточно проницательным и хитрым, чтобы приспособиться к требованиям момента. Он был солдатом, присягнувшим на верность партийной дисциплине, и будучи в Москве, скрывал свои истинные симпатии, точно так же, как позднее скрывал их в Токио.

Когда его послали в Англию и Скандинавию, его целью было не только наладить сбор военной, политической и экономической информации, но и в равной степени чистка компартий от левой оппозиции. В Англии, кроме того, перед ним стояла куда более трудная задача – восстановление британской компартии. Расколотая левым и правым фракционизмом, она понесла также большой урон после налета полиции в мае 1927 года на «Arcos Ltd.» – русскую торговую компанию в Лондоне, во время которого британская полиция обнаружила дискредитирующую информацию, убедительно доказавшую, что советские агенты пытались красть британские военные секреты, а советские официальные представители в Лондоне куда больше времени посвящали созданию сложностей для Великобритании и ее колоний, нежели развитию торговли между двумя странами.

Получив задание склеить то, что разбилось, Зорге сделал все, что было в его силах. Но 1927 год оказался плохим годом для Советского Союза. Коммунистов повсюду ловили на том, что они были заняты чем угодно, только не освобождением человечества от золотых цепей капитализма. Во Франции члены муниципальных советов и члены партийного секретариата попались на шпионаже. Жак Дорио, ставший позднее нацистом, был арестован и заключен в тюрьму за революционную деятельность во французских колониях.

Сильнейшим ударом для Сталина и Коминтерна стали новости из Китая. Через неделю после того, как российский лидер публично похвалил Чан Кайши и обменялся с ним портретами, Чан начал чистку Гоминдана от коммунистов. Тысячи их были убиты во время бойни в Шанхае. Еще тысячи – в Ухани. А когда по приказу Сталина китайские коммунисты провозгласили Кантонскую коммуну, бросив тем самым вызов Чану, они были также истреблены. Достигшие Москвы новости были столь ужасны, что некоторое время казалось, что сталинский политический режим вот-вот рухнет. И лишь отсутствие согласия между троцкистской группой и другими левыми оппозиционерами спасло Сталина от поражения. Сталин отступал по всем фронтам, и его политические враги вполне могли бы покончить с ним раз и навсегда. Китайская коммунистическая революция потерпела сокрушительное поражение – и китайская компартия уцелела лишь благодаря гению Мао Цзэдуна и других «красных» дилеров Китая. Коммунисты в Москве видели лишь кровоточащие останки от обещанной им победы.

Такими были времена, в которые жил Зорге и которые так скупо описал, позволив себе лишь осторожно включить в свое «признание» похвалу в адрес коминтерновских функционеров – Лозовского, Мануильского, Пятницкого и Куусинена, которые продолжали поддерживать жизнь в умирающем Коминтерне, в то время как творцы русской революции уничтожали друг друга. Эти люди защитили Зорге, когда ЦКК – комитет по надзору за мыслями и комитет по террору – воспользовалась просчетами Троцкого и принялась за чистку рядов левых оппозиционеров с помощью взяток, подкупа и шантажа, а также долгих страшных допросов, подавлявших волю и способность к борьбе.

Есть некоторые основания предполагать, что у Зорге не было склонности к фракционизму, заполонившему Коминтерн. Докладывая о результатах своей английской миссии Куусинену, возглавлявшему коминтерновскую разведку и оргбюро, Зорге пожаловался, что необходимость вмешиваться в партийные ссоры серьезно осложняла его шпионскую деятельность.

«Я высказал следующие основополагающие предложения, – писал Зорге в своем «признании», – что, выполняя разведывательную программу, следует держаться подальше от внутренних склок, контролируя местные партии… Такое разделение, сказал я, было также настоятельно необходимо из-за требований секретности, зачастую необходимых в разведывательной работе. По возвращении в Москву агентов-шпионов, работавших в зарубежных странах, необходимо было бы держать более обособленно от остальных организаций Коминтерна, чем это было в прошлом». Зорге воочию видел слабость коминтерновского аппарата во время своих миссий в Скандинавию и Англию. Так, например, чтобы передать информацию, он вынужден был перепоручать ее местным компартиям и их собственной курьерской службе, и потому зачастую с материалами чрезвычайной важности ему приходилось возвращаться в Берлин, чтобы самому увериться в надежности передачи. Он понял, что единственным решением в этой ситуации было бы создание шпионского аппарата, действующего по линии военной разведки.

Была у него и куда более тонкая причина практического характера требовать разделения коминтерновской и чисто шпионской деятельности. Сидя в Москве и наблюдая, как сталинская машина приобретает все большую и большую власть, Зорге понимал, что Коминтерн, как независимая коалиция коммунистических партий, обречен. «На примере моей карьеры можно проследить, как менялось руководство революционным рабочим движением со стороны… Коминтерна, – вынужден был написать он, оглядываясь назад. – …Раньше руководящая секция Коминтерна была независима во всех отношениях… Она консультировала в том числе и руководителей русской коммунистической партии… Ныне руководители Коминтерна не могут позволить себе действовать независимо от русской коммунистической партии… как они когда-то действовали, в годы зиновьевского руководства Коминтерном». А русская партия, как это хорошо знал Зорге, это и русское правительство, и Советский Союз.

Руководству Коминтерна не понравились предложения Зорге по разделению полномочий, и оно не одобрило их. Однако Коминтерн более не контролировал ситуацию. Зато 4-е Управление Красной армии (разведка) сразу же обратило внимание на мысль Зорге, ибо в Китае оно предоставило несколько своих лучших людей в распоряжение Коминтерна и при отступлении красных эти люди были уничтожены. И теперь разведке требовались люди, которые не были бы открыто связаны с коммунистическими функционерами и, укрывшись за поддельные мандаты и занятия, могли бы заниматься исключительно шпионской деятельностью и благополучно пережить любые изменения общественного мнения по отношению к коммунистам, т. е. могли бы перенести все, кроме одного – разоблачения.

Как только предложения Зорге дошли до руководства Красной армии, 4-е Управление немедленно перевело его под свою юрисдикцию, и сам Зорге так никогда и не узнал доподлинно, был ли он членом оргбюро Коминтерна, или же оперативником НКВД, или же просто членом Советской коммунистической партии, отданным на время Красной армии. Однако с того момента в 1929 году, когда он был передан в 4-е Управление, ему пришлось прекратить всяческие контакты с «официальными» коммунистами. Будучи в Москве, он тайно навещал Пятницкого, Куусинена и других функционеров, но контакты эти были светскими и – неофициальными.

«Я начал готовиться к разведывательной деятельности в своем номере в отеле или в домах различного местоположения (предпочтительнее не в штаб-квартире местной компартии)… Свои отчеты я посылал в… 4-е Управление, которое снабжало меня всеми техническими средствами (телеграфная связь, радисты) и оказывало другую помощь, необходимую в моей работе».

Зорге приступил к вербовке в Европе других агентов-шпионов, выискивая их среди паствы сочувствующих и партийных симпатизантов и отбирая среди надежных коммунистов. Его обаяние и интересная внешность оказались сильным оружием при вербовке женщин, и личный подход зачастую оказывался столь же эффективным, как и идеологический. Именно тогда Зорге завербовал Геду Мэссинг, ставшую впоследствии женой Герхарда Эйслера, и представил ее Игнасио Рейссу, одному из высокопоставленных представителей Красной армии в Европе.

Но Зорге интересовал Дальний Восток. Катастрофа в Китае убедила его в том, что именно здесь и находилось то место, где он мог бы действовать наиболее эффективно и где его таланты пригодились бы более всего. С немецкой дотошностью изучив этот регион, он попросил о назначении его в Китай. Просьба его была немедленно удовлетворена.

Последовали встречи с генералом Берзиным, главой разведки Красной армии, с членами коллегии Министерства иностранных дел и с некоторыми высокопоставленными руководителями Коминтерна, прежде чем Зорге получил задание: собирать всю возможную информацию о японской деятельности, намерениях, боевых порядках и операциях в Китае. Была и второстепенная задача – сообщать обо всем интересном, с чем он столкнется.

В январе 1930 года Рихард Зорге прибыл в Шанхай. У него было ненадежнейшее из прикрытий – удостоверение корреспондента немецкого социологического журнала. Однако в Шанхае, набитом под завязку шпионами, пропагандистами, искателями приключений, авантюристами и идеалистами, этого было вполне достаточно.

ГЛАВА 5

ШАНХАЙСКОЕ ДЕЙСТВИЕ: «КРАСНЫЙ» ВАРИАНТ

В конце 20-х – начале 30-х годов Шанхай напоминал съемочную площадку своим смешением языков, грозными призраками прекрасных авантюристов, сексом, политиками и полуночным террором. Но в фокусе нашего повествования – значительные события, происходившие за шумом и трескотней туземных районов города, среди дорогих витрин, широких авеню и относительного порядка международных сеттльментов, где истинные хозяева Китая раскручивали маховик своего бизнеса. Ибо коммунистические агенты, приехавшие в густонаселенный город, попрятали свои плащи и кинжалы в укромных местах и переоделись в одежды прозаических бизнесменов, газетчиков и усердных благодетелей рода человеческого. Мизансцена, возможно, была экзотической, но сами коммунистические агенты действовали в Шанхае с тем же успехом, что и в Вашингтоне.

Небольшая армия этих агентов была послана 4-м Управлением Красной армии, Коминтерном и другими придатками советской системы подрывной деятельности. И в то время как китайские коммунисты и их разрозненные армии, ведомые Мао Цзэдуном, ушли в сельские районы страны зализывать раны и готовиться к грядущим битвам, их белые товарищи прикрывали береговую линию. Советские агенты, обосновавшиеся вдоль всего побережья Китая, сглаживали свои марксистские разногласия. Они больше не призывали к революции. Их миссия – быть глазами и ушами советского Министерства иностранных дел. А пропаганда и агитация составляли лишь малую толику их работы – так, поверхностная активность, которая вела к образованию таких организаций, как Китайская лига гражданских прав под началом Агнес Смедли или Всекитайская конфедерация труда.

Все они вдохновлялись и финансировались Вилли Mюнзенбергом, создателем методики функционирования коммунистического фронта.

Головной организацией для многих коммунистических ячеек и параллельных групп, процветавших в Шанхае, был секретариат Всетихоокеанского торгового союза (PPTUS), находившийся под контролем Коминтерна. Подобно многим коминтерновским отпрыскам, действовал он, не очень-то оглядываясь на родителя – Дальневосточное бюро, расквартированное в Берлине. Впоследствии эта штаб-квартира избежала гитлеровского террора, разделившись, подобно амебе, на две половинки – одна отправилась во Владивосток, другая – в Шанхай.

Всетихоокеанский торговый союз действовал в Китае на двух уровнях. Первый – организационный. Зорге описал его как поставщика «связных и шифров для связи с Нью-Йорком, Лондоном и Москвой». В своем признании Зорге посвятил несколько страниц собственным попыткам размежевать китайских коммунистов, другие группы и пропагандистские фронты. Сам он при этом действовал как хозяин, посещая шпионских сановников и прелатов и контролируя пеструю толпу разнородных оперативников.

Второй уровень – политический: подрывная деятельность, шпионаж, агитация. Между функциями Коминтерна, 4-го Управления и советской компартии в Китае не было четко проведенной демаркационной линии. В признании Зорге посвятил несколько страниц описанию своих попыток разграничить оперативные границы каждого аппарата, но тщетны были его старания. Все три организации работали независимо друг от друга, и в то же время вместе, с доминирующим организационно Всетихоокеанским торговым союзом и 4-м Управлением Красной армии во главе с генералом Берзиным, руководившим непосредственно шпионской деятельностью. Сам Зорге, хотя и получал приказы из 4-го Управления, являлся также и «главой Дальневосточной группы секретного отдела ЦК КПСС».

Основанный в 1927 году, Тихоокеанский торговый союз возглавлялся рядом высокопоставленных коминтерновских агентов. Первым его руководителем, «избранным» в момент рождения этой организации, был Эрл Браудер, которого в 1929 году сменил Герхард Эйслер, посланный в Китай с заданием выкорчевать троцкизм, пышно расцветший после кровавого поражения китайских сталинистов. В свою очередь Эйслера сменил другой немец, Артур Эверт, который в конце концов оказался в бразильской тюрьме как подпольный лидер подавленного коммунистического путча 1935 года. Преемником Эверта был Юджин Деннис, действовавший под псевдонимом Пол Уолш. Дальневосточное бюро ежегодно вливало по полмиллиона долларов в казну Тихоокеанского торгового союза, и сумма эта прирастала еще и прибылями от «законного» бизнеса, такого, как, например, огромная экспортно-импортная фирма, основанная комитетом в Шанхае.

Постоянный офис Коминтерна также находился в Шанхае, и функции его были в той же степени политическими, как и у самого Коминтерна.