Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Нумансия

ModernLib.Net / Поэзия / де Сервантес Мигель / Нумансия - Чтение (стр. 2)
Автор: де Сервантес Мигель
Жанр: Поэзия

 

 


Не гибель, а спасенье обрела бы!

Ей враг — увы! — не только угрожает

Таранами у стен ее вплотную, —

Усердными руками продолжает

Хитрец атаку на нее иную:

Он роет ров, окоп сооружает,

Вокруг по долам, горам, — не минуя

Земли ни пяди. К рати осажденной

Лишь по реке есть путь непрегражденный.

За крепостной стеной, в пределе тесном,

Принуждены нумансианцы жаться.

Им нет общенья с населеньем местным:

Помочь несчастным братья не решатся…

Но враг рассыпан по путям окрестным,

В бою открытом с ним нельзя сражаться. —

Их это так гнетет, что громким криком

«Войну иль смерть!» — зовут в безумье диком…

Одна дорога в город их свободной

Еще осталась — доступ есть рекою.

Река своей струею многоводной —

Защита им, охрана их покою.

И вот пока, Дуэро благородный,

Ни башней, ни плотиной никакою

Не перерезан бег твой знаменитый, —

Нумансианцам будь, молю, защитой!

О ты, Дуэро, чьи струи витые

Бегут по лону моему без страха, —

Пусть и в тебе заблещут золотые

Пески, как в водах ласкового Тахо[25];

Пусть нимфы, скромные и молодые,

К тебе спешат, не воздымая праха,

Меняя рощи тень и зелень луга

На холод вод, — любя тебя как друга, —

Свой слух склони внимательный к моленью,

Исполни просьбу слезную мою ты —

Не предавайся снам и умиленью,

Спеши на помощь, не теряй минуты!

Разлиться дай скорее наводненью

По берегам, хотя они и круты!

Коль моего ты не спасешь народа —

Прощай навек Нумансии свобода!


Выходит река Дуэро и три речки: их изображают три мальчика[26], одетые так, чтобы по одежде было видно, что это три притока, впадающие в Дуэро около города Сории, который в то время назывался Нумансия[27].


Д у э р о[28]

О мать Испания, мой слух томило

Твое моленье, полное рыданий…

Сынов твоих несчастие сломило, —

А мне — увы! — тех не смягчить страданий!..

День гибели Нумансии светила

Небесные пророчили зараней!

Напрасно ты ко мне подъемлешь руки:

Ей не уйти от неизбывной муки!

От Минуэсы, Тары и Оброна,

Нагорных рек высокого разлива,

Мое наполнилось водою лоно

И стало так, как никогда, бурливо.

Но не боятся римляне урона

От бед стихийных, видишь: терпеливо

Они в меня кидают сваи скопом[29],

Мой бег деля невиданным окопом.

Хоть приговор судьбы неколебимый

Привел к отчаянью, к беде предельной

Нумансианцев, мой народ любимый,

И им явил тщету борьбы бесцельной, —

Но в них горит огонь неистребимый.

Не может мрак, забвенья мрак смертельный,

Бороться с солнцем их деяний славных,

Которым в мире не найдется равных.

Но топчет жнивья враг. Он заставляет

Надменную твою сгибаться шею…

Терзая грудь твою, осуществляет

Честолюбивую свою затею…

Но час придет — и правда воссияет

(Как возвестили небеса Протею):[30]

Я вижу, Рим склоняется во прахе

У ног того, кого держал он в страхе.

Те варвары придут из отдаленных

Краев ордой, и на тебя нахлынут,

Они на римлян, властью упоенных,

Узду, как и хотела ты, накинут,

О готах, с пышностью вооруженных,

Пройти по миру слухи не преминут.

Они, войдя с Испанией в слиянье,

Мощь новую вдохнут в ее деянья.

Аттила Риму и соседним странам

Закон навяжет, отомстив им грозно,

Острастку дав безжалостным тиранам…

И в оный день — с соседями нерозно —

Сыны твои сомкнут пред Ватиканом

Свои ряды. Спохватится, но поздно,

Великий кормчий корабля святого,

Чтоб было к бегству все ему готово.

Пора придет, что многое искупит:

Клинок испанский с блеском замахнется

Над римской шеей, и удар притупит

Лишь миролюбье — слабость полководца.

Он даст приказ — и армия отступит;

Великий Альба грубо ошибется:

Не численность залог победы в войске,

А тот сильней, кто борется геройски.

Когда же познан будет повсеместно

Творец земли в его деяний славе,

Святой отец, что властию небесной

Поставлен будет на земной державе,

Прозвание, звучащее столь лестно,

«Католики», не будет ли он вправе

Дать королям твоим?[31] Они — оплоты

Ему такие же, как были готы.

Но тот, кто меж потомками твоими

За честь твою поспорит всех охотней, —

При ком испанцы завоюют имя,

Которого нет на земле почетней;

Король, который встанет над другими

Величьем подвигов — один над сотней, —

Филипп второй зовется он… хоть слово

«Второй» — не к месту: нет ему второго!

Да! под его счастливою короной

Придет пора трем королевствам слиться.

Ко благу всех, дотоле разделенной

Испании дано восстановиться!

Вновь Луситании лоскут червленый

К кастильским ризам присоединится.[32]

Вся при Филиппе снова будет сшита

Империя и станет знаменита.

Моя Испания, твоя отвага

И страх и зависть многих стран возбудит:

Одних сразит твоя стальная шпага,

А над другими стяг твой реять будет.

Да, знаю, слез, тобой пролитых, влага

Осушится! Да, час придет, забудет

Испания судьбу нумансианцев —

Ее утешит слава всех испанцев.

И с п а н и я

Благодаря тебе не так мне больно.

Ты мне, Дуэро, облегчил страданья.

Я слушаю, и верится невольно,

Что истинное дал ты предсказанье.

Д у э р о

Оно согласно с истиной довольно.

Но счастье после. Раньше — наказанье.

Прощай! Хор нимф меня заждаться может!

И с п а н и я

Пусть сладкий ток твой небо преумножит.


Коней первого акта.

АКТ ВТОРОЙ

Теоген и Карабино с четырьмя другими нумансианцами, составляющими правительство Нумансии, и кудесник Маркино В дальнейшем действии Труп в саване. Идет заседание совета.


Т е о г е н

Мне представляется, мужи совета,

Дурные звезды пагубно влияют

На наше дело. — Вам неясно это?

Подвижность наша меньше, силы тают…

Из-за врагов не взвидели мы света,

Нас медленно, трусливо убивают…

Как отомстим? Мы чувствуем бессилье.

Как убежим? — Нужны для бегства крылья!

Враги, нет спора, отплатить решились

За то, что били мы их повсеместно, —

Но и друзья с врагом уговорились[33]

Лить нашу кровь и нас душить совместно!

Нет! Быть не может, чтоб осуществились

Такие планы! Молнией небесной

Настигнут будет изверг, — тот предатель,

Кем друг убит и взыскан неприятель!

Подумаем, для нас из этих бедствий

Найдется ль выход? — Вражеские силы

Нас заперли. Подумаем о средстве

Избегнуть преждевременной могилы.

Нас от врага, с которым мы в соседстве,

Ров отделил; но рук стальные жилы

Бойцов не раз от гибели спасали

И тысячи препятствий сокрушали.

К а р а б и н о

Нам надлежит Юпитеру молиться,[34]

Чтоб юношеству нашему уделом

Почетным выпало: одним сразиться

В бою неравном с войском римлян целым.

В той битве даже смерть остановиться

Нас не заставит; под напором смелым

Откроются пути войскам испанским

Для помощи бойцам нумансианским.

Как заточенных жен, нас утеснили

Враги, что роют нам на гибель ямы…

Но будем храбры, сделаем, что в силе

Осталось нашей: вызовем врага мы

На поединок. Нас они решили

Измором взять; но пусть они упрямы, —

А мы их в свой черед возьмем притворством:

Соблазном — кончить все единоборством.

Когда ж и тут надежда посмеется

Над нами и расстанемся мы с нею, —

У нас еще дорога остается,

Хотя других путей она труднее.

Быть может, нам испробовать придется

Ночную вылазку через траншею —

Хотя и храброму тот ров преграда.

Но нам теперь к друзьям пробиться надо.

П е р в ы й н у м а н с и а н е ц

О, мы путем ли рва, путем ли смерти,

Найдем исход из мрака нашей жизни!

О, тем невыносимей боль от смерти,

Чем боле расцветает радость жизни.

А против бед нет средства лучше смерти,

Когда становится их много в жизни!

На этот путь мы станем тем охотней,

Чем будет смерть храбрее и почетней.

В т о р о й н у м а н с и а н е ц

Но выше честь какая же быть может

При расставании души и тела!

Пусть каждый голову без страха сложит

В борьбе с врагом, жестоким без предела!

Тот будет трус, тот плохо нам поможет,

Кто в городе останется без дела.

Я предпочту скорее смерть на воле —

Во рву глубоком иль в открытом поле.

Т р е т и й н у м а н с и а н е ц

Голодный призрак, тощий, изможденный,

Нас так теперь преследует и мучит,

Что вряд ли убоится осажденный

Тех крайних мер, которым голод учит…

Да! только тот умрет непобежденный,

Кому голодной смерти ждать наскучит…

За мною в ров! Хотя бы угрожала

Там сразу смерть, — не выроним кинжала!

Ч е т в е р т ы й н у м а н с и а н е ц

Но я, пока мы не пришли к решенью

На волю ночью через ров проникнуть,

Я присоединяюсь к предложенью

Взойти на стену и врагов окликнуть, —

Не предпочтут ли бойни продолженью

Они единоборство? Стоит крикнуть —

На поединок с нашим выйдет смело

Один из них; вдвоем и кончат дело!

Всегда держались римляне надменно,

И что они пойдут на вызов, верю.

А если так — оплачут несомненно

Победу нашу и свою потерю.

Храбр Карабино, рубится отменно,

Я, как и все, ему наш бой доверю:

Я убежден, что римские герои

С таким бойцом не справятся и трое.

Пускай Маркино выследит на небе

(Наш прорицатель мудрый, справедливый)

Звезду, планету или тайный жребий,

Благоприятный нам иль несчастливый.

В пророчестве мы как в насущном хлебе

Нуждаемся; пусть ищет, терпеливый,

Какой конец осаде Рок положит:

Умрем ли мы, иль победим, быть может?

Однако ранее молиться будем

Юпитеру — и жертвы на закланье

Мы поведем. Бог посылает людям

Дары, что превосходят их желанья.

Молитвами мы страсти жар остудим,

Грехов укоренившихся пыланье,

И сам Юпитер, мудрый и суровый,

Путь ко спасенью нам укажет новый.

Для смерти упустить не может время

Тот, кто отчаялся и хочет смерти;

Всегда найдете, умирая, время

Отважный дух свой показать до смерти.

Но, чтобы не напрасно тратить время,

Все, что сказал я, на себе проверьте,

И, если мой совет вам не подходит,

Пусть кто другой вас из беды выводит.

М а р к и н о

Легко прийти нам к общему решенью.

Не проявляя лишнего упорства.

Прибегнем мы и к жертвоприношенью,

Испробуем и путь единоборства.

И я глухим не буду к приглашенью,

Еще от мук не стало сердце черство:

Мне скажет дух, восставший из пучины,

Судьбу времен и наших зол причины.

Т е о г е н

Готов я первый жертвовать собою,

Когда у вас я не лишен доверья!

Меня назначьте биться. Страстно к бою

Готовлюсь я, скажу без лицемерья.

К а р а б и н о

Гордимся мы всех более тобою,

И не соперником тебе теперь я

Быть собираюсь. — Многократно случай

Доказывал, что ты из лучших лучший.

По доблестям своим на первом месте

Во мнении народном ты поставлен.

И мне — глашатая довольно чести,

Т е б е венец бойца мной предоставлен.

П е р в ы й н у м а н с и а н е ц

А так как я, со всем народом вместе,

Юпитеру, — который будь прославлен! —

Хочу в поступках быть всегда угодным,

Я поспешу к моленьям всенародным.

В т о р о й н у м а н с и а н е ц

Идем скорей и, рук не покладая,

Стараться будем все, что мы решили,

Исполнить. А иначе — голодая —

На подвиг мы окажемся не в силе.

Т р е т и й н у м а н с и а н е ц

Влачить нам дни положено страдая.

Как видно, мы пред небом согрешили…

Но все поправить поединок может,

Что римлянам Нумансия предложит.


Выходят два нумансианских воина — Марандро и Леонисьо.


Л е о н и с ь о

Марандро, друг, я знать желаю,

Куда уходишь ты сейчас?

М а р а н д р о

Вот этого тебе как раз

И не скажу: я сам не знаю.

Л е о н и с ь о

Ты поглупел, дружище, что-то!

Любовь сбивает с колеи.

М а р а н д р о

Ты прав, о ней мечты мои.

Любовь — серьезная забота.

Л е о н и с ь о

То общепризнанный закон:

Кто ревностно Амуру служит —

Всегда в заботах, вечно тужит,

И словно одурманен он.

М а р а н д р о

В известной тонкости ума

Тебе, конечно, не откажешь.

Л е о н и с ь о

А ты порой и в точку скажешь,

Но в общем — простота сама!

М а р а н д р о

Кто нежно любит, не простак!

Л е о н и с ь о

Простак, мой друг, простак, наверно:

Ведь разуму несоразмерно —

Ч е г о он ищет, г д е и к а к!

М а р а н д р о

Для страсти правил хочешь ты?

Л е о н и с ь о

Да, разум их тебе предложит.

М а р а н д р о

А в них недоставать не может

Не разума, но остроты?

Л е о н и с ь о

Едва ль речь твоя верна:

Ты — воин недурной когда-то —

Лишь выправку хранишь солдата,

А на уме — любовь одна.

Нет! В дни войны моли у бога,

У Марса, мужественных сил…

Ты ж у богов любви просил,

А в ней, брат, женственности много.

В тисках отечество твое,

К спасенью родина взывает!

Влюбленный же позабывает

О всех несчастиях ее.

М а р а н д р о

Моя пылает гневом грудь,

Когда без толку ты болтаешь,

Иль трусом делала, считаешь,

Страсть нежная кого-нибудь?

Иль часового пост кидал

Я ради пламенных объятий?

Иль в мягкой засыпал кровати,

Когда мой капитан не спал?

Служебные ль часы свои

Я комкал, уходя до срока

Во имя пьянства ли, порока,

Иль, менее всего, любви?

Коль долгом я не пренебрег,

Не крал у службы ни минуты, —

За что, мой друг, любовь мою ты

В вину мне ставишь и в упрек?

И если я, свой путь избрав,

Друзей сообщества чуждался, —

Ты многократно убеждался.

Сознайся в том, что прав я, прав…

Тебе известно: много лет

Я девой Лирой околдован,

И помню миг, когда дарован

Мне небом был восторг и свет! —

Отец прекрасной был согласен

Мне в жены милую отдать…

И я не мог отказа ждать

От той, чей выбор был так ясен.

Великолепно шли сначала

Для сердца важные дела…

И вдруг суровая пришла

Страда, с которой все пропало.

И брак мой с Лирою отложен

До окончания войны…

Пиры справляться не должны,

Когда народ войной встревожен.

Надежды мало я пока

На будущий успех питаю…

Врагов победа, я считаю,

И достоверна и близка.

Нас мало, мы истощены,

И нам не вырваться из плену.

Взгляни на этот ров, на стену,

Которой мы окружены…

Увы, осыпались цветы

Моих надежд первоначальных…

Печальнейшим из всех печальных

Меня отныне видишь ты.

Л е о н и с ь о

Марандро, укрепи свой дух,

Гляди, как прежде, без боязни.

Избавит небо нас от казни —

Бог не всегда к молитвам глух.

Он тайные найдет пути

Нумансианскому народу

От неприятеля свободу

Земли родной своей спасти.

Забыв о днях войны ненастных,

Супругу ты к груди прижмешь,

И пламя страсти изживешь

В объятиях живых и страстных.

Знай, вся Нумансия возносит

Смиренную мольбу сейчас

О том, чтобы Юпитер спас

Страну от бед, с надеждой просит.

Несет с собою фимиам

Жрец, жертву на костер ведущий…

О ты, Юпитер, всемогущий,

Будь снова милосерден к нам!


Только что вошли два нумансианца в одеяниях древних жрецов. Они ведут за рога большого барана. Животное украшено ветвями оливы, плющом и цветами. За ними отроки: один с серебряным блюдом и полотенцем через плечо, другой несет кувшин с водой, третий — с вином; у четвертого в руках также серебряное блюдо, на котором лежат благовония; в руках у пятого — щепочки и зажженный фитиль. Еще один отрок ставит и накрывает скатертью стол, на который все это кладется. Между тем выходят в надлежащих одеяниях все действующие в пьесе нумансианцы. Из двух жрецов первый, выпуская барана, говорит:


П е р в ы й ж р е ц

Смерть предвещали знаки на пути нам,

Беда выходит нам по всем приметам.

Дрожь пробегает по моим сединам.

В т о р о й ж р е ц

Увы! увы! Я не ошибся в этом —

Обречены мы злому пораженью.

О небо, озари народ свой светом!

П е р в ы й ж р е ц

Немедленно приступим мы к служенью,

Да отвратим конец, что предугадан.

В т о р о й ж р е ц

Подвиньте стол сюда по положенью.

Все, что здесь есть, вино и воду, ладан,

Сюда, на стол! — О люди, кайтесь с нами!

Чин покаянный нам от века задан.

Заслуги выше нет пред небесами,

Чем сердце чистое; благоговейте

И кайтесь, сокрушаясь со слезами.

П е р в ы й ж р е ц

Здесь, на земле, вы пламя жечь не смейте!

Оно сойдет в очаг алтарный. Рвенье

К святому делу проявить умейте.

В т о р о й ж р е ц

Свершим же рук и выи омовенье.

П е р в ы й ж р е ц

Подайте воду… Пламя появилось?

О д и н и з т о л п ы

О нет, нам нет на то благословенья.

В т о р о й ж р е ц

Юпитер в гневе! Чудо не свершилось.

Судьбина злая холодом дохнула,

И жертвенное пламя вверх не взвилось.

О д и н и з т о л п ы

Старик, гляди — вот искра промелькнула.

П е р в ы й ж р е ц

Да, то огонь, но тусклый, безутешный.

О, как меня надежда обманула!

Волной густою дым ползет поспешный

На з а п а д, а язык огня смолистый,

Что еле теплится во мгле кромешной,

К в о с т о к у посылает свет струистый.

О горе!.. В этих знаках для провидца

Грядущих зол раскрыт прообраз истый!

В т о р о й ж р е ц

Победа римлян в дым да обратится,

А наша смерть и наша слава рядом

Да будут вечным пламенем светиться!

П е р в ы й ж р е ц

Вина подать! Указано обрядом

Святой очаг им окропить. А в пламя

Толченый ладан сыпьте, сыпьте градом.


Кропят вином жертвенник и вокруг. В огонь бросают ладан, и второй жрец говорит:


В т о р о й ж р е ц

Пусть, о Юпитер, будем мы дарами

Твоими взысканы! Благая сила

Твоя да пребывает вечно с нами!

П е р в ы й ж р е ц

Как в пламени таящаяся сила

Весь ладан превратила в дым летучий,

Так и врагов могущество и сила

Да расточатся черной дыма тучей!

Молю тебя, и моему моленью

Ответь, отец наш, грозный и могучий.

В т о р о й ж р е ц

Покорна мощь врага небес веленью,

Как жертва — нам. Что с нею делать будем, —

То будет Рима злому поколенью.

П е р в ы й ж р е ц

Зловещий знак как растолкуем людям?

Будь хоть один из этих знаков светел!

А так мы в них отчаянье пробудим.


Слышен шум; под сценой перекатывают бочку с камнями, а вверх пускают ракету.


В т о р о й ж р е ц

Ты слышишь гром? Ты, кажется, заметил,

Что молния по небу пробежала?

То грозный бог моим словам ответил.

П е р в ы й ж р е ц

Душа моя в испуге задрожала, —

Цепь знамений небесных, нарастая,

Нам гибелью ужасной угрожала!

Ты видишь, как уродливая стая

Орлов пернатых в воздухе несется,

На птиц других с отвагой налетая?

В т о р о й ж р е ц

Им, хищникам жестоким, удается

Когтить и бить, и клювом и крылами,

Ту птицу, что так храбро с ними бьется.

П е р в ы й ж р е ц

Сей знак могу ли встретить похвалами? —

Конец Нумансии! То он предсказан

Империи победными орлами!

В т о р о й ж р е ц

Путь, вещие орлы, вам не заказан!

Дни сочтены. И мы врагу уступим…

Я понял знак, который был показан.

П е р в ы й ж р е ц

К закланью жертвы ныне мы приступим.

Богам подземным крови черной надо.

Мы ею сердце чудища подкупим.

Плутон, великий повелитель ада,[35]

Тебе по жребию в кромешных безднах

Царить и править выпала награда.

Блаженством чистых ласк, тебе любезных,

Пусть дочь Цереры нежно отвечает

Твоей любви во мгле ночей беззвездных.

А ты открой нам все, что рок вещает

О судьбах наших. Под ярмом несчастий

Народ к Плутону взор свой обращает.

Закрой, владыко, зев той лютой пасти,

Из коей три выходят беспощадных

Сестры.[36] Живое все у них во власти,

И нет богинь настолько кровожадных.


Вырывает несколько волосков у жертвенного барана и кидает их в воздух.


Развейтесь на четыре страны света,

Намеренья и ковы трех злорадных!

Как этот нож вонзаю в тело это

И чистой этой кровью обагряю, —

(Сам убелясь душою, полной света) —

Так и земле Нумансии желаю

Быть кровью римлян густо обагренной!..

Будь их могилой! — властно заклинаю.


Из люка появляется Демон до половины тела и, стремительно схватив жертвенного барана, скрывается с ним, а затем сейчас же снова выскакивает, тушит и рассыпает пламя очага, разбрасывая все приготовленное для жертвоприношения.


П е р в ы й ж р е ц

Кто это, страшной силой одаренный,

Взял нашу жертву? К нам, святые боги,

Злой вторгся дух дорогой проторенной.

Ему препятствий нет на той дороге

Ни в этом нашем всенародном плаче,

Ни в наших гимнах, что святы и строги.

В т о р о й ж р е ц

Ожесточили небо мы. Иначе

Нас миновало б знаменье такое,

И не было бы с жертвой неудачи.

Меж нас живое — точно неживое,

Усердье с нераденьем уравнялось,

Злодейством стало все для всех благое.

О д и н и з т о л п ы

Оплачем, други, песнию плачевной

Страданья наши, чтобы в род из рода

Рассказ о них переходил напевный.

Тебе, Маркино, ведома природа,

Узнай же от нее своим гаданьем,

Какое зло готовит для народа

Судьба, наш смех сменившая рыданьем.


Все расходятся; остаются лишь Марандро и Леонисьо.


М а р а н д р о

Друг Леонисьо, видишь сам,

Не убежать нам от несчастий.

Все судьбы у богов во власти, —

Нельзя не верить небесам.

Должны те судьбы измениться,

Когда окончится война…

Но раньше, видимо, должна

Земля моею стать гробницей.

Л е о н и с ь о

Послушай моего совета:

Ты воин, не к лицу тебе

Гаданьям верить да судьбе,

Сам требуй от судьбы ответа.

Ведомый звезд дурных влияньем,

Ты не поступишься собой.

Рука твоя — тебе судьбой,

А храбрость будет звезд сияньем.

Тому ж из нас, кто верить хочет

Гаданьям, страх в душе тая.

Тому, не ошибаюсь я,

Маркино крепче напророчит.

Маркино — это мудрый жрец.

Он знает верные гаданья

И скажет, скоро ли страданья

Всеобщего придет конец.

Он, кажется, проходит там…

Облекся в странную одежду…

М а р а н д р о

Кто на дурное всю надежду

Возложит — о, как дурен сам!

Прилично ль нам за ним свернуть?

Л е о н и с ь о

Прилично и вполне уместно.

При случае нам будет лестно

Помочь Маркине в чем-нибудь.


Тут выходит Маркино в широкой черной бязевой хламиде, в черном головном уборе, но с голыми ногами; он будет нести в плетеном мешке три колбочки, наполненные водой. Одна из них черная, другая шафранного цвета, а третья прозрачная. В одной руке у него лакированное черное копье, в другой — книга. С ним идет Мильвио. Они постепенно приближаются к Леонисьо и Марандро.


М а р к и н о

О юноше у нас какие вести?

М и л ь в и о

Покойный в этой схоронен могиле.

М а р к и н о

Ты думаешь, как раз на этом месте?

М и л ь в и о

Сюда мы плющ надгробный возложили

И, помянув кой-как на скудной тризне,

Мы юношу в слезах похоронили.

М а р к и н о

Причина смерти?

М и л ь в и о

От ужасной жизни

Он умер; голод с ним покончил рано.

Бич, адом посланный моей отчизне!

М а р к и н о

Все это правда? в этом нет обмана?

Так, значит, вызвали его кончину

Не рак, не язва, не гнилая рана?

Расспрашивать имею я причину:

Сохранно ль было тело, знать хочу я,

Когда он был похоронен по чину?

М и л ь в и о

Лишь три часа назад глаза ему я

Закрыл, и мертвый лег в гробницу. Голод


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6