Глава 1, в которой все вполне серьезно

— Франсуа Бонвояж? Вы шутите, мисс?

— Я вполне серьезна. Франсуа Бонвояж отправился в ту самую экспедицию в тысяча восемьсот семидесятом году...

— Франсуа Бонвояж! Великий путешественник Бонвояж! Да это оперетта какая-то! — искренне веселился посетитель.

Пожалуй, мне следовало бы обидеться за своего соотечественника с якобы опереточной фамилией, но у доктора медицины сеньора Алехандро Мареги, психиатра из Бразилии, был исключительно заразительный смех, безупречный английский и такие же безупречно белые ровные зубы.

— Мистер Марега, — я не удержалась от ответной улыбки, — Франсуа Бонвояж действительно побывал тогда в Шелгваукане. Золотая Шелгваукана — вовсе не бред вашего пациента. Она затеряна где-то в джунглях, но она существует!

— Вы уверены, мисс...

— Мадемуазель Люно, — представилась я, переходя на родной французский.

— Очень приятно, мадемуазель Люно. — Марега красиво повел бровью над золотой оправой изящных очков, но по-французски он произнес лишь слово «мадемуазель».

Это даже хорошо, что он носит очки, подумала я, должен же быть хоть какой-то изъян в его безукоризненной внешности. Обычный мужчина, если он не звезда Голливуда, не может быть так красив, тем более психиатр!

Но очки нисколько не портили сеньора Марегу, а, наоборот, придавали еще больше изысканности этому роскошному элегантному красавцу в дорогом светлом костюме. Даже пижонская золотая цепь, поблескивающая из-под незастегнутого воротничка рубашки, массивные золотые часы на золотом же браслете и крупный перстень по латиноамериканской нестареющей моде не выглядели на нем пошлой демонстрацией достатка, а были так же уместны, как и аккуратная, совсем короткая борода, усы, эффектно обрамляющие подвижные губы, гладко зачесанные назад и стянутые в хвост на затылке здоровые, блестящие черные волосы.

— Значит, вы утверждаете, мисс архивариус, что господин Бонвояж сто с лишним лет назад изволил совершить «бон вояж» в Золотую Шелгваукану?

Доктор Марега подробно сформулировал свой вопрос, и снова кокетливо повел бровью, улыбаясь полуоткрытым ртом, и словно бы невзначай притронулся пальцем к своим усам. «А не пообедать ли нам сегодня вместе, мисс архивариус?» — говорили его глаза и улыбка.

— Я бы не рискнул называть его экспедицию «бон вояжем», — неожиданно произнес Игна-сио Эньярош. Стол, за которым он занимался, стоял всего лишь в метре от моего окна выдачи, естественно, что он слышал наш разговор с доктором медицины. — Извините, что позволил себе вмешаться...

— Познакомьтесь, доктор Марега, это мистер Эньярош, вернее сеньор Эньярош, доктор археологии из Колумбии. — Я поспешно представила Эньяроша, вполне осознавая, что с появлением бразильского психиатра наши неокрепшие взаимоотношения с Игнасио потребуют дополнительного пересмотра.

— Рад познакомиться. — Доктор Марега слегка наклонил голову и протянул руку.

— Взаимно. — Доктор Эньярош ответил на рукопожатие.

— Удивительно, — доктор медицины продолжал пожимать руку доктора археологии, пристально изучая его лицо, — встретить в такой дыре просвещенных людей!

— Ничего удивительного, доктор Марега. — Доктор археологии освободил руку и пожал плечами. — Экспедиция мсье Бонвояжа отправлялась в путь именно отсюда, из пограничного с Бразилией Эдуара. Где же еще, если не в здешнем архиве, искать следы экспедиции к храмам Шелгвауканы?

— Культовые постройки доколумбовой Америки — тема книги доктора Эньяроша, — объяснила я, просто физически чувствуя, что сейчас в этих убогих стенах эдуарского архива, не ремонтированного наверняка со времен Бонвояжа, среди пыльных папок и поеденных мышами дел, между нами троими, волей судьбы столкнувшимися именно здесь, строится какой-то магический треугольник. Жесткий и неумолимый, как любая треугольная конструкция. — Удивительно другое, господа. Удивительно то, что вы оба интересуетесь этой экспедицией, до которой более века никому не было дела!

— Да, именно сегодня утром совершенно случайно мисс Люно обнаружила дневник Бонвояжа! — Доктор Эньярош произнес это так, словно это было его личной заслугой. — Причем в документах мобилизационной комиссии. — Он вдруг сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. — Мисс Люно может поподробнее рассказать вам об этом.

Я промолчала, потому что подробности находки были бы определенно лишними для ушей Мареги, и лишь улыбнулась Эньярошу.

— Значит, мисс Люно... — Марега растерялся, явно не зная, как истолковать наше переглядывание с Эньярошем, — вы случайно нашли дневник? Случайно? — переспросил он уже с лукавством. — Вы даже не подозревали, что он хранится в вашем архиве?

Я прекрасно понимала, что сейчас Марегу больше интересует, есть что между мной и Эньярошем или нет, и поэтому коротко ответила не менее лукавым тоном:

— Нет, доктор Марега.

Похоже, Эньярош тоже понял, о чем шла речь, потому что неожиданно разоткровенничался:

— Понимаете, мистер Марега, мне стоило большого труда выяснить, что экспедиция Бонвояжа отправлялась именно из Эдуара. Я приезжаю сюда, сижу в архиве несколько недель...

Я чуть не рассмеялась, ведь мы с ним познакомились лишь позавчера, а он произнес «несколько недель» так многозначительно и так внимательно наблюдая за реакцией Мареги, как если бы тем самым предъявлял свои права на меня: дескать, мы с мадемуазель Люно — давние приятели, тебе нечего искать здесь, амиго!

—...читаю все описи подряд, изучаю уцелевшую переписку тех лет...

— По-моему, мсье Бонвояж выбрал не самое лучшее время для экспедиции. Кажется, тогда во Франции было неспокойно, да и в Европе тоже! — Доктор медицины вовсе не собирался отступать и решил блеснуть историческими познаниями.

Однако научная конференция о Франции той эпохи никак не входила в мои планы: во-первых, мне нужно было работать, а во-вторых, доктор Марега слишком взволновал меня. И не только голливудской внешностью и откровенными попытками флирта, но и причиной своего появления здесь. Слишком неправдоподобной причиной... Я решила еще раз услышать из уст психиатра, что привело его в Эдуар.

— Доктор Марега, насколько я поняла, вы ищете упоминания о Шелгваукане в интересах вашего пациента?

— Да, я собираюсь оспорить диагноз некоего нечистоплотного коллеги. Мой пациент был и есть абсолютно вменяем.

Эньярош прищурился.

— Неужели вы, док, действительно проделали путь из Рио-де-Жанейро в Эдуар ради подтверждения диагноза о вменяемости пациента?

Ага, обрадовалась я, доктор археологии тоже не очень-то верит в альтруизм!

— Вы так дорожите своей репутацией? — осведомился Эньярош.

— Неподкупной репутацией, мистер Эньярош, прошу заметить!

— То есть неподкупная репутация стоит дороже? — Эньярош поправил на носу очки. — Я вас правильно понял, сэр?

— Да, мистер Эньярош, дороже золота!

— Вы имеете в виду золото Шелгвауканы? — невинно спросила я и почувствовала, что порадовала Эньяроша.

И что это я ни с того ни с сего загорелась на какого-то там Марегу? Игнасио Эньярош вовсе не хуже! Конечно, он не так лощен: давно не стриженные волнистые волосы, запущенная бороденка, старомодные очки в пластмассовой оправе, к тому же он ужасно владеет французским... Но Эньярош ладно сложен, остроумен и неглуп: сразу учуял своим орлиным носом, что «док» больше обеспокоен золотом, а не состоянием рассудка своего пациента!

Однако мой вопрос вовсе не задел Марегу, он лишь снисходительно улыбнулся.

— Вы совершенно правы, мисс Люно.

Мне вдруг сделалось неловко: с какой стати мы с Эньярошем ополчились на постороннего и случайного человека?

— Репутация для меня дороже всего на свете. Посудите сами, сэр. — В поисках поддержки Марега обратился теперь к Эньярошу. — Я уже рассказал леди, что мои интересы вызваны интересами моего пациента по имени Гарри Лейз.

— Слушаю, слушаю вас, мистер Марега. — Эньярош энергично закивал, потому что Марега вдруг умолк.

— Имя моего пациента не вызывает у вас никаких ассоциаций?

Марега перевел взгляд с Эньяроша на меня и обратно. Мы с Эньярошем, не сговариваясь, одновременно пожали плечами.

— А имя — Ричард Вонахью? Тоже нет? Тоже не слышали никогда?

— Подождите, мистер Марега, — остановила его я. — Вы задаете вопросы, как следователь!

— Простите, мисс, я не хотел вас обидеть. Я не следователь. Я всего лишь пытаюсь объяснить, почему переживаю за Гарри. — Растерянный Марега все равно был невыносимо красив.

— Имя Вонахью не сходило со страниц газет год назад, — миролюбиво сказала я. — Этот авантюрист от археологии пытался выдать за подлинное носовое украшение корабля Колумба какую-то дурацкую фигуру, вырезанную из куска старого дерева. Так?

— Так, — подтвердил Марега. — Но фигура вовсе не дурацкая, а выполнена очень профессионально, причем из подлинного киля древней каравеллы. Ее изготовил мой пациент Гарри Лейз по настоянию своего покровителя Вонахью, который рассчитывал продать эту скульптуру за колоссальные деньги.

— Допустим, — сказал Эньярош. Между прочим, он до сих пор не показал Мареге дневник Бонвояжа, хотя кожаная тетрадка лежала поверх всех остальных документов на его столе. — Но я не вижу никакой связи между рассказанной вами историей про деревянную фигуру и вашими поисками Шелгвауканы. Какое все это имеет отношение к вашему пациенту Гарри Лейзу?

— Вот именно! — поддержала я Эньяроша. Психиатр начинал раздражать меня. Будь у него заурядная внешность, я давно поняла бы, какой он бестолковый и занудный!

— Боже мой! — В голосе Мареги послышалось отчаяние. — Гарри Лейза признали сумасшедшим, поскольку он твердил о несуществующей Шелгваукане! А она существует!

Эньярош шумно выдохнул и покачал головой, встретившись со мной глазами. «Вот именно, зануда, — было написано в них, — и к тому же неуравновешенный!»

— Ну конечно, доктор Марега, — сказала я как можно мягче, — Шелгваукана существует. Доктор Эньярош может даже выдать вам письменное свидетельство!

— А вам не кажется, мисс Люно, что доктор Эньярош очень напоминает небезызвестного Ричарда Вонахью?

Я опешила: чушь какая-то! Но Эньярош напрягся и сжал кулаки... Только этого мне не хватало! Ох уж эти латиноамериканцы! Вроде цивилизованные люди, а того и гляди схватятся врукопашную! Из-за чего? Неужели из-за меня? Тоже мне, роковая женщина! Смешно... Но с другой стороны: видят друг друга в первый раз — и столько ненависти!

— С таким же успехом я могу сказать и о вас, мистер Марега, что вы — вылитый Вонахью! — заявила я. — Вам об этом никогда не говорили? Если изменить прическу и сбрить бороду?

Марега побагровел.

— Господа, давайте успокоимся, — миролюбиво предложила я. — Мне кажется, что сейчас вы напоминаете дикарей.

Эньярош растерянно развел руками и возмущенно взглянул на меня, а Марега попытался возразить, но я погрозила им пальцем и сказала:

— Я никогда не предполагала, что именно так проходят научные дебаты!

И они оба зааплодировали! Но ведь правда они оба напоминали этого самого Вонахью, его снимки я много раз видела в прессе! Впрочем, красивые латиноамериканские мужчины в моем представлении все на одно лицо. Жгучие брюнеты с пылкими глазами и быстрым сердцем... Устоять невозможно!

— Если позволите, я все же закончу, — виновато произнес Марега.

Мы не возражали.

— Дело в том, что Вонахью в итоге вышел практически сухим из воды.

— Разве? — удивился Эньярош. — По-моему, он угодил в сумасшедший дом. Кстати, по вашему профилю, док!

— Не совсем. Благодаря деньгам и связям он лег в частную закрытую психиатрическую клинику для, скажем так, уставших от жизни богачей. Своего рода пятизвездный отель в сказочно красивой местности с вышколенной обслугой и медперсоналом... А вот Гарри Лейз, который оказался виноватым во всем и вся, тот действительно попал в самый настоящий сумасшедший дом.

— Невинный ягненок! — хмыкнул Эньярош.

— Что вы, сударь! — Марега эффектно прижал руку к груди. — Я вовсе не снимаю с него вины за многие поступки, но я убежден, что Гарри совершенно нормален! Видите ли, я должен был дать заключение о его невменяемости, но я отказался! Да, я отказался, хотя мне предлагали солидные суммы и даже угрожали. Но, если человек нормален, то лично я никогда не скажу, что он ненормален!

— Замечательно, — я вздохнула, — но при чем здесь Шелгваукана?

— Мисс Люно, я пытаюсь объяснить, но... — Он неприязненно взглянул на Эньяроша. Тот вежливо улыбался. — Так вот, когда я обследовал мистера Лейза, он рассказал мне, что изыскания и раскопки в той местности, где была якобы найдена фигура с корабля Колумба, имели целью отвлечь интерес общественности от поисков золота в Шелгваукане. Подождите, пожалуйста, мисс, не перебивайте. Лейз убежден, что золото Шелгвауканы авантюрист Вонахью никогда не откроет миру, а перельет в слитки и будет использовать на собственные нужды! Понимаете? Высокохудожественные изделия древних мастеров — в слитки!

— Разве такое возможно, Игнасио? — От неожиданности я назвала Эньяроша по имени. Но Марега даже глазом не моргнул, а может быть, сделал вид, что не заметил нашей фамильярности.

— Теоретически — да. — Эньярош вздохнул. — Но практически — маловероятно. К тому же переливать старинные изделия в слитки — полнейшая глупость. Есть масса тайных коллекционеров, которые всегда с радостью приобретут трофеи незаконной археологии. В их сейфах осело немало шедевров мирового уровня.

— Тем более! — Марега даже пристукнул кулаком по моей конторке. — Я считаю, что нам следует опередить Вонахью и самим познакомить человечество с сокровищами Шелгвауканы!

Эньярош усмехнулся, а я сказала:

— Вы хоть примерно представляете, мистер Марега, что такое археологическая экспедиция и во сколько обходятся одни только раскопки?

— Бросьте, — Марега беззаботно махнул рукой, — я не собираюсь ничего копать, я всего лишь хочу первым попасть в Шелгваукану и заявить о ней во всеуслышание. Ее сокровища принадлежат всему миру! Нельзя допустить, чтобы их присвоил один человек. Это так же безнравственно, как спрятать в сейфе Джоконду! Мы должны немедленно отправляться в Шелгваукану, привлечь внимание представителей прессы, телевидения...

— То есть мы звоним в Си-эн-эн и едем прямо сейчас? — Эньярош взглянул на часы. — Или у нас есть десять минут на сборы?

Марега обиженно поджал губы и замолчал. Молчал и Эньярош, задумчиво изучая стены.

— Видите ли, мистер Марега...

Я хотела как-нибудь подипломатичнее сказать, что, мол, его предложение неожиданное, что нам нужно подумать... Но опять с новой силой ощутила жесткую конструкцию неумолимого треугольника. Подумать только: дневник Бонво-яжа про Шелгваукану всплыл именно сегодня, и именно сегодня появляется этот психиатр, если не сказать «псих», который рвется в эту самую Шелгваукану и зовет с собой нас, совершенно незнакомых ему людей, а мы, и это самое удивительное, почему-то готовы отправиться с ним, хотя стесняемся признаться в этом даже самим себе...

— Дело в том... — снова неуверенно начала я.

— Господа, если речь идет о гонораре, — уже насмешливо произнес Марега, — то у меня всегда найдется пара тысчонок.

— Какие-то сложности, мадемуазель Люно? — неожиданно спросил мсье Сашель, местный архивариус и единственный хранитель эдуарского архива. Как истинный патриот он не признавал никаких других языков, кроме французского.

Мсье Сашель с трудом протолкнул в дверь тяжелую, нагруженную делами тележку, которая нахально не желала подчиняться стариковским усилиям, скрипела и цеплялась за стеллажи. Я поспешила ему на помощь.

— Все хорошо, мсье Сашель.

— Добрый день, мсье. — Архивариус бросил тележку и прошаркал к Мареге. — Нужно было сразу позвать меня из хранилища, а не отвлекать мадемуазель Люно. Чем могу быть полезен? Свидетельство о рождении, о регистрации брака?

— Нет, мсье. Спасибо, мсье. Вы очень любезны, мсье, — отрывисто заговорил доктор медицины. — Я всего лишь проездом в Эдуаре, я узнал в гостинице, в которой живут мои друзья, в которой я тоже. Я зашел сюда, чтобы повидаться и пригласить поучаствовать в моей вечерней легкой закуске... — Да, французский сеньора Мареги оставлял желать много лучшего, впрочем, мой собственный португальский, вероятно, тоже не слишком ласкает слух. — Я жду вас, мадемуазель, доктор, — он по очереди кивнул нам, — в ресторане, который есть в гостинице. Всего доброго, мсье. — Теперь он кивнул архивариусу и торопливо удалился.

На протяжении всей тирады Мареги Эньярош смотрел на него поверх очков, как смотрит учитель физики на ученика, без спроса забравшегося в его кабинет и нашкодившего там. Учитель застал мальчишку на месте преступления, а тот пытается втолковать ему, что изобрел вечный двигатель...

Глава 2, в которой я познакомилась с Игнасио

Такой же взгляд был у Игнасио в тот вечер, когда мы познакомились. Нет, конечно, так смотрел он не на меня, а на трех удальцов в гостиничном ресторане, попытавшихся завязать со мной «романтическое», в их представлении, знакомство.

Крошечный Эдуар располагается на самой границе Французской Гвианы и Бразилии. Понятно, что официальный язык Французской Гвианы — французский, но публика на окраинах говорит на дикой смеси моего родного языка и португальского, а то и просто по-португальски. Граница здесь, как повсюду в Южной Америке, достаточно условная, поэтому и не стоило удивляться, что три «мачо» обратились ко мне по-португальски, едва я возникла в их поле зрения. Также не стоило удивляться и тому, что я неизбежно должна была привлечь к себе внимание представителей местного мужского населения, как любая новая женская особь, появившаяся в этой заштатной дыре.

Моя командировка из Кайенны в эдуарский архив имела целью не столько банальную ревизию состояния архивного делопроизводства, сколько подразумевала наведение хоть какого-то порядка, ведь ясно, что состояние любого провинциального архива весьма плачевное. А кого же еще посылать в провинцию на неопределенный срок, как не одинокую молодую специалистку, тем более с университетским парижским образованием? Как еще сбить спесь со «столичной штучки» и «ученой выскочки»?

Собственно говоря, я могла получить место в любом архиве Франции, хоть в Париже. Но я предпочла отправиться во французские владения в Южной Америке. Не только потому, что мечтала собственными глазами увидеть дальние берега, но еще и по вполне материальным причинам: путешествие через океан за государственный счет и повышенное жалованье. И только лишь попав в Кайенну, я поняла, что переоценила свои возможности.

Я была здесь совсем чужой и все было чужим. Отношения с коллегами не складывались категорически, друзья, родственники и знакомые остались в Париже: пустые вечера в душной казенной квартирке и отвращение к жизни по утрам перед уходом на работу. Никогда еще я не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной.

Командировку на ревизию я восприняла как своего рода отпуск. Во-первых, я надолго избавлялась от своих коллег: никто не будет шептаться у меня за спиной, никто не будет смеяться над моим научным подходом к архивному делу, потому что люди в провинции добрее и простодушнее. А во-вторых, мне почему-то казалось, что там я обязательно сделаю необыкновенное открытие. Впрочем, столь же честолюбивые мечтания были у меня и перед отъездом в Кайенну...

В Эдуар я добралась к вечеру, грустно ощущая, как, несмотря на роскошь тропической природы и яркие одежды публики, мои иллюзии рассеиваются с каждым километром, а Кайенна начинает казаться родным Парижем по сравнению с живописной, но уж слишком откровенной, средневековой нищетой проплывавших за окном машины редких поселений.

Даже эта взятая напрокат «тойота» доставляла мне массу хлопот, Я сдуру выбрала ее за белый цвет, не подумав о том, что никогда в жизни мне не приходилось ездить на автомобиле, где руль находится справа. К тому же почти сразу в недра машины каким-то образом попал песок, который скрипел и шуршал, если я пыталась хоть немного добавить скорости, когда дорога становилась чуть лучше.

Архив на так называемой «центральной» улице — между кинотеатром и «Отелем» — был уже закрыт. Не раздумывая, я решила сразу поселиться в этой, ближайшей к архиву, гостинице. Я припарковала машину возле столиков, выставленных чуть ли не на проезжую часть, и с сумкой через плечо начала пробираться между ними, чтобы попасть внутрь «Гранд-Отеля», как значилось на облупленной вывеске.

Неожиданно от одного стола вместе со стулом отодвинулся какой-то плечистый парень и многозначительно уставился мне в лицо, откровенно загородив дорогу. Я провела несколько часов за рулем по жуткой дороге и поэтому не имела ни малейшего желания вступать с ним в препирательства. Я шагнула в сторону, но другой парень, сидевший за этим же самым столом, уже проделал на своем стуле аналогичный маневр и дополнительно выпустил сигаретный дым мне в лицо.

— Прошу прощения, сеньорита. — Он нагло ухмыльнулся и, еще раз угостив меня порцией дыма, замахал рукой, как бы разгоняя его. — Не меня ли ищет крошка?

Я промолчала и сделала шаг назад, но прямо мне в ухо раздалось:

— Не, Хулио, сеньорита моя! — И кто-то звонко шлепнул меня пониже спины.

Я обернулась. Надо мной возвышалась туша в несвежей футболке с надписью «Kiss me» и изображением красных губ. Рисунок был точно на уровне моего лица.

Я растерянно обвела глазами публику за соседними столиками. Ну и рожи! Практически одни мужчины разнообразных возрастов, лишь кое-где — отдельные женские физиономии малопристойного вида. Причем абсолютно все с интересом наблюдают за происходящим шоу.

— Не свисти, Педро. — Хулио снова выпустил дым, ловко выдув колечко через нос. — Это невеста Билли!

— Гы! — сказал тот, кто первым загородил мне проход. — Моя невеста! Слыхала, детка, сегодня ты — моя невеста! Отвали от нее, Педро!

— Пошел ты! — пророкотал Педро и обхватил меня за плечи. В следующую секунду он уже дышал чесноком мне в нос. — Поцелуй меня, сеньорита, узнаешь, какой я сильный! — И, навалившись сзади, потерся низом живота.

— Отпустите! — Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, и попыталась высвободиться от его объятий. — Пожалуйста! Отпустите!

— Видишь, Педро, ты не нравишься моей невесте. — Билл не двигался с места. — Иди ко мне, детка, иди скорее! — Он похлопал себя по коленям, будто подзывал собаку, и зачмокал губами.

— Что вам от меня нужно?! Да отпустите же!

— Ишь, какая горячая бабенка! — похвалил Хулио, выпуская новое колечко. — Тебе повезло, Билл, не даст поспать!

— Гы! — гордо сказал Билл, как если бы это было его заслугой. — Точно, не уснешь с такой!

— Оставьте ее в покое!

В дверях гостиницы стоял какой-то мужчина. У него была борода, очки и сигарета.

— Я должен повторять?

Он отбросил сигарету и неторопливо направился в нашу сторону. Педро послушно разжал лапы. Хулио и Билл придвинулись к столу.

— Это невеста Билла, — неуверенно сообщил Хулио.

Бородатый молча посмотрел на него, Хулио поник и опустил глаза. А Билл вдруг начал икать.

— Извините их, сеньорита, — произнес бородатый. — Позвольте, я помогу вам донести вашу сумку.

— Я не знал... — начал Педро, он все еще стоял за моей спиной.

И тут бородатый смерил его взглядом. Великан сразу стал словно меньше ростом, а если бы у него был хвост, то он непременно бы затрясся и поджался! Я никогда и не предполагала, что взгляд может так действовать на людей!

— Я бы с большой натяжкой решился назвать их всех людьми, — по-английски заметил бородатый, словно прочитав мои мысли. — Пойдемте, мисс, все в порядке, не надо бояться. Теперь они не сделают вам ничего плохого.

Я без труда сняла номер. Бородатый донес до его дверей мою сумку, потом великодушно доставил из машины остальные мои вещи и даже перегнал «тойоту» на гостиничную стоянку. В знак благодарности я предложила бородатому поужинать у меня в номере. Спускаться в ресторан я все равно побаивалась. Но он вежливо отказался, сославшись на неотложные дела, и, к моему удивлению, даже не попытался завязать знакомство.

Я поужинала невероятно острой гадостью, запив ее на удивление приличным кофе. Вероятно, этот бородач — какой-то местный полицейский чин, наконец-то нашла я объяснение тому непреложному факту, что вполне интеллигентного с виду человека, причем отлично владеющего английским, откровенно боятся местные «разбойники». А по-английски он заговорил, скорее всего для того, чтобы не поняла эта братия. И мне, конечно, очень повезло, что он оказался рядом в нужное время. Теперь можно надеяться, что эта публика действительно оставит меня в покое.

А ты рассчитывала на доброту и простодушие провинциалов, дура! — обругала я себя. В Кайенне было тебе плохо! А здесь? Что, если завтра это повторится, а бородача не окажется поблизости? Эти скоты сделают со мной все, что угодно. Им не объяснишь, что я приехала сюда по делу, что я не просто бабенка, а государственный ревизор...

Ревизор, ха! Вот уж обрадуются мне завтра работники здешнего архива! Наверняка встретят еще хуже, чем в Кайенне. Там ты просто новый работник, а здесь — ревизор. Ревизоров не любит никто. Идиотка! Отсюда надо убираться чем скорее, тем лучше. Кому ты тут нужна? Кому ты вообще нужна, Мари Люно? Глупая, честолюбивая дура... Открытия ей захотелось! Какое здесь может быть открытие, если центральная гостиница больше похожа на средневековый постоялый двор, чем на жилище цивилизованного человека! Я не смогла даже помыться, потому что в душе не было горячей воды!

Мне никак не удавалось заснуть не только из-за мучительных мыслей, но еще и из-за духоты. Древний вентилятор под потолком гудел, как турбина электростанции, его пришлось выключить. Окно тоже было невозможно открыть, потому что в него сразу потянуло с кухни омерзительной чесночной вонью и подгорелым жиром.

Я поднялась очень рано, заказала завтрак по телефону и направилась в ванную. Вода из-под крана по-прежнему напоминала о горных источниках, но я мужественно умылась, почистила зубы и растерлась мокрым полотенцем. Ладно, не простужусь в здешнюю жару, а голову можно помыть и в парикмахерской. Должны же здесь быть парикмахерские? С такой сальной и пыльной копной просто неприлично являться к незнакомым людям, да еще с ревизией...

Заспанная нечесаная особа доставила мне завтрак только минут через сорок, грохнула подносом об стол и удалилась с видом нескрываемого презрения. Я не смогла заставить себя прикоснуться губами к стакану, на краях которого багровели остатки губной помады, а в соке змеился длинный черный волос. Аппетитно-ароматные свежие булочки хранили на себе вмятины от пальцев нечесаной особы. Но кофе я все же выпила. По счастью, его доставили в кофейнике, а чашку я старательно вымыла с мылом под краном, обрадовавшись горячей воде как старой знакомой. И наконец-то встала под душ.

Покидая свой номер и стараясь думать о том, что «разбойники» еще помнят наставления бородатого, я все же не чувствовала себя в безопасности. Но за столиками пока не было никого. Я миновала их, затем небольшой пустырь между гостиницей и архивом, благополучно вошла, сделала несколько шагов по узенькому полутемному коридорчику и открыла дверь в читальный зал, перебирая в голове варианты фраз для знакомства с местным начальством архива.

Глава 3, в которой нетрудно представить мое удивление

Нетрудно представить мое удивление, когда я увидела за ближайшим к окну выдачи столиком моего вчерашнего бородатого знакомца. Он невольно обернулся на звук открывшейся двери.

— Вы?

— Доброе утро, мсье, — поздоровалась я. — Рада вас видеть.

Это было не просто вежливостью, я действительно обрадовалась ему и, признаюсь, не только по причине безопасности.

— Взаимно. — Он поднялся из-за стола и протянул мне руку. — Игнасио Эньярош.

— Мари Лану, — представилась я. — Очень приятно, мсье Эньярош.

— Просто Игнасио, — сказал он, задержав мою руку в своей немного дольше, чем того требовала учтивость.

— Вообще-то, мадемуазель, — в окошке показалась взлохмаченная седая голова, — главный архивариус — это я. Не нужно отвлекать доктора Эньяроша от его занятий, мадемуазель. Обращайтесь ко мне. Я отвечу на все ваши вопросы. Свидетельство о рождении? О регистрации брака? Спорная собственность?..

Вопросы выскакивали из него, как пробки, и я, чтобы не перебивать старшего коллегу, молча положила перед ним свое командировочное предписание.

— Что это? — растерялся он и вытащил из кармана сначала плоскую наполовину пустую бутылочку, потом клетчатый платок и, наконец, лупу, которую тут же пустил в ход. — Ревизия? Состояние делопроизводства? Да кто вы такая, мадемуазель? С какой стати? У меня образцовый порядок!

— Мсье Сашель, — я прочитала его имя на табличке, — конечно, у вас все отлично, никто и не сомневается, но я должна представить отчет по определенной форме и очень рассчитываю, что вы поможете мне довести до сведения начальства доказательства того, что в вашем архиве образцовый порядок.

Эту фразу я составила заранее, прекрасно понимая, что вряд ли найду здесь дружественный прием, и, похоже, старик оценил мое красноречие.

— Ладно, дочка, валяй. Ты тоже человек подневольный.

Мсье Сашель вздохнул, встряхнул свою плоскую бутылочку и посмотрел через нее на свет. Потом сухими старческими пальцами осторожно отвинтил крышечку, снова вздохнул, сделал глоток, другой, кашлянул, завинтил крышечку, убрал бутылочку в карман. Обвел глазами помещение и вдруг заговорщицки подмигнул.

— Валяй, дочка, валяй!

И повел меня в хранилище. Естественно, его хозяйство представляло собой грустное зрелище.

— Кошмар? — сочувственно поинтересовался Эньярош, когда я устроилась за соседним столом с грудой описей и описью описей архива.

— Не то слово, — прошептала я в ответ, как будто в читальном зале была куча народу. — Я очень понимаю мсье Сашеля.

— В смысле недовольства вашим появлением или наличия стеклянной спутницы в его кармане? — Эньярош опять перешел на английский, но тоже говорил очень тихо.

Я усмехнулась.

— И то, и другое. Вы американец?

— Нет, с чего вы взяли?

— Вы упорно не хотите говорить по-французски.

— Я его плохо знаю. Я из Колумбии.

— О чем это вы там шепчетесь, господа? — Из окошка выглянул обиженный архивариус. — Кажется, здесь нет посторонних.

— Мы просто не хотели вам мешать, мсье Сашель, — сказала я. — Я предложила мсье Энь-ярошу пойти выпить кофе.

Я почувствовала, что Эньярош оценил мою находчивость.

— У нас имеется масса общих знакомых, — заверил он архивариуса по-французски и вдруг смутился, взглянув на меня.

— Идите, — разрешил старик, — только принесите мне тоже!

— С молоком? — уточнил Эньярош.

— Ну ты и шутник, мсье Колумбия, — фыркнул дед, — ты же знаешь, что я всегда пью только чистенькую!

Глава 4, в которой Эньярош помешивал ложечкой кофе

— Значит, мисс Люно — мисс Архивная Ревизия? — Эньярош помешивал ложечкой кофе, его глаза улыбались за стеклами очков. — А я-то вчера сломал себе голову: кто ж такая эта мисс? Учительница? Актриса? Агент по недвижимости?

— Я тоже никак не могла предположить, что встречу вас в архиве. Вы историк?

— Да. Даже доктор археологии в университете Боготы. Я пишу книгу о культовых постройках доколумбовой Америки. Это моя специализация. Мечтаю найти здесь хоть что-то об исчезнувшей экспедиции французского путешественника Бонвояжа.

— Бонвояж? Смешная фамилия для путешественника. — Я сделала глоток кофе. — Пейте, пока горячий.

— В такую жару он остынет не скоро.

— Знаете, мистер Эньярош...

— Просто Игнасио.

— Хорошо. Знаете, просто Игнасио, я решила, что вы полицейский в штатском, когда вы одним взглядом распугали вчерашних молодцов.

Он усмехнулся.

— Нет, правда, как вам это удалось? Вы не полицейский, а эти люди вас боятся. Почему?

— Потому что они не люди.

— То есть? По-вашему, есть люди, а есть — не люди?

— Да.

Он так спокойно произнес это «да», что мне стало не по себе. И вдруг его словно прорвало:

— Люди — это те, кто способен принимать решение, оценивать свои поступки и отвечать за них. Человекообразные с рабской психологией не способны на это. И я не могу назвать полноценными людьми вчерашних типов. Не могу, и все! Они ценят лишь физическую силу и деньги как эквивалент той же силы. Малейший проблеск мысли вызывает у них панику, которую они стремятся тут же заглушить алкоголем, наркотиками, грохотом дикой музыки и жестокостью...

Мальчишка в некогда белом фартуке подметал между столиками, на которых растопыривали ножки перевернутые стулья. По-утреннему еще не слишком жаркое ярко-голубое небо. Пыльноватая, но еще бодрая, тоже утренняя, листва. Птички, купающиеся в пыли. Тощая собака, лежащая на ступеньках, лениво зевнула и зажмурилась от солнечного зайчика... Кофе щедро дарило душистый густой аромат, а мужчина, который был мне определенно симпатичен, страстно читал лекцию по психологии.

Но это даже хорошо, подумала я, что он рассуждает на отвлеченные темы: скорее всего он холост, иначе бы непременно начал жаловаться на свою «прекрасную половину» и толковать об одиночестве вдвоем. Хотя сейчас мне вовсе нет дела до его семейного положения, все равно лучшего общества у меня здесь не предвидится. Местные «приличные» дамы наверняка держатся очень закрытым кружком: какая-нибудь ассоциация любителей животных или вегетарианской кухни... Мне несказанно повезло встретить в этой глуши доктора Эньяроша. Он же просто соскучился по умным разговорам! Надо постараться быть снисходительной, ведь на самом деле можно ошалеть, если все дни проводить в компании причудливого мсье Сашеля, а вечера — среди Биллов, Хулио и Педро.

—...Им нужны готовые схемы и решения. Им нужно, чтобы за них все решал кто-то другой... — продолжал рассуждать Эньярош, а я думала о том, что мужчины всегда стараются поразить женщину своей мощью — физической или мощью небывалого интеллекта, хотя нам нужно лишь немного восхищения и заботы...

Мощь физическую он, можно сказать, явил вчера, стало быть, сегодня — черед интеллекта, но неужели мужчине и женщине больше не о чем поболтать в такое приятное утро? Конечно, мы не на курорте, нас обоих ждет работа, но зачем тратить минуты отдыха на тяжеловесную философию? Ты же археолог, парень, подумала я, вот и рассказал бы мне о каком-нибудь занятном случае на раскопках, а пофилософствовать прекрасно можно было о том, как мы похожи: я роюсь в архивах, а ты — в земле. Что попусту рассуждать о несовершенстве людского рода?

—...Они исполнят любой приказ, потому что не считают себя ответственными за результаты. Они живут по законам стаи. Им так удобнее: никто не отвечает ни за что.

— По-моему, все дело в уровне культуры, образования. — Банальностью я попыталась закрыть не менее банальную унылую тему.

— Вовсе нет.

Он вытащил сигареты и предложил мне. Я отказалась — никогда в жизни не испытывала потребности в табаке.

— Завидую вам, — сказал он, пригубил кофе и снова вернулся к своей лекции. — Я тоже считал так раньше, пока однажды до меня не дошло, что все это, с одной стороны, позволяет сделаться более «уважаемым волком» в стае, а с другой, диктует необходимость большей жестокости и цинизма, чтобы удержаться на своей ступеньке. Стая уничтожает не только непокорных, но и слабых. Не убьешь ты — убьют тебя. Все держится на страхе и безнаказанности смерти, потому что только существо с рабской психологией испытывает удовольствие, мучая и убивая.

— Значит, или человек, или человекообразное существо? — Он все-таки втянул меня в спор, хотя еще со студенческой скамьи я старалась держаться подальше от подобных дебатов. Они неизменно заканчивались ссорой, а ссориться с Игнасио мне вовсе не хотелось. Но мне категорически не нравились его суждения! — По-моему, ваша теория попахивает шовинизмом.

— Ничем она не попахивает, потому что любой может стать человеком, если сознательно этого захочет. Если ежедневно и ежечасно будет изживать инстинкты стаи и рабский образ мышления.

— Кажется, это уже из русской классики? — Туше, приятель, подумала я, я тоже почитывала кое-какие книжки!

— Возможно. — Он пожал плечами.

Наверное, тут было бы уместно поставить точку, тем не менее я дерзко спросила:

— Значит, я веду себя по-рабски, если приехала в здешний архив не по своей воле, а по распоряжению начальства?

— Мисс Люно, — он наклонил голову и доверительно заглянул мне в глаза, — вашим начальством руководило само Небо: во-первых, свалка мистера Сашеля давным-давно требует наведения порядка, а во-вторых, иначе я бы никогда не повстречал вас...

— Простите, Игнасио, вы не торопите события?

— Вы считаете, что я должен был сказать вам это еще вчера? Неужели вы не поняли сами?

— То есть вы бы не пришли мне на помощь, если бы я вам не понравилась?

— Конечно.

— И вы бы спокойно смотрели, как эти мерзавцы издевались бы над любой другой женщиной?

— Женщина их круга сочла бы такое поведение не издевательством, а, напротив, — талантным и остроумным ухаживанием. Вы другой масти, это видно сразу.

— А вы?

— Я? Может быть — джокер, а может быть — крупье... Еще кофе?

— Самоуверенности вам не занимать, мистер Крупье! — От кофе я отказалась.

— Спасибо за комплимент, мисс Люно, — неожиданно поблагодарил он. — Отныне я ваш должник. — И вдруг умело поцеловал мою руку.

Вот так-то гораздо лучше, подумала я, а то какие-то стаи, законы, психология...

— Хотите, я помогу вам разгребать пыль веков, мисс?

Мсье Сашель сначала настороженно, а потом уже и покровительственно отнесся к тому, что мы с «просто Игнасио» начали вместе хозяйничать в его владениях. Бутылочка дорогого виски, которую он как бы незаметно от меня вручил старику, сыграла тут не последнюю роль.

Конечно, работенка предстояла мне не из легких, но, когда Игнасио стал моим добровольным помощником, у меня вдруг действительно появилось ощущение, что я в отпуске, а разбираю архив лишь для собственного удовольствия. Впрочем, еще за утренним кофепитием я почувствовала нечто похожее на аромат приближающегося курортного романа.

Что ж, архивный роман тоже совсем неплохо, особенно с учетом того, что моего философствующего кавалера почему-то откровенно боятся местные удалые парни. К тому же Игнасио очень интересный мужчина — если привести в порядок его прическу и одеть без этой нарочитой интеллигентской небрежности. Впрочем, он и без того красивее всех ученых мужей, с какими мне по разным причинам приходилось сталкиваться.

Природа достаточно скупа, чтобы награждать человека умом и красотой одновременно. Эту истину я знала хорошо, но тем не менее никогда не могла пересилить себя: например, поцеловаться, я уж не говорю о большем, с умным, но некрасивым парнем. Потому-то мои любовные связи неизменно обрывались после двух-трех встреч: терпеть рядом с собой красивого дурака ради секса я тоже не могла, да и они, мои непродолжительные красавцы, какими бы ограниченными ни были, тоже искали себе подружку, которая бы восхищалась их интеллектом, а вовсе не такую требовательную, как я.

Так что Эньяроша я вполне могла считать подарком судьбы во всех отношениях: безопасность — раз, общие профессиональные интересы — два, наверняка симпатия ко мне, — а больше-то не к кому! — три, впрочем, как и у меня... И большой-пребольшой плюс ко всему вышеизложенному — очень привлекательная внешность!

И я чувствовала, что неумолимо влюбляюсь в Игнасио: в его горящие глаза и разумные суждения, в его радость, когда мы вдруг находили какой-нибудь совершенно невероятный документ или неизвестное письмо. Мы не только переставляли дела, но еще и сверяли их с описями, уточняя номера и содержание. И нам обоим было совсем не скучно рыться в архивной пыли: мир за стенами архива нам казался гораздо скучнее, потому что в каждом томе и в каждой папке нас могло ждать открытие.

К вечеру мы были уже на «ты». Иначе и не могло быть, потому что, когда уже в самом конце дня я ставила на верхний ярус обследованные подшивки документов, я опрокинулась на Игнасио вместе с ветхой стремянкой и грудой толстенных дел, за которые я судорожно цеплялась при падении, невольно вытягивая их с полок.

— Ты о'кей? — О чем еще мог спросить меня мужчина, избегающий говорить по-французски?

— А ты?

— О'кей! — Он потер правое предплечье и поморщился, глухо выдохнув: — Ух!

— Повредил руку? Больно? — Я попыталась притронуться к его предплечью, но он дернулся в сторону и снова поморщился.

— Ерунда.

— Что вы мне тут устроили?! Помощнички! — Явившийся на шум мсье Сашель гневно взирал красноватыми глазками на раскиданные тома и сломанную лестницу. — Это все из-за вас, мадемуазель! Говорил же я вам, что посторонним в хранилище не место! У меня тут был образцовый порядок! Чистота и симметрия! Где я теперь возьму новую стремянку?

От расстройства старик, естественно, полез в карман за бутылкой, а Эньярош молча и виновато принялся поднимать дела и ставить их на полки. Мсье Сашель шумно дышал и презрительно наблюдал за его действиями, а я вдруг увидела, как сквозь тонкую ткань рубашки Игнасио потихоньку проступают алые бисеринки.

— Боже мой! Игнасио! Да у тебя же кровь! — Я выхватила из его рук очередную порцию подшивок. — Вы разве не видите, мсье Сашель, у него что-то с рукой?!

— Никак сломал, сынок? — Старик вдруг сделался ужасно заботливым. — Что же ты сразу-то не сказал? Лестницей, никак, зацепило? А ну-ка покажи! Давай, давай, снимай рубаху!

Эньярош явно чувствовал себя очень неловко. Он попытался отшутиться, но Сашель настоял на своем:

— Нечего тут кочевряжиться! Может, тебе врач нужен? Быстро показывай! Тоже мне, девица! Рубаху скинуть стесняется!

Эньярош растерянно посмотрел на меня, зачем-то снял очки и только потом — рубашку.

— Да с такой-то фигурой я бы вообще голышом ходил! — восхитился старик.

Торс Игнасио действительно мог поспорить с античными образцами, но его обладатель виновато улыбался и не мог поднять от пола глаз, пока мсье Сашель обследовал травму: огромную, от плеча до локтя, ссадину со стремительно набухающим по краям синяком.

— Поболит, — поцокал языком мсье Сашель, — прямо на мышцу пришлось. А кости целы.

— Может, все-таки сходить сделать рентген? — предложила я, не особенно доверяя доморощенному целителю.

— Господа, ну честное слово, — наконец подал голос Игнасио, — ну все пройдет. Ничего особенного... Пустяки...

— А то! — согласился старик и опять полез в карман. — Давай, дочка, принеси-ка льда, а я пока немножко полечу доктора Эньяроша. Это ж надо, такого кавалера чуть не угробили! — Старик звонко похлопал Игнасио по здоровому плечу и протянул ему бутылку, в которой оставалось еще достаточно. — Хлебни-ка, сынок, для бодрости.

Я стрелой полетела в отель, намереваясь раздобыть лед в баре, и только на улице поняла опрометчивость своего поступка. За ближайшим к дороге столиком сидели Билл, Хулио и громадина Педро. Я замедлила шаги, но они подобострастно пожелали мне доброго дня, как если бы были у меня на содержании!

У стойки бара я попросила лед, объяснив в двух словах, зачем он мне нужен. Бармен понимающе кивнул, где-то под прилавком зачерпнул лед миской и принялся заворачивать его в полотенце. Неожиданно мужчина, потягивающий у стойки текилу, шепнул мне нечто двусмысленное. Я с негодованием отшатнулась. И вдруг словно из-под земли возле любителя текилы очутился Педро. Просто невероятно! Откуда он взялся? В следующую секунду любитель текилы уже перебирал в воздухе ногами, потому что ручищи Педро подняли его за грудки со стула и какое-то время подержали над полом.

— Понял? — спросил Педро.

— Ага... — пролепетал почитатель текилы.

— Смотри у меня. — Педро вернул его на стул, продемонстрировав мне улыбку, звуком и ароматом весьма похожую на улыбку тигра.

Бармен изумленно вытаращил глаза. Я пожала плечами, поблагодарила за лед и положила на стойку несколько монет.

— Подарок фирмы. — Бармен старательно улыбнулся, глядя почему-то мимо меня, и отодвинул деньги.

— То-то, — пробасил Педро за моей спиной.

— Мсье Эньярош мог бы стать укротителем тигров.

Я прикладывала лед к руке Игнасио, а мсье Сашель маленькими глоточками экономно допивал виски, с интересом внимая моему рассказу о прирученном Педро и компании.

— Может быть, ты их попросишь, дочка, сколотить завтра мою лестницу? — предположил старик.

— Не думаю, мсье, чтобы эти парни умели держать в руках еще что-то, кроме оружия и стакана, — фыркнул Игнасио. — Лучше поискать настоящего плотника, а еще лучше... я сам завтра куплю для вас новую стремянку.

Надо же, какую публику одним лишь взглядом умеют укрощать доктора археологии из университета Боготы...

Глава 5, в которой Игнасио смотрел на Марегу

Я вспомнила это все, потому что сейчас этим же самым «магическим» взглядом Игнасио смотрел на бразильского психиатра доктора медицины сеньора Марегу. И тот путался и сбивался. А может быть, взгляд Игнасио ни при чем? Просто Марега тоже плохо знает французский?

Конечно, я вправе спросить Игнасио, почему ему не понравился Марега, но вдруг он опять начнет разглагольствовать про стаю, рабскую психологию и прочее? Ведь после того разговора за кофе мы больше ни разу не возвращались к этой теме.

Нам и без того было о чем поговорить: весь вчерашний день до позднего вечера мы проторчали в архиве. И чем больше мы стремились навести порядок, тем больше, по мнению мсье Сашеля, возникало хаоса. Описи, документы, подшивки, тома не только словно размножались с каждым часом, но и самостоятельно перебирались с одного стеллажа на другой. А сегодня утром я даже начала подозревать архивариуса в том, что он ночью тайно проник в свои владения и снова переставил все как попало. Да еще эта груда дел, выдернутых мною вчера со стеллажа, когда я падала...

Сегодня Игнасио не позволил мне скакать по новенькой лестнице и взбирался наверх сам, а я всякий раз невольно любовалась его отличной фигурой и ловкими движениями, хотя я видела, что его ушибленное плечо дает о себе знать. И нам опять было очень хорошо вместе, как если бы мы провели романтическую ночь и предвкушали ее повторение. Но на самом деле все было не так.

Вчера вечером, когда мсье Сашель «подлечил» Игнасио и мы все вместе, к великой радости старика, поужинали, мне стало казаться, что мы все давние друзья, если не родственники. Но едва лишь архивариус раскланялся и ушел, как между мной и Игнасио словно выросла невидимая перегородка. Да, мы вместе побродили по улочкам, даже пошли в кино на какую-то межгалактическую чушь.

Мы сидели рядом в темноте кинозала. Я чувствовала его дыхание и все ждала, когда же он обнимет меня. Глупо, но мне ужасно хотелось прижаться к его груди, ощутить прикосновение его рук. На экране все взрывалось и грохотало, и я как бы ненароком положила свою голову ему на плечо.

Он судорожно вздрогнул и отстранился. Только сейчас я сообразила, что это же пострадавшее плечо!

— Больно? — виновато прошептала я. — Извини.

— Что ты, все хорошо...

Но он так и не решился ни на что большее, чем погладить в темноте мою руку. За весь вечер он не рассказал ничего о своей жизни и ни разу не поинтересовался моей, как будто до нашей встречи в этом самом Эдуаре ничего не существовало. Не пригласил в свой номер и не зашел в мой.

Мы церемонно попрощались у дверей, а потом в постели я мучалась над неразрешимым вопросом: почему, мы же взрослые люди и явно небезразличны друг другу? Надо было спросить впрямую? А если у него мужские проблемы, и я поставила бы его в унизительное положение... Или он настолько старомоден и боится обидеть меня? Что ж, хорошо, если так.

Утром мы встретились в архиве, Игнасио принес новую стремянку и опять нам было очень весело разбирать эту самую вчерашнюю кучу. В ней-то мы и обнаружили дневник Бонвояжа, он выпал из развязавшейся папки с документами почему-то мобилизационной комиссии за тысяча восемьсот семьдесят первый год в тот момент, когда мсье Сашель, умиляясь, назвал нас «голубками».

И «голубок» Игнасио неожиданно расцеловал меня. Нет, не так, как мне бы хотелось: он всего лишь совсем по-братски несколько раз чмокнул меня в обе щеки и потащил дневник на свой стол, как драгоценную добычу. Но вдруг это стало бы прелюдией ужина при свечах в моем номере? А тут является этот умопомрачительный во всех отношениях Марега...

Глава 6, в которой мсье Сашель остался возиться с замком

Мсье Сашель остался возиться с замком и сигнализацией, а мы с Игнасио направились в гостиницу.

— По-моему, ты ревнуешь меня к бразильскому доктору. — Ненужная фраза слетела с моего языка сама собой.

Игнасио улыбнулся, поправил очки, но не успел ничего ответить, потому что из-за ближайшего столика навстречу нам поднялся доктор Марега собственной персоной, гостеприимно распахнув объятия.

— Присоединяйтесь, господа, — он пододвинул мне стул, — мисс... Начнем с аперитива?

Я замешкалась, давая дорогу официанту с подносом, который, в свою очередь, пропускал меня.

— Извините, доктор Марега, — в это время сказал Игнасио, — но после архивной пыли нам с мисс Люно хотелось бы принять душ.

— Тем более что ночью горячей воды может не хватить на всех, — добавила я, прекрасно понимая, что слова про ночь и про душ звучат более чем двусмысленно.

— Благодарю за полезную информацию, мисс. Я, пожалуй, последую вашему примеру.

И мы все вместе поднялись на второй этаж. Без сомнения, его интересовало, не планируем ли мы с Эньярошем принимать душ вместе, но Игнасио, естественно, направился к своей комнате, а я — к своей.

— Вы не забыли о моем приглашении на ужин, господа? — напомнил Марега, одарив на прощание лучезарной улыбкой, адресованной явно мне. — И еще раз спасибо за важную информацию, мисс.

Дескать, могу надеяться, что место под душем рядом с вами пока вакантно...

Глава 7, в которой я сказала себе: «Стоп!»

Стоп! — сказала я себе, забираясь в ванну, а почему я все время приписываю Мареге фривольные мысли? Почему я сама в его присутствии начинаю вести себя как мартовская кошка? Я же ведь уже знаю, что он занудлив, честолюбив, далеко не бескорыстен, вспыльчив, не нравится Эньярошу, наконец. Ладно, допустим, Игнасио действительно ревнует, но ведь у меня нет перед ним никаких обязательств! А могли бы быть... Сам виноват, нужно было действовать решительнее!

Но если интуиция не подвела Игнасио и с Марегой на самом деле что-то нечисто? Как это так: едва узнав про какую-то Шелгваукану, рваться искать в ней золото, приглашая с собой первых встречных?.. А ведь тебе же самой хочется и в Шелгваукану, и — признавайся, признавайся, Мари Люно! — в объятия Мареги! Ты всегда теряешь голову при виде красивого мужчины, а потом клянешь себя за очередную глупость.

Красивых и одновременно умных мужчин не бывает! Да? Как это дурак мог стать доктором медицины? И разве уж так некрасив Игнасио? Но у Игнасио явно какие-то проблемы с женщинами, а у Мареги — нет! Зато Игнасио — джентльмен, к тому же всякие проходимцы боятся одного его взгляда...

Боже мой, еще позавчера я страдала от одиночества, а сегодня у меня целых два кавалера! Два! Причем в какой-то глухой дыре!

***

Часа через полтора, благоухая лосьонами, шампунями и духами, я спустилась в холл гостиницы. Гигант Педро сидел в кресле и курил сигару. Завидев меня, он радостно продемонстрировал тигриный оскал. Я улыбнулась в ответ. После случая с любителем текилы Педро стал как бы моим телохранителем.

Двери в бильярдную были открыты, и я вдруг увидела Марегу, склонившегося над зеленым сукном. Без пиджака, в одной белоснежной рубашке с засученными рукавами, он совсем не выглядел бестолковым занудой. На фоне разномастной, небрежно одетой публики он казался кинозвездой, случайно сошедшей с экрана или с обложки журнала в этот убогий бильярдный зальчик с тусклыми лампочками в клубах сизого дыма. Интересно, а как воспринимают такого психиатра пациенты? Ладно, допустим, им в безумии все равно, а вот их родственники? И особенно родственницы?..

Я невольно залюбовалась движениями Мареги: кий в его руках вел себя как змея, гипнотизирующая добычу, прежде чем нанести безошибочно-смертельный бросок. Удар — и два шара, один за одним, как если бы кто-то тянул их за невидимую ниточку, послушно покатились в лузу. Третий стукнулся о борт, откатился, задел еще один шар, и тот благополучно лег в другую лузу.

— Браво, доктор! — Оказывается, я уже стояла возле бильярдного стола.

Он обернулся.

— Вы выглядите просто потрясающе! — не сразу произнес он, отступив на шаг. — Выпьете чего-нибудь?

— Док, может, сначала закончим партию? — обиженно вмешался Хулио, натирая мелом свой кий.

— Вы не возражаете, мисс? — поинтересовался Марега.

— Нет, конечно.

— Знаете, никак не мог удержаться, чтобы не покатать шары, — виновато добавил он, не обращая внимания на нетерпение своего партнера. — А вы играете?

— Паршиво, а по сравнению с вами можно сказать, что никак.

— В таком случае, — Марега улыбнулся, — держите кий, закончите игру за меня. Не обидишься, приятель?

Хулио презрительно наморщил нос и вытер об жилетку испачканные мелом руки.

— Не годится, док! — с вызовом сказал он. — Хотите с ней играть, так играйте, а я играю с вами!

Я выразительно посмотрела на Марегу.

— Ну-ну, — он медленно двинулся вокруг стола, — ты не играешь, ты проигрываешь, амиго!

Доктор медицины нанес еще два удара, и глуховатый стук шаров сообщил, что на долю амиго не осталось уже ничего.

— Доволен, приятель? — спросил Марега.

Хулио вытащил из штанов мятые купюры и протянул их победителю. Марега небрежно отстранил его руку.

— Выпей за здоровье сеньориты, пока я ее поэкзаменую. Лучше сложи-ка нам пирамидку, амиго. — И он протянул мне кий. — Пожалуйста, мисс Люно!

В этом городе слишком мало развлечений, и ничего удивительного, что игроки с других столов, бросив свое занятие, наблюдали за мной. Злорадно и любопытно. Даже Педро покинул кресло в холле и, загораживая тушей дверной проем, смотрел в мою сторону. Но он был единственным, если не считать самого Мареги, кто явно хотел ободрить меня. Правда, в арсенале здоровяка не находилось никаких других тонизирующих средств за исключением его бесподобной тигриной улыбки.

Тем не менее это было уже кое-что. Не паникуй, сказала я себе, ты не раз играла в бильярд, и уж разбить-то пирамидку ты сможешь. Но даже это оказалось мне не по силам: кий дрогнул и чуть не пропорол сукно, потревоженный шар несмело покатился вбок и беспомощно застрял возле бортика. Публика дружно загоготала и отвернулась к своим столам, Хулио деликатно опустил глаза, а Педро огорченно высморкался в плевательницу.

— Кий тяжеловат? — участливо поинтересовался Марега.

Я вздохнула.

— Не надо иметь амати, надо уметь играти.

— Будем учиться? — Он улыбнулся, оценив мою шутку, и вернул неудачный шар на место.

Естественно, я не возражала.

— Смелее, мисс, я помогу вам сделать правильный удар.

Стараясь не замечать новой волны интереса окружающих, я начала целиться.

— Хорошо, хорошо, — ободрил Марега, он стоял у меня за спиной, — а теперь, внимание. — И вдруг он как бы приобнял меня, его левая рука направила мою левую, а правая — проруководила правой. — Запомните эту позицию, — я почувствовала теплоту его дыхания у себя на шее, — и... бьем!

Я даже не поняла, что произошло, но удар наших четырех рук получился просто потрясающим! Шары с веселым стуком раскатились в разные стороны, а один из них, замерев на секунду над лузой, словно спрашивая у нее разрешения войти, мягко упал в сеточку.

— Вы запомнили позицию? — Он по-прежнему стоял за моей спиной, дышал в шею и не убирал своих рук с моих. — Или повторим?

— Повторенье — мать ученья. — Мне хотелось вовсе не менять нашу «позицию», а, напротив, дополнить ее, скажем, осторожным поцелуем.

— О'кей! — Наверное, это и был уже поцелуй, потому что его губы, дважды как бы случайно коснулись моей шеи: после «о» и после «кей».

Мне стало жарко, а Марега как ни в чем не бывало обошел вокруг стола, оценивая расположение шаров, и спросил, по каким из них я собираюсь бить. Я не очень уверенно выбрала направление удара.

— О'кей, — снова сказал он.

И он занял позади меня эту самую замечательную позицию, а я еще раз повторила вслух свои намерения относительно шаров и как бы ненароком прижалась спиной к его груди. Наши четыре руки дружно направляли кий.

— Вы готовы? — прошептал Марега возле моей щеки.

— Да, — так же тихо произнесла я.

Кий буквально выстрелил первым шаром по двум другим, лежавшим на одной линии. Они все покатились...

— Добрый вечер, господа. — Я вдруг услышала голос Эньяроша и повернула голову в его сторону, оставаясь все в той же «обучающей» позиции. — Педро сказал, что вы здесь.

Я узнавала и не узнавала Игнасио. Вместо обычных бесформенных штанов и выгоревшей рубахи на нем была серая шелковая рубашка с рукавами по локоть и роскошные белые брюки. Но самое главное Игнасио привел в порядок свою бороду и подстригся. Нет, не коротко, я терпеть не могу подбритые затылки, а именно так, как если бы посоветовался со мной. Только дешевые очки были все те же.

— Добрый вечер... Доктор Марега учит меня играть на бильярде.

— Жаль, что я не потренировал тебя заранее, Мари. Тогда бы ты наверняка обыграла мистера Марегу.

Его дружеская фамильярность почему-то застала меня врасплох, а Марега иронично заметил:

— Полагаете, что вам это удастся самому, мистер Эньярош?

Между прочим, мы по-прежнему сохраняли «позицию».

— Даже не сомневайтесь. Какую хотите фору?

— Фору? — отстраняясь от меня, хохотнул Марега и велел Хулио снова сложить пирамидку. — Лучше подумайте, сэр, какую сумму проиграть вам по карману?

— Я бы тоже сыграл, — неожиданно пробасил Педро.

И как только эта туша умеет материализовываться словно из воздуха?

— На поцелуй сеньориты! — добавил он.

Похоже, сегодняшнему вечеру предстояло войти в анналы истории этой бильярдной, потому что опять вся публика напряженно следила за разворотом событий у нашего стола.

— Отличная идея, Педро! — сказала я. — Не так ли, господа?

Марега и Эньярош уставились на меня как на заговорившую статую. Конечно, я повела себя как полная идиотка под действием чар Мареги, но до чего же хороши были они оба! Честное слово, если бы сейчас мне предложили выбирать, я оказалась бы в серьезном затруднении...

Я слегка переживала за травмированное плечо Эньяроша, но напрасно: в первой же партии он в пух и прах разнес ошеломленного Марегу. Я чувствовала, что для доктора медицины это полная неожиданность, он настолько по-детски расстроился, что в следующей партии я болела уже за него. И Марега выиграл! Но теперь я огорчилась из-за Эньяроша...

В третьей партии Игнасио лидировал с небольшим перевесом, но все же лидировал. А четвертая снова принесла удачу доктору Мареге. Пятая партия, в которой победителем должен был стать определенно Эньярош — шары летели в лузы как заговоренные, — близилась к концу, но, судя по всему, не к концу «турнира». А мне уже очень хотелось есть, ведь в последний раз мы с Игнасио перекусили часов в одиннадцать утра, потом нашли дневник и нам было уже не до обеда, а потом явился Марега...

— Господа, может быть, еще одна партия и мы закончим на сегодня? — дипломатично предложила я, чувствуя полную готовность расцеловать обоих, если мне сейчас принесут кусок мяса. Впрочем, я была уже согласна даже на порцию пустых макарон. — Будет по три партии, все поровну: по три поражения и по три победы.

— Вы уверены, мисс Судья, что в следующий раз проиграю именно я? — Эньярош загнал в лузу последний шар, не оставив ничего противнику.

Хулио принялся собирать шары в рамку.

— Обязательно, — ответил за меня Марега, — иначе и быть не может.

И он оказался прав.

— Может быть, самую последнюю? — с надеждой в голосе спросил Эньярош.

Марега тоже умоляюще смотрел на меня.

— Нет, — непреклонно сказала я, наслаждаясь ролью повелительницы. — Давайте ужинать.

— Выходит, сеньорита не поцелует никого? — расстроился Педро.

Надо же, он все время был тут, а я видела только Игнасио и Марегу. Сейчас они послушно сложили свои «клинки» и вытирали испачканные мелом руки, но я чувствовала, что не только я, но и они оба находятся все в том же головокружительном состоянии куража, которое толкает взрослых людей на совершенно неожиданные и не характерные для них поступки.

Вероятно, медик мог бы объяснить все это действием гормонов и чего-то там еще скучно-физиологического, но зачем какие-то объяснения, когда рядом с тобой два самых красивых в мире мужчины, радостно-готовых сражаться за тебя! И будоражащее ощущение сложности выбора, и излучаемый нами троими пьянящий аромат приближающейся неизбежной страсти, который вызывает завистливый восторг окружающих, и волшебное чувство внутри тебя уже сейчас от одного их присутствия... А пустой желудок только делает эти все переживания объемнее и острее.

Вместо ответа я подмигнула Педро, подошла и поманила его пальцем. Польщенный моим вниманием гигант наклонился. Я привстала на цыпочки и решительно чмокнула его в лоб. Осчастливить поцелуем тигриную улыбку я все-таки не решилась.

— Однако! — в один голос воскликнули Иг-насио и Марега. И смутились оттого, что «однако» вырвалось у них одновременно.

Педро, открыв от изумления рот, трогал свой лоб, как будто от моего поцелуя там могли вырасти цветы, а я милостиво повелела Эньярошу и Мареге пожать друг другу руки в знак окончания поединка. Наверное, игроки с других столов наблюдали за нами, но для меня уже не существовало никого, кроме моих красавцев, да еще, пожалуй, растроганного силача Педро. Ха! Итого у меня уже три поклонника! Или я схожу с ума?..

— Вы великолепно играете, Марега. — Игнасио протянул руку доктору медицины.

— Вы тоже, мистер Эньярош! — со всего размаху Марега сжал руку Игнасио и в знак искренности своего расположения с силой потряс ее.

Игнасио побледнел и опустил глаза. Боже мой, догадалась я, ведь это же больная рука!

— Вы не верите мне, сэр? — растерялся Марега, продолжая сжимать и трясти руку Эньяроша.

— Пойдемте, пойдемте ужинать, — поторопила я их, не решившись сказать про травму Игнасио.

— Все нормально! Мы еще сразимся с вами, мистер Эньярош. Выше голову, дружище! — Марега все еще тряс руку Эньяроша.

Он по-своему понял нежелание Игнасио разговаривать и, желая дополнительно ободрить, энергично похлопал его по больному плечу!

Игнасио пошатнулся. Хорошо, что Педро оказался рядом и вовремя подхватил его, так что окружающие ничего не заметили, и помог выйти из бильярдной на улицу. На лбу Игнасио блестели капельки пота. Педро усадил его за ближайший столик и заботливо предложил принести чего-нибудь выпить. Игнасио отрицательно помотал головой, пристраивая свою руку поудобнее. Как глупо, подумала я, стесняться боли.

— Что с ним? — недоумевал Марега.

— У него сильно ушиблено правое плечо. Это я виновата. Я не должна была допускать этого идиотского состязания.

— Пустяки, — хрипло сказал Игнасио. — Мы замечательно поиграли. Вы прекрасный бильярдист, Марега.

— Извините меня, мистер Эньярош. Я совсем не хотел причинять вам боль. Лучше покажите мне вашу травму. Я все-таки врач.

— Бросьте. Все в порядке.

— Игнасио, покажи, не надо стесняться, — попросила я.

— Сеньорита права, пусть док посмотрит, — поддержал меня Педро.

Подошел официант. Марега вопросительно посмотрел на меня. Я мило улыбнулась и заказала гору еды и море напитков с расчетом и на Педро. Официант отправился на кухню, а Игнасио сдался на наши уговоры, потому что ссадина опять кровоточила сквозь рубашку. Он смущенно закатал рукав, открыв часть плеча. Но и того, что предстало нашему взору, да еще в тусклом уличном освещении, было достаточно, чтобы доктор Марега пришел в ужас.

— Дева Мария! Да как же вы играли?! А потом еще выдержали мои знаки внимания! Чем это вы так? Лестницей? Боже! Вы обращались к врачу? Нет?! Вы с ума сошли! Вы можете остаться без руки! Такая гематома способна переродиться во что угодно! Как вы можете быть уверены, что не пострадала кость? Это же месиво какое-то! А столбняк? Вы хоть представляете, какую инфекцию вы могли туда занести?! Вы падали? Теряли сознание? Вы уверены? А я не исключаю сотрясение мозга!

Ужас Мареги передался Педро, который с открытым ртом внимал речам медика. А Игнасио с усмешкой вернул рукав на место.

— Это преступление — столь несерьезно относиться к своему здоровью! — продолжал Марега. — Мы живем в цивилизованном мире, а вы ведете себя, как дикарь! Я считаю просто своим долгом показать вас специалистам! Не хотите идти к врачам здесь, хорошо, я отвезу вас завтра в Кайенну. Там прекрасная клиника, мой однокурсник работает в ней психоаналитиком...

Официант принес первую часть заказанного мною. Наконец-то! Не слишком вежливо начинать есть, не дождавшись остальных, но я уже не могла терпеть и запихала в рот первый попавшийся кусок, пока Марега самостоятельно наполнял наши бокалы — к окончательному смущению Педро, который только сейчас понял, что принят в «сеньорскую» компанию. К тому же демократичный Марега предложил здоровяку произнести первый тост. Педро запыхтел, задвигался на своем стуле, продемонстрировал тигриную улыбку и беспомощно посмотрел на меня.

— За наше знакомство, за встречу, господа! — провозгласила я, чтобы выручить растерянного гиганта, и подняла свой бокал.

Интересно, кто из них первым чокнется со мной? Но Игнасио и Марега очень дружно и одновременно звонко дотронулись своими бокалами до моего, а потом осторожно прикоснулся к нему и бокал Педро.

Мы выпили и на какое-то время полностью посвятили себя утолению голода, а потом Марега снова наполнил бокалы и уже кокетливо произнес:

— За прекрасную мисс Люно, нашу путеводную звезду к сокровищам Золотой Шелгвауканы!

Педро непонимающе захлопал глазами, а Игнасио сразу напрягся. Естественно, с какой стати нужно было говорить это при Педро? Даже если здоровяк неважно владеет английским, он же все равно что-то поймет и наверняка заинтересуется. Зачем ронять в голову недалекого парня мысли о сокровищах? Ему ведь будет очень сложно объяснить, что все это для науки, а не для нашего личного обогащения.

— Это несерьезно, доктор Марега, — сказала я.

Игнасио впился в меня глазами и затаил дыхание, ожидая продолжения. Марега повел бровью, потрогал пальцем усы и интимно наклонил свою красивую голову. Вино в его бокале светилось золотом, и я снова почувствовала, как вместе с растущим во мне неумолимым куражом жесткая треугольная конструкция так же неумолимо напоминает о себе, отгораживая нас троих от остального мира.

— Хорошо сказано, док. Я бы тоже поискал там золотишко, сеньорита. — Голос Педро раздался словно из другого мира. — В Шелгваукане его навалом, дети знают.

— Вот как? — оживился Марега. — А ты бывал там, амиго?

— Не в этой, док, — странно отозвался Педро и почему-то подмигнул Мареге. — Но всегда с удовольствием. За Шелгваукану прекрасной сеньориты! — И залпом опрокинул свой бокал.

Теперь напряжение Игнасио перешло ко мне, но всего лишь на мгновение, потому что Игнасио вдруг рассмеялся. И я тоже рассмеялась неизвестно чему. Просто я не могла противиться этому чудесному заразительному смеху, совершенно преобразившему его лицо! Надо же, я впервые видела Игнасио смеющимся! И как ему идет быть веселым! Сейчас он был даже красивее Мареги, потому что психиатр не смеялся, а завистливо смотрел на нас! Нет-нет, конечно, мой Игнасио лучше! Мой?..

— Перестань, Педро, — наконец выдавил сквозь смех Игнасио. — Нельзя позволять себе такие шуточки в дамском обществе.

— Но сеньорите же понравилось? Что я такого плохого сказал? Разве у сеньориты не золотая Шелгваукана? — И Педро подмигнул мне.

Я невольно закрыла руками вспыхнувшее лицо, потому что до меня наконец-то дошло, что подразумевал Педро под «золотой Шелгвауканой»... Мне хотелось убежать, провалиться... Ничего себе комплиментик!

Когда я отвела от лица руки и открыла глаза, стул Педро был уже пуст. Я опять изумилась способности этого гиганта двигаться беззвучно.

— Не обижайся на него, Мари. — Игнасио виновато погладил мою руку. — Он простой парень.

— И по-своему весьма галантный, — Марега тоже вступился за Педро, проследив взглядом за действиями Игнасио. — Все-таки давайте выпьем за Шелгваукану! В смысле, настоящую, золотую...

Мы выпили, смущенно опустив глаза. Теперь нам всегда будет смешно и неловко произносить это слово, подумала я.

— И что же пишет о ней достопочтенный господин Бонвояж? — спросил Марега. — Вы ведь наверняка уже почитали его дневник?

Игнасио взглянул на меня. Я кивнула. Какой смысл скрывать? Марега имеет такое же право самостоятельно изучать записи Бонвояжа, как и любой другой посетитель архива.

— Дневник Бонвояжа — это небольшая, переплетенная в кожу толстенькая тетрадка, размером примерно в четверть листа. Из хорошей бумаги. Записи велись карандашом, почерк автора дневника достаточно неразборчив, — медленно и сухо говорил Игнасио, как будто диктовал канцелярский отчет.

Я понимала, что ему совершенно не хочется рассказывать о своей «добыче». Естественно, понимал это и Марега.

— Это та самая рукописная книжка, которая лежала на вашем столе, доктор Эньярош? — нетерпеливо спросил он.

— Да, мистер Марега. Та самая, — согласился Игнасио и замолчал, пока подошедший официант пополнял наши запасы провизии.

Наконец официант ушел, но Игнасио не торопился с рассказом, наливая в бокалы вино.

— Господа, а не выпить ли нам всем на «ты»? — предложила я, чтобы убрать нависшую тишину. — Ведь так гораздо удобнее, правда, Игнасио?

— Конечно, мистер Эньярош! — поддержал меня Марега. — Мне будет лестно, если вы станете называть меня Алехандро или просто Алекс, как зовут меня все мои близкие друзья!

— Идет, просто Алекс! — Игнасио поднял свой бокал. — А я — просто Игнасио.

— А я — просто Мари! — усмехнувшись, представилась я, прибавив себе словечко «просто» как некий объединяющий нас символ, и мы все дружно выпили.

— Неужели сеньорита опять никого не поцелует? — с интонацией и акцентом Педро спросил повеселевший Марега. — Когда пьют на «ты», поцелуй является ритуалом. — Он слегка наклонил голову, красиво приподнял бровь и как бы пригладил пальцем усы.

Мне опять сделалось жарко. Этот магический жест трогающего губы пальца просто сводил меня с ума. Нет, правда, а почему бы мне и не поцеловать его? Ритуально?

— Хорошо, — смилостивилась я и, прикрыв глаза, подставила Мареге свое лицо.

Он очень быстро дотронулся губами до краешка моего рта, но я успела почувствовать сначала дыхание, потом — прикосновение губ, а затем — усов. И это было восхитительно!

— Теперь очередь просто Мари. — Из глаз Алекса в мои тек бурлящий поток.

— Да-да, конечно... — Я слегка коснулась губами его подбритой над бородой щеки и тут же отстранилась, а он уже целовал мою руку.

В глазах Игнасио царила тоска. Мы и так уже давно были на

«ты», целоваться нам сейчас вроде бы не было причины, но зачем отказывать себе в удовольствии наконец-то почувствовать вкус губ Игнасио? Что же, он зря потратил время на визит к парикмахеру?

— Просто Игнасио, — я заглянула в самую глубину его больших темных глаз, — ритуал есть ритуал.

И отодвинула в сторону разделявший нас стул Педро. Все равно между нами оставалось пространство, и, чтобы поцеловаться, кто-то один должен был встать со своего стула.

Мы поднялись. Одновременно. И поцеловались. По-настоящему. В губы. Долго. Это я поняла, когда мы разжали объятия и я невольно взглянула вокруг. Да, сегодня я действительно была звездой вечерней программы. Все присутствующие аплодировали нам, как если бы мы были молодоженами, а они — гостями на нашей свадьбе.

Марега кашлянул, повел бровью и опять коварно потрогал пальцем свои усы, когда Игнасио, поправив очки, опустился на стул Педро, то есть рядом со мной, и переставил приборы.

— Пожалуй, не мешало бы выпить за путешествие мсье Бонвояжа, — подчеркнуто безмятежно сказала я. — Кстати, к воротам Шелгвауканы он попал через две недели пути после отбытия из Эдуара.

— Нет, Мари, не через две недели, а на десятый день, — поправил меня Игнасио, наполняя бокалы. Между прочим, кувшин он держал левой рукой. Видимо, правая действительно здорово болела, если даже при поцелуе он обнимал меня только левой.

— Но даже за десять дней можно добраться до Венесуэлы, я уж и не говорю про Бразилию, — предположил Марега.

— Алекс, ты забыл, что путешествовали они сто с лишним лет назад. Не было ни дорог, ни автомобилей, — снисходительно напомнил Игнасио. — В день они могли продвинуться самое большее километров на пятнадцать-двадцать, а то и на пять. Не забывай, поклажа, инструменты, провизия, что-то везли на лошадях, что-то несли на своем горбу носильщики, ведь по джунглям да по горам лошадь пройдет не всегда.

— И куда же они двигались по джунглям да по горам? — Мареге определенно хотелось знать более конкретный маршрут.

— На северо-запад к истокам реки Маны. На карте по прямой это километров сто, а на самом деле — путь колоссальный и тяжкий.

— А ворота? Неужели там действительно ворота? И стена вроде Китайской? — не унимался Марега и сам налил нам вина, пожалев руку Игнасио.

— Бонвояж называет воротами некое условное место, тропу, которую хранит каменный истукан в виде гигантской головы с ручками.

— С какими ручками? Чтобы его переносить?

— Нет, Алекс, у истукана много маленьких рук, индейцы называют его еще «Вечное Дерево».

— Потрясающе! — От восторга Марега хлопнул в ладоши.

Официант воспринял это как зов и принес нам еще вина, потому что мы, оказывается, уже опустошили кувшин. Мы принялись за второй, и я чувствовала себя превосходно, хотя обычно почти не пью и терпеть не могу пьяных.

Глава 8, в которой можно плыть по реке либо идти по тропе

— Я ж говорю, от Вечного Дерева можно либо плыть по реке, либо идти по этой самой тропе, которая будет периодически пересекать реку. А потом...

— Да не потом, Игнасио, а завтра! Завтра же мы отправимся в Шелгваукану! Дай я тебя расцелую, дружище! — И Марега полез к Эньярошу целоваться. — Как же я рад!

Неужели он действительно так рад? Или просто пьян? Что за глупости целоваться с мужчиной, когда можно поцеловаться со мной? Ну и пусть целуются, а я налью себе еще вина! Но кувшин почему-то был пуст.

— Эй, кто-нибудь! — Я хлопнула в ладоши.

Официант явился сразу с кувшином.

— Пятый, мадам, — шепнул он, наполняя бокалы.

— Неси еще! И позови Педро! — потребовала я и доверительно сообщила официанту на ухо: — Он один меня любит, а эти... — я погрозила пальцем обнимающимся Мареге и Игнасио, — эти — мужеложцы.

— Мари, дорогая, как я счастлив, что ты познакомила меня с ним, — заплетающимся языком произнес Марега, — дай я тебя поцелую!

— Нет, — гордо отрезала я. — Официант, еще вина!

— Мари, Мари! — Они тянули ко мне много мелких ручек.

— Сеньорита, поцелуйте сеньоров, и я отведу их спать, — совершенно трезвым голосом сказал огромный Педро, и мне стало ужасно стыдно, ведь, кажется, я действительно напилась...

Со всех сторон на меня надвигалась темнота, и я заплакала, однако из мрака вдруг опять бесшумно возник Педро, но почему-то у него была борода и он весь был меньше, и этот уменьшенный Педро ласково спросил:

— Сеньорита не хочет спать? Второй час...

— Педро, хороший, добрый Педро, я гадость, я совсем не сеньорита! — Я плакала уже в голос, а вокруг сделалось окончательно темно. — Я гадость!..

Глава 9, в которой Вонахью вошел в свою комнату

Ричард Вонахью вошел в свою комнату и запер дверь за собой. Духота еще больше подчеркивала убожество обстановки. Нищета с претензией на роскошь. Да еще эта борода, очки и чужое имя... Мерзость какая, подумал он и включил вентилятор. Сооружение под потолком недовольно заскрипело и медленно двинулось вокруг своей оси с нарастающим ржавым лязгом, угрожающе подрагивая облупленными лопастями. Вонахью передернулся и отключил механизм, который еще немного покрутился и поскрипел по инерции.

Он распахнул окно. Унылый пустырь, мусорные баки. Наверняка в них копошатся крысы. Вон, мелькнула шустрая тень... Глухая стена архива, кривое деревце или даже куст неясной породы, и парочка, занимающаяся под его условным прикрытием любовью. Мачо придвинул свою подружку к стене, видны только ее ножонки, обнимающие его за пояс, и старательно трудится. Почему это так гнусно, когда это делают другие?

Зазвонил телефон. Вонахью передернул плечами и опустил жалюзи.

— Да, слушаю, — сказал он в трубку.

— Что новенького, внучек? — жизнерадостно спросил дон Рикардо. — Как успехи?

— Дедушка! — обрадовался Вонахью и тут же встревожился: — Что-то случилось? Ты никогда не звонишь ночью.

— Ничего, малыш. Просто не спится по-стариковски.

— Я уж было подумал, что из-за этого...

— Из-за кого, Риччи?

— Да оказывается, есть еще один претендент на золото Шелгвауканы.

— Брось ты, Риччи! Глупый, напыщенный болтун! Уберем, когда подойдет время.

Вонахью поморщился, он не любил, когда дед говорил так, тем более что говорил он правду.

— Дед, он вовсе не глуп. Знаешь, в конце концов, он мне даже понравился.

— Неужели? Говорят, что он твой конкурент...

— Ты шутишь? — растерялся Вонахью. Наверняка Билл уже донес дону Рикардо о мисс Люно, дед и намекает на «галантное» соперничество, решил он. Надо было самому позвонить и рассказать, ведь дед — единственный, кто меня действительно понимает и любит. — Ты имеешь в виду женщин?

— Ну, Риччи! Здесь тебе никогда не было равных!

Вонахью вздохнул.

— А вот я больше не уверен.

— Ты меня удивляешь, Риччи. Нравится этот болван, какие-то сомнения в своих мужских качествах. Я не узнаю тебя, малыш!

— Дед, я и сам не узнаю себя. — Он снова вздохнул.

— Да что ты там развздыхался? Выкладывай все, как есть! Не молчи. Любая баба всего лишь баба, и только!

— Она не баба.

— Конечно, парижанки не бабы! Они...

— Дед! — Так и есть, мой дедушка, как всегда, знает все, вплоть до места рождения, расстроился Вонахью, но поговорить с дедом о Мари ему очень хотелось. — Дедушка, понимаешь, она совсем не такая, как остальные. Она... ну как бы тебе сказать... Даже этот доктор, и тот понимает.

— Ну-ну. Значит, все-таки конкурент?

— Не знаю я! Но он тоже растерян не меньше.

— Риччи, ты меня заинтриговал. Я закурю, пожалуй. Рассказывай.

— Дед, я боюсь. Я никогда не испытывал такого. Только не смейся. Правда. Я боюсь, что уже не смогу без нее.

— Ты ей сказал?

— Что ты! Я тогда уж точно не смогу с ней расстаться.

— Ну и не расставайся.

— А захочет ли она, узнав, кто я?

— Богатый человек, мой первый наследник.

— Дед, я не хочу тебя обижать, но не каждая женщина согласится связать свою жизнь с мужчиной, живущим под чужой фамилией и беглым психом. Моя репутация ученого погублена навеки.

— Глупости.

— Нет, не глупости. Даже этот доктор все понял. Понимаешь, дед, она ему тоже нравится. И он ей.

— Риччи, а вот я ничего не понимаю. Кто кому нравится? Она — тебе, а он — ей?

— Нет, она нравится нам обоим, а мы — ей.

—Оба?

—Да!

— Я тебе уже высказал свое мнение о парижанках. И не вздумай устраивать французскую «ля мур де труа»! Хоть меня-то, старика, постесняйся!

— Дедушка, милый, о чем ты? Мы и так оба виноваты перед Мари! Понимаешь, мы с ним никак не могли уступить ее один другому, вернее она не могла никак выбрать одного из нас, и мы ее сдуру напоили... Мы же не знали, что ей так мало надо. Мы даже сами из солидарности притворились пьяными, и Педро нас как бы увел. А потом я все-таки вернулся, я не мог вынести, что она осталась одна совсем беспомощная рядом с Педро. Педро тоже без ума от нее...

— Риччи, да что же это за баба такая?

— Такая, дед, такая! Я отнес Мари в ее номер и уложил в постель.

— Ох, — облегченно вздохнул дон Рикардо, — ну хоть тут-то все было удачно? Молодец, переиграл этого болтуна!

— Да ничего не было! Я ее уложил, а она плакала, и ругала себя, и принимала меня за Педро. Она потом себя еще больше корила бы, она подумала бы, что была с Педро...

— Этот-то кретин при чем? Неужели она и с ним?..

Наверное, я все-таки зря стал исповедоваться перед дедом, засомневался Вонахью, он уже не тот, старый, все путает, ничего не соображает, вылитый мсье Сашель... А какой раньше был, как я всегда любил его!

— Дедушка, да ни с кем она! Просто мы ее случайно напоили, а Педро давно оберегает ее, с самого ее появления. Ты же сам ему велел.

— Ну конечно, велел. Свалилась на нашу голову с ревизией!

— Дед, это счастье, что она свалилась! И док тоже так считает.

— Риччи, внучек, дело в другом, — вдруг совершенно серьезно и здраво произнес дон Рикардо. — Просто твой приятель док может оказаться гораздо покладистее тебя, мой милый! Мне так надоело отвечать перед семьей за все твои глупости!

Вонахью не выносил, когда дед начинал говорить подобным тоном, тем более после того как он открыл ему свое сердце. Но Риччи знал: он единственный, кого любит железный дон Рикардо. И он промолчал.

— Мы ведь дали тебе все: гарвардское образование, неограниченные средства на любые твои прихоти! А чем ты отплатил нам? Вместо того чтобы благодарно искать для своей семьи золото, чем ты занимался? Чем?

— Дедушка, эту тему мы давно обсудили...

— Вот именно, мой мальчик. И я верю тебе. Но только я, и больше никто! Никто в нашей семье! Молчишь? И правильно, Риччи, молчи. Потому что уберут и тебя, и меня, и я уже ничего не смогу придумать, если этот твой док первым найдет дневник Бонвояжа.

Сказать ему, что дневник уже найден, или пока не говорить? — раздумывал обиженный Вонахью, а дед продолжал пугать его тем же елейным тоном:

— И ты будешь никому не нужен, мой мальчик, потому что заполучить дневник через доктора не составит уже никаких хлопот для парней Билла! Как, впрочем, и через милую барышню из Кайеннского архива. Ребята Билла пасут ее с первого дня появления...

Вонахью вспыхнул.

— Они и меня пасут? Я-то наивный посчитал, что они в моем распоряжении.

— Одно другому не мешает, малыш. К сожалению, я уже давно не решаю все в одиночку.

— Что же они тогда сами не добыли дневник до сих пор, если уж так просто? Пистолет к виску — и все дела!

— Фу, Риччи! Какая безвкусная уголовщина, во-первых, и, во-вторых, я же верю тебе, я надеюсь, что ты наконец-то сделаешь хоть что-то полезное для семьи. Ты ведь единственная моя надежда и опора! Ты заменил мне сына! — И после этих излияний дедушка вдруг жестко сказал: — Ты найдешь дневник, Риччи, срок...

— Дед, — решительно перебил его Вонахью, — дневник здесь. Я видел его сегодня.

В трубке раздался кашель. Наверное, подавился дымом, догадался Вонахью, эти вечные дрянные сигары. До чего же дороги воспоминания юности, чтобы не отказываться от них при дедушкиных-то доходах и больных легких!

— Риччи! Мальчик мой! — Голос дона Рикар-до снова превратился в ласковый старческий тенорок. — Что же ты сразу-то мне не сказал! Ты уже читал его? Что в нем написано?

— Не по телефону, дед.

— Ты прав, мой мальчик! Главное, он здесь! Я знал, я верил, Риччи, ты не подведешь! Читай его, изучай хорошенько! А потом я что-нибудь да придумаю. Я люблю тебя!

— Я тоже, дед.

— Знаю, мой родной. Да, забыл тебе сказать, я положил сегодня на твой счет пару монет. Мальчикам нужны денежки, чтобы тратить на девочек...

Говорить ему или не говорить, что мы решили отправиться в Шелгваукану? Нет, лучше сказать, все равно узнает.

— Спасибо, дед. Очень кстати. Мы ведь решили организовать маленькую экскурсию в Шелгваукану.

— Кто это «мы»?

— Мари, док и я.

— Умница, мой мальчик. Отлично, там и уберем лишних свидетелей. — Вонахью похолодел, но счел за лучшее пока не возражать деду. — Я распоряжусь, чтобы ребята Билла позаботились. И еще, Риччи, очень тебя прошу, будь поосторожнее с Маноло.

— С Маноло? Но ведь он же в психушке в Рио!

— Не надо, Риччи, не старайся обмануть ни себя, ни меня. Ты же знаешь нашу родню, как они любят все скрывать от меня и плести интриги, — по-стариковски слезливо начал жаловаться дон Рикардо. — Это невыносимо, Риччи! Шпионят за мной, подсылают сомнительных врачей... Мне не на кого положиться, я уже устал перепрятывать завещание! Риччи, ну почему ты не хочешь, чтобы я уже сейчас при всех официально поставил тебя на свое место? Ты же у меня умница. А они развалят все, что я создавал столько лет!

— Ладно, дедушка, не хнычь. Ты же ведь кабальеро! Как там твоя донна Эсперанса? А сеньора Рибейро?

Вместо ответа дон Рикардо опять закашлялся, а потом хрипло произнес:

— Все, Риччи, пока. Мне нужно подышать кислородом. — В трубке раздались длинные гудки.

Вонахью повесил трубку и подошел к окну.

Крысы по-прежнему шевелили мусор, а сексапильной парочки уже не было. Риччи расценил это как хорошее предзнаменование. Ничего, подумал он, найду я деду эту Шелгваукану, может, и золота-то там давным-давно нет. Найду и сбегу, например, в Америку или в Канаду, в какой-нибудь затерянный городишко, буду преподавать историю. Я уже научился жить под чужим именем. Свое-то я погубил... Всей семейке на радость. Он хмыкнул, разделся и встал под душ.

А ведь до двадцати пяти лет я и не подозревал ни о какой «семье» дона Рикардо. Я был уверен, что моя мать — богатая вдова владельца кучи отелей на побережье, что доход приносят акции самых успешных кампаний. В Гарварде моими однокашниками были отпрыски самых богатых и известных фамилий... А я — с самого момента зачатия — член «семьи», процветающей за счет наркобизнеса...

Наркотики спортсмен Вонахью откровенно презирал, считая удовольствием черни. Но дедушка, милый любимый дедушка, который в детстве играл с ним в паровозики и катал на собственной спине, а потом научил и гольфу, и теннису, и бильярду, объяснил уже взрослому внуку, что наркотики — это такой же товар, как и вино, продукты, одежда, картины, книги. Вовсе не обязательно читать те книги или носить ту одежду, которыми торгуешь, главное, чтобы торговля приносила тебе прибыль. И назвал примерный размер годового оборота. Наверняка много меньший, чем на самом деле...

Забавно, когда Риччи услышал сумму, он не был удручен, а, напротив, обрадовался, предвкушая неограниченные возможности, которые дают деньги: личный самолет, машины, яхты...

«Дед, я опробовал новый самолет над сельвой и видел очертания города». «Где, где, Риччи?» «В Амазонской сельве, дедушка. Это точно древний город: пирамиды, дома!» «Неужели, Риччи?» «Да, дед, мне нужны деньги. Это будет открытие! Вдруг я найду золото индейских жрецов? Обо мне заговорит весь мир!» «Может быть, ты сначала найдешь Шелгваукану? Слава подождет». «А вдруг это именно она?»

О Шелгваукане дед твердил Риччи с самого детства. Его собственный дед, естественно по имени Рикардо, якобы отправился туда и не вернулся. Последняя весточка о нем пришла из Эдуара. Дряхлую бумажонку — напоминание жене вовремя убрать мак — дон Рикардо сентиментально заключил в рамочку и держал на каминной полке. Может быть, поэтому Вонахью и избрал археологию своей профессией...

Старательные газетчики, щедро снабжаемые листочками из чековой книжки Риччи, раструбили об открытии еще до того, как экспедиция прибыла на место.

Это действительно оказался совершенно потрясающий огромный город, но явно не Шелгваукана, по утверждению дедушки. Можно подумать, он там был. О бразильском «новом Шлимане» заговорили на всех языках. Интервью, конференции, доклады, монографии...

Молодому археологу стало категорически не хватать времени. Что ж, все дело только в размере гонорара: статьи, доклады и монографии готовы писать для него любые специалисты! А услуги секретарей из числа студентов, страдающих от безденежья, практически дармовые...

Зато богатств города хватало, чтобы кормиться не одному поколению исследователей и репортеров: архитектура, керамика, захоронения, обелиски, ритуальные предметы, ювелирные изделия ждали своего часа, чтобы отправиться в музеи мира.

— Не жаль задаром расставаться с побрякушками, Риччи? — поинтересовался дедушка на одном из банкетов по поводу передачи части сокровищ музею, кажется, Сан-Паулу. — Это ведь все товар, мой мальчик, а музей не потратил ни гроша на твою экспедицию.

— Дед, в следующий раз я подарю тебе все находки! — пошутил тогда Вонахью, не замечая ничего, кроме своего триумфа. — Откроешь выставку! Только заранее купи кусочек сельвы, чтобы я копал на твоей собственной земле!

— Идет, — в тон ему отозвался дон Рикардо, — куплю!

И ведь купил же в километре от раскопок! А потом идиот Маноло, сынок другой дочери дона Рикардо и, соответственно, кузен самого Ричарда, попал в переделку. Собственно говоря, Маноло был вовсе не идиотом, он тоже подавал большие надежды, причем на поприще архитектуры, но это совершенно не снабжало его правом пырять натурщицу ножом.

Дону Рикардо удалось освободить Маноло под залог до суда, а потом предъявить суду медицинское свидетельство о внезапной кончине дорогого племянника. На самом же деле Вонахью спрятал кузена на раскопках, но уже в качестве подсобного рабочего Гарри Лейза.

Тогда Вонахью был абсолютно уверен во всесилии денег, поэтому и пришел в восторг от идеи кузена: вырезать из старого куска дерева эту самую «Нинью», будь она неладна! Кто же мог предположить, что нищий секретарь-итальяшка предаст Вонахью, своего патрона и благодетеля... Впрочем, это было тогда, а теперь Ричард и сам не понимал, как он мог легкомысленно поддаться на эту аферу и, скатившись до уровня дешевого гангстера, бесстыдно шантажировать мировых знаменитостей Шмерлота и Косее-Бриссака? Ради чего он собственными руками погубил свое имя и блестящую научную карьеру?..

Конечно, дон Рикардо выручил внучков: вместо тюрьмы отправил обоих в психушку, а Ричарда он вытащил даже и оттуда. Теперь, когда герой современной археологии был признан невменяемым, он оказался в полной власти родной «семьи», потому что у дона Рикардо в избытке имелось и внуков, и племянников, которые всегда ревновали и завидовали любимчику главы клана.

Риччи предстояло «отработать» потраченное семьей на него, а именно — найти золото Шелгвауканы! В качестве альтернативы предлагалась возможность закончить дни в дурдоме или в автомобильной катастрофе. И даже всесильный дон Рикардо не мог защитить Риччи от безжалостных родственников.

Легко сказать: найти золото, а где найти эту самую Шелгваукану?

Ничего, Вонахью намылил себе голову и бороду, дневник Бонвояжа, можно сказать, в руках. Завтра смотаемся с доком в Кайенну, купим все необходимое для маленькой экспедиции. А там, как говаривает дедушка, что-нибудь да придумаем...

Глава 10, в которой за окном были сумерки

За окном были сумерки, а в дверь стучали. Я даже не сразу поняла, утро сейчас или вечер. Нет, конечно, утро. В голове и в желудке пустота, а на сердце — тяжесть. Кошмар, как же я буду смотреть в глаза Игнасио и Мареге после вчерашнего! Стук повторился. Надо открыть. Я поднялась с постели, обнаружив, что спала в одежде.

— Кто там? — спросила я через дверь.

— Извини, Мари. Это я, Алекс. Можешь не открывать. Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо. Ужасно. Мне так стыдно...

— Ерунда, Мари. Мы все напились. Но ведь это был такой чудесный вечер! Все хорошо!

— Правда?

— Конечно! Ты прости, что я тебя разбудил, просто я хотел сказать, что мы сейчас с Игнадио едем в Кайенну на моем «хаммере». Чтобы ты нас не потеряла. Если что, Педро позаботится о тебе.

— Педро... Вы едете показать врачам плечо Игнасио?

— И не только. Разве ты забыла, что мы решили завтра отправиться в Шелгваукану?

Я виновато промолчала. Я хорошо помнила все до того момента, как мы при всех «ритуально» поцеловались с Игнасио, а остальное покрывала темнота.

— Мари, ты тут? — забеспокоился Марега. — Все в порядке?

— Конечно. Только я ничего не помню...

— Пустяки, не переживай! Мы купим все для экспедиции и вернемся к вечеру, тогда и поговорим. Ты уж, пожалуйста, дождись нас. Мы тебя любим.

Я чуть не заплакала. Он так просто произнес эти три слова!

— Я тоже, Алекс...

— Вот и отлично. До скорого!

И я услышала, как он на прощание легко похлопал по двери. Может, зря я не открыла? И вдруг случайно увидела свое отражение в маленьком зеркальце у вешалки. Боже! Серое лицо с остатками плохо смытого макияжа, всклокоченные волосы... Надо срочно приводить себя в порядок! Нет, лучше еще немножко поспать, потом...

Я поспешно стянула с себя платье и белье и нырнула под одеяло. Как приятно! Хорошо бы еще чего-нибудь попить, но для этого снова придется принимать вертикальное положение. Нет, ура! На тумбочке возле кровати бутылка «перье»! Всего лишь протянуть руку! Но откуда взялась здесь минералка? Конечно, вечером ее оставил для меня заботливый Педро. Славный толстяк!

Нет, ночью он был совсем не толстым и к тому же бородатым. И таким сострадательным и терпеливым, как доктор, когда меня рвало и выворачивало наизнанку... Ой, как стыдно!.. В таком состоянии меня видел мужчина. Точно, это был доктор Марега! Потому-то он и пришел меня проведать и успокоить, что все в порядке. Конечно, в дурдоме он видел и не такое!

Но у Алекса очки и волосы собраны в хвост, как у актера, а у моего вчерашнего целителя не было ни очков, ни хвоста. Игнасио? Но он тоже в очках. Неужели все-таки со мной возился Педро? Я же называла его по имени, я вчера не сомневалась, что он Педро... У меня была истерика, я плакала и просила прощения, а он нежно-нежно обнимал меня и успокаивал. У него такие ласковые руки и широкая грудь... И мне было так уютно плакать на ней...

Вероятно, я все-таки уснула, потому что, когда в очередной раз взглянула на часы, они показывали полдень. Ничего себе! Мсье Сашель, наверное, уже беспокоится, куда это мы все подавались?

Глава 11, в которой у дока отличная машина

— Отличная машина у тебя, док. — «Просто Игнасио» в очередной раз похвалил транспортное средство «просто Алекса», прекрасно понимая, что серебристая громадина составляет предмет особой гордости фанфаронистого доктора Мареги. Они уже въезжали в Кайенну.

— Еще бы, «хаммеры» плохими не бывают. Военный вездеход. Алюминиевый корпус не ржавеет, — довольно согласился доктор медицины и тоже в который раз напомнил, что считает своим долгом показать специалистам травму доктора археологии.

— Ладно, ладно, покажем, — обреченно вздохнул тот. — Только давай сначала за покупками. — И похлопал рукой по блокноту, в который дорогой они записывал все, что, по мнению обоих, было кране необходимо для экспедиции: палатка, спальники, медикаменты, специальная жидкость для костра, видеокамера, фотоаппарат, котелки, пластиковая посуда...

— Может, перекусим сначала?

— Да мы два часа назад объелись в этом кафе... Как же его?..

— «Эмергенс»?

— «Эмерийонс», — поправил медика историк. — Так называется эта часть Французской Гвианы. Поехали сразу в какой-нибудь торговый центр, чтобы уж купить все в одном месте. И там наверняка есть бар, если ты снова проголодался.

Внушительный «хаммер» произвел впечатление на парковке возле самого дорогого гипермаркета Кайенны. У выхода со стоянки мужчины еще раз обернулись, чтобы получше запомнить свое место, но автомобиль психиатра явно чувствовал себя здесь грандом, остальные машины рядом с ним казались букашками.

В отделе спортивного снаряжения продавцы пришли в восторг от клиентов, скупавших весь ассортимент подряд: от одноразовой посуды до надувной лодки и ледоруба.

Возле кассы Марега достал чековую книжку.

— Пополам, Алекс. — Игнасио вытащил свою. — Я вполне кредитоспособен.

— Но я же сразу сказал, что все расходы беру на себя. — Марега обиженно пожал плечами. — Это же моя идея насчет экспедиции. Вчера ты не отказывался от гонорара...

— А сегодня отказываюсь.

— Получил наследство?

— Нет, просто я хочу быть с тобой на равных.

— Какая трогательная щепетильность! Или боишься, что я хочу купить тебя? Мне казалось вчера, что мы подружились, и сегодня у нас не возникало разногласий.

— Вот я и хочу, чтобы их не возникало и в дальнейшем.

— Ладно, пополам так пополам. Мне даже лучше. Но, надеюсь, ты не предложишь мисс Люно тоже войти в долю?

— Не предложу. Я вообще считаю, что ей не следует отправляться с нами.

Марега усмехнулся и повел бровью.

— Ревнуешь? Но ты ведь знаешь, что ничего не было.

— Алекс, мы же еще вчера договорились не обсуждать это и обойтись без дуэли. Мы все взрослые люди. Просто я считаю, что наше предприятие слишком тяжело для женщины. Я не раз бывал в подобных экспедициях и знаю, как там приходится всем. Даже когда объект уже найден и ведутся планомерные раскопки, даже тогда находиться там очень и очень непросто.

— Достаточно убедительно, по крайней мере, для меня. Но ты сможешь убедить Мари?

— Полагаюсь на твои профессиональные знания по части психологии.

— Ох, ну почему же все всегда путают психологию и психиатрию?

— Психи, док.

Марега рассмеялся, они оплатили покупки и направились в отдел видеотехники.

— Я совершенно ничего не смыслю в этом, — прошептал доктор медицины, когда консультант стал расхваливать им разные модели видеокамер. — Может, я пойду покорять аптеку, где я хоть что-то соображаю, а потом встретимся с тобой в баре?

— О'кей. — Доктор археологии улыбнулся вежливо замолчавшему консультанту и кивнул, а его компаньон и соперник направился к выходу из торгового центра.

Глава 12, в которой все идет по плану

Спокойно, спокойно, доктор Марега, говорил себе Алекс, пока все идет более-менее по плану. Только не вздумай бежать, иначе ты привлечешь к себе внимание. Не суетись, успеем. Наш гений слишком увлечен техникой, так что он не сразу хватится меня, и, пока сообразит в чем дело, я буду уже далеко. «Хаммер» — великая машина! Если уж сюда мы добрались на нем за шесть часов, причем бесконечно долго перекусывали в этом самом «Эмерийонсе», то дорога обратно не должна занять больше пяти часов, так что в Эдуар он успеет до закрытия архива, и Мари без проблем вынесет дневник. А вдруг она заупрямится? Все-таки похищение документа...

Нет, не должна. Он усмехнулся, усаживаясь за руль «хаммера». Я уверен, что ради любви она готова пойти хоть на край света, только колеблется, выбирая одного из нас. Бедолага, даже хватила вчера лишнего от расстройства чувств... Что ж, я облегчу ей выбор, элегантно и совершенно бескровно избавившись от конкурента! Молодец, доктор Марега! После первой же ночи вместе она забудет «просто Игнасио», а пока я скажу, что ему пришлось лечь в больницу. Как кстати он поранился!

Его взгляд случайно задержался на прилавке с ювелирными изделиями. Может, купить для Мари какую-нибудь безделицу? Конечно, отличная идея!

— Подарок для возлюбленной, мсье? Или что-нибудь на юбилей вашего отца или дорогого шефа? — кокетливо поинтересовалась хорошенькая продавщица.

Глава 13, в которой доктор археологии выбрал видеокамеру

Тем временем доктор археологии выбрал видеокамеру и выписал чек. Невероятная удача! — радовался он. Этот напыщенный болтун сам предложил разделиться, теперь даже не придется искать повод, как избавиться от него, как «потерять» нашего милого доктора в Кайенне! И сегодня вечером мы будем с Мари одни! Только она и я!.. Не совсем, конечно... Доктор тоже явится, рано или поздно. А что, если угнать его машину, пока он скупает аптеку? Представляю его вытянутую физиономию, когда он не обнаружит на стоянке свой драгоценный «хаммер»!.. Надо что-нибудь купить для Мари, глупо не привезти ей подарок.

Духи? Он шел мимо бесконечных прилавков и витрин. Платье? Но мы еще не настолько близки... Украшение? Конечно! Какую-нибудь маленькую изящную вещицу, чтобы она могла все время носить ее с собой! Он остановился возле прилавка с ювелирными изделиями.

— Подарок для возлюбленной, мсье? Или что-нибудь на юбилей вашего отца или дорогого шефа? — спросила продавщица.

Глава 14, в которой Вонахью испугался своих слов

— Для возлюбленной, — машинально ответил Вонахью и испугался своих слов: он еще никогда не называл Мари так, даже в мыслях.

— Какой у нее размер пальца, мсье?

Этим вопросом продавщица окончательно поставила его в тупик, и он растерянно пожал плечами. Девушка сочувственно улыбнулась.

— Могу предложить вам вот это.

На бархатную подушечку легло золотое филигранное колечко в виде змейки, уютно устроившей головку на хвостике.

Это же точная копия моей первой находки! Вонахью не поверил своим глазам: точно такую же индейскую змеюшку тысячелетней давности, только размером с браслет, он передал в музей Рио-де-Жанейро.

— Символ мудрости и долголетия, мсье, а еще и симпатичное индейское божество, охраняющее сокровища, — уговаривала его продавщица, уловив в молчании покупателя явный интерес. — Но главное, мсье, что это безразмерный вариант. Видите, изделие годится на любой палец.

Что она и продемонстрировала, примерив колечко поочередно на все пальцы своей руки, от мизинца до большого.

Глава 15, в которой «хаммер» выехал со стоянки

«Хаммер» неторопливо выехал со стоянки и на первом же повороте свернул с центральной улицы. Поплутав чуть-чуть по лабиринту кривых переулков, он остановился возле маленькой гостиницы.

Через пыльное окно с останками засохшего несколько лет назад неизвестного растения на подоконнике дремавший за стойкой портье увидел, как из автомобиля вышел мужчина в дорогой широкополой светлой шляпе, захлопнул дверцу и погрозил пальцем мальчишкам, воробьями слетевшимся к серебристому алюминиевому чуду.

— Чем могу помочь, мсье? — спросил портье, когда этот мужчина, оказавшийся к тому же с бородой и в очках, вошел. — Есть прекрасные свободные апартаменты с видом...

— Благодарю, — перебил его посетитель. — Мне нужен ваш постоялец из шестого номера. Он там?

— Да, мсье, но, кажется, у него гости... Вас проводить?

— Не стоит. — Бородач в шляпе пренебрежительно махнул рукой и поднялся по лестнице на второй этаж.

Какие еще гости, что он там себе позволяет?! — раздраженно подумал он. Из-за двери с намалеванной краской цифрой шесть неслось ритмичное бубуханье музыки. Он постучал.

— Открыто! — не сразу отозвался мужской голос. — Заходи, сколько можно жарить омлет!

Бородач скрипнул зубами и взялся за ручку. Дверь действительно была не заперта. Идиот, подумал он и вошел.

— А, это ты! А мы вот никак не дождемся завтрака. — Совершенно голый Гарри Лейз не нашел нужным даже потянуть на себя простыню. — Знакомься, киска, — он похлопал по ягодице не менее голую девицу, сидевшую на нем верхом, — мой патрон и благодетель!

Не подозревающая о приличиях юная особа обернулась и посмотрела пустыми глазами. Обилие косметики делало ее лицо похожим на пиццу.

— Проваливай, и поживее, детка. Одевайся, Гарри, у нас мало времени.

— Прерванный акт может иметь для психики самые негативные последствия, — глубокомысленно изрек Гарри. — Я правильно излагаю, профессор? Да не хмурься ты. Все, считай, что я уже одет! — Гарри стряхнул с себя девицу, которая как испорченная заводная кукла повалилась на бок, и опустил ноги с кровати.

— Я жду, — сказал «патрон и благодетель».

— А сколько я тебя ждал? — проворчал Гарри, тем не менее послушно и торопливо натягивая на себя одежду. — Может, все-таки позавтракаем?

— Да, я тоже со вчера не евши, — неожиданно ожила его подруга. — Котик, ты мне обещал...

— Расплатись с ней и пошли! Ужинать пора, какой еще завтрак!

Гарри растерянно принялся хлопать себя по карманам. «Патрон и благодетель» усмехнулся, вытащил из бумажника купюру и бросил ее на кровать.

— Я тебе отдам, клянусь! — Гарри искренне прижал руки к груди и преданно посмотрел ему в глаза.

— Отдашь, отдашь. Уходим!

— Ну не злись, патрон и благодетель, ты ж у меня самый лучший и находчивый! Я ж тебя люблю! — заискивал Гарри, когда тот расплатился еще и за гостиницу. — Ну профукал я все деньги! Ты же умный, ты же должен понимать, каково мне после дурки на воле! Хочешь, я машину поведу? Ты ж ведь устал. Отдохни! Я осторожно поеду, ты даже поспать сумеешь на хорошей дороге.

— Ладно, Гарри. Я правда устал. Выедем из города, и поведешь.

— А ты все-все разузнал про Шелгваукану? — осторожно поинтересовался Гарри, не решаясь спросить прямо, куда они так спешно едут.

— Разузнал, разузнал. Сейчас главное — успеть в Эдуар до закрытия архива.

— Там и архив есть?

— Где ж мне было еще искать дневник Бон-вояжа?

— Кого?

— Бонвояжа. Путешественник такой девятнадцатого века.

— Это же «счастливого пути», точно?

— Когда это ты выучил французский, полиглот?

— Да ладно, дети знают. Как он выглядит, этот дневник?

— Книжонка в коже. С ладонь, пожалуй. Написано карандашом. Только тебе без меня все равно не прочитать, хоть ты и знаешь про «бон вояж». — «Патрон и благодетель» зевнул. — Правда, Гарри, утомился я сегодня. Да еще эта парилка.

— По-французски, что ли?

— Точно.

— Подумаешь, можно переводчика нанять!

— Все равно делиться придется.

— Еще чего! Тоже мне проблема! Забуду его в Шелгваукане, и все дела!

Они выехали из города, и Гарри пересел за руль. Он действительно прекрасно водил машину. «Патрон и благодетель», видимо, даже задремал, потому что вздрогнул, когда Гарри дотронулся до его плеча и восторженно воскликнул:

— Ты только посмотри, какая кисочка!

— Где? — Он сладко потянулся и потер глаза.

— Вон, в прикольном драндулете.

Слева от них на изрядной скорости двигалось нечто с откидным верхом — облупленное, зашпаклеванное и явно приготовленное к покраске древнее транспортное средство. Однако оно не забыло еще о своем гордом имени «крайслер» и ни на йоту не уступало «хаммеру», что само по себе вызывало в сердце мужчины смешанные чувства, но гораздо больше чувств в этом же сердце порождала повелительница диковинного кабриолета — даже за несколько мгновений, потому что ее машина вдруг стремительно оставила далеко позади алюминиевую громадину.

Точеный профиль, узкое ушко с блеснувшей длинной серьгой, изящная шейка, буйные развевающиеся темно-каштановые локоны, смуглые обнаженные плечи... Видение...

— Эта модель нас сделала?! — Возмущенный Гарри перескочил с пятой передачи на четвертую. — Быть того не может! — «Хаммер» согласно взревел, набирая скорость, а Гарри все сильнее жал на газ.

— Идиот! Переключайся на пятую, пока не застучало! Ты сожжешь коробку передач!

— Отстань! «Хаммеры» не ломаются! Смотри, смотри, мы ее догнали! Эй! — Гарри даже высунулся в окно, но его рука, тем не менее, переставила рукоятку на повышенную передачу. Мотор больше не рычал так надсадно. — Эй, детка!

Девушка обернулась. Более красивого лица он не встречал даже на обложках.

— Да пошел ты, козел!

Если бы мужчины сейчас не сидели, они точно потеряли бы равновесие. И голос, и сама фраза никак не могли принадлежать небесному созданию, но допотопный кабриолет, вновь показав им свой бампер, быстро удалялся.

— Слыхал? — выдохнул Гарри. — Ты мне еще ответишь, стерва! — И вновь резко передернул рычаг передач.

«Хаммер» опять взревел и ринулся вперед, словно намеревался выиграть в «Формуле-1». А Гарри все увеличивал и увеличивал скорость, и тут послышалось отчетливое постукивание.

— Гарри, Гарри! Увеличивай обороты! Ты точно загубишь машину! Ты сумасшедший!

— Я?!

Гарри посмотрел на него с таким выражением, что действительно нетрудно было засомневаться в его психическом здоровье. А шестеренки стучали все громче и громче.

— Гарри, пожалуйста, успокойся! Далась тебе эта особа!

— Пошел ты! — Сейчас Гарри походил на неправдоподобно огромного волка. — Я сделаю эту шлюху! Я ей покажу «козла»!

Облупленный рогатый бампер «крайслера» был уже на расстоянии вытянутой руки. Гарри резко взял вправо, снова на мгновение мелькнул прекрасный профиль, и «хаммер» полетел вперед под ужасающий аккомпанемент захлебывающегося механизма.

— Гарри!!!

— Я сказал, заткнись! «Хаммеры» не ломаются! — прорычал в ответ Гарри.

Последнее, что он запомнил, был оскал Гарри, его приближающийся кулак и громкий стук лопнувшей шестеренки...

Ошеломленный поломкой «хаммер» все еще продолжал катиться по инерции вперед, но определенно, хотя и очень медленно, останавливался.

— Накаркал, идиот! — Гарри обернулся к своему спутнику.

Странно, тот не ответил и даже не пошевелился, замерев в неудобной позе с запрокинутой головой. Шляпа свалилась на заднее сиденье.

Сам виноват, подумал Гарри, нечего было под руку болтать, оклемаешься! А вот «хаммер» — зараза! Он плюнул в сердцах, выбрался из машины, поднял крышку капота и склонился над его раскаленными внутренностями. Какой смысл туда лезть, подумал он, если и так ясно, что теперь нужна новая коробка... Да еще этот отрубился! И все из-за бабы! Будь они все прокляты, вечно от них сплошные неприятности!

Гарри выбрался из-под крышки капота, решив не закрывать ее — быстрее остынет, и вдруг увидел, что к нему направляется эта самая наглая модель, а ее скоростная колымага припаркована у обочины в нескольких метрах от «хаммера».

— Довыделывался, амиго? — Девушка остановилась, уперев руки в бедра. — Угробил тачку? — Она фыркнула и облизнула губы.

Ну и голосок, отметил Гарри, руки в боки! Однако какие у нас губки! А ножки! Он подмигнул и пошел к ней. Она снова фыркнула и поправила волосы.

— Довольна?

— А не надо было гнать. У тебя трос есть?

— Не понял...

— Ты чего? Из дурдома сбежал? Трос — это веревка такая!

— Зачем тебе трос?

— Ну ты точно псих! Я ж тебе помочь хочу. Давай подцепляйся ко мне. Тут километров пять до «Эмерийонса», — она махнула рукой, — там заправка и гараж.

— На фиг мне заправка? У меня передача полетела, мне теперь полдня техпомощь ждать по твоей милости!

Девица томно вздохнула, возвела глаза к небу и покрутила пальчиком у виска. Знает, что красивая, зараза, расстроился Гарри.

— Да у меня дед механик! С ним ни одна техпомощь не поспорит! Не веришь?

— Я... Мы... В общем...

— Ну и сиди тут. — Она развернулась и бросила через плечо: — Гуд бай, беби!

— Да подожди ты! — В два прыжка Гарри был уже рядом и схватил девицу за руку.

— Отпусти. — Она встала как вкопанная и, облизнув полную сочную нижнюю губу, пристально взглянула Гарри в глаза. — Отпусти.

Ее волосы и тело излучали тот особый аромат, терпкий, с неуловимо пьянящей кислинкой, от которого у любого мужчины перехватывало в груди и закипала кровь. Гарри шумно задышал, проваливаясь в какую-то бездну, и, повинуясь лишь этому ароматическому призыву, с силой повернул девушку к себе и прижался ртом к ее рту.

— Идиот, — хрипло сказала она после основательного поцелуя и потрепала Гарри по шеке. Ее глаза улыбались, в зрачках было темным-темно. — Какой же ты идиот... — И, опустив ресницы, уже сама вслепую искала его губы.

Вдруг они оказались на заднем сиденье «крайслера», и Гарри понял, что все произойдет прямо сейчас, прямо на дороге, в открытой машине, под палящими лучами солнца...

— Эй, Гарри! Что ты там делаешь!

Голос «патрона и благодетеля» заставил его вздрогнуть и вернуться к действительности. Гарри выпрямился. «Патрон и благодетель» стоял возле своей машины, неуверенно держась за открытую дверцу одной рукой, а другой поправлял то очки, то растрепанные волосы.

— Никуда не уходи без меня! — крикнул ему Гарри и полез между спинками кресел к рулю «крайслера». Ключ торчал в замке зажигания. — Скорее, детка, скорее!

— Ты чего, парень? А твой приятель?

— Никакой он мне не приятель, поехали!

Удивительный автомобиль мгновенно и мягко набрал скорость.

— Какого ж рожна ты делал в его машине? — Девушка тоже перебралась вперед.

— Ехал, крошка.

— Хорошо же ты ехал.

— Как хотел, так и ехал. Это моя машина. А он на меня работает. Охранник. Надоел со своей опекой: «Осторожнее, шеф! Не гоните, шеф!»

— И правильно делает. Останови. Я сама поведу, а то ты и мою того и гляди запорешь. Гонщик.

— Классная у тебя тачка, крошка. — Правой рукой Гарри погладил девушку по коленке. А голосок понежнее тебе совсем бы не помешал, подумал он. Вдали показались какие-то строения. — Это, что ли, твой Эмергенс?

— «Эмерийонс», дубина. Кафе так называется. Между прочим, теткино.

— Тетка в кафе чашки моет, дед в гараже гайки крутит, а ты им клиентуру подгоняешь. Семейный бизнес?

— Кретин! — Девица игриво ударила его по плечу. — Моя тетка — хозяйка кафе, а дедушка — первый мастер на всю округу!

— Что ж он машинку-то родной внучке не покрасил?

— И не надо, амиго. Так всем спокойнее. Ты ведь тоже никогда бы не подумал, что «крайслер» пятьдесят третьего года может быть доведен до уровня «бугатти»? — Голос девицы был все так же груб, но интонация и выражение лица изменились. — Мы с дедом добавили ему турбоуско-ритель и спортивные спойлеры. Там, сзади...

Если отвернуться и не видеть ее, подумал Гарри, решишь, что это говорит заправский водила — этаким хриплым, сорванным или прокуренным голосом. Я бы на ее месте лучше помалкивал... Или она считает, что при ее внешности голос не помеха?

Он взглянул на девушку, стараясь «отключить» слух. Гибкое тело, тугие груди под яркой майкой, чувственные двигающиеся губы, крепкие, словно у античной статуи, потрясающие ноги. А ведь я же когда-то учился на скульптора, грустно подумал Гарри, я бы и сейчас смог вылепить ее...

— Чего уставился? Про спойлеры не слыхал? Это крылья такие, за счет них мы улучшили аэродинамические свойства кабриолета. Соображаешь, башка дубовая? — Она игриво постучала пальчиком по его лбу. — Слышь, гонщик, давай заскочим, скажем деду, что «хаммеру» помощь нужна!

— Перебьется! Пускай на солнышке позагорают. Иди-ка сюда. — Рука Гарри снова погладила девушку по колену и, перебирая пальцами, полезла под юбку.

— Следи за дорогой, дурень! — Но рука Гарри продолжала свои маневры, и девица хлопнула по ней со всей силой. — Да уберись ты! Слушай, а куда мы едем?

Глава 16, в которой я проснулась в первом часу

Итак, я проснулась в первом часу. «12.07» — сообщал мой будильник. Хорошо, что я провела в постели полдня, и без того предстоящая пятница виделась мне самым длинным — Игнасио и Марега не вернутся раньше позднего вечера — и самым мучительным днем в моей жизни. Мучительным — не только потому, что мой организм все еще чувствовал себя как после отравления, собственно, это и было настоящее алкогольное отравление, но еще больше потому, что я допустила это у всех на виду. И ладно бы мое падение произошло на глазах только Игнасио и Алекса, хочется верить, они друзья, но ведь остальная публика! Я же была вчера «королевой бала», а потом напилась до беспамятства...

Фу, как же несет из ресторанной кухни! И как это я ела вчера их готовку? А может, и не ела, а только пила? Потому так и вышло... Хватит, прекрати, Мари, сказала я себе, надо жить дальше и больше не терять голову. Вечером они вернутся, и все встанет на место. Интересно, на какое такое место? Ты даже не знаешь, кто выхаживал тебя сегодня ночью! Ясно, что один из них, естественно, не Педро. Но кто? Как мне вести себя? Кого благодарить?..

Успокойся и дождись вечера. Там будет видно, может быть, они расскажут сами, на чьей груди ты рыдала... Нет, лучше не знать. Слишком стыдно даже вспоминать об этом. Отправляйся в архив и займись делом, как если бы ничего не произошло. А что, собственно, произошло? Я напилась. Ну и что? Миллионы людей напиваются ежедневно. Какое тебе дело до них? Никакого. Значит, и им всем точно так же наплевать на тебя.

Всем? Ты уверена? Даже Игнасио и Алексу? И я совершенно ясно представила себе их обоих возле бильярдного стола: два писаных жгучих красавца с киями в руках. Один лучше другого...

Я прошла в ванную и взглянула в зеркало. И ты уверена, что в

твоей благосклонности могут быть заинтересованы такие мужчины? — ехидно спрашивало отражение. Я повернулась к нему спиной и встала под душ. Уверена — не уверена...

Во всяком случае, вчера это было так! Все, и больше не думай об этом. Ты приехала сюда не романы крутить, а проводить ревизию. Ревизию! Не забывай! А вместо этого ты вчера флиртовала одновременно с двумя парнями и напилась, как последняя идиотка... Нет-нет, все, никакого самоедства больше! Сделать вид, что все отлично, и все поверят в это! Главное не быть, а уверенно казаться — гласит парижская мудрость.

Как ни настраивала я себя, все равно мне стоило большого труда выйти на улицу. В это время — самая жара — за столиками было мало народу, но Педро, Билл и Хулио выглядели так, словно никогда не уходили отсюда. Господи, как же я буду вечером общаться с Игнасио и Марегой, если мне неловко взглянуть даже на этих парней?

Но они вежливо, как ни в чем не бывало поздоровались со мной, а Педро пробасил:

— Сеньорита выглядит на все сто! — И одарил своей тигриной улыбкой. — Сеньорита пообедает с нами?

— Нет, спасибо. — Даже мысль о еде была мне противна. Тем не менее я старательно поулыбалась и дополнительно поблагодарила Педро.

Мсье Сашель удивился моему появлению.

— Я-то решил, упорхнули мои голубки на уик-энд на побережье, хотел даже пораньше закрыть свою лавочку.

— Да нет, мсье Сашель, я случайно проспала.

— Ну и отдыхали бы, мадемуазель.

— Мне нужно работать. — Я вздохнула.

— Никак поссорились? — совсем по-свойски встревожился старик. — То-то ты бледная. Плакала, что ли? Хлебни-ка! — И вытащил из кармана неизменную спутницу.

— Нет-нет, спасибо! — От одного вида спиртного подкатила дурнота. — Я перепила вчера, — зачем-то добавила я.

— Вот и полечись! — Он протягивал мне бутылку.

— Видеть не могу... Вы не думайте, я же вообще почти не пью, а вот вчера... — Я осеклась, вовремя спохватившись, что совершенно не следует откровенничать с «нижестоящей организацией».

— Думаешь, я способен накапать твоему начальству? — Старик укоризненно сморщился, как будто прочитав мои мысли. — Совсем глупая молодежь пошла! — И приложился к своей бутылочке. — Ты хоть ела сегодня?

— Нет. Мне даже от запаха ресторана дурно.

— Ну так это ж продажная кухня! А ты давай, дочка, моего домашнего супчику отведай! — Он пошаркал к подоконнику и протянул мне стоявший на нем широкогорлый низенький термос. — Я как чувствовал, сегодня утром сварил! Не обижай старика. На-ка тебе ложку! — Из кармана была извлечена на свет завернутая в целлофан алюминиевая ложка. — Чистая, не бойся! Я сам беспорядка не люблю, ты же знаешь!

Он отвернул крышку, и из термоса потек на удивление аппетитный аромат.

— Спасибо, мсье Сашель. Мне, правда, так неловко...

— Ешь, ешь! — Он смешно подмигнул обоими глазами.

— Это куриная лапша? Вкусно! — Я вовсе не лгала из вежливости. Такого чудесного супа я не ела с самого приезда в Гвиану, в моей казенной квартире не было плиты. — Потрясающе!

— То-то! — Старик вновь заговорщицки подмигнул. А мсье Колумбия даже встать не смог? Это его дружок моих голубков так накачал?

Голубки голубками, но мне совсем не нравилось, что старик амикошонски намекает на нашу близость, которой на самом деле вовсе даже не существовало!

— Мсье Сашель, мы с доктором Эньярошем просто коллеги. — Я проглотила еще ложку. — Ужасно вкусно! А это... — я растерялась, я не знала, как поприличнее назвать свое неожиданное пьянство, — это случилось только со мной! А они оба рано утром уехали в Кайенну.

— Мог бы и попрощаться, — обиделся старик. — Я с ним по-хорошему, по-доброму, а он...

— Они на один день. — Я доедала суп, чувствуя, что с каждой ложкой ко мне возвращаются уверенность и силы. — Мсье Марега уговорил Игнасио показать плечо врачам.

По поводу сборов в экспедицию я решила ничего не рассказывать мсье Сашелю. Зачем? И так маловероятно, что мы что-нибудь найдем за два выходных, просто проведем их втроем на природе. Втроем? Ого, как бы мне опять не наделать глупостей! Очень уж пикантная складывается ситуация... Вот что значит вкусно поесть — сразу проясняется в голове!

Я углубилась в работу, запрещая себе сосредотачиваться на чем-либо другом, кроме архивных описей и списков в духе голливудской мудрости: «Сегодня я не буду думать об этом, я подумаю об этом завтра». В данном случае, конечно, не завтра, а всего лишь вечером, когда вернутся мои Игнасио и Марега... И нечего вздыхать, Мари Люно, ты приехала сюда по делу!

Часам к шести мсье Сашель прикончил свой допинг и спросил, не пора ли по домам.

— Я бы еще поработала, — сказала я. — Можно?

— Ну тогда, если кто-нибудь придет, я в хранилище. Ты не отвлекайся, сразу зови меня.

— Хотите, я сбегаю за кофе?

— Годится! — обрадовался старик.

***

Педро и компания сидели все за тем же столиком. Билл читал мужской журнал, а Хулио и здоровяк играли в карты. У стойки я насладилась кофе и купила для мсье Сашеля маленькую фляжечку коньяка и горячую пиццу.

— Это слишком дорого, мадемуазель, — засмущался архивариус. Он уже прикорнул в хранилище на связках старых газет.

— Французу не патриотично пить виски. И потом, я же оставила вас без обеда.

— А ты не хочешь? — Старик осторожно вытащил из коробки обжигающий треугольничек пиццы. Она была предусмотрительно разрезана на шесть частей. — Вроде хорошая. Бери, мне одному много.

Он так аппетитно начал есть, что я не удержалась. И правда это была настоящая пицца!

— Запьешь? — Старик отвинтил крышечку бутылки.

— Ни в коем случае!

Я замахала руками и оставила его одного, предусмотрительно закрыв дверь в хранилище. Пусть поспит, а я поработаю до возвращения «кавалеров», не сидеть же одной в номере. Хотя, признаться, работать мне уже совсем не хотелось. Скорее бы они приехали!

Я невольно остановилась возле «окна» выдачи. На конторке лежала стопка документов, с которыми обычно работал Игнасио, а поверх всего — бесценный дневник. Надо бы присвоить ему номер и внести в опись, не оставлять же такую ценность безымянной в папке какой-то мобилизационной комиссии. Я взяла кожаную книжечку в руки.

Потертый, ссохшийся от времени кожаный переплет. Сухие, ломкие страницы. Неразборчивый, неровный карандашный почерк. Следы копоти и жира на листах. Неужели это может быть ключом к сокровищам?

Скрипнула дверь. Они вернулись! Я подняла голову.

— Добрый день, мисс, — по-английски поздоровался атлетического сложения рослый молодой мужчина и подошел ко мне.

— Здравствуйте. — Я закрыла дневник и положила его на стол. — Подождите, я позову архивариуса.

Он кивнул, а я направилась к двери в хранилище и уже взялась за ее ручку, как посетитель вдруг спросил:

— Это дневник Бонвояжа?

Я оглянулась. Он листал дневник и смотрел на меня.

— Да... Как вы догадались?

С дневником в руках он метнулся к выходу. От неожиданности я замерла на месте, а потом бросилась вдогонку.

— Стойте! Куда вы!

Похититель был уже в конце коридора. Мгновение, и за его спиной хлопнула входная дверь.

Не раздумывая, я выскочила за ним на улицу. Напротив архива стоял облезлый открытый автомобиль с потрясающе красивой девушкой за рулем. Мужчина был уже на полпути к машине.

— Да стойте же! — Я кинулась на него.

— Это еще кто такая?! — жутким контральто воскликнула красавица. Я даже вздрогнула от ее голоса.

— Заводи мотор, киска! Живее! — скомандовал похититель.

— Верните дневник! Стойте! — Я вцепилась в его руку, но он не останавливался и невольно тащил меня к машине.

— Проваливай!

— Я вызову полицию!

— Я тебе дам «полицию»! Навязалась на мою. голову!

Мужчина сгреб меня в охапку и грубо швырнул на заднее сиденье. Я тут же скатилась с него на пол, а он кинул в машину дневник и заорал:

— Поехали, поехали! Чего ты ждешь, дура?! — И занес ногу, чтобы забраться в салон.

Мне показалось, что сейчас он наступит прямо на меня, но в ту же секунду над похитителем нависла гигантская фигура. Милый Педро, успела подумать я, а похититель уже вырывался из его лап и вопил:

— Идиот! Отпусти! Это же я, Гарри!

Я попыталась подняться, но машина тронулась и прямо с места стремительно набирала скорость.

Глава 17, в которой малыш Педро давно мечтает

— Наш малыш Педро давно мечтает ее... — Билл выразительно подвигал сжатыми кулаками и покачал корпусом, звучно причмокивая губами.

— Чики-чики? — Гарри ухмыльнулся.

Он уже встал с земли и демонстративно отряхивался. Хулио загоготал.

— Не ваше дело, — обиделся Педро. — Хозяин велел охранять сеньориту, я и охраняю.

Гарри прищурился.

— Но меня-то ты узнал?

— А хоть бы и узнал. Мне хозяин про тебя не давал приказов. А про сеньориту давал! — Педро развернулся и пошел, со слоновьей грацией переставляя ноги.

— Ты куда? — спросил Билл.

— Искать сеньориту.

Хулио состроил гримасу ему вслед и постучал пальцем по виску.

— Найдешь, привезешь вместе с дневником! — крикнул Гарри.

Хулио и Билл переглянулись. Педро молча двигался к гостиничной парковке. Публика за столиками с интересом наблюдала за разворотом событий.

— Вы чего стоите, козлы?! — вдруг взорвался Гарри. — Он же тачку возьмет, мы-то на чем поедем? Мне нужен этот дневник!

— Какой еще дневник? — спросил Билл, но Гарри только махнул рукой и побежал за Педро. Тот уже садился в черный «форд».

— Открой мне, и поедем, — строго сказал Гарри, нажимая ручку с другой стороны. — И так столько времени из-за тебя потеряли, а у нее машина — зверь!

— Отойди, амиго. — Педро одарил его тигриной улыбкой и захлопнул свою дверцу.

Гарри со злостью стукнул кулаком по капоту.

— Не дури! Открывай, идиот!

Педро снова изобразил доброго тигра, и Гарри увидел через стекло, как огромная лапа повернула ключ в замке зажигания.

— Я сказал, открывай!

Но Педро осторожно подал «форд» задом, развернулся и выехал со стоянки.

Подбежали Билл и Хулио.

— Ну?

— Остолопы! Придурки! — Гарри затопал ногами. — Мне нужна машина!

Хулио и Билл переглянулись и полезли за сигаретами. Билл закурил и протянул пачку Гарри. Тот ругнулся, но сигарету взял. Хулио щелкнул зажигалкой.

— Знаешь, Гарри... Наш хозяин никому ничего не говорил про тебя. Ты, конечно, Маноло, тоже хозяйской породы, но мы тут в распоряжении маленького дона Рикардо. Мы никуда не поедем без его приказа. Надо его ждать. Как он скажет.

— Ага! Скажет тебе твой дон Рикардо про золото! — Гарри ухмыльнулся.

— Про какое еще золото?

— Про золото Шелгвауканы, амиго. А я, — он ткнул себя указательным пальцем в грудь, — дон Мануэль, скажу! — И как знамя поднял вверх этот палец.

Глава 18, в которой мне наконец удалось выбраться

— Остановитесь! Куда вы меня везете?!

Мне наконец удалось выбраться из тесноты между сиденьем и спинками передних кресел.

— Заткнись, дура! — не оборачиваясь, злобно отрезала красавица совершенно пугающими при ее внешности тоном и голосом.

Дома и домишки узких улочек Эдуара проносились мимо с невероятной быстротой.

— Послушайте, я работаю в архиве, и мне необходимо срочно вернуть туда эту вещь. — Дневник уже лежал на моих коленях, и я бережно погладила его.

Красотка только передернула плечами и еще прибавила скорости. Конечно, я в ее полной власти, она может завезти меня куда угодно! Она же наверняка сообщница этого Гарри, так ведь он назвал себя, когда его схватил мой верный Педро... Стоп, но ведь Гарри настаивал, чтобы Педро узнал его! Боже! Неужели все из-за дневника? Гарри... Гарри...

Гарри Лейз! — сверкнуло в моей памяти. Сообщник авантюриста Вонахью, пациент психиатра Мареги! Точно, это он! Эдакий чемпион по армрестлингу! Я же видела его на фотографиях: наглая физиономия, накачанные мышцы, омерзительная стрижка ежиком... Но почему его должен был узнать Педро? Если они все знакомы, зачем тогда уезжать этой красотке? Куда она везет меня? Что там со мной будет? Надо срочно, любым путем вызвать ее расположение и постараться выяснить хоть что-то, пока мы одни!

— Вы замечательно водите машину!

Она опять передернула плечами и плюнула на дорогу. Окраины Эдуара были уже далеко позади, мы неслись по абсолютно пустой неровной трассе среди болотистого леса, и небо по-южному быстро начинало темнеть.

— А меня зовут Мари, — кротко сказала я. Старая истина: человеку всегда труднее проявлять агрессию, если ему известно имя жертвы.

— Да какое мне дело!

Она резко затормозила. Машина еще двигалась вперед, а девица уже обернулась ко мне, впившись руками в спинку кресла. Длинные красивые пальцы с обломанными ногтями и чернотой под ними...

В следующее мгновение эти самые пальцы вцепились в мои плечи и затрясли меня.

— Что они все в тебе нашли?! Что они вообще находят в таких?! Шикарные мужики! Что?! Неужели я хуже?! Ты вот мне скажи! Скажи! Крыса! Архивная крыса!

В первую секунду мне захотелось отшвырнуть ее, но в ее жутком голосе слышались надрыв и слезы! И слезы действительно текли по ее лицу! Оно было совсем близко, и я видела мокрые дорожки на ее щеках и перекошенный ненавистью рот.

— Пожалуйста, успокойся. — Мне потребовались определенные физические усилия, чтобы обнять и прижать ее к себе. — Все хорошо.

Со странным чувством я погладила ее изумительные волосы. Она сразу как-то обмякла и громко зарыдала, издавая невнятные, звериные звуки.

— Ну все, все. У тебя есть платок?

— Нету.

Она потерла кулачками глаза. Ну вот, теперь туда попадет косметика, подумала я, и она не успокоится никогда... Но она убрала руки, и я не обнаружила никакой краски: ее длинные густые ресницы были такими от природы!

— Ты очень красивая, — невольно сказала я.

— А почему же они все хотят тебя? — Она всхлипнула снова.

— Кто?

— И он, и этот твой, огромный...

— Педро — мой приятель, а Гарри я вообще видела в первый раз в жизни.

— Ну да! А я видела, как ты бежала за ним, а потом он посадил тебя в мою машину. В мою! Он даже не сказал, что ему нужно к тебе! Нам было так хорошо, а он... — Девушка кусала губы, чтобы снова не разреветься.

— Да клянусь же!

Перебить ее оказалось невозможно.

— Ушла ты от него к этому Педро, ну и ушла. Велика потеря! Он ведь уже встретил меня! И ведь все равно ему ты нужна! Ты! Почему?

— Подожди, пожалуйста, выслушай меня! Я никогда прежде не видела твоего Гарри.

— Тогда откуда ты знаешь, как его зовут? — Она недоверчиво шмыгнула носом.

— Гарри Лейз хочет найти золото Шелгвауканы, поэтому он попытался похитить в архиве этот дневник. — Я показала ей книжку. — Я работаю в архиве, вот и побежала за ним, чтобы помешать ему скрыться. Понятно?

Она с сомнением пожала плечами. Странно, но она никак не отреагировала на слово «золото»!

— Неужели ты не помнишь, как я кричала Гарри, чтобы он вернул мне дневник?

— Откуда я знаю, о чем вы с ним спорили? Я не понимаю по-английски.

— Зачем же он заговорил по-английски со мной, если с тобой общался на французском языке? — растерялась я.

— Не, он французского совсем не знает. Мы когда въезжали в Эдуар, он спросил, как меня звать. Я возьми и скажи по-французски, а он не понял и переспрашивает: Жемапель <Меня зовут (искаж. фр.). — Прим. пер.> или Лауренсья? Представляешь себе имечко: Жемапель! — Девушка наконец-то улыбнулась.

— Подожди, Лауренсья. Выходит, вы с Гарри познакомились только сегодня?

— Да, а что? Будешь «голуаз»? — Она уже совсем успокоилась и полезла в сумку за сигаретами.

— Спасибо, я бросила. — Я всегда говорю так, когда чувствую, что иначе мне не поверят и могут обидеться, а уж этого я не могла допустить сейчас. — И как же вы познакомились? — с искренним интересом спросила я.

Во-первых, бабье любопытство мне вовсе не чуждо, а во-вторых, интуиция подсказывала мне, что есть нечто общее между теми, кто предпочитает говорить именно по-английски: Гарри, Игнасио и Марега. К тому же Гарри — пациент Мареги, который искал Шелгваукану именно для него...

— Как в кино, Мари. — Лауренсья улыбнулась, видимо, она уже простила Гарри, откинула волосы и изящно отставила руку с сигаретой. Я опять поразилась ее уникальной красоте. — Представляешь, еду и вдруг вижу «хаммер». Интересно, кто это у нас завел себе военный джип? Я вроде всех знаю, мой дедушка классный спец по машинам, самому мэру тачки чинит. А тут вдруг «хаммер». Алюминиевый, некрашеный, блестит на солнышке. — Она неожиданно осеклась и отвернулась к рулю. — Так, все, поехали, подруга.

— Куда? Зачем?

— Взгляни назад.

Машина ожила. Я посмотрела. Вдали по дороге ехало что-то темное, быстро обретая очертания «форда».

— Чего ты боишься? Обычный «форд».

— Обычный, необычный! Ты чудная, Мари! — хмыкнула Лауренсья. — По трассе надо ехать, а не стоять. Увидят мужики: сидят две бабы в машине...

— Ну и что?

— Ничего, мне сегодня приключений по уши! — Она сплюнула сигарету на дорогу и погнала.

— Лауренсья, извини, но мне бы хотелось... — Я чуть не сказала «вернуться в Эдуар», но вовремя сообразила, что пока лучше не напоминать об этом, а послушать историю знакомства. — Мне бы хотелось все-таки узнать, как вы встретились. Интересно. Ты же сама сказала, как в кино...

— Не нравится мне все это. — Она обернулась.

Я тоже посмотрела назад. «Форд» определенно догонял нас.

— Перебирайся ко мне, — велела Лауренсья. — Я подниму крышу. Догонит, точно куры строить начнет, как сегодня «хаммер».

— Ты имеешь в виду Гарри? У него «хаммер»?

Я перелезла на переднее сиденье, не расставаясь с дневником. Беспокойство Лауренсьи невольно передалось и мне.

— Ну да. — Она кивнула и усмехнулась. — Представляешь, он пытался обогнать мой «крайслер»!

— Это и есть «строить куры»? Всего-то? — Мне нравилось, что она опять повеселела, но слово «хаммер» не давало мне покою. Я никак не могла вспомнить, от кого совсем недавно слышала это название. Но ведь точно недавно, буквально сегодня или вчера. — Обогнал?

— Ха! Моя машинка только на вид неказистая. Обогнать-то он обогнал, а передачу угробил. Слушай, а вдруг он наврал про коробку, чтобы оказаться со мной? — радостно оживилась девушка. — Я же предложила дотащить его на тросе до мастерской, а он не захотел. Дескать, пусть его охранник позагорает!

— Охранник? У Гарри есть охранник?

— Конечно! Правда, против самого Гарри он мелковат и в очках. Не в моем вкусе. Да еще с космами! — Она выразительно поморщилась. — Я люблю, чтобы у мужика голова стриженая, кругленькая, гладишь — волосики маленькие, как шерстка... Скажи, заводит?

Последние сентенции этой эстетки были мне омерзительны, но я равнодушно пропустила их мимо ушей. Важнее было другое! Очки, «космы», «хаммер»... «Мы с Игнасио поедем на моем „хаммере“... Марега!

— Ты случайно не знаешь, Лауренсья, как зовут этого охранника?

— Нет. Зачем мне?

— А не может быть так, что Гарри нарочно приехал в архив за дневником на твоей машине?

Она охнула.

— Сволочь! Золото! А я! — От избытка чувств она зарычала и грязно выругалась. Я деликатно опустила глаза. — Ловко! Спереть какую-то хреновую тетрадку на моей машине, чтобы потом искали меня! В ней что, правда написано, где золото? Ты не врешь? Или ты тоже из их компании? А этот косматый катит на своем «хам-мере» нам навстречу, чтобы...

— Ты с ума сошла! — Я все-таки не выдержала. — Кто куда катит? С таким же успехом я могу сказать, что ты везешь меня в условленное место! Давай рассуждать логично!

Смеркалось. И я рассказала ей о первой встрече с Педро и компанией, о магическом взгляде доктора археологии из Колумбии, который ищет следы экспедиции Бонвояжа, о внезапном появлении Мареги в очках и с длинными волосами, который разыскивает ту же самую экспедицию в Золотую Шелгваукану якобы в интересах своего пациента Гарри Лейза, который был сообщником авантюриста Вонахью, на которого одновременно похожи и Эньярош, и Марега.

— А сегодня утром этот Марега повез на своем «хаммере» доктора Эньяроша в Кайенну, чтобы показать врачам его травмированное плечо. — Естественно я опустила подробности про бильярд и его последствия.

— Зачем доктору ходить к врачам? Он что, сам себя вылечить не в состоянии?

— Лауренсья, он же доктор археологии! — Неужели она настолько тупая? — ужаснулась я. Толкую ей, толкую, а она спрашивает какую-то чушь. — Важно другое! То, что Гарри и Марега наверняка заодно!

— Тогда бригада Педро работает на них. А я думала — на Эньяроша, и он нарочно наврал про врачей, а сам поехал встречаться с Гарри и заодно избавляться от Мареги.

— Игнасио?! — Я была потрясена не только ее предположением, но и неожиданно связной речью.

— Это кто еще? Ты мне про него не говорила.

— Так зовут доктора Эньяроша.

— Он твой парень?

Я смутилась окончательно, я ведь и сама не знала этого. А мы все ехали и ехали куда-то.

— Ладно, подруга. — Она с мужской силой хлопнула меня по колену. — Сдается мне, все вы одна команда. Только ты со своим Игнасио сами решили нарыть это золотишко. — Я онемела, а Лауренсья как ни в чем не бывало рассуждала дальше. — И Гарри, видать, со своим охранником тоже. Кинули в Кайенне Марегу и Эньяроша, и вперед на его «хаммере». А тут вдруг я! Надо же мне было так вляпаться! — Она присвистнула и покачала головой.

— Да никакой это не охранник! Я уверена, это Марега!

— Значит, сбили с хвоста твоего дружка. — От мысли, что с Игнасио что-то случилось, мне стало не по себе. — Поймают, уберут и тебя.

— Нет!

— У-у-у! — Она смерила меня взглядом и опять уставилась на

дорогу. — А то не знаю я ваши бандитские законы. Мне бы самой ноги унести.

— Лауренсья! Как ты могла такое подумать? Я работник архива, а Эньярош ученый, пишет книгу. Мы оба не имеем ни малейшего отношения ни к какой банде! Лучше отвези меня, пожалуйста, обратно в Эдуар.

— Ты свихнулась? Оглянись!

«Форд» по-прежнему ехал следом. Нас разделяло метров десять, не больше.

— Можешь выскочить на ходу, — иронично пробасила Лауренсья. — Но я бы не советовала. И вообще, у меня бензин кончается.

— С чего ты взяла, что мы нужны ему? Пожалуйста, отвези. Я заплачу, сколько скажешь.

— Ты совсем дура?

Я промолчала.

— Видишь впереди огоньки? Это «Эмерийонс». Вот дотянем дотуда, там и договаривайся с кем хочешь, кто тебя повезет, и лучше сразу вали в Кайенну. Ты мне еще спасибо скажешь насчет «форда». А я в Эдуар ни ногой! Я пока еще жить хочу.

Но тут сбоку промелькнул черный «форд» и обогнал нас, однако очень скоро притормозил, прижимаясь к обочине и словно бы давая нам дорогу.

— Чего ему надо? — занервничала Лауренсья.

Но мы уже поравнялись с «фордом», внутри которого зажегся свет, и я увидела тигриную улыбку и ее обладателя.

— Педро!

— Сеньорита в порядке?! — крикнул он в открытое окошко.

— Проваливай! — огрызнулась Лауренсья, прибавляя скорость.

— Не бойся! Это же Педро. Он хороший..

— Хороший!.. Ты все врала! Дура, стерва, сволочь!

Она ругалась долго и замысловато, а машина неслась вперед будто сама по себе. Огни кучки каких-то строений были уже совсем близко.

— Лауренсья! Пожалуйста, успокойся! Ты нас угробишь! Остановись!

И, словно услышав мои мольбы, «крайслер» начал постепенно замедлять ход и наконец остановился, а Лауренсья тут же выскочила из машины и побежала.

— Лауренсья! Стой! Куда ты?! — Я бросилась вдогонку, прижимая дневник к груди.

«Форд» обогнал нас обеих и встал поперек дороги. Я увидела громадную фигуру Педро. Он не спеша двигался навстречу Лауренсье. Она испуганно замерла, потом сделала несколько торопливых шагов в сторону и вдруг упала.

Еще чуть-чуть, и я была уже рядом.

— Что с тобой? Зачем ты побежала?

— Уйди, сволочь! — Она пыталась встать, но почему-то у нее не получалось.

— Сеньорита, я помогу, — сказал Педро.

— Не трожь, гад! — Лауренсья отпихнула его обеими руками и опять попробовала подняться.

— Погоди, не суетись. — Педро наклонился к ее ногам.

— У тебя все цело? — спросила я. — Успокойся, никто тебя не обидит.

— У меня бензин кончился... — затравленно пробормотала она и закрыла голову руками.

Педро усмехнулся и зачем-то вытащил ее ногу из туфли.

— Вставай, сеньорита! — И, поднатужившись, он извлек туфельку, застрявшую каблуком в асфальтовой расщелине. — Держи, и поехали. Куда везти?

— Меня в Эдуар, но сначала ее — вон к тем домикам. — От присутствия могучего Педро все мои страхи и сомнительные догадки таяли как дым.

— А как же «крайслер»? — Лауренсья испуганно вертела туфельку в руках.

— Я бы тебе отлил, да сам пустой. — Вероятно, Педро имел в виду бензин, догадалась я. — Наберем канистру, вернемся и заправим.

— Слышь, амиго, — Лауренсья наклонилась, чтобы обуться, и подняла на Педро глаза, — у тебя есть трос?

— Найдем! — Педро обрадовался так, как если бы ему предложили стать миллионером и не попросили ничего взамен.

— Толстый? — уточнила Лауренсья и вполне мелодично хохотнула.

— Сеньорите понравится!

С ума сойти: Педро пошевелил краем своего тигриного оскала и заиграл бровями! Стоп, это же они флиртуют, вернее «строят куры» с прекрасной Лауренсьей!

Педро задним ходом подогнал «форд» к экипажу Лауренсьи, и они принялись подцеплять его тросом, одновременно старательно возводя «куры» до небес. Это было трогательно и ужасно забавно: голубка и голубок ворковали басом, причем голубка щедро приправляла свой хриплый щебет словечками «дурень», «растяпа косорукий», «кретин косматый». Но в ушах ее нового двухметрового обожателя они, похоже, преобразовывались в самые нежные и чувственные комплименты.

— Педро, ты действительно знаешь этого Гарри? — спросила я, когда мы с ним уселись в «форд», а Лауренсья осталась в своем «крайслере», чтобы рулить.

— Да, сеньорита.

— Откуда ты его знаешь? Кто он такой?

— Маноло, — загадочно сообщил Педро.

— Как это? Почему Маноло? Он же Гарри.

— Да, Гарри, сеньорита. — И окончательно поставил меня в тупик, добавив: — Внук большого дона Рикардо.

— Кого? — Из всей кучи вопросов, сразу же возникших у меня в голове, я задала наиболее простой.

— Большого хозяина.

— Внук?

— Внук, сеньорита.

Лауренсья засигналила. Педро посигналил в ответ, и мы свернули с трассы к постройкам, материализовавшимся из тех самых темных силуэтов и огоньков.

Кафе, бензоколонка и еще какие-то службы и строения. Столики кафе, естественно, помещались под открытым небом, единственный тусклый фонарь, не считая неоновой надписи «Эмерийонс» на крыше заведения и света из его окошек, старательно освещал кучку гостей за одним из них. Остальные тонули в полумраке, напоенном треском цикад, ароматами тропической ночи, кухни и бензина.

Педро подкатил к заправке, «крайслер» искусно маневрировал сзади. А мою голову распирали вопросы, умножавшиеся по мере того, как я сдерживала себя. Успеется, Мари Люно, внушала я нетерпению, вот поедем с Педро назад, все и выясним по дороге.

Педро вылез из машины и занялся тросом. Я тоже вышла, чтобы попрощаться с Лауренсьей. Она стояла возле Педро и, подбоченясь, руководила процессом, отчего взаимная нежность росла просто на глазах.

— Девочка моя! — закричал женский голос со стороны кафе.

Крупная особа вынырнула в свет фонаря и побежала к нам.

— Салют, тетушка! — пробасила Лауренсья и хрипло зашептала: — Смотрите, не ляпните ей чего. Просто помогли мне и все. Пять минут назад. А то разорется. Она же бешеная.

Но тетушка вовсе не подходила под характеристику племянницы: добродушная, запыхавшаяся толстуха с буйными кудрями до плеч.

— Девочка! Беда мне с тобой! — затараторила она. — Сколько можно! Опять поругалась с хозяйкой! Я приехала в город, хотела навестить тебя. Прихожу, а мне говорят: уехала. Так же ведь нельзя! Не хочешь дома, так хоть у чужих людей работай! Мы с дедом переживаем, а ты! Ой, никак машину разбила! — Женщина только сейчас заметила трос и нас с Педро.

— Не, теть, бензин кончился. Они полкилометра подтащили, — невозмутимо заявила Лауренсья.

— Вот спасибо, мадам, и вам, и вашему мужу!

Тетушка прижала руку к груди. Лауренсья напряженно хихикнула, а рот Педро открылся сам собой.

— Пустяки, не за что, — ответила я и добавила, почувствовав излишний интерес тетушки к напряжению Лауренсьи: — Это не муж, это мой кузен.

— То-то я смотрю, не может быть муж так похож, — обрадовалась женщина, каким-то чудом отыскав сходство между мной и Педро, — а кузен часто бывает. Скажем, я больше похожа с кузиной, чем с родной сестрой. Ее мать блондинка, а Лауренсья — как я. Может, выпьете чего-нибудь, господа?

И я вдруг поняла, что давным-давно хочу пить. Боже мой, мсье Сашель, наверное, с ума сходит: куда это я подевалась?

— Запарились небось? Днем уж пекло очень. — Продолжая болтать, тетушка повела нас к кафе. — А я так волновалась, так волновалась! Сегодня у одних машину чуть не угнали. Представляете, «хаммер» сломать! Я его нашему деду тоже на тросе пригнала, как они тебя. Все сегодня только и знают, что друг друга тащить. День, что ли, такой...

— «Хаммер»? — насторожилась я, но Лауренсья больно дернула меня за руку.

— Ну да. Нынче днем чуть не угнали. Вон у тех мужиков. — Тетушка показала рукой и крикнула в распахнутые двери кафе: — Хуанита, принеси-ка нам кувшин из холодильника! И три стакана!

А за столиком в самой тени возле глухой стенки дома сидели Игнасио, Марега и какой-то сухопарый седой стриженный под машинку крепкий дядька. Лауренсья опять дернула меня и очень тихо, почти одними губами сказала:

— Охранник!

— Садитесь сюда! — Тетушка гостеприимно предложила нам место за пустым столиком.

— Мари! Какими судьбами?! — в один голос изумленно обрадовались Игнасио и Марега.

Они были такие красивые и усталые! Мне вообще ужасно нравятся радостные усталые мужчины: когда мужчины устают, они выглядят гораздо осмысленнее, потому что говорят меньше, соответственно, и меньше глупостей, а если уж усталый мужчина радуется, то он радуется по-настоящему, так как на размышления о том, повредит ли проявление чувств его облику сурового воина или не повредит, у него уже нет сил. Стало быть, мои «кабальеро» рады мне по-настоящему, и если я сама не напомню им о вчерашнем безрассудстве, то они и не вспомнят.

— А вы-то здесь почему, господа? — вместо ответа спросила я, хотя на самом деле мне больше всего на свете хотелось обнять их.

Но ведь невозможно обнять одновременно двух мужчин, сидящих по разные стороны стола, а обнимать по очереди, значит, сразу отдать предпочтение одному из них.

Они переглянулись.

— Я ж говорю, — вмешалась тетушка, — у них чуть было не угнали машину.

— И если бы не мадемуазель Ордегри, — открыл рот Марега, — то...

— Алекс, ну сколько можно? — Тетушка укоризненно склонила голову набок. — Я ведь уже просила называть меня просто Софи.

— Хорошо, Софи. — Он улыбнулся и как-то очень по-свойски дотронулся до ее плеча.

Она была явно старше его, очень крепкая и большая, но, тем не менее, удивительно приятная и женственная, как какая-нибудь ожившая модель Рубенса или Тициана. И я определенно почувствовала если не ревность, то, во всяком случае, ее приближающийся аромат.

Темноволосая девушка принесла кувшин с плавающими в чем-то прозрачном кубиками льда и наполнила стаканы.

— Извините, можно мне кофе? — попросила я ее. — Я боюсь в жару пить холодное. — И, не дожидаясь дополнительного приглашения, уселась за стол, положив дневник на колени. — Так что же с вами, господа, стряслось без меня?

— Забавная история, Мари, — сказал Игнасио, поспешно усаживаясь справа от меня, а Лауренсья заняла стул слева и в целях напоминания подергала под столом мою руку.

— Куда забавнее! — Сухопарый дядька усмехнулся и, подмигнув Лауренсье, погрозил ей пальцем. — Ну и переволновала ты нас, внучка!

— Я-то при чем? — пробасила та и опять подергала мою руку.

— Во-первых, в торговом центре я потерял Алекса, — продолжал Игнасио, не обращая внимания на диалог родственников. — И даже подумал, что он дал от меня деру, когда на стоянке не оказалось «хаммера», а вместо него стоял грузовичок мадемуазель Ордегри...

— Игнасио! — Софи обиделась уже на Эньяроша.

— Пардон, нашей спасительницы Софи!

И этот донжуан как бы невзначай поцеловал ее руку, а толстуха покровительственно взглянула на меня!

— Софи, у тебя потрясающая племянница! — восторженно произнес Марега. — Никогда в жизни я не видел такой красивой девушки!

— Смотри, — милостиво изрекла потрясающая племянница. — За осмотр денег не берем, амиго.

И подмигнула! Пристроившийся на стуле за моей спиной Педро запыхтел, когда Марега подмигнул Лауренсье в ответ, а та гортанно хихикнула. Похоже, нам уже грозил потоп ревности...

— Господа, так что же в конце-то концов произошло? — Не в силах дождаться кофе, я отпила ледяной напиток.

— Дело в том, — сказал Марега и облизнул языком свои губы, причем от меня не укрылось, что Лауренсья, словно зеркало, скопировала его жест, — что я оставил Игнасио в торговом центра, а сам пошел через дорогу в аптеку. Выхожу оттуда и вдруг вижу, как со стоянки выкатывает мой «хаммер»! Я не поверил своим глазам...

— Но наш доктор не растерялся, — перебил его Игнасио, — и тут же поймал машину, хозяин которой согласился преследовать «хаммер». Это был, кажется, «мерседес», если я не ошибаюсь? — уточнил он у Мареги, как бы возвращая тому нить повествования.

— Ну да, новехонький, нежно-голубой. — Ловелас Марега пожирал глазами Лауренсью, а она то облизывала губы, то поправляла волосы, не сводя с него взгляда.

— Я вот все никак не могу сообразить: чей? — Ее дед развел руками. — Ты не помнишь, внучка, кто тут у нас недавно купил «мерс»?

Она задумалась, нахмурив бровки.

— Мсье Леже? Или мадам Кондр? А не сын ли он мэтра Легероса?

— Вот и я сначала так подумал, — закивал моложавый дед. — Ты сказал, что за рулем был парнишка? — уточнил он у Мареги. Тот подтвердил. — Только малыш Легерос брюнет, а его подвез светловолосый.

— Значит, внук мадам Кондр, — безапелляционно заявила Лауренсья. — Рыжий такой?

— Да, папаша Ордегри, пожалуй, рыжеватый. — Вспоминая, Марега повел бровью и потрогал пальцем усы. — Высадил меня возле моего брошенного «хаммера» и сразу уехал, дескать, и так взял машину без родительского разрешения.

— А чего это они бросили «хаммер»?

Последнее слово Лауренсья произнесла с придыханием, получилось так, как если бы она с придыханием сказала: «Ах, я согласна!» Вот ведь гадость какая, подумала я, а еще говорила, что он не в ее вкусе.

— Обычное дело, внучка. Угробили и бросили. Это надо же было как постараться, чтобы угробить передачу у «хаммера»! — возмутился мсье Ордегри.

— Стало быть, моя тетушка подхватила тебя, амиго, — обратилась его внучка к Эньярошу, беспардонная Лауренсья была на «ты» со всем светом. — И прямиком доставила к тоскующему в своем «хаммере» приятелю?

«Приятель» и «амиго» согласно закивали, потрясенные логическими способностями красотки.

— А потом приволокла сюда на веревочке, как они меня?

— Ну, — подтвердила Софи.

Хуанита наконец-то принесла мне кофе и поставила на стол зажженную керосиновую лампу. Я даже не подозревала, что в наше время ими еще пользуются не только в кино.

— Мари, ты-то как додумалась поехать нас встречать? — спросил Игнасио.

И, пожалуй, неожиданно спросил, потому что после первого же глотка кофе я вдруг сообразила, что эта версия совершенно не сходится с той, которую мне рассказывала Лауренсья по дороге. Откуда взялся голубой «мерс»? Какой-то сын какой-то мадам? Я сделала еще глоток и решила сейчас не зацикливаться на этом. Все равно я больше никогда не увижу из этой семьи никого, тем более что Лауренсья просила ничего не рассказывать, чтобы не волновать тетку...

Но ведь она узнала Марегу! А он ее? Стоп, а с чего это я взяла, что с Гарри был именно Марега? Ведь в представлении Лауренсьи «космат» даже Педро, а у него всего лишь обычная мужская стрижка. Что же тогда говорить о волнистых волосах Игнасио, прикрывающих шею?.. Ладно. Сейчас поедем в Эдуар, и все выяснится.

— Телепатия! — предположил Марега, не дождавшись моего ответа, он по-прежнему не сводил глаз с Лауренсьи, одновременно пытаясь смотреть и на меня, и от этого казалось, что он действительно растерян, кого из нас предпочесть. — Мари почувствовала, что нам не выбраться отсюда, пока мсье Ордегри не заменит «хаммеру» коробку передач. — Мерзавец, он произнес «хаммер» с интонацией Лауренсьи! — А для этого нужно съездить за ней в Кайенну.

— Дед, неужели у тебя не завалялось никакой коробочки? — выдохнула эта юная стервочка, растягивая слова. — Амиго так хочет коробочку... — И опять облизнула губы.

— Гарри напал на сеньориту, хозяин, поэтому мы здесь, — вдруг сказал измученный Педро.

Вероятно, вероломная строительница «кур» должна была понять, что он здесь исключительно по делам службы, а ее прекрасные глаза вовсе ни при чем.

— Мой пациент? Откуда он мог взяться?! — Марега округлил глаза, а Игнасио воскликнул:

— Гарри?! Гарри Лейз?! Он же в...

— Он в Эдуаре, — сказала я. — Он пытался похитить вот это, — я положила на стол дневник Бонвояжа, — а заодно и... — Тут я охнула и вздрогнула, потому что Лауренсья ущипнула меня за ногу, ведь мои руки лежали поверх стола. — Извините, ногу свело. — Я махнула рукой и улыбнулась. — У меня бывает... — Ладно, еще раз сказала я себе, мы сейчас уедем, не разоблачай эту шлюшку. — Но наш Педро подоспел вовремя.

— А что это? — заинтересовался дневником мсье Ордегри. — Можно посмотреть?

Какая же ты дура, Мари Люно, с опозданием обругала я себя, кто тянул тебя за язык, мало тебе претендентов на это несчастное золото?

— Конечно, папаша Шарло, — удивил меня Игнасио, передав дневник деду Лауренсьи, — вам будет интересно.

— Я и сам-то его еще не видел толком, — сказал Марега, вместе со стулом придвигаясь к старику. — Где там про твое «вечное дерево», Игнасио?

А я вдруг подумала, что конечно же идеальный мужчина Лауренсьи должен быть похожим на ее деда, по крайней мере, прической, то есть, в моем представлении, отсутствием таковой. Темнота делала голову Мареги с гладко зачесанными волосами такой же круглой, как и у папаши Шарло.

— Ой, можно, я тоже посмотрю? Я не замараю! — На всякий случай Софи вытерла об себя руки.

— Дед, выходит, что индейский город за нашим бунгало и есть эта самая Шелгваукана? — спросила Лауренсья. — Что же мы до сих пор сами не нашли там все золото, а только одну ту золотую бляшку в болоте?

Вот зараза, возмутилась я, мы столько ехали, а эта дрянь даже не заикнулась, что здесь есть индейский город с золотыми бляшками! Я ей подыгрываю, ни слова не говорю про ее похождения, а она?!

— Потому что не знали и не знаем, где копать, — философски отозвался дед. — А здесь точно про это, парни? Все равно как ребенок карандашом накалякал...

Марега напряженно уставился на Игнасио, и мы все — тоже, но, полагаю, с разными чувствами.

— Про Шелгваукану — это несомненно, — к всеобщему облегчению, подтвердил Игнасио. — Но является ли ею город за вашим бунгало, про который вы нам рассказывали, я пока утверждать не берусь. Я ведь его не видел.

— Так поедем и посмотрим! Чего тянуть! — предложила Лауренсья.

— Прямо сейчас? Или у нас есть десять минут на сборы? — Я вспомнила шутку Игнасио. Он встретился со мной глазами и улыбнулся. Именно мне, а не кому-нибудь другому!

— Конечно сейчас! Тут пешком-то минут сорок ходу, а уж на «форде»-то! Берем фонари, лопаты...

— А я быстренько покушать вам соберу, — вставила Софи. — Не копать же на голодный желудок! Дед, у тебя одеял там на всех хватит?

— Да погодите вы, сороки! Ночь на дворе!

— Дед, я ж этот лес, как свои пять пальцев!.. Хоть днем, хоть ночью! — горячилась Лауренсья, а Софи действительно пошла собирать нас в путь. — Или кто-то хочет подождать Гарри? Нам и так на семь частей делить! Вас четверо и нас трое.

— Делить? — спросила я. — Что ты собралась делить?

— Золото, — со смешком объяснил мне Марега. — Девушка предлагает нам делить золото!

Я даже поперхнулась, а Игнасио сказал:

— Мы не можем ничего делить. Даже если мы и найдем что-либо, это все — научные, а не материальные ценности.

— Для кого как, — двусмысленно заметил Марега.

— Господа, — я начала немного приходить в себя, — мне кажется, что мы ведем себя как дети. Археологическая экспедиция — это не увеселительная прогулка. Кроме того, чтобы где-то начинать раскопки, требуется разрешение властей...

— Чего?! Каких еще властей?! Ты в себе?! — Лауренсья постучала пальцем по лбу. — Поехали, поехали! Давай, амиго, — она лихо шлепнула Педро по мягкому месту, — заводи мотор!

Педро растерянно захлопал глазами.

— Глупости, Педро, — сказала я. — Не слушай ее, мы сейчас поедем в Эдуар. Нужно вернуть архивный документ на место. Дай мне дневник, Игнасио.

Я протянула руку, но, к моему изумлению, он прижал книжечку к себе.

— Мари, раз уж мы здесь, отчего бы нам действительно не съездить и не посмотреть?

— Ночью?

— Мари, мы ведь все равно собирались отправляться туда завтра, — поддержал Игнасио Марега. — Ты уже здесь, а мы с Игнасио все купили: палатку, видеокамеру. Никто же не знал, что сегодня так получится...

— В смысле Гарри? — Я многозначительно посмотрела на Марегу. Все-таки первая версия Лауренсьи не давала мне покою.

— В смысле угона машины, — вместо него сказал Игнасио и, помолчав, добавил: — Ну и Гарри тоже.

— Слышь, дружок, а кто такой этот Гарри? — шепотом поинтересовался папаша Шарло у Педро, пока мы дебатировали.

— Спросите лучше у своей внучки, мсье! — зло ответила я, опередив Педро.

Выкручивайся теперь, красавица! На твоем месте самым разумным будет отправить нас всех в Эдуар, раз уж ты так хочешь выглядеть невинной девственницей перед родственниками.

— Так ты его тоже знаешь, Лауренсья? — изумился дед. — Этого Гарри?!

Марега и Игнасио замерли, уставившись на нее.

— Какого еще Гарри? Не знаю я никакого Гарри! Это они все толкуют про Гарри, а я, дедуль, никакого Гарри знать не знаю, ведать не ведаю! Это она все придумывает, чтобы одной улизнуть с дневником! — И, больно-пребольно ущипнув мою ногу, она крикнула: — Скоро ты там, тетушка?!

Педро с недоумением посмотрел на меня. Я пожала плечами. Идиотская ситуация. Надо было сразу рассказывать все как есть, а не подыгрывать этой интриганке. Но почему и Марега скрывает, что он был вместе с Гарри? А вдруг действительно не был...

— Мари, ты очень устала? — задушевно спросил Игнасио и погладил меня по руке.

— Может быть, вы пойдете за этим золотом без меня? — жалобно предложила я.

Игнасио усмехнулся опять, и опять — одной мне. Господи, подумала я, как было бы хорошо, если бы все остальные сейчас куда-нибудь пропали и мы бы остались одни в этой теплой душистой ночи... Даже просто сидеть вот так за столиком с керосиновой лампой и потягивать кофе, глядя на звезды!

— Может быть, Педро отвезет меня назад в Эдуар? Мне есть чем заняться в выходные: отчет, сводки...

— Мари, тебе нельзя возвращаться в Эдуар, — мягко сказал Марега, и поцеловал мою другую руку. — Опасно. Там Гарри.

— Ну и что! Со мной будет Педро!

— А здесь еще и мы с Алексом, — сказал Игнасио. — И мсье Ордегри. Правда, мсье Ордегри, мы никому не позволим обижать Мари?

— Далась она вам! — вспылила Лауренсья. — Не хочет ехать, пусть проваливает!

Ага! Ревность доступна не только нам с Педро! — обрадовалась я.

— А вот и я! — Софи появилась с двумя полными корзинами. — Едете?

— Едем, едем! — Мсье Ордегри поднялся со стула и протянул мне руку. — Не волнуйся, Мари, ты не пожалеешь, когда попадешь в мое бунгало. Все равно дочка не сможет устроить у себя на ночлег четверых, а ехать вам в Эдуар по темноте — полнейшее безумие.

Марега протянул Софи несколько купюр, Педро подхватил корзины, и мы пошли к «форду».

А я подумала, что гораздо большее безумие — надеяться найти золото в сорока минутах ходьбы от шоссе, но деликатно промолчала. Наиболее веской причиной нашего ночного путешествия мне все-таки представлялось достаточное количество спальных мест в бунгало мсье Ордегри, тем более что ни Игнасио, ни Марега даже не вспомнили о закупленном ими снаряжении для экспедиции.

— Счастливого пути, — пожелала Софи и помахала рукой.

Глава 19, в которой папаша Шарло заправлял «форд» бензином

Папаша Шарло заправлял «форд» бензином, Лауренсья руководила Педро и Игнасио, которые устанавливали корзины в багажник, а Марега галантно распахнул передо мной дверцу машины. Если я сяду на переднее сиденье, то эта красотка окажется вместе с мужчинами и наверняка пристроится у кого-нибудь из них на коленях, ведь сзади им не поместиться вчетвером. Оставить для нее место рядом с водителем? Тогда мне придется выбирать чьи-то колени...

— Мари, я очень переживаю, — неожиданно зашептал мне на ухо Марега. — Вот, это тебе, убери пока в карман.

Он сунул мне в руку крошечную бархатистую на ощупь квадратную коробочку, и я только сейчас вспомнила, что в моей юбке существуют огромные накладные карманы, а я всю дорогу не знала, куда деть дневник! Сгорая от любопытства, я быстро спрятала коробочку.

— Пожалуйста, Мари, пойми все правильно, — Марега сжал мою руку, — эта особа что-то скрывает, я должен...

— О чем это ты секретничаешь с моим парнем, подруга? — громко спросила Лауренсья.

Но я не успела поставить нахалку на место, потому что внимание всех привлекла медленно проехавшая мимо «тойота», которая к тому же показалась мне слишком знакомой.

Она остановилась, задним ходом пошла назад и затормозила совсем рядом. Мы замерли, а широкая спина Педро уже успела загородить меня, поэтому я сначала услышала: «Добрый вечер, господа», — и только потом, выглянув из своего укрытия, увидела распахнувшего дверцу «тойоты» Билла. В салоне горел свет. Хулио сидел за рулем.

— У вас все в порядке? — Билл вышел из машины.

— А ты кто такой?! — заинтересованно выпалила Лауренсья, поставив руки на бедра.

Ее интерес был мне понятен: бицепсы и коротко стриженная голова Билла вполне соответствовала эталону мужской красоты нашей утонченной ценительницы.

— Подожди-ка, дорогуша, — не особенно церемонно отстранил ее Игнасио и шагнул к Биллу. — Что случилось, парни?

— Да все из-за Гарри, хозяин, — сказал Билл, растерянно переводя взгляд с Лауренсьи на Педро и на меня. — Все из-за него.

Мы, включая деда, Марегу и Игнасио, переглянулись. Я уже открыла рот, но Игнасио жестом попросил меня молчать.

— Что именно? — уточнил он.

— Гарри приехал вот на этой колымаге, — Билл ткнул пальцем в «крайслер», — и вот с этой. — Теперь палец Билла указывал на Лауренсью.

— Что-о-о? — прорычал мсье Ордегри.

— Дед, да почем я знала, что это их Гарри! — хрипло взвизгнула его внучка. — Попросил подвезти, попросил подождать. Денег обещал! А мне что, лишние? — Она стояла рядом со мной, и ее обломанные ногти больно впивались в мою руку.

— Тихо! — прикрикнул на нее Марега. — Что дальше, Билл?

— А потом Педро поехал выручать сеньориту. Мы же думали, что эта, — он опять показывал на Лауренсью, — заодно с Гарри.

— Ни с кем я не заодно!

— Можешь ты помолчать? — шикнула на нее уже я и выдернула свою руку.

— Педро уехал на «форде», а Гарри стал орать, что убьет и его, и нас, если мы не согласимся на него работать.

— Ну и?.. — нетерпеливо спросил Марега, а Игнасио задумчиво покачал головой.

— Мы его послали, хозяин. — Билл развел руками. — И он свалил на каком-то мотоцикле.

— На каком? Куда? — встревоженно спросил мсье Ордегри.

— Почем я знаю? — Билл пожал плечами. — Мы хотели его догнать, но Педро уехал на «форде», нам пришлось, — Билл засмущался, — угнать «тойоту» сеньориты. Вот. — Он опять развел руками, а Хулио согласно покивал, высовываясь из машины. — Только она едва едет, да еще руль справа...

— Я чуть не сдох, — в подтверждение его слов сообщил Хулио. — Это невозможно, и скрипит чего-то, когда едешь. Как песок насыпан.

— Шрусы, — со знанием дела определила Лауренсья. — На день работы. — Ее дед согласно кивнул.

— Ты уверена? Точно? — засомневались Хулио и Билл.

— А ну-ка пусти, — она уже стояла возле Хулио, — дай-ка я поведу, амиго. Скрипит, говоришь?

— Ладно, Лауренсья, — вмешалась я, — какая разница. Это прокатная машина, все равно отдавать.

Но Хулио, восторженно глядя на Лауренсью, послушно вышел, а она плюхнулась на сиденье, хлопнула дверцей и рванула с места, закрывая вторую дверцу уже на ходу.

— Куда ты?! — с опозданием завопил мсье Ордегри.

— Бедовая у тебя внучка, дед! — хохотнул Билл.

— Что мне с ней делать? — Папаша Шарло вздохнул и, покачивая головой, закряхтел.

Машина скрылась из виду. Мне стало тревожно, я почувствовала, что и остальным — тоже. Но вот вдалеке засветились огоньки фар. Вероятно, Лауренсья развернула машину. Однако несколько минут, которые показались веками, огоньки не трогались с места. Билл и Хулио переглянулись.

— Она могла сломаться? — не выдержала я.

Мсье Ордегри опять закряхтел.

Прошло еще несколько бесконечных мгновений, прежде чем мы все облегченно вздохнули: «тойота» начала приближаться. Возле заправки Лауренсья развернула машину практически на месте и выбралась из нее.

— Не, не потянет! — заявила она. — А даже интересно, что руль не там.

Мы молчали. Потрясающе, как эта мерзавка умеет заставить всех переживать исключительно о собственной персоне!

— Слышь, подруга, — обратилась она ко мне, — тебе нипочем на ней до Эдуара не доехать. Ты где ее одалживала? В Эдуаре же нет проката.

— В Кайенне.

— У-у-у! — Она махнула рукой. — Дед, ты с нее по дружбе много не бери, наладь ей завтра шросы. Мы сами по лесу погуляем. А до твоей фазенды я ее уж как-нибудь догоню.

— Ты чего надумала? — заволновался мсье Ордегри.

— Загружайтесь, бамбины! — Это относилось уже к Биллу и Хулио. — Спать пора! В дедовом бунгало места много! — И Лауренсья подмигнула мне.

Я растерялась: означает это, что я теперь могу рассказать всю правду про Гарри, или всего лишь, что она переключилась теперь на Билла, оставив в покое моих «кабальеро»?

— Ты хочешь взять их с собой, внучка? Нас и так шесть человек!

— Вот и я про то. Вам без меня в «форде» свободнее! А еще пара помощников нам не помешает!

— Мсье Ордегри, полагаю, ваша внучка права, — поддержал Лауренсью Марега. — Во-первых, они помогут вам чинить машину Мари. Не волнуйтесь, все расходы я беру на себя. А во-вторых, так нам будет безопаснее, если вдруг объявится Гарри.

— Ты уверен, что он нас найдет? — иронично спросил Игнасио.

— Надеюсь, что нет. Но всегда лучше держаться всем вместе.

Глава 20, в которой мы поехали под чарующее пение

И мы поехали под чарующее пение Карлоса Сантаны, темпераментно полившееся из радиоприемника. Место за рулем «форда» Педро уступил папаше Шарло, а сам устроился вместе с Игнасио и Марегой на заднем сиденье. Это было хорошо, потому что из них троих я однозначно доверяла только верному Педро, по отношению же к обоим «кабальеро» я опять испытывала самые разнообразные чувства. Но теперь дело было уже не в том, кто нравится мне больше, а в том, на кого из них я могу сейчас положиться так же надежно, как на Педро. Кто из них двоих был в «хаммере» вместе с Гарри? Игнасио или Марега?

Я ведь почти уверила себя в том, что Марега, но ведь именно он нашел возможность ободрить и предупредить меня. Даже подарил мне что-то. Что же? Я не решалась залезть в карман и взглянуть на содержимое крохотной коробочки, чтобы не привлечь внимания Игнасио.

Или просто чтобы не обидеть его? В моей голове все-таки никак не укладывалось, что симпатичный доктор археологии из университета Боготы может иметь корыстолюбивые намерения относительно древних кладов. Но Билл и компания повинуются одному его взгляду, а эти ребята, как выяснилось, хорошо знают Гарри, сообщника этого самого Вонахью, на которого похожи оба моих кабальеро. Да в конце-то концов, все они здесь одинаковые, взять хоть этого певца Сантану! Чем не красавчик Вонахью, только помоложе?..

Я категорически запретила себе дальнейшие размышления и прислушалась к разговору на заднем сиденье. Но вместо того чтобы расспрашивать Педро, Игнасио и Марега болтали о каких-то пустяках: о футболе, о машинах и о прочей мужской дребедени. Мсье Ордегри тоже порой вставлял словечко. Педро, как обычно, молчал.

За окнами «форда» проносился темный лес, изредка какая-то невидимая птица или зверь мистически вскрикивали в темноте громче нашего радио и мотора, а свет фар вырывал из этой темноты только кусок неровной немощеной убегающей под колеса дороги и заросли, угрожающе размахивающие тенями.

Странное дело: то ли от беззаботного трепа мужчин, то ли от молчаливого присутствия Педро, — но я начала успокаиваться. А вместе с покоем в мой организм вернулись обычные физиологические потребности, и выпитые мной лимонад и кофе напомнили о себе. Но просить останавливать машину ради этого, естественно, неудобно. Приедем, Лауренсья покажет, где у них туалет. Однако мы все ехали и ехали, обещанные ею сорок минут пешком давно превратились в час с лишним на машине.

— Далеко еще, мсье Ордегри? — не выдержала я.

Вместо ответа старик усмехнулся, подмигнул и вдруг резко свернул с дороги. Совсем рядом я увидела темные очертания какого-то дома и поляну перед ним.

Глава 21, в которой я вышла из машины

Я вышла из машины. Похоже, луна обрадовалась моему появлению и тоже выбралась из облаков, старательно осветив все. И то, что предстало моим глазам, заставило меня онеметь от восторга.

Залитый лунным светом внушительный дом в колониальном стиле с террасой по периметру первого этажа и увитым цветущими лианами резным балконом на втором показался мне волшебным замком, по прихоти луны возникшим на облюбованной ею лужайке среди тропических дебрей. Две пальмы по сторонам крыльца отбрасывали на дом причудливые тени. Откуда-то издалека доносился шум, похожий на шум прибоя. Неужели за полтора часа мы добрались до побережья?

— Потрясающе, мсье Ордегри! — воскликнул Марега. — Особенно эти пальмы! Живые коринфские колонны!

— А-а! — Владелец сказочного замка махнул рукой. — Давно пора посадить новые, эти здоровые больно, весь вид из окон загораживают. — И той же рукой показал за наши спины.

Мы обернулись. Там была река, тропический лес на противоположном берегу начинался прямо из воды, а над верхушками деревьев царил водопад! Конечно, я услышала не прибой, а именно его шум! Наверняка отсюда до этого водопада далеко, но сейчас, ночью, в колдовском лунном свете, страстно и жадно играющем со струями воды, казалось, что бурный поток низвергается с неба в лес совсем рядом и каким-то чудом превращается сразу в серебряную воду под его корнями.

— Какого рожна ты бросила ее на дороге?! — сердито крикнул мсье Ордегри, вернув меня на землю.

Его внучка шла к нам в сопровождении Билла и Хулио, а «тойота» действительно стояла на дороге у опушки леса, там, откуда мы впервые увидели владения папаши Шарло.

— Ладно, дед! Что с ней будет?! Завтра загонишь в сарай на яму. Пускай там до утра постоит.

— Загнала бы сейчас!

— Да ну ее к лешему с этим правым рулем, еще зацеплюсь впотьмах. И есть охота, невозможно!

Педро полез за корзинами в багажник, а я приблизилась к Лауренсье и тихонько попросила показать мне, где в доме туалет.

— Чего? В доме? — Она хрипло захохотала. — Это тебе не Париж с Версалем! Дед, дай фонарик, я ее в сортир свожу.

От стыда я чуть не провалилась сквозь землю. Как можно говорить об этом при таком количестве мужчин? И при чем здесь Париж, я же, кажется, не рассказывала ей, что я оттуда?..

— Или, слышь, — это относилось уже ко мне, — пошли лучше в кусты. Мне тоже надо.

— Между прочим, графиня, — сказал Игнасио, — в Версале изначально не было канализации.

Я не поняла, кого из нас он назвал графиней, но подумала, что вполне мог бы и не развивать тему, энциклопедист.

— Куда ж они делали? — искренне заинтересовалась Лауренсья.

— На горшок, — зло процедила я. — Бери фонарь.

— Проводить? — предложил Игнасио.

Я смерила его взглядом, Хулио и Билл захихикали, дед закряхтел, а Марега дипломатично заметил, что охрана — это функция Педро и он справляется с ней отлично.

За домом обнаружилось множество строений, невзрачных даже в серебристом свете луны, которые со стороны дороги от Посторонних глаз скрывала пальмовая рощица.

— Лауренсья, пожалуйста, скажи, — попросила я, когда сопровождавший нас Педро деликатно отстал на приличное расстояние, — кто был в машине вместе с Гарри?

— Зря ты не захотела в кусты, — вместо ответа пробурчала она, распахивая дверь ветхого нужника, робко прятавшегося в тени не менее ветхого сарая. — Смотри, не провались, я тебе посвечу.

Дверь кособоко повисла на единственной ржавой петле, а луч фонаря продемонстрировал щелястый пол этого сооружения с прорубленной дырой посередине.

— Я не смогу...

— Я тебя предупреждала. — Дверь нужника вернулась в исходное положение. — Давай здесь. — Лауренсья погасила фонарь, подняла юбку и присела, расставив ноги.

Я невольно отвернулась. Подобная простота шокировала меня еще в школе.

— Ты чего? Передумала?

— Я потом, когда ты уйдешь, — не оборачиваясь, сказала я. — И в следующий раз, очень тебя прошу, не устраивай из этого спектакля.

— Дура. — Поправляя юбку на ходу, она пошла к дому.

Я осталась совершенно одна в темноте и одновременно в призрачно-ярком лунном свете. Мне казалось, что со всех сторон за мной следят сотни глаз, что здесь есть кто-то и вот-вот выскочит, со стуком распахнув дверь этого жуткого средневекового «удобства». Скорее, скорее, Мари, замирая от первобытного ужаса, торопила я себя.

Глава 22, в которой мне очень неудобно

— Педро, мне очень неудобно. Я уже не ребенок, чтобы бояться темноты.

— Хозяин велел охранять сеньориту, я и охраняю. — Он терпеливо ждал, прислонившись к резному столбику террасы.

— От кого, Педро?

— От нападений.

Белый крашеный дом с ажурными террасой и балконом от лунного света выглядел не то хрустальным, не то филигранно-серебряным сказочным замком, водопад на том берегу, словно наоборот, не катился вниз, а летел к небу, воздух с одурманивающими тропическими ароматами хотелось трогать руками. Деловито и совсем по-свойски далеко в джунглях перекликались ночные птицы и звери. Неужели всего лишь пару минут назад я была на грани истерики от страха?

— Педро, я, конечно, очень благодарна тебе, что ты подоспел вовремя, когда в городе мне угрожал Гарри. Но здесь-то кто может напасть на меня? Разве что ты сам. — Рядом с ним я чувствовала себя в полнейшей безопасности и даже позволила себе пошутить. — Ты же напал на меня в нашу первую встречу?

— Я не нападал, сеньорита. Я хотел познакомиться. Я не знал, что хозяин велит мне охранять сеньориту, — простодушно оправдывался здоровяк.

Мы завернули за угол.

— Педро, а кто твой хозяин? Кто он, этот большой дон Рикардо?

— Нет, сеньорита, мой хозяин маленький дон Рикардо, — туманно пояснил Педро, но я не успела уточнить, кто же такой «маленький дон» и чем маленький отличается от большого, потому что нам навстречу быстро направлялся Марега.

— Все о'кей? — громко спросил он. — Мы уже волнуемся, куда вы оба пропали!

— Алекс, честное слово, не нужно так опекать меня.

— Мы в джунглях, Мари. Здесь водятся дикие звери. — На фоне ночи он был очень красив в белых брюках и в белой рубашке, из-за расстегнутого ворота которой таинственно поблескивала золотая цепь.

— И змеи, — добавил Педро. — Опасно, сеньорита.

— Опасные дикие звери, дикие змеи и особенно дикие обезьяны, — сказала я, и мы вошли в дом.

После томного жара влажной тропической ночи нас встретила удивительно приятная прохлада полутемной гостиной, освещенной несколькими керосиновыми лампами. На краю длинного обеденного стола с ними возился папаша Шарло.

— Господа, закрывайте двери! — раздраженно бросил он. — Сколько можно напоминать! Ведь налетят же!

— Кто? — не поняла я.

— Кто угодно, Мари. Насекомые, летучие мыши, — объяснил Игнасио, помогавший старику.

Он зажег очередную лампу и поправлял фитиль. В его неровном свете лицо Игнасио выглядело таинственным и значительным, намного привлекательнее, чем прежде. Ну конечно же! Я впервые вижу его без очков!

— Здесь нет электричества? — А чему, собственно, я удивляюсь, если даже сомнительные «удобства» во дворе?

— Да все есть! — обиделся папаша Шарло. — Движок в сарае.

— Дед, ты опять про свой движок? Только шум от него. Водопада не слышно.

По лестнице со второго этажа спускалась Лауренсья в сопровождении Билла и Хулио. В одной руке Билл держал лампу, а другой приобнимал Лауренсью. Коренастый кудрявый Хулио завистливо смотрел на них. Педро сразу стал похож на грустного тифа. Зато я немного успокоилась. Похоже, Лауренсья щедро поделилась со мной кавалерами, оставив на мою долю Игнасио, Марегу и, видимо, даже тоскующего Педро.

— Чего стоишь, подруга? — Это относилось уже ко мне. — Нельзя было накрыть на стол, пока я показывала мальчикам спальные места?

Глава 23, в которой спальных мест было достаточно

Спальных мест в так называемом «бунгало» мсье Ордегри <Буквально фамилия переводится как «сплав золота с железом, серебром и медью». — Прим. пер.> — замечательная, кстати, фамилия для ювелира или фальшивомонетчика, как за ужином заметил Игнасио, ведь иностранцы всегда буквально воспринимают фамилии, — имелось действительно предостаточно.

Этот просторный дом, одних спален на втором этаже которого имелось двенадцать, выстроил в качестве загородной резиденции для своих многочисленных чад и домочадцев преуспевающий прадед папаши Шарло. А выстроил его достопочтенный мэтр Ордегри в такой глухомани вовсе не по прихоти богатого человека, а в память о своем еще более древнем предке, выменявшем эту поляну среди джунглей у вождя некоего индейского племени, обитавшего здесь с незапамятных времен.

— На связку дешевых бус или на ржавый мушкет? — предположил Марега, а Игнасио выдвинул свое предположение по поводу фамилии.

— Нет, господа, Жак Ордегри был честным человеком.

***

Честный человек и аптекарь Жак Ордегри, обладавший помимо фармацевтических знаний еще и незаурядными техническими способностями, унаследованными от него всеми потомками, покидая перенаселенные берега Сены, основательно подготовился к переезду за океан.

Помимо своих многочисленных талантов и рукописной книги с рецептами лекарственных препаратов, сундучка с готовой целебной продукцией, ингредиентами и инструментами для изготовления оной, он вез в Америку изрядный запас семян отборной пшеницы, саженцы лучшей виноградной лозы, а также, что очень важно для семейной легенды, перегонный куб и конечно же добрую порцию авантюризма, без которого ни один аптекарь никогда бы не решился отправиться по стопам Колумба.

Переправа на противоположный берег Атлантики заняла бессчетное количество дней и ночей. За это время семенной фонд был съеден, саженцы засохли, попутчики и команда сильно истощили аптекарские запасы, которые помогли выжить гораздо большему числу матросов и пассажиров, чем если бы с ними не оказалось честного мэтра Ордегри.

Перегонный куб, сундучок с весами, ступками, щипчиками, пинцетами и пипетками да подмокшая книга рецептов составляли теперь весь багаж нашего аптекаря, когда он, покачиваясь после длительного пребывания на шаткой палубе корабля, сделал первые шаги по земле Гвианы.

Однако дельный человек никогда не останется голодным, поэтому через пять лет у мэтра Ордегри помимо аптеки близ гавани имелся небольшой заводик по производству «живой воды» из маиса и тропических фруктов в парфюмерно-ги-гиенических и культурно-стратегических целях, а юная мадам Ордегри, адвокатская дочка, ждала третьего ребенка. От супруги не отставала и ее любимая кошка Мруси, готовясь в очередной раз внести в семейный бюджет посильную лепту: редкие еще на просторах Америки котята пользовались огромной популярностью среди торговцев разнообразных направлений, потому что эти самые просторы кроме всех прочих богатств изобиловали также крысами и мышами.

И вот в один прекрасный день, как гласит семейное предание, от кого-то из своих клиентов наш мэтр Ордегри прослышал о том, что якобы где-то на просторах, а именно в поросших ливневыми лесами горах местности под названием Эмерийонс, проживает некое индейское племя элгва, которое вместе со змеями и крокодилами, мясом которых исключительно и питается, не признавая ни хлеба, ни даже местного маиса, хранит и бережет сокровища всех майя, инков и ацтеков, вместе взятых.

Движимый исключительно просветительскими целями — ведь нельзя же допустить, чтобы несчастные элгвы так и не узнали вкуса хлеба в век разума и просвещения, — а вовсе не жаждой сокровищ, как могло на первый взгляд показаться какому-нибудь алчному человеку, наш славный аптекарь отправляется разыскивать эл-гвов. Он вновь берет с собой мешок семенной пшеницы, свой сундучок, книгу рецептов, перегонный куб, а вместо саженцев лозы — детей, беременную жену и беременную кошку. Приходится признать, что в те далекие времена завидный авантюризм был присущ не только переселенцам, но и их животным.

Судя по всему, поиски элгвов продолжались не слишком долго, если исходить из того, что котята появляются на свет через пять недель после романтического свидания их родителей, потому что, когда мэтр Ордегри курил с вождем элгвов трубку мира, котята еще не родились.

Церемония проходила в исключительно теплой — тропический климат плюс костер — и домашней обстановке: мужчины задумчиво курили, жена вождя и мадам Ордегри, как и остальные индейские дамы, кормили грудью своих младенцев, а их более самостоятельные дети наблюдали за юным мсье Ордегри, который играл с кругленькой Мруси, заставляя будущую мамашу кротко ловить лапкой травинку.

Собственно говоря, невиданный зверек вызывал интерес не только самой молодой части племени, однако по правилам индейского бон-тона надлежало сохранять равнодушие и не задавать вопросов при любых обстоятельствах.

На небе светила луна, сияли звезды, джунгли полнились ночными ароматами, голосами, звуками и шорохами. Конечно, Мруси гораздо больше интересовали эти запахи и шорохи, она принюхивалась, поводила ушами, передергивала хвостом и шкуркой, но, как взрослая сознательная кошка, старательно развлекала детеныша своей хозяйки.

В те времена не только исконное местное население, но и вся американская фауна была еще не слишком хорошо осведомлена о том, кто такие «фелис катус» и что они едят. Поэтому какая-то наглая мышка вдруг высунула мордочку из травы, с веселым писком, не соблюдая ни малейшей субординации, метнулась прямо к вождю, остановилась возле его лежащего на траве кисета, пошевелила усиками и приготовилась юркнуть внутрь. Все участники мероприятия замерли. Надо было срочно прогнать мышь от священного кисета, но любой жест и даже слово нарушили бы торжественную

церемонию!

Однако эпохальное событие произошло столь молниеносно, что никто из элгвов даже не понял, как, собственно, оно произошло. Наглая мышка вдруг оказалась прижата лапами удивительного круглопузого зверька белых людей, который выглядел таким смирным, а сейчас вдруг сделался похожим на крошечного ягуара!

В следующее мгновение зверек схватил мышь зубами, но не разорвал, а лишь прикусил. Затем выпустил — мышь попыталась спастись бегством, но снова оказалась в когтях зверька, который опять подержал ее в пасти и снова выпустил, даже оттолкнув от себя лапкой. Мышь опять попробовала улизнуть, но она уже была слишком слаба, зверек играючи поймал ее вновь. Он действительно играл с ней! Наконец зверьку, по-видимому, это надоело, он окончательно придушил мышь, но не съел! А понес в зубах и положил возле ног белой женщины!

Женщина погладила зверька по голове и что-то очень тихо шепнула ему, зверек издал странный, но довольно мелодичный звук и потерся о ее колено, снова превратившись в безобидное мягкое существо. Но через мгновение это был опять маленький, приготовившийся к прыжку ягуар!

Зверек прыгнул в высокую траву, трава закачалась, и зверек вернулся с новой мышкой в пасти. Совсем недолго поиграл с ней и отнес хозяйке. Ласково потерся о колено, и опять ягуаром скрылся в траве, быстро возвратившись с новой добычей.

В нарушение всех правил, этикетов и традиций индейцы побросали все свои занятия вплоть до ритуального курения и следили только за зверьком и белой женщиной. Возле ее ног рядком лежало уже полдюжины мышей, а зверек охотился за очередной жертвой.

— Кто сей? — Вождь решил первым нарушить молчание, чтобы не дать совершить проступок никому из своих людей, заговорившему прежде вождя. — Говори, бледнолицый брат! — Он обратился к мужчине, прерывать церемониал вопросом к женщине было бы совершеннейшим кощунством.

— Это кошка моей жены, великий вождь, — честно ответил честный аптекарь.

Вероятно, помимо легендарного авантюризма первым переселенцам были также свойственны поистине легендарные лингвистические способности.

— Тебе повезло, бледнолицый брат, не нужно кормить жену, ей приносит добычу кошка.

— Спасибо, великий вождь, — с вежливой улыбкой поблагодарил мэтр Ордегри. Он ценил чувство юмора.

— Мыши очень вкусны. — Вождь, вспомнив о трубке, сделал затяжку и передал ее белому человеку, но вопреки традиции не удержался от гастрономического соображения. — Особенно молодые мыши, их можно даже не жарить на костре, но детям до года лучше не давать сырыми. Они не справятся с косточками.

Подавив подступивший к горлу комок, Ордегри затянулся и передал трубку шаману.

— Жена бледнолицего колдунья, — после затяжки не то утвердительно, не то вопросительно заметил вождю шаман и передал трубку главному советнику. — Невозможно заставить ни одно животное приносить человеку добычу.

— Я бы посоветовал великому вождю поподробнее ознакомиться с методами дрессировки, — сказал главный советник, передавая трубку старшему советнику. — Смею заметить, я слышал, что белые умеют охотиться даже при помощи птиц.

После этого случая прения во время церемонии «трубка мира» повсеместно войдут в моду, а тогда это было в диковинку и каждый стремился наиболее лучшим образом продемонстрировать свое красноречие.

Часа через два, когда трубка, неоднократно пополнявшаяся из сакрального кисета и раскалившаяся добела, дошла наконец до рядовых воинов, а вождь, шаман и советники заметно заскучали, потому что развлекавшей всех кошке надоело охотиться и она свернулась в корзине самого маленького мсье Ордегри, старший мсье Ордегри дерзко и вне очереди предложил совместить окончание процедуры с банкетом, выставив перед вождем несколько бутылочек «живой, или огненной, великий вождь, воды моего собственного изготовления».

Память поколений не сохранила, была ли съедена на банкете кошкина добыча, а если была, то в жареном или в сыром виде. Однако на рассвете мсье Ордегри и великий вождь элг-вов совершенно индивидуально и конфиденциально сигарой из запасов аптекаря скрепили двусторонний договор о том, что бледнолицый брат с одной стороны передает потомство Великой Мышиной Охотницы другой стороне в лице великого вождя и брата-элгва, который отдает в обмен бледнолицему брату в вечное пользование — как им самим, так и потомками указанного бледнолицего брата, — данную лужайку возле реки, на которой и происходил вышеупомянутый банкет и то, что ему предшествовало.

Но это было еще не все! В случае, если потомство Великой Мышиной Охотницы окажется таким же способным, как и его мать, великий вождь и бледнолицый брат обменяются еще кое-чем, а именно: великой тайной бледнолицых, с одной стороны, и великой тайной элгвов — с другой.

Глава 24, в которой понятна великая тайна элгвов

— Великая тайна элгвов — это понятно, — сказала я. — Это местонахождение сокровищ. Но какая же «великая тайна бледнолицых» могла заинтересовать вождя?

— Технология изготовления «огненной воды». — Проницательный Игнасио усмехнулся. — Перегонный куб.

— Выходит, мы зря сюда приехали, — огорченно произнес Марега, — ваш предок, мсье Ордегри, давным-давно распорядился золотом индейцев.

— Если бы, амиго! — Лауренсья вздохнула. — Мы бы не жили здесь. Дед ведь считает себя наследником.

— Хранителем, — поправил тот внучку, — если сокровища действительно существуют.

— То есть вы даже не уверены в существовании того, что взялись охранять? — Марега громко расхохотался. — Вы могли бы сказать об этом еще в кафе, а не тащить нас сюда на ночь глядя.

— Уверен, — не сразу, но очень определенно проговорил старик. — Теперь особенно, когда я своими глазами увидел дневник Бонвояжа.

— Подождите, господа, — вмешалась я. — Но почему же аптекарь не узнал великую тайну? Неужели потомство легендарной Мруси не оправдало возложенных надежд?

— Оправдало, кошки — они и есть кошки. Что с ними будет! А вот дети Жака Ордегри заболели корью.

— Надеюсь, они выздоровели? — иронично предположил Марега. По-моему, это прозвучало неделикатно. — Иначе кто бы нам рассказывал сейчас занимательные истории?

— Я не имею никакого отношения к медицине, доктор Алекс, — я пристально посмотрела ему в глаза, — но даже я знаю, что у индейцев не было иммунитета к европейским болезням.

— Я сомневаюсь насчет кори. — Марега скривил губы.

— Может быть, это была не корь, а что-то другое, док, — виновато произнес папаша Ордегри, — но индейцы действительно заболели почти все поголовно. Мой предок не оставил мемуаров, а других аптекарей в нашем роду не было.

***

Когда заболел пятый взрослый индеец и несколько детей, честный мэтр Ордегри понял, что началась настоящая эпидемия. Значит, надо любым способом бороться с болезнью. А наш аптекарь знал их немало, тем не менее лучшим и наиболее действенным эликсиром-от-всего он считал «живую воду». И принялся гнать ее из оказавшихся под рукой бананов, манго и прочих экзотических фруктов, не находя нужным скрывать «тайну белых» в столь трудное для бра-тьев-элгвов время.

Вождь, будучи человеком передовым, сразу же разделил его взгляды. Аптекарь предполагал встретить сопротивление со стороны шамана, но тот рассудил на удивление здраво: раз это болезнь белого человека, то и лечить ее следует его же белыми методами. И так активно налегал на «белый» эликсир, что умудрился остаться единственным, кто не заболел.

А вот вождь заболел. Мэтр Ордегри плакал как ребенок, когда тот трудно умирал у него на руках, не приходя в сознание. Ведь всего лишь вчера они оба мечтали, как с большой помпой отметят изгнание болезни из племени, а потом вдвоем отправятся в путь, который приведет их в золотой тайный храм Великого Солнца, где они принесут жертву в знак вечного братства белого человека и элгва.

К слезам белого брата шаман отнесся с пониманием и даже поделился своими мыслями о том, что теперь ему как собеседнику духов предстоят большие трудности с выборами нового вождя, так как покойный не успел назвать имя своего приемника. Сообщил также, что завтра на рассвете все племя понесет останки вождя в Долину Вечности, а когда они вернутся, шаман даже не предполагает, впрочем, они могут и не вернуться, все будет зависеть от воли нового вождя, имя которого шаману должны назвать духи.

— Возьми меня с собой в золотой храм Великого Солнца, — попросил шамана аптекарь. — Вождь обещал сводить меня туда, я же открыл ему тайну белых, чтобы мы смогли вылечить племя.

Но шаман отказался категорически, ссылаясь на то, что договор был не с ним, а с покойным вождем. Впрочем, вполне вероятно, что шаман просто не знал дороги. Ведь знаки и вехи, которые указывают и оберегают путь в золотой храм, умирающий вождь мог сообщить только непосредственно своему преемнику, которого он так и не успел назначить.

Глава 25, в которой мы молчали

Мы молчали. Шум далекого водопада словно приблизился. Так же громко шелестели крылья огромной ночной бабочки, залетевшей в дом. Она тяжело и неуклюже перепархивала от одной керосиновой лампы к другой, а потом облюбовала наконец самую большую посередине стола, присела на нее, как будто обняв огонь крыльями, и тут же упала на скатерть.

Мне вдруг сделалось ужасно жаль эту мохнатую дуру. Ее крылья еще трепетали и бились по столу, но было совершенно очевидно, что ей уже никогда не суждено вернуться в ночное небо. А ведь в те легендарные времена точно так же шумел водопад и точно такие же бабочки летели на огонь костров...

— Все-таки мне не верится, что шаман не знал дороги к золотому храму, — нарушил молчание насмешливый голос Мареги.

Какой же он несносный, подумала я. Игнасио, профессиональный историк, и то не позволяет себе подшучивать над семейным преданием. Даже в самых невероятных местах он тактично молчал и лишь улыбался мне одними глазами, когда мы невольно встречались взглядами.

Мсье Ордегри вздохнул, осторожно передвинул бабочку на бумажную тарелку, подошел к окну и выбросил ее наружу, очень быстро открыв и закрыв форточку. Мы все наблюдали за ним, словно в его действиях было что-то магическое.

— Священнослужитель не мог не знать дороги к храму, — повторил Марега.

— Священнослужитель — это жрец, но никак не шаман, — резко сказал Игнасио. — Разница между жрецом и шаманом примерно такая же, как между современным психоаналитиком и священником.

— Ты равняешь психоанализ и психиатрию с шаманством?! — вспылил Марега. — Хочешь сказать, что я, если психиатр, стало быть, шарлатан?

Мы все замерли от его неожиданного вывода и ярости.

— Какая муха его укусила? — испуганно прошептала Лауренсья. — Вроде культурный мужчина...

— Успокойся, Алекс, — сказал Игнасио.

— Я шарлатан? — не унимался культурный мужчина.

— Я вовсе не хотел обидеть твою профессию. Но если ты ставишь вопрос именно так, то посуди сам: разве одно исключает другое? Шарлатанов можно встретить даже среди...

— Среди историков их особенно много! — перебил Марега.

— Хорошо. — Игнасио миролюбиво кивнул. — Например, ненавистный тебе археолог Вонахью.

Марега стиснул зубы и сузил глаза от злости.

— Господа! — Я была вынуждена прикрикнуть на них. — Эту тему мы уже обсуждали. Она никому не интересна!

— Все равно не подеретесь, — со смешком добавила Лауренсья.

Марега тяжело дышал, Эньярош презрительно кривил губы. Тем не менее оба были неправдоподобно красивы!

— Пошли, я разведу вас по койкам. Берите лампы, — скомандовала Лауренсья. — Спокойной ночи, дед!

— Извините нас, мсье Ордегри, — виновато сказал Игнасио.

Все-таки Игнасио гораздо лучше, подумала я, деликатнее, а стало быть, умнее!

— Да, ужасно глупо получилось. — Марега тоже изобразил вину на лице и прижал к груди руки. — Простите, мсье Ордегри, сам не знаю, что на меня нашло.

— Сынок, аромат золота сводил с ума мужиков и покрепче. — Папаша Шарло грустно усмехнулся. — Потеряете голову, парни, сгинете, как Бонвояж и его команда.

Игнасио замер на месте.

— Так вам известно, что произошло с ними?

— Этого не знает никто, сынок. Ваш Бонвояж был здесь как раз в тот год, когда строился этот дом. Говорят, его люди переночевали в палатках вместе с рабочими, утром перебрались через реку и ушли. Больше их никто не видел.

— Но как же тогда дневник попал в архив? — спросила я.

— Значит, как-то попал, дочка. Ложись-ка лучше спать, мы с тобой все равно вряд ли это когда-нибудь узнаем.

***

Поднимаясь по лестнице с лампами в руках, мы выглядели как небольшая торжественная процессия в каком-нибудь фильме про старину. Хулио шел за Лауренсьей и Биллом, который свободной от лампы рукой обнимал красотку вовсе не за талию, а гораздо ниже. За ними следовали помирившиеся Игнасио и Марега, вполголоса обсуждая завтрашний день. Потом свою лампу несла я, замыкал шествие, естественно, Педро. Хозяин «замка» устраивался на диване в гостиной. Между прочим, никто и не заикнулся о том, чтобы убрать со стола.

— Не нравится мне все, сеньорита, — очень тихо и очень неожиданно высказал свое мнение Педро.

— Почему? — Я взглянула на него.

— Лучше бы увезти сеньориту в безопасное место.

— В Эдуар?

— Нет, сразу в Кайенну.

Вероятно, последние слова получились у Педро громче, чем он предполагал, потому что Марега обернулся и иронично спросил, не собирается ли Педро похитить сеньориту.

— Не ревнуй, Алекс, — в тон ему ответила я. — Если кто надумает меня похитить, ты узнаешь об этом первым.

— Почему он, а не я? — весело полюбопытничал Игнасио.

— Потому что...

Я хотела сказать, что все похитители в первую очередь нуждаются в услугах психиатра, но это могло бы выглядеть напоминанием о недавней ссоре и, что хуже всего, напоминанием о Гарри...

— Потому что сначала кто-нибудь похитит меня! — голосом кокетливой ведьмы провозгласила Лауренсья и расхохоталась не менее нежно. — Мальчики — налево, девочки — направо!

Я направилась к ближайшей комнате справа.

— Нет, подруга, эти апартаменты мои. Все слышали? — Она открыла дверь и, призывно облизнув губы, добавила: — Можно уже начинать похищать меня!

— Потерпи десять минут, крошка, — совершенно незнакомым для меня голосом сказал Игнасио, — пока все заснут. Педро, ты рядом с сеньоритой, Билл...

— Билли будет спать здесь. — Лауренсья показала пальчиком на дверь слева от своей и адресовала Игнасио подчеркнуто лучезарную улыбку. — Милорд не возражает?

— Нет. Теперь ты, Алекс.

— О'кей. — Марега встретился со мной взглядом.

Переменой в Игнасио он был поражен не меньше меня. Я пожала плечами, ведь однажды я уже видела Игнасио в такой роли.

— Здесь буду я. Это помещение Хулио. Все ясно?

Лауренсья хмыкнула и демонстративно захлопнула дверь.

— Сеньор Главнокомандующий! — не выдержала я. В момент нашего знакомства, когда Игнасио выручал меня от своих же парней, подобный тон и поведение были уместны, а сейчас просто смешны. — На каком боку нам спать?

— Хулио спит на правом, Билл — на левом, чтобы лучше приглядывать за Лауренсьей, а Педро — на спине, — невозмутимо распорядился Игнасио, правда уже совсем другим тоном, и улыбнулся мне одними глазами.

— Хозяин, я не могу на спине, — виновато сообщил Педро. — На спине я шибко храплю.

Марега засмеялся, пожелал всем спокойной ночи и ушел в назначенную ему комнату.

— Спокойной ночи, господа! — сказала я и послала Педро воздушный поцелуй. — Спи на животе, Педро, я никому не скажу!

Глава 26, в которой мне удается заснуть сразу

Иногда мне удается заснуть сразу, решительно отогнав прочь все думы и сомнения. Именно так я и уснула в уютной старомодной комнате, с потрясающим видом на водопад, который я обнаружила, раздвинув пыльные бархатные портьеры.

У водопада среди лесистых гор возле костра сидел индейский вождь, настоящий нарядный вождь из вестерна — в мокасинах, кожаных штанах и пернатом головном уборе. Он курил трубку, передавая ее папаше Шарло. У них обоих были одинаковые лица, и я сразу поняла, что это сон, но вовсе не проснулась, а уселась рядом с ними на траву.

Однако они не замечали меня. Потом прилетела мохнатая бабочка и стала кружиться вокруг костра. Вождь прогнал ее, помахав трубкой. Бабочка полетела к водопаду. Я пошла за ней и увидела какого-то мужчину, склонившегося над сундуком с золотом. Золото мерцало и переливалось, а он набирал его в горсти и медленно высыпал обратно в сундук.

Я тоже захотела поиграть с золотом и протянула руки. Но мужчина проворно захлопнул крышку и обернулся. Я узнала Марегу. «А, это ты, — сказал он и поцеловал мои руки. — Смотри!» Он открыл сундук. Золото заблестело. Он посмотрел на меня, но теперь это был уже Игнасио. Я смутилась — неужели я сразу не узнала? И опустила глаза. Но когда подняла их, то передо мной снова стоял Марега. А золота в сундуке сделалось так много, что оно потекло через край, и мы уже тонули по колено в золоте, а оно поднималось выше и выше. «Уходи! — крикнул он. — Уходи!» И толкнул меня, опять оказавшись Игнасио. Но я не упала, а по глубокой воде быстро поплыла к водопаду. «Долина Вечности», — сказал индейский вождь, из его трубки вместо дыма вылетели серые мохнатые бабочки.

Чушь какая, подумала я, откуда в тропиках мог взяться североамериканский индеец? — и открыла глаза, сразу же сощурившись от лунного света, который падал прямо на мое лицо.

Зря я раздвинула портьеры и открыла настежь балконную дверь. Я села на кровати, чтобы спрятаться от луны. Конечно же трубки мира — кстати, с чего им было курить трубку мира, кто с кем воевал? — шаманы, посиделки у костра — это все знакомые по фильмам реалии из жизни каких-нибудь дакота, но никак не индейцев Южной Америки, и уж тем более — не населения городов древней цивилизации майя или ацтеков, живших к тому же не в Южной, а в Центральной Америке! Но ведь Лауренсья упоминала именно о городе за «бунгало» ее деда...

А в рассказе мсье Ордегри действовало именно кочевое, пусть даже по-своему утонченное племя, но никак не горожане! Я плохо представляю быт «античной» Америки, но, если рассуждать логично, там наверняка был не вождь, а какой-нибудь «мэр» или «губернатор», если не царь с министрами и советниками, и не единственный шаман, а достаточное количество жрецов в храмах. Потому-то Игнасио и заговорил о жрецах.

Скорее всего в памяти семьи нашего радушного хозяина причудливо перемешались события разных эпох. Вполне вероятно, что население целого города действительно страдало от какой-то болезни, завезенной белыми: дизентерии или холеры, раз уж так хорошо помогала спиртовая «дезинфекция». Если действительно существовал некий аптекарь с перегонным кубом.

Но реальнее, что город действительно вымер, здания и храмы постепенно поглощала буйная растительность. Потом в это место пришло какое-то дикое полуголое племя с вождем и шаманом, которых и потрясли способности кошки, если, конечно, кошка путешествовала с хозяевами, а не сама по себе.

Очень может быть, что вождь индейцев действительно был единственным, кто знал о некоем храме, дворце или просто об обычном доме, например о жилище ювелира, уцелевшем от древнего города, который в глазах кочевых и более первобытных людей казался чем-то сверхъестественным и сакральным.

Я потянулась к висевшей на стуле юбке. История историей, а моя физиология настойчиво заявляла о своих правах. Я постеснялась сказать об этом после ужина, чтобы Лауренсья снова не устроила сенсацию со всеобщим волнением и провожатыми.

Не расстегивая пуговиц, я через голову натягивала юбку и вдруг почувствовала в ее кармане что-то твердое. Подарок Мареги! Как же я забыла о нем?

Перед сном я задула лампу, но и лунного света оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть колечко в виде хорошенькой змейки. Очень мило и трогательно, спасибо, Алекс, подумала я, примерив кольцо, хотя лучше пока не носить его, чтобы завтра у Игнасио не возникло лишних вопросов. Я вложила змейку обратно в крошечный футлярчик, решив оставить подарок Алекса здесь, чтобы случайно не потерять по дороге, тихонько вышла из комнаты и чуть не вскрикнула от неожиданности.

Возле моей двери на полу стояла лампа, слабо освещая привалившегося могучей спиной к стене спящего Педро. Только бы не разбудить, подумала я, торопливо направляясь к лестнице. Старые деревянные ступени заскрипели. Гостиную заливал лунный свет. Мсье Ордегри сладко всхрапывал. Я осторожно открыла дверь на улицу.

— Я здесь, сеньорита, — басовито прошептал Педро за моей спиной. — Я провожу.

— Педро, пожалуйста, не надо. Правда. Мне неудобно. Ты выгуливаешь меня, как собаку.

— Я должен охранять сеньориту.

Он был неумолим. Я вздохнула, представив, как мы сейчас поплетемся вдоль дома, завернем за угол, потом начнутся всякие постройки, службы, сараи, и в тени одного из них это жуткое сооружение... Я же все равно не смогу войти в него, придется моститься рядом, практически на глазах у Педро.

— Педро, давай не пойдем так далеко, ты постоишь тут, а я... Ну... в общем, в кусты!

Не дожидаясь ответа «телохранителя», я, досадуя на несовершенство человеческого организма, побежала в пальмовую рощицу, которая росла за домом.

Луна светила бестактно ярко, я была как на ладони. Я забралась уже в самую чащу — похоже, рощица плавно переходила в лес. То злобно, то интимно перекликались ночные голоса, кто-то из обитателей джунглей иногда подвывал, кто-то пощелкивал, взвизгивал и посвистывал. Ладно, будем считать, что здесь достаточно уединенно.

А потом среди ночных звуков мне послышался неповторимый смех Лауренсьи. Или не смех, а плач с надрывными вскриками? Я невольно направилась в ту сторону, разгребая заросли руками, и вдруг в паре метров от себя в траве увидела голую спину Лауренсьи, которая то сгибалась, то разгибалась, и взлетавшую в такт гриву ее волос. По гибкой спине метались полосатые тени стрельчатых листьев, в лунном свете делая ее похожей на зебру. Вместе с этими тенями по спине Лауренсьи активно перемещались мужские руки. Я замерла, затаив дыхание, намереваясь как можно скорее и незаметнее убраться отсюда, но Лауренсья, откинувшись назад, произнесла:

— Ты самый классный! Я сразу поняла! Ты, ты, только ты! Я даже глазам не поверила, когда увидела тебя снова!

Мужчина что-то ответил, но я не расслышала, потому что в эту минуту пронзительно заверещали птицы. А его лицо скрывала от меня спина и волосы Лауренсьи. Мари, как тебе не стыдно? — отругала я себя за любопытство. Уходи сейчас же! Но Лауренсья заерзала и, восторженно охая, заговорила снова:

— Еще! Еще! Кроличек мой! Как мы классно провели эту дуру и ее хмыря! Ха, даже дед ничего не заметил!

Выходит, дура — это я? А кто же мой «хмырь»? Но что должен был заметить дед? И почему именно «кроличек»? В этот момент «кроличек» опять что-то произнес, но мерзкая птица словно ждала, чтобы заорать обязательно вместе с ним!

— Да ладно, кроличек! У-у-у! Класс! Не ревнуй! Ты же сам велел Биллу приглядывать за мной!

Мужчина хлопнул ее по ягодицам и что-то сказал, но опять, естественно, одновременно с птицей! Однако я и так больше не сомневалась, что с Лауренсьей был тот, кого Гарри представил ей в качестве охранника: она увидела его снова и провела «дуру»... Марега! Нет, он же подарил мне кольцо. Вряд ли для отвода глаз. И парни, по-моему, все-таки подчиняются Игна-сио, а не Мареге, хотя Педро странно называет своего хозяина маленьким доном Рикардо... Неужели это Игнасио?! «Кроличек» несчастный! А если действительно Марега? Почему он так нервничал за ужином и затевал ссору?.. Пусть я буду выглядеть последней стервой, но сейчас я все узнаю и покажу, кто тут дура!

Я набрала побольше воздуху и приготовилась тигром броситься на них, но тут сильная рука зажала мой рот и кто-то уже не особенно церемонно волок меня прочь от этого места.

— Мари, извини. Это я. Умоляю, тише! — наконец зашептал он, касаясь губами моего уха.

Я так обрадовалась, узнав голос, что даже лизнула языком его ладонь.

— Что ты делаешь? — Он растерянно остановился и убрал руку от моего лица.

Я повернула к нему голову. Его губы были совсем рядом.

— Я так рада, что это именно ты. Очень! — «Очень» получилось у меня не особенно внятно, потому что мы одновременно прикоснулись губами к губам, ощутив дыхание друг друга. И это было так хорошо, что я побоялась, что сейчас умру, потому что лучше не будет уже никогда...

Он отстранился. Я открыла глаза. Он внимательно смотрел мне в лицо. Потом мы оба опять одновременно потянулись друг к другу и закрыли глаза, снова погружаясь в волны поцелуя...

«Теперь я точно не смогу без тебя» — я не знала, я подумала или произнесла это вслух. Но в ответ он без сомнения прошептал мне именно эти слова, а луна деликатно занавесилась облачком. Сразу громче зашумел водопад, и голоса джунглей стали таинственнее и слышнее.

— Что же нам делать? — тихо спросила я.

Он опять поцеловал меня, а потом сказал:

— Вот, — и полез в карман.

Понимая ответственность момента, луна отодвинула облако и старательно осветила маленькую кругленькую коробочку на его ладони. Он раскрыл ее.

— Это тебе.

Из прорези внутри бархатного донышка выглядывало колечко — маленькая золотая змейка, точно такая же, какую подарил мне Марега.

— Спасибо, Игнасио. — Я надела кольцо на безымянный палец. Оно болталось, но на средний пришлось точно впору! — Очень красивое, откуда оно у тебя?

Неужели то же самое? Нет, глупости! Он не мог зайти в мою комнату и переложить змейку из квадратной коробочки в круглую! То кольцо я обязательно верну изменщику! Пусть подарит своей хамке!

— Я купил днем в Кайенне, но никак не мог выбрать момент, чтобы подарить тебе. Мы все время были не одни.

— Ты мог бы постучаться в мою комнату.

— А вдруг бы ты не так поняла и прогнала меня? Как бы мы потом могли общаться дальше? — Он держал меня за руки и смотрел в глаза.

— А как я должна понять правильно?

Я погладила его волнистые волосы, еще окончательно не веря, что наконец-то все совпало: я без памяти влюблена в мужчину умного и красивого одновременно. А Марега — мерзавец, как все глупые красавчики, решил заполучить и меня, и эту Лауренсью! Как хорошо, что рядом вовремя оказался Игнасио, он самый лучший, самый воспитанный, самый деликатный, самый...

— Вот так будет правильно?

Я обняла его и долго с наслаждением целовала сначала губы, потом уголки глаз, виски, лоб... И было так приятно ощущать прикосновения его губ на своей шее и прижиматься к его ласковым рукам... Еще приятнее было бы прижаться к его горячей груди, и я торопливо принялась расстегивать его рубашку, руки Игнасио тоже сделались смелее, мы оба жарко и прерывисто задышали. Поцелуи уже ничего не значили перед тем буйством джунглей и водопадов внутри нас, куда мы неудержимо желали погрузиться, срывая с себя одежду, она в этот момент была, пожалуй, единственным, что отличало нас от исконных обитателей ливневого леса.

— Иди сюда, — он жадно потянул меня к себе, опускаясь на траву.

Я замешкалась на какое-то мгновение, но для моих глаз этого мгновения оказалось достаточно, чтобы словно сфотографировать его роскошную полулежащую фигуру, серебристую от лунного света. Голова Игнасио была в тени, и он показался мне античной статуей из дорогого чуть прозрачноватого белого мрамора. Но с изваяниями нельзя заниматься любовью! Это безумие! От ужаса я закрыла лицо руками.

— Что-то не так? — Он дотронулся до меня и ласково провел пальцами по моим ногам. Его пальцы были теплыми, а голос ласковым. — Ты обиделась? — Игнасио обнял меня за бедра и, целуя, прижался к ним головой. — Ты вся дрожишь... Иди ко мне.

Я отвела от лица руки. Наверное, я действительно дрожала, но самое неприятное, что я увидела, как по моим рукам скользят полосатые тени листьев. Как тогда по спине Лауренсьи...

— Я не могу.

— Хорошо. — Он еще раз поцеловал мои бедра, легко поднялся, протягивая мне одежду. — О'кей, отложим все до первой брачной ночи. — И принялся одеваться.

— Подожди, — сказала я, надев юбку. — Это было официальное предложение?

— Да.

— Ты серьезно? — Мои руки плохо справлялись с застежкой бюстгальтера.

— Пожалуйста, не отказывай мне, Мари. Я никогда не был женат, и сейчас все более чем серьезно. — Он выглядел ужасно смешным и простодушным, прямо как Педро, и никак не мог попасть ногой в штанину. — Но ты, конечно, имеешь полное право отказать. Я понимаю, я не тот, кто тебе нужен... Но мне нужна ты, и больше никто. Это в первый раз! Я не верил, что со мной произойдет такое. Я думал, что женятся, потому что так принято... Но сам никогда не хотел жениться. А сейчас я не знаю, как по-другому заставить тебя быть со мной. Нет, не заставить! Я не то сказал! Я тебя прошу, умоляю: пожалуйста, не бросай меня!

Ночь. Луна. Дикое место. Голоса, шорохи и звуки джунглей. Вдалеке шумит водопад. Красивый неженатый полуобнаженный мужчина со степенью доктора археологии стоит передо мной на коленях и страстным шепотом умоляет не бросать его... Это сон?

— Игнасио, — я присела на корточки рядом с ним и обняла. — Все будет хорошо. Пойдем.

— Ты бросишь меня, — тихо и обреченно произнес он. — Точно бросишь.

Я погладила его по голове и поцеловала в лоб.

— Игнасио, все хорошо. Пожалуйста, пойдем. Просто мне нужно собраться с мыслями. Ты очень хороший.

— Правда?

— Конечно.

Я подняла его и повела за руку, как ребенка. Он продолжал одеваться на ходу.

— Кроме дедушки, мне этого никто не говорил. Никогда.

— А я скажу. Ты хороший. Очень хороший.

Глава 27, в которой нас встретил взволнованный Педро

Возле дома нас встретил взволнованный и сконфуженный Педро.

— Хозяин, а я вас потерял с сеньоритой. Хотел было парней будить. Куда вы пропали?

— Мне следует отчитаться перед тобой?

— Нет. Я... вот... Простите!

— Все в порядке, Педро, — сказала я.

Мне стало неловко за тон Игнасио. Только что был нежным и трепетным, и вдруг на тебе — металл в голосе!

— Ладно, ладно, Педро. — Игнасио подобрел на глазах, видимо почувствовав мое настроение. — Я сам присмотрел за сеньоритой. Парни спят?

— Спят, хозяин.

— Оба?

— Да, хозяин.

— Педро, но ты же говорил, что твой хозяин — маленький дон Рикардо, — сказала я.

— Да, сеньорита.

— Именно маленький дон Рикардо? — заинтересовался Игнасио. — Забавно, я не знал.

Педро закряхтел, переминаясь с ноги на ногу.

— Но почему? — спросила я.

Игнасио усмехнулся.

— Потому что нашему Санчо Пансе не чужда романтика. Хорошо хоть не Дон Кихот.

— По-моему, имя Дон Кихота — Алонсо.

— Нет, сеньорита. — Педро наконец-то собрался с мыслями. — Хозяина крестили Рикардо, а не Алонсо, — радостно сообщил он.

— Замечательно! — Игнасио не удержался от смеха. — Теперь понятно?

— Да! — Мне тоже сделалось очень весело.

— Иди спать, Педро.

— А сеньорита?

— Я сам пригляжу за ней.

— Спасибо, хозяин. — Педро беззвучно скрылся в доме.

Игнасио молча смотрел на меня. Небо заметно посветлело, но луна пока вовсе не собиралась покидать свой пост.

— Давай пройдем к реке, — предложила я. Мне не хотелось сразу расставаться с Игнасио.

Он неловко взял меня за руку, вероятно снова постеснявшись обнять, и мы пошли в сторону реки.

— Педро очень славный, — сказала я, чтобы сказать хоть что-то, потому что Игнасио молчал.

— Да.

— Но кто он тебе? В смысле, кем он на тебя работает? Был бы ты, скажем, хозяином кафе или магазина, тогда понятно. Но ты же ученый.

— Оруженосец.

— Я серьезно.

— Он мой шофер.

— Ты не умеешь водить машину?

— Умею, конечно. Но я вполне обеспеченный человек и могу позволить себе нанять, — Игнасио усмехнулся, — оруженосца и телохранителя.

— А Билл и Хулио?

— Билл и Хулио — другие. Они работают только ради денег. У них нет такого доброго и верного сердца, как у Педро, который буквально по-собачьи нуждается в хозяине, чтобы отдавать свою верность и преданность. Он искренне привязан ко мне, а теперь, — Игнасио слегка сжал мою руку, — еще больше к сеньорите.

Глава 28, в которой река несла лунную дорожку

Река старательно несла лунную дорожку и лишь слегка покачивала ее, перекладывая лепесточки света с волны на волну. На противоположном берегу среди деревьев почти у кромки воды темнело нечто внушительное.

— Что это там? — заинтересовался Игнасио. — Ты видишь? — И рукой указал мне на темный силуэт. — Камень?

— Вот не надо было фасонить без очков.

Он усмехнулся.

— Больше похоже на засохшую часть ствола огромного дерева с сучками, — сказала я.

— Неужели это Вечное Дерево? — Он даже прищурился, чтобы разглядеть получше.

— Тот самый «камень с ручками»?

— А вдруг это он и есть? Может, сплаваем и посмотрим?

— Ты уверен, что здесь не водятся крокодилы?

— Ты боишься крокодилов? — Наконец-то он прижал меня к себе. Его глаза смеялись.

— Да. Поцелуй меня скорее.

— Ты чудо. — Он осторожно коснулся моей щеки губами. — Пойдем в дом.

И церемонно поцеловал мне руку возле двери моей комнаты, совсем как в наш первый вечер в Эдуаре.

— Спокойной ночи.

— Уже светает, — сказала я.

— Ну и что, тебе все равно нужно поспать. Спокойной ночи, — повторил он и вдруг уселся на пол, точно туда, где раньше сидел Педро.

— Что ты надумал?

— Охранять тебя, я же отпустил Педро.

— Ты серьезно? От кого?

— На тебя сегодня уже нападали.

— А нельзя поохранять меня в другом месте?

— Где?

— В моей комнате, например.

— Но ты же решила отложить все до первой брачной ночи.

И тут я очень вовремя вспомнила про кольцо. Не про то, которое было на моей руке, а про кольцо Мареги в открытой коробочке на кровати. Игнасио сразу увидит его!

Что, если мы все сначала порепетируем у тебя?

— Правда? — Он схватил мои руки и вскочил с пола. — Ты согласна?

— Я не могу допустить, чтобы мой маленький дон Рикардо сидел до утра под дверью. Он же самый хороший.

— Спасибо! — И вдруг поднял меня и закружил. — Я так счастлив!

— Игнасио! Твое плечо! Мы всех перебудим!

— Ну и пусть просыпаются! Невесту положено носить на руках. Мы же репетируем нашу свадьбу!

Нет, все это мне снится, скептически подумала я, а Игнасио ногой открыл дверь своей комнаты и осторожно опустил меня на кровать.

— Кто это так храпит за стенкой? — спросила я, немного растерявшись от слишком торжественного водворения на постель Игнасио.

— Марега. Я ему ужасно благодарен, что своим храпом он не дал мне уснуть.

Но кто же тогда миловался с Лауренсьей, подумала я, если, по словам Педро — а ему можно верить, — Билл и Хулио тоже спали? Впрочем, не все ли мне равно, когда рядом Игнасио?!

— Я ворочался, ворочался, пытался читать дневник, а потом решил покурить на балконе. И вдруг увидел тебя одну, без Педро! Я бросился за тобой и едва разыскал в этой чащобе.

Конечно же! Комната Игнасио выходит именно на эту самую рощу, сообразила я. Это другая сторона дома, ни луны, ни водопада отсюда не видно.

Но водопад давно кипел во мне или, наоборот, поглощал меня, потому что каждый поцелуй Игнасио, каждое прикосновение его губ и рук то обжигали, словно ледяные пенные брызги, то нежными струями воды текли по моему телу, волнами расходясь где-то внутри...

И таинственные джунгли, куда мы наконец ворвались, без сожаления оставив за рекой весь мир, радостно прорастали новыми побегами и ветвями. Распускались невиданные яркие цветы, лунно-серебристыми бабочками рассыпались водопадные струи, а лианы все сильнее и жарче оплетали деревья, и кроны качались, и река уносила вдаль лунную дорожку... И бабочки, и птицы, и радуга, и солнечный свет!..

— Ты плачешь? У тебя соленые щеки.

Я открыла глаза. Его губы, его нос, его глубокие глаза, его мягкая борода, его спутанные волнистые волосы...

— Да. Больше не буду. — Я прикусила губу.

— Что случилось, родная?

— Случилось... Я люблю тебя.

— Милая... — Игнасио поцеловал мои глазз, — Жаль, что я не сказал этого первым.

— Ты хороший. Очень. — Я едва не ревела, потому что большей любви и нежности я не испытывала никогда.

— Любимая. Ты моя любимая.

— Игнасио...

— Мари, я не успел рассказать тебе многое... Ты можешь разочароваться. Боюсь, я не тот, кто тебе нужен. Я...

— Игнасио, — я закрыла рукой его рот, — мне никто не нужен, кроме тебя. Давай уедем отсюда.

— Ты опять опередила меня. — Он поцеловал мои пальцы. — С удовольствием. Прямо сейчас. — Игнасио решительно встал с кровати и потянулся к одежде.

— Подожди! — Я схватила его за руку. Я не ожидала такой безоглядной готовности. — Зачем спешить? У нас есть еще десять минут на сборы! Он улыбнулся, ведь я повторила его шутку. Но в глазах, в больших карих с длинными красивыми ресницами, в моих любимых глазах, в глазах моего любимого Игнасио что-то изменилось или потемнело. Почему он загрустил?

— Поцелуй меня. Ты потрясающе целуешься, — сказала я.

— Нам не хватит десяти минут, если мы начнем целоваться. Уже совсем светло.

— Милый, какой ты милый! — Я провела пальцем по его губам, по самому краешку под усами.

Он шумно вздохнул. Я почувствовала, как напряглись его грудь и руки, а поцелуй снова завел нас в джунгли к заблестевшему между деревьями водопаду...

Водопад снова заботливо отгородил нас от остального мира. Сквозь беззвучно струящуюся завесу воды проглядывало сиреневое небо с бесцветными пятнышками звезд. Мягкий нежный мох баюкал нас обволакивающим ароматом лаванды и терпкого авокадо. И было приятно знать, что ты не одна, что рядом дышит во сне живой, ласковый, сильный и самый любимый мужчина.

Водопад заискрился золотистыми бликами, небо приобрело аквамариновый оттенок, звезды испуганно исчезли, потому что какой-то стук разрушил гармонию, и Марега закричал:

— Эй, док, просыпайся! Да проснись ты скорее!!

— Зачем же мы уснули, Мари! — встревоженно прошептал Игнасио, с отчаянием посмотрев на меня. — Надо было давно убираться отсюда.

Я потерла глаза, силясь понять, чего он так испугался.

— Что случилось, Алекс? — громко спросил Игнасио, спешно натягивая брюки.

— Проснулся, соня? Сейчас увидишь! — И Марега бесцеремонно вошел в комнату.

В его руках была внушительная, еще трепещущая рыбина. Босые ноги, какие-то неимоверно рваные, засученные до колен джинсы, расстегнутая линялая, некогда клетчатая рубаха с отрезанными как попало рукавами. И все это шло ему так же, как и золотая массивная цепь на шее, и роскошная светлая дорогая шляпа на голове...

— Доброе утро, Алекс, — машинально поздоровалась я, прижимая к себе простыню. Хорошо, что я еще не успела встать с постели.

— Мари? Простите... — Марега растерянно попятился к двери, но рыбина выскользнула из его рук на пол. — Я не знал...

Вот и узнал первым, как я тебе обещала, подумала я.

Рыбина запрыгала по ковру, он смутился окончательно, неуклюже пытаясь ее поднять. Мне даже стало его жалко, хотя я с трудом сдерживала смех.

— Я просто хотел показать ее доку... Я поймал ее голыми руками. Мы с папашей Шарло ловили в реке, женщины уже жарят... Я поймал самую большую...

— Это все? — облегченно выдохнул Игнасио, видимо, ему тоже было неловко перед Марегой.

— Да. То есть нет. — Марега прижимал рыбину к груди и нерешительно пятился к двери. — Извините. Потом...

— Что еще, Алекс? — спросила я, чувствуя, что он очень хочет сказать еще что-то, исключительно важное.

— Ну говори же, Алекс, — подбодрил его Игнасио.

Марега обвел нас взглядом.

— Мы в Шелгваукане, господа! — заговорщицки прошептал он и, как бесспорное тому доказательство, протянул Игнасио рыбу. — Вот.

— Да убери ты ее от меня. — Игнасио поморщился, отстраняя от себя добычу Мареги. — При чем здесь какая-то рыба? И вообще чего это ты так вырядился?

— По-твоему, я должен был ловить рыбу в костюме от Валентино? — В поисках поддержки Марега посмотрел на меня, и вдруг его взгляд зацепился на моей руке, которой я все еще прижимала к себе простыню. — Ладно, потом, — сказал он с совсем другой интонацией и взялся за ручку двери. — Извините за вторжение.

Он принял кольцо Игнасио за свой подарок! Теперь наверняка думает: хороша ж она, взяла кольцо от меня, а спит с Эньярошем! Но ведь я же спала с Игнасио вовсе не за кольцо, а потому что мы любим друг друга! Надо обязательно вернуть Мареге его подарок и все объяснить тайком от Игнасио! Но почему я должна что-то скрывать от Игнасио? Нет, про второе кольцо ему все-таки лучше не знать...

— Алекс, не уходи, — с интонацией младшей сестренки попросила я. Как бы то ни было, я все равно чувствовала себя немножко провинившейся перед Марегой. Если бы он действительно был ночью с Лауренсьей, а то ведь просто спал и храпел за стенкой. Но я же не виновата, что влюбилась не в него, а в Игнасио... — Расскажи сейчас, пожалуйста. Ты нас заинтриговал. Правда, Игнасио?

Игнасио кивнул и предложил Мареге присесть, видимо, ему самому не терпелось узнать все как можно скорее.

— Я проснулся рано. Я вообще всегда встаю рано и бегаю часа полтора-два. Я спустился вниз, полагая, что смогу побегать, пока все спят. Но папаша Шарло пил уже кофе и налил мне. А потом предложил наловить рыбы к завтраку. Мы же вчера истребили все припасы.

Марега уселся в кресло и рассказывал медленно, по-моему, нарочно, чтобы поизводить Игнасио.

— Я попросил у папаши Шарло что-нибудь, во что можно переодеться для рыбной ловли. Он и одолжил мне эти штаны и рубашку.

— А шляпа? Откуда у тебя эта шляпа? — спросил Игнасио.

— Шляпа была среди остальных наших вещей, которые привезла нам утром Софи на своем грузовичке вместе с палаткой, спальниками и прочим, что мы с тобой купили вчера для экспедиции.

— Софи? — удивилась я. — Она тоже здесь?

— Конечно! Она же умная женщина, сразу поняла, что вчерашних продуктов не хватит для такой компании. — Марега кокетливо повел бровью, как бы давая мне понять, что ты, Мари, вовсе не умная женщина, если предпочла Энь-яроша. — А заодно она привезла и все остальное.

— Она тоже пойдет с нами? — спросил Игнасио.

— Ты же сам пригласил ее вчера, — безапелляционно заявил Марега, хотя я не могла припомнить, чтобы Игнасио кого-то приглашал. — Кто нам будет готовить в экспедиции? Не эта же модель с грязными руками и ухватками боцмана?

— А я не справлюсь, по-твоему?

— Мари, дай ему закончить, — нетерпеливо бросил Игнасио и, встретившись со мной глазами, мягко добавил: — Пожалуйста.

— Я предложил воспользоваться спиннингами, которые так вовремя привезла Софи, но она рассмеялась, а папаша Шарло сказал, что рыба им прикормлена и сама идет в руки, нужно только не зевать и не бояться замочить ноги.

— А крокодилы? — глупо спросила я.

— Какие еще крокодилы, Мари! — развеселился Марега. — Рядом водопад, а чуть ниже по течению запруда! Представляете, я впервые в жизни ловил рыбу руками!

— Поэтому ты и решил, что попал в сказочную Шелгваукану! — сказал, вставая, Игнасио. — Пойдем, Алекс, подождем за дверью, пока оденется Мари.

— Нет, господин мудрец! — Марега и не подумал подняться с кресла, а, погладив, как кошку, лежавшую у него на коленях рыбину, иронично изрек: — Во-первых, эта рыба, которая называется шелгва, водится только здесь, а во-вторых, на противоположной стороне реки путь в Шелгваукану охраняет и указывает Вечное...

— Вечное Дерево! — выкрикнули одновременно я и Игнасио. — Мы видели его!

— Когда? — насторожился Марега.

— Вчера вечером, — сказал Игнасио.

— Без меня? — Марега с таким видом погладил рыбу, как если бы она была единственным верным ему существом. — Мило.

— Не обижайся, Алекс, — попросила я. — Мы случайно оказались на берегу реки и действительно заметили на противоположном берегу какой-то предмет. Но было темно, и я не поверила Игнасио, когда он предположил, что это оно и есть.

— И вы не подошли посмотреть поближе?

— Но там же река, — напомнила я.

— Да она по колено!

— Крокодилы, Алекс! — Игнасио рассмеялся. — Мари всюду чудятся крокодилы!

— А тебе чудятся нападения! Ты шагу не можешь ступить без Педро! Уходите все, мне нужно одеться!

— Хозяин, мне тоже уйти? — спросил, появляясь с балкона, упомянутый телохранитель.

Я похолодела: неужели он всю ночь был на балконе, и мы, можно сказать, в его присутствии...

— С Шелгвауканой вас, сеньорита! — Педро счастливо оскалился, подтверждая мою догадку. — Все хорошо? — И подмигнул!

— Как ты мог, Игнасио?.. — прошептала я.

От стыда у меня даже пропал голос. Мало того, что сейчас я сижу практически голая на глазах у Мареги в качестве амурного трофея Игнасио, да еще теперь Марега знает, что мы занимались этим при Педро...

— Мы уходим, извини, одевайся, мы не будем тебе мешать. — Марега потянул за рукав Педро, и они скрылись за дверью.

Игнасио шагнул ко мне и попытался обнять.

— Ты тоже, — сдерживая слезы, выдавила я и оттолкнула его руки. — Уйди, за кого вы все меня принимаете?..

— Мари, милая, не обижайся, я же люблю тебя, я переживаю за твою безопасность. — Он все-таки обнял меня, говорил ласково и тихо, заглядывая мне в глаза, и мне больше не хотелось его отталкивать. — Все взрослые люди, и все хорошо относятся к тебе. Успокойся. Сейчас пойдем посмотрим на это Вечное Дерево.

— Ты уверен, что это оно и есть? — Я уже немножко успокоилась и погладила его по бороде.

— Мне не верится самому, что все так просто и мы уже практически на месте, Мари. — Он как бы случайно поцеловал мои пальцы. — Захочешь, пойдешь в Шелгваукану вместе с нами, не захочешь, подождешь нас до вечера здесь вместе с

Педро и мсье Ордегри. Он ведь должен починить твою машину.

— И ты больше не хочешь убежать со мной?

— Очень хочу, Мари. Но ведь археология — моя работа, я же не просто так убивал время, просиживая в архивах. Я должен этим заниматься, как ты занимаешься своей ревизией.

— Лучше бы ты не напоминал о ней. — Я вздохнула.

— Долго вас еще ждать?! — крикнул из-за двери Марега. — Софи зовет завтракать!

— Иди, Алекс, мы подойдем, — ответил Игнасио.

— Ты тоже иди, Игнасио, — сказала я. — Я должна одеться. — Он с улыбкой протянул мне мои веши. — Милый, пожалуйста, иди. Мне нужно собраться с мыслями. Одной. И не будем целоваться, а то сегодня мы так и не попадем в твою Шелгваукану.

У Игнасио вдруг сделался очень озорной вид, и он пригладил усы — совсем как Марега.

— Что такое? — Я невольно улыбнулась.

— Не обижайся, Мари, но, по мнению Педро...

— Иди, иди! — Я замахала на него руками. — Я больше никогда не буду произносить вслух это слово!

Глава 29, в которой мне требовалось остаться одной

На самом деле мне требовалось остаться одной вовсе не для того, чтобы собраться с мыслями, хотя эта причина тоже имела место, а для того, чтобы пройти по балкону в свою комнату и забрать кольцо Мареги. Мне хотелось как можно скорее вернуть Алексу его подарок, чтобы он не думал, будто на моем пальце его кольцо, и так далее...

Эта мысль пришла в мою голову одновременно с обидой, когда с балкона заявился Педро. Ведь действительно балкон опоясывает весь второй этаж, и двери всех комнат выходят на него, а дверь своей комнаты я очень удачно оставила открытой перед выходом на ночную «прогулку»!

Так, соседняя комната слева — та самая, в которой храпел ночью Марега, значит, она будет пустой, соображала я, одеваясь с невероятной скоростью, за ней — комната Билла, которого Лауренсья поселила рядом с собой, что я восприняла как ее намерение чуть позже оказаться вместе с Биллом, и потом сразу моя комната, четвертая по счету. Стало быть, мое путешествие не должно занять много времени: две минуты туда и две — обратно.

Я благополучно миновала комнату Мареги с закрытой дверью балкона и плотно задернутыми гардинами, завернула за угол — комната Билла была в торце здания, и растерянно остановилась, увидев, что дверь Билла открыта. Ну и ладно, подумала я, какое им до меня дело? Но вдруг услышала голос Хулио:

—...Хозяин всю ночь с бабой, я бы на его месте взял дневник и убрал лишних.

Я замерла, затаив дыхание.

— Ты дурак, Хулито. В джунглях уберет, только вряд ли на родного брата руку подымет.

— Он ему не родной, а кузен.

— Какая разница? Одна семейка. Мы бы с тобой лишними не оказались!

— Чего ж ты тогда на это дело подписался? Меня подбил?

— Напарник нужен. Они сами приведут нас с тобой к этому золоту, вот тогда мы их и поприветствуем.

— Приветствовать-то зачем?

Меня уже мало интересовало зачем, потому что я очень ясно поняла, кого собирается приветствовать Билл. И каким образом. В комнату Игнасио я вернулась на цыпочках, закрыла дверь на балкон и даже задернула шторы. Меня трясло.

Я села в кресло. Вот теперь мне действительно требовалось время на то, чтобы собраться с мыслями. Кто хозяин? Кто кузен? Кто лишние? С какой бабой?

Я была с Игнасио, а Лауренсья? С кем была она? Билл и Хулио спали, по словам Педро. Педро я верю. Марега храпел в соседней комнате, причем храпел с вечера, сказал Игнасио. А вдруг это он мне так сказал, а на самом деле с Лауренсьей был Марега, потом, пока мы гуляли к реке, он вернулся и захрапел. Чушь! Почему это я верю Педро и не верю Игнасио? Я же люблю его, как я могу ему не верить?.. Потому что он хозяин Хулио и Билла, который, по их мнению, собирается убрать «лишних» в джунглях... Как вчера мсье Ордегри бережно выкинул в окно мертвую бабочку... Игнасио собирается... Нет-нет! Я не хочу даже в мыслях произносить такое!

Собирается убивать тот, с кем была Лауренсья! Она ведь точно была с кем-то! Она же разговаривала с этим мужчиной, упрекала, что тот незаслуженно ревнует ее к Биллу, которому сам же велел «приглядывать» за ней! Вот! Вот это и есть самое главное! Билл и Хулио упоминали хозяина! Стоп, что же получается, у них два хозяина? А почему бы и нет, если их хозяева родственники, кузены...

— У сеньориты все в порядке? — спросил из-за двери Педро.

— Да-да, Педро. — Я вышла в коридор.

— Сеньориту не нужно сводить... в сад?

— Педро, а у твоего хозяина есть кузен?

— Да, сеньорита. У дона Рикардо много кузенов: дон Анхелио, дон Алехандро...

— Марега?!

— Нет, сеньорита, дон Алехандро Торнадо. Потом дон Паскуаль, дон Мануэль, дон Мигель...

На каждую ступеньку лестницы у дона Рикардо приходилось по кузену. В пустой гостиной стол по-прежнему занимали остатки вчерашнего ужина. Мы вышли на террасу.

Софи жарила на решетке рыбу, а Марега, мсье Ордегри и Игнасио уже страстно поглощали ее и баночное пиво, расположившись вокруг большого стола под одной из пальм. Как они могут утром есть горячее, тем более рыбу? — подумала я.

— Что так долго, Мари? — Игнасио бросился мне навстречу, вытирая руки каким-то заляпанным полотенцем. — Все о'кей? — От него пахло пивом. Это ужасно, когда от любимого разит пивом, особенно с утра...

— Д-да, — с запинкой произнесла я. — Доброе утро, Софи, мсье Ордегри!

Они радушно разулыбались и пригласили меня к столу. Я спустилась с террасы на залитую солнцем поляну. Все выглядело так мирно и безмятежно, что невольно подслушанный мною разговор и остальные страхи больше походили на дурной сон, чем на правду. Тем не менее слово «кузен» никак не шло у меня из головы, впрочем, и разговор Хулио и Билла тоже. Сказать? Вот взять и сказать: «Господа, кто-то из нас собирается избавляться от лишних!» Ну и что? Все решат, что я спятила, особенно наш психиатр. Все равно нужно как-то предупредить об угрозе оказаться «лишними».

— А где остальные? Лауренсья? Билл, Хулио? — для начала спросила я.

— Парни уж давно поели и пошли курить наверх, — сказала Софи. — Бери тарелку, Мари, я наложу тебе рыбы. — И как-то странно повела глазами. Или мне показалось?

— Разве нельзя было покурить здесь? — задала я еще один вопрос в надежде, что сейчас мне удастся узнать хоть что-то, потому что Софи опять загадочно повела глазами.

— Они же эстеты, Мари. — Марега усмехнулся. — Вон, — он показал рукой вверх, — любуются окрестностями.

Я подняла голову. Билл и Хулио действительно стояли на балконе второго этажа и курили, облокотись на перила.

— Доброе утро, сеньорита! — приветливо сказали они и помахали мне руками.

— Отличный денек! — добавил Билл.

Я кивнула им и улыбнулась, а Софи снова предложила мне рыбу, сопроводив предложение все тем же таинственным взглядом куда-то вниз и вбок. По-моему, она определенно намеревалась сказать мне что-то, чего не должны услышать остальные! Я совершенно не хотела никакой рыбы, тем не менее я взяла со стола чистую тарелку и подошла к Софи.

— Я бы сначала умылась, — сказала я, давая понять, что мы можем отойти под тем предлогом, что Софи покажет мне, где это сделать.

— Возьми сама в кармане, — прошептала она, забирая тарелку, — а то у меня руки жирные. Не стесняйся. Мужиков полно, а ты в таком виде.

Из кармана ее шорт торчала пластиковая расческа.

— Поешь сначала, — уже громко сказала она, — потом сходишь. Я там бумагу повесила.

Странные представления о деликатности...

— Спасибо.

Я вытащила расческу, жаль, что секрет заключался всего лишь в ней. Впрочем, я действительно была благодарна Софи за напоминание привести себя в порядок. Надо же, до какой степени я разнервничалась, если даже забыла причесаться, не говоря о том, чтобы почистить зубы! Хотя чем бы я это сделала, если все мои вещи вплоть до расчески и зубной щетки остались в Эдуаре...

Я отошла от Софи и, преодолевая брезгливость, впервые в жизни воспользовалась чужой расческой. И мне сразу же захотелось вымыть голову, да что там голову, целиком встать под душ, а еще лучше — принять ванну. Я же так хорошо оттерла и продезинфицировала маленькую ванночку в своей квартире в Кайенне... В Кайенне!

— Спасибо, Софи. — Я вернула ей расческу, она протянула мне тарелку с едой. — Софи, а можно мне просто кофе?

— Ты прямо как моя Лауренсья. — Софи собрала на тарелку оставшуюся рыбу с решетки. — Та тоже один кофе и усвистала! Пойдем, сама себе нальешь. Полный термос! На всех приготовила! Я же не знала, что мужики возьмутся рыбачить!

Наконец-то в ее болтовне появилась пауза, которой я поспешила воспользоваться.

— Софи, а где Лауренсья?

— Кто ж ее знает? Разве уследишь за ней? — Софи прямо руками положила мужчинам по дополнительному куску рыбы и начала есть сама.

— Чего это не уследишь?! Лауренсья в сарае! — возмутился любящий дед. — Подыскивает шрусы для ее машины, — он показал на меня пальцем. — Наладит тут с парнями без меня, а я поведу гостей в Шелгваукану. Ты сама-то с нами пойдешь?

У меня похолодела спина: получается, мы уходим, эти как бы остаются здесь чинить мою машину, а на самом деле идут за нами, чтобы «поприветствовать» в нужный момент.

— Конечно, пойдет, папаша Шарло, — безмятежно ответил за Софи Марега и облизнулся. — Потрясающе, Софи! Я не ел такого в лучших ресторанах!

— Где ж вам там поесть свеженькой рыбки! — промурчала Софи и прищурилась по-кошачьи. — Нравится?

Похоже, Марега и Софи тоже начали «строить куры», подумала я, обводя взглядом компанию за столом. Кто мы? «Лишние» все или выборочно? Почему молчит Игнасио и даже не смотрит на меня, а, откинувшись на спинку кресла, курит и не сводит глаз с Билла и Хулио на балконе?

— Игнасио, налей мне, пожалуйста, еще кофе. — Я протянула свою чашку. — Термос к тебе ближе.

— Кофе? Да, Мари, конечно. — Он словно вернулся откуда-то издалека и смущенно улыбнулся мне, почувствовав, что я поняла это. — Мсье Ордегри, а не лучше ли нам пойти в джунгли всем вместе?

— Что там Лауренсья не видела? — отозвался Ордегри. — Пускай делом займется.

— По-моему, вашей внучке все равно будет интересно, да и Биллу с Хулио тоже. — Игнасио медленно наполнял из термоса мою чашку. — И потом, я не вижу смысла ремонтировать наемную машину. Можно сообщить в фирму проката, что она сломалась и где находится. Они сами заберут ее и починят.

Игнасио вернул мне чашку. Теперь она пахла рыбой от его рук. Но это было уже неважно, потому что я больше не собиралась пить кофе! Я начинала соображать — так происходило всегда, стоило лишь мне прекратить руководствоваться чувствами.

— Мсье Ордегри, а вы уверены, что мою «тойоту» нужно чинить? Она же на ходу! Вы сами-то ее смотрели? — Мои вопросы вызвали всеобщее замешательство.

— Нет, но внучка сказала...

— Мсье Ордегри, действительно, взгляните сами, — поддержал меня Игнасио, — может, правда, все не так безнадежно.

Милый мой, с благодарностью подумала я, конечно, не безнадежно! Только не расслабляйся, Мари Люно, тут же одернула я себя, главное, чтобы ты села в свою машину.

— Эй, дед! — Из-за дома со стороны сараев показалась Лауренсья с перепачканными по локоть руками. — Все классно, я нашла не только шрусы для «тойоты» но и совсем новую коробочку для «хаммера»!

Конечно, классно, подумала я, ты очень вовремя, дорогуша! Сейчас я тебя выведу на чистую воду, золота она захотела!

— Хорошо, что ты пришла, Лауренсья, — сказала я, не дав никому вставить и слова, — мы как раз собирались с мсье Ордегри посмотреть, нужен ли ремонт «тойоте», ты и покажешь, какие там неполадки. Пойдемте, мсье Ордегри! — Я даже потянула его за руку, что в общем-то обычно мне не свойственно.

— Мы сейчас, парни, — сказал тот, вставая. — Мы быстро.

— Не нужно, дед! — переполошилась Лауренсья. — Я сама справлюсь, Билли и Хулио помогут.

Я невольно взглянула на балкон, но Билла и Хулио, как я и ожидала, там уже не было.

— Педро, пойдем с нами, — позвала я, — ты лучше меня разбираешься в машинах.

— Да куда вы все собрались! Дед, ну скажи ты им, что я классный механик!

— Помолчи лучше, клиенты хотят, чтобы посмотрел я! Не могла до сих пор загнать машину на яму! — прикрикнул на внучку мсье Ордегри. — Тащись теперь на край света!

И мы втроем направились в ту сторону, где за домом и рощей, судя по всему, все еще посреди дороги стояла моя «тойота». Лауренсья тоже шла за нами, продолжая уговаривать деда поверить ей на слово.

Теперь у меня, да, похоже, и у остальных больше не было сомнений в том, что она лжет. Но неужели она способна лгать родному деду? Неужели она в сговоре с Биллом, Хулио и их загадочным хозяином? И тоже собирается «поприветствовать» нас, когда мы найдем золото? Даже деда?..

В двух шагах от машины Лауренсья предприняла последнюю попытку не подпустить нас к ней, а я невольно обернулась. Конечно, от дома за нами следовали Марега и Игнасио, а также Хулио и Билл. Но Педро был рядом, и я не боялась ничего!

— Подождите, мсье Ордегри, — произнесла я твердо, совсем как вчера Игнасио, когда распределял комнаты. — Сначала я сама сяду за руль и скажу вам, если мне что-то не понравится. — Я взглянула на Педро, тигриная улыбка выражала одобрение и восхищение.

Я смело протянула руку к дверце, вдруг подумав, как же я открою ее без ключей, однако дверца открылась, ключи с дурацким прокатным брелоком в виде улыбающейся Эйфелевой башни висели в замке зажигания. Но ведь они были в моей сумке, которую я оставила в архиве, а сейчас она валялась на сиденье... Откуда она тут взялась? — успела удивиться я, прежде чем осознала, что с заднего сиденья в меня направлены два пистолета, которые держит в руках... Гарри!!!

— Не двигаться! — заорал он.

Но это было явно лишнее, потому что я и так обмерла. Я никогда в жизни не видела оружия так близко, я вообще никогда не видела оружия.

— Сволочь! Гадина! Предательница! — нечеловеческим голосом вопил Гарри.

Последнее никак не могло относиться ко мне...

— Я перестреляю всех! — Он пробкой выскочил из машины, прижался к ней спиной и навел один пистолет на меня, другой еще куда-то...

— Тише, Гарри, — пробасил Педро.

— Гарри, миленький, я не виновата, клянусь! — хрипло визжал баритон Лауренсьи.

— Ты меня предала, ты всех привела сюда!

Раздался выстрел, потом еще один.

— Подонок! — вскрикнула Лауренсья. — Что тебе сделал мой дед! Дедушка, ты цел?

— Ни с места! — Гарри выстрелил снова.

— Спокойно, сеньорита, — прошептал Педро и попытался прикрыть меня собой.

— Не двигаться! Я сказал, не двигаться! — рыкнул Гарри.

— Успокойся, Гарри. Никто не двигается, — выплыл из тумана голос Мареги. — Пожалуйста, успокойся. Все под контролем. Клянусь.

— А тебя я убью первым! Предатель! Я так и знал, что вы без меня спарились, умники! Но я буду медленно убивать тебя, док, а потом убью Риччи. Возьми его, Билл. Прострели ему ногу чтоб не сбежал.

Кто такой Риччи? — краем сознания слабо отреагировала я. Здесь нет Риччи...

— Билл! Не смей! Ты понял меня? Не смей! — Это приказал Игнасио.

У меня все плыло перед глазами, а нацеленный на меня блестящий пистолет увеличивался в размерах с каждой секундой.

— И ты послушаешься его, Билл? Ты? Ты струсил? — рычал Гарри. — Я сам прикончу тебя!

Но выстрел раздался где-то сзади.

— Целься лучше, Биллито! — насмешливо хмыкнул Гарри. — С трех метров не можешь попасть в этого ублюдка!

— Маноло! Довольно! — снова услышала я голос Игнасио.

А кто такой Маноло, почему Маноло?..

— Брось оружие. Мы не в тире.

— Сеньорита, у хозяина тоже пистолет, не бойтесь, — еще тише прошептал Педро, но Гарри все равно услышал.

— Заткнись! Я сейчас вышибу мозги этой шлюхе! Что скажешь, дорогой кузен?!

Дуло пистолета выросло до устрашающих размеров. Я закрыла глаза. «Кузен»... Кого он называет так? Риччи, Маноло... Раздался выстрел. Ты сейчас умрешь, Мари Люно, какая разница, кто чей родственник?..

— Нет! — закричал Марега, срываясь на фальцет.

— Молодец, Билл!

— Оставь доктора в покое, Маноло. А ее, если хочешь, пристрели, — холодно произнес Игнасио. — Только тогда ты не найдешь золото.

— Почему? Дневник-то у тебя. Тебе тоже недолго осталось, малыш Риччи!

— Кроме нее, никто не может прочитать дневник. На, возьми, попробуй. Да опусти ты пистолет, Хулио. Ты все равно не сможешь прикончить бабу. И отнеси дневник Маноло. Ну, кузен, убедился?

Боже, Гарри, которого Игнасио называет почему-то Маноло, его кузен! А Гарри называет его Риччи...

— Читай, дура! — Гарри по-прежнему грозил мне пистолетом, а Хулио развернул перед моими глазами дневник Бонвояжа.

— Читай, Мари! — крикнул Игнасио. — Скорее, все ждут! Педро, поверни сеньориту лицом ко мне! Педро, она может сбежать.

Если бы я могла сбежать! Мерзавец! Он же издевается надо мной, а я, какая я дура, опять купилась на красивую физиономию... Педро как пушинку поднял меня и опустил на землю, оказавшись между мной и Гарри. Хулио опять подсунул мне дневник. Но я не могла читать, строчки разбегались.

— Читай, Мари! — крикнул Игнасио. — Педро, помоги ей!

Я посмотрела поверх страниц и увидела обнявшихся на земле Лауренсью и ее деда, а дальше, шагах в десяти, сидел Марега и сжимал свою ногу, из-под его пальцев текла кровь. Билл держал Марегу под прицелом. Чуть дальше и правее от них стоял Игнасио, и в его руках тоже было оружие! Он целился прямо в меня! И это после такой ночи!

— Мари, я жду! Читай!

Я начала читать. Я даже не понимала, что читаю, но вдруг хорошо стала видеть каждую букву.

— Что она несет? Риччи, ты издеваешься? Что она несет? — зло прохрипел Гарри.

— Это по-французски, кузен. Мари, ты должна переводить на английский для Маноло. Маноло не знает французского. Например, если сказать «верный оруженосец поможет», Маноло не поймет, нужно, чтобы ты перевела для него на английский. Ясно?

— Да.

Но я даже не поняла, что прочитала, как же я смогу переводить то, что не понимаю? И почему Игнасио сказал про какого-то оруженосца, причем по-французски? Что он от меня хочет? Он же сам прекрасно читал этот дневник!

— Я не слышу, Мари, ты поняла меня?

— Да.

Я решила говорить первое, что придет в голову про всякие «вечные деревья» и тропы, все равно это единственное, что еще может спасти меня.

— Риччи, она тупая, — недовольно бросил Гарри.

— Не суетись, Маноло, она просто боится, опусти пистолет. Она у меня на мушке, — сказал Игнасио. — Она успокоится и справится прекрасно. Педро, не своди глаз с сеньориты!

— Да, хозяин!

Раздался выстрел, Хулио обернулся, выронив дневник, Гарри завопил и кинулся на Хулио, а я почему-то оказалась за рулем «тойоты». Я слышала еще какие-то крики и выстрелы, но для меня уже не существовало ничего, кроме ключей в замке зажигания. Сзади была темнота, этот темный ужас, который все-таки вырвался из смрадной жуткой дыры и теперь с жужжанием и скрежетом наваливался на меня.

Глава 30, в которой мсье Шевро был обескуражен

Мсье Рене Шевро, владелец «Рене Шевро. Гараж, ремонт и прокат машин. Оплата почасовая и посуточная. Постоянным клиентам скидки», Кайенна, улица дю-Норд, 15, был крайне обескуражен, если не сказать оскорблен. Белая «тойота» на полной скорости ворвалась в его заведение, чуть не сбив с ног двух механиков, и резко затормозила у застекленной конторки.

Из машины выскочила раздраженная трясущаяся особа с сумкой через плечо и с перекошенным от гнева лицом, ногой распахнула дверь конторки и принялась уличать мсье Шевро в том, что он специально подсунул ей машину с неисправными шрусами, намереваясь угробить свою клиентку, и называла его «мерзавцем, сволочью, идиотом, кретином». Насчет шрусов мсье Шевро, естественно, был в курсе и нисколько не обиделся на эпитеты «мерзавец и сволочь», шрусы того заслуживали, но «идиот и кретин» — это было уже слишком!

— Мадам, если вы не успокоитесь, я вызову полицию!

— Отлично! Вы и расскажете им, на кого вы работаете и кто поручил вам убить меня! Кретин! Экспертиза покажет, какими машинами вы снабжаете честных налогоплательщиков! Вас лишат лицензии, мерзавец!

Услуги полиции в качестве техэкспертов, естественно, не вписывались в бюджет фирмы мсье Шевро, дешевле вернуть деньги клиентке.

— Это недоразумение, мадам! Я накажу нерадивого механика! Уточните ваш адрес, завтра же «тойота» будет бесплатно стоять под вашими окнами! — Шевро достал из стола и протянул ей деньги.

— Адрес? Чтобы вы прикончили меня ночью? — Она внезапно перегнулась через стол и обеими руками схватила мсье Шевро за рубашку. — Ублюдки! — Ее глаза странно блестели, по бледному лицу перебегали багровые пятна, губы тряслись, а зубы выбивали дробь.

— Мадам, не хотите чего-нибудь выпить?

Сумасшедшая ведьма, подумал мсье Шевро, осторожно засовывая купюры в ее сумку, и вдруг увидел в дверях конторки собственную жену.

— Сволочь. — Мадам Шевро презрительно поджала губы. — Уже среди белого дня! Старый козел!

Клиентка вздрогнула, обернулась, выпустила рубашку и, погрозив пальцем мадам Шевро, пулей вылетела из гаража.

Глава 31, в которой портье положил на стойку ключ

— Прекрасный номер, мадам. Ванная, телефон, телевизор. — Портье положил на стойку ключ. — Ваш багаж в машине?

Клиентка смотрела на него невидящими глазами. В них были отчаяние и слезы. Наверняка поссорилась с мужем и сбежала, поставил диагноз портье. Такие растерянные приличные дамочки без багажа неизменно становились его легкой добычей. Одни нуждались в утешении, другие горели жаждой мести неверным супругам. Портье всегда приходил на помощь.

— Как вас записать, мадам? Ваше имя? Я должен занести его в книгу. Если хотите, можете назвать девичью фамилию, — сострадательно предложил он, желая лишний раз подтвердить свою догадку. Наверняка застукала супруга в объятиях другой, хлопнула дверью, а теперь не знает, что делать. — Итак, мадам?

— Торнадо, — неуверенно пролепетала клиентка.

— Замечательно, мадам Торнадо. Вы к нам на недельку, на месяц? — Такие платят за неделю, а то и за месяц вперед, но всегда на следующее же утро покидают гостиницу. Редко одни, обычно под ручку с мужем. И стыдливо прячут глаза, не решаясь потребовать назад свои деньги. — Вам понравится, мадам, у нас очень уютно, спокойно, по-домашнему. Прекрасный повар.

— Да. — Она открыла сумочку. Скомканные деньги лежали сверху. У портье больше не оставалось никаких сомнений. — Вот, мсье, возьмите сколько нужно.

Портье зачерпнул купюры, сколько уместилось в руку. Клиентка равнодушно смотрела в пустоту.

— Пойдемте, я провожу вас, мадам Торнадо, — заботливо предложил портье.

Мадам Торнадо послушно поднялась с ним по лестнице. Портье распахнул дверь, пропуская ее вперед.

— Прошу вас, мадам Торнадо. Устраивайтесь.

Клиентка стояла посреди комнаты, похоже не понимая, где она

и что с ней. Портье даже стало жаль ее. В первый раз, наверное, подумал он. Ничего, милая, все еще впереди! Некоторые из таких несчастных жен потом дружили с ним годами.

— Сигарету, мадам? — Он протянул ей пачку, для подобных случаев у портье всегда имелся подходящий ассортимент.

— Я не курю.

— Капельку коньяку? — В этом номере у портье был припасен и коньяк. Хозяин даже не подозревал, о тайном промысле своего работника.

— Я не пью.

Просто беда с этими правильными дамами, подумал портье, не пьют, не курят.

— Мадам, я чувствую, что у вас какое-то горе. Но я не смею расспрашивать, просто я сам пережил многое, и мне искренне хочется помочь вам.

Клиентка не реагировала, но и не гнала его прочь. Портье приободрился.

— Знаете, мадам, однажды в нашей гостинице останавливались русские. Так вот, когда им плохо, они пьют чай. Представьте, мадам, русские пьют чай от отчаяния! У них даже эти слова похожи: «чай» и «отчаяние». У русских. У нас тоже есть похожие слова, мадам...

Глава 32, в которой какой-то незнакомец пытается развеселить меня

Еще один лингвист, подумала я и вдруг поняла, что я в какой-то гостинице и незнакомец пытается развеселить меня. Нет, он не незнакомец, он портье. Я ведь уже разговаривала с ним в холле. Я хорошо помню пыльные окна и засохшее растение в горшке. Он спрашивал мою фамилию. Что же я ответила ему? Нет, это не главное, главное — как я тут оказалась? Где я?

Перед тем, как войти в холл с портье и засохшим цветком, я блуждала по каким-то улицам. Долго. Значит, я не в Эдуаре. Там негде блуждать долго. Но почему пешком? Где моя скрипучая «тойота» и руль не с той стороны? Ну да, конечно, я вернула ее этому прокатчику, как его... мсье, мсье... Боже мой, я же ведь кричала на него! Как стыдно. Зачем? Зачем я на него накричала? Ладно, главное — я теперь знаю, что я в Кайенне! Только почему в гостинице? У меня же есть своя квартира и ванная. Я же хотела принять ванну и помыть голову, потому что расчесывала волосы чужой расческой... Стоп! Дальше не надо!

Портье все говорил про русских и чай. Хорошо, пусть чай, и еще две таблетки аспирина от головной боли. Спасибо, и ванну, вы очень добры, мсье. Темный ужас снова сдавливал жужжащим обручем мои виски...

Глава 33, в которой все складывается очень удачно

Все складывается очень удачно, радовался портье, заваривая чай «а-ля рюс». Дамочка с деньгами, растеряна до умопомрачения, сейчас добавим в чай коньку, приготовим ей ванну! Побольше пены, побольше заботы. Гостей все равно не предвидится, хозяина нечего ждать до понедельника, можно смело посадить за стойку мальчишку. Позовет меня, если что...

Напевая арию Риголетто — культурные клиентки любят классику, — портье с чаем на подносе грациозно вошел в номер.

Клиентка спала. На спине. Рот приоткрыт, лицо мокрое от слез, рука беспомощно свешивается с дивана.

Портье вздохнул и поставил поднос на стол. Лучше не будить. Он заботливо прикрыл «мадам Торнадо» одеялом, обнажив кровать. Может все-таки перенести ее сюда? Нет, пусть выспится и сама захочет отомстить неверному муженьку, никогда не следует торопить события. Он вышел, повесил на дверь потертую табличку «Прошу не беспокоить» и спустился вниз.

— Здорово, Жан-Поль, — сказал хозяин. Он стоял возле стойки и просматривал книгу, в которую заносились имена постояльцев.

— Добрый вечер, патрон. — Как удачно она заснула, обрадовался портье, а главное, как мудро не торопить события...

Глава 34, в которой пробивались полосочки света

Сквозь жалюзи пробивались полосочки света. В них играли пылинки. Я села, опустив ноги с дивана. На столике передо мной чашка с покрывшимся перламутровой пленочкой холодным чаем — ах да, портье говорил, что в горячем виде он помогает русским от депрессии, — прозрачная вода в высоком коктейльном стакане и две таблетки аспирина на салфетке.

Я плохо помнила, как оказалась здесь, да и не особенно сталась вспомнить. Лучше окончательно забыть и жить дальше. Я протянула руку к чашке. На пальце блеснула золотая змейка. Боже! Игнасио! Я невольно закрыла лицо руками.

Водопад, луна, дивные цветы, лианы... Голос Игнасио: «Любимая, ты моя любимая». И тут же — пистолет в его руках, его жесткая интонация: «Хулио, ты все равно не сможешь прикончить бабу... Читай, Мари! Я жду!» И крик Гарри: «Риччи, она тупая!» Почему Риччи? Ну да, Педро тоже называл его дон Рикардо. Рикардо, Риччи, Ричард! Ричард Вонахью!!! Шарлатан, преступник и сообщник Гарри! К тому же его кузен! А Гарри — не Гарри, а Маноло... Дон Мануэль! Целая семейка донов с пистолетами. Не семейка, а стая, алчущая золота! Ведь Марега предупреждал тебя, дура. Марега? А кто клялся Гарри, что все под контролем, когда тот называл его предателем?..

Меня опять трясло, и опять накатывала жужжащая темнота. Все, Мари, выпей аспирин и включи телевизор, если у тебя пока нет сил на то, чтобы добраться до ванной. Я бросила таблетки в воду, они зашипели, и нажала кнопочку на пульте. Телевизор ожил.

—...вчерашних событий согласился дать нашей программе эксклюзивное интервью перед отлетом на родину! — ликующе произнес женский голос, а на экране возник улыбающийся Марега в белоснежном костюме и в шикарной шляпе. Он изящно опирался на пластиковый костыль, а золотая цепь кокетливо поблескивала из-за расстегнутого воротничка.

Я судорожно проглотила воду вместе с полурастворившимися таблетками.

— Мсье доктор, — подобострастно обратилась к нему плоскогрудая девица с микрофоном, — невзирая на ранение, вам удалось еще до приезда полиции обезвредить и связать троих вооруженных маньяков...

Марега снисходительно кивнул и одарил засмущавшуюся девицу еще более роскошной улыбкой.

— Я действовал не один. Настоящая героиня — это очаровательная мадемуазель Софи Ордегри. Именно она под огнем преступников сумела передать мне охотничье ружье своего отца.

— Почему же вы не уложили их всех на месте, мсье Марега? Вы же имели полное право убить их в целях самозащиты?

— Я врач, мадемуазель, я не могу убивать, — заскромничал неотразимый. — Я давал клятву Гиппократа. Простите, мадемуазель, мне пора на посадку.

— С вами «Кайенна сегодня», — лицо плоскогрудой заняло весь экран, — и я, Летисья Брио. Я только что беседовала с доктором медицины мсье Марегой, настоящим мужчиной и героем, который вчера в одиночку спас целую семью от внезапного нападения шайки вооруженных маньяков.

На экране появились владения мсье Ордегри и его семейство, наш герой на носилках в окружении санитаров, связанные Гарри, Хулио и Билл, которых полиция запихивала в зарешеченную машину, а Летисья Брио сладострастно напоминала дорогим телезрителям подробности подвига Мареги.

По ее словам выходило, что доктор медицины из Бразилии приехал на уик-энд к своему старинному приятелю Шарлю Ордегри, чтобы отдохнуть на его ферме. Они замечательно проводили время за ловлей рыбы, когда на юную внучку мсье Ордегри, которая в это время ухаживала за розами, неожиданно напали трое вооруженных незнакомцев в масках и попытались изнасиловать ее прямо на ступенях родного дома. Но не тут-то было! Маньяки не ожидали, что в гостях у Ордегри сам непобедимый Марега, владеющий приемами айкидо, кунг-фу и тайной борьбы инков. Тем не менее одному из преступников удалось его ранить, а другой в это время лишил сознания мсье Ордегри, знакомого с боевыми искусствами хуже. Но в это время с балкона второго этажа бесстрашная дочь мсье Ордегри бросила охотничье ружье прямо в руки доктора Мареги...

Летисья Брио несла полный бред! Какая ферма, какие розы и насильники в масках?! С каких пор маньяки стали собираться в шайки? Всех, в том числе и Марегу, и семейку Ордегри, я уж не говорю о донах, интересовало только золото! Но о нем, как и о Педро и Игнасио, даже если он не Игнасио, а Рикардо, в выступлении этой идиотки не было ни слова!

Впрочем, и Марега тоже не заикнулся о них, а уж он-то раньше меня понял, кто такой Игнасио, но скрыл. Почему? Ему тоже было выгодно, чтобы я потеряла голову от любви к Ричарду Вонахью? Или от любви к нему? Или ему это было все равно, как и Игнасио? «Любимая, ты моя любимая»... Нужен только дневник! А я опять попалась на своей глупой слабости к красавцам...

Стоп, но ведь дневник остался там. А Марега делает вид, что ни дневника, ни Эньяроша-Вонахью, ни даже Педро, и уж тем более меня там не было! Ладно, я не в счет, но Эньярош и Педро! Верный оруженосец Педро... Боже мой, именно это мне и сказал Игнасио, когда объяснял, что Гарри не знает французского... А сказал-то по-французски, то есть он хотел, чтобы я поняла, а Гарри не понял!

Давно надо было выпить аспирин. Сразу начала соображать, Мари Люно. Конечно же Игнасио хотел ободрить меня так, чтобы поняла только я, и больше никто! Даже французы Ордегри... Педро ведь действительно помог: сначала он загородил меня собой от Гарри, а потом, когда раздался выстрел, запихал меня в машину! Что мешало убить меня? Дневник он прекрасно читал сам... Значит, Игнасио умышленно спасал меня? Ради чего? «Любимая, моя любимая»...

Но ведь он же никакой не Игнасио, а шарлатан Ричард Вонахью, зловещий дон Рикардо... Выходит, он на самом деле любит меня? И я не ошиблась в своих чувствах? Нет, я влюбилась в гнусного человека! Почему гнусного? Он же спас меня! Почему дон Рикардо не имеет права любить? А я? Что же мне теперь делать? Как я смогу жить дальше, не зная, что с ним? С моим любимым Игнасио...

Глава 35, в которой внук звонит дедушке

— Дед, привет, это я!

— Мальчик мой! Риччи! Где ты?

— Неважно. Дед, почему ты сразу не сказал мне про Маноло и Марегу?

— Я не знал, Риччи. Они же все теперь от меня скрывают! Все делают за моей спиной!

— Дед, я не верю даже в то, что мой банковский счет закрыт без твоего ведома.

— А разве закрыт?

— Будь здоров, дедушка. Я как-нибудь позвоню еще.

Глава 36, в которой прошло полгода

С тех пор прошло полгода.

Я вернулась тогда в Эдуар, наивно надеясь снова встретить Игнасио в архиве. Мимо заведения Ордегри я пронеслась на максимальной скорости. Я бы все равно не смогла посмотреть им в глаза. Вряд ли они питали ко мне другие чувства.

Мсье Сашель даже не удивился, что в пятницу вечером я ушла, не попрощавшись, а за своей сумкой прислала Хулио, который сказал, что сеньорита срочно уезжает в Кайенну.

— Как поворковала со своим в столице? — подмигивая, поинтересовался мсье Сашель, едва завидев меня на пороге архива. — Одна? Укатил домой? Хорошо провели выходные?

Я не стала разубеждать его и все ждала, когда он заговорит о сенсационном происшествии на «ферме» Ордегри. Но скорее всего мсье Сашель не интересовался ни газетами, ни телевизором.

Я наспех закончила ревизию, в определенной мере чувствуя, что совершила должностное преступление, умышленно не упомянув о пропавшем дневнике Бонвояжа. Впрочем, я ведь так и не успела присвоить ему инвентарный номер и занести в опись, стало быть, можно считать, что никакого дневника Бонвояжа никогда не было, как не было ни Игнасио, ни Педро, ни путешествия в Шелгваукану...

Все казалось мне страшным и одновременно дивным сном. Водопад, луна... «Любимая, моя любимая»... Если бы не кольцо. Я не снимала его даже на ночь. Может, хорошо, что Игнасио, вернее дон Рикардо, пропал, я все равно не представляла, как бы повела себя если бы он появился А моя тоска рано или поздно пройдет, тем более что теперь я знала средство-от-отчаяния.

Но моя самая главная победа заключалась в том, что мне удалось вернуться из негостеприимной Гвианы во Францию. Конечно, моя колониальная карьера, да и всякая другая, рухнула. В Париже место для меня нашлось всего лишь в архиве заводов «Рено»: сплошная бухгалтерия и айсберги чертежей. Дома я завела заварной чайник и пристрастилась к единственному безалкогольному напитку русских.

Сегодня я работала на выдаче и заодно наводила порядок к картотеке. Мужская рука протянула мне бланк-требование с запросом на опись описей.

— Все описи в свободном доступе, — машинально сказала я, не отрываясь от бланка, на котором с удивлением перечитывала имя посетителя: «Ф. Бонвояж».

Я подняла глаза.

— Разрешите представиться, мисс, — улыбнулся он, — меня зовут Бонвояж, Фрэнк Бонвояж. Я только сегодня прилетел из Нью-Йорка в Париж.

— Бонвояж? Вы серьезно?

— Вполне. Национальное Географическое Общество готовит международную экспедицию в Шелгваукану.

— Вы уверены, мистер, что вы, именно вы — Бонвояж? Бонвояж, и никто другой?

Он вздохнул, провел ладонью по своей щеке и виновато отдернул руку.

— Не очень. — Ни бороды, ни усов, а тем более очков «мистер Бонвояж» не носил.

— Я тоже.

— Ты не рада мне? Я опоздал? Но я никак не мог раньше... Я думал, тебе понравится мое новое имя!

Мне стало жалко «мистера Бонвояжа», и я погладила его по руке. Кольцо на моей блеснуло.

— Золото Шелгвауканы? — обрадовался он, заметив кольцо.

— Аромат, — сказала я, — аромат золота...