Лицо убитого было залито кровью, но Изабель признала правоту Джона. Один долгий миг она смотрела на лицо Рашкина, затем скользнула взглядом по телу. Из-за многочисленных ран трудно было рассмотреть подробности, да Изабель и не стремилась к этому, но она увидела достаточно, чтобы понять, что убитый обладал более развитой мускулатурой, чем тот человек, которого они совсем недавно видели в заброшенном доме. Очертания висящего тела больше напоминали того Рашкина, которого целую вечность назад она встретила на площади перед собором.
Взгляд Изабель на секунду задержался на одной из страшных ран, и она была вынуждена отвернуться. Она обхватила себя руками, пытаясь удержать рвотные позывы. Стараясь больше не смотреть на труп, она отыскала взглядом Джона. Он по-прежнему стоял у двери и снова заткнул пистолет за пояс.
— Это ведь... правда? — тихо спросила Изабель и сама удивилась, насколько спокойно звучал ее голос. — Это действительно произошло?
Джон медленно кивнул:
— Только мы не знаем, когда это случилось. — Изабель окинула его озадаченным взглядом:
— Что значит когда?
— Он так же изменился, как и ты, — пояснил Джон, кивком головы указывая на труп. — Он моложе, намного моложе того Рашкина, которого мы оставили в Катакомбах.
Изабель согласно кивнула. Она чувствовала то же самое.
— И что это означает?
Джон пожал плечами, и в этот момент из дальнего конца студии раздался знакомый голос:
— А это означает, что создателю никогда не стоит рисковать и писать автопортрет, особенно если у него такой характер, какой был у нашего общего знакомого, висящего в данный момент на стене. Кто знает, что может появиться вследствие такого эксперимента?
Они резко повернулись на голос, и Изабель решила, что окончательно лишилась рассудка. Навстречу шел Рашкин, тот самый усталый и постаревший Рашкин, которого они видели в Катакомбах. Джон потянулся за пистолетом, но Рашкин оказался проворнее. Он поднял оружие и поверх ствола уставился на Джона.
— Так-так-так, — произнес он, покачивая головой. Джон помедлил, но всё же опустил руку.
— Так ты, — начала говорить Изабель, но остановилась; после внезапного появления нового действующего лица к ее тошноте прибавилось еще и головокружение. — Так ты один из ньюменов Рашкина?
Рашкин покачал головой:
— Теперь уже нет. Я и есть Рашкин и стал им очень много лет назад.
XVII
В продолжение всего рассказа Роланды Дэвис сидел повернувшись вполоборота, чтобы одновременно видеть собеседницу и наблюдать за улицей.
— Давайте внесем ясность, — сказал он. — Этот Винсент Рашкин, о котором вы рассказали, и есть тот самый Рашкин?
Роланда без промедления кивнула, и Дэвис задумался. Нельзя жить в городе и не знать самого выдающегося художника. Но нигде не было его портретов. Насколько было известно Дэвису, ни один человек не встречал его в течение последних двадцати или двадцати пяти лет. Полицейский считал, что художник давно умер.
— Как вы узнали, что это именно он? — спросил Дэвис.
— Простите? — не поняла Роланда.
И почему люди всегда извиняются, если чего-то недослышали или не поняли?
— Никто не видел его долгие годы, — пояснил он. — По крайней мере, насколько мне известно нигде нет его фотографий. Как же вы можете утверждать, что именно Винсент Рашкин похитил ваших друзей, а не кто-либо другой, назвавшийся его именем?
Роланда озадаченно взглянула на него, а потом воскликнула:
— Да какая разница! Людей до сих пор удерживают в этом здании против их воли.
С заднего сиденья раздался голос Козетты.
— Это Рашкин.
Оба собеседника недоуменно обернулись, и она добавила:
— Достаточно посмотреть на него, чтобы убедиться. Ни одно существо не может содержать в своем теле столько тьмы и при этом выдавать себя за человека.
Дэвис кивнул, но его молчаливое согласие относилось скорее к предыдущему замечанию Роланды, чем к любопытным доводам Козетты.
— Неужели ни одна из вас не знает, где мы находимся? — спросил он.
Роланда и Козетта отрицательно покачали головой, и Дэвис снова выглянул в окно, пытаясь узнать хоть одно здание. Он уже готов был отказаться от своих попыток, как вдруг высокое строение со множеством труб, торчащих из крыши, показалось ему знакомым. Через секунду он вспомнил название заброшенной фабрики, еще через секунду без труда мысленно представил ее на плане города. Дэвис достал из гнезда микрофон, передал в участок свои координаты и попросил прислать подкрепление. Дождавшись подтверждения от дежурного сержанта, он вставил микрофон на место и откинулся на спинку сиденья.
— И что дальше? — спросила Роланда, поняв, что детектив не собирается ничего предпринимать.
— Мы ничего не можем сделать, пока не прибудет подкрепление.
— Но люди к тому времени могут погибнуть!
— Послушайте, леди... Роланда, я должен следовать определенным инструкциям.
— А я не должна, — заявила Козетта.
Прежде чем они успели сказать хоть слово, она распахнула дверцу машины и вышла на темную улицу. Роланда и Дэвис увидели, как девочка метнулась к опрокинутой автобусной остановке. Некоторое время она наблюдала за зданием, сидя на корточках на том самом месте, где несколько часов назад произошла встреча с помощниками Рашкина Биттервидом и Скарой. Наконец Козетта решилась пересечь улицу, и тогда Роланда открыла дверь со своей стороны.
— Нет, постойте, — сказал Дэвис, удерживая ее за руку. — Не можем же мы все бросаться как сумасшедшие...
Роланда вырвалась из его рук.
— Поступайте как хотите, — сказала она. — Но не пытайтесь учить меня жизни, договорились?
Роланда вышла на тротуар и поспешила вслед за Козеттой. Дэвис от досады стукнул кулаком по приборной панели.
— Проклятие, — пробормотал он.
После чего наклонился и вытащил из-под сиденья пистолет. Выйдя из машины, он прислушался, но в ночной тишине не было слышно завывания полицейских сирен. Дэвис вздохнул и подождал еще минуту, а потом, в нарушение всех правил, отправился в заброшенный дом вслед за Роландой и Козеттой.
XVIII
Изабель разглядывала ньюмена Рашкина, это существо, которое художник имел глупость вызвать из прошлого при помощи автопортрета, и пыталась понять, кто именно находится перед ней. Она уже сомневалась, встречала ли когда-нибудь настоящего Рашкина. А если бы встретила, то смогла бы заметить разницу или нет? Того Рашкина, который стоял в студии и угрожал им пистолетом, она прекрасно помнила и знала. Она помнила черты его лица, голос, выражение глаз. Он держался с тем же высокомерием и, как она вскоре поняла, так же, как и Рашкин, которого она помнила, с удовольствием слушал самого себя. Изабель не могла относиться к нему иначе, как к своему бывшему учителю.
Рашкин же в свою очередь был крайне заинтригован присутствием Джона. Изабель сначала удивилась этому, но потом поняла, что этот Рашкин считает, что убил Джона.
— Должен признаться в своем любопытстве, — сказал он. — Как тебе удалось уцелеть?
Прежде чем ответить, Джон взглядом предупредил Изабель, чтобы она молчала. Рашкин ничего не знал об умении Барбары вызывать ньюменов, и этот секрет не стоило раскрывать, иначе она стала бы очередной жертвой его домогательств.
— В этом нет ничего таинственного, — заговорил Джон. — Мы предвидели, что рано или поздно случится что-либо подобное, поэтому Изабель пришлось сделать копию моей картины, но так, чтобы дверь в иной мир приоткрылась лишь чуть-чуть — только чтобы ты почувствовал вкус этого мира, но не больше.
Рашкин наградил их полным восхищения взглядом, от чего Изабель захотелось спрятаться под ковер, подальше от его глаз.
— Вот это действительно умный ход, — произнес он.
Джон ответил кивком на комплимент, а затем поднял руку и показал на висевший позади них труп. Указательный палец Рашкина дрогнул на спусковом крючке, но, поняв безобидность жеста Джона, он успокоился.
— Когда ты его убил? — спросил Джон.
— Видите ли, мы не сошлись во мнениях по поводу моего существования — в нем взыграла совесть. — Улыбка, тронувшая его губы, была не менее злобной, чем у Скары. — Но теперь это не имеет значения, вы не находите? Всё произошло так давно, что сейчас наши споры никому не интересны.
— Как ты можешь так говорить? — возмутилась Изабель.
— Фактически, — продолжил Рашкин, — я теперь единственный Рашкин. Единственный, с кем вам приходилось встречаться.
— Я тебе не верю, — возразила Изабель. — Мы знаем, что ньюмены не могут причинить вред создателю.
— Но только не здесь, — сказал Рашкин. — Не в снах создателя.
Изабель замолчала. Он прав. Иначе зачем бы они с Джоном оказались в студии?
— Значит, ты заманил его сюда, а потом просто убил, — сказала она наконец.
Обвинение далось ей не без труда, ведь она тоже участвовала в подобной попытке. Разница состояла только в том, что тот Рашкин, которого она собиралась убить, был действительно виновен в ужасных злодеяниях.
Рашкин покачал головой:
— Нет, это я последовал за ним. Но, учитывая конечный результат, это не имеет значения.
— А как же все те картины? Ведь они создавались при мне?
В глазах Рашкина вспыхнул гнев.
— Талант в большей степени был присущ мне, а не ему. Я, по крайней мере, имел смелость его использовать.
«Но не демонстрировать», — мысленно добавила Изабель. Надо отдать должное этому существу — оно действительно обладало талантом. Оно создавало потрясающие картины, но не было настолько самоуверенным, чтобы отдать их на суд академических кругов, ведь кто-то из ценителей мог разоблачить обман. Единственными зрителями оставались незадачливые ученики, вроде нее самой, слишком благоговейно воспринимавшие присутствие великого мастера, чтобы о чем-либо спрашивать. И кроме того, возникал вопрос о ньюменах.
Изабель снова задумалась. Ведь ньюмены не могут вызывать себе подобных. Тогда кто же создал картины-переходы для Биттервида и Скары?
— Ты лжешь, — сказала она. — Ты не мог вызвать Биттервида, поскольку ньюмены не могут быть создателями.
— Почему ты так решила? — рассмеялся Рашкин.
— Потому...
Изабель повернулась к Джону за помощью, но тот так сосредоточенно следил за Рашкиным, что не заметил ее взгляда.
— Ты знаешь только то, что я счел нужным тебе рассказать, — пояснил Рашкин. — И ни капли больше.
— Тогда ответь мне еще на один вопрос, — заговорил Джон. — Существа вроде нас не меняются со временем. Мы постоянно сохраняем тот вид, в котором изобразил нас создатель, пока кто-нибудь не повредит наше полотно или нас самих.
— Ну и что из этого?
— Почему ты питаешься нами? Почему твоя внешность меняется?
— Я бы мог сказать, что мне это просто нравится, — с улыбкой произнес Рашкин.
Изабель почувствовала, как напряглись все мышцы в теле Джона. Ей хотелось попросить его не поддаваться на провокации Рашкина, но она только пододвинулась поближе к своему другу.
— Но дело обстоит иначе, — продолжал Рашкин. — Как только я занял место своего создателя, я утратил связь с прошлым. У меня не было другой возможности выжить, кроме как питаясь тем, что Изабель так остроумно назвала ньюменами.
От звучавшего в его голосе пренебрежения Изабель едва не вышла из себя. Но, вспомнив совет, который только что хотела дать Джону, сдержалась. Надо заставить его продолжать разговор. Узнать всё, что можно. Жаль, что ей вряд ли придется воспользоваться этими знаниями.
— Я тебя не поняла, — сказала она.
— Но ты-то понял? — обратился Рашкин к Джону.
— Не уверен...
— Ньюмены не нуждаются ни в пище, ни в сне, — стал он объяснять, — поскольку все их потребности удовлетворяются через связь с прошлым. Как только я лишил жизни своего создателя, я был отрезан от прошлого и теперь вынужден поддерживать свое существование суррогатами.
— Но не теми, которых ты вызвал сам, — сказала Изабель, наконец поняв его мысль. — Ведь для того, чтобы вызвать кого-то из прошлого, требуется частица создателя, нельзя же питаться самим собой!
— Абсолютно точно.
— А где находится твоя картина-переход? — спросила Изабель.
Рашкин рассмеялся:
— Даже если она еще существует, вам не будет от нее никакой пользы. Связь с прошлым оборвалась, и теперь моя жизнь не зависит от сохранности картины.
— Да, — горько произнесла Изабель. — Теперь ты живешь за счет других.
— Всё имеет свою цену, — сказал Рашкин. — Когда я в течение долгого времени лишен питания, я становлюсь слабее, и быстрее всего это отражается на моей внешности.
— И что происходит потом? — спросил Джон. Рашкин пожал плечами:
— К счастью, до этого пока не доходило.
— Пока, — повторила Изабель.
— Да. Пока, — согласился Рашкин. — Но я верю, что мы сумеем договориться. Изабель, мои обещания остаются в силе. Помоги мне преодолеть сегодняшние трудности, и я тебя больше никогда не потревожу. Я даже верну к жизни твою подругу.
Изабель отрицательно покачала головой, и Рашкин вздохнул.
— Мои угрозы тоже остаются в силе, — сказал он. — Неужели ты позволишь Джону умереть ради тебя? Сейчас ему не помогут никакая сообразительность и никакие уловки.
— Неужели ты еще не понял? — спросила Изабель. — Тебе не удастся использовать Джона в качестве средства воздействия. Он сам не позволит мне пойти на эту сделку.
Стоящий рядом Джон молча кивнул в знак согласия.
— А как насчет остальных друзей? Тех, из плоти и крови, которые повинны лишь в знакомстве с тобой?
— Ты опоздал со своим шантажом, — сказала Изабель.
— Я говорю вполне серьезно. Первым погибнет человек по имени Алан.
— Я тоже совершенно серьезна, — ответила Изабель.
Рашкин покачал головой:
— Из тебя никогда не получится хороший игрок, Изабель. На твоем лице ясно виден страх.
— Не спорю, я очень испугана, но этот страх не имеет к тебе никакого отношения. Я боюсь неизвестности. Боюсь грядущего. Ты считаешь, что я сейчас сплю в твоей импровизированной студии, не так ли? Но ты ошибаешься. Я воспользовалась складным ножом, который ты по забывчивости оставил на столе среди других инструментов, и перерезала себе горло.
Едва ли сознавая свои действия, Изабель подняла руку и прижала ладонь к горлу ладонью, словно, невзирая на отделявшие ее от реальности пространство и время, пыталась остановить кровь из раны, нанесенной в оставленном мире.
— Этот сон будет длиться, пока я не умру, — закончила она.
Рашкин изумленно уставился на Изабель:
— Ты не могла...
— Не могла что? — переребила его Изабель. — Набраться смелости? Ты хорошо умеешь давить на людей. Но там, в студии полуразвалившегося дома, когда я решила, что Джон погиб, мое терпение иссякло.
— Но ведь он не погиб.
— Теперь это уже не имеет значения, верно? Я уже провела ножом по своему горлу.
Глаза Рашкина зажглись знакомой яростью.
— Ты погубила нас обоих! — закричал он.
— Молю Бога, чтобы так оно и было, — ответила Изабель, тщетно стараясь сохранить остатки храбрости.
Дуло пистолета переместилось с Джона прямо на нее. Исказившееся лицо Рашкина дало понять Изабель, что у нее нет никакого шанса умереть от потери крови в студии.
— Ну нет, — звенящим от ярости голосом, так хорошо знакомым Изабель, произнес Рашкин. — Я не позволю тебе победить. Я отыщу полотна твоих оставшихся ньюменов и восстановлю свои силы. Я найду другую художницу и научу ее создавать новые источники жизни для меня. Я выживу. Но ты этого уже не увидишь.
Если уж ей суждено умереть прямо сейчас, надо сделать все возможное, чтобы увлечь за собой и это чудовище.
Она оттолкнула Джона вправо и рванулась к Рашкину. Пистолет выстрелил, грохот заполнил замкнутое пространство студии и почти оглушил Изабель. Она не услышала свиста пронесшейся пули, но могла поклясться, что ощутила ветер, коснувшийся ее щеки. Из-за звона в ушах второй выстрел не показался таким громким, но это было уже не важно, поскольку вторая пуля поразила цель.
XIX
Алан в спешке чуть не выронил ключ, но справился и отпер замок. Он распахнул дверь с такой силой, что наружная ручка с громким стуком ударилась в стену и оставила вмятину в штукатурке. Мариса на мгновение оторвалась от своего занятия и подняла голову.
— Слишком поздно соблюдать тишину, — сказал ей Алан.
— Поищи что-нибудь подходящее, чтобы сделать носилки, — попросила Мариса, кивнув в ответ.
Алан подумал о крышке стола, но она показалась ему слишком тяжелой. Затем он вспомнил о лежанке Рашкина; несмотря на охапку одеял, эта конструкция не производила впечатления слишком громоздкой.
В поисках какого-нибудь оружия Алан подобрал одно из чистых полотен, натянутых на подрамники и сложенных стопкой на полу. Он наступил на один угол и резко дернул за противоположный край. Конструкция треснула и развалилась. Алан поднял деревянную рейку и сорвал с нее холст. Импровизированной дубинке не хватало веса, но всё же это было лучше, чем ничего.
— Поторопись, — крикнула ему Мариса.
Алан посмотрел в тот угол комнаты, где Мариса склонилась над неподвижным телом. Казалось, кровь залила весь пол вокруг них. Алан выскочил из комнаты, почти надеясь, что встретится с Биттервидом или Скарой. Теперь он не колеблясь сможет нанести удар. Это благодаря им он видит окружающий мир сквозь красную пелену. Куда бы он ни посмотрел, повсюду ему виделась кровь, хлынувшая из горла Изабель и попавшая на его руки и грудь. Изабель сама нанесла себе удар, но можно было считать, что это Рашкин и его ньюмены перерезали ей горло. Это они довели Изабель до самоубийства. За то, что они сделали с Изабель, за их угрозы Марисе и ему самому Алан был готов отплатить с жестокостью, которой до сих пор в себе не замечал.
Приготовившись к самому худшему, Алан пошел по коридору, воинственно размахивая самодельной дубинкой. Но в комнате Рашкина никого не было. Лежанка была пуста, от его помощников не осталось и следа. Алан испытал нечто вроде разочарования. Он обошел всю комнату, заглянул под узкое ложе. Он жаждал схватки, жаждал отомстить за Изабель.
Под лежанкой Алан обнаружил две картины и вытащил их оттуда. Верхнее полотно сначала показалось ему портретом Джона. Но, присмотревшись повнимательнее, Алан понял, что задний план не соответствовал подлиннику «Сильного духом». Значит, это изображение Биттервида. На второй картине он обнаружил черно-белый портрет Скары.
Обе картины Алан поставил на пол и прислонил к лежанке. Некоторое время он стоял неподвижно и смотрел на них сквозь кроваво-красный туман, до сих пор застилавший глаза. Затем размахнулся и пробил носком ботинка портрет Биттервида. Шум воздушного потока наполнил уши. Алан обернулся и увидел в комнате Скару, но не на портрете, а во плоти. Девчонка замахнулась на него ножом, но, прежде чем она успела нанести удар, Алан пробил ногой вторую картину и упал, потеряв равновесие от резкого движения.
Скара закричала — долгий пронзительный вопль сквозь пелену гнева тронул сердце Алана.
«Нет, — хотел он сказать. — Я не хотел этого».
Но было слишком поздно. Скара исчезла прямо у него на глазах, оставив после себя лишь легкое движение воздуха и эхо предсмертного крика.
— Алан! — раздался из коридора голос Марисы. — Алан! Ты в порядке?
Он тряхнул головой, пытаясь прийти в себя.
— Всё хорошо! — крикнул он в ответ.
Алан солгал. Он снова почувствовал приступ слабости. На этот раз из-за своего собственного поступка. Неважно, что эта парочка заслуживала такого конца в отместку за нанесенную Изабель рану.
Алан освободил ногу от порванной картины и поднялся. Под ворохом одеял оказалась старая армейская раскладушка. Он ухватил ее за перекладину и потащил к той комнате, где оставил Марису и Изабель.
— Что произошло? — спросила Мариса, как только он переступил порог.
Алан коротко рассказал. В глазах Марисы мелькнуло сочувствие, но оно относилось не к убитым ньюменам, а к нему самому и его переживаниям.
— А Рашкин? — снова спросила Мариса.
— Я его не видел.
Мариса кивнула и посмотрела на Изабель.
— Даже если воспользоваться раскладушкой, я не знаю, как нам удастся вынести ее отсюда.
— У нас нет выбора, — сказал Алан. — Если мы не попытаемся...
Не успел он договорить, как Мариса прикоснулась к его руке.
— Что это? — спросила она, понизив голос до шепота.
Алан тоже услышал. Чьи-то шаги раздавались на лестнице, а теперь приближались к их двери. У Алана пересохло во рту, он попытался сглотнуть, но страх осушил и горло.
— Я не знаю, — вымолвил он.
Алан схватил самодельную дубинку, лежавшую на раскладушке, и повернулся к двери навстречу новой угрозе.
XX
У самого входа в здание Дэвис догнал Роланду и Козетту. Роланда улыбнулась при виде полицейского, но ее улыбка исчезла, как только он обошел их и встал перед дверью. Дэвис настаивал, чтобы они оставались снаружи, но женщины решительно воспротивились.
— Послушайте, вы заставили меня выйти из машины, верно? Вам это удалось. А теперь посторонитесь и не мешайте мне выполнять свою работу.
— В вашем представлении выполнять свою работу означало дожидаться подкрепления, — сердито заявила Роланда. — К тому времени, когда они сюда доберутся, люди могут погибнуть.
— Я всё прекрасно понял. Поэтому и оказался здесь. Сейчас, и безо всякого подкрепления. Но не могу же я действовать, если должен буду беспокоиться еще и о двоих штатских за спиной. Это-то вы можете понять?
Роланда собиралась продолжать спор, но передумала и неохотно кивнула.
— Прекрасно. Выполняйте свою работу.
— Благодарю вас, — бросил Дэвис, не скрывая сарказма.
Он повернулся и тронул ручку двери. Замок не был заперт, и от легкого толчка дверь распахнулась. Внутри его встретила малоприятная смесь различных запахов, которые он даже не стал пытаться определить. Стены и пол в подъезде были в ужасном состоянии, штукатурка местами осыпалась и хрустела под ногами, повсюду виднелись рисунки и непристойные надписи. Типичное логово в Катакомбах. Здесь могли обитать сбежавшие из дома подростки и старые алкоголики, могла собираться группа байкеров, а можно было нарваться и на банду уличных преступников, вооруженных гораздо лучше, чем сотрудники полиции. В такой ситуации всё возможно.
Дэвис вошел внутрь и остановился, прислушиваясь. Ни одного звука, кроме его собственного дыхания. Хотелось бы, чтобы оно не было таким частым. Но нервы были напряжены до предела, рубашка взмокла от пота и прилипла к спине. Дэвис понимал, что свалял дурака, рискнув войти в здание в одиночку, но он принял решение, поскольку иначе вместо него туда отправились бы женщина и девочка-подросток.
«Перестань дергаться, — сказал он себе. — Все мы живем только один раз».
Дэвис пересек холл и стал подниматься по лестнице. Не успел он подняться до половины первого пролета, как снизу донесся подозрительный шорох. Дэвис резко обернулся, держа палец на спусковом крючке пистолета. Но перед ним оказалась всего лишь девочка. Мгновением позже появилась и Роланда.
Дэвис открыл рот, но ничего не сказал, только покачал головой. Остановить их можно было лишь угрожая оружием или приковав наручниками к фонарному столбу.
— Только, ради бога, не суйтесь вперед, — бросил он и снова шагнул вверх по лестнице.
До второго этажа они добрались без происшествий. У первой же двери Дэвис ненадолго остановился, потом стремительно ворвался внутрь. Но там оказались только обрывки двух картин и охапка одеял на полу. Никого. Но из дальней комнаты на другом конце коридора доносились чьи-то голоса. Дэвис взглядом предупредил своих незваных помощников и стал подкрадываться к закрытой двери, проклиная про себя скрипевшие под ногами половицы, а заодно и шум шагов своих спутниц.
Наконец Дэвис заглянул в дверной проем и чуть не выстрелил. Посреди основательно захламленной комнаты виднелась высокая фигура в забрызганной кровью одежде и с обломком деревянной рейки в поднятой руке. Позади мужчины не менее запачканная в крови блондинка склонилась над телом женщины. В тот же миг Дэвис успел заметить некоторые другие детали и воздержался от выстрела.
Парень с таким легковесным оружием не представлял особой угрозы. Больше того, он сам был испуган до полусмерти. И вдобавок ко всему Дэвис его узнал. Так же как и блондинку в углу. Эти двое только сегодня утром отвечали на его вопросы в полицейском участке. Алан Грант и его подружка Мариса как-ее-там. По выражению лица мужчины Дэвис понял, что тот тоже его узнал. Не слишком ли поспешили в участке, вычеркнув Гранта из списка основных подозреваемых?
— Брось это, — приказал Дэвис Алану.
— Но...
— Брось немедленно и смени позу. Быстро к стене, руки за голову. Ну!
Алан не оказывал сопротивления, и Дэвис почувствовал облегчение оттого, что всё прошло гладко. Ему повезло. Никаких сумасшедших байкеров. Никаких наркоманов с автоматами, защищающих свою территорию. Просто взвинченный парень, который вряд ли доставит слишком большие неприятности. Но вот в дверях позади Дэвиса появились Роланда с девочкой, и полицейский утратил контроль над ситуацией.
— О боже! — воскликнула Роланда. — Что произошло?
Козетта уже проскользнула мимо Дэвиса и попала прямо на линию огня. Дэвис чуть не заорал на нее, но в этот момент Алан отбросил свое оружие.
— Нам нужна медицинская помощь, и как можно скорее, — сказал он.
Теперь и Роланда ворвалась в комнату; в помещении оказалось слишком много людей, и Дэвис опустил пистолет дулом вниз. Роланда пересекла комнату и встала на колени рядом с Марисой.
— Если мы сумеем переложить ее на раскладушку, — заговорила Мариса, — можно попытаться выбраться отсюда.
— Кто это сделал? — спросила Роланда. Мариса быстро взглянула на Алана, предоставляя ему отвечать на вопросы.
— Рашкин. Он полоснул ее по горлу и сбежал. — Дэвис сделал несколько шагов внутрь комнаты и повернулся так, чтобы не выпускать дверь из виду. Приходилось контролировать сразу и комнату и коридор.
— А где он сейчас? — спросил полицейский.
— Мы не знаем, — раздраженно ответил Алан. — А теперь, может быть, вы поможете нам, а не то Изабель умрет, прежде чем вы решитесь хоть на что-нибудь.
Дэвис взглянул на Алана, потом на раненую женщину и принял решение, о котором, как он надеялся, не придется потом сожалеть. Кровь на одежде Алана могла объясняться его попыткой оказать помощь жертве. Кроме того, этот парень не производил впечатление человека, способного убить Маргарет Малли, а потом перерезать горло своей давней знакомой. К тому же и Алан, и его подружка казались перепуганными и искренне переживали за раненую. Дэвис решил им поверить. Пока.
— Хорошо, — вздохнул он и обратился к Роланде: — Вы сумеете справиться с этим? — спросил он, протягивая ей пистолет.
Роланда кивнула, и Дэвис отдал ей оружие, а сам нагнулся к лежащей женщине. Лоскуты ветоши в руках Марисы уже пропитались кровью. Дэвис быстро сбросил куртку, снял рубашку и отдал ей, потом снова надел куртку прямо на футболку.
— Козетта, — окликнул он девочку. — Мы с тобой будем поддерживать голову и плечи, Алан возьмется за ноги. На счет «три» перекладываем ее на раскладушку.
— Почему ты не убил Рашкина? — спросила Козетта, как только они заняли свои места.
Алан окинул ее печальным взглядом.
— Мне не представилось такой возможности, — ответил он.
Дэвис запомнил эту информацию, но отложил расспросы до более подходящего времени. Несомненно, здесь произошли загадочные события, но с этим придется разбираться позже. Сейчас им предстоит спасти жизнь Изабель. Согласно правилам, они должны были оставить раненую на месте до появления «скорой помощи», но кто знает, сколько времени потребуется медикам, чтобы добраться до Катакомб и разыскать нужный дом? А раненая слабела с каждой минутой, неизвестно еще, переживет ли она поездку до ближайшей больницы.
— Раз, два, три, — скомандовал Дэвис.
Он приготовился к значительному весу бесчувственного тела, но, казалось, в женщине было не больше нескольких унций. Она на самом деле истекала кровью. Мариса заменила окровавленные тряпки его рубашкой, но кровь снова выступила поверх импровизированного тампона. Плохо дело.
— Лезвие в последний момент дернулось в сторону, — сказала Мариса. — Мне кажется, что главные артерии не задеты.
— А когда она потеряла сознание?
— Она ударилась головой о стену, когда падала на пол.
«Ну вот, еще и сотрясение мозга», — подумал Дэвис.
— Ладно, давайте вытащим ее отсюда, — произнес он вслух. — Роланда, вы с девочкой отправитесь на разведку.
Роланда недоуменно посмотрела на Дэвиса.
— Пойдете первыми, — пояснил он. — Будьте внимательны. Если услышите хоть что-нибудь, возвращайтесь немедленно. Не вздумайте геройствовать.
На этот раз Роланда не стала спорить. Она коротко кивнула и прошла к двери, остановившись в ожидании Козетты. Та, почти такая же бледная, как и Изабель, задержалась у раскладушки и легонько коснулась кончиками пальцев пепельно-серой щеки.
— Прости меня, — произнесла она. — Я сказала совсем не то, что думаю.
— Козетта, — поторопила ее Роланда. Девочка кивнула, но продолжала смотреть на Изабель.
— Я знаю, что ты нас любила, — сказала она. — Но я считала, что этого недостаточно.
С этими словами Козетта отвернулась от раскладушки и подбежала к Роланде.
С этой девчонкой творится что-то странное, решил Дэвис, но промолчал и покрепче схватился за перекладины импровизированных носилок.
— Тебе придется многое нам объяснить, — уже на ходу сказал он Алану.
— Я расскажу всё, что знаю, — согласился тот, — но не раньше, чем мы доставим Изабель в больницу.
— Принято.
Дэвис шел впереди, осторожно огибая кучи мусора. Мариса держалась рядом, прижимая к ране рубашку Дэвиса. До самого выхода на улицу никто не произнес ни слова, а снаружи их встретил свет многочисленных фар и вой полицейских сирен.
XXI
Изабель совершенно не почувствовала боли. Она была уверена, что Рашкин попал в нее со второго раза — ведь нельзя же промахнуться, стреляя почти в упор? Но она не раздумывая бросилась к нему и вытянула руку, намереваясь выхватить у него пистолет. Изабель не сумела остановиться и врезалась в своего противника, опрокинула его на пол и сама, потеряв равновесие, упала сверху.