— Постарайся не уболтать горожан настолько, что они выберут тебя архонтом еще до моего возвращения! Ты слишком юн для такой должности! — посоветовал Зопирион Архиту.
      — А ты не перетрудись, считая волны, а не то упадешь за борт, — парировал Архит. — И узнай, есть ли в Мессане пифагорейское общество. Было бы здорово, если бы наш небольшой клуб познакомился с единомышленниками. Тогда мы смогли бы поддерживать связь не только с группой зубров в Регии.
      — Обязательно. До свидания, архонт. Да поможет тебе Гермес вернуться домой!
      — Эй, ты поторопись, — закричали с корабля. Зопирион закинул за спину заплечный мешок, в котором лежал щит и смена одежды и, опираясь на копье, как на палку, начал подниматься по сходням.
      — Тарентиец Зопирион? — не успел юноша спрыгнуть на палубу, как капитан Ифбаал обратился к нему с вопросом.
      — Да, меня так зовут, — Зопирион положил на палубу вещи, чтобы было удобнее достать плату за проезд.
      — Красивый молодой человек, не так ли? — заметил Ифбаал.
      — Хорошо, что хоть кто-то так считает.
      — Вот и держись подальше от моей каюты!
      Зопириону не понравился ни тон, каким разговаривал капитан, ни зловещий блеск в его глазах. Несмотря на то, что Ифбаал держался спокойно, чувствовалось, что внутри он напряжен и натянут, как тетива лука, в любой момент готовая выпустить стрелу. Надеясь настроить капитана на более дружелюбный лад, Зопирион обратился к нему по-финикийски.
      — Капитан, неужели в вашей каюте находится нечто настолько опасное, что к нему даже нельзя приблизиться? Неужели это голова Медузы Горгоны, один взгляд которой способен превратить нас всех в камень?
      — В каюте каюта находится моя жена, и этим все сказано, — отрезал капитан на том же языке. — Она самая прекрасная женщина Египта, и мне совершенно не нужно, чтобы распутники-эллины проявляли к ней интерес.
      Зопирион постарался улыбнуться.
      — Вам нечего бояться, доблестный капитан. Пифагорейцам свойственно держаться подальше от чужих жен, — он повернулся и пошел располагаться на палубе неподалеку от Коринны и ее спутников.
      — Асто! — пронзительно закричал Ифбаал. — Отвали сходни! Поднимай якорь! Четверо на весла, а остальным поднять парус!
      Помощник капитана бросился выполнять команду, то и дело бросая беспокойные взгляды на своего начальника. Капитан, стоя перед каютой, взялся за рукояти румпеля, при помощи которого можно было управлять двумя боковыми рулями. На судне послышалось тихое бормотание — это пассажиры и их друзья обращались с молитвами к своим богам. Плеск волн переплетался со скрипом весел в уключинах и веревок в снастях. «Муттумалейн» медленно отходил от пристани. Рывками подняли желтый парус, он затрепетал и наполнился ветром. Корабль накренился и начал удаляться от пирса, держа курс под углом к берегу. Голубая с белой пеной вода бурлила за его грубой черной кормой. Гребцы ритмично поднимали и опускали весла. В небе над головами кружили и громко кричали чайки, а вдали на сапфировой глади моря играли, выпрыгивая из воды, блестящие серые дельфины.
      Когда отплыли далеко от берега, на «Муттумалейне» началась сильная кормовая качка — внезапно разыгравшийся Борей погнал волны ровными грядами на юг. Одна за другой зеленые валы перекатывались от кормы к носу, громко хлопали о кормовой подзор; приподнимая корпус, прокатывались под судном, вспенивались по обе стороны корабля. Матросы надели блузы и кильты.
      Сеговак, держась за перила, наблюдал за игрой дельфинов. Так недавно пышущее здоровьем румяное лицо кельта теперь стало землисто-серым.
      — Почтенный Зопирион, скажи, а существовал ли на самом деле некий грек, который изобрел крылья, при помощи которых человек мог летать? — спросил он. — Идея просто гениальная! Жаль только, что бедный человек подлетел слишком близко к солнцу, от жара светила воск растаял, и несчастный рухнул в море и утонул, а был такой умный! Помнится, когда я служил наемником у тирана Гермократа, мне рассказали эту историю.
      — Этого человека звали Икар. По крайней мере, он погиб, летая на этих крыльях. Но сделал их Дедал, его отец — уточнил Зопирион.
      — Не важно, как кого зовут. Но, думаю, их способ — перелет над морем — гораздо более удобный, чем путешествие на корабле.
      — Это просто легенда, — заметил Зопирион. — Не забудь встать с подветренной стороны, если твой желудок выйдет из-под контроля.
      — Но это еще хорошая погода, — вмешался в разговор Асто, застенчивого вида помощник капитана. — Если продержится такой ветер, мы прибудем в Мессану быстрее, чем за десять дней. Станет легче, если вы немного прогуляетесь. Видели бы вы, какие страдания приходятся на нашу долю, когда целый месяц дует, не переставая, встречный ветер, или налетает внезапный шторм! Или из глубин поднимаются морские чудища, чтобы напасть на нас!
      — Может, не стоит слишком много толковать о чудищах, если вы хотите получать доход от перевозки пассажиров? — заметил Зопирион. — Хорошо ли идет торговля на побережье?
      — Не без помощи Сивиллы, — ответил финикиец. — За ее советами люди съезжаются из разных мест, даже издалека, и благодаря этому некоторые убыточные рейсы становятся выгодными. Кампанцы обожают предметы роскоши, но сами торгуют в основном грубым волокном, которое не пользуется большим спросом в Элладе. В отсутствие пилигримов нам пришлось бы возвращаться порожняком…
      — Асто! — раздался громкий крик капитана Ифбаала. — Встань у штурвала, порази тебя Мелькарт! Я схожу вниз, посмотрю, что там.
      — Иду! — прокричал Асто.
      — Ифбаала считают самым отважным капитаном Внутреннего Моря : весной он первым выходит в море и последним заканчивает навигацию осенью. — повернулся Асто к Зопириону. Даже дурные предзнаменования не в силах остановить его. И ничто не ускользнет от его внимания. Он всегда найдет, к чему придраться, даже когда все в полном порядке. Иду!
      Помощник капитана низко поклонился Зопириону и убежал, громко топая по палубе босыми ногами. Старый этруск сидел на палубе, вытянув вперед и грея на солнышке искалеченную ногу. Поставив ладонь козырьком, он следил за кружащими над кораблем чайками.
      — О чем это вы говорили по-финикийски? — спросил он на ломаном греческом.
      — Асто рассказал мне, что наш капитан — настоящий Одиссей, судя по его мужеству и искусности, и ничто, даже дурные приметы не в силах задержать его.
      — Тем глупее он и тем хуже нам, — произнес этруск. — Что бы ни происходило, приметы всегда предупреждают нас. Именно поэтому я и слежу за птицами. Я, зилат Тарквиний, умудренный жизнью человек и занимаю важный государственный пост. Я знаю, о чем говорю.
      — А что говорят птицы об этом путешествии?
      — Ничего хорошего. Кого-то постигнет несчастье.
      — Кого именно?
      — Пока не знаю, скажу позже, — и этруск вернулся к наблюдению за птицами.
      Сеговак стонал, обхватив голову руками. Коринна, прислонясь к перилам, смотрела в сторону берега. Когда корабль миновал пролив между мысом Мизенум и островом Прохитой, с востока открылся безбрежный Неаполитанский залив. Ограниченный слева — за кормой — островом Энария, справа — прямо по курсу — островом Капри, он представлял собой неправильный полукруг. Города и деревни на берегу казались ниткой белых бус на зеленой нитке, а среди них подвесками колье возвышались стены и храмы великого Неаполя, справа от которого неясно вырисовывался темный конус Везувия.
      — Как похоже на великую Этну моей родины, — произнесла Коринна. — Но в отличие от Этны, которая дымится и время от времени плюется, эта гора выглядит спокойной.
      — Я слышал одно предание о том, как однажды произошло извержение Везувия, — произнес Зопирион. — Но, по всей видимости, огонь вырывается из жерла с благими целями.
      От одного жалкого вида Сеговака лицо девушки исказилось.
      — Однако мне тоже не вполне хорошо, и голова болит. Я лучше отправлюсь в постель.
      Певец тоже выглядел безрадостно. Мужчина и женщина средних лет сидели рядышком на палубе под небольшим зонтом — навесом, который они сами же и соорудили, и флегматично взирали на убегающие волны. По их виду невозможно было догадаться, испытывают ли они страдания. То же самое можно было сказать о мальчугане лет двенадцати, слугах и моряках.
      Тем не менее, из-за природной застенчивости Зопирион не решился завязать с ними разговор. В противоположность своему другу, Архиту, в присутствии незнакомцев он чувствовал, что теряет дар речи. Юноша с большим трудом поддерживал светскую беседу. Столкнувшись с незнакомцем, он либо сводил весь диалог к лекции на профессиональные темы, либо впадал в угрюмое молчание, предоставляя инициативу собеседнику.
      Сейчас, когда рядом не было людей, с которыми Зопирион мог с легкостью поддерживать беседу, он увлекся наблюдением за волнами: подсчитав их число, Зопирион попытался рассчитать скорость корабля исходя из времени, за которое мусор, плавающий на поверхности воды, проходил всю длину корпуса, а также вычислить объем маленькой каюты на корме. Незаметно его мысли перескочили на странное поведение капитана Ифбаала.
      Время от времени он украдкой бросал взгляды на каюту, пытаясь увидеть прекрасную женщину в мерцающем одеянии, характерном для вечного Египта. Но ничего не происходило. Каюта не подавала признаков жизни. Заметив заинтересованные взгляды Зопириона, капитан Ифбаал подозрительно нахмурился, и юноша решительно отвернулся.
      День близился к вечеру. Корабль шел узкой протокой в южной части Неаполитанского залива между мысом Афины и островом Капри. Пассажиры достали завтраки (большей частью это были хлеб, сыр и оливки) и принялись за еду. Зопирион, собираясь выбросить косточку от оливки, поднял глаза и столкнулся с сердитым взором Ифбаала.
      — Попрошу выбрасывать мусор за борт, мой корабль — не свиной хлев! — прорычал капитан.
      Путешественники миновали скопление скалистых островков южнее мыса и тут на палубе появилась Коринна.
      — Когда я плыла из Мессаны, мне рассказывали, что это — острова Сирен, мимо которых, заткнув уши, проплывал Одиссей.
      — Может, и так. Но другие утверждают, что Сирены находились у Бретонского побережья неподалеку от нашего города.
      — Жаль, — она выглядела немного разочарованной.
      — Не стоит досадовать, госпожа Коринна. Я не сомневаюсь, что Одиссей на самом деле плавал в этих водах. Но жители половины городов Внутреннего моря пришли к выводу, что для привлечения путешественников и увеличения доходов от торговли будет лучше, если окажется, что именно в их городе происходили те или иные приключения великого героя. В своих поисках они уподобились мальчишке, ищущему блох на собаке. Роются в эпических поэмах, находят разного рода ссылки и знаки. И не важно, что все это очень сильно притянуто за уши.
      Подошел Асто, и Зопирион повернулся к нему:
      — Где мы остановимся на ночь?
      — С таким добрым ветром капитан собирается держать курс на Посидонию. Обычно первую стоянку мы делаем в Салерно или, что еще лучше, в святилище Геры Аргосской. Но на этот раз боги особенно благосклонны к нам.
      Коринна вернулась к своему месту на палубе и завела чисто женский разговор с матерью двенадцатилетнего мальчика.
      — Почему мы не заходим в Неаполь? Этот порт гораздо больше Кум!
      — Мы были там, когда шли на север, и взяли на борт груз. Если зайдем в Неаполь вторично, то потеряем один день без всякой пользы. Обычно Неаполь — конечный пункт нашего маршрута. Но Ифбаал — тут Асто хихикнул, — чувствует запах груза как борзая запах дичи за пол-лиги с наветренной стороны. Как только он узнал, что на кумских складах скопились грузы, и там только и ждут начала навигации, как он «ззип!» — Асто сделал стремительный жест рукой. — И мы понеслись в Кумы, как летучая рыба, за которой гонится тунец.
 
      Под окрашенным пурпуром небом на равнине, покрытой сосновыми лесами, раскинулась Посидония. За чернеющим в неярком свете затухающего дня лесом возвышались покрытые снегами вершины Альбурнских гор. «Муттумалейн» бросил якорь у заросшего тростником устья небольшой речушки Саслос. Свет заходящего солнца окрашивал в розовый цвет белую штукатурку храмов. Их кровли были отчетливо видны за деревьями. Матросы приладили к борту длинный посадочный трап. Дальний его конец отбросили как можно дальше, но он упирался прямо в грязь. Пассажиры и экипаж спустились по лестнице и, хлюпая по воде, добрались до берега.
      — Сойдете на берег, господин Ифбаал? — спросил Зопирион.
      — Чтобы оставить без присмотра корабль и жену в стране, кишащей развратными, нечистыми на руку греками? Разве я похож на сумасшедшего?
      Пожав плечами, Зопирион повернулся и начал спускаться по лестнице. Вслед за ним спустилась и Коринна, и юноша на руках перенес ее на берег. От близости девушки сердце Зопириона бешено заколотилось.
      Неподалеку от места высадки стояло несколько жителей Посидонии — рыбаки, да пара мальчишек с ослами внаем. Зопирион нанял было одного для Коринны: до города чуть ли не двенадцать ферлонгов. Зопирион разузнал, что в Посидонии только одна небольшая гостиница, невозможно грязная. К тому же в ней не было отдельных комнат, где можно было бы разместить Коринну: устроить девушку на ночь в общей спальне с мужчинами представлялось немыслимым. К счастью, в городе оказался проксен Мессаны, который нашел им пристанище в весьма приличном доме. Для Коринны и матери двенадцатилетнего мальчугана там даже оказались отдельные комнаты.
      Проводя вечер в гостинице, Зопирион прислушивался к разговорам в зале. Поговаривали, что в Посидонии весьма неспокойно. Воду мутили луканы, уже давно с завистью поглядывающие на греческий город, жемчужину цивилизации среди их дикости, и теперь…
      — Нам следует вооружиться до зубов и каждый день ходить на охоту, как делали спартанцы в хорошие времена, — произнес мужчина.
      — А когда же мы будем зарабатывать на жизнь? — спросил другой. — К тому же на каждого нашего воина в Лукании найдется десяток. Если бы наши правители были мудрее, они давно посеяли бы смуту среди варваров, и вместо того, чтобы воевать с нами, те передрались бы между собой.
      — Они так и делают, да только иноземцы давно разгадали эту уловку. Теперь нам лучше сидеть тихо и никого не трогать. Может, тогда они и не обратят на нас внимания, — вмешался в разговор третий.
      — Внимание они обратили уже давно. Слишком поздно. И помимо всего прочего, это совет труса, — заметил еще один. — Не лучше ли нанять воинов покрепче, к примеру, таких, как наш друг из Галлии. Послушай, кельт! Ты бы пошел сражаться для нас за плату?
      — Вполне возможно, — ответил Сеговак. После выпитого вина он снова обрел прежний румянец. — Конечно, если плата будет достаточной. Но не сейчас. Я как раз возвращаюсь от мудрой женщины из Кум, и она посоветовала мне наняться к Дионисию. Может быть, в следующем году.
      — Вот видишь, — заметил один из говоривших. — Безнадежно. Обстоятельства против нас. Не лучше нанять корабли и уплыть отсюда, как сделал Фокей , спасаясь от армии Кира.
      — Интересно, куда? Все побережье Внутреннего моря кишит кровожадными, завистливыми варварами. Нет! Богом клянусь, это наша земля, завоеванная в честном бою, и мы вправе ее защищать! Сила в единстве. Нам нужен крепкий союз с неаполитанцами, жителями Велии и других эллинских городов побережья…
      — Будь они прокляты, грязные иноземцы! Чтобы ради кичливых, трусливых, вероломных варваров — расхитителей гробниц мы подчинялись верховной власти? Они принуждают нас играть в открытую, но как только начинает пахнуть паленым, тут же делают ноги, бросая нас на произвол — нас порежут, как скот на бойне. На самом деле, нам нужно…
      Пока шел разговор, Зопирион отыскал засиженную клопами спальню и провалился в беспокойное забытье. В тревожном сне беспорядочно мелькали Коринна и Сивилла, этрусские приметы и огромный лук Геракла.
      Следующим утром по пути на корабль Зопирион немного задержался, чтобы осмотреть старый храм.
      — Да нет, меня не слишком волнует религиозная сторона вопроса. — пояснял он Коринне. — Но взгляни на устаревшую технологию строительства! Здесь, на западе, вместо мрамора они используют кирпич или даже грубый известняк, а вместо каменный колонн — деревянные! Поражаюсь, как эта развалина до сих пор не обрушилась! А эти крошечные терракотовые элементы вокруг антаблемента! Таково влияние этрусков…
      А неподалеку с выражением безразличного смирения стоял Софрон, почесывая блошиный укус. Телохранитель Коринны, казалось, предано исполнял свои обязанности. Однако разума подобного тому, каким он обладал — совершенно не отягощенного мыслями — Зопириону встречать не доводилось. На корабль они пришли последними и нашли капитана в еще худшем настроении, чем обычно.
      — Клянусь зубами Танит! — ревел Ифбаал. — Мы ждем вас целый египетский час! В следующий раз мы отплывем без вас, и плевать, что с вами будет!
 
      Велия была на расстоянии дня пути дальше по побережью, за мысом Посейдона. Когда корабль покинул Посидонию, оживленный береговой бриз отнес их далеко в море, пока берег не растаял пестрой полоской оливково-коричневого цвета, вытянутой вдоль горизонта. Экипаж под резким углом повернул «Муттумалейна» к берегу, желтый парус взяли на гитовы: теперь он располагался почти вдоль продольной оси судна. Но не прекращающийся северный ветер относил корабль все дальше от берега. Гафвинд кренил палубу, однако корабль шел устойчивее, чем прежде.
      — Не слишком ли далеко мы отплыли от берега? — улучив момент, когда Асто был один, по-финикийски спросил Зопирион.
      — Не бойся, — успокоил его Асто. — Ветер так или иначе сменится береговым. В худшем случае проведешь ночь на палубе. На самом деле следует опасаться только сильного шторма у скалистого берега. Если парус новый, то есть возможности для маневра. Но с таким как у нас — старым и обвислым, наши кости будут обгладывать крабы.
      Большинство пассажиров чувствовало себя гораздо лучше, чем вчера. Певец Гиппомедонт кусочком уголька начертил на палубе клеточки и играл с телохранителем Софроном в шашки, вместо фигур используя белые и черные бобы. Погода разгулялась настолько, что Зопирион снял кожаные фракийские сапоги и надел сандалии. Порывшись в сумке, он нашел небольшую коробку с настольной игрой «Священный путь» и принялся учить играть в нее Сеговака. Кельт оказался способным учеником, но отчаянно азартным игроком.
      — Зопирион, дорогой, а не оживить ли нам игру, сделав по небольшой ставке? — сыграв несколько раз, спросил Сеговак.
      «Ну что ж, в этом нет ничего страшного», — подумал Зопирион.
      — Отлично. Ставлю обол на следующий кон, — и он бросил кость.
      В игре «Святой путь» часто случались внезапные повороты судьбы. Зопирион уже привел одну из своих фигур в дом и взял в плен три фигуры Сеговака, когда кельт, в распоряжении которого оставалась лишь одна фигура, взял фигуру Зопириона, потом другую, а через некоторое время у Зопириона не осталось на доске ни одной фигуры.
      Следующие две игры прошли по такому же сценарию. Проиграв три обола, Зопирион забеспокоился. Разница в пол-обола могла существенно повлиять на наличие или отсутствие обеда в один из прекрасных дней. Юноша очень обрадовался, когда кельт поднял глаза и произнес:
      — Хвала богам, мы поворачиваем обратно к земле! А я уже начал было опасаться, что мы подплывем к краю мира и свалимся с него!
      — Судя по последним теориям, мир бескрайний. Он круглый, как мяч.
      — Да брось ты! Если бы он был круглый, с него стекла бы вниз вся вода!
      — Нет, не стекла бы, потому что «низ» — это направление к центру земли. Иными словами, если бы ты был от меня на противоположной стороне земли, твой «низ» для меня был бы «верхом» и наоборот.
      — Может, не стоит подшучиваешь над бедным необразованным кельтом, а? Каждый знает, что «верх» — это верх, а «низ» — это низ. Разве возможно, чтобы каждый из них одновременно был и своей противоположностью?
      — Представь, что мы стоим по обе стороны от мачты. В этом случае она находится к югу от тебя и к северу от меня. И если нас спросят, в какой стороне мачта, мы дадим ответы, отличные друг от друга. Но оба окажемся правы.
      Сеговак кивнул.
      — Со всем уважением к тебе и твоим знаниям, я все-таки не верю. А потом умные греки придут к выводу, что не духи навлекают на людей болезни, или что человек произошел от обезьян.
      — Вполне возможно. Один философ уже выдвинул теорию, что человек произошел от рыбы.
      — Ага! Среди вас простой человек не может чувствовать себя уверенно. Даже если ты в чем-то абсолютно уверен, обязательно появится бездельник вроде тебя и выведет из душевного равновесия заявлениями вроде «это совершенно не так». — Кельт зевнул и потянулся. — Посплю-ка я чуток, пока эти теории не начали бродить у меня в голове.
      Как и предсказывал помощник капитана, подул северный ветер. На закате «Муттумалейн» бросил якорь в одной из превосходных гаваней Велии. В ней стояли на якоре или лежали на берегу рыболовецкие суда и торговые корабли. У некоторых еще не был закончен ремонт после зимовки: там и здесь сновали люди, конопатили и красили корпуса, чинили оснастку.
      Люди с «Муттумалейна» устало двинулись в город. Их взглядам открылась обширная равнина, плотно застроенная домами. Хмуро стояли стены, а над ними возвышался акрополь с храмом на вершине.
      — Я не предполагал, что Велия — такой крупный город, — заметил Зопирион.
      — Да, это так, — ответила Коринна. — Он стоит в одном ряду с Тарентом и Неаполем. Жители Велии называют ее Западными Афинами, и во многом из-за ее философов.
      — Здесь мы должны, наконец, подыскать подходящее жилье. Кстати, кто видел легендарную жену капитана Ифбаала?
      — Я не видел. Начинаю думать, что женщина мертва, а у него мания возить с собой ее тело, — предположил певец Гиппомедонт.
      Сеговак, будто внезапно проснувшись, добавил:
      — Если эта несчастная на самом деле мертва, то скоро мы об этом узнаем.
      — Если только он ее не засолил, как засолили дядю госпожи Коринны — заметил Гиппомедонт. — Я знал одного человека, который настолько любил труп, что…
      Музыкант замолчал, заметив Ифбаала, трусившего мимо них на взятом внаем осле. Капитан ехал, низко склонив голову, а с лица не сходило обычное озабоченное выражение.
      — Он отправился в город к купцу, торгующему соленой рыбой.
      На этот раз путешественники остановились в хорошей гостинице с отдельными комнатами для женщин. Сидя в таверне гостиницы, Гиппомедонт настроил лиру и запел чистым тенором.
 
Художник, заполни мою неясную пустоту,
О Родосский мастер,
Приди, нарисуй мою возлюбленную, которой нет,
Такой, как я ее опишу:
Нарисуй ей волосы, черные и блестящие,
И если краски будут точны,
Попробуй создать ее.
Пусть она благоухает ароматной росой,
А под тенью волос нарисуй ее
Алебастровое чело,
Черные брови пусть лягут дугой…
 
      Певец послал по рядам свою шляпу, и в этот момент в дверях показался капитан Ифбаал.
      — Завтра мои люди могут поспать подольше, — как всегда грубовато произнес он. — На рассвете, когда откроется рынок, пополним запасы рыбы, а потом сразу же отплываем. Не опаздывайте!
      Утреннее солнце теплым светом заливало агору Велии, где торговцы пирогами и кровяной колбасой раскладывали на прилавках свой товар, продавцы жареных орехов и горячей душистой воды разжигали свои жаровни. Торговцы раскладывали на прилавках товары; распевались, подготавливая свои голоса к дебатам, ораторы; нищие тянули свои жалостливые просьбы, предсказатель судьбы приготовил изрядно потрепанный череп и прочие магические атрибуты. Разминался жонглер, подкидывая мячики, а хозяин дрессированного медведя завтракал вместе с питомцем буханкой хлеба.
      Три философа неистово спорили о различиях между Тем, Чтобы Быть и Тем, Чтобы Стать, а также о множественности или единстве Истинного Бытия. Их окружала восторженная толпа любопытных, среди которых стоял и кельт. Сеговак, одетый в клетчатую юбку и блузу, слушал, раскрыв рот от изумления. Зопирион с Коринной и ее оставшимися двумя слугами возвращались с акрополя, где они бегло осматривали храмы. Несколько ребятишек признали в них чужеземцев и принялись громко выпрашивать деньги, протягивая ладошки.
      — Убирайтесь, — прикрикнул на них Зопирион и тут же повернулся к Коринне: — Моя дорогая, почему ты плачешь?
      — Они напомнили мне моего маленького Ахирама. Как мне убедить тебя помочь спасти его?
      — Не мучай меня, пожалуйста! Я сделаю для тебя все, что в моих силах, но ты же знаешь, я дал слово!
      — Обещания дают для того, чтобы их нарушать.
      — И тебе, и всем остальным? Я не такой человек… Эй, Сеговак, не лучше ли нам вернуться на корабль?
      — Значит, идем, о юный господин, значит, идем, — будто пробудившись ото сна, произнес кельт. Мудрая женщина вела такие прекрасные речи, а я не понял ни слова из них. Скажи мне, заложен ли в подобных великолепных речах хоть какой-то смысл? Или их заводят после того, как наслушаются речей других сумасшедших, как я сейчас?
      — Именно об этом они и спорили: реален или нет предмет их дискуссии. Но раскрою тебе секрет. Это — работа на публику, почти как поединок, в котором противники заранее сговорились. Здесь никто даже не будет ранен.
      — А зачем же тогда это нужно?
      — Они демонстрируют свой ум и завлекают в ряды себе подобных богатых юнцов. Теперь это называется риторическим образованием.
      — И юноши платят за получение знаний о Том, Чтобы Быть и о Том, Чтобы Стать?
      — Именно так. А также учатся аргументировать, спорить и произносить речи.
      — Ох, до чего же здорово, должно быть, быть юным богатым эллином и учиться спорить и произносить речи! У кельтов тоже есть великолепные ораторы, но думаю, здесь им есть чему поучиться.
 
      Путники взошли на борт «Муттумалейна» в тот момент, когда была поднята последняя корзина с рыбой. От нее в воздухе разносился сильный запах рыбы. Зопирион бросил быстрый взгляд на каюту, но не обнаружил в ней признаков жизни. Небо снова заволокло тучами.
      На палубу поднялся последний пассажир, матросы втащили трап и принялись поднимать якоря, когда неожиданно с берега раздался крик, при звуках которого все невольно обернулись. На пляже неистово размахивал руками, подавая знаки, юноша. Разбрызгивая воду, он бросился по мелководью к кораблю, подпрыгнул, уцепился за якорную цепь и обезьяной забрался на борт. Тяжело дыша и оставляя за собой мокрые следы, он подошел к капитану Ифбаалу.
      — Не найдется ли у вас каюты еще для одного пассажира? — переведя дыхание, спросил он. — Как далеко вы идете?
      — Да, место есть. А идем в Леос, Темпос и Мессану; потом на запад в Панорм и порт приписки — Мотию.
      — Мне нужно добраться до Сиракуз. Можно доплыть с вами до Мессаны, а там пересесть на корабль, идущий в Сиракузы?
      — Думаю, да. Там полно судов, плавающих вдоль побережья. Плата за проезд — одна драхма.
      — Клянусь Гераклом, это слишком! За такие деньги я смог бы купить билет на государственную галеру!
      Ифбаал пожал плечами.
      — Или плати, или убирайся. Но почему-то мне не верится, что ты снова воспользуешься якорной цепью и вплавь доберешься до берега.
      Ифбаал пристально вглядывался в берег. На дороге, ведущей к гавани, появилась группа бегущих мужчин. Они были далеко и казались крошечными. Один из них на бегу придерживал обеими руками пурпурный плащ судьи. Его спутники были вооружены пиками.
      — Фу! Думаю, будет лучше принять ваши условия. Возьмите! — бросив испуганный взгляд в сторону берега, пробормотал юноша.
      Зазвенели монеты.
      — Поднимай парус, Асто! Итак, молодой человек, кто ты?
      — Алексит сын Крата. Я…
      Группа преследователей выбежала на берег. Над водой разнеслись их крики.
      — Капитан Ифбаал! Вернитесь! Высадите того человека! Он нам нужен!
      — Что? — сложив рупором ладони у рта, закричал в ответ Ифбаал.
      Корабль отплывал все дальше, и яростные крики преследователей были слышны все слабее.
      — Я вас не слышу! Увидимся через месяц, тогда и поговорим!
      Ифбаал позволил себе горькую улыбку.
      — Почему-то ты появился здесь в одной блузе, без плаща и багажа. Сразу видно: ты покидаешь Велию не по своей воле. Я мог бы запросить двойную цену, так что, считай, тебе повезло.
      — Кстати, о плащах. На море может быть прохладно. Ты не дашь мне взаймы плащ? — попросил Алексит.
      — Можешь взять один, но за дополнительную плату.
      — Послушай, ты… — начал было Алексит, но, взглянув на берег, замолчал на полуслове. — Бери!
      — Спасибо. Запомни: держись подальше от каюты, где находится моя жена, самая прекрасная женщина Египта.
      — Да? Ну, если ты так хочешь. Не думай, что я совершил в Велии преступление. Я просто…
      — Послушай, юноша, — холодно отрезал Ифбаал. — чем меньше я узнаю о твоих трудностях, тем лучше будет для всех нас. А теперь, позволь мне приступить к исполнению своих обязанностей.
 
      Новый пассажир повернулся к остальным. Те сидели прямо на палубе или на корточках около перил и заинтересованно наблюдали.
      — Возрадуйтесь, все! — произнес он. — Я Алексит, сын Крата, следую ко двору Дионисия. Мне было бы приятно познакомиться со всеми вами. Назовите ваши имена!
      Юноша познакомился и вежливо поприветствовал каждого, одарив Коринну особой улыбкой. Алексит был всего несколькими годами старше Зопириона, но ниже ростом и более хрупким. Длинные светло-каштановые волосы обрамляли удивительно красивое и нежное, почти женское лицо, на котором ясно светились голубые глаза. В окружении бородатых мужчин особенно странно выглядело его чисто выбритое лицо. Зопирион даже позавидовал тому, насколько свободно новоприбывший общается с незнакомыми людьми.
      — Почему ты покинул Велию в такой спешке? Нам, в отличие от капитана, это очень интересно, — спросил он.
      Алексит сделал неопределенный жест рукой.
      — Все дело в философии. Вместе с друзьями я начал говорить о высшей мудрости. А тупоголовые члены магистрата усмотрели в этом подрывную деятельность. Нелепо как-то.
      — А какая школа философии? — спросил Зопирион.