Глава 8, в которой можно плыть по реке либо идти по тропе

— Я ж говорю, от Вечного Дерева можно либо плыть по реке, либо идти по этой самой тропе, которая будет периодически пересекать реку. А потом...

— Да не потом, Игнасио, а завтра! Завтра же мы отправимся в Шелгваукану! Дай я тебя расцелую, дружище! — И Марега полез к Эньярошу целоваться. — Как же я рад!

Неужели он действительно так рад? Или просто пьян? Что за глупости целоваться с мужчиной, когда можно поцеловаться со мной? Ну и пусть целуются, а я налью себе еще вина! Но кувшин почему-то был пуст.

— Эй, кто-нибудь! — Я хлопнула в ладоши.

Официант явился сразу с кувшином.

— Пятый, мадам, — шепнул он, наполняя бокалы.

— Неси еще! И позови Педро! — потребовала я и доверительно сообщила официанту на ухо: — Он один меня любит, а эти... — я погрозила пальцем обнимающимся Мареге и Игнасио, — эти — мужеложцы.

— Мари, дорогая, как я счастлив, что ты познакомила меня с ним, — заплетающимся языком произнес Марега, — дай я тебя поцелую!

— Нет, — гордо отрезала я. — Официант, еще вина!

— Мари, Мари! — Они тянули ко мне много мелких ручек.

— Сеньорита, поцелуйте сеньоров, и я отведу их спать, — совершенно трезвым голосом сказал огромный Педро, и мне стало ужасно стыдно, ведь, кажется, я действительно напилась...

Со всех сторон на меня надвигалась темнота, и я заплакала, однако из мрака вдруг опять бесшумно возник Педро, но почему-то у него была борода и он весь был меньше, и этот уменьшенный Педро ласково спросил:

— Сеньорита не хочет спать? Второй час...

— Педро, хороший, добрый Педро, я гадость, я совсем не сеньорита! — Я плакала уже в голос, а вокруг сделалось окончательно темно. — Я гадость!..

Глава 9, в которой Вонахью вошел в свою комнату

Ричард Вонахью вошел в свою комнату и запер дверь за собой. Духота еще больше подчеркивала убожество обстановки. Нищета с претензией на роскошь. Да еще эта борода, очки и чужое имя... Мерзость какая, подумал он и включил вентилятор. Сооружение под потолком недовольно заскрипело и медленно двинулось вокруг своей оси с нарастающим ржавым лязгом, угрожающе подрагивая облупленными лопастями. Вонахью передернулся и отключил механизм, который еще немного покрутился и поскрипел по инерции.

Он распахнул окно. Унылый пустырь, мусорные баки. Наверняка в них копошатся крысы. Вон, мелькнула шустрая тень... Глухая стена архива, кривое деревце или даже куст неясной породы, и парочка, занимающаяся под его условным прикрытием любовью. Мачо придвинул свою подружку к стене, видны только ее ножонки, обнимающие его за пояс, и старательно трудится. Почему это так гнусно, когда это делают другие?

Зазвонил телефон. Вонахью передернул плечами и опустил жалюзи.

— Да, слушаю, — сказал он в трубку.

— Что новенького, внучек? — жизнерадостно спросил дон Рикардо. — Как успехи?

— Дедушка! — обрадовался Вонахью и тут же встревожился: — Что-то случилось? Ты никогда не звонишь ночью.

— Ничего, малыш. Просто не спится по-стариковски.

— Я уж было подумал, что из-за этого...

— Из-за кого, Риччи?

— Да оказывается, есть еще один претендент на золото Шелгвауканы.

— Брось ты, Риччи! Глупый, напыщенный болтун! Уберем, когда подойдет время.

Вонахью поморщился, он не любил, когда дед говорил так, тем более что говорил он правду.

— Дед, он вовсе не глуп. Знаешь, в конце концов, он мне даже понравился.

— Неужели? Говорят, что он твой конкурент...

— Ты шутишь? — растерялся Вонахью. Наверняка Билл уже донес дону Рикардо о мисс Люно, дед и намекает на «галантное» соперничество, решил он. Надо было самому позвонить и рассказать, ведь дед — единственный, кто меня действительно понимает и любит. — Ты имеешь в виду женщин?

— Ну, Риччи! Здесь тебе никогда не было равных!

Вонахью вздохнул.

— А вот я больше не уверен.

— Ты меня удивляешь, Риччи. Нравится этот болван, какие-то сомнения в своих мужских качествах. Я не узнаю тебя, малыш!

— Дед, я и сам не узнаю себя. — Он снова вздохнул.

— Да что ты там развздыхался? Выкладывай все, как есть! Не молчи. Любая баба всего лишь баба, и только!

— Она не баба.

— Конечно, парижанки не бабы! Они...

— Дед! — Так и есть, мой дедушка, как всегда, знает все, вплоть до места рождения, расстроился Вонахью, но поговорить с дедом о Мари ему очень хотелось. — Дедушка, понимаешь, она совсем не такая, как остальные. Она... ну как бы тебе сказать... Даже этот доктор, и тот понимает.

— Ну-ну. Значит, все-таки конкурент?

— Не знаю я! Но он тоже растерян не меньше.

— Риччи, ты меня заинтриговал. Я закурю, пожалуй. Рассказывай.

— Дед, я боюсь. Я никогда не испытывал такого. Только не смейся. Правда. Я боюсь, что уже не смогу без нее.

— Ты ей сказал?

— Что ты! Я тогда уж точно не смогу с ней расстаться.

— Ну и не расставайся.

— А захочет ли она, узнав, кто я?

— Богатый человек, мой первый наследник.

— Дед, я не хочу тебя обижать, но не каждая женщина согласится связать свою жизнь с мужчиной, живущим под чужой фамилией и беглым психом. Моя репутация ученого погублена навеки.

— Глупости.

— Нет, не глупости. Даже этот доктор все понял. Понимаешь, дед, она ему тоже нравится. И он ей.

— Риччи, а вот я ничего не понимаю. Кто кому нравится? Она — тебе, а он — ей?

— Нет, она нравится нам обоим, а мы — ей.

—Оба?

—Да!

— Я тебе уже высказал свое мнение о парижанках. И не вздумай устраивать французскую «ля мур де труа»! Хоть меня-то, старика, постесняйся!

— Дедушка, милый, о чем ты? Мы и так оба виноваты перед Мари! Понимаешь, мы с ним никак не могли уступить ее один другому, вернее она не могла никак выбрать одного из нас, и мы ее сдуру напоили... Мы же не знали, что ей так мало надо. Мы даже сами из солидарности притворились пьяными, и Педро нас как бы увел. А потом я все-таки вернулся, я не мог вынести, что она осталась одна совсем беспомощная рядом с Педро. Педро тоже без ума от нее...

— Риччи, да что же это за баба такая?

— Такая, дед, такая! Я отнес Мари в ее номер и уложил в постель.

— Ох, — облегченно вздохнул дон Рикардо, — ну хоть тут-то все было удачно? Молодец, переиграл этого болтуна!

— Да ничего не было! Я ее уложил, а она плакала, и ругала себя, и принимала меня за Педро. Она потом себя еще больше корила бы, она подумала бы, что была с Педро...

— Этот-то кретин при чем? Неужели она и с ним?..

Наверное, я все-таки зря стал исповедоваться перед дедом, засомневался Вонахью, он уже не тот, старый, все путает, ничего не соображает, вылитый мсье Сашель... А какой раньше был, как я всегда любил его!

— Дедушка, да ни с кем она! Просто мы ее случайно напоили, а Педро давно оберегает ее, с самого ее появления. Ты же сам ему велел.

— Ну конечно, велел. Свалилась на нашу голову с ревизией!

— Дед, это счастье, что она свалилась! И док тоже так считает.

— Риччи, внучек, дело в другом, — вдруг совершенно серьезно и здраво произнес дон Рикардо. — Просто твой приятель док может оказаться гораздо покладистее тебя, мой милый! Мне так надоело отвечать перед семьей за все твои глупости!

Вонахью не выносил, когда дед начинал говорить подобным тоном, тем более после того как он открыл ему свое сердце. Но Риччи знал: он единственный, кого любит железный дон Рикардо. И он промолчал.

— Мы ведь дали тебе все: гарвардское образование, неограниченные средства на любые твои прихоти! А чем ты отплатил нам? Вместо того чтобы благодарно искать для своей семьи золото, чем ты занимался? Чем?

— Дедушка, эту тему мы давно обсудили...

— Вот именно, мой мальчик. И я верю тебе. Но только я, и больше никто! Никто в нашей семье! Молчишь? И правильно, Риччи, молчи. Потому что уберут и тебя, и меня, и я уже ничего не смогу придумать, если этот твой док первым найдет дневник Бонвояжа.

Сказать ему, что дневник уже найден, или пока не говорить? — раздумывал обиженный Вонахью, а дед продолжал пугать его тем же елейным тоном:

— И ты будешь никому не нужен, мой мальчик, потому что заполучить дневник через доктора не составит уже никаких хлопот для парней Билла! Как, впрочем, и через милую барышню из Кайеннского архива. Ребята Билла пасут ее с первого дня появления...

Вонахью вспыхнул.

— Они и меня пасут? Я-то наивный посчитал, что они в моем распоряжении.

— Одно другому не мешает, малыш. К сожалению, я уже давно не решаю все в одиночку.

— Что же они тогда сами не добыли дневник до сих пор, если уж так просто? Пистолет к виску — и все дела!

— Фу, Риччи! Какая безвкусная уголовщина, во-первых, и, во-вторых, я же верю тебе, я надеюсь, что ты наконец-то сделаешь хоть что-то полезное для семьи. Ты ведь единственная моя надежда и опора! Ты заменил мне сына! — И после этих излияний дедушка вдруг жестко сказал: — Ты найдешь дневник, Риччи, срок...

— Дед, — решительно перебил его Вонахью, — дневник здесь. Я видел его сегодня.

В трубке раздался кашель. Наверное, подавился дымом, догадался Вонахью, эти вечные дрянные сигары. До чего же дороги воспоминания юности, чтобы не отказываться от них при дедушкиных-то доходах и больных легких!

— Риччи! Мальчик мой! — Голос дона Рикар-до снова превратился в ласковый старческий тенорок. — Что же ты сразу-то мне не сказал! Ты уже читал его? Что в нем написано?

— Не по телефону, дед.

— Ты прав, мой мальчик! Главное, он здесь! Я знал, я верил, Риччи, ты не подведешь! Читай его, изучай хорошенько! А потом я что-нибудь да придумаю. Я люблю тебя!

— Я тоже, дед.

— Знаю, мой родной. Да, забыл тебе сказать, я положил сегодня на твой счет пару монет. Мальчикам нужны денежки, чтобы тратить на девочек...

Говорить ему или не говорить, что мы решили отправиться в Шелгваукану? Нет, лучше сказать, все равно узнает.

— Спасибо, дед. Очень кстати. Мы ведь решили организовать маленькую экскурсию в Шелгваукану.

— Кто это «мы»?

— Мари, док и я.

— Умница, мой мальчик. Отлично, там и уберем лишних свидетелей. — Вонахью похолодел, но счел за лучшее пока не возражать деду. — Я распоряжусь, чтобы ребята Билла позаботились. И еще, Риччи, очень тебя прошу, будь поосторожнее с Маноло.

— С Маноло? Но ведь он же в психушке в Рио!

— Не надо, Риччи, не старайся обмануть ни себя, ни меня. Ты же знаешь нашу родню, как они любят все скрывать от меня и плести интриги, — по-стариковски слезливо начал жаловаться дон Рикардо. — Это невыносимо, Риччи! Шпионят за мной, подсылают сомнительных врачей... Мне не на кого положиться, я уже устал перепрятывать завещание! Риччи, ну почему ты не хочешь, чтобы я уже сейчас при всех официально поставил тебя на свое место? Ты же у меня умница. А они развалят все, что я создавал столько лет!

— Ладно, дедушка, не хнычь. Ты же ведь кабальеро! Как там твоя донна Эсперанса? А сеньора Рибейро?

Вместо ответа дон Рикардо опять закашлялся, а потом хрипло произнес:

— Все, Риччи, пока. Мне нужно подышать кислородом. — В трубке раздались длинные гудки.

Вонахью повесил трубку и подошел к окну.

Крысы по-прежнему шевелили мусор, а сексапильной парочки уже не было. Риччи расценил это как хорошее предзнаменование. Ничего, подумал он, найду я деду эту Шелгваукану, может, и золота-то там давным-давно нет. Найду и сбегу, например, в Америку или в Канаду, в какой-нибудь затерянный городишко, буду преподавать историю. Я уже научился жить под чужим именем. Свое-то я погубил... Всей семейке на радость. Он хмыкнул, разделся и встал под душ.

А ведь до двадцати пяти лет я и не подозревал ни о какой «семье» дона Рикардо. Я был уверен, что моя мать — богатая вдова владельца кучи отелей на побережье, что доход приносят акции самых успешных кампаний. В Гарварде моими однокашниками были отпрыски самых богатых и известных фамилий... А я — с самого момента зачатия — член «семьи», процветающей за счет наркобизнеса...

Наркотики спортсмен Вонахью откровенно презирал, считая удовольствием черни. Но дедушка, милый любимый дедушка, который в детстве играл с ним в паровозики и катал на собственной спине, а потом научил и гольфу, и теннису, и бильярду, объяснил уже взрослому внуку, что наркотики — это такой же товар, как и вино, продукты, одежда, картины, книги. Вовсе не обязательно читать те книги или носить ту одежду, которыми торгуешь, главное, чтобы торговля приносила тебе прибыль. И назвал примерный размер годового оборота. Наверняка много меньший, чем на самом деле...

Забавно, когда Риччи услышал сумму, он не был удручен, а, напротив, обрадовался, предвкушая неограниченные возможности, которые дают деньги: личный самолет, машины, яхты...

«Дед, я опробовал новый самолет над сельвой и видел очертания города». «Где, где, Риччи?» «В Амазонской сельве, дедушка. Это точно древний город: пирамиды, дома!» «Неужели, Риччи?» «Да, дед, мне нужны деньги. Это будет открытие! Вдруг я найду золото индейских жрецов? Обо мне заговорит весь мир!» «Может быть, ты сначала найдешь Шелгваукану? Слава подождет». «А вдруг это именно она?»

О Шелгваукане дед твердил Риччи с самого детства. Его собственный дед, естественно по имени Рикардо, якобы отправился туда и не вернулся. Последняя весточка о нем пришла из Эдуара. Дряхлую бумажонку — напоминание жене вовремя убрать мак — дон Рикардо сентиментально заключил в рамочку и держал на каминной полке. Может быть, поэтому Вонахью и избрал археологию своей профессией...

Старательные газетчики, щедро снабжаемые листочками из чековой книжки Риччи, раструбили об открытии еще до того, как экспедиция прибыла на место.

Это действительно оказался совершенно потрясающий огромный город, но явно не Шелгваукана, по утверждению дедушки. Можно подумать, он там был. О бразильском «новом Шлимане» заговорили на всех языках. Интервью, конференции, доклады, монографии...

Молодому археологу стало категорически не хватать времени. Что ж, все дело только в размере гонорара: статьи, доклады и монографии готовы писать для него любые специалисты! А услуги секретарей из числа студентов, страдающих от безденежья, практически дармовые...

Зато богатств города хватало, чтобы кормиться не одному поколению исследователей и репортеров: архитектура, керамика, захоронения, обелиски, ритуальные предметы, ювелирные изделия ждали своего часа, чтобы отправиться в музеи мира.

— Не жаль задаром расставаться с побрякушками, Риччи? — поинтересовался дедушка на одном из банкетов по поводу передачи части сокровищ музею, кажется, Сан-Паулу. — Это ведь все товар, мой мальчик, а музей не потратил ни гроша на твою экспедицию.

— Дед, в следующий раз я подарю тебе все находки! — пошутил тогда Вонахью, не замечая ничего, кроме своего триумфа. — Откроешь выставку! Только заранее купи кусочек сельвы, чтобы я копал на твоей собственной земле!

— Идет, — в тон ему отозвался дон Рикардо, — куплю!

И ведь купил же в километре от раскопок! А потом идиот Маноло, сынок другой дочери дона Рикардо и, соответственно, кузен самого Ричарда, попал в переделку. Собственно говоря, Маноло был вовсе не идиотом, он тоже подавал большие надежды, причем на поприще архитектуры, но это совершенно не снабжало его правом пырять натурщицу ножом.

Дону Рикардо удалось освободить Маноло под залог до суда, а потом предъявить суду медицинское свидетельство о внезапной кончине дорогого племянника. На самом же деле Вонахью спрятал кузена на раскопках, но уже в качестве подсобного рабочего Гарри Лейза.

Тогда Вонахью был абсолютно уверен во всесилии денег, поэтому и пришел в восторг от идеи кузена: вырезать из старого куска дерева эту самую «Нинью», будь она неладна! Кто же мог предположить, что нищий секретарь-итальяшка предаст Вонахью, своего патрона и благодетеля... Впрочем, это было тогда, а теперь Ричард и сам не понимал, как он мог легкомысленно поддаться на эту аферу и, скатившись до уровня дешевого гангстера, бесстыдно шантажировать мировых знаменитостей Шмерлота и Косее-Бриссака? Ради чего он собственными руками погубил свое имя и блестящую научную карьеру?..