) от тяжести ситуации. И многие здравомыслящие люди предпочли вести себя подобным же образом. В США считалось признаком дурного тона высказывать даже мягчайшие обвинения против коммунистов: Россия была нашим доблестным союзником, и предположение, что ее шпион мог бы проникнуть в кабинеты правительства, казалось немыслимым. А то, что дело Амеразии вскрыло лишь малую часть разведывательных операций, контролируемых коммунистами в Соединенных Штатах, похоже, никогда и никому не приходила в голову. Или по крайней мере тем, кто имел какое-либо влияние. И лишь немногочисленные и бескомпромиссные люди, «заблаговременные» антикоммунисты, если так можно выразиться, пытались заставить слушать себя на фоне шума и гвалта страдающих либералов. И молча встречали насмешки и оскорбления, которые по-прежнему – и всегда – их удел.
      К большому сожалению для безопасности нации, дело это было провалено, еще не начавшись, администрацией президента, больше обеспокоенной увековечением себя, нежели защитой благосостояния страны.
      В статье, написанной для одной из газет, Фредерик Вольтман, лауреат Пулитцеровской премии и прилежный ученик коммунистического движения, писал:

      «Многие наблюдатели уверены, что это дело – одно из самых таинственных в истории американской криминалистики – ключ к послевоенному дипломатическому разгрому Америки в Азии.
      Многие также уверены, что если бы его расследование шло честно и решительно, то прокоммунистически настроенные элементы в Дальневосточном отделе Госдепартамента были бы вычищены. И что Чан Кайши, вместо того, чтобы быть изгнанным на остров Формозу, повел бы китайскую Красную армию на Сибирь. И что китайский материк, с его 430 миллионами людей, сегодня мог бы управляться правительством, дружественным Соединенным Штатам, а не быть советским сателлитом».

      Однако дело «Амеразии» не было только лишь местным, американским, феноменом. Его истоки восходят к неудавшейся сталинской попытке 1927 года сделать Китай советским придатком, к тем тысячам долларов и сотням людей, отправленным в Нанкин, в Чунцин и Токио, и к двадцатилетней кремлевской игре за господство в Азии. Америка участвовала в игре за «голубую фишку» (на крупную карту. – Ред.), но американские дипломаты не знали, какие крупные карты играли здесь наверняка.
      «Амеразия» – небольшой журнал с менее чем двумя тысячами подписчиков, но в нем, как в фокусе, отразилось множество вопросов. Это был центр дерзкой и наглой группы, проникшей и в армию, и в ВМФ, и в Управление стратегической разведки (УСР), и в Госдепартамент, и в Бюро военной информации, и в администрацию международных экономических связей, и в цензуру – то есть фактически в каждое учреждение федерального правительства и его вооруженных сил, имевших какое-либо отношение к жизненно важной или секретной информации. И эту информацию, подобно воронке, втягивал в себя офис «Амеразии».
      Дело «Амеразии» частично всплыло на свет лишь из-за совершенной беспечности, глупости и нахальства его принципалов – основателей и ведущих. В феврале 1945 года Кеннет Уэллс, аналитик из Дальневосточного отдела УСР, доложил шефу службы безопасности УСР, Арчибальду ван Берену, что он столкнулся со случаем утечки информации в службе безопасности. 26 января, читая очередной номер «Амеразии», он был поражен совпадениями в статье о британо-американских отношениях на Сиаме с секретным докладом УСР, который он сам же и готовил. Сравнив два текста, он обнаружил, что целые куски из «Амеразии» дословно повторяли абзацы из доклада. Было очевидно, что автор статьи не только видел секретный документ, но и имел его перед глазами, когда писал статью.
      Обеспокоенный этим проявлением шпионажа, ван Берен вылетел из Вашингтона в Нью-Йорк, где и представил это дело Фрэнку Биляски, руководителю отдела расследований в УСР, и попросил Биляски выяснить, как и почему документ был изъят из архивов УСР. По делу немедленно начато было расследование. Был выделен агент, чтобы держать офис «Амеразии» на 5-й авеню под постоянным наблюдением, в то время как другой агент отправился в Публичную библиотеку, чтобы проанализировать последние выпуски журнала. А сам Биляски сделал запрос в отношении личности Филиппа Яффе, редактора «Амеразии».
      В ходе этого предварительного расследования было установлено, что в офисах «Амеразии», в отличие от большинства других журналов, работали день и ночь. Биляски также узнал, что через своих сотрудников журнал поддерживал постоянную и тесную связь с Институтом тихоокеанских отношений. Он обнаружил также, что Яффе был известен как усердный поставщик статей для коммунистической прессы, причем пользовался он при этом псевдонимом Дж. Филиппс, и что он редактировал «Чайна Тудей» – открыто коммунистическое издание, а также владел не входящей в профсоюз типографией. Такие специалисты по Дальнему Востоку, авторы многих газетных статей, как Оуэн Латтимор, T.A. Биссом, Фредерик Филд, Анна Стронг, Эндрю Рот и Бенджамин Кайзер, сотрудничали как в «Амеразии», так и в Институте тихоокеанских отношений.
      Биляски решил, что лучший способ расколоть этот орешек – проникнуть ночью в офисы «Амеразии» и поискать доказательства, которые дадут ход расследованию. Собрав команду крепких ребят, большинство из которых – бывшие агенты ФБР, он ждал ночь за ночью, пока в офисах «Амеразии» не погаснут огни. Наконец, случай представился. 11 марта 1945 года появилась возможность проникнуть в офис. Помощник управляющего зданием впустил их внутрь, и команда УСР приступила к поискам.
      Давая показания перед подкомиссией Хоббса 10 мая 1946 года, Биляски сказал:

      «Я отправился сам, поскольку не верил, что кто-то может сделать то, чего бы я не смог сделать сам… И я лично занялся обыском прихожей.
      Очень скоро я пришел к выводу, что в передней нет ничего, что представляло бы для меня интерес, и сам оставаясь в прихожей, отправил несколько своих агентов осмотреть дальние помещения офиса… Один из них вернулся и доложил: «Нам кажется, что вам лучше пройти туда. Мы нашли там кое-что, что вы должны посмотреть».

      И я отправился. Прежде чем зайти в комнату, где они все находились, на правой стороне главного коридора я заметил дверь в другую комнату, очень небольшую. Я бы сказал, что она вполовину меньше, чем эта. И вся эта комната была отдана для фотокопировальных работ. Там у них стояла фотокопировальная машина и повсюду на полках стояли лотки для проявителя. Место было оборудовано, чтобы делать здесь фотокопии, и делать их в большом количестве.
      Я не знал, что это был за род деятельности для такого маленького журнала, как «Амеразия». Но это действительно была копировальная мастерская, и я осмотрелся вокруг.
      Я направился в конец коридора. В конце – поворот налево, и небольшая комната помощника редактора, которым тогда была Кейт Митчелл.
      Налево находился небольшой офис Филиппа Яффе, редактора… Я вошел в кабинет Яффе. Там стоял стол, почти такой же, как этот…
      И он был покрыт оригиналами и свежесделанными копиями документов, каждый из которых был секретным по своему характеру. Некоторые из них были адресованы лично госсекретарю. Другие – от военного атташе в Китае и из других мест, конфиденциальные. И все они были помечены: «Не для показа прессе». Все это были документы конфиденциального характера.
      Некоторые бумаги были из морской разведки. Их было очень много на столе. Свежесть копий свидетельствовала о том, что их только что сделали. Вот почему в офисе работали допоздна… Документы Госдепартамента были адресованы лично госсекретарю… Оригиналы находились тут же, как и их фотостатические копии. Мы все были удивлены этими материалами.
      Пока мы все это осматривали, один из наших людей случайно глянул за дверь. И за дверью мы обнаружили чемодан и два портфеля. Чемодан был вот такой толстый (показывает). Около 18 дюймов. Чемоданы были очень тяжелыми от документов. Я взял с собой специалиста, который открывал все виды замков. Он и вскрыл все замки. Он открыл чемодан, портфели. И когда он открыл чемодан, то оказалось, что он специально сконструирован и в нем сделано 10 – 15 карманов… Чемодан был буквально набит секретными документами всех сортов, из всех департаментов правительства. И все это были оригиналы. В чемодане не было копий. Было одно исключение: в том чемодане я обнаружил машинописный оригинал и четыре копии особого документа, который я искал. Это был документ Управления стратегической разведки по Сиаму.
      Кроме этого, думаю, там было еще пять секретных документов разведки, которые мы пропустили, и один из которых был совершенно секретным, и чрезвычайно ценным и конфиденциальным.
      Я достал этот материал и разложил вокруг. Бумаги касались почти каждого из департаментов правительства, за исключением ФБР… Были документы от английской разведки, морской разведки, Госдепартамента, цензуры, стратегической разведки и, вероятно, других… Документов было так много, что мы не могли перелистать их все. Документы были объемом от 3 – 4 до 150 страниц. Всего было около трехсот документов.
      На каждом из них стоял штамп, что обладание этим документом – нарушение Закона о шпионаже. Такой штамп стоял на всех бумагах.
      В этот момент один из моих людей, который ходил в библиотеку, вернулся и сказал, что он обнаружил кое-что в библиотеке.
      В руках у него был конверт без штампа. Большой манильский конверт. И должен сказать, что в этом конверте было 15 или 20 документов. Я не могу сказать, были ли они мимеографическими копиями или фотокопиями. Они были немного запачканы, но это были не фотостатические копии. Это, должно быть, были фотокопии. Между этими документами, через один, мы обнаружили совершенно секретные документы ВМФ. Я лично видел их. Но я не помню все шесть из них. Жаль, что я не сделал никаких записей об их содержании, но я ясно помню два из них, вероятно, первые два, которые я прочел. Один был озаглавлен, я не помню точное название, но что-то вроде «Программа бомбардировки Японии». Документ был совершенно секретный. Я прочел его. В нем говорилось, как следует бомбить Японию: по нарастающей, по промышленным центрам, и назывались города.
      Во втором, который я прочел, перечислялось местонахождение всех судов японского флота, сразу после битвы в Зеуте. Я полагаю, что это был октябрь 1944 года. В нем перечислялись все названия кораблей и указывалось их местонахождение.
      Мы вышли и вошли в другую комнату. И там осмотрели весь материал, и я пришел к выводу, что если отсюда отправлюсь в Управление стратегической разведки и там расскажу, что я видел, мне просто не поверят. И потому я решился взять 12 – 14 документов и принести их, и предъявить в качестве доказательств.
      Я выбрал все документы по Управлению стратегической разведки, включая и пять копий одного, который я искал, и еще семь или восемь дополнительных документов. Я выбирал документы, на которых были отметки какого-либо рода, чтобы можно было определить, через чьи руки они прошли.
      Я положил документы в левый карман. Я чувствовал уверенность, что там их было так много, что их вряд ли могли бы хватиться, во всяком случае, в течение недели. Я положил бумаги в карман, и мы покинули это место. Мы все сложили обратно, как было. Мы ушли оттуда примерно в 2:30 ночи».
      Повторяя этот рассказ перед сенатской подкомиссией по иностранным делам (реабилитационный комитет Тайдингса), Биляски добавил несколько поразительных деталей.

      «Есть нечто, о чем я никогда не говорил, ни публично, ни где-либо еще. Но что, я считаю, должен сказать здесь и сейчас. Там был конверт… немного больше, чем этот (показывает)… Конверт лежал открытым на столе, и (в нем) было несколько документов…»

      Биляски перелистал совершенно секретные документы, находившиеся в этом конверте. «Третий документ, который я помню, но не настолько, насколько хотел бы, имел отношение к новой бомбе… которая в то время, мне показалось, была просто новой пушкой или орудием. Я уверен в этом, но помню, документ был помечен «А»-бомба или просто большой буквой «А» в кавычках на каждой стороне, и там не говорилось «атомная»… Я не знаю, был ли это отчет о ходе работ, или о плане работ, или что-то еще… Мне показалось, что речь шла просто о бомбе, об А-бомбе, в отличие от В – бомбы или С-бомбы». Другие документы в офисе «Амеразии», заметил Биляски, имели отношение к расположению националистических войск – информация, которая стала бы сущим подарком для китайской Красной армии, а также включали несколько бумаг личного характера, касающихся «интимных» отношений Чан Кайши и мадам Чан, а также депеши от посла в Китае Кристиана Гаусса. И на каждом документе стоял почтовый штамп получателя в Госдепартаменте и предупреждение, что незаконное владение документом есть нарушение Закона о шпионаже.
      Через несколько часов Биляски вернулся в Вашингтон и явился в офис Арчибальда ван Берена. С драматическим эффектом он выложил на стол шефа один за одним пригоршню документов, добытых в офисе «Амеразии». В одном из документов речь шла о боевых порядках немецких войск, другой был помечен «Только для руководителя разведки ВМФ», в третьем, согласно отчету ФБР, содержалась совершенно секретная информация о том, что ВМФ расшифровал японский шифр. Что было в остальных документах, ван Берен уже не помнил, когда давал показания подкомиссии Тайдингса в 1950 году. Однако, говоря о документах в целом, сказал: «По моему мнению, хотя я и не могу утверждать это достаточно твердо, все эти документы несомненно пошли бы на пользу врагам Соединенных Штатов и во вред Соединенным Штатам. И я удивлялся все больше и больше, когда (Биляски) рассказывал, при каких обстоятельствах он нашел эти документы».
      В тот же самый вечер ван Берен появился в кабинете бригадного генерала Уильяма Донована, шефа Управления стратегической разведки, чтобы сообщить ему плохие новости. «Генерал Донован решил, что поскольку на всех документах стоит печать Госдепартамента… мистеру Стеттиниусу следует узнать об этом деле как можно скорее. И генерал Донован позвонил м-ру Стеттиниусу домой, в его квартиру в Уордман-парке и спросил, не сможет ли он принять их немедленно. Он также предложил госсекретарю, что если тот решит принять их, он может также попросить присутствовать и помощника госсекретаря (Джулиуса) Холмса. Генерал-майор Монигэн и я отправились в Уордман-парк», – давал показания ван Берен. Не прошло еще и суток после того, как Биляски вошел в офис «Амеразии».
      «Добрый вечер, Эд, – сказал Донован Стеттиниусу. – У меня есть с собой кое-что, что будет тебе очень интересно».
      И пока госсекретарь просматривал документы, Донован вкратце объяснил ему обстоятельства, при которых они были найдены. Стеттиниус повернулся к своему помощнику и произнес одно их тех откровенных, хотя и загадочно-таинственных высказываний, которые заставляют задавать вопросы и удивленно поднимать брови.
      «Дай бог, Джулиус, чтобы нам удалось докопаться до дна. Тогда мы пресечем множество вещей, докучающих нам».
      Элджер Хисс и Лоуренс Дуггэн по-прежнему работали в Госдепартаменте. Таким же был и Карл Марзани .
      Ходили слухи и об утечках информации в Госдепартаменте, и о существовании сильной и влиятельной «красной» ячейки в его стенах, и о странном поведении части облеченных доверием чиновников. И даже президент Рузвельт жаловался, что секреты Госдепа имеют привычку находить путь в газеты. Так что так «досаждало» Стеттиниусу? Его замечание так и осталось без разъяснений.
      Совещание в квартире госсекретаря подошло к концу, когда хозяин поблагодарил генерала Донована и заверил его, что предпримет все необходимые шаги после того, как получит возможность на следующий день посоветоваться с помощниками. Биляски был приглашен в верха Управления стратегической разведки, где ему сообщили, что дело у него забирают.
      «(Передавая дело в Госдеп), я сделал лишь одну оговорку, – заявил Биляски, – а именно, что у меня и у моих людей есть дурное предчувствие в отношении всего этого дела, что с ним кто-то что-то должен сделать. Нам не хотелось бы сидеть в стороне и смотреть, как оно движется. Нам хотелось действовать. И действовать побыстрее. Мы считали, что в течение недели необходимо что-то предпринять. И нам пообещали, что в течение недели действия будут предприняты».
      Шесть дней спустя, после консультаций с военно-морским министром Джеймсом Форрестолом, дело было передано Эдгару Гуверу. Майору Гурнеа было поручено возглавить расследование. 75 агентов ФБР были задействованы в деле, и 16 марта 1945 года началось круглосуточное наблюдение за Ф. Яффе, редактором «Амеразии». Слежка за ним вывела ФБР на определенное число других людей. Некоторые из них были просто его друзьями или знакомыми, не имеющими никакого отношения к краже правительственных документов. Что касается других, их причастность к гнусной деятельности Яффе – в большей или меньшей степени – была доказана. Из отчета Гурнеа о ходе дела, сделанного им на секретном заседании подкомиссии Хоббса 31 мая 1946 года, становится ясно, как и почему шесть человек были арестованы. Он пришел на это заседание, вооруженный многочисленными вещественными доказательствами – весь урожай, собранный в ходе кражи документов, – и вот его рассказ:
      « М- р Гурнеа: Учитывая, что Ф. Яффе и Кейт Митчелл были редактором и соредактором соответственно, в отношении этих двух людей расследование был начато немедленно. У меня с собой краткие биографии этих персон. Не хотели бы вы выслушать их?
       Председатель: Думаю, мы хотели бы выслушать их.
       М- р Гурнеа:Кейт Луиза Митчелл с 1940 года работала соредактором в «Амеразии», принадлежавшей Ф. Яффе. Проживает по адресу 127 Ист, 54 стрит, Нью-Йорк-сити. Мисс Митчелл родилась 1 сентября 1908 года в семье американцев в Буффало, штат Нью-Йорк. Окончила Брайан-колледж.
      После окончания колледжа в 1932 году работала в Институте тихоокеанских отношений с 1933 по 1940 год. С 1934 года по 1940-й была личным секретарем м-ра Эдварда Картера, генерального секретаря ИТО и в этом качестве совершила с ним множество поездок заграницу.
      С 1940 по 1942 год она продолжала выполнять исследовательскую работу для ИТО на условиях неполного рабочего дня. Она также писала статьи в (коммунистическую) периодическую газету «New Masses». По словам мисс Митчелл, «Амеразия» сейчас целиком принадлежит Ф. Яффе. Раньше это была корпорация, (которая) распалась в 1943 году, когда многие члены редколлегии поступили на правительственную службу. В настоящее время публикация журнала продолжается благодаря объединенным Яффе и ее, мисс Митчелл, усилиям. Мисс Митчелл выступает в качестве советника, но у нее нет каких-либо финансовых интересов в журнале, хотя в 1944 году она предоставила 2,5 тысячи долларов собственных денег для частичного покрытия дефицита журнала. Кроме того, до июня 1945 года она внесла тысячу долларов ее собственных денег для покрытия дефицита этого года. Она заявила, что ни она, ни Яффе не получали какую-либо плату за редакторскую работу.
      В январе 1943 года ее внесли в списки приглашенных лекторов Школы демократии, Нью-Йорк-сити. Она также числилась в списках лекторов Школы общественных наук имени Джефферсона, преемницы Школы демократии. Входила она и в Национальный совет американо-советской дружбы.
      Филипп Яффе, псевдоним Дж. Филипп, родился 20 марта 1897 года в Могилеве, Россия. В Соединенные Штаты прибыл в 1905 году и был натурализован в Нью-Йорке 4 мая 1923 года. Окончил Колумбийский университет, получив магистерскую степень. Женился на Агнес Ньюмарк. Служил в армии США с 12 октября по 28 ноября 1918 года, после чего вышел в почетную отставку с сохранением знаков отличия.
      По крайней мере два раза приобретал паспорта для загранпоездок, один в 1929 году для путешествия в Европу, а другой – в 1937 году для поездки на Дальний Восток.
      Яффе был членом множества организаций, среди которых Лига американских писателей, Американский совет по связям с Россией, Американская лига за мир и демократию и Американские друзья китайского народа.
      Яффе общался с Эрлом Браудером, Александром Трахтенбергом, главой коммунистического интернационала издателей, Натаном Кохом, псевдоним Натан Росс, главой политической ассоциации Миннесоты, и Эдвардом Барски, президентом Объединенного антифашистского комитета эмигрантов, и другими.
      В ходе прямого расследования было установлено, что Яффе контактировал с Эрлом Браудером 16,22 и 25 апреля 1945 года.
      Известно также, что Яффе посещал советское консульство в Нью-Йорке. Главный источник доходов Яффе – «Уоллес Браун Inc.» , и по его собственному признанию, он издает «Амеразию» при ежегодном дефиците примерно в 6,5 тысячи долларов в год.
      Обратившись вновь к результатам проверки прошлой деятельности этих людей, можно узнать, что Яффе в свой предыдущий визит в Вашингтон встречался с Эммануэлем Ларсеном и лейтенантом Эндрю Ротом. После получения этой информации и других вопросов, было начато интенсивное расследование, и началось оно с запросов об их прошлой деятельности.
      У меня есть также с собой биографии Ларсена и Рота.
      Эммануэль Ларсен, согласно имеющейся информации, родился 27 августа 1897 года в Сан-Рафаэле, Калифорния. Его родители были оба уроженцами Дании и, согласно полученным данным, стали натурализованными гражданами США в Сан-Франциско, Калифорния.
      Учился в Китае и Дании. Получив степень в университете в Копенгагене в 1916 году, он отправился в Китай, где работал в Китайской почтовой службе.
      10 декабря 1920 года он женился на Леноре Яффе. Насколько нам известно, не родственнице Ф. Яффе. Она была английской подданной, уроженкой Сингапура. У супругов был один сын, Джеймс Ларсен, родившийся 24 октября 1921 года в Фуджоу.
      Согласно донесениям военно-морской разведки, Ларсена попросили с (китайской почтовой) службы в 1927 или 1928 году…
      С 1928-го до марта 1935 года он служил менеджером по транзитным перевозкам в Англо-американской табачной компании – следил за отношениями между китайскими гражданскими и военными службами и компанией. Утверждают, что он был или уволен, или его попросили уйти из этой компании…
      Он заявил, что с октября 1934-го по февраль 1935 года служил в Пекине, в разведслужбе, в качестве исследователя. Утверждают, что он ушел с этого поста, когда японцы угрожали его жизни .
      В вырезке из «Манчестер дейли ньюс» от 16 апреля 1934 года приведено интервью, данное Ларсеном во время работы в Англоамериканской табачной компании, в котором он, как утверждается, в то время с похвалой отзывался о деятельности японцев в Маньчжурии. Приводятся его слова: «Это убедительно доказывает, что местное население Манчжоу-Го в подавляющем большинстве удовлетворено новым положением вещей».
      После своего возвращения в Соединенные Штаты, он с сентября по октябрь 1935 года работал в Американском совете научных обществ под патронажем Рокфеллера и в библиотеке конгресса, занимаясь подготовкой биографий китайских персоналий.
      С октября 1935-го по август 1944 года Ларсен работал в Управлении морской разведки, где занимался анализом политической и экономической ситуации и оценкой военного потенциала Китая и стран Дальнего Востока.
      Эта работа включала в себя сбор информации о вражеских войсках, но также открывала возможности для получения секретной информации ВМФ. Кроме того, Ларсен принимал участие в подготовке молодых офицеров ВМФ к разведывательной работе.
      31 августа 1944 года он был переведен в Госдепартамент с заработной платой в 5000 долларов в год как специалист по странам в отдел изучения территорий.
      Я думаю, что в настоящее время он безработный и безуспешно ищет работу с тех пор, как оказался замешан в этом деле.
      Лейтенант Эндрю Рот родился в Бруклине 23 апреля 1919 года. Его родители, Абель и Берта, уроженцы Венгрии. Отец Рота был натурализован 28 мая 1920 года. Рот окончил городской колледж Нью-Йорка со степенью в 1939 году и получил степень магистра в Колумбийском университете в 1940 году. Тема его диссертации называлась «Труд и национализм в Китае».
      3 декабря 1941 года он записался в резерв ВМФ Соединенных Штатов в рамках программы V-12.
      В течение 1941 и 1942 годов числился в школе японского языка в Гарварде. В течение этого периода он женился на Рене Луизе Кнайтель из Бруклина, Нью-Йорк. Для начала получил разряд писаря 2-го класса.
      28 августа 1942 года он получил звание лейтенанта и 12 сентября 1942 года был переведен из Кембриджа, Массачусеттс, в Вашингтон, округ Колумбия для выполнения разведывательной работы в Управлении разведки ВМФ .
      В декабре 1943 года Рот был назначен в отдел японского флота в Управлении разведки ВМФ.
      1 января 1945 года, находясь на этой должности, Рот был произведен в лейтенанты.
      Его последние занятия – чиновник исторического отдела в Городском колледже Нью-Йорка, 1939 – 1940, научный работник, связанный с международным секретариатом Института тихоокеанских отношений с 1940-го по март 1941 года и сотрудник журнала «Амеразия» под непосредственным руководством Ф. Яффе в течение июля-августа 1941 года.
      Он также писал статьи для «Амеразии» в августе и ноябре 1940 года и с июня по октябрь 1941года.
      5 сентября 1943 года он написал письмо в «Нью-Йорк таймс», в котором выступил в защиту комитета «Свободная Германия» в Москве, цели которого были одновременно как военными, так и, после войны, политическими.
      Рот участвовал в конференции Института тихоокеанских отношений, проходившей 3 января 1945 года в Хот Спрингс, Вайоминг, в качестве представителя военно-морской разведки.
      Первая относящаяся к делу информация, полученная в ходе наблюдения, показывал Гурнеа, была получена 21 марта 1945 года, когда Яффе совершал одну из своих частых поездок в Вашингтон. В вестибюле Статлер-отеля он встретился с Ларсеном, лейтенантом Ротом и миссис Рот. В руках у Ларсена и Яффе были портфели, а у Рота – большой манильский конверт. После ланча миссис Рот ушла, и трое мужчин уехали на машине Джэффе. Ларсена высадили в его офисе, а «Рот и Яффе поехали кружным путем к парковке на восточной стороне библиотеки Конгресса, где и припарковали машину. Наблюдавшие за ними агенты видели, что они заняты беседой и просмотром бумаг. Позднее они поехали на квартиру Рота, где и оставались весь вечер».
      После ареста Рот объяснил свое необычное поведение тем, что он якобы показывал Яффе главу из книги, которую он написал. Но когда миссис Рот спросили, просматривал ли Яффе рукопись ее мужа, она ответила: «Нет». Яффе сам писал книгу, добавила она, и у него было мало времени, чтобы уделять его книге Рота.
      В тот же вечер Яффе и Ларсен встретились вновь и отправились на прогулку. Потом вернулись в отель, где к ним присоединились супруги Рот и мистер и миссис Марк Гейн. Гейны оказались новым ходом для ФБР, сказал Гурнеа. Как выяснилось, Гейн и Яффе часто встречались в Нью-Йорке и Вашингтоне. К тому же Гейн состоял в интимной связи с Кейт Митчелл. ФБР покопалось в прошлом Гейна, и Гурнеа рассказал, что:

      «Марк Джулиус Гейн родился 21 апреля 1900 года в Харбине, Маньчжурия (в семье русских). В 1923 году семья Гейна переехала во Владивосток, Россия, где Гейн посещал советскую среднюю школу. В своей книге «Путешествие с Востока» он с похвалой отзывается о русской системе образования, свободе слова и пуританских отношениях между людьми. В книге Гейн также сообщает, что в 1927 году его семья переехала в Китай, где он общался и работал с китайскими студентами, которые, по его словам, и «должны совершить китайскую революцию».

      Гейн прибыл в Соединенные Штаты для учебы в Помона-колледж и Колумбийской школе журналистики. Между 1934 и 1939 годами он работал на «Домеи» – японское агентство новостей. В 1944 году он становится гражданином США. До своего ареста работал в газете левых и на «Чикаго Сан». В номере журнала «Кольерс», вышедшем через десять дней после ареста Гейна, опубликована его статья, озаглавленная «Террор в Азии». В примечании редактора утверждается, что статья основана на информации из официальных источников. В статье подробно описываются бомбардировки Японии. Подобные статьи пишутся, как правило, по крайней мере за неделю до публикации. Встает вопрос: видел ли когда-нибудь Гейн документы, которые обнаружил Биляски в офисе «Амеразии»?
      ФБР продолжала устанавливать связи Яффе. Рот и Ларсен часто встречались в Институте тихоокеанских отношений, кроме того, миссис Рот часто бывала как в ИТО, так и в книжном магазине Коммунистического фронта в Вашингтоне. 12 апреля 1945 года миссисс Рот посетила офис «Амеразии» в Нью-Йорке. Агенты ФБР видели, как она вошла в офис с большим манильским конвертом под мышкой. А когда выходила, конверта у нее не было. После ареста Рота она категорически отрицала, что была в офисе в то время. Но сам Рот признал, что была.
      Агенты ФБР отмечали необычно большое количество встреч среди тех, кто был уже под подозрением, причем практически на все встречи один или более людей приходили с большими «манильскими» конвертами, а уходили без них, при этом конверты передавались по нескольку раз за день. 19 апреля 1945 года в деле появилась фигура Джона Сервиса, встретившегося с Яффе в вестибюле отеля «Статлер».
      Состоялось несколько встреч между Сервисом и Яффе. В одном случае, когда Сервис прибыл в Нью-Йорк, он остановился в доме Гейна, хотя, по его собственному признанию, едва знал его. Один раз Сервис посетил офис «Амеразии». Этот визит он объяснил тем, что Рот свел его c Яффе, которого интересовали коммунисты в Яньани.
      «Сервис по-прежнему утверждал, – продолжал свои показания Гурнеа, – что поскольку он, Сервис, был уверен, что Яффе непременно спросит его о деталях политики китайских коммунистов, он захватил с собой (секретный) отчет, подготовленный им для Госдепартамента, о своей долгой беседе с Мао Цзэдуном… Он утверждал, что Яффе невероятно заинтересовала эта тема, и он спросил, нет ли у Сервиса других отчетов по Яньани, которые он мог бы посмотреть. По словам Сервиса, слегка поколебавшись, он согласился показать Яффе некоторые отчеты на следующий день». 20 апреля Сервис провел утро в номере Яффе в отеле «Статлер». По его собственному признанию, он отдал Яффе, человеку, с которым никогда ранее не встречался, копии ряда своих отчетов по Китаю. Когда в 1950 году его спрашивали об уместности передачи секретных документов Яффе, Сервис ответил, что, во-первых, это была достаточно распространенная практика, а во-вторых, документы не были засекреченными, а были его личными экземплярами секретных документов, и в-третьих, что он и сам был несколько обеспокоен и слегка обескуражен требованиями Яффе.