Интермедии
ModernLib.Net / де Сервантес Мигель / Интермедии - Чтение
(стр. 6)
Ц ы г а н е - м у з ы к а н т ы (поют) Я песочек потопчу Полегонечку, так; Я песочек потопчу Потихонечку, так! П а н д у р о Ну музыканты! Так и подсыпают За песней песню. У м и л ь о с Дьяволы-цыгане. Ц ы г а н е - м у з ы к а н т ы (поют) Я по твердой земле Потопчусь посильней, Знаю, что любовь моя Похоронится в ней; Счастье жизни всей моей Потоптала любовь Так тихонечко. Входит подсакристан , очень дурно одетый. П о д с а к р и с т а н Сеньоры рехидоры, доложу вам: Ведете вы себя, как негодяи: Да разве правят краем, черт возьми, Между гитар, танцоров и веселья? Б а к а л а в р Схватить его, Харрете! X а р р е т е Я схватил уж. Б а к а л а в р Попону дайте! И, клянусь вам богом, Летать ему высоко, негодяю, Бесстыдному, невеже, грубияну, Нахальному. П о д с а к р и с т а н Послушайте, сеньоры! А л ь г а р р о б а Сейчас вернусь с попоной для качанья. (Уходит, грозя причетнику.) П о д с а к р и с т а н Смотрите, говорю вам, я пресвитер! Б а к а л а в р Пресвитер? Ах, негодный! П о д с а к р и с т а н Я пресвитер, Иль в первом постриженьи, все равно. П а н д у р о "А вот посмотрим", - говорит Аграхес. П о д с а к р и с т а н Да Граха нету здесь. Б а к а л а в р Найдется грач И выклюет тебе язык и бельма. Р а н а Скажи, несчастный, что за черт вселился К тебе в язык? И кто тебя подвигнул Юстицию упреком оскорбить? Да разве ты правитель в государстве? Твоя работа: колокол да требник; Не тронь властей; они уж сами знают Свои дела, получше нас с тобой! Не хороши - молись, чтоб бог исправил, А хороши - чтоб бог хранил для нас. Б а к а л а в р Святой, блаженный Рана человек! Входит Альгарроба и тащит на плечах за один конец попону, которая волочится за ним. А л ь г а р р о б а За мной не станет дело. Б а к а л а в р Все беритесь! Не отставать, цыгане и цыганки: Качай, друзья! П о д с а к р и с т а н О господи, помилуй! Смотрите, рассержусь, так будет плохо За эти шутки от меня. Клянусь Петром, что всех постигнет отлученье , Которые держались за попону. Р а н а Довольно, стойте! Не казнят вконец, Чтоб бедному раскаянье оставить. П о д с а к р и с т а н Измят совсем. И уж теперь напредки Зашью свой рот двойной сапожной дратвой. Р а н а Вот именно, лишь только то и нужно. Б а к а л а в р Цыгане, вы домой ко мне придите; Поговорить хочу. Ц ы г а н Пойдем с тобой. Б а к а л а в р До завтра выборы; сберемся рано Поутру мы, а голос мой за Рана. Ц ы г а н Запеть, сеньоры? Б а к а л а в р Что-нибудь запойте! П а н д у р о Таких певцов, как Рана, поискать. X а р р е т е Поет и ловко в уши напевает. Уходят. Цыгане поют: "Я песочек потопчу..." Бдительный страж Лица: С о л д а т. П а с и л ь я с, сакристан. Г р а х а л е с, другой сакристан . А н д р е с, парень с кружкой для сбора на икону. М а н у э л ь, другой парень, торгующий в разнос полотном, кружевами и пр. Б а ш м а ч н и к. К р и с т и н а, судомойка. Х о з я и н Кристины. Х о з я й к а. М у з ы к а н т ы. Улица. Входит солдат отважной походкой, в рваной перевязи и в очках ; за ним, в некотором отдалении, плохонький сакристан. С о л д а т. Что тебе нужно, пустой призрак? С а к р и с т а н. Я не пустой призрак, я твердое тело. С о л д а т. Да, но все-таки я заклинаю тебя всем моим злополучием, скажи: кто ты и чего ищешь в этой улице? С а к р и с т а н. Со всем моим благополучием отвечаю тебе: я Лоренсо Пасильяс, подсакристан этого прихода, и ищу того, что я-то найду, и чего ты тоже ищешь, да не находишь. С о л д а т. Ты чего доброго не Кристиночку ли ищешь, судомойку из этого дома? С а к р и с т а н. Tu dixisti. [Ты сказал (лат.) . Здесь - точно так.] С о л д а т. Ну, так поди сюда, валет сатаны! С а к р и с т а н. Ну, так я здесь останусь, мне и тут хорошо, кислая пиковая дама. С о л д а т. Прекрасно: валет и дама! Недостает туза; но ты скоро его получишь. Поди сюда, еще раз говорю я тебе. А знаешь ли ты, Пасильяс, рожон тебе в горло, что Кристина мой предмет? С а к р и с т а н. А знаешь ли ты, улитка в человечьем платье, что этот твой предмет я выручил и закрепил за себя и что он мой по всем правам и законам. С о л д а т. Нет, как бог свят, я тысячу раз пырну тебя шпагой и исполосую твою голову в клочки. С а к р и с т а н. С тебя довольно и тех клочков, которые у тебя на штанах и на колете; а голову мою уж оставь в покое! С о л д а т. Да ты разговаривал когда-нибудь с Кристиной? С а к р и с т а н. Всегда, когда только мне угодно. С о л д а т. Давал ей подарки? С а к р и с т а н. Много. С о л д а т. Сколько и какие? С а к р и с т а н. Я подарил ей коробочку из-под айвы, очень большую, полнехоньку просвирных обрезков, белых, как снег, и на придачу четыре восковых огарка, тоже белых, как горностай. С о л д а т. А еще что? С а к р и с т а н. А еще письмо со вложением ста тысяч... желаний служить ей. С о л д а т. И что ж она тебе отвечала? С а к р и с т а н. Обнадеживает, что скоро моей женой будет. С о л д а т. Как, разве ты еще не пострижен? С а к р и с т а н. Нет, я послушник и могу жениться, как и когда мне в голову придет, что ты и увидишь очень скоро. С о л д а т. Поди сюда, трепаный послушник, отвечай мне на то, что я у тебя буду спрашивать! Если уж тебе эта девушка так превосходно отвечала, чему я не совсем верю, на твои жалкие подарки, как же она ответит на мои великолепные? Я ей послал недавно любовное письмо, написанное ни больше ни меньше как на обороте мемориала, где я изложил свои заслуги и настоящую бедность, который я подавал его величеству, потому что солдату не стыдно признаться, что он беден. Мемориал этот уже утвержден, о чем и сообщено главному раздавателю милостыни; и, однакож, я, нисколько не жалея и не думая о том, что это, без сомнения, будет мне стоить от четырех до шести реалов, с невероятным благородством и замечательной свободой написал на обороте его, как я уже говорил тебе, свое письмо; и из грешных моих рук перешло оно в ее почти святые руки. С а к р и с т а н. Еще что-нибудь посылал ты ей? С о л д а т. Вздохи, слезы, рыдания, пароксизмы, обмороки и всякие необходимые демонстрации, к которым прибегают добрые любовники, чтобы открыть свою страсть, и которыми они пользуются и должны пользоваться во всякое время и при всяком удобном случае. С а к р и с т а н. А серенады ты ей давал? С о л д а т. Да, из моих ахов и охов, из моих жалоб и стонов. С а к р и с т а н. А я так даю ей серенаду колоколами при всяком случае и такую продолжительную, что надоел всем соседям постоянным звоном; и это я делаю единственно для того, чтобы доставить ей удовольствие и чтоб она чувствовала, что я оттуда, с колокольни, заявляю, что всегда готов к ее услугам. Хотя мое дело звонить по покойникам, но я звоню уж и к праздничным вечерням. С о л д а т. В этом ты имеешь преимущество передо мной: мне звонить не во что. С а к р и с т а н. И чем же отвечала тебе Кристина на твое бесконечное ухаживанье за ней? С о л д а т. Тем, что она ни видеть, ни слушать меня не хочет, что проклинает, как только я покажусь на этой улице, что обливает меня мыльной водой, когда стирает, и помоями, когда моет посуду, - и это каждый день, потому что каждый день я на этой улице стою у ее дверей; потому что я ее бдительный страж; наконец потому, что я собака на сене и прочее. Сам я не пользуюсь и не дам пользоваться никому, пока жив. Поэтому убирайся отсюда, сеньор пономарь; а то как бы я, вопреки уважению, которое имел и имею к вашему сану, не раскроил тебе черепа. С а к р и с т а н. Да, если ты раскроишь так, как раскроилось твое платье, так хоть брось. С о л д а т. Что платье! Попа и в рогоже знают. Солдат, оборванный на войне, такой же чести заслуживает, как и ученый в истрепанной мантии, потому что она свидетельствует о давности его ученых занятий. Ты смотри, как бы я не исполнил того, что посулил тебе! С а к р и с т а н. Не оттого ли ты храбришься-то, что я без оружия? Так подожди тут, сеньор бдительный страж, и ты увидишь, кто из нас герой-то. С о л д а т. Так неужто Пасильяс? С а к р и с т а н. Слепой сказал: посмотрим! (Уходит.) С о л д а т. О женщины, женщины! Все вы, или большей частью, переменчивы и капризны. И ты, Кристина, оставила меня, цвет и цветник солдатства, и сошлась с этой сволочью полусакристаном, когда и полный-то сакристан и даже каноник тебе не пара! Но я постараюсь, чтобы тебе не удалось, и, сколько могу, помешаю твоему удовольствию, гоняя с этой улицы и от твоих дверей всякого, кто мечтает о возможности каким бы то ни было образом сделаться твоим любовником. Я добьюсь того, что заслужу имя бдительного стража. Входит парень с кружкой и в зеленом платье, как обыкновенно ходят сборщики подаяний для икон. П а р е н ь. Подайте, ради господа, на лампаду на масло святой Люсии, и сохранит она зрение очей ваших. Эй, хозяйка! Подадите милостыню? С о л д а т. Эй, друг, святая Люсия, подите сюда! Что вам нужно в этом доме? П а р е н ь. Разве вы, ваша милость, не видите? Милостыню на лампаду на масло святой Люсии. С о л д а т. Да вы просите на лампаду или на масло для лампады? Вы говорите: "милостыню на лампаду на масло", и выходит, как будто вы просите на масляную лампаду, а не на лампадное масло. П а р е н ь. Да уж это всякому понятно, что я прошу на масло для лампады, а не на масляную лампаду. С о л д а т. И вам всегда подают здесь? П а р е н ь. Каждый день по два мараведи. С о л д а т. А кто выходит подавать? П а р е н ь. Да кто случится; но чаще всех выходит судомоечка, которую зовут Кристиной, хорошенькая, золотая девушка. С о л д а т. Вот как: "судомоечка хорошенькая, золотая"? П а р е н ь. Жемчужная. С о л д а т. Так, значит, вам нравится эта девочка? П а р е н ь. Да будь я хоть деревянный, и то она не может мне не понравиться. С о л д а т. Как ваше имя? Не все же мне звать вас святой Люсией? П а р е н ь. Меня, сеньор, зовут Андрес. С о л д а т. Ну, сеньор Андрес, слушайте, что я скажу вам! Вот вам восемь мараведи; это ровно столько, сколько подадут вам в четыре дня в этом доме и что обыкновенно выносит вам Кристина, и ступайте с богом! Предупреждаю вас, что четыре дня вы не должны показываться у этих дверей ни за что на свете; иначе я переломаю вам пинками ребра. П а р е н ь. Да я весь месяц не приду, если только помнить буду. Не беспокойтесь, ваша милость, я ухожу. (Уходит.) С о л д а т. Не дремли, бдительный страж! Входит другой парень, разносчик, торгующий полотном, нитками, тесемками и другим подобным товаром. Р а з н о с ч и к (кричит) . Кому нужно тесемок, фландрских кружев, полотна голландского, кембрейского , португальских ниток? К р и с т и н а (из окна) . Эй, Мануэль! Есть вышитые воротники для рубашек? Р а з н о с ч и к. Есть самые лучшие. К р и с т и н а. Войди, моей сеньоре их нужно. (Отходит от окна.) С о л д а т. О звезда моей погибели, а прежде путеводная полярная звезда моей надежды! Эй, тесемки или как вас там зовут! Вы знаете эту девушку, которая вас кликала из окна? Р а з н о с ч и к. Знаю; но зачем вы меня об этом спрашиваете? С о л д а т. Не правда ли, что у ней очень хорошенькое личико и что она очень мила? Р а з н о с ч и к. Да, и мне тоже кажется. С о л д а т. Ну, а мне тоже кажется, что вы не войдете в этот дом; иначе, клянусь богом, я разобью вам зубы, так что ни одного живого не останется. Р а з н о с ч и к. Как же мне нейти туда, куда меня зовут? Ведь я торгую. С о л д а т. Убирайся, не возражай мне! А то будет сделано то, что тебе сказано, и сейчас же. Р а з н о с ч и к. Вот какое ужасное происшествие! Успокойтесь, сеньор солдат, я ухожу. (Уходит.) К р и с т и н а (из окна) . Что ж ты нейдешь, Мануэль? С о л д а т. Мануэль бежал, владычица воротников и всяких петель, живых и мертвых, которые на шею надеваются, потому что ты имеешь власть надевать их и затягивать. К р и с т и н а. Боже! Что за постылое животное! Чего тебе еще нужно в этой улице и у нашей двери? (Скрывается.) С о л д а т. Померкло мое солнце и скрылось за облака. Входит башмачник, в руках пара новых туфель; хочет войти в дом и встречается с солдатом. С о л д а т. Добрый сеньор, вам нужно кого-нибудь в этом доме? Б а ш м а ч н и к. Да, нужно. С о л д а т. А кого, если можно спросить? Б а ш м а ч н и к. Отчего ж нельзя? Мне нужно судомойку из этого дома; я принес ей туфли, которые она заказывала. С о л д а т. Так, значит, вы ее башмачник? Б а ш м а ч н и к. Да, я уж много раз шил для нее. С о л д а т. Она примеривать будет эти туфли? Б а ш м а ч н и к. Не нужно; они на мужскую ногу, - она всегда такие носит; так она их прямо наденет. С о л д а т. Заплачено за них или нет? Б а ш м а ч н и к. Нет еще; да она сейчас заплатит. С о л д а т. Не сделаете ли вы мне милость, и очень большую для меня? Поверьте мне эти туфли в долг; я заплачу вам, что они стоят, через два дня, потому что я надеюсь получить очень много денег. Б а ш м а ч н и к. Конечно, поверю. Пожалуйте что-нибудь в залог; я бедный ремесленник и не могу верить на слово. С о л д а т. Я дам вам зубочистку, которую ценю очень высоко и не продам даже за скудо. Где ваша лавочка, чтобы мне знать, куда принести деньги? Б а ш м а ч н и к. На длинной улице, у одного из столбов; а зовут меня Хуан Хункос. С о л д а т. Сеньор Хуан Хункос, вот вам зубочистка, цените ее дорого, потому что это вещь моя. Б а ш м а ч н и к. Как, эту спичку, которая не стоит и двух мараведи? И вы хотите, чтоб я ценил ее дорого? С о л д а т. Ах, боже мой! Но ведь я вам даю ее только для собственной памяти; потому что, как только я руку в карман и не найду там спички, я вспомню, что она у вас, и сейчас пойду выкупать ее. Верьте солдатскому слову, что ни за чем другим, а только за этим я и отдаю ее вам. Но если вам не довольно, так я прибавлю еще эту перевязь и эти очки: хороший плательщик все может отдать в заклад. Б а ш м а ч н и к. Я хоть и башмачник, а человек учтивый и не осмелюсь лишить вашу милость ваших драгоценностей. Пусть они уж останутся при вас, а при мне останутся мои туфли; так-то будет гораздо складнее. С о л д а т. Какой номер этих туфлей? Б а ш м а ч н и к. Без малого пять. С о л д а т. И я тоже без малого человек, о туфли сердца моего! Потому что у меня нет шести реалов, чтобы заплатить за вас. Послушайте, ваша милость, сеньор башмачник; я хочу импровизировать на эту мысль, которая пришла мне в голову в форме стиха: Туфли сердца моего! Б а ш м а ч н и к. Ваша милость поэт? С о л д а т. Знаменитый; вот вы увидите. Будьте внимательны! Туфли сердца моего. А вот импровизация: Мне любовь моя - тиранство; Ты не веришь в постоянство Чувств моих; но предо мной Обувь ног твоих, и таю И надежду вновь питаю Обладать твоей рукой. Эти грубые корзины Милых ног моей Кристины Мне любезны до того, Что, в пылу очарованья, Я придумал им названье Туфлей сердца моего. Б а ш м а ч н и к. Хоть я и мало смыслю в поэзии, но эти стихи так звучны, как будто их написал Лопе . Уж у меня, что хорошо или что кажется мне хорошим, все это Лопе. С о л д а т. Так как, сеньор, вы не считаете возможным поверить мне эти туфли в долг, что не составило бы для вас большой важности, особенно при тех приятных залогах, которыми я не подорожил, то по крайней мере сделайте одолжение, поберегите их для меня два дня, я приду за ними. А теперь скажу я сеньору башмачнику, что на этот раз он ни видеть Кристину, ни говорить с нею не будет. Б а ш м а ч н и к. Я исполню все, что приказывает мне сеньор солдат, потому что я вижу, на какую ногу он хромает; он хромает на обе: с одной стороны нужда, а с другой ревность. С о л д а т. Ну, уж это не башмачницкого ума дело; чтобы судить о таких предметах, надо иметь классическое образование. Б а ш м а ч н и к. О ревность, ревность! А лучше-то сказать: ах, бедность, бедность! (Уходит.) С о л д а т. Если не будешь смотреть зорко, бдительный страж, так увидишь, как заберутся чужие мухи в тот улей, где твой мед. Но что это за звуки? О, без сомнения, это моя Кристина разгоняет пением тоску, когда чистит или скребет что-нибудь. Слышно пение за сценой под звон перемываемой посуды. Я твоя, мой пономарь, ты так и знай, И на клиросе покойно попевай! Уши мои, что вы слышите! Теперь уж нет сомненья: пономарь друг души ее! О судомойка, самая чистая из всех, какие были, есть и будут в календаре судомоек! Ты так чистишь этот фаянс, что, пройдя через твои руки, он возвращается полированным и блестящим серебром; отчего же ты не вычистишь души твоей от низких и пономарских помыслов? Входит хозяин Кристины. Х о з я и н. Кавалер, чего вы желаете и что ищете у этой двери? С о л д а т. Желаю-то я того, чего лучше требовать нельзя; я ищу того, чего не нахожу. Но кто же вы сами, ваша милость, что изволите спрашивать меня об этом? Х о з я и н. Я хозяин этого дома. С о л д а т. Господин Кристиночки? Х о з я и н. Я самый. С о л д а т. В таком случае пожалуйте сюда, ваша милость, извольте взять этот сверток бумаг! Там вы найдете свидетельства о моей службе, двадцать два удостоверения от двадцати двух генералов, под знаменами которых я служил, не говоря уже о тридцати четырех других свидетельствах от стольких же полковников, которыми они соизволили почтить меня. Х о з я и н. Но, как мне известно, столько генералов и полковников в испанской пехоте во сто лет не бывало. С о л д а т. Ваша милость человек мирный, где же вам, да вы и не обязаны, много-то понимать в военном деле; бросьте взгляд на эти бумаги, и вы увидите одного за другим всех генералов и полковников, о которых я говорил. Х о з я и н. Ну, положим, что я их всех видел; но к чему все это поведет? С о л д а т. А к тому, чтобы вы получили доверие ко мне и к тем словам, которые я вам скажу. А именно, что я назначен на первое вакантное место, которое может открыться в одном из трех замков Неаполитанского королевства , то есть в Гаэту, Барлету и Рихобес. Х о з я и н. Все, что ваша милость до сих пор рассказывает мне, нисколько до меня не касается. С о л д а т. А я знаю, что, коли бог даст, это может касаться и до вашей милости. Х о з я и н. Каким образом? С о л д а т. Вот каким! Я непременно, разве уж небу не будет угодно, получу назначение на одно из этих мест и сейчас же желаю жениться на Кристиночке. А как только я буду ее мужем, ваша милость можете мною и моими весьма значительными доходами распоряжаться, как своей собственностью, потому что я не хочу остаться неблагодарным против вас за воспитание, которое вы дали моей желанной и возлюбленной супруге. Х о з я и н. У вашей милости чердак не в порядке. С о л д а т. А знаете ли вы, милый сеньор, что вы должны отпустить мне Кристину сейчас, сию минуту, или вы не переступите порога вашего дома. Х о з я и н. Это что еще за глупости! Да кто ж в состоянии запретить мне войти в мой дом? Входит подсакристан Пасильяс, в руках крышка от кадки и перержавленная шпага, за ним другой сакристан в каске и с палкой, на конце которой привязан лисий хвост. С а к р и с т а н. Ну, друг Грахалес, вот он, возмутитель моего спокойствия! Г р а х а л е с. Жаль, что у меня оружие-то плохое и довольно хрупкое; а все-таки я приложу всяческое старание отправить его на тот свет. Х о з я и н. Постойте, господа! Что это за безобразие и что за рожон у вас? С о л д а т. Разбойники, вы по-предательски, целой шайкой! Сакристаны-самозванцы, да я клянусь вам, что проколю вас насквозь, хотя бы в вас сидело всяких правил больше, чем в требнике. Ах, подлец! На меня-то с лисьим хвостом! Что ты, за пьяного меня выдать хочешь или думаешь, что сметаешь пыль с священного изваяния? Г р а х а л е с. Нет, я думаю, что сгоняю мух с винной бочки. У окна показываются Кристина и ее хозяйка. К р и с т и н а. Сеньора, сеньора, моего сеньора убивают! Больше двух тысяч шпаг против него - и блестят так, что у меня в глазах темнеет. Х о з я й к а. Да, ты правду говоришь, дитя мое. Боже, помоги ему! Святая Урсула и с нею одиннадцать тысяч дев, защитите его! Пойдем, Кристина, сбежим вниз и будем помогать ему, как только можем. Х о з я и н. Заклинаю вас вашей жизнью, кавалеры, остановитесь и заметьте, что нехорошо нападать обманом на кого бы то ни было. С о л д а т. Эй ты, лисий хвост, и ты, кадочная крышка, не разбудите моего гнева! Потому что, если вы его разбудите, я вас убью, я вас съем, я вас закину через ворота за пять верст дальше ада! Х о з я и н. Остановитесь, говорю, или, ей-богу, я выйду из терпения, и тогда уж кой-кому плохо будет! С о л д а т. Я остановился, потому что уважаю тебя ради святыни, которая находится в твоем доме. С а к р и с т а н. Хоть бы эта святыня даже чудеса творила, на этот раз она тебе не поможет. С о л д а т. Видано ли что-нибудь бесстыднее этого негодяя! Он идет на меня с лисьим хвостом, на меня, когда я не побоялся и не ужаснулся громовых выстрелов большой пушки Дио, которая находится в Лиссабоне. Входит Кристина и ее хозяйка. Х о з я й к а. Ах, муж мой! Не ранен ли ты, сохрани бог, радость моя? К р и с т и н а. Ах, я несчастная! Клянусь жизнью моего отца, всю эту ссору подняли мой сакристан с моим солдатом. С о л д а т. Все-таки хорошо; я с пономарем на одном счету, она сейчас сказала: "мой солдат". Х о з я и н. Я не ранен, сеньора; но знайте, что вся эта ссора за Кристиночку. Х о з я й к а. Как за Кристиночку? Х о з я и н. Сколько я понимаю, эти кавалеры ревнуют ее друг к другу. Х о з я й к а. Правда это, девушка? К р и с т и н а. Да, сеньора. Х о з я й к а. Смотрите, она, нисколько не стыдясь, признается. Кто-нибудь из них тебя обесчестил? К р и с т и н а. Да, сеньора. Х о з я й к а. Кто же? К р и с т и н а. Меня обесчестил сакристан тогда, как я танцевать ходила. Х о з я й к а. Сколько раз говорила я вам, сеньор, что не надо пускать эту девчонку из дому, что она уж на возрасте и мы не должны ее с глаз спускать. Что теперь скажет ее отец, который сдал нам ее без пылинки и без пятнышка? Куда же, предательница, он заманил тебя? К р и с т и н а. Да никуда, середи улицы. Х о з я й к а. Как, середи улицы? К р и с т и н а. Там, середи Толедской улицы, он, перед богом и всеми добрыми людьми, назвал меня неряхой и бесчестной, бесстыдницей и бестолковой и всякими другими обидными словами, подобными, и все оттого, что ревнует меня к этому солдату. Х о з я и н. А еще ничего между вами не было, кроме этого бесчестья, которое он сделал тебе на улице? К р и с т и н а. Конечно, нет, потому что сейчас у него сердце и прошло. Х о з я й к а. Ну, теперь душа у меня опять дома, а то было ушла в пятки. К р и с т и н а. И вот еще: все, что он мне говорил, он подтвердил в этой записке, где обязался взять меня замуж. Я ее берегу, как золото, в оберточке. Х о з я и н. Покажи, посмотрим! Х о з я й к а. Прочтите громко, мой друг! Х о з я и н. Писано вот что: "Я, Лоренсо Пасильяс, подсакристан здешнего прихода, говорю, что люблю и очень люблю сеньору Кристину Паррасес; в удостоверение этой истины даю ей эту записку, утвержденную моим подписом. Дано в Мадрите, на монастыре церкви святого Андрея, шестого мая, сего 1611 года. Свидетели: мое сердце, мой ум, моя воля и моя память. Лоренсо Пасильяс". Отличный способ давать брачные обязательства. С а к р и с т а н. В словах, что я люблю ее, заключается все, что она желала от меня; потому что, кто отдает волю, тот отдает все. Х о з я и н. Так что, если она пожелает, вы женитесь на ней? С а к р и с т а н. С величайшей охотой, хотя я уже и потерял надежду получить три тысячи мараведи дохода, которые хотела мне отказать моя бабушка, как мне пишут с родины. С о л д а т. Если отдать свою волю что-нибудь значит, то уж тридцать девять дней тому назад, при входе на Сеговийский мост, я отдал Кристине мою волю со всеми моими душевными способностями. И если она пожелает быть моей женой, то поймет разницу между кастеляном могущественного замка и не полным пономарем, а только половинным, да и в половине-то кой-чего не хватает. Х о з я и н. Желаешь выйти замуж, Кристиночка? К р и с т и н а. Да, желаю. Х о з я и н. Вот перед тобой двое; выбирай, кто из них тебе больше нравится. К р и с т и н а. Мне стыдно. Х о з я й к а. Что за стыд! Кушанье и мужа надо выбирать по своему вкусу, а не по чужому указанию. К р и с т и н а. Вы меня воспитали, вы и выберите мне мужа подходящего; а и сама бы я тоже не прочь выбрать-то. С о л д а т. Дитя, взгляни на меня, посмотри, как я изящен! Я солдат; думаю быть кастеляном; имею храброе сердце; я самый любезный человек в мире, и из каждой нитки этого худого колета ты можешь намотать целый клубок моего благородства. С а к р и с т а н. Кристина, я музыкант, хотя и колокольный; украсить гробницу, убрать церковь к годовому празднику - в этом ни один сакристан не может превзойти меня; эти обязанности я могу исполнять и женатый и тем доставлять себе княжеское пропитание. Х о з я и н. Ну, девушка, выбирай из двух любого; выберешь, так и я одобрю. Этим выбором ты помиришь двух храбрых соперников. С о л д а т. Я подчиняюсь ей. С а к р и с т а н. И я покоряюсь. К р и с т и н а. Ну, так я выбираю пономаря. Входят музыканты. Х о з я и н. Позовите-ка этих молодцов моего соседа-цирюльника! Под звуки их гитар и песен мы пойдем праздновать помолвку, припевая и приплясывая. Сеньор солдат будет моим гостем. С о л д а т. Принимаю. Дали волю выбирать, Что ж о праве толковать. М у з ы к а н т. Мы пришли как раз вовремя, и эти ваши стихи будут припевом к нашей песне. М у з ы к а н т ы (поют, обратясь к сакристану) Норов женский одинаков: Им всегда милей, что хуже. Вкус у них на это странный, Им заслуги нипочем. Храбрость в малом уваженьи, В уваженьи только деньги; Пономарь для них находка, И не по сердцу солдат. Что дивиться, что на церковь Выбор женский упадет? И преступники ведь тоже Там убежище находят. Дали волю выбирать, Что ж о праве толковать? (Обращаясь к солдату.) Как и следует солдату, Одинокому и в летах, Без копейки за душою, Отставному инвалиду, Он задумал, будто может, Точно древние герои, Силой взять, что я любовью И смиреньем заслужил. Брань твоя не оскорбляет; Ты в игре остался с носом, Ты обижен; так ругайся, Позволяю, не сержусь. Дали волю выбирать, Что ж о праве толковать? Уходят все с пением и пляской. Вдовый мошенник, именуемый Трампагос Лица: Мошенники: Т р а м п a г о с, Ч и к и з н a к е, Х у а н К л a р о с. В а д е м e к у м, слуга Трампагоса. Женщины легкого поведения: Р е п у л и д а, П и с п и т а, М о с т р е н к а. Э с к а р р а м а н, пленник. Два м у з ы к а н т а. М о ш е н н и к. Комната. Входят Трампагос в траурной мантии, Вадемекум, его слуга, с двумя рапирами. Т р а м п а г о с. Вадемекум! В а д е м е к у м. Сеньор. Т р а м п а г о с. Принес рапиры? В а д е м е к у м Принес. Т р а м п а г о с. Ну, ладно. Дай, а сам поди И принеси с высокой спинкой кресла И мебели другой домашней, стульев... В а д е м е к у м Каких же стульев? Разве есть они? Т р а м п а г о с Ну, ступку принеси большую, щит, Скамью из-под постели. В а д е м е к у м Невозможно: Она без ножки. Т р а м п а г о с Но порок ли это? В а д е м е к у м Не малый. (Уходит.) Т р а м п а г о с Перикона, Перикона! Моя и всей компаньи! Наконец, Не наша ты. Остался я, а ты исчезла. И вот что худо: я не знаю, где ты! Соображая жизнь твою, конечно, Поверить можно, что себе и там ты Найдешь местечко; но нельзя наверно Определить твой стул в загробной жизни! Но без тебя мне жизнь и здесь мертва. Зачем я не был у твоей подушки, Когда твой дух из тела отлетал, Чтобы принять его [любви] устами И заключить его в своем желудке! Изменчиво, непрочно наше счастье; Сегодня - Перикона, завтра - прах, Как говорил один поэт славнейший! Входит Чикизнаке.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
|