Осирианского посла ждали с минуты на минуту. Председатель Правительства Земли Чагас сидел с подобающей случаю застывшей улыбкой на лице, усилием воли сдерживая дрожь в руках. По другую сторону огромного стола, весь в клубах табачного дыма, расположился Ву, первый помощник Чагаса, а рядом с ним — министр внешних сношений Эванс. Чтобы скоротать время, он подтачивал ногти маникюрной пилкой, и ее тихий скрежет слегка нервировал председателя. Однако Чагас никак не обнаруживал своего раздражения. Невозмутимость была одним из тех его достоинств, за которые он и получал свою отнюдь не скромную зарплату. На гладко выбритые черепа этой троицы были надеты серебристые шлемы, поблескивавшие в льющемся откуда-то сверху свете.
      Чагас вздохнул:
      — До чего же надоело ходить с бритой черепушкой! Не терпится снова начать отращивать волосы, как все нормальные люди.
      — Толку-то, дорогуша? — усмехнулся Ву. — С вашей шевелюрой… Как говорят в таких случаях: «Те же яйца, только вид сбоку»!
      Эванс отложил свою пилку и изрек:
      — Джентльмены, когда сто лет назад я был совсем юн, то нередко задумывался: каково это — быть участником великих исторических событий? Одно из них вот-вот произойдет, и мне немного странно осознавать, что я всего лишь Джефферсон Эванс, а не Наполеон или Цезарь. — Он бросил взгляд на свои ногти. — Как жаль, что мы не очень-то хорошо знаем психологию осирианцев!..
      — Да будут тебе нести свою обычную ерунду! Тоже мне, неопаретанин нашелся! — прервал его Ву. — Словно для них и впрямь имеют значение какие-то сантименты. Нужно лишь раскусить того, кто предстанет перед нами, — как кнопочку нажать. Главное для них — практическая польза, а иначе бы они не научились независимо от нас летать в космос. Их интересует только экономическая выгода, и ничего больше.
      — Неомарксистское словоблудие! — взорвался Эванс. — Без сомнения, они практичны. Но и — подвержены эмоциям, даже капризны, как и мы. Здесь нет никакого противоречия.
      — Как раз есть! — завелся в ответ Ву. Бытие определяет сознание, а не наоборот…
      — Умоляю, прекратите! — вмешался Чагас. — Обязательно вам надо углубиться в отвлеченные рассуждения. Если вас вовремя не остановить, вы можете дойти до драки из-за какой-то ерунды! Слава Богу, я человек простой, стараюсь исполнять свои обязанности и не забиваю себе голову всякой социологией. Если он примет наши предложения, парламент тут же ратифицирует договор, и у нас будет Межпланетный совет для поддержания мира. Буде же он займет жесткую позицию — а есть мнение, что за этим его сюда и послали, — ратификации нам не видеть как своих ушей. Тогда у нас и у них останется своя верховная власть, а история бедной старушки-Земли снова покатится по тому же кругу.
      — Накликаете беду, шеф, — сказал Ву. — Никаких серьезных разногласий между нашей Солнечной системой и их Проционом нет. Да если бы и были — вести войну на таком расстоянии друг от друга просто невыгодно экономически. Пусть у осирианцев и рыночная экономика, как на родине Эванса…
      — А кто сказал, что войны всегда приносят экономическую выгоду? — возразил Эванс. — Ничего не слышал о крестовых походах? Или о войне за одну несчастную свинью?
      — Ты имеешь в виду войну, которую некоторые слезливые историки, которые слыхом не слыхивали ни о каких социальных и экономических факторах, называют «войной за свинью»?
      — Довольно! — воскликнул Чагас.
      — О'кей, — согласился Эванс. — Но я готов держать пари, Ву, что осирианец примет наше предложение без всяких оговорок.
      — А вот и он! — воскликнул Ву.
      Прозвучал звонок, подняв на ноги всех троих.
      Когда осирианец вошел, они, согласно этикету, двинулись ему навстречу с вытянутыми вперед руками. Осирианец поставил свой пухлый портфель и пожал им руки. Он был на голову выше их и смахивал на небольшого динозавра — этакий малыш, бегающий на задних лапах и помахивающий хвостом для равновесия. Красно-золотые блестки его чешуи складывались в красивый сложный узор.
      Осирианец сел в кресло без спинки, которое ему было предложено.
      — Ошен карашо, тшентельмены, — проговорил он с таким чудовищным акцентом, что его едва поняли. И неудивительно — с учетом разницы между их голосовыми органами. — Я половину изушить ваше предлошение о Мировой фетерация и принять мое решение.
      Чагас одарил посла ничего не значащей дипломатической улыбкой:
      — Слушаем вас, сэр.
      Лицо осирианца изначально было не предназначено для улыбок, и он лишь подвигал туда-сюда своим раздвоенным языком. Потом с раздражающей неторопливостью принялся излагать свою позицию:
      — С одной стороны, я знать политишеские условия в ваша Солнетшная система и Земля в тшастности. Поэтому я понимать, потшему вы просить меня эти вещи. С другой стороны, мой народ не будет любить некоторые из них. Они решать не принимать многие ваши требования. Я мог бы говорить наши возрашения один за другой. Отнако раз вы уше знать эти возрашения, я могу сделать лутше и рассказать вам одна маленькая история.
      Ву и Эванс обменялись быстрыми нетерпеливыми взглядами.
      Раздвоенный язык снова высунулся наружу:
      — Это правдивая история о старые дни, когда сверхсветовой двигатель первый раз дал вам возмошность лететь другие звезды и войти в контакт с нами. До разговор о галактишеское правительство, до того как вы узнать защиту против наша маленькая гипнотическая сила с помощью эти хорошенькие серебряные шлемы. Когда молодой ша-акфа, или, как вы говорить, осирианетс, пришел ваша Земля искать мудрость…
 
      Когда второкурсник Герберт Ленгиел узнал, что осирианца Хитафию, первокурсника, не примут в их братство, он поставил на уши весь совет Йота-Гамма-Омикрон. Герб кричал, посверкивая очками:
      — Что вам еще надо? У него есть деньги, он проникся студенческим духом и вообще свой в доску. Вы только посмотрите — не успел он пробыть здесь и пары недель, как стал настоящим лидером. Конечно, все дело в его внешности: он слегка смахивает на сбежавшую из зоопарка рептилию — поэтому вы и катите на него бочку. Но мы же цивилизованные люди и во главу угла должны ставить качества самой личности, а не…
      — Минуточку! — Джон Фицджеральд, старшекурсник, кичившийся своим благородным происхождением, пользовался в их братстве большим влиянием. — В нашем сообществе и так многовато подозрительных типчиков.
      Он смерил тяжелым взглядом тихоню Ленгиела. Герберту в этот момент очень хотелось заехать по его самоуверенной физиономии, хотя на самом деле он и был вполне здравомыслящим человеком и серьезным студентом, а никаким не бузотером.
      Фицджеральд продолжил:
      — В нашем университетском городке и так всяких уродов — по самое некуда. Кому это нужно? Дождешься, что в один прекрасный день на твоем кресле рассядется паучище в два метра шириной, и тебе скажут, что это новый студиозус, прибывший с Марса…
      — Не смеши! — оборвал его Ленгиел. — Марсиане не способны выдерживать земную гравитацию и влажность в течение длительного…
      — Не в этом дело. Я говорю в общем смысле. И в сравнении с моими деньгами от жалких грошей этого динозавра не больше пользы, чем от марсианских…
      — И еще одно, — не отступался Ленгиел. — В нашей хартии есть статья о недопустимости всякой дискриминации. А значит, мы не вправе исключать этого человека — то есть студента, я хотел сказать…
      — Да всё мы вправе. — Фицджеральд подавил зевок. — В этом статье сказано о человеческих расах, а к инопланетянам она никакого отношения не имеет. У нас клуб джентльменов — слышишь! — а слово «джентльмен» означает «порядочный человек». Хитафия же, насколько могу судить, никакой не человек.
      — Но принцип-то один и тот же! Почему, как ты думаешь, Атлантический Университет остается одним из немногих, где сохранились братства, подобные нашему? Потому что их члены чтят демократические традиции, им чужды снобизм и дискриминация. И сейчас…
      — Чушь собачья! Никакой дискриминации не будет, если наступить на хвост неким народцам, которые, по-твоему, равны по разуму человечеству. Ты бы лучше предложил нам взять кого-нибудь из выходцев с Кришны — раз он более-менее походит на человека…
      — Никаких кришнанцев нынче в Атлантический не поступало, — пробормотал Ленгиел.
      — …но нет, тебе непременно надо всучить нам эту мерзкую чешуйчатую рептилию…
      — У Джона просто фобия к змеям, — заметил Ленгиел.
      — Как и у всякого нормального человека…
      — Сам ты чушь городишь, брат Фицджеральд. У тебя всего лишь невроз, тебе нашептали…
      — Вы оба уходите от сути дела, — вмешался Браун, возглавлявший их братство.
      Они продолжали пикироваться еще некоторое время, пока вопрос не был поставлен на голосование. Кандидатуру Хитафии зарубил Фицджеральд, а Ленгиел завернул его младшего брата.
      — Послушай-ка! — воскликнул Джон. — Нельзя так поступать!
      — От кого я это слышу? Мне просто не нравится этот несмышленыш.
      После непродолжительных дебатов каждый взял назад свое вето относительно протеже другого.
      На выходе Фицджеральд ткнул Ленгиела в солнечное сплетение большим пальцем размером с ручку обувной щетки и сказал:
      — С тебя причитается. Завтра возьмешь с собой на соревнования Алису, понял? И вернешь ее в целости и сохранности. Уловил?
      — О'кей, урод.
      И Ленгиел отправился заниматься. Хотя они с Фицджеральдом и недолюбливали друг друга, но старались ладить. Герберт втайне восхищался идеей Джона снять фильм о студентах их университета, а Фицджеральд в душе завидовал дару Ленгиела все схватывать на лету. Забавы ради Фицджеральд препоручил свою сокурсницу заботам не способного ни на какую подлянку Ленгиела, которому никогда и в голову не придет самому положить на нее глаз.
 
      На следующий день, в субботу, заканчивался сезон американского футбола. Атлантический университет принимал команду Йельского на своем поле. Ленгиел проводил Алису Холм на трибуну. Как обычно, когда он оказывался рядом с ней, у него сразу словно язык отнялся. Поэтому Герб погрузился в изучение розовой карточки, которую кто-то заботливо прикрепил кнопками к спинке сидения впереди. На ней было перечислено, под номерами, как он предположительно должен держать огромный лист картона — оранжевый с одной стороны и черный с другой. В этот момент лидер их группы подал команду — для того чтобы его подопечные, поворачивая свои поднятые картонки, составили для зрителей противоположной трибуны какую-то букву, цифру или картинку.
      Наконец Герберт пролепетал:
      — Я ведь тебе рассказывал, как мы чуть не отказали в приеме Хитафии? Только никому ничего не говори, это все конфиденциально.
      — Не скажу, — заверила Алиса, очаровательная блондинка. — Что же теперь: если я с Джоном пойду на вашу собирушку — Хитафия пригласит меня на танец?
      — Не пригласит, если ты не захочешь. Не знаю даже, танцует ли он вообще.
      — Постараюсь в случае чего хоть не задрожать. А ты уверен, что тут не обошлось без их таинственного гипнотического воздействия на человека? Может, Хитафия так перетянул тебя на свою сторону?
      — Да брось ты! Профессор Кантор с психиатрии говорит, что все эти разговоры о гипнотических способностях осирианцев — чистой воды выдумка. Если человек от рождения легко подвержен гипнозу — они имеют над ним власть, а в противном случае ему ничего не угрожает. И никакими неведомыми лучами осирианцы из глаз не выстреливают.
      — Ну а профессор Петерсон придерживается другого мнения. Он полагает, что нет дыма без огня, хотя никто и не может точно определить, в чем тут дело. О, вот и они! Хитафия — превосходный лидер, не так ли?
      Возможно, с этим эпитетом Алиса чуток хватила через край, но зрелище и впрямь было незабываемое: Хитафия — и с каждого боку у него по три очаровательных сокурсницы — так и гарцевал на месте, размахивая мегафоном. Еще более впечатляющей картину делали оранжевый свитер с большой черной буквой «А» на груди и шапочка первокурсника на голове. Голос, наподобие тепловозного гудка, перекрывал шум трибун:
      — Атлантик! А-т-л-а-н-т-и-к!
      После каждого возгласа Хитафия выбрасывал вверх руки-лапы с растопыренными когтями и, оттолкнувшись от пола своими птичьими нижними конечностями, подскакивал в воздух метра на три. Такое его дирижирование заводило трибуны почище собственно футбола. Сам Хитафия до поры лелеял надежду поучаствовать в студенческих соревнованиях, прежде всего по легкой атлетике. Тренер университетской команды едва сумел ему объяснить, как мог вежливо, что никто не станет состязаться с соперником, который способен скакать вперед прыжками по двенадцать метров, не сбивая себе дыхания.
      Обе футбольные команды выступали в этом сезоне удачно, и счет после первого тайма оставался 0:0. После перерыва йельцы бросили в прорыв своего нападающего, и казалось, что он вот-вот завершит проход через свободную зону, но его остановил Фицджеральд, самый мощный из блокирующих полузащитников «Атлантика».
      Хитафия завопил:
      — Фиттшеральт! Давай, давай, давай, Фиттшеральт!
      Подвыпивший йельский старшекурсник, возвращавшийся на свое место после похода по нужде в подтрибунные «комнаты для мужчин», обошел вокруг поля и демонстративно остановился на полоске травы перед местами, где сидели болельщики «Атлантика». Потоптавшись немного на месте, он ринулся в гущу зрителей, повалился на сиденья «атлантиков». Вокруг него тут же образовалась целая куча-мала.
      Хитафию происходящее не оставило равнодушным. Он решил, что люди приходят на стадион прежде всего ради футбола, и вознамерился навести порядок. Осирианец схватил бузотера за плечо, приподнял и развернул лицом к себе. Йелец посмотрел на Хитафию, завопил: «Я их сделал! Я их сделал!», и попытался вырваться.
      Но не тут-то было. Первокурсник ша-акфа крепко держал его за плечи, несколько секунд что-то шипел и лишь потом отпустил. Вместо того чтобы броситься прочь, йелец сорвал с головы шляпу с голубым перышком, потом снял пальто с меховым воротником, пиджак, жилет и брюки. Невзирая на холод, он в одном нижнем белье выбежал на поле, зажав одной рукой бутылку, словно это был мяч для регби.
      Когда его окончательно выпроводили, судья уже успел назначить штрафной в пользу «Атлантика» за присутствие у йельцев лишнего игрока на поле. К счастью, фанаты йельцев были далеко и толком ничего не поняли, иначе было бы не избежать хорошей потасовки. Тем сильнее было их негодование позже, когда они разобрались, каким именно способом их соперник заработал дополнительное очко. Тем более что окончательный счет был 21:20 в пользу «Атлантика».
 
      После игры Хитафия зашел в административный корпус, посмотреть свой почтовый ящик. В коридоре кишмя кишели другие первокурсники, жаждавшие получить весточку из дома, потому что поступившую корреспонденцию раскладывали по ящикам именно в этот день. Когда Хитафия негромко просвистел: «Простите меня, пошалуста», вокруг него тотчас же образовалось свободное пространство.
      Он достал из почтового ящика три небольших белых конверта и помчался в общежитие для первокурсников. Распахнув дверь, он увидел своего соседа по комнате, Фрэнка Ходиака, читавшего единственное полученное им письмо. Хитафия сел на кровать, и его хвост загнулся вверх вдоль стены. Он открыл конверт острым когтем.
      — Фрэнк! — послышался возглас. — Они меня берут!
      — Эй! — отозвался Ходиак. — Да что с тобой стряслось? Слюни текут ручьем. Не заболел случаем?
      — Нет, я просто платшу.
      — Как это?
      — Именно так платшут ша-акфи.
      — И с чего тебя так развезло?
      — Оттого, што я штастлив. Я переполнен эмотсиями.
      — Тогда, ради Бога — невозмутимо произнес Ходиак — иди поплачь на кухне. У тебя вроде три конверта. Куда сам-то нацелился?
      — Думаю, в Йота-Гамма-Омикрон.
      — Почему? Есть группировки попрестижнее.
      — Мне это нет заботы. Я выбирать их в любой слутшай, по сентиментальные притшины.
      — Слушай, не заговаривай мне зубы! Будто у холоднокровных рептилий вроде тебя есть какие-то сентиментальные чувства!
      — Конетшно, есть. Мы, ша-акфи, все такие. Вы этого не знать, потому што мы не показывать наши тшувства на наших литсах.
      — Ну ладно, — не отступался Ходиак, — что же за причины, хе-хе?
      — Первая, — Хитафия начал загибать свои пальцы-когти, — потому што Герберт Ленгиел там есть. Снатшала только он во весь наш городок относился ко мне как к товарисш. Вторая — потому што великий де Камара был в Йота, когда поступать в «Атлантик» много лет назад.
      — Кто такой этот Камара?
      — Ты нитшего о нем не слышать? О, как кое-кто из утшеных земельных шителей игнорировать своя история! Он был один из великих космитшеских пионеров, основать «Вигенс-Интерпланетарис» и первый земельный житель поставить своя нога на Осирис.
      — Ну-ну. Еще один бразилец, который стал для вас своим в доску.
      — Да. Именно де Камара доставить вставные зубы Главного инспектора Фисесака с Осириса обратно на Землю и передать его в «Атлантик», и они давать ему потшетная степень. Этих сентиментальных ассотсиатсий вдохновлять меня. Я отшень сентиментальный по поводу господин де Камара, хотя некоторые из наш народ говорить, он украсть эти зубы и другие вещи, когда оставлять наша планета.
 
      На церемонии приема в братство Хитафия смирно сидел, как бы на корточках, среди таких же новичков. Они поглядывали на него кто с опаской, кто с отвращением. Когда им объяснили возможные будущие обязанности, Фицджеральд и еще двое членов братства решили устроить небольшое веселое представление садистского толка — из разряда тех, что обычно сопутствуют таким обрядам. Как по мановению волшебной палочки откуда-то появились две деревянные лопатки, наподобие ракеток для настольного тенниса, только поувесистее. На новичков обрушился град вопросов, один другого бестолковее. За нерасторопность провинившийся получал удар лопаткой, в случае же своевременного ответа салаг наказывали лишь за то, что они салаги. Только Хитафия не переставал удивляться:
      — А меня никто не ударять?
      — И тебе не терпится получить на орехи, чудище? — спросил Фицджеральд.
      Конетшно. Это часть приема в братцы. Мое сердце рваться пополам, если я не полутшить удар, как все.
      — Члены братства явно были сбиты с толку и недоуменно посматривали друг на друга. Ближе к хвосту тело Хитафии приобретало обтекаемую форму, и ничего, что можно было бы обозначить словом «задница», там не имелось.
      Наконец Браун спросил:
      — Как же это, черт возьми, исполнить? Где у него это самое… то есть куда его ударять?
      — О, везде! — заверил Хитафия.
      Браун, судя по виду, недовольный развитием событий, взмахнул своей лопаткой и хорошенько приложился по ляжке осирианца. Удары сыпались один за другим, пока Хитафия не изрек:
      — Я даже нитшего не тшувствовать. Вы есть уверены, што не наротшно бить меня так легко? Это бы сильно ранить мои тшувства.
      Браун сокрушенно покачал головой:
      — Ему все как слону дробина. Давай теперь ты, Джон.
      Фицджеральд как следует размахнулся и ударил по боку Хитафии лопаткой так, что она развалилась пополам. Сам Джон сжал от боли руку, оглядел товарищей по братству и сказал:
      — Полагаю, следует считать, что ты свое получил, Хитафия. Перейдем лучше к делу.
      Остальные новички лишь усмехнулись, явно довольные тем, что для них экзекуция закончилась. Однако они рано радовались. Одураченные старожилы братства не собирались оставаться в долгу. Новичкам было велено явиться следующим вечером туда же для так называемого благодарственного танца и кое-какой работенки по прислуживанию гостям. Вдобавок им было строго-настрого наказано через неделю прийти для продолжения посвящения и каждому принести с собой трех кошек.
      — Хитафия счет своим долгом прибыть на танцы за час до начала. Пуще того, чешуйчатую шею осирианца украшал черный галстук-бабочка. Джон Фицджеральд, конечно же, пришел с Алисой Холм. Герберта Ленгиела это задело, он не знал, куда себя деть, и старался под маской усталости скрыть досаду от того, что Алиса пришла не с ним.
      Когда с подносом, уставленным напитками, проследовал Хитафия, некоторые девушки, никогда прежде осирианца не видевшие, завизжали. Алисе тоже хотелось вскрикнуть, но она взяла себя в руки и сказала:
      — Ты танцуешь, Хитафия?
      — Увы, мисс Холм, не имею возмошность.
      — О, держу пари, что ты должен танцевать божественно!
      — Не есть так. Дома, на Осирисе, я исполнял танцы ухаживания лутше всех. Бросайте взгляд на мой хвост! Боюсь, што для меня будет надо весь пол. Вы не представлять, как тяжело иметь хвост в мире, где у все нормальные существа хвост нет. Каждый раз, когда я проходить тшерез вращательная дверь…
      — Пойдем потанцуем, Алиса, — вмешался Фицджеральд. А ты, чудище, займись своим делом как официант.
      — Ну что ты, Джон! — взмолилась Алиса. — Похоже, ты ревнуешь меня к бедняге Хитафии. А я нахожу его очаровательным.
      — Я ревную к скользкой рептилии?! Ха-ха! — усмехнулся Фицджеральд, и они закрутились в танце, напоминающем зулусские пляски.
 
      На следующем собрании по приему новых членов братства стоял невообразимый вой — каждый из кандидатов принес с собой по три кошки, прошествовав с ними по дорожкам университетского городка мимо домов и окон своих друзей.
      Браун спросил:
      — А где же Хитафия? Чудище обычно не опаздывает.
      В этот момент в дверь позвонили. Один из новичком открыл ее и тут же отпрянул, а потом скакнул назад, как испуганный олененок, только не с такой грациозностью, а из горла его выбулькнулось что-то вроде лягушачьего кваканья.
      В дверном проеме нарисовался Хитафия, с взрослой львицей на поводке. Кошки сыпанули в разные стороны и полезли на занавески, стеллажи и прочие возвышенности. Братьям-йотянам тоже нестерпимо захотелось спрятаться куда подальше, и они остались сидеть на своих местах лишь потому, что не хотели ударить лицом в грязь перед новичками.
      — Добрый ветшер! — поздоровался Хитафия. — Это — Тутси. Я взял ее напрокат. Подумал, што если приведу одна достатошно большая кошка, это будет если принес трех, как мне приказали. Вам она нравится, я надеяться?
      — Ну и характер! — воскликнул Фицджеральд. — Не просто чудище, а с норовом.
      — Теперь меня наказывать лопатками? — В голосе Хитафии звучала надежда.
      — Тебя ими бить — что динозавра хлестать одуванчиками. — И Фицджеральд решил недополученные осирианцем удары переадресовать другие кандидатам.
      Когда все связанное с приемом новых членов на этот раз было закончено, братья-йотяне устроили небольшое совещание. Бродерик сказал:
      — Надо будет им на следующий раз придумать задание позаковыристее. В первую очередь Хитафии. Велим ему, например, принести… э-э… как насчет вставных зубов того парня — он не то императором был на Осирисе, не то еще кем? Из музея то есть?
      Хитафия спросил:
      — Вы говорить о зубы великого Главного инспектора — Фиссесаки?
      — Да, инспектора Рыбы — ну, вы произносите это по-своему, но я имел в виду именно его.
      — Это будет отшень большая тшесть. Пока мы не идти, могу я просить мистера Фиттшеральта говорить со мной об один момент?
      Джон нахмурился и сказал:
      — О'кей, монстр, только поживее. А то у меня свидание.
      Они вышли, а остальные братья-йотяне услышали, как Хитафия что-то просвистел Джону в коридоре.
      Затем осирианец выглянул из-за двери и сказал:
      — Мистер Ленгиел, могу я и с вами поговорить? — И они тоже о чем-то пошептались-посвистелись в коридоре.
      Остальные члены братства этого диалога не слышали, потому что их глазам предстало нечто несравненно более интересное. Джон Фицджеральд, в костюме с иголочки, вознамерился их покинуть, а заскучавшая львица в этот момент решила с ним немного поиграть: кто кого поборет? И чем сильнее он пытался вырваться — тем сильнее она на него наседала. Наконец он сдался и лег на спину, а Тутси села рядом и начала усердно лизать ему лицо языком, напоминающим крупный наждак. Терпение Фицджеральда было на исходе, когда вошел Хитафия и оттащил свою «киску» прочь.
      — Мне отшен жаль, — промолвил осирианец. — Она такая игривая.
 
      Вечером накануне следующей встречи братства йотян через кусты у местного музея двигались какие-то тени. Дверь открылась, и из нее выскользнула другая тень — судя по контурам, это был высокий широкоплечий мужчина. Он осмотрелся, потом глянул в темноту, из которой только что вышел. Сделав несколько осторожных шагов вниз по ступенькам, человек прошептал:
      — Сюда!
      Из кустов вышла другая тень — не человека, а чего-то мезозойского. Тень человека бросила тени рептилии какой-то пакет, а в этот момент из дверей вышел сторож и крикнул:
      — Эй, вы там!
      Тень-человек пустилась наутек, а тень-рептилия нырнула в кусты. Сторож еще раз крикнул, дунул в полицейский свисток и бросился за человеком, но скоро остановился, тяжело дыша. Преследуемый скрылся из виду.
      — Будьте вы прокляты! — выругался сторож. — От полицейских все равно далеко не уйдете. Кто же у нас был сегодня после обеда, перед закрытием? Одна пигалица, похожая на итальянку, этот рыжий препод и один амбал, навроде футболера…
 
      Фрэнк Ходиак увидел, что его сосед по комнате собирает свои нехитрые пожитки, и спросил:
      — Куда это ты?
      Я хотеть уезжать на рождественские каникулы, — ответил Хитафия. — Мен отпускать на несколько дней. — Он со щелчком закрыл свой чемоданчик. — До свидания, Фрэнк. Мне было приятен знакомиться с тобой.
      — «До свидания»? Ты уезжаешь прямо сейчас?
      — Да.
      Судя по твоему голосу, ты и возвращаться сюда не то будешь не то нет.
      — Возмошно всякое. Когда-то. Сахаси-штаси, как говорят на Осирисе.
      — А что это за забавный пакет ты держишь?.. — Но не успел Ходиак закончить фразу, как Хитафии и след простыл.
 
      На следующем собрании братства Хитафия, до того самый старательный из кандидатов, отсутствовал. Йотяне позвонили в общежитие, и Фрэнк Ходиак сказал, что осирианец уехал несколькими часами ранее.
      Всех удивило также перебинтованное запястье Джона Фицджеральда. На вопросы братьев-йотян он ответил:
      — Будь я проклят, если сам что-то знаю. Помню только, в какой-то момент обнаружил, что сижу у себя в комнате, а рука у меня порезана.
      Собрание шло своим чередом, и удары лопатками наносились без передышки, как вдруг в дверь позвонили. Вошли два полицейских: свой, из университетского городка, и муниципальный, который тут же спросил:
      — Джон Фицджеральд здесь?
      — Да, — ответил Фицджеральд. — Я это.
      — Возьмите свою шляпу и пальто и пройдемте с нами.
      — Чего ради?
      — Хотим задать вам парочку вопросов по поводу исчезновения одного экспоната из нашего музея.
      — Ничего об этом не знаю. Валите отсюда и без всех нужных бумаг не приезжайте.
      Джон немного перегнул палку, потому что у муниципального полицейского был с собой листок с напечатанным текстом, и он сказал:
      — О'кей, вот тебе ордер. Ты арестован. Пошли… — И он взял Фицджеральда за запястье.
      Джон вырвал руку, сделал круговое движение, которое закончилось ударом по лицу полицейского. Тот упал на спину и остался лежать, чуть-чуть подергиваясь и постанывая. Другие братья-йотяне тоже не остались сидеть сложа руки. Они схватили полицейских и спустили вниз по каменной лестнице. После этого прием новых членов братства продолжился.
      Через пять минут к подъезду подлетели три вызванные по рации патрульные машины. Из них выскочили двенадцать полицейских и ворвались в дом.
      Как только братья-йотяне увидели дубинки, вся их бравада тут же растаяла как дым. Копы в голубой униформе двинулись к Фицджеральду и уже стали протягивать к нему руки. Он ударил одного из них, но на него навалились и в два счета скрутили. Джон продолжал вырываться, но скоро затих, когда один из полицейских припечатал его дубинкой по голове.
      Потом его вывели и посадили в машину. По дороге к участку он спросил:
      — Какого дьявола все это значит? Говорю вам: в жизни ни разу ничего ни в каком музее не брал.
      — Брал, брал, — сказал полицейский. — Вставные зубы одного из этих субчиков с другой планеты. О’Райли вроде? Они его так называют. Тебя видели в музее перед закрытием, и ты оставил отпечатки на стеклянном ящике, когда в него лазил. На этот раз, парень, ты здорово влип. Студиозусы проклятые, а мы еще думали, что вы лучше других…
 
      На следующий день Герберт Ленгиел получил письмо:
      «Здравствуй, Герберт!
      Когда ты начнешь читать эти строки, я буду уже на пути к Осирису, с зубами Главного инспектора Фисесаки — одного из величайших наших героев. Мне удалось получить место на космическом корабле до Плутона, откуда я доберусь до моего родного Осириса на межзвездном лайнере.
      Когда, по предложению Фицджеральда, первоначально похищенные де Камара зубы оказались у меня, искушение было слишком сильным, чтобы ему можно было сопротивляться.
      На самом деле, не будучи опытным взломщиком, я загипнотизировал Фицджеральда, чтобы он сделал это за меня. Тем самым я одним выстрелом убил трех зайцев. Кажется, именно так говорят у вас на Земле. Я получил эти зубы. Я отомстил Фицджеральду за его оскорбления. И я отправил его за решетку, а ты благодаря этому получил освободившееся место рядом с мисс Холм. Теперь ты все знаешь и можешь спасти его от исключения из университета, потому что, по-моему, такого жестокого наказания он не заслуживает.
      Я и тебя чуть-чуть загипнотизировал по-осириански, чтобы ты немного раскрепостился. Поэтому теперь ты вполне можешь завершить это дело, как сочтешь нужным.
      Жаль, что мне не удалось окончить Атлантический университет и стать полноправным членом братства Йота-Гамма-Омикрон. Однако мой народ воздаст мне должное за это деяние, так как высокие порывы на Осирисе чрезвычайно ценят.
      С братским приветом, Хитафия.»
 
      Ленгиел положил письмо и посмотрел на себя в зеркало. Последние часы он чувствовал себя очень хорошо! Совсем не так, как раньше. Но теперь причина этой бодрости, легкости, уверенности в себе была ясна.
      Он усмехнулся, зачесал назад волосы и вышел, чтобы позвонить Алисе.
 
      — Итак, тшентельмены, — сказал Хитафия, — теперь вы понимаете, потшему я решил подписать данное соглашение. Возможно, меня подвернут критике за то, што я пошел вам навстретшу так легко. Но вы понимаете, какая теплота в моем сердце к вашей Земле. Я бывал на многих планетах, но нигде не тшувствовал себя так дома, как много лет назад в братстве Йота-Гамма-Омикрон.
      Посол начал собирать свои бумаги и продолжил:
      — Есть у вас текст меморандума о нашей встрече, тштобы я его подписал? Ошен хорошо. — Хитафия поставил свою подпись, воспользовавшись когтем вместо ручки. — А на следующей неделе будет оффитсиальное подписание, да? С телекамерами и длинными ретши? Если в один день вы захотите воздвигнуть монумент в тшесть основателей Межпланетного совета, вы мошете поставить памятник мистеру Герберту Ленгиелу.
      — Сэр, мне говорили, что осирианцы, как и наши земляне, любят пропустить рюмашку-другую. Как вы насчет того, чтобы спуститься в наш бар…
      — Весьма сожалею, но не сегодня. В следующий раз — пошалуста. Сейчас мне надо успеть на самолет до Балтимора, США.
      — Что вы собираетесь там делать? — спросил Чагас.
      — Прежде всего, Атлантишеский университет решил сделать меня пошетным профессором. Как мне удержать на своем гребне эту смешную шапотшку с кистями — ума не приложу. Но это еще одна притшина, потшему я принял ваши предложения. Вы знаете, што мы, осирианцы, отшень сентиментальны. А што слутшилось с мистером Ву. Он не заболел?
      Ответил Чагас:
      — Прямо у него на глазах только что разлетелась вдребезги вся его долгие годы вынашиваемая философия. Пойдемте, мы посадим вас в самолет.
      Ву с трудом оторвался от кресла и заставил себя пойти вместе со всеми. Эванс, глядя на него, усмехнулся:
      — После того как мы проводим господина посла, думаю, можно будет поднять по бокалу хорошего шампанского!

      Като Чапман и Силья Зорн, манекенщица, ждали в космопорте «Мохаве» лунный лайнер. Чапман, кипевший энергией молодой человек, порой напоминавший инопланетян-бурундучков, сказал своему юному кузену Махони:
      — Если выберешь время и оторвешься ненадолго от своих распрекрасных художеств, окружи вниманием мисс Нетти. А то вернемся через двадцать два года и обнаружим, что она позабыла о нас.
      — Ладно-ладно. Мне нравятся дамы в возрасте. Она покупает наши работы. Правда, цену держит жестко.
      — Я бы сказала «чудовищно», — добавила Силья Зорн. — Но заметьте: какой бы сумасбродный замысел не втемяшился ей в голову, она в прогаре не остается.
      — Как, например, было с продажей летней одежды существам, которым эти тряпки нужны как собаке пятая нога, потому что они вообще ничего не носят? — спросил Махони. — Если уж ей удается умаслить любых дикарей вроде…
      Чапман дружески похлопал своего кузена по плечу:
      — Все не так просто, Эд. Осирианцы — натуры увлекающиеся и за модой следят. Вдобавок у них единственных среди инопланетян настоящая рыночная экономика, даже меньше социализированная, чем в Штатах.
      — Ну а что мне делать, если у этой мисс Нетти совсем поедет крыша? — спросил Махони.
      — Не знаю, — сказал Чапман, — но мне бы ужасно не хотелось вернуться и обнаружить, что никого из компании «Гринфарб — Голливуд»…
      — Внимание пассажирам! Todos passageiros! — прогремели громкоговорители сначала по-английски, а потом по-португальски.
      Чапман и мисс Зорн перед тем как подняться по трапу пожали руки Махони. Он крикнул им вслед:
      — Ведите себя хорошо! Или вы не сможете…
      Чапман подумал, что если ему что-то такое и втемяшится в голову, все равно затащить в койку девицу на два дюйма выше его ростом не удастся. Сказать это вслух он не решился, потому что намеревался поддерживать с Сильей хорошие отношения даже несмотря на то, что она и не думала строить ему глазки.
      Через семь часов они высадились на Тихо, чтобы пройти через обычную бюрократическую волокиту перед посадкой на корабль «Комоэс» до Осириса или, другими словами — Проциона XIV.
      Таможенник спросил:
      — Судя по всему, для вашего багажа зарезервировано спальное место, синьор?
      — Совершенно верно, — ответил Чапман.
      — Не совсем понимаю. Ваш багаж содержит живое существо?
      — Ничего подобного. Это мои образцы.
      — Образцы — чего?
      — Одежды. Я торговый агент компании «Гринфарб — Голливуд», выпускающей летнюю одежду. И мисс Гринфарб настаивает, чтобы я спал рядом с этим чемоданом, пока не закончу все дела.
      Таможенник пожал плечами:
      — Раз ваша нанимательница хочет заплатить лишних две тысячи долларов — это ее дело. На «Комоэс» есть еще один пассажир с багажом, в котором образцы, похожие на ваши, — тоже одежда. Извините меня, пожалуйста.
      Увидев, что стоящий за ним в очереди человек начинает проявлять беспокойство, Чапман отошел в сторонку, проверяя свои билеты и паспорт.
      — У тебя все о'кей? — спросил он у Сильи.
      — Да. Разве этот контролер не божественен, Като? Мне безумно нравятся такие высокие смуглые латинос.
      — Побольше о деле думай, — рыкнул Чапман. Сам он был невысоким и рыженьким, и ее слова больно задели его самолюбие. Больше того, вслед за таким ходом мысли от нее можно было ждать любого закидона. Он добавил: — Похоже, на борту у нас будет соперник.
      — Что? Полный ужас! Кто же это?
      — А я откуда знаю? Но таможня сказала, что какой-то парень везет с собой чемодан, полный тряпок, как и мы.
      — О-о! — Лицо Сильи приобрело хорошо всем известное скорбное выражение. — Один из известных парижских кутюрье…
      — Тс-с-с! Рано или поздно все выясним. В любом случае это не ОН.
      Чапман кивнул головой в сторону осирианца, который топал на своих птичьих ногах и нес чемодан. Осирианец (или ша-акфа, как они сами себя называли) походил на динозаврика семи футов ростом, бегающего на задних лапах и помахивающего хвостом для равновесия. Чешуйчатая шкура этого существа была искусно разукрашена в разные цвета.
      — Извините меня, пошалуста, — промолвила эта тварь с таким сильным акцентом, что ее едва можно было понять, — мне хотеть знать, какой сейтшас настоящий лунный время?
      Чапман ответил осирианцу, который, судя по петушиной бородке, был самцом. Тот установил правильное время на своих наручных часах и спросил:
      — Вы тоже есть лететь на «Комоэс»?
      — Да.
      — И я тоже. Давайте познакомиться. Я есть бизнесмен второго ранга Фиассаки.
      Чапман представил себя и свою спутницу, а потом спросил:
      — Немного удивительно, почему вы не ждете осирианского корабля, мистер Фиассаки?
      — Я его ждал, но получил из дома важное сообщение… Вы знаете, я прибыть сюда с важная культурная миссия, то есть подготовить потшва для экспорт работ, выполненных нашими дизайнерами и мастерами…
      — Могу предположить, каким ужасно неудобным показался вам один из наших кораблей.
      — О, есть именно так! Я так тшасто ударяться о верхний потолок и тсепляться хвостом в двери! Как здесь только можно двигаться… — И существо сделало попытку пожать практически отсутствующими у него плечами.
 
      Стюард показал Чапману его каюту и спросил:
      — Куда положить этот чемодан, на который у вас есть пассажирский билет, синьор?
      — На среднюю койку, — ответил Чапман, поднимая листок со списком пассажиров с небольшого буфета. Он прочитал:
      Баррос, М. К., Рио-де-Жанейро.
      Бергерат, Дж.-Дж., Париж.
      Чапман, К. Х., Голливуд.
      Чисхолм, У. Дж., Миннеаполис.
      Фиассаки, 3*, Сереф, Акх, Осирис.
      Камимура, А., Кобе.
      Кичик*, Джиджига, Тот.
      Мпанде, С., Молопололи, Бечуаналенд.
      Попович, И. И., София.
      Савинкова, А. П., Париж.
      Сэ, Т.-Е., Тяньцзинь.
      Варга, М., Шолнок, Венгрия.
      Зорн, С. Е., Голливуд.
 
      Сноска внизу говорила о том, что фамилии, помеченные звездочками, относились к внеземным существам…
      — Като! — послышался из коридора Сильи.
      — Да, Си!
      Высокая смуглая девушка вошла в каюту.
      — Я познакомилась с синьорой Баррос и Аней Савинковой. Аня работает манекенщицей у Томазелли в Париже!
      — Ого! А она сказала, кто здесь ее шеф?
      — Нет. Я успела только познакомиться с ней. Она такая рыженькая.
      — Хм. Должно быть, наш соперник — этот Бергерат. Вроде я его где-то видел: три года назад он был представителем Томазелли на выставке в Нью-Йорке. Высокий брюнет — ты как раз от таких тащишься…
      — Ни от кого я не тащусь! У тебя просто нервишки пошаливают…
      — О'кей. Будем считать, что я ничего не говорил. Он ловкач еще тот, насколько я помню: не успели мы и глазом моргнуть, как пристроил их новые вещички в нью-йоркские магазины.
      Силья посмотрела на список пассажиров:
      — Фиассаки мы знаем. Этот Кичик, наверное, коренной обитатель Тота. На кого хоть они похожи?
      — Их иногда называют крысоподобными обезьянами. Около метра ростом, семь пальцев на каждой руке.
      — Какая мерзость!
      Дверь снова открылась, и в сопровождении стюарда вошел негр, который оказался С. Мпанде. После процедуры знакомства Чапман сказал:
      — Как насчет того, чтобы я занял верхнюю полку, мистер Мпанде? По-моему, мне будет легче туда забраться?
      Мпанде похлопал себя по брюшку и прокхекал:
      — Лады, старина.
      — До встречи, Си, — попрощался с Сильей Чапман.
      Первые несколько часов после взлета, с их перегрузками, Чапман провел на койке. Потом он решил прогуляться по кораблю. В дальнем конце узкого коридора, огибающего кольцом нос корабля, согласно табличке на бразильско-португальском языке, хранился крупный багаж пассажиров. Дверь была закрыта на обычный вставной замок.
      Пройдя по коридору в другую сторону, Чапман нашел небольшой салон с двумя маленькими столиками. За одним из них уже началась игра между тремя людьми и тотианцем, чьи многочисленные пальца ловко перебирали карты.
      Высокий молодой брюнет слегка повернулся и приподнялся, чтобы протянуть руку, украшенную большим безвкусным кольцом:
      — Пгивет, мистер Чапман! Мы ведь встречались на выставке в Нью-Йорке?
      — Здорово, Жан-Жак. Собрался на Осирис — проворачивать свои делишки?
      — Может, что и получится. Подозреваю, что мы летим туда за одним и тем же.
      — Везешь коллекцию летней одежды?
      — Для занятий спортом, если точнее. Забавно, да? Что за блажь тебе в голову взбрела — держать чемодан с образцами у себя в каюте?
      — Подумал, что на борту могут оказаться прыткие ребята вроде тебя… — усмехнулся Чапман.
      — То-то я и вижу, ха-ха! По-моему же, замки капитана Альмейды у нас на корабле достаточно надежны, чтобы никто не мог приникнуть, куда его не просят. У меня интересных вещичек, которые следовало бы держать у себя в каюте, столько, что одним чемоданом не обойтись.
      — Не сомневаюсь. Но судя по тому, что у нас на борту только три женщины…
      — Совершеннейшая верность! Правда, есть небольшая неувязочка, забавная такая. Ты назвал такую точную цифру. Но ведь не считал Кичика, который и не мужчина, и не женщина.
      — И то и другое, — проклекотал тотианец. — Вы мне не завидуете? Тройка пик.
      Из-за тесноты на корабле оградить Силью от общения было невозможно. Она познакомилась с пассажирами, включая рыженькую красотку-манекенщицу Бергерата, которая оказалась весьма приятной и простой в общении девицей. По крайней мере, она не возвышалась над своим шефом, как высокая Силья.
      Мпанде был сам не свой до игры в карты, и Чапман улучил момент, чтобы спокойно поговорить в каюте с манекенщицей.
      — Я хочу посмотреть, что находится в чемодане Бергерата.
      — Как, ведь он на замке?
      — А ты не знала, что я когда-то работал механиком по замкам?
      — Слушай, Като, не надо снова что-то такое начинать. Вспомни, что с тобой было в случае с тем аргентинским игроком в поло…
      — Не лезь не в свое дело! Я же не сказал, что собираюсь что-то сделать с содержимым чемодана? Разве не так?
      — Не сказал, но я думаю…
      — И я знаю Жан-Жака: он человеческого обращения не понимает, только язык кулаков.
      — По-моему, он такой милый!
      — Ха-ха! Ты его еще не знаешь.
      Чапман прошел по коридору и стал изучать дверь багажного отсека. После этого он начал со скучающим видом шататься по кораблю, пока не встретил Зулоагу, главного инженера «Комоэс».
      — Можно мне здесь все осмотреть? — спросил он, представившись.
      — Весьма сожалею, правила «Вигенс Интерпланетарис» строжайше запрещают пассажирам заходить в двигательные отсеки.
      — А как тогда насчет ремонтных служб? Там я ничего повредить не смогу.
      Зулоага погрозил ему пальцем и сказал, мешая английские слова с португальскими:
      — Вы, Americanos do Norte, всегда сразу начинаете везде совать свой нос, едва попадете на корабль. Похоже, от этого вы чувствуете себя смелыми. Ну ладно, пойдем посмотрим нашу маленькую мастерскую.
      В ремонтном отсеке Чапман познакомился с главным механиком Густафсоном. Зулоага ушел, оставив их осматривать приборы и инструменты. Когда Чапман через полчаса уходил, у него был кусок воска и моток толстой проволоки, который он незаметно сунул себе в карман.
      Убедившись, что в коридоре никого нет, Чапман стал разбираться с замком, пытаясь понять, что у него внутри. Для начала он сунул проволоку в замочную скважину, чтобы определить, насколько она глубока.
      Время на корабле тянулось медленно, и некоторые пассажиры дремали, выпив снотворное, а другие продолжали играть в карты. Фиассаки, когти которого были слишком острыми, чтобы держать карты, сидел, согнувшись, в углу салона, с хвостом, вытянувшимся вверх вдоль стены, листая сентиментальные земные романы, которые прихватил с собой в дорогу.
      Чапман, выдержав необходимое время, нашел повод, чтобы снова заглянуть в ремонтный отсек. Там он выпросил у Густафсона два титановых прутка и начал стучать по ним молотком и изгибать, чтобы придать им нужную форму. Густафсон, похоже, поверил в неправдоподобную историю, что это было нужно для небольшого радиоприемника Чапмана.
      Скоро два металлических прутка приобрели форму очень тонких и длинных ключей — один без обычного зубчатого наконечника, а другой всего лишь с одним отходящим вбок отростком. С противоположной стороны ключи загибались кольцами, чтобы их было удобнее держать.
      — Это для настройки германиевых кристаллов, — сказал Чапман.
      — Как-нибудь покажешь мне, как это делается, — сказал Густафсон.
      — Конечно, — согласился Чапман и добавил по-португальски: — Obrigado .
      После этого Чапман прошел в столовую и сунул там в карман баночку с перцем. Когда Мпанде в каюте не было, он высыпал этот перец в обычный конверт и положил его себе в карман.
      Он дождался, пока почти все пассажиры заснули, а Мпанде играл в карты в салоне — на космическом корабле всегда найдутся чудаки, которые живут по своему графику сна и бодрствования, не как все нормальные люди. Чапман выскользнул из своей каюты с отмычками в карманах и прошел к багажному отсеку. Нервно оглядевшись по сторонам, он просунул прямой металлический стержень в замочную скважину и стал им там энергично вертеть. Потом он сунул туда же отмычку с боковым отростком и стал поворачивать ее в разные стороны, пока маленькие зубчики внутри не сдвинулись в положение открытого замка. Щелчок! И Чапман распахнул дверь.
      Прежде всего убедившись, что не окажется в ловушке и сможет выйти, Чапман закрыл за собой дверь. Он оказался в почти полной темноте, свет давал только небольшой карманный фонарик. В отсеке оказалось так много багажа, что трудно было двигаться. Однако Чапман усмехнулся, когда луч фонарика осветил большой чемодан Бергерата с образцами изделий. На нем была прикреплена табличка: «Ж.-Ж. М. Б. — Томазелли, Париж». Чтобы добраться до цели, Чапману пришлось передвинуть всего одну большую сумку.
      Он зло усмехнулся, подумав, что мосье Томазелли, известный своим скупердяйством, пожалел двух тысяч, чтобы купить лишний билет и положить чемодан с образцами на койку в каюте! Ну и замечательно! Но что же теперь? Чемодан был с кодовым замком Клейнвассера, и открыть или закрыть его можно было, только установив правильную комбинацию цифр. По идее, один вид такого замка должен был отбить у похитителя всякую охоту открыть чемодан.
      Чапману, со всем его опытом, не оставалось ничего другого, как пытаться подобрать комбинацию цифр. Конечно, вернее было бы прибегнуть к другому методу — то есть сверления, взлома или взрыва. Но даже туповатый Густафсон наверняка бы что-то заподозрил, начни он выпрашивать фомку или дрель, не говоря уже о взрывчатке. Что же делать? К несчастью, Чапман не обладал телепатическими способностями, чтобы узнать у Бергерата нужную комбинацию цифр.
      Что еще можно придумать? Рыженькую милашку Аню, судя по всему, можно было обработать. Конечно, ему и в голову не приходило заняться ею всерьез. Хотя он знал, что, когда вернется в Голливуд, тамошние красавицы уже повыходят замуж и нарожают детей. Именно поэтому только люди вроде него и Сильи, не связанные ни с кем тесными семейными узами, отправлялись в подобные путешествия. Полет будет для них продолжаться пять месяцев, а на Земле за это время пройдет целых пять лет…
      Услышав какой-то звук, он спешно выключил фонарик. Кто-то подошел и сопел в коридоре снаружи. Потом дверь приоткрылась, в щель просунулась рука и начала ощупывать стену в поисках выключателя.
      Чапман видел только силуэт плеча и части головы на фоне освещенного коридора, но узнал Жан-Жака Бергерата. Через секунды загорится свет, а чемоданы лежали слишком плотной стопкой, чтобы среди них можно было спрятаться.
      Чапман сунул одну руку в карман куртки и достал щепотку перца. Другую руку, сначала убрав фонарик, он согнул в запястье. Затем он бросил перец в лицо Бергерату и сильно дернул его внутрь багажного отсека. Чапман посторонился и дал своей жертве проскользнуть мимо него в дверь, которую он закрыл за собой, как только внутри раздалось судорожное чихание.
      Полчаса спустя в дверь каюты Чапмана заколотили кулаком:
      — Впусти меня, Като! Со мной случилось нечто из ряда вон!
      Чапман осмотрелся и вынул графин с водой из держателя на стене.
      Бергерат, однако, выглядел вполне дружелюбно, хотя у него было красное лицо и налитые кровью глаза.
      — Дружище! Это что-то невообразимое! Я прогуливался по коридору и услышал какой-то шум из багажного отсека. Ага, сказал я себе, что бы это могло означать? Не за моими ли прекрасными образцами кто-то туда наведался? Я толкнул дверь. И надо же! Она открылась, хотя всегда была заперта на замок, если только в отсек не входили стюард или член экипажа. Я просунул руку внутрь, чтобы включить свет. И что же дальше? Меня схватили и втянули внутрь и сыпанули мне в лицо перцем. Проникший в отсек человек проскользнул мимо меня наружу. К счастью, дверь можно открыть изнутри, а то бы я до сих пор там сидел. Представляешь?!
      — Кто же это был? — спросил Чапман.
      — Не знаю, так быстро этот fripon выскользнул. Сперва я подумал на тебя. Но это абсурд: чтобы представитель одного великого кутюрье играл в такие игры с другим. Потом я решил, что, возможно, нашему другу Фиассаки взбрело в голову, что в обычае носить одежду есть что-то неприличное, и он вознамерился воспрепятствовать этому на его планете. Хотя меня схватила именно человеческая рука, а не осирианская. Тебе ничего не приходит в голову?
      Чапман невозмутимым голосом промолвил:
      — А твоей манекенщице, мадемуазель Савинковой, можно доверять?
      — Этой малышке? Думаю, да. У меня тут есть неплохое средство для залечивания ран и воспоминаний о превратностях судьбы. — Бергерат достал серебристую бутылку с двумя прикрепленными к ней рюмочками. — Отличный коньяк.
      Чапман принюхался к своему бренди, задержал рюмку в руке и выпил только после француза.
      — Давай-ка посмотрим список пассажиров, — сказал Бергерат. — Эта мадам Баррос летит к своему муженьку, так что с ней, думаю, все в порядке. Мистер Уильям Чисхолм — ты знаешь о нем что-нибудь?
      — Только то, что он сам нам рассказал. Что-то вроде профессора… — Чапман, сидя на краешке койки Мпанде, покачнулся. Потом, не успев ничего осознать, потерял сознание.
 
      Когда Като Чапман очнулся, у него раскалывалась голова и было гадкое ощущение во рту. Он шевельнулся для пробы, застонал и сел, держа голову руками.
      — Слушай, с тобой все в порядке, старина? — спросил Мпанде, выглядывая со своей нижней койки. — Я вошел несколько часов назад и увидел, что ты одетым лежишь на своей койке.
      — Слава Богу, вроде жив, — пробормотал Чапман. Его часы показывали время завтрака.
      Он слез вниз и побрился. Потом, когда Мпанде вышел, бросился к своему чемодану. Замок был закрыт, и оставалась надежда, что содержимое не пострадало. Но когда он открыл чемодан, то некогда нарядные одеяния внутри представляли собой сплошное месиво, некоторые образцы были разорваны на мелкие части, другие остались целыми, но потеряли цвет.
      Чапман собрался с силами и нажал на кнопку внутренней связи:
      — Мисс Зорн, пожалуйста… Силья, это Като. Подойди в мою каюту, и побыстрее.
      Увидев, во что превратились их образцы, она обхватила голову и простонала:
      — Като! Это совершенно ужасно! Как такое могло случиться?
      Чапман порылся в тряпках и нашел два осколка тонкого стекла.
      — Видишь разрез снаружи? — Он показал на полукруглую дыру, которая была вырезана или выжжена в металле чемодана, а кусок обшивки свободно болтался туда-сюда. — Конечно, это Бергерат. Думаю, то его кольцо слишком большое, чтобы быть просто украшением. Это энергетический резак. Мерзавец привел меня в бессознательное состояние своим напитком — Бог знает как, — разрезал крышку чемодана и бросил туда кислотную бомбу. Это такие изящные маленькие штучки, которые используются в конкурентной борьбе. Пластмассовая оболочка размером примерно с куриное яйцо, а внутри тонкий стеклянный контейнер с кислотой и болтающимся в ней острым грузиком. Если сильно ударить таким яйцом обо что-нибудь твердое, грузик разбивает стекло и кислота начинает разъедать пластмассу.
      Пока они обследовали остатки образцов одежды, Чапман рассказал Силье о своем первом столкновении с Бергератом в багажном отсеке.
      — Он понял, что это был ты, и решил свести счеты, — сказала Силья.
      — За что? Я не причинил никакого вреда его проклятому чемодану…
      — Ты хочешь сказать, что пока не причинил. Зато засыпал ему всю физиономию перцем. У тебя что, не хватило здравого смысла сидеть тихо-смирно? Пусть бы все шло своим чередом. Ты же как мальчишка полез устраивать эту нелепую кражу со взломом.
      — Что ты имеешь в виду под «здравым смыслом»? Проклятье, куриные твои мозги! Здесь я за все отвечаю и не позволю, чтобы на меня кричали…
      — Кто на кого кричит?
      — Ты кричишь!
      — Я! Не! Кричу!
      — Нет! Кричишь! — Чапман напряг всю свою волю и рассмеялся. — Да и я тоже. Давай не будем ссориться, по крайней мере друг с другом.
      — Но что же нам делать? Тут ничего целого не осталось, кроме этого купального костюма, а с ним никакого шоу не получится.
      — Мы могли бы устроить сногсшибательный показ, но теперь осирианцам не суждено оценить его по достоинству.
      — Раз все равно упущенного не вернуть, не можем ли мы пересесть на другой корабль?
      — Конечно, нет. У нас еще достаточно энергии, да и летим мы с такой скоростью к… к…
      Они оба схватились руками за головы. Силья Зорн наконец промолвила:
      — Я с самого начала поняла, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, еще только когда ты и мисс Нетти уговаривали меня на эту сумасшедшую командировку. Если мы и доживем до возвращения назад, наша старая ведьма-кошка сживет нас со свету.
      Чапман посмотрел в потолок:
      — У нас остался только один шанс. — Он взял свой бумажник и сунул его себе в рукав.
      — Като! Что тебе еще взбрело в голову? Опять какую-то авантюру задумал?
      — Скоро увидишь. Терять ведь нам все равно нечего?
      В салуне как раз заканчивала завтракать первая смена и готовилась уступить место второй. Чапман протолкался к Бергерату, сказал: «Слушай, ты…», добавил несколько непечатных выражений и ударил его в нос.
      Тотчас же салун наполнился криками, летящей посудой, и вообще поднялась невообразимая суматоха. Бергерат успел дать Чапману по зубам, прежде чем они сцепились, повалились на пол и начали молотить друг друга кулаками в небольшом промежутке между двумя столиками.
      — Немедленно прекратите! — властно крикнул кто-то на бразильском диалекте португальского. Чапман почувствовал, что его оттаскивают от врага. Над ним орал капитан Альмейда: — Вы что, с ума сошли? Что значит это насилие?
      — Этот хам, — сказал Чапман, вытирая текущую по подбородку кровь, — напоил меня каким-то зельем, так что я потерял сознание, потом обшарил мои карманы и бросил в чемодан кислотную бомбу, чтобы привести в негодность образцы товаров и мои вещи, а вы называете насилием, когда я за все это его разок ударил?
      — Ложь! — воскликнул Бергерат. — Я дал ему всего лишь глоток коньяку, и он вырубился. Разве я виноват, если ему одной рюмки достаточно, чтобы опьянеть? А о его чемодане вообще ничего не знаю, и к карманам его не прикасался. Все это из пальца высосано…
      — Посмотрите, что у него в карманах, — сказал Чапман.
      Зулоага пробежался руками вдоль тела Бергерата и обнаружил бумажник.
      — Вот видите! — сказал Чапман.
      — Но… но я не имею представления, откуда он взялся, — залепетал Бергерат. — Должно быть, его мне подкинули, когда мы боролись…
      Однако с этого момента симпатии экипажа перешли на сторону Чапмана.
      — Позвольте мне показать вам мой чемодан, — сказал он.
      Они осмотрели остатки образцов одежды. Бергерат свою вину полностью отрицал. Чапман внутренне усмехнулся и подумал, что никогда бы не доказал, что Бергерат пошел на преступление, которое он совершил, если бы сначала не убедил командование корабля, что француз сделал то, что он в действительности не делал.
      Бергерат сказал:
      — Я зашел поговорить с мистером Чапманом потому, что у нас с ним уже была стычка в багажном отсеке. — И он рассказал о том, как ему бросили в лицо перцу.
      — Все это чистой воды выдумки, — заявил Чапман. — Надо же ему что-то сказать. Давайте проверим и его багаж. Может, в нем полно украденных вещей.
      Они прошли по коридору, и капитан открыл своим ключом дверь багажного отсека. Чапман на какой-то момент весь внутренне сжался, представив, как кто-то спросит Густафсона, что делал мистер Чапман в ремонтном помещении. Но никто лишних вопросов не задавал, и у Чапмана отлегло от сердца.
      — Откройте чемодан, — распорядился капитан.
      Бергерат подчинился. Внутри лежала аккуратно сложенная летняя одежда, преимущественно женская: купальные костюмы, тенниски и тому подобное. Никто из пассажиров не обнаружил среди них ничего украденного.
      — Вот видите, — сказал Чапман. — Никто в его чемодан не лазал.
      — Вижу, — согласился капитан Альмейда. Он захлопнул крышку, повернул кодовое кольцо-замок и сказал Бергерату: — Ты, амиго, арестован за насилие, кражу со взломом и тому подобное, о чем я еще подумаю. Ты останешься в отсеке К до конца пути, когда будет проведено формальное расследование. Уведите его.
      Аня Савинкова запротестовала:
      — Но… но все это неправда… по крайней мере, вы должны посадить в камеру их обоих. А что будет со мной? Я осталась в одиночестве…
      Чапман похлопал ее по плечу:
      — Все будет в порядке, детка. Я о тебе позабочусь.
      — Что я слышу? — сказала Силья Зорн. — Будь с ним поосторожнее, Аня, когда он начинает так говорить…
      Чапман громко рассмеялся им обеим, вернулся к себе в каюту и как следует вымыл внутри свой чемодан, предварительно все из него вытащив. Следующей, условно говоря, ночью, когда он уверился, что Мпанде завис в салуне, за игрой в карты, Чапман достал из укромного местечка свои отмычки и снова проник в багажный отсек. Капитан Альмейда, ничего не зная об особенностях замка Клейнвассера, просто немного повернул кодовое кольцо, так что теперь открыть чемодан Бергерата не составляло труда.
      Полчаса спустя все приведенные в негодность летние наряды мисс Гринфарб оказались в чемодане Бергерата, а похожие творения мосье Томазелли удобно разместились в чемодане Чапмана в его каюте.
      После этого Като позволил себе немного расслабиться в салуне, оторвав Фиассаки от его сентиментальных романов, чтобы сыграть с ним партийку-другую в шашки.
 
      После того как «Комоэс» совершил посадку и все пассажиры прошли паспортный, эпидемиологический и таможенный контроль, Чапман сказал:
      — Вперед, девочки. Думаю, эти птички в зале ожидания и есть наши осирианские предприниматели.
      — И что нам с этого пользы? — уныло протянула Силья. — У нас ничего нет, и мы не в силах что-то…
      — Положитесь в этом на меня, — сказал Чапман. — О, Фиассаки!
      — Да?
      — Я так и не выучил как следует ваш язык. Вы не поможете мне несколько минут как переводчик?
      — Окхотно.
      Они подошли к небольшой стайке динозавров, и Чапман сказал Фиассаки:
      — Спросите, нет ли среди них Тафахии, занимающегося изготовлением штор.
      После непродолжительного свистения-щебетания на языке ша-акфи Фиассаки доложил:
      — Этот большой есть он. — И показал на высокого осирианца, чешуйки которого были украшены ярко расцвеченными золотисто-голубыми блестками. — Сказал, что у тебя письмо от мисс Гринфарб. Он думать, это хорошая идея. Вы продадите им образцы, а они будут делать одежду. Конетшно, их ответ не будут полутшать на Земле много лет. Вы не пройти в их офис, тштобы организовать показывание?
      — Пошли, девочки, — сказал Чапман, собираясь последовать за своими новыми компаньонами. Через стеклянные двери он увидел осирианский автомобиль — платформу на колесах, с перилами, но без сидений. С их хвостами от земного седана было бы мало толку…
 
      — Синьор Чапман? — окликнул его один из сотрудников компании «Вигенс». — Можно вас на минутку? — И извинился по-португальски.
      — В чем дело? — слегка забеспокоился Чапман.
      Вам надлежит подписать заявление против синьора Бергерата. В противном случае мы не сможет начать расследование.
      — Не надо настаивать на этом обвинении. — Чапман ощутил, что его одолевают великодушные чувства. — Четыре месяца в изолированном отсеке — вполне достаточное наказание.
      — Но в таком случае мы будем вынуждены его отпустить!
      — О'кей, позвольте ему выйти.
 
      Когда Силья и Аня демонстрировали один за другим наряды, осирианцы шипели как прохудившийся паровой котел. Чапман, чей язык ша-акфи все еще оставлял желать лучшего, читал по буквам шпаргалку:
      — …это, леди и джентльмены, наряд для похода за покупками по центральным улицам. Обратите внимание на расклешенную юбку… — Он знал, что его акцент ужасен, потому что некоторые звуки человеческие голосовые органы просто отказывались произносить, и наоборот. Естественно, он не говорил им, что показывает коллекцию Томазелли из Парижа.
      Одна осирианка, на которую ему было приятно смотреть, стала уговаривать своих мужчин купить все на корню. Когда показ закончился, осирианцы-мужчины вытащили чеки и подписали их, используя свои острые когти как ручки, едва Чапман успел назвать цены. Хотя это были фантастически большие деньги, но все же затраты на доставку образцов на Осирис они не покрывали, однако по крайней мере ничто не было отвергнуто и не придется тратить еще тысячи долларов, чтобы доставить их обратно на Землю.
      Когда все образцы были проданы, осирианка возымела желание приобрести и всю одежду девочек-манекенщиц — все, что на них было. Чапману стоило большого труда уговорить ее отказаться от этой затеи.
      — Фи-и-и! — присвистнул он, когда последняя осирианская красотка протопала прочь, с беретом на хохолке и недоуздком вокруг безгрудого торса… — Ну как вам… э-э…показ, Тафахия?
      — Бесподобно! — воскликнул осирианец. — Мы немедленно подпишем договор. Как жаль, что с нашим температурным контролем тела мы никогда не ощущали нужды в обычае носить такие очаровательные наряды! Пойдемте, я передам вам договор и наш первый платеж. Когда можно ждать первое портфолио с нашими образцами?
      — Они… они уже в пути, — пробормотал Чапман на своем спотыкающемся ша-акфи. — Все уже послано на корабле, будет храниться в компании «Вигенс» и передано вам по заключении договора. Давайте поторопимся, потому что мы не хотели бы опоздать на обратный рейс «Комоэса».
      — Ничего страшного: один из наших собственных кораблей отбывает к вашей звезде через несколько дней…
      Чапман все равно спешил. Осирианцы спят на полу, не пользуются креслами и питаются мясом других рептилий, которых они приручили. Хотя он и слышал, что на их кораблях есть специальный провиант для пассажиров-людей, как в компании «Вигенс» для осирианцев, ему вовсе не хотелось самому испробовать их спальные приспособления и познакомиться с непривычной кухней.
 
      После того как копия договора между компанией «Гринфарб» и синдикатом Тафахии была положена в надежное место — сейф капитана Альмейды, — Като Чапман сказал:
      — Все, девочки, мы себе будущее обеспечили. — После этого он ойкнул, увидев фамилию Бергерата в списке пассажиров.
      — Ну а что, по-твоему, этому бедняге оставалось делать?
      — Это может создать для нас проблемы.
      Однако обошлось без серьезных неприятностей. Бергерат усмехнулся ему и сказал:
      — Где мы можем поговорить, старина? У меня есть одно предложение, которое надо обсудить.
      Позже он продолжил:
      — Слушай, мне нельзя возвращаться к Томазелли. Он тут же меня выгонит взашей, да еще с волчьим билетом, чтобы я в Париже никуда не мог устроиться. Он очень мстительный, этот малыш Томазелли. Ты и я вели поединок голыми кулаками — или и металлическими стержнями? — и ты взял верх. Bien . Поздравляю тебя. Но почему бы мне не вернуться с тобой в Голливуд? Это второй всемирный центр моды. Может, замолвишь за меня словечко перед мисс Гринфарб?
      — Хм, — задумался Чапман. — Это идея. Не могу чего-нибудь обещать. Нетти может подумать, что Томазелли пытается заслать к ней своего шпиона. Ты сам-то уверен, что это не так? — Чапман грозно посмотрел на своего друга-врага.
      — Нет, нет! Это легко доказать. И тут есть еще один мотив.
      — Что еще?
      — Сентиментальный мотив. Твоя мисс Зорн… хм-м… э-э…
      — О! Ладно, сделаю что смогу. Между прочим, что это ты мне тогда намешал с коньяком? Я внимательно смотрел, чтобы ты выпил то же самое.
      Все очень просто. Я использовал барбитурат, который разлагается кофеином, а сам перед тем как идти к тебе в каюту напился кофе. Но мы ведь закончили играть в эти игры, не правда ли?
 
      Через пять месяцев, по субъективному ощущению времени, ракета-шаттл с Плутона совершила посадку в космопорте «Мохаве». Чапман, с повисшей на его руке Аней, спустился по трапу. За двадцать два года здесь должны были произойти изменения. К счастью, благодаря большому увеличению продолжительности человеческой жизни в последнем столетии, большинство из старых знакомых должны были быть живы. Включая мисс Нетти.
      Чапман яростно пыхал своей трубкой, впервые закурив после того, как поднялся на борт «Комоэс». За ним следовали Бергерат и Силья. Когда они прошли все проверки и оказались в зале ожидания, Чапман остановился как вкопанный. Его трубка упала на пол.
      За исключением тех, кто прилетел на их корабле, люди, толпившиеся в зале ожидания, были обнажены, только на ногах у них были сандалеты. Больше того, их кожу украшали фантастические разноцветные орнаменты, которыми покрывали себя обитатели Осириса.
      Пока они стояли и таращили глаза на это зрелище, к ним подошел человек:
      — Като Чапман?
      — Д-да. Кто вы?
      — Вы меня не узнаете?
      — О, Господи, мой кузен Эд Махони! А это моя жена Аня, это мистер и миссис Бергерат. Помнишь Силью? Она всегда мечтала о высоком брюнете. Капитан оформил наши браки по пути с Осириса.
      Махони кивнул:
      — Я думал, что без чего-то подобного не обойдется.
      — Но… но, черт возьми, где же ваша одежда? И почему все вокруг выглядят, как татуированные циркачки?
      — А, это… Новый осирианский стиль, появился не так давно. Больше мы в жаркую погоду ничего не носим.
      — Ик, — вырвалось у Чапмана. — Откуда появился?
      — Кажется, благодаря нескольким ловким осирианцам, которые прибыли к нам с так называемой культурной миссией года несколько лет назад и начали с организации синдиката по рекламе на Земле своего нательного дизайна. Так что, судя по всему, вы теперь без работы.
      — Как?!
      — Именно так. Нетти Гринфарб разорилась, и вся ее торговля летней одеждой закончилась. Последнее, что я о ней слышал, — будто она работает кем-то в правительстве. Но, может, вы попробуете свои силы в нательном бизнесе? Это настолько модно, насколько вы можете себе вообще вообразить, и я могу постараться найти местечки для тебя и твоих друзей. Вы летите со мной в Лос-Анджелес?
      Они безропотно последовали за ним.

      — Не видать им этого как своих ушей! — мрачно изрек Абреу. — Установить технологическую блокаду и в то же время разрешить сообщение кришнанцев с существами с других планет? Ха-ха! Проклятый Межпланетный совет! Пусть попросят у нас чего полегче. Например, поджечь спичкой море Садабао.
      Команданте Силва, прибывший со своей планеты на переговоры, выглядел смущенным:
      — На Вишну у нас все в порядке, больше того, мы без всяких проволочек оборудовали там станцию. Ваши подопечные, синьор Кристовао, пользуются дурной славой.
      Абреу покрылся румянцем и заерзал в своем кресле:
      — Вам легко критиковать, синьор Аугусто. Как вы знаете, Бембом — это небольшая станция, не чета Новоресифе, а ваши вишнанцы рядом с кришнанцами — простые и наивные, как дети.
      — Я только хотел сказать, что всем известно о ваших бюрократических проволочках, которые…
      — Говорю вам…
      — …которые являются…
      — Queira, senhores , — остановил их Кеннеди. Комендант Новоресифе был очень важной персоной, и его послушались. — Оставим пререкания. Нам надлежит сделать все возможное при существующих обстоятельствах.
      — И все равно дело дохлое, — не переставал брюзжать Абреу. — Рано или поздно они придумают что-нибудь сногсшибательное, и тогда мы узнаем, зря или не зря Межпланетный совет опасался, что эти отсталые кришнанцы начнут воевать с другими мирами, как только у них произойдет научно-техническая революция.
      — В этом я с вами солидарен. Межпланетный совет — всего лишь группа людей. А значит, любой из них — и все вместе — может быть ограниченным, даже дубоватым. Я целый год бомбардировал их письмами по поводу вишнанцев, чтобы…
      — В этот момент раздался стук в дверь.
      — Да! — сказал Абреу. Вошел Горчаков, начальник таможенной службы.
      Думаю, вам лучше быть в курсе этого дела, chefe , — сказал он. — Помните того землянина, которого мы пропустили для путешествия несколько десятков ночей назад? Акелави? Ахмад Акелави?
      — Тот высокий алжирский инженер? Sim . Что там с ним?
      — Он пытался пронести через таможню мумию.
      — Прошу прощения, синьоры, — извинился Абреу. — Мне необходимо разобраться с этим делом. — И глава службы безопасности Новоресифе — настоящая туша — поднялся с кресла и, тяжело ступая, пошел за Горчаковым.
      — Что за мумия? — спросил он.
      — Какой-то их царек. Утверждает, что все абсолютно законно и у него есть чек об оплате покупки.
      Едва увидев Акелави, Абреу словно ощетинился внутри. Сам толстенький коротышка, он подозревал всех мужчин выше него в дьявольских кознях, а алжирец, возможно, был самым высоким человеком, нога которого переступала порог этого дальнего представительства «Вигенс Интерпланетарис». Акелави все еще выглядел по-кришнански: вспученные зеленые волосы и нарисованные стрелки по направлению к ушам. Он холодно посмотрел сверху вниз своими большими темными глазами на чиновника.
      Абреу взял с места в карьер:
      — Что все это значит, синьор Ахмад?
      Акелави вздохнул:
      — Я уже объяснил сотруднику таможни, а потом начальнику всей службы, а теперь говорю вам, затем, судя по всему, очередь дойдет до команданте Кеннеди…
      — Об этом вам нечего беспокоиться. Просто отвечайте на мои вопросы.
      — Весьма охотно. Повторяю еще раз: я купил эту мумию у принца Ферриана Сотаспийского. Вот чек в подтверждение этой сделки, с собственноручной подписью князя.
      — А с какой целью вы ее приобрели?
      — Отвезти на Землю в качестве музейного экспоната. Даже при нынешних тарифах на перевозки она компенсирует мне затраты на поездку.
      — А чья это мумия? — спросил Абреу, осматривая ее. — Mгe do Deus , какая она ужасная!
      — Считается, что это останки Манзарии, первого и единственного короля Сотаспе, — заметил Акелави.
      — Как это? У них была республика? Или еще что-то?
      — Не совсем так. У них была только видимость, юридическая фикция, благодаря которой король Манзария все еще является законным правителем, а у царствующего монарха — принца — только статус регента. Тут все юридически очень запутано…
      — Тогда нечего и забивать всем этим голову. Вы просветили ее рентгеновскими лучами, amigo?
      — Пока нет, — ответил Горчаков. — Думал, вы захотите присутствовать…
      Через полчаса со всеми проверками было покончено.
      — Не вижу причин препятствовать ее вывозу, — сказал Абреу. — Но объясните мне: почему принц Ферриан решился продать столь священную реликвию?
      Акелави пожал своими костлявыми плечами:
      — Он не сказал. Возможно, хочет называться королем, а не только быть монархом по сути дела.
      — Понимаю. А что это у вас за медаль?
      — За победу на чемпионате по планерному спорту в Микарданде. Если вы позволите мне начать подписывать бумаги из этой горы, я могу успеть на свой корабль. — И, заполнив все необходимые документы, он удалился с мумией в руках.
 
      Не прошло и трех дней после отбытия Акелави на корабле «Лорето», как в Новоресифе разыгралась настоящая буря. И поднял ее молодой худой кришнанец. На нем был наряд богатого островитянина с моря Садабао, а его португальский был если не ломаным, то сильно искривленным.
      — Я — принц Ферриан Сотаспийский! — сверкая глазами кричал он на Абреу. — Грязные твари! Что вы сделали с нашим великим королем?!
      — Вы имеете в виду ту мумию, которую взял с собой Акелави? — пробормотал смущенный Абреу.
      — Это для тебя она мумия, а для нас — священная реликвия нашего государства, которое было, есть и будет вовеки веков! Где она?
      Абреу объяснил.
      — Ты хочешь сказать, что символ славы наших предков теперь за миллионы миль отсюда? Что этот вор, да соберется в его утробе вся зараза и гниль Кришны, что он…
      — Минуточку, ваша милость. Так вы утверждаете, что этот Акелави похитил мумию, а не купил ее, как он сказал?
      — Конечно, похитил! Ты что же, полагаешь, будто мы столь бедны, что продали нашего единственного короля?
      Абреу повернулся к своему секретарю:
      — Найди-ка фотокопию чека, который предъявлял Акелави. Если произошла ошибка, господин Ферриан, мы ее исправим… А вот и чек. Разве это не ваша подпись?
      — Выглядит похоже, но я никогда подобных бумаг не подписывал. Он мог получить их хитростью. Когда отбывает на землю следующий корабль?
      — Через девять или десять дней. Но, мой друг, кришнанцам бывает весьма затруднительно получить разрешение для полета на кораблях компании «Вигенс»…
      — Как будто мы не являемся старейшей и достойнейшей цивилизацией во вселенной! — горячо воскликнул Ферриан. — Да будет вам известно, синьор, что скоро настанет день, когда с этой дискриминацией будет покончено раз и навсегда!
      — Что вы, что вы! Мы вовсе не считаем себя чем-то выше кришнанцев. Весь вопрос в том, как ваша цивилизация воспримет и использует достижения науки и техники. Когда вы примете на вооружение современные идеи государственного устройства и законности…
      Ферриан сказал Абреу, на своем гортанном гозаштанду, что он думает и чего стоит вся эта законность.
      Абреу, не отличавшийся миролюбивым нравом, с трудом себя сдерживая, ответил:
      — Почему бы вам не положиться в этом вопросе на нас? Служба безопасности компании «Вигенс» может послать на Землю со следующим кораблем донесение. Как только это сообщение будет получено, вся мощная полицейская машина Земли будет приведена в действие, и вашего короля незамедлительно вернут назад.
      — Что значит «незамедлительно»?
      — О, по кришнанскому времени, примерно через двадцать пять лет. Именно столько понадобится для доставки на Землю сообщения и возвращения короля.
      — Нет! Ждать нельзя! Я сам полечу! Думаете, я позволю, чтобы моего бедного предка волокли через все вселенную без эскорта, одинокого, беззащитного? Вы, земляне, понятия не имеете о почестях, которые следует оказывать помазаннику божьему.
      — Очень хорошо. Заполните заявку по этому образцу.
      Так и получилось, что на следующем космическом корабле к Солнечной системе оказался Ферриан бад-Арджанак, принц-регент Сотаспе. С одной стороны, этот космический путешественник был важной персоной, а с другой — жителем отсталой планеты, воинственному народу которой был закрыт доступ к технической информации. Поэтому Абреу послал с ним в качестве сопровождающего сотрудника своей службы безопасности, Геркулеса Костанхосо.
      Когда они уходили, то, как заметил Абреу, горячо спорили об эффекте Фицджеральда. Ферриан отказывался верить, что, если его путешествие к Земле займет для него примерно сто шестьдесят дней, то на Кришне за это время пройдет три тысячи дней.
      — У нас есть одна легенда, — бросил он пренебрежительно, — о шахтере Галаю, который попал в сказочную страну и провел там три дня, а когда вернулся обратно, все его друзья стали стариками. Но я-то взрослый и образованный человек! И ты хочешь, чтобы я поверил во всю эту чушь?!
 
      Прошли годы.
      На таможне возник скандал в связи с установившимся в здешних местах обычаем целоваться при встречах и прощаниях. В результате кадровых перестановок Абреу перевели на Ганешу, хотя никакой его вины в случившемся не было. Его последователю тоже пришлось несладко. Он был уличен в том, что попустительствовал прохождению через таможню привычки курить табак. Как следствие, Абреу вернулся на прежнее место, а благодаря усилиям земных врачей-геронтологов не стал выглядеть намного старше.
      И вот однажды на посадочную площадку Новоресифе опустился новый корабль «Маранхао», и по трапу сошли Костанхосо и принц Ферриан. Абреу принялся яростно трясти руку монарху:
      — Отлично! Я так и думал, что вы вот-вот вернетесь. Забрали свою мумию?
      — Да. — Португальский Ферриана заметно улучшился. — Это было самое интересное путешествие, какое только можно представить, хотя твой человек не спускал с меня глаз ни на минуту, словно я дикий зверь в клетке. Он даже читать мне ничего не давал, кроме старых законодательных актов, которые все время откуда-то доставал.
      — Ему так приказали, — сказал Абреу. — Когда на Кришне установятся обычные для остальной вселенной стандарты законности, этики и государственного устройства, тогда, может быть, вам будет предоставлен доступ и…
      Ферриан сделал нетерпеливое движение:
      — Хватит читать лекции, дружище. Сейчас мне гораздо интереснее решить вопрос с транспортировкой моей мумии на Маджбур. Да и самому надо туда попасть поскорее. Для меня путешествие заняло немного времени, а вот мои бедные женушки наверняка по мне стосковались. Я должен их снова увидеть.
      Таможенник был под каблуком у своей супружницы и поэтому завидовал умению принца держать в руках даже не одну жену, а целый взвод. Однако, будучи мудрым чиновником, он не подал виду, какие чувства его обуревают. Когда Ферриан отошел подальше, так что их не было слышно, он спросил Костанхосо:
      — Как ты с ним справился, Геркулес?
      — Без особого труда. Он подчинялся всем приказам, беда лишь в том, что он слишком хорошо соображает.
      — Как это?
      — Он способен делать правильные умозаключения даже получая самые незначительные сведения. А когда ему надо, делается таким очаровашкой, что может выудить из человека все, что ему нужно. В конце концов я дал ему свод законов, чтобы он немного успокоился. К тому же на Кришне не лишне будет установить кое-какие современные законы.
      — Ты все сделал правильно. Еще не знаешь о своем повышении по службе?
      — О… а… благодарю, но нет ли здесь ошибки? Меня только что повысили…
      — Ты забыл, мой мальчик, что это было недавно только по твоим субъективным ощущениям, а что касается выплаты жалованья и повышения в должности, то здесь ведется объективный отсчет времени…
      Абреу посмотрел, как принц и его мумия отплыли на 22-весельном баркасе вниз по течению реки Пичиде, а потом опять зарылся в свои бумаги и выкинул этого королька из головы. Но только до тех пор, пока не получил письмо от Горбоваста, полномочного представителя короля Экрара Гозаштандского в свободном городе Маджбуре. Горбоваст, вдобавок к представлению интересов короля Экрара, вел двойную игру и немного шпионил для Абреу. Он писал:
      «От автора записки намеченному адресату, с приветствием.
      Уважаемый господин, довожу до вашего сведения попавшие в поле моего зрения любопытные факты. Как вам известно, принц Сотаспе, вместе с мумией короля Манзарии, прожил здесь десять ночей или больше. Сегодня у нас пришвартовался корабль с флагом Сотаспе. На нем прибыл премьер-министр, сэр Карао бад-Аве. Говорят, что какой-то прирученный биджардоставил в Сотаспе записку, чтобы прибыл этот корабль и забрал принца.
      Но более интересен, однако, сам этот корабль — «Керукчи». Он приводится в движение не только веслами и парусами, но и механическим устройством. К каждому борту прикреплено большое колесо с деревянными лопатками, вставленными в ось, так что они погружаются в воду при его вращении. Колеса приводятся в действие машиной внутри корпуса, об устройстве которой я ничего не могу сказать, потому что сотаспийцы никого на борт не пускают. Говорят, однако, что эта машина приводится в действие кипящей водой, а дым выходит через большую трубу, установленную посередине судна.
      Так как «Керукчи», скорее всего, в ближайшее время уйдет, когда его машина будет готова к путешествию, вам надо поспешить, чтобы увидеть это устройство.
      Наилучшие пожелания вам и вашим близким».
 
      Перечитав письмо, Абреу набросился на Костанхосо:
      — Геркулес! — закричал он. — Вызови парикмахера для нас обоих! Мы уезжаем! Зеленые волосы и все остальное!
 
      Между тем в Маджбуре принц Ферриан в это время делал выволочку своему премьер-министру:
      — Ты законченный, полный идиот! — кричал он. — Что, в Сотаспе не нашлось ни одного подходящего корабля и тебе пришлось прибыть сюда на «Керукчи», а теперь слухи о его существовании достигли ушей землян в Новоресифе? Получай, болван! — И он полоснул министра плеткой.
      Сэр Карао согнулся, повалился вниз и ударился головой о пол:
      — Смилуйтесь, ваше величество! — взмолился он. — Вы знаете, что я никогда не мог сладить с вашим гаремом!
      — А причем тут мой гарем?
      — Эта злосчастная авантюра была предпринята по настоянию вашей жены леди Танзи, которая сказала, что хочет оказать вам достойную вашего величества честь, послав за вами гордость нашего флота!
      «Гордость»! «Честь!». Чушь собачья! Моя жена леди Танзи захотела утереть нос моей жене леди Курахи, разве нет? А почему ты не посоветовался с моей женой леди Джаали?
      — Я хотел, но она болела и отослала меня к вашей жене леди Роврай, которая взяла сторону леди Танзи…
      — Все ясно, — проворчал Ферриан. — Полная неразбериха и путаница. Ладно, но по крайней мере эта ошибка больше не повторится, потому что, когда я вернусь в Сотаспе, будет установлен новый закон. Прочитал свод законов, который мне старательно подсовывали земляне.
      — Что же за закон? — Карао приподнял голову от пола.
      — Принудительная моногамия, как в Гозаштанде.
      — О, ваше величество! Но что же вы сделаете с вашими достопочтенными женами?
      — «Достопочтенными», ха-ха! За эти годы я насмотрелся, какие они достопочтенные… Что касается твоего вопроса, то я разведусь со всеми, кроме одной, и назначу им пенсии. Если найдут себе других мужей — и на здоровье. Ничего с ними не сделается, потому что они богаты и пользуются престижем, а у нас полным-полно свободных мужчин.
      — А на ком же вы остановите свой выбор, богоподобный сэр?
      — Пока не решил. Леди Джаали самая чувственная, но она старовата; леди Дунбени самая симпатичная, но холодновата; леди Танзи самая обольстительная, но ей не хватает мудрости, которую боги дают…
 
      Двумя днями позже Абреу и его помощник стояли перед Горбовастом в Маджбуре. Обычной униформы службы безопасности «Вигенс» на них не было, а ее заменяли дешевенькие кришнанские юбки, вязаные шапочки и ножи в ножнах.
      — Премного сожалею, джентльмены, — сказал представитель короля Экрара. — «Керукчи» отчалил на рассвете, о чем я вас предупреждал, а на нем отбыл принц Ферриан и его закутанная в тряпки мумия.
      — Ничего не поделаешь, — проговорил Абреу на своем беглом, с сильным акцентом гозаштандском. — Все, что мне нужно, это быстроходное судно, чтобы их догнать.
      — В гавани стоит несколько торговых кораблей…
      — Корыта! Слишком тихоходны для погони, когда «Керукчи» ушел так далеко вперед.
      — Так вы планируете…
      — Не твоего ума дела, что мы планируем! Что бы с нами ни случилось, это произойдет в море, где каждый заботится о себе сам. Если мы и нарушим какой-то закон, то только сотаспийский, а я не собираюсь попадать под его юрисдикцию. Где мне раздобыть галеру?
      Горбоваст поднял свою прическу-антенну:
      — В Маджбуре вам вряд ли позволят арендовать какой-то свой корабль.
      — А как насчет короля Замбы?
      — Нет. Он с Сотаспе ссориться не захочет.
      — В любом случае у нас нет ни минуты лишнего времени. Давай, пошевели мозгами!
      — Я и думаю, — сказал Горбоваст. — Вот! Как вам капитан Зардеку и его «Алаштир»?
      — Что это?
      — Трехмачтовая галера с двумя рядами весел, которую Зардеку купил в прошлом году у Арисанга и переоборудовал с быстроходное торговое судно. На нем восемьдесят сильных гребцов и сорок весел, хорошо обученный экипаж, и оно способно обогнать даже королевский фрегат Маджбура «Джунсар».
      — Как это на Кришне можно получить какую-то прибыль, если надо кормить восемьдесят гребцов? Она же лопают как звери. Да и места для груза там должно быть маловато.
      — О, но это судно предназначено для особых целей! Благодаря «Алаштиру» он ведет торговлю в море Ваандао, бросая вызов монополии, о которой заявил Дур. Любого другого торговца, который решится ходить в тех водах, дурумцы сразу поймают и отправят на дно кормить рыб. Зардеку, однако, делают рейсы туда и обратно, да еще посмеивается над ними, потому что ловить его им — все равно что королю Гедику пытаться поймать в свои сети бога дождей. Между прочим, некоторые товары, которые он доставляет в Маджбур, добыты обычным пиратством, хотя это и нельзя доказать. Вдобавок ко всему, вчера на заре он был здесь: почему бы вам его не отыскать?
      Капитан Зардеку оказался высоким крупным кришнанцем. Он развалился на скамье в портовом кабаке и выглядел сонным и добродушным. Казалось, кто-то однажды припечатал его и так плоский кришнанский нос каким-то тупым предметом.
      — Что касается условий, о которых вы упомянули, джентльмены. Мне придется отправиться на «Алаштире» на самый край света, где, по легенде, море Садабао кончается и вода переливается за его край. Когда же, по-вашему, нам надо отбывать?
      — Может, сегодня в полдень? — спросил Абреу.
      — Не, не так быстро. Мне до завтра только успеть собрать моих крепышей из всех этих подвальчиков на берегу, да еще надо провизией запастись. Хотя, если вам так надо, я отдам швартовы завтра за час до рассвета.
      — Согласны, — сказал Абреу. — Надеюсь, ваши люди способны проводить ночи в море.
      — Они сделают то, что я им скажу. Когда галеры Дуро рыскают по нашим следам, как жуки по плоскому камню, матросы спят на скамьях вроде этой. А для такой погони, как ваша, я найму дополнительных гребцов.
      Капитан Зардеку почти сдержал свое слово, и они отчалили за полчаса до рассвета. Восемьдесят гребцов работали сорока веслами, оглушительно гремевшими в уключинах, а господствующий западный ветер нес корабль вниз по течению к устью реки и дальше в море Садабао. С запада, со стороны суши, плыли по зеленоватому небу большие кучевые облака, но, достигнув кромки берега, бесследно исчезали, и поэтому большая часть неба над морем была чистой.
      Ветер надувал три треугольных паруса.
      — Это новая для здешних мест оснастка, — сказал Зардеку. — Для быстрых маневров, чтобы опередить двухмачтовый корабль, они поднимаются все и помогают идти точно по ветру, а курс можно держать, управляя малыми парусами. Однако похоже, что наша погоня пройдет хорошо, если ветер не изменится. Не зайти ли нам в Замбу?
      Абреу отрицательно покачал головой:
      — Вряд ли они там остановятся, когда еще так мало прошли от Маджбура. Если только что-то сломается. Надо бы нам добраться до гавани Решра и убедиться, что их там нет, а дальше идти в Джеруд.
      — Лево на борт! — скомандовал Зардеку и продолжил рассказывать о пиратах, навигации и оснастке судов: как корабельные мастера, пока не догадались сажать двух или больше гребцов за одно весло, устраивали их в несколько рядов, как придумывали разные хитрости, чтобы гребцы не стукались головами друг о друга…
      В гавани Решра никаких признаков «Керукчи» не было. Тем не менее капитан порта сказал им:
      — Да, мы видели, как это судно проходило, оставляя за собой длинную струю дыма. Подумали, что у них пожар, и послали галеру на помощь. Ха-ха! Ну и дураками же мы себя почувствовали! Этот горящий корабль просигналил, что у них все в порядке.
      Капитан Зардеку пополнил запасы продовольствия и воды для ненасытных глоток его команды, и их судно снова стало разрезать изумрудные воды моря. Они останавливались в гавани За, где у местных жителей были хвосты, как у обитателей Колофтского болота, потом у Ульванага, где увешанные золотом пираты Дезфула властвовали в преддверии своего необычного конца, затем у Варзени-Гандерана — острова женщин, которые допускали до себя мужчин с проходящих кораблей, но не давали своим детям-мальчикам становиться взрослыми.
      Дамы с Варзени-Гандерана видели огненный корабль на горизонте, но он не остановился. Это тоже было необычно.
      — Маленький экипаж, или они чертовски спешат, — предположил Абреу и повернулся к Зардеку: — Скоро мы их настигнем. Думаю, им придется остановиться. Должны же они пополнить запасы топлива для своей машины?
      Большая часть ночи на Варзени-Гандеране оказалась потерянной, потому что команда «Алаштира» позволяла себе развлекаться только там, где ей разрешалось, и потому отставание увеличилось на несколько часов. Наконец, на четвертый день они увидели «Алаштир» в Дарье, где местные жители носили промасленные шкуры вместо одежды. Остров узнали по двум каменным грядам, которые тянулись вперед сколько хватало взгляда.
      Впередсмотрящий крикнул вниз:
      — Дым в гавани, но я не вижу, что это значит.
      — Капитан, — сказал Абареу, — думаю, наш принц остановился здесь для пополнения запасов дров и почти готов к отплытию. Не лучше ли приготовить вашу катапульту? Пусть гребцы немного отдохнут.
      — Да-да. Вы, там! — Зардеку начал отдавать распоряжения свойственным ему тихим голосом, чуть громче, чем в обычном разговоре. Абреу, однако, заметил, что матросы быстро выполняли все приказы.
      Пока гребцы отдыхали, а корабль скользил по направлению к гавани на парусах, матросы подняли наверх кучу деревянных брусьев и канат, из которых соорудили на палубе катапульту. Рядом с ней уложили метательные снаряды, которые можно было назвать или оперенными дротиками, или сверхбольшими стрелами.
      — Что теперь? — спросил Зардеку.
      — Надо подождать; мы не может зайти за ними в гавань.
      Зардеку развернул нос корабля против ветра, так что главный парус только слегка похлопывал, а носовой и бизань были сколько возможно подняты, чтобы «Алаштир» не сносило к берегу. В нос сбоку били волны, и судно сильно качалось с боку на бок.
      Абреу в подзорную трубу видел колесный пароход, трубы которого нещадно дымили. Надо будет им хорошо запастись топливом, подумал он. Так как «Алаштир» медленно двигался по гавани, рассмотреть преследуемое судно можно было с разных углов. Очевидно, его переделали из галеры, Абреу видел гнезда для весел.
      — Мы не слишком удалились к северу? — спросил он Зардеку. — Вдруг им нужно на юг? В этом случае, когда они снимутся с якоря, нам будет трудно их догнать.
      — Ты прав, — согласился Зардеку. — Повернуть главный парус! Спустить его вниз!
      Когда корабль стал набирать скорость, Абреу спросил:
      — Капитан, почему мы идем прямо от гавани?
      — У нас в море должно быть пространство, чтобы развернуться и пойти по ветру.
      — Но почему бы нам просто не повернуть налево?
      — Дать лево руля, чтобы нас понесло ветром назад? Думаешь, я сумасшедший? Чтобы нас на скалы выбросило?
      Абреу понял, что он не моряк, и решил оставить решение всех технических вопросов на Зардеку.
      — Огненный корабль выходит из гавани! — крикнул впередсмотрящий.
      — Теперь мешкать нельзя, — сказал Абреу.
      Зардеку отдал еще несколько распоряжений. Гребцы заработали веслами. Рулевой начал разворачивать корабль направо, пока его нос не стал смотреть указывать на берег, а матросы опустили все три паруса. Гребцы сработали веслами назад, и корабль остановился, а в корму заколотили волны.
      — Надо посмотреть, куда они пойдут, — сказал Зардеку. Через минуту он добавил: — Направляются на юг. Отпустить переднюю рею, подтянуть заднюю! Поднять паруса, право руля!
      Верхние концы рей опустились, а нижние поднялись. После того как все команды были выполнены, шкоты выбраны, корабль развернулся и лег на другой курс, по направлению к «Керукчи», который выходил из гавани против ветра только движением колес и без парусов. Гребцы «Алаштира» заворчали и налегли на весла.
      Два корабля шли пересекающимися курсами, пока Костанхосо не сказал:
      — Похоже, там вывесили флажки. Что они хотят сказать?
      Зардеку взял подзорную трубу:
      — Спрашивают. Другими словами, хотят узнать, есть ли у нас к ним какое-то дело. Корве, подними сигнал «лечь в дрейф». Хайн, заряжай катапульту.
      «Керукчи», вместо того чтобы остановиться, продолжал двигаться, подняв еще несколько флажков. Абреу предположил, что гордый принц сообщает им, что о них думает.
      — У них тоже есть катапульта, — заметил Зардеку. — На корме.
      Ветер свистел в такелаже. Наконец со стороны «Керукчи» послышался звук глухого удара, и от его кормы поднялся и по дуге полетел к «Алаштиру» град камней. Они упали в воду, не достигнув цели.
      — Ядра, — бросил Зардеку. — Хорошего мало, мои гребцы могут пострадать. — Он приложил свой рупор к губам и прогремел: — Остановись, жалкий трус! Надо поговорить!
      — Чего тебе нужно? — донесся до них ответ.
      — Скажи, что его корабль, — сказал Абреу.
      — Твой корабль!
      — Иди к Хишкаку! — пронеслось над волнами, и послышался еще один глухой удар. На этот раз по деревянной палубе «Алаштира» застучал град свинцовых шаров по килограмму весом каждый. Послышались крики, и Абреу увидел, как один из гребцов скрючился на палубе с залитой кровью головой. Двое свободных гребцов потащили его прочь, а один занял его место. Другой стал раскладывать рядом со скамьями оружие.
      Потом хлопнула катапульта самого «Алаштира», послав пучок дротиков к корме «Керукчи». Катапультисты парохода попрятались, но их вернул на места командир.
      Абреу сказал:
      — Капитан, если мы пойдем дальше вперед, они не смогут нас достать, потому что им помешает собственный такелаж.
      — Зато они могут взять нас на таран, — ответил Зардеку. — А у нас тарана нет, убрал его, когда переоснащал корабль. — Через несколько секунд он добавил: — Кроме того, похоже, они настроены по-боевому.
      Зардеку подбодрял своих гребцов, которые отвечали ворчанием и налегали на весла так, что те гнулись, а трубы «Керукчи» продолжали яростно дымить. Вращающиеся колеса поднимали тучи брызг, за которыми скрывалась большая часть кормы судна, начинавшей дюйм за дюймом удаляться от «Алаштира». Бу-ум! Вверх взлетели свинцовые шары, проделав в парусах несколько дыр. Банг! Дротик воткнулся в корпус «Керукчи».
      — Если мы сможем повредить одно из этих колес, — сказал Абреу, — как я вам говорил…
      Зз-з-з-з! Абреу пригнулся, а над его головой просвистела пара изогнутых металлических прутьев. Один из матросов распластался на палубе, а его товарищи вели ответную стрельбу.
      Зардеку пошел вперед по узкому мостику над головами гребцов, чтобы самому заняться катапультой. «Керукчи» продолжал удаляться.
      Бам! Дротик пролетел между лопаток ближнего колеса «Керукчи» и воткнулся острием в обшивку. Колесо со скрипом остановилось, дернулось назад, но ствол дротика, торчавший под углом, ему мешал. «Алаштир» словно рванулся вперед, а «Керукчи» замедлил ход, и его матросы ничего не могли поделать с застывшим колесом.
      — Сдавайтесь! — прокричал Зардеку в рупор.
      Голос с «Керукчи» ответил, что ему самому нужно с собой сделать.
      Зардеку продолжал настаивать:
      — Мы возьмем вас на абордаж! Сдавайтесь, и тогда мы никого убивать не станем!
      Еще ругательства.
      — Все к борту! — приказал Зардеку. — Взять абордажные крючья! Штурмовая команда, приготовиться!
      — Давай, Геркулес. — Абреу взял абордажную саблю. — Выбери и ты себе. Ты знаешь, нам тоже надо исполнить свой долг.
      — Ик, — ответил маленький Костанхосо, походивший на кого угодно, только не на древнего Геркулеса.
      Тем не менее он трясущимися руками надел свой шлем и присоединился к штурмовой команде на носу. Все гребцы, сидящие дальше от борта, вооружились и присоединились к ним, оставив своих товарищей управляться с веслами. Абордажники пригнулись под защитой планшира, а над их головами свистели стрелы и дротики. Корпуса кораблей метр за метром сближались.
      — Приготовить трапы! — приказал Зардеку.
      Матросы вытащили несколько трапов с острыми шипами на дальних концах, чтобы прочно зацепиться за деревянные части на корабле противника.
      — На штурм! — крикнул Зардеку.
      Абреу, хотя он и полагал себя староватым для таких смертельных игр, счел, что должен показать пример своим подчиненным. С необыкновенной живостью он подпрыгнул и побежал по ближайшему трапу. Топот ног за его спиной сказал ему, что остальным матросы бросились за ним.
      У другого конца трапа матрос пытался вырвать шипы из досок. Абреу нанес ему удар и рванулся дальше, не смотря на результаты. Повсюду слышались крики, топот, звенела сталь.
      Абреу оказался лицом к лицу с худенькой элегантной фигуркой в легких окислившихся до черноты доспехах, покрытых как мозаикой золотом. Его противник сжимал, подобно завзятому дуэлянту, небольшой меч. Под наносником шлема Абреу узнал принца Ферриана.
      — Сдаетесь? — спросил он.
      — Никогда! — Принц пританцовывал перед ним и делал причудливые выпады.
      Абреу отразил своим щитом острие меча и нанес ответный удар. Фехтовальщиком он не был, да и в любом случае времени для таких игр не оставалось. На Ферриана наседали со всех сторон. Принц, с залитым кровью лицом, яростно отбивался, его меч сверкал точно молния, но противников было слишком много. Внезапно меч у него в руке оказался сломанным. Когда он бросил его и отступил к борту, нащупывая у себя на поясе другое оружие, копье ударило его в грудь, он повалился на бок и со шлепком упал на палубу.
      — Все кончено. — Зардеку убрал меч в ножны.
      Оставшиеся в живых сотаспийцы уже упали на колени и ждали, что с ними теперь станется. Костанхосо, очевидно, был полон гордости за кровь на лезвие своего меча и одновременно сострадал сдавшемуся матросу, чью руку он поранил.
      — Кто тут главный? — спросил Абреу. — Ты?
      — Если вам будет так угодно, господин пират, — сказал Карао. — Что все это значит?
      — Где мумия?
      — В каюте, сэр. Разрешите вам показать…
      — Веди. — Абреу прошел вместе с министром в каюту на корме. — О!
      Бренные останки короля Манзарии остались такими же малоприятными, какими были и раньше.
      — Что вы делаете? — с внезапной мукой вскрикнул Карао. — Это кощунство!
      — Чушь! — рявкнул Абреу, разрывая вдоль бока плотную обертку мумии своим абордажным крюком. — Смотри сюда!
      — Кто ты? — вскрикнул Карао. — Человек Дура, или замаскированный землянин, или еще кто-то?
      Проигнорировав вопрос, начальник службы безопасности продолжал тормошить мумию и скоро обнаружил несколько маленьких книжек. — Смотри, Геркулес, — сказал он. — Химия, физика, энергетика, электроника, математика, сопротивление материалов, аэронавтика… Принц хорошо поработал. Ну а ты! — Он повернулся к съежившемуся Карао. — Будешь отвечать на вопросы? Или отправишься за своим несчастным повелителем на дно.
      — Я… я буду отвечать, м-мой господин.
      — Хорошо. Кто построил этот корабль? То есть кто переделал его в пароход?
      — Ахмад Акелави, сэр.
      — А вы с Феррианом разработали план — отвезти эту мумию на Землю, где полно технической литературы, а потом вернуть ее обратно на Кришну? Так?
      — Да, сэр.
      — А что получил за это Акелави?
      — О, его величество разработал сложную схему по конвертации некоторых из унаследованных им сокровищ в земные доллары. Он также хотел сделать Акелави своим министром науки, если он когда-нибудь вернется на Сотаспе.
      — Понятно. Ваш принц был парень не промах, жаль, что он пошел ко дну.
      — Мы его арестуем? — спросил Костанхосо по-португальски, кивнув на Карао. — А мумию можно взять с собой в качестве доказательства.
      — Хм, — пробормотал Абреу. — Мне кажется, что мы допустили большую ошибку, когда позволили этой мумии попасть обратно на Кришну, не проверив ее тщательно. Как по-твоему?
      — Pois sim .
      Абреу продолжал размышлять вслух:
      — А если мы его арестуем и так далее, все это выплывет наружу. Результаты могут оказаться для таможни плачевными, не говоря уже о нас самих.
      — Да-ср.
      — Если мы отвезем Карао в Новоресифи по обвинению в тайном сговоре в соответствии с Кодексом законов Межпланетного совета, раздел 4, статья 26-я, кришнанцы могут поднять страшный хай по поводу незаконного ареста, а нас назовут убийцами, империалистами и тому подобное. А если мы отпустим его со всеми людьми, хорошенько предварительно вздрючив, и сожжем корабль, дело будет закончено ко всеобщему удовлетворению. А так как принц все равно теперь кормит рыб и за Акелави мы установим наблюдение, никаких нарушений технологической блокады такого рода больше не будет.
      — Правильно, — согласился Костанхосо. — Но мне ужасно не хочется сжигать этот корабль. Это все равно что уничтожить сами знания.
      — Знаю-знаю, — взревел Абреу, — но нам надо следовать определенной политике. Мир во вселенной важнее, чем… — Он повернулся к Карао и сказал на гозаштандонском: — Мы решили, что эта тайная деятельность проводилась не по твоей вине, ты просто выполнял приказы своего повелителя. Следовательно, после того как мы со всем здесь покончим и сожжем корабль…
      — Ийа! Великий господин, молю вас не сжигать гордость флота Сотаспе… — И из глаз Карао покатились крупные слезы.
      — Очень жаль, мой хороший, но этого не избежать. Зардеку, собери своих людей…
 
      Тем временем Ферриан бад-Арджанакский, принц Сотаспе, вцепился в нижнюю лопатку пароходного колеса, а из воды торчала только его голова. Другие лопатки и все колесо мешали людям с палубы «Керукчи» его увидеть. Он сбросил свои доспехи и теперь пытался освободиться от плаща. С большими усилиями удалось избавиться и от него. После этого принц по крайней мере мог плавать.
      Хотя он слышал голоса с палубы, но слов из-за шума ветра и волн разобрать не мог, особенно когда его время от времени топила большая волна. Пара громких всплесков сказала ему, что несчастные жертвы схватки были сброшены за борт. Снова послышались тяжелые шаги и громкие голоса, на палубе что-то двигали и разбивали.
      Потом раздался треск, природу которого он сначала не смог распознать. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять природу дыма, который и всегда обволакивал «Керукчи». На этот раз клубы были слишком густыми, чтобы выходить из паровой машины. Потом он осознал, что дорогой его сердцу корабль на самом деле горит, громко выругался в адрес всех богов своего пантеона и добавил пару горьких слез в воды моря Садабао.
      Что же, все равно он не мог держаться за эту лопатку целый день. Скорее всего, другой корабль отошел от борта «Керукчи» на безопасное расстояние с подветренной стороны, пока его добыча не сгорит полностью. Или «Керукчи» просто догорит до уровня моря, а потом его заполнит вода и он пойдет ко дну, как большинство кораблей. Тяжесть машин утянет его на дно.
      Принц Ферриан выскользнул из оставшихся одежд и поплыл к берегу, стараясь, чтобы горящий «Керукчи» оставался между ним и «Алаштиром». Свежий дневной ветер проносил над ним струи дыма, заставляя его кашлять и глотать воду, но и помогая оставаться незамеченным. Таможенники Дарьи, как и все их соплеменники, ходили в чем мать родила, поэтому он мог не опасаться за появление на берегу в непристойном виде.
 
      Через десять ночей торговое судно «Звезда Джазмуриана» пришвартовалось в порту Сотаспе, и принц Ферриан, сопровождаемый двумя носильщиками с большой коробкой, сошел на берег. Те, кто его увидел, едва не попадали на землю от удивления.
      — Ваше величество! — пробормотал один из сотаспийцев. — Мы все думали, что вы мертвы! Ваш кузен принц Саварун едва не объявил вашего старшего сына, принца-регента…
      Скоро мы со всем этим разберемся, дружище, — сказал Ферриан. — Дайте мне айю. Я направляюсь во дворец.
      Когда волнение улеглось, принц Ферриан произнес речь.
      — Во-первых, — сказал он, — благодарю моих верноподданных, которые честно исполняли свой долг в мое отсутствие. Многие ли правители, удалившись из родных мест на несколько лет, находят, что их троны не заняты?
      Во-вторых, вы знаете, что мы понесли тяжелую утрату. Нашей священной реликвии, нашего короля больше нет. Однако в Дарье мне сделали его деревянную копию, которая будет заменять нам настоящего короля. Эта идея пришла мне в голову после прочтения свода законов, принятых среди землян.
      В-третьих, с этого дня отменяется полигамия. Несмотря на то что я очень ценю преданность и заботу, которыми меня окружали долгие годы мои жены, есть веские причины для отмены этого обычая. Могу упомянуть хотя бы о мелкой ревности среди моих жен, из-за которой рухнул мой величественный замысел. (Нет, нет, Танзи, не надо плакать. О тебе позаботятся.)
      В-четвертых, так как мой план индустриализации Сотаспе не увенчался успехом, я искал и нашел ему замену. Почему, подумал я, мы должны напрягать все свои нервы, чтобы похитить секреты у земной науки? Почему нам не открыть это самим? Читая историю Земли, я узнал о системе, благодаря которой земляне обогатились таким количеством изобретений и знаний. Это называется патентование, и как только Тайный Совет уточнит детали, в Сотаспе тоже будет такая система…
 
      Абреу, одетый слегка щеголевато, как и всегда, когда ему сопутствовал успех, догладывал команданте Кеннеди об итогах своего вторжения в море Садабао. В конце он сказал:
      — Не примите за самонадеянность, синьор Уильям, но благодаря усилиям молодчаги Геркулеса и моим собственным большинства многолетних угроз технологической блокаде больше не существует!
 
      А несколько десятков ночей спустя принц Ферриан, который любил произносить речи и вообще покрасоваться, стоял на верхней ступеньке мраморной лестницы в коронационном зале. Перед ним склонился на колени невзрачный маленький сотаспиец с рукой на перевязи. Ферриан зычным голосом провозглашал:
      — …наш подданный, Лайджан, мастер-каретник, соединил вместе планер, на котором наши отечественные спортсмены развлекаются, паря в воздухе, с ракетами, запуском которых мы празднуем астрологические совпадения, и тем самым создал новое и полезное устройство. Для сведения: движимый ракетой летательный аппарат, с помощью которого можно летать, куда душа пожелает. Хотя пока таких аппаратов немного и управление ими несовершенно — как вы видите по сломанной руке мастера Лайджана, — со временем эти трудности будут преодолены.
      Настоящим я, Ферриан бад-Арджанак, правитель государства, в знак признания за твое выдающееся изобретение, жалую тебе, Лайджан бад-Загх, патент номер тридцать семь патентной системы Сатаспео вместе с титулом рыцаря.
      Он коснулся стоящего на коленях изобретателя скипетром.
      — Поднимитесь, сэр Лайджан. — Принц повесил на шею маленькому сотаспийцу медаль. — А теперь, — подытожил он, — начинается всеобщее празднование, со зваными обедами и фейерверками. Отныне это будет День Освобождения, потому что именно в этот день раз и навсегда рухнули стены невежества, за которыми держали нас деспотические земляне!

      Адриан Фром пришел в сознание от громких голосов — туземцы- дзлиеривопили на своем полном согласных языке. Попытавшись двинуться, он обнаружил, что привязан к дереву лианами. Вишнуванские кентавры прыгали вокруг него, размахивая оружием и злорадствуя.
      — Думаю, — сказал один из них, — что если мы осторожно снимем с него шкуру и вываляем в соли…
      Другой добавил:
      — Давайте лучше вспорем ему живот и начнем потихоньку вытягивать кишки. Снимать шкуру — ненадежно, земляне часто умирают посередине.
      Фром увидел, что его товарищей-геодезистов и правда рядом нет. Остались только тела двух мертвых зебр — из шести, которые были у них сначала, — и несколько разбитых приборов. Голова у него раскалывалась от боли. Во время последней схватки Хаятака был без сознания, и Квинлан, похоже, защищал его сзади, а потом свалил, прихватив с собой шефа, но оставив Фрома.
      Дзлиери еще некоторое время препирались, а потом один из них сказал:
      — Чтоб вам всем сдохнуть от гнилой сыпи! Давайте отойдем и расстреляем его. Тем самым мы избавимся от него и заодно научимся лучше целиться. Арчерс первый. Как вам это?
      Последнее предложение было принято. Они разошлись, насколько позволяла густая растительность.
      Дзлиери не были точь-в-точь такими кентаврами, как те, что воплощены в прекрасных древнегреческих статуях. Попробуйте вообразить переднюю часть, взятую у обезьяны, а заднюю — у тапира, и вы получите представление о том, как они выглядели. У них были большие подвижные уши, окарикатуренные человеческие лица, покрытые рыжей шерстью, четырехпалые руки и хвост пучком, как у лошади. У них было по две руки и четыре ноги, и это подвигло людей, которые не могли выговорить их собственные названия, именовать их кентаврами, хотя и Пракситель, и Фидий сильно бы напугались, увидев дзлиери перед собой.
      — Готовы? — спросил энтузиаст стрельбы из лука. — Цельтесь ниже — его голова станет хорошим пополнением нашей коллекции, если только ее не повредить.
      — Подождите, — сказал другой кентавр. — Я лучше придумал. Один из этих миссионеров рассказал мне их легенду о некоем человеке. Его повелитель приказал ему положить яблоко на голову сына и потом в него стрелять. Вот и мы…
      — Нет! Так вы точно повредите ему голову! — И все они опять хором завопили во весь голос.
      «Господи, ну и обсуждение мне привелось услышать!» — подумал Фром. Он проверил на прочность свои путы, но кто-то хорошо поработал, привязывая его к дереву. Несмотря на сильный испуг, он собрался с силами и твердым голосом спросил:
      — Слушайте, ребята, что вы собрались делать?
      Они не обращали на него никакого внимания, пока партия Вильгельма Телля не взяла верх и один из них, с украденной у торговцев винтовкой через плечо, не подошел к пленнику с каким-то фруктом размером с небольшую тыкву.
      — Твоя пушка правда стреляет? — спросил Фром.
      — Да, — ответил дзлиери — И заряды подходящие тоже есть!
      Не очень ему поверив, Фром все же спросил:
      — А почему бы нам не устроить настоящие спортивные соревнования? Пусть каждый из нас положит себе на голову по фрукту, и начнем стрелять?
      Дзлиери издал гортанный звук, что должно было означать смех:
      — И чтобы ты нас застрелил, да? Думаешь, мы такие глупые?
      Фром счел за благо не отвечать на вопрос, но не оставлял отчаянных попыток изменить ситуацию в свою пользу:
      — На самом деле, если вы меня убьете, то только добавите себе хлопот, а если отпустите…
      — Мы никаких хлопот не боимся, — прорычал дзлиери , устанавливая свой фрукт на макушке Фрома. — Сам подумай: разве мы можем упустить такую хорошую голову? Ведь прежде никогда не видели землянина с такими желтыми волосами на голове и на лице.
      Фром выругался хотя прежде всегда гордился своей рыжей шевелюрой. Надо было срочно еще что-то придумать, какие-то аргументы. Но вокруг был такой шум и суматоха, что собраться с мыслями было очень трудно.
      Якобы-тыква со стуком упала на землю. Дзлиери взревел, снова водрузил ее на голову пленника и вмазал ему рукой по лицу:
      — Это научит тебя правильно работать головой! — Он крепко привязал импровизированное яблоко лианой к макушке Фрома, затянув ее петлей через подбородок человека.
      Три дзлиери начали обсуждать, кому стрелять первым.
      — Послушайте, друзья, — сказал Фром, — вы знаете, что может сделать землянин, если ему…
      Би-имс! Отпущенная тетива выбросила стрелы, и они со свистом понеслись вперед. Фром услышал двойной удар. Тыква вздрогнула, а его ухо пронзила острая боль. Что-то липкое закапало ему на обнаженное плечо.
      Дзлиери крикнул:
      — Этснотен выиграл в первом туре! Разве это не находка — пришпилить его ухо к дереву?! Чья теперь очередь стрелять?
      Тут послышался топот копыт, и показались еще несколько дзлиери.
      — Хой! — поздоровался один из них, с украшенным гребнем латунным шлемом на голове. — Что это тут у вас?
      Перебивая друг друга, дзлиери-лучники все ему рассказали.
      — Так-так, — сказал тот, что в шлеме, которого остальные называли Мишинатвен. (Фром догадался, что это мог быть вождь бунтовщиков, которые вышли из старого союза Каматобдена. Слухи о войне ходили давно.) — Выходит, другой землянин его здесь скрутил и оставил нам, да? Сначала лишив жизни наших ребят — тех, что там в кустах? — Он показал на тела двух дзлиери, срезанных автоматной очередью во время предыдущей схватки.
      После этого Мишинатвен обратился к Фрому на принятом во вселенной бразильском диалекте португальского, но ломая фразы:
      — Кто — ты? Как — имя?
      — Я говорю на языке дзлиери, — сказал человек. — Я — Фром, член экспедиции из Бембома. Сегодня утром мы собрались уходить со стоянки, а ваши соплеменники атаковали нас без всякого повода и ранили нашего начальника.
      — Ага. Один из тех, кто меряет нашу землю и ставит на ней метки, чтобы потом ее у нас отобрать?
      — Ничего подобного! Мы только хотели…
      — Все ясно. Думаю, я отправлю тебя к Всемогущему. Может, ты кое-что добавишь к нашим запасам, где содержатся магические знания землян. Например, что это такое? — Он показал на обломки, оставленные Квинланом.
      — В двух словах не объяснишь. Но боюсь, что поломка серьезная. И это устройство для указания направления тоже сломано. А это… (Мишинатвен указал на радар, алюминиевый прибор, напоминавший внешним видом не то воздушного змея, не то дорожный знак.)… это… э-э… опознавательный знак, который мы хотели установить на вершине горы Эртма.
      — Почему? Это моя территория.
      — Чтобы видеть его из Бембома с помощью радара — ты знаешь, что такое радар?
      — Конечно, волшебные глаза, чтобы видеть сквозь туман. Продолжай.
      — Значит, ты понимаешь, старина, что, смотря на этот предмет из Бембома с помощью радара мы могли бы установить, как далеко и в каком направлении находится гора Эртма, и использовать эту информацию для наших карт.
      Мишинатвен помолчал, потом сказал:
      — Это для меня слишком сложно. Надо учесть, что погибли двое наших близких, а с другой стороны, они охотились за головами, что Всемогущий запрещает. И только Всемогущий может ответить на этот вопрос. — Он повернулся к остальным дзлиери: — Соберите здесь все и отнесите в Амнайрад для ремонта. — Он вытащил стрелу, которая пронзила ухо Фрома, и разрезал путы своим коротким мечом наподобие большого ножа для резки линолеума. — Забирайся мне на спину и держись покрепче.
      Фрому довелось немало поскакать по этой малообжитой стране на зебрах. Особый вид этих животных на планете нашла компания «Вигенс Интерпланетарис». У этих зебр Гревиса, довольно крупных, были узкие полосы на туловище, и они как нельзя лучше подходили для передвижения по Вишну, где еще не установилась традиция пользоваться для этих целей какими-то механическими средствами. Тем не менее у Фрома не было никакого опыта диких скачек на без седла. Но по крайней мере он все еще был жив и надеялся узнать, кто у них тут «Всемогущий». Хотя Мишинатвен и упоминал гимоа-бртскуна— высшего духа, однако религию у дзлиери заменяли демонология и магия самого примитивного свойства, даже без верховного бога-создателя, возглавлявшего весь их пантеон. А может, невесело подумал Фром, «отправлю тебя к Всемогущему» означает просто убить его каким-то принятым у них сложным способом?
      Ладно, даже если их экспедиция накрылась медным тазом, он хотя бы кое-что узнал о пропавших миссионере и торговце. Он отправился в путь с Хаятакой, старшим геодезистом, и Квинланом, человеком с темным прошлым и далеко не великосветскими манерами. Они с Квинланом сразу не понравились друг другу, хотя Фром и старался держаться с ним ровно. Хаятака же, несмотря на высокий профессионализм и опыт, был по жизни тихим и покладистым человеком, и держать в рамках такого отморозка, как Квинлан, ему было не под силу.
      Едва они вышли, проводник-дзлиери сделал от них ноги, а Квинлан начал ворчать, что лучше вернуться. Хаятака и Фром, однако, решили добраться хотя бы до горы Эртма. Для этой цели они использовали вездеход на магнитной подушке, хотя путешествовать на нем по этой планете, с ее непроходимыми джунглями и проливными дождями было не удобнее, чем на древнем пыхтящем паровозе.
      Они услышали о пропавших землянах, когда Квинлан установил связь с команданте Силвой: «…и когда вы доберетесь до страны дзлиери, попытайтесь отыскать следы Сирата Монгкута и Елены Миллан. Сират Монкгут — бизнесмен, вел с дзлиери переговоры о поставках металлолома. О нем не слышно уже на протяжении вишнуванского года. Елена Миллан — миссионер-космотеист, пропала около шести недель назад. Если они попали в беду, постарайтесь им помочь и сообщите нам…».
      После сеанса связи Квинлан сказал:
      — Совсем чертовщина какая-то, а? Не хватало нам здешнего климата, всяких пауков и туземцев, так еще надо искать каких-то придурков. Как его там зовут, этого парня? Что-то не похоже на землянина. Я лично таких имен на Земле не слышал.
      — Сират Монкгут, — сказал Хаятака. — Он — таец, или, если хотите, сиамец.
      Квинлан расхохотался:
      — Ты имеешь в виду этих близнецов, соединенных вместе?
      Этим же днем на них напала группа дзлиери, занимавшаяся древней, хотя и запрещенной охотой за головами. Дротик пробил обе ноги Хаятаки, а обе зебры были смертельно ранены до того, как Фром положил двоих и рассеял очередью из легкого автомата остальных туземцев.
      Квинлан, однако, потерял голову от страха и убежал. Фром, здраво рассудив, не стал его сильно обвинять, потому что сам когда-то в такой ситуации запаниковал. Но когда Квинлан крадучись вернулся обратно, обещал ему все это включить в свой рапорт. Потом они перевязали раны Хаятаки и дали своему шефу хорошую дозу наркотика, чтобы он спал, пока они не будут готовы к возвращению в Бембом. Должно быть, Квинлан забеспокоился о своей повисшей на волоске карьере, лениво размышлял Фром, и подставил его, когда он тащил на горбу бесчувственного Хаятаку, а рядом показались дзлиери.
 
      Через пару часов бешеных скачек по джунглям на пути к Амрайраду они оказались на некоем подобии дороги. На полянах, которые они пересекали, дзлиери собирали похожие на салат растения размером с пушбольный мяч и ели их. Потом она оказались в так называемом городе, который на взгляд человека представлял собой ряд загонов с конюшнями. Это и был Амнайрад. Вдали неясно виднелась Эртма, ее вершину скрывали облаками. К удивлению Фрома, в одном из загонов паслись зебры — это говорило о присутствии здесь людей.
      Скоро они приблизились к группе не то лачуг, не то сараев — ветхих сооружений из жердей с наброшенными на них тряпками. У самой большой из лачуг их кавалькада остановилась. Дорогу им преградили два дзлиери, в шлемах, с копьями и щитами.
 
      — Передайте Всемогущему, что у нас кое-что для него есть, — сказал Мишинатвен.
      Один из стражей зашел в сарай-лачугу и тут же вернулся обратно.
      — Войдите, — сказал он. — Только ты и двое твоих людей, Мишинатвен. И землянин.
      Пока они шли по лабиринту коридоров, Фром слышал, как по крыше над его головой колотили капли дождя. Он обратил внимание, что обстановка здесь цивилизованнее, чем можно было ждать от дзлиери. Туземцы хоть и обладали кое-каким умишком, но характеры у них были донельзя вздорные, и они сами не знали, что сделают в следующую минуту. Наконец Фром и его сопровождающие оказались в большой комнате, стены которой была закрыты чем-то наподобие местных ковров с прикрепленными к ним перекрещенными луками, копьями и другим оружием.
      — Знакомьтесь, — сказал Мишинатвен. — Всемогущий, это землянин по имени Фром. Мы его нашли в лесу. Фром, это Всемогущий. Мишинатвен, судя по всему, подыскивал местечко на глиняном полу, где бы ему удобно упасть ниц. Он боялся и смотреть на свое божество. Повернувшись, Фром увидел крепыша в монголоидным лицом и пистолетом в руке, сидящего в старом кожаном кресле, совершенно таком, какие бывают на Земле.
      Фром кивнул и сказал:
      — Рад с вами познакомиться, старина Всемогущий. А не было ли вашим именем до… э-э… обожествления Сират Монгкут?
      Человек слегка улыбнулся, кивнул и переключил внимание на трех дзлиери, которые, перекрикивая друг друга, старались рассказать о поимке Фрома.
      Сират Монгкут приподнялся и достал из кармана небольшой предмет, привязанный шнурком к его шее. Это была медная трубка, размером с сигарету. Он приложил ее одним концом к губам и дунул так, что его лицо покраснело от натуги. Хотя Фром ничего не услышал, дзлиери разом замолчали. Сират положил свисток обратно в карман, так что шнурок остался на виду, и сказал по-португальски:
      — Расскажите нам, как вы оказались в таком исключительно затруднительном положении, синьор Фром.
      Выдумывать что-то ни сил ни времени не было, и Адриан счел за благо рассказать Сирату правду о ссоре с Квинланом и ее последствиях.
      — Дорогуша моя, — сказал Сират, — можно подумать, что вы — два моих дзлиери. Хотя я знаю, что земляне не могут обойтись без базара, когда на долгое время остаются вместе. Ну и куда ты двинешь, если я тебя освобожу?
      — Наверное, попытаюсь пробраться обратно в Бембом. Если вы одолжите мне транспорт и немного продуктов…
      Сират сокрушенно покачал головой, не переставая улыбаться как чеширский кот:
      — Боюсь, тут такое не принято. Но зачем тебе обратно? Куда спешить-то? После конфликта, о котором ты мне поведал, тебя вряд ли встретят с распростертыми объятиями. Твой сослуживец наверняка наплел про тебя всякого по самое некуда.
      — Ну и что же тогда? — спросил Фром, подумав, что этот бизнесмен, учась в школе, явно звезд с неба не хватал, особенно по языковым дисциплинам. Он предположил, что Сират хочет во что бы то ни стало его задержать и как-то здесь использовать. А раз так, можно было немного его подурачить, тем более что становиться изменником Фром не собирался. Да и надо было разобраться, что тут вообще происходит.
      Сират спросил:
      — Ты учился на инженера? Диплом есть?
      — Да, я окончил Лондонский университет. Специальность — гражданское строительство.
      — А в технике разбираешься?
      — Специалистом назвать себя не могу, но кое-что знаю. А вы хотите взять меня на работу?
      — Я здесь уже привык, что вы словно мысли мои читаете. Грубо говоря, есть тут одна мыслишка. Мои дзлиери ловко управляются с разными простыми железяками, но механики никудышные. Больше того, я обнаружил, что им ничего и не втолкуешь. Понимаешь, они же существа домашинной эпохи, и мозги у них соответственные. Ну и ты, синьор, немножко не вовремя сюда заявился. Я кой-чего замышляю и не хочу, чтобы о моих задумках трепали языками по всему свету. Уловил?
      Фрома осенило. Сират нарушал подпункт 15-й 26-го пункта 4-го раздела 368-й статьи Свода законов Межпланетного совета. В нем недвусмысленно запрещалось передавать техническую информацию разумным, но отсталым и воинственным существам вроде дзлиери без специального на то разрешения. И он не мог этого не знать. Но вслух Фром сказал только:
      — Я подумаю, что могу сделать.
      — Лады. — Сират встал. — Сейчас мы поставил заплатку тебе на ухо, а потом я сам свожу тебя в мастерскую. Проводи нас, Мишинатвен.
      Сиамец провел их через лабиринт коридоров с хлипкими стенами. Так называемый дворец соединялся крытым проходом с группой строений, в которых стучали молоты, скрежетали пилы и хлопали, выпуская воздух, кузнечные мехи.
      В большом помещении несколько дзлиери возились с металлическими заготовками. Туземцы пользовались нехитрыми приспособлениями: токарный и сверлильный станки были снабжены ручным приводом. В углу высилась куча поврежденного местного оружия и инструментов. Оглядевшись, Фром заметил стойку с дюжиной двустволок. Одну из них Сират передал Фрому:
      — Калибр два сантиметра, простые гладкоствольные ружья. С разными автоматами у моих дзлиери не очень получается управляться, не говоря уже о шоковых, парализующих и тому подобных сложных устройствах. Поэтому если они и отберут что-то у торговцев, то проку мало — все скоро приходит в негодность. Чистить оружие они не хотят и не могут взять в толк, что для каждого ствола нужны особые боеприпасы. А если что-то сломается — а это случается сплошь и рядом, — отремонтировать они ничего не могут. Но с учетом того, что нарезки в стволах мы не делаем, а видимость в джунглях небольшая, эти восьмимиллиметровая картечь оказывается эффективнее, чем самая современная винтовка.
      — А теперь, — продолжил Сират, — я хочу сделать тебя начальником моих мастерских. Сначала несколько дней посмотришь, что и как, поработаешь в разных службах. Думаю, ты в здравом уме и не попытаешься что-нибудь такое выкинуть — тем более что убежать из этой дыры сложновато. Для начала сегодня поработай здесь на разборке металлолома, а когда выполнишь свою норму, Мишинатвен покажет тебе твое жилье. У моих дзлиери еще нет денежной экономики, поэтому с тобой будут рассчитываться медными слитками. Ну и наконец, я надеюсь, что ты в благодарность за доверие не откажешься провести со мной вечер и поболтать о том о сем.
 
      В сарае для разборки металлолома было полно всякого металлического хлама — как земного, так и местного происхождения. Дзлиери Идзнамен, сортировщик взялся обстоятельно обучать премудростям своей профессии — то есть как отличать медь от железа. Фрому это быстро наскучило и он сказал, что все понял. Но Идзнамена это не остановило, и он сердито продолжил свои поучения. Фрома скоро начало тошнить от его наставлений. Будучи по натуре добродушным человеком, он тем не менее обладал чувством собственного достоинства и слегка переживал оттого, что его — сотрудника могущественной компании «Вигенс» — силой заставил себе служить какой-то изменник и преступник.
      Во время своего обучения Фром рассматривал собранный в сарае металлолом. Он узнал обшивку двигателя, которая недавно пропала в Бембоме, а потом нашел большой медный чайник с отверстием внизу. Наконец он нашел остатки экспедиционного снаряжения, включая маячок для радара.
      К концу дня он с ног валился от усталости. Когда работа была закончена, Мишинатвен отвел его в небольшую комнатку в том же здании. Там стоял простой умывальник. Фром решил, что в честь ужина с самим Всемогущим неплохо бы сбрить выросшую у него за последние дни рыжую щетину, но Мишинатвен не знал, что такое бритва. Дзлиери все время крутился рядом и не спускал с Фрома глаз. Очевидно, Сират решил не оставить своему новому компаньону ни единого шанса убежать.
      В назначенное время Мишинатвен проводил Фрома во так называемый дворец и там в более-менее элегантно обставленный обеденный зал. Кроме двух охраников-дзлиери, там уже седили два человека: Сират Монгкут и невысокая очень симпатичная смуглая девушка. Ее земной наряд был весьма незатейливым, но вообще одежды на ней было многовато для этих жарких мест.
      Сират сказал:
      — Дорогая, позволь представить тебе синьора Адриана Фрома; синьор, мне доставляет большую радость представить вам синьору Елену Миллан. Выпьете что-нибудь? — добавил он, предлагая стакан мойкхады— местного слабоалкогольного пойла.
      — Пожалуй, — сказал Фром, заметив, что Сират уже держит в руке стакан, а мисс Миллан — нет.
      — Это противоречит ее убеждениям, — сказал Сират. — Надеюсь в свое время избавить ее от такой твердокаменности. А теперь расскажи нам еще раз о своих недавних приключениях.
      Фром так и сделал.
      — Как интересно! — воскликнула Елена Миллан. — Значит, вы, с вашей такой симпатичной североевропейской внешностью, едва не погибли! Вам, северянам, лучше осваивать холодные планеты, вроде Ганеши. Хотя я вовсе не считаю правильной эту высосанную из пальца теорию Джанкеройса о превосходстве средиземноморской расы.
      — Судя по тому, как складываются дела на Вишну, он говорил дело, — сказал Фром. — Определенно, жители тропических страх вроде Мехталала переносят здешний климат гораздо лучше, чем Ван дер Грахт или я. Но, возможно, я лучше покрашу волосы в черный цвет, чем дам этим ребятам сделать мою голову экспонатом их коллекции.
      — Право, я очень сожалею об этом инциденте, — посетовал Сират. — Однако нет худа без добра. Не так ли говорят на Земле? Ведь теперь, насколько можно судить, я обзавелся хорошим механиком и еще одним человеком, с которым можно поговорить. Ты не представляешь, как тоскливо здесь общаться с одними туземцами.
      Фром внимательно на них посмотрел. Выходит, это была пропавшая миссионерка! По крайней мере она хоть мило улыбалась, и у нее был приятный грудной голос. Решив взять быка за рога, он спросил:
      — А как сюда попала мисс Миллан?
      Ответила сама Елена:
      — Я путешествовала по землям Мишинатвена с несколькими дзлиери, когда на нас напало чудовище и съело одного из них. Меня ждала та же участь, если бы не мистер Сират. Он убил этого монстра. А теперь…
      Она посмотрела на Сирата, который промолвил со своей обычной улыбкой:
      — А теперь ей никак не привыкнуть к тому, что ей суждено стать основательницей династии.
      — Что? — спросил Фром.
      — О, разве я тебе не сказал? Я полон больших амбиций — лучше сказать, величественных замыслов. В Бембоме мне делать нечего, однако я надеюсь, что в ближайшие годы под моим суверенитетом окажутся многие окрестные земли. Я уже управляю народом Мишинатвена, и они делают все, что мне нужно. В ближайшие недели земли Каматобдена тоже будут аннексированы. Потом настанет через племен ромелиблиз Бембома… — Он упомянул других разумных существ этой планеты, шестируких обезьяноподобных, которые все время враждовали с дзлиери.
      — Видишь себя императором планеты? — спросил Фром. Обо всем этом надо было немедленно сообщить руководству компании в Бембоме!
      Сират сделал протестующее движение:
      — Я бы не стал употреблять столь экстравагантного термина — во всяком случае пока. На этой планете много земель. Однако суть вопроса ты уловил. Под моим объединяющим началом дзлиери и ромели приобретут настоящую культуру, которой у них никогда не будет при нынешней раздробленности и вражде. — Он кашлянул. — Один психоаналитик сказал, что из-за невысокого роста у меня развилась мания величия. Возможно, так и есть: но что мешает использовать ее на доброе дело?
      — Но какова во всем этом роль мисс Миллан?
      — Мой дорогой Фром! Эти дикари могут постичь династический принцип правления, но они слишком отсталые, чтобы воспринять демократические идеалы. А о представительных органах власти с ними и говорить бесполезно. Следовательно, не остается ничего другого, кроме династии, и основать ее мне поможет мисс Миллан, которую я выбрал для этой цели.
      Тут Елена резко сменила тон:
      — Этому не бывать! — холодно промолвила она. — Если я когда-то и выйду замуж, то только потому, что Космос возбудит чувства моей души лучами своей божественной любви.
      Фром поперхнулся своей выпивкой, услышав подобную ахинею из уст столь симпатичной девушки.
      Сират улыбнулся:
      — Она изменит свое мнение. Бедная девочка просто не понимает, какое блестящее будущее ее ждет.
      Елена сказала:
      — Он бродит во тьме накопленной в течение многих жизней кармы, мистер Фром, и не способен понять истинной духовной правды.
      Сират широко улыбнулся:
      — Я всего лишь окутанный темнотой ночи старый неуч. Полагаю, моя любовь, наш дорогой гость лучше воспримет твои спиритические увещевания?
      — Судя по цвету его ауры — да! (Фром при этих ее словах нервно огляделся.) Если его сердце наполнено любовью Космоса, я помогу ему пойти по пути Седьмой паствы, ведущему к единению с Вечностью.
      Фром хотел было заметить, что он пока к таким подвигам не готов и не собирается спокойно смотреть, как на нее, женщину с Земли, оказывают давление — во всяком случае пока у него есть силы этому воспрепятствовать. Но, подумав, решил промолчать. Такая его вспышка могла принести больше вреда, чем пользы. Тем не менее мысленно Адриан Фром решил при случае помочь Елене. Прежде он относился к женщинам жестковато, но на самом деле он был довольно сентиментален и проникся сочувствием к попавшей в неволю бедняжке.
      — Давайте поговорим о более важным вещах. Как обстоят дела в Бембоме, мистер Фром? Сведения, которые я получаю с дзлиери, часто сильно искажены.
      После этого разговор потек в другом русле, без перепалок. Сират Монгкут, несмотря на его властолюбивые разглагольствования, оказался довольно приятным собеседником, хотя явно не потерпел бы того, кто встал у него на пути. Елена же Фрома совершенно очаровала. Казалось, в ней уживаются два человека — обыкновенная симпатичная девушка, которую он находил очень привлекательной, и святоша-оккультистка, которая его пугала.
      Когда Сират отпустил гостей, они в сопровождении дзлиери прошли в свои комнаты. Мишинатвен не уходил, пока не убедился, что его подопечный хорошо устроился на своей кровати — Фрому пришлось несколько раз передвигать ее с места на место, чтобы на него не капало с потолка. Что касается самого Адриана Фрома, то он так вымотался, что ему было все равно, наблюдают за ним охранники или нет.
 
      В следующие дни Фром осваивался в мастерской и восстанавливал свои навыки слесарных работ. Мишинатвен или другой дзлиери по-прежнему ходили за ним по пятам. Судя по всему, они считали, что он замышляет побег, а он чувствовал себя виноватым, потому что не мог придумать ничего стоящего. Рядом с Сиратом все время находился кто-нибудь из его личной охраны, а Фром оставался под постоянным присмотром.
      Но если предположить, что бдительность стражей удастся усыпить, — что дальше? Даже если дзлиери сразу не поймают его во время побега — что вообще-то вряд ли, — и если его не сожрет один из хищников в джунглях, он, без компаса, наверняка заблудится, не пройдя и километра, и точно умрет от желудочных заболеваний, которые всегда сводили в могилу землян, начинавших питаться исключительно вишнуванской пищей.
      Между тем работа в мастерской доставляла ему все больше радости. Фрому нравилось, что металл в его руках становится все послушнее, а Сират и Елена тоже это видят.
      Однажды вечером Монгкут сказал:
      — Адриан, я бы хотел завтра взять тебя с собой, чтобы ты посмотрел на кое-какие упражнения, которые я запланировал.
      — Буду рад. Вы тоже идете, Елена?
      — Я предпочитаю не быть свидетельницей подготовки будущих преступлений.
      Сират рассмеялся:
      — Она все еще думает, что может сделать дзлиери миролюбивыми. С таким же успехом можно учить лошадь играть на скрипке. Она уже пыталась так воздействовать на правителя Каматобдена, и он решил, что она просто сошла с ума.
      — Все равно я буду стараться пролить свет на эти заблудшие души, — твердо сказала она.
 
      Местом для так называемых упражнения была большая поляна неподалеку от Амнайрада. Сират сидел в седле на зебре и наблюдал за головокружительными скачками нескольких эскадронов дзлиери: одного с местным оружием, а другого с новыми ружьями. Сначала пошла в атаку группа улан, ее сменил взвод мушкетеров, которые припадали на колени и изображали стрельбу, а потом вскакивали и рассыпались по окружающим джунглям, чтобы собраться вместе в другом месте. Стрельбы по цели было немного, и беспорядочный огонь не велся — Сират берег боеприпасы для новых ружей и использовал их только в крайних случаях.
      Фром решил, что атаковать Бембом Сират не готов — всяком случае пока. Но он вполне мог покорить соседние вишнуванские племена, чьи воинства по сравнению с его армией были просто крикливыми толпами. А после этого… Надо обязательно рассказать обо всем этом Силве.
      Казалось, что Сират как-то руководит происходящим на поляне, хотя он ничего не говорил и не делал никаких жестов. Фром подошел поближе к этому изменнику и увидел, что он держит во рту небольшую медную трубку и иногда в нее дует. Фром вспомнил: галтонский свисток, конечно! Он издает ультразвуковой свист, который человеческое ухо не воспринимает. Такими свистками на Земле люди иногда подзывают к себе собак. А дзлиери, должно быть, способны слышать звуки с частотой выше двадцати тысяч герц.
      Во время ужина Фром полюбопытствовал, что за сигналы подаются для управления дзлиери.
      Сират ответил:
      — Так и знал, что ты догадаешься. Я разработал систему сигналов наподобие азбуки Морзе. Использовать их против агрессии со стороны дзлиери толку мало, потому что нападающие тоже услышат сигнал. А вот что касается людей или ромели… Представь, что у какого-то человека с Земли поедет крыша и он нападет на меня в моем штабе, когда охранников на месте не будет. Тогда сильный свист поднимет на ноги верных мне дзлиери и они прибегут сюда, а негодяй даже не поймет, что я их вызвал. Кстати, — продолжил этот искатель приключений, — надо будет тебя завтра сделать пару десятков этих свистков для моих подчиненных офицеров. Их я тоже решил научить подавать сигналы. И надо будет поторопиться, потому что в ближайшее время нас ждут серьезные дела.
      — Поход на земли Каматобдена, да? — спросил Фром.
      — Можешь так думать, если тебе хочется. Не смотри на меня так испуганное, Елена. Я сумею о себе как следует позаботиться. Твой солдат вернется целым и невредимым.
      «Может, — подумал Фром, — этого-то она как раз больше всего и боится».
 
      Фром внимательно изучил галтонский свисток, который оставил ему Фром. В мастерской он уже вполне освоился и знал, где лежат длинные медные трубки — возможно, от топливопровода вертолета, — из которых можно сделать второй свисток.
      С помощью одного туземца он к исходу дня сделал то, о чем его просил Сират, плюс у него был еще один свисток, который как бы испортил подмастерье-дзлиери. Сират пришел из своего дворца и сказал:
      — Замечательно, мой дорогой Адриан. Вместе с тобой мы таких дел наделаем… Но ты должен извинить меня, что я не пригласил тебя вчера поужинать вместе. Надо было кое о чем потолковать с моими офицерами. Как насчет того, чтобы вы с мисс Миллан сегодня пообедали в моей столовой, когда меня не будет?
      — Нет вопросов, док Сират. Буду рад.
      Сират погрозил Фрому пальцем:
      — Но смотри у меня! Не вздумай обхаживать мою протеже. Такая неопытная девочка, как она, может найти привлекательным молодого высокого англичанина, и это будет иметь для тебя самые плачевные последствия.
      И вот Фром занял свое место за обеденным столом напротив Елены Миллан.
      Она сказала:
      — Давай говорить по-английски, раз наши друзья рядом с нами, — она кивнула в сторону не спускавших с них глаз охранников-дзлиери, — немного понимают по-португальски. О, Адриан, я так боюсь!
      — Кого? Сирата? Какие-то новости?
      — Он намекнул, что, если я не поддержу его династические планы, он заставит меня силой. Ты понимаешь, что это значит.
      — Да. И ты хочешь, чтобы я тебя освободил?
      — Я… Я была бы бесконечно тебе благодарна, если бы ты смог это сделать. Если все будет идти как идет, а мы будем безропотно подчиняться нашей несчастной судьбе, я скоро не смогу это больше выносить. Я убью себя.
      Фром задумался:
      — А когда он собирается выступать в поход?
      — Скорее всего, послезавтра. Потому что завтра вечером у дзлиери будет праздник.
      Это означало большую оргию, и Сират мог воспользоваться случаем, чтобы заняться воспроизведением себе подобных. С другой стороны, суматоха давала шанс для бегства.
      — Попробую что-нибудь придумать, — сказал Фром Елене.
      На следующий день его подчиненные были непослушнее и бестолковее, чем обычно. Около полудня они собрались идти обедать.
      — У нас сегодня праздник! — прокричали они. — К черту работу!
      Мишинатвен тоже куда-то исчез. Фром остался один и задумался. Потом он прошелся по мастерской, высматривая, что бы могло ему пригодиться. Он заметил испорченный галтонский свисток, лежащий там, куда он его бросил накануне; нашел остатки медных трубок, из которых делались свистки, и большой медный чайник, который он никогда не трогал и не пытался залатать. Постепенно его замысел стал приобретать реальные очертания.
      Он прошел в кузницу и стал раздувать горн. Когда пламя стало достаточно жарким, он наложил толстую заплатку на отверстие в чайнике — изнутри, где давление должно было быть сильнее. Потом он проверил свою работу — течи не было. Потом он взял кусок медной трубки и сделал еще один галтонский свисток, используя испорченный накануне как образец.
      На складе металлолома он нашел кусок пластмассы, из которой сделал прокладку или сальник для уплотнения соединения между чайником и его крышкой. Он отломил ручку чайника, а потом изогнул толстую проволоку и закрепил ее так, чтобы она плотно прижимала крышку к прокладке чайника. Наконец из листовой меди он свернул небольшой переходник, прикрепил его к носику чайника и припаял к нему свисток. В итоге получился герметичный чайник со свистком у носика.
      Между тем настало время ужина.
      У Сирата было игривое настроение, и он выпил мойкхады больше, чем обычно.
      — Завтра, — сказал он, — завтра жребий будет брошен. Как звали того древнего европейского генерала, который сказал о брошенном жребии, когда форсировал реку? Наполеон? В любом случае, давайте выпьем за завтра! — Он театральным жестом поднял свой бокал. — Давай, Елена, ничего с тобой не сделается! Ты даже не представляешь, что теряешь. А теперь навалимся на еду, пока мой повар не присоединился к остальным гулякам.
      Снаружи доносились голоса пьяных дзлиери, поющих песни, и звуки драки. По дворцу разнесся истошный крик женщины-дзлиери, за ним последовал топот копыт и довольный смех догнавшего ее самца.
      Все эти звуки сильно мешали беседе за ужином. Когда с едой было покончено, Сират сказал:
      — Адриан, должен перед тобой извиниться. Мне предстоит одно очень важное дело. Пожалуйста, возвращайся в свою комнату. А тебя, Елена, нижайше прошу остаться.
      Фром посмотрел на них, потом на охранников и вышел. Во дворе он увидел группу дзлиери, танцующих вокруг костра. В самом дворце почти никого не осталось.
      Вместо того чтобы идти к себе Фром направился в мастерскую. Он зажег факел, чтобы было лучше видно, прошел с большим медным чайником к насосу и наполовину заполнил его водой. Потом он вернулся в мастерскую и поставил чайник на кузнечный горн. Он закрыл крышку, плотно прижал ее ручкой из проволоки и раздул кузнечными мехами огонь.
      После этого он прошелся по мастерской, где лежало отремонтированное оружие, и выбрал для себя трехметровое копье с широким полуметровым наконечником. С ним он вернулся к горну.
      Через некоторое время рядом с носиком чайника появился небольшой завиток. Скоро он превратился в длинную струю, показывающую, что пар с силой выходит из чайника. Фром ничего не слышал, но, прикоснувшись металлической пластинкой к свистку, он почувствовал вибрацию нужной частоты.
      Вспомнив, что ультразвук распространяется по прямой, Фром стал пробивать наконечником копья дыры в стенах. Скоро мастерская была открыта на все направления. После этого он вернулся во дворец.
      Расположение помещений теперь было ему хорошо известно. Ближе к центру располагались личные покои Сирата: гостиная, спальня и ванная. Пройти туда можно было только через единственную дверь, всегда охраняемую стражниками.
      Фром прошел по коридору, который вел к покоям Сирата и делал поворот у гостиной. Он прислушался, приложив ухо к стене. Из-за суматохи вокруг слышно было неважно, ему показалось, что внутри идет какая-то борьба. А где-то впереди громко разговаривали дзлиери.
      Фром прошел немного вперед и услышал:
      — …словно какой-то демон посылает эти звуки, чтобы вывести нас из себя. По правде говоря, у меня голова раскалывается!
      — Похоже на свисток Всемогущего, — сказал другой голос, — но он раздается не из его комнаты и не стихает. Попробуй заткнуть уши этой тряпкой.
      Первый голос — очевидно, принадлежавший одному из двух стражников — сказал:
      — Помогает мало. Постой-ка здесь, пока я схожу поищу лекаря.
      — Ладно, постою, только ты сразу пришли кого-нибудь вместо себя, а то Всемогущему сильно не понравится, если он увидит, что здесь один стражник вместо двух. Да поскорее, а то этот свист сводит меня с ума!
      Послышался удаляющий топот копыт дзлиери. Фром улыбнулся под своей бородкой. Ему представился шанс атаковать оставшегося стражника, но если уши дзлиери были заткнуты, можно было придумать и кое-что получше. Сират отделял спальню от гостиной деревянными жалюзи, которые выполняли роль двери.
      Фром пошел вернулся назад и скоро оказался напротив спальни. Потом он поднял копье и пробил им в стене дыру размером с баскетбольный мяч.
      Сират Монкгут вскинул голову и оторвался от того, чем он занимался. Елена уже была привязана за руки к стойкам у головной части кровати и лежала на спине. Несмотря на ее сопротивление, одна из ее лодыжек тоже была уже привязана к стойке у ее ног. Сират собирался заняться основанием династии со всеми удобствами.
      — Адриан! — воскликнула Елена.
      Ладонь Сирата скользнула к бедру — но осталась пустой. Фром играл с огнем, но его риск оправдался — он предполагал, что именно в этот момент пистолета у Сирата не будет. В противном же случае он планировал бросить в него копье, теперь же можно было действовать более надежным способом.
      Фром сжал копье обеими руками, как винтовку со штыком, и двинулся к Сирату. Приземистая фигурка прижалась к кровати, а потом перекатилась на пол по другую ее сторону, сжимая в руке свисток. Фром вскочил на кровать, но зацепился за привязанную лодыжку Елены и упал головой вперед. Очнувшись, он увидел, что лежит посреди спальни. Сират, не обращая внимания на Фрома, поднес свисток ко рту и начал дуть в него с такой силой, что его щеки округлились.
      Фром приготовился к новому броску. Сират продолжал свистеть, но уверенность на его лице постепенно сменилась тревогой. Фром понимал, что ни один дзлиери поблизости не услышит этого свиста, пока стоящий на огне чайник издает раздирающий их уши вой. Но Сират, который не воспринимал ультразвука, не знал, что его сигналы подавляются.
      Когда Фром шагнул к нему, Сират бросил в него стул. Он полетел вперед со страшной силой, одним концом ударил Фрома по костяшкам пальцев, а другим по лбу, отбросив его назад. Сират бросился на своих коротеньких ножках к стене, украшенной образцами местного оружия.
      Там висели, спускаясь сверху вниз, пара перекрещенных мечей, сабля и медный щит. Тем временем Фром пришел в себя после удара стулом и поднялся с пола. Сират вооружился щиток и одним из мечей. Он поднял щит как раз вовремя, чтобы отразить удар копьем. После этого он скакнул вперед и полоснул мечом воздух, потому что Фром увидел момент удара и отскочил назад.
      Сират двинулся за ним, делая новые выпады. Фром отступал, не решаясь отражать удары копьем, потому что оно могло сломаться, но стараясь ткнуть Сирата в голову, ноги или незащищенные части рук. Они продолжали кружить, острие копья стучало по щиту. Фром понял, что может держать Сирата на расстоянии, но щит ему не пробить. «Кланк! Кланк!» — звенело копье, ударяясь о щит.
      Сират замешкался, и Фром ткнул его копьем в правую ногу, выше колена… Но удар пришелся вскользь, только слегка ранив Сирата и порвав его штаны. Сират сделал выпад, взмахнул мечом и почти прижал Фрома к стене, но тот остановил его ударом копья.
      Они продолжили кружить по спальне. В какой-то момент Сират оказался между Фромом и дверью в гостиную. Он быстро бросил в Фрома свой меч и бросился к занавешенной двери с криком «Помогите!»
      Фром увернулся от меча, который тем не менее задел его плечо. Придя в себя, он увидел, что Сират убегает, отодвигая занавес двери. Догнать сиамца до того, как он выбежит в гостиную и позовет на помощь зазевавшихся стражников, уже не было возможности.
      Фром бросил свое копье как дротик. Древко описало дугу, и наконечник воткнулся в широкую спину Сирата. И вошел внутрь так, что половина его оказалась в теле сиамца.
      Сират упал вперед лицом вниз, хватая руками ковер и хрипя. Изо рта у него полилась кровь.
      Фром подошел к несостоявшемуся императору и вытащил копье из его тела. Он держал в руке, готовый в любой момент воткнуть обратно, пока Сират не затих. Фрому было почти жалко сиамца, но времени для гамлетовских переживаний не оставалось. Он вытер острие копья об одежду Сирата, вернулся к кровати и разрезал путы, которыми была привязана Елена. Не теряя времени на объяснения, он сказал:
      — Если мы поспешим, то сможем убежать, пока они не сообразили что к чему. Хорошо, если стражники не слышали шума.
      — Они подумают, что это я и он, — ответила Елена. — Перед тем как затащить меня сюда, он велел им не входить что бы они ни услышали, если только он им не свистнет.
      — Правильно он им сказал. Пойду во двор, попробую найти его зебр. Где тут его проклятый пистолет?
      — Здесь. — Она показала на небольшой сундучок. — Он закрыл его, видно боясь, что я достану пистолет и его застрелю — как будто я способна убить чувствующее существо.
      — А как мы его откроем… — начал было Фром и замолчал, увидев, что на сундучке кодовый замок. — Похоже, ничего не получится. Есть у него взрывчатка в кладовой?
      — Там тоже кодовый замок.
      — Чтоб ему провалиться! Получается, что мы отправимся в путь без оружия. Пока я хожу, постарайся собрать припасы на кухне и все, что может понадобиться. — И он вышел через разрез в стене.
      Фром прошел по двору неспешной походкой, словно по делам. Дзлиери дали волю своим инстинктам, которые в последнее время вынуждены были сдерживать, и так увлеклись, что почти не обращали на него внимания, только один или двое прорычали приветствия.
      Поймать зебр, однако, оказалось непросто. Они скакали по загону, и ему никак не удавалось схватить хотя бы одну из них за уздечку. Наконец Фром был вынужден позвать на помощь одного знакомого дзлиери:
      — Мзумелитсен, не поможешь мне? Всемогущий хочет покататься.
      — Подожди, пока я закончу со своими делами, — сказал дзлиери.
      Фром подождал, пока Мзумелитсен все доделал и помог ему поймать трех зебр. Они послушно пошли за ним ко дворцу. Фром привязал их к ограде во дворе, а сам пошел в мастерскую. Там он нашел мачете и топорик. Он взял с собой и радарный маячок, в батарейке которого, казалось, еще остался небольшой заряд.
      Вернувшись во дворец, он увидел, что Елена собрала сумку с продуктами, положила в нее спички и еще кое-что. Все это они погрузили на одну из зебр, а на двух других сели сами.
      Когда они выезжали из Амнайрада, празднество дзлиери было в самом разгаре.
 
      На следующий день, когда они начали подниматься по склону Эртмы, Фром поднял руку и сказал:
      — Слушай!
      Сквозь шум вишнанских джунглей доносились громкие голоса дзлиери. Затем до них донесся шум продиравшихся через заросли тел.
      Фром и Елена обменялись быстрыми взглядами и взяли зебр в галоп.
      Однако преследователи, судя по всему, быстро приближались, потому что звуки становились все громче и громче. Фром увидел у себя за спиной блеск металла. Вопли дали им знать, что дзлиери их тоже заметили.
      Фром сказал Елене:
      — Двигайся дальше. Я уведу их в сторону и потом я от них оторвусь и тебя догоню.
      — Нет, ни за что! Я тебя не оставлю!
      — Делай что тебе велено!
      — Но…
      — Давай вперед! — крикнул он так яростно, что она подчинилась.
      Сам он стал ждать преследователей и скоро увидел их, с копьями наперевес. У него не было иллюзий, что он сможет «оторваться» от дзлиери в родных для них джунглях.
      Туземцы с торжествующими криками скакали к нему по тропе. Если бы только у него было оружие… По крайней мере похоже, что и у них его не было. У них в Амнайраде было лишь несколько дробовиков, годных для стрельбы (не считая ружей, которые оставались под замком), и эти дробовики они разделили между разными группами, отправившимися в погоню в разные стороны.
      Фром повернул голову зебры в джунгли. Слава Богу, растительность была здесь не такой густой, как внизу, где джунгли были почти совсем непроходимыми.
      Он пинками подгонял свою кобылку и тщетно пытался закрыть лицо от веток. Колючки впивались ему в кожу, толстый ствол дерева сильно ударил по правой ноге. Дзлиери шли за ним по следу, а он старался описать на своей зебре полукруг, чтобы пересечь свой собственный след за их спиной.
      Когда он снова выбрался на тропу и смог держать глаза открытыми, то увидел, что за ним гонится и приближается целая толпа, ведомая Мишинатвеном. Когда след начал поворачивать, бывший лейтенант Сирата свернул в сторону и скоро оказался на тропе рядом с землянином. Фром нащупал мачете, который был прикреплен у его левой ноги. Дзлиери бросился на него справа с поднятым дротиком.
      — Обманщик! Убийца Всемогущего! — крикнул Мишинатвен и нанес удар. Фром отбил древко в сторону. Они скакала галопом рядом друг с другом, острие царапнуло Фрома по руке, и упало на землю.
      Мишинатвен взмахнул оставшимся древком и ударил Фрома по плечам. Фром нанес ответный удар и услышал звон медного щита, который достал дзлиери. Мишинатвен бросил дротик и вытащил свой короткий меч. Фром парировал первый удар и, когда дзлиери изготовился для второго, полоснул по державшей меч руке ножом-мачете и почувствовал, что задел кость. Меч упал на землю.
      Фром схватил левой рукой край щита, дернул его вниз, потом вверх, пока не вырвал его из рук своего врага.
      Другие дзлиери продолжали приближаться. Оглянувшись назад, Фром увидел, что они остановились рядом со своим лежащим вожаком.
      Фром схватился за уздцы. Лучшей защитой была решительная атака. Если он нападет на них сейчас… Он бросил вперед свою зебру и поскакал к дзлиери, крича и размахивая окровавленным мачете.
      Не успел он к ним приблизиться, как они с испуганным и криками бросились в заросли. Он пронесся мимо того места, где они только что находились, и скакал вперед, пока они не остались далеко позади, а его зебра так устала, что перешла на шаг.
      Когда он наконец догнал Елену, она посмотрела на него с ужасом. Сначала он не сообразил почему, но потом понял, что весь в крови и являет собой впечатляющее зрелище.
      Последние несколько километров они прошли шагом, ведя зебр зигзагами между валунами подстегивая их, чтобы они шли вперед по крутому склону. Поднявшись на вершину, они привязали зебр к кустам и без сил повалились на землю.
      Елена сказала:
      — Спасибо Космосу, что все закончилось! У меня не осталось сил, чтобы идти дальше.
      — Мы еще не все сделали, — сказал Фром. — Когда немного отдышимся, надо будет установить маячок.
      — А здесь мы в безопасности?
      — Вне всяких сомнений. Те дзлиери вернутся в Амнайрад за остальными своими соплеменниками, и они окружат гору, чтобы мы не могли бежать. Нам остается только надеяться, что благодаря маячку помощь подоспеет вовремя.
      Скоро он заставил себя подняться и взяться за работу. Через полчаса маячок был поднят на треноге и надежно закреплен от порывов ветра.
      После этого Адриан Фром снова упал на землю. Елена сказала:
      — Бедненький! Ты весь в синяках.
      — Думаешь, я этого не знаю? Но, может, так еще страшнее выгляжу.
      — Позволь мне хотя бы промыть эти раны, чтобы в них не попала инфекция.
      — Да все в порядке. Вишнуванские микробы землянам не страшны. Ну ладно, если ты так настаиваешь… — И с этими словами он провалился в сон.
      Через несколько часов, пробудившись, он увидел, что Елена несмотря на мелкий дождик развела костер и готовит обед.
      — Провалиться мне на этом месте, что я вижу? — воскликнул он. — То есть я хочу сказать, что с тобой можно ходить в экспедиции.
      — Ничего особенного. Это ты был великолепен. А если вспомнить, то я всегда с предубеждением относилась к светловолосым мужчинам, потому что в испанских романах именно такими были все злодеи!
      Сердце Фрома, которому он дотоле никогда не давал слабины, переполнилось чувствами.
      — Может, сейчас не время об этом говорить, да и я не большой мастер для чувствительных речей, но знай — я тебя люблю
      — Я тоже тебя люблю. Космос посылает лучи любви…
      — О-о! — Это было неприятным напоминанием о другой Елене. — Хватит об этом, моя девочка. Иди ко мне.
      И она шагнула к нему.
 
      Когда Петер Квинлан вернулся в Бембом вместе с поправляющимся Хаятакой, команданте Силва, внимательно слушал его рассказ до того момента, когда он покинул территорию Мишинатвена.
      — …едва мы двинулись, — говорил Квинлан, — пока Хаятака был без сознания, они атаковали нас снова. И застрелил троих, но уже после того, как они убили дротиком Фрома. После того как мы отогнали их, я похоронил…
      — Подожди! Ты говоришь, что Фром был убит?
      — Совершенно верно, — ответил Квинлан по-португальски.
      — И ты вернулся сюда, не заходя на Эртму?
      — Естественно. А что же мне еще было делать?
      — А кто же тогда установил маячок для радара на вершине?
      — Что?
      — А вот так. Вчера мы проверили радаром его зону до самой границы досягаемости, и маячок ответил на наши сигналы.
      — Ничего не понимаю, — сказал Квинлан.
      — Как и я, но скоро все выяснится. Амиго! — позвал он сержанта Мартинса. — Передай авиагруппе, чтобы они немедленно послали вертолет к Эртме.
 
      Когда пилот взял курс на радиомаячок и спустился ниже кромки облаков, он увидел тускло поблескивающий алюминиевый контур на самой вершине горы Эртма. Рядом сидели на камнях два человека, а поблизости щипали травку три зебры.
      Люди вскочили на ноги и принялись энергично махать руками. Пилот направил вертолет к ним, с трудом маневрируя в струях дождя, которые грозили прижать бросить машину на камни. Потом он выбросил из дверцы веревочный трап, который, разматываясь, полетел вниз. Человек подпрыгнул, словно выскакивающая из воды рыба, и ухватился за конец пролетавшего мимо него трапа.
      В этот момент из-за деревьев показалась группа дзлиери. Громко перекликаясь и размахивая дротиками, они бросились к людям.
      Фигурка человека ниже ростом забралась по трапу на несколько ступенек дальше, чем та, что выше и только начинала подъем, и воскликнула, стараясь перекричать шум вращающихся лопастей и рев ветра:
      — Поднимайся! Быстрее!
      Дзлиери становилось все больше, и у некоторых были в руках ружья. Пилот (довольный, что ему удалось не раскачать сильно вертолет) прибавил оборотов двигателю, поднялся к облакам и скрылся в них.
      Люди наконец забрались в кабину, тяжело дыша после подъема. Это были хрупкая смуглая женщина и высокий мужчина с сантиметровой рыжеватой бородкой, покрытой струпьями засохшей крови. Оба были почти обнажены, и их тела слегка прикрывали рваные тряпки, а на ногах у них были изодранные в клочья матерчатые туфли. Пилот узнал Адриана Фрома, геодезиста.
      — Домой, Джейми, — сказал Фром.
 
      Через день помывшийся и побрившийся Фром приобрел вполне нормальный вид, за исключением раны на левом ухе. Они сидел за столом напротив Силвы, который говорил:
      — Не могу понять, почему ты просишь навсегда перевести тебя на Ганешу. Ты же герой Бембома. Я могу назначить тебя на должность П-5, даже П-6. Квинлана отправят на Кришну для предания суду. Хаятака уходит на пенсию, а мне позарез нужны геодезисты. Так зачем тебе уезжать?
      Фром застенчиво улыбнулся:
      — Все у вас устроится, шеф. Остается Ван дер Грахт и Мехталал тоже — оба хорошие ребята. Когда я и Елена оказались на той вершине, мы были во взвинченном состоянии, да и все тогда на нас навалилось, а я не видел женщины уже несколько недель — дзлиери, естественно, не в счет. Я предложил ей выйти за меня замуж, и она согласилась.
      Силва вскинул брови:
      — На самом деле! Мои сердечнейшие поздравления! Но чем это мешает…
      — Выслушайте меня до конца. Сначала все было ясно как божий день. Она заявила, что ее поцеловали в первый раз, но судя по всему кое-какой опыт у нее был. Однако вскоре она начала рассказывать мне о своих идеях. На первых порах у нас должен быть чисто духовный брак, с целью наставить меня на путь истинный, чтобы я в своей новой жизни стал чем-то большим, чем простой гражданский инженер — миссионером-космотеистом, например. Каково?!
      Ладно, сначала я думал, что все это пустая болтовня, которая скоро закончится. Кроме всего прочего, у нас не принято распускать наших женщин, как в Америке. Но потом она начала читать мне космотеистические проповеди. И так продолжалось все два с половиной дня, пока мы были там. Клянусь, она не умолкала ни на минуту, разве что когда я спал. Никогда не слышал такой чуши — про лучи и космическую любовь, вибрацию и астральные плоскости и тому подобное. Я никогда в своей жизни так не уставал.
      — Понимаю, — сказал Силва. Он тоже начал уставать.
      — Итак, — подытожил Фром, — сейчас я чувствую, что с удовольствием отправил бы ее обратно к Сирату Монгкуту. Я даже жалею, что убил этого дуралея. Хотя он был бесконечно доставлял нам всякие хлопоты, но по сути был мелким хулиганом. Так что теперь я нахожусь рядом со своей нежеланной невестой и не могу объяснить ей свое видение жизни. Она однажды как бы пошутила, что лучше бы мне отправиться на Ганешу, и будь я проклят, если она не была права. И теперь если вы только подпишите этот рапорт… О, muito obrigado , синьор Аугусто! Если я поспешу, то еще успею на корабль до Кришны. Спасибо!

      Шеф-пилот космического корабля, только что совершившего посадку в Бембоме на Вишну, протянул Лютеру Беку грузовую ведомость, баланс расхода топлива, полетный лист, список пассажиров, распечатку радиопереговоров. Он сказал:
      — На этот раз только один пассажир, Лютер.
      — Кто? — спросил Бек, перебирая бумаги толстенькими пальцами.
      — Дариус Коши.
      — ЧТО!
      — Да, именно он. Ты же знаешь этого парня, не так ли?.. Э, куда ты?
      Бек, не останавливаясь для ответа, пробежал по коридору и без стука влетел в кабинет команданте.
      — Шеф! — крикнул он. — Коши вернулся!
      — Realmentй? — Силва вскинул тронутые сединой брови. — Теперь наша жизнь осложнится, хотя я и не стал бы кричать об этом так громко, чтобы синьор Дариус нас отсюда услышал. Ну и что он привез на этот раз?
      — Еще не успел проверить…
      — Тогда надо поскорее это сделать. Тогда легче будет понять, что он на этот раз задумал.
      Бек пожал плечами:
      — Конечно. Я именно так и подумал — что вы захотите все узнать imediatamente
      — Obrigado , именно так. Убедись, что все тщательно проверил. С микроскопом.
      Коренастый таможенник «Вигенс Интерпланетарис» увидел, что Дариус Коши ждет его у стойки для проверки. Это был худой смуглый бизнесмен выглядевший как голливудская звезда, снизошедшая до беседы со своими поклонницами. Он только что сменил земной костюм на вишнанский и потел, как скаковая лошадь после забега.
      — Хорошо, синьор Лютер, — сказал Коши. — Как видите. У меня в рукавах ничего не спрятано. А если вы включите свой аппарат, то убедитесь, что я ничего не проглотил.
      Бек, проверявший багаж Коши с помощью рентгеновского излучения, спросил:
      — А это что за хлам?
      — Por favor , уважаемый, не называйте мою фабрику хламом!
      — Похоже на старые противни. Фабрика — для выпуска чего?
      — Крекеров.
      — Крекеров?
      — Крекеров.
      — Ты что, сбрендил?
      — Ничуть. В прошлый раз я узнал, что и ромели, и дзлиери сами не свои до сладких крекеров. Импортировать их с дальних планет, отстоящих на несколько световых лет, невыгодно, и я решил организовать их производство.
      — Где? — Бек перебирал кухонное оборудование.
      — На маленьком участке, который я арендовал у старого Каматобдена. Условия неплохие, хотя в последний раз… э-э…мне неожиданно пришлось потратить немного больше, чем я ожидал.
      — А из чего ты их будешь делать?
      — Нет ничего проще. Муку сделаю из вашнуванской пшеницы, куплю соль, сахар и приправы у местных, а сироп, жир для рассыпчатости и сухое молоко привезу из Новоресифе.
      Тут какая-то хитрость, подумал Бек. Или так, или Дариус Коши стал другим человеком — во что поверить трудно. Эти противни и духовки выглядят безобидно — контрабандного оружия или наркотиков в них не спрячешь.
      Прикинув в уме, сколько могло весить это оборудование, Бек спросил:
      — Ты что, все с Земли привез? Сумасшедшие деньги стоит оттуда все доставить.
      — Нет, все необходимое я взял на Новоресифе и сам привел в порядок.
      — Все равно, чтобы оправдать расходы, тебе придется оценивать свои крекеры на вес золота или продавать их за бриллианты.
      Коши вспыхнул:
      — Естественно, я надеюсь хорошо заработать, да и надоело сидеть на чае и соленых таблетках. У меня и так уже почки так пропитались танином, что из них можно делать кожу для обуви. Когда закончишь шарить в моем багаже — вот тебе все разрешения, виза и другие бумаги.
      Шарить Лютеру Беку заканчивать не хотелось, так как он отнюдь не уверился, что все в порядке. Однако оборудование представляло собой обычные листы металла, самым простым образом скрепленные между собой. Лютер даже специально проверил особо тщательно два противня рентгеновским аппаратом, но ничто не подтвердило его подозрения.
      Наконец он закончил и перешел к личным вещам Коши. Торговец, казалось, воспринимал все это как медленную пытку и наконец сказал:
      — Правда, инспектор, все в порядке. После посещения Гвена я со всем этим завязал.
      — А как ты собираешься провезти свое оборудование через джунгли?
      — Найму пару послушных дзлиери — как вьючных лошадей. Сейчас в Бембоме никого из них нет?
      — Сезон спаривания у них закончился, так что будут здесь тусоваться.
      — Все пытаешься закинуть удочку насчет тех занятий, мой ученый друг?
      — Ох-хо-хо.
      — Ты знаешь, — Коши выпустил кольцо табачного дыма, — что я легко мог бы получить какую-нибудь работу для умников безо всякой учебы. О внеземной жизни мне известно больше любого профессионального ксенолога. Но я на дух не переношу всю эту бюрократическую волокиту, без которой гражданские чинуши вроде тебя жить не могут.
      Всегда везучий Коши и на этот раз без проблем нанял нескольких дзлиери. Они пришли из своих лесов в поисках работы по перевозке. Коши попросил дзлиери привести какую-то знакомую им женскую особь, чтобы она везла его самого. Бек подумал, что и здесь он не может обойтись без каких-то выдумок, и самые фантастические россказни о нем по большей части оказывались сущей правдой. Бек увидел, как Коши нахально взгромоздился на спину самки-дзлиери и скрылся в пелене дождя, а два жеребца, взмахивая руками и что-то бормоча, потопали за ними, сгибаясь от тяжелой ноши.
 
      После того как космический корабль улетел в Новоресифе на Кришне, жизнь в Бембоме вошла в нормальное русло. Бек с головой окунулся в работу, проверяя прибывшие грузы. Один торговец появился из джунглей, оставил на складе свои товары, запасся необходимым и снова исчез в лесу. Один из служащих компании «Вигенс» заболел какой-то странной болезнью и умер, и все, затаив дыхание ждали, не разразится ли эпидемия. Спаркс из-за проститутки поссорился со Слопсом, но с ними обоими провел воспитательную беседу Собонис, и они помирились…
      Однажды днем на станцию пришел избитый ромели и попросил оказать ему первую медицинскую помощь. Первым его увидел Стампс и позвал Собониса, который наложил пластырь на землистую кожу туземца и заверил, что его средний глаз серьезно не поврежден. Между тем Стампс доложил обо всем команданте, и тот позвал на помощь сержанта и Бека для беседы с пострадавшим. Услуги сержанта Мартинса понадобились потому, что он больше всех поднаторел в улаживания всяких дел с вишнанцами, а Бек офицером высокого ранга, в чьи обязанности входило содействовать мирной жизни на планете.
      Разговор шел ни шатко ни валко, потому что ромели знал всего несколько слов по-португальски, а из трех человек только сержант бегло говорил на языке ромели. Туземец лежал на спине, болтая в воздухе своими двадцатью четырьмя пальцами на руках и ногах, а sargento переводил.
      Комендант спросил:
      — Из-за чего возникла драка?
      Ромели ответил через переводчика:
      — Я не соглашался с их новым военным планом, и они меня выгнали.
      — Что за военный план?
      — Могзаурма собирается напасть на дзлиери. (Бек знал Могзаурму из соседнего племени ромели как высокопоставленного жреца и ловкого торговца.)
      — И в чем состоит план? — продолжил Силва.
      — План Могзаурмы…
      — Понятно, а в чем его суть?
      — Магия.
      — Что за магия?
      — Великий синьор Аугусто знает, что такое магия.
      Силва получал свое жалованье благодаря тому, что всегда оставался вежливым и корректным, какое бы раздражение ни вызывали у него вишнанцы. Он невозмутимо спросил:
      — Я частенько с тоской вспоминаю старую добрую Землю, и сейчас как раз такой случай. Расспроси его об этом заклинании.
      — Заклинание истребит дзлиери, — сказал ромели.
      — Хорошо, но КАК?
      Ромели почесал свой пластырь правой средней конечностью:
      — Я плохо знаю магию. Это дело жрецов.
      — А что ты знаешь об этом именно заклинании?
      — Я… я думаю, что-то о том, чтобы уничтожать изображения дзлиери.
      — Какие изображения?
      — Больше мне ничего не известно.
      — Если ромели и дзлиери будут насылать друг на друга свои глупые заклинания, это нас не касается. Они раньше враждовали и, полагаю, и дальше будут. Так всегда происходит, когда на одной планете живут два вида разумных существ. А другой такой планеты я не знаю. Скажи ему…
      — Подождите, шеф, — прервал его Бек. — Меня не оставляет ощущение, что в этом как-то замешан Коши. Позвольте я его расспрошу. Может, удастся что-то выяснить. Мтели, а как будут уничтожаться эти изображения?
      — Уже сказал вам, что не знаю, — пробурчал Мтели.
      — Они не будут… съедены?
      — Кажется, вы все об этом знаете, тогда зачем спрашиваете?
      — Ну так все же?
      — Вас не касается, как мы обращаемся с нашими врагами.
      — Касается, если вы обращаетесь к нам за помощью. Как тебе понравится, если мы снимем с тебя этот пластырь и выгоним из Бембома? А?
      — Вы этого не сделаете. Считается, что вы добры к нам. Я тоже хорошо знаю политику «Вигенс».
      — Все правильно. Но мы не должны никому оказывать приоритет. Давай начнем сначала. Ты не ответишь на мой вопрос, приятель? Они должны быть съедены?
      — Хм-м, да.
      — Уже лучше. А это не такие маленькие печеньица?
      — Да, такие.
      — А что побудило тебя не согласиться с этим планом?
      — Я подумал, что такие печенья слишком опасно распространять в племени. Мы можем начать использовать их друг против друга. Даатскхуна уже опасается вспышки колдовства среди нас.
      — Вы собирались покупать это печенье у Дариуса Коши?
      — Мне не следует об этом говорить…
      — Мы так или иначе все выясним. Ты знаешь, что у нас есть для этого кое-какие свои секретные способы.
      — Думаю, что есть. Ладно, у него собирались купить.
      — Все ясно, — подытожил Бек. — Я так и думал, что он неспроста все это затеял. Коши будет печь замечательные крекеры — в форме дзлиери. Ромели смогут поедать своих врагов, и это будет очень вкусная магия. А как вы собираетесь ему платить, Мтели?
      Ромели ответил:
      — Он рассказал, что у людей на Земле есть магический обряд, который они называют танцами, исполняемыми под музыку. Он сказал, что они безумно любят танцевать, слушая наши песни и заплатят ему за них горы денег. Поэтому по договору он передает нам крекеры, а мы позволяем ему записывать наши песни, с небольшими пометками на нотах.
      — Теперь мне все понятно, — сказал Силва. — Я услышал об остроумнейших способах избежать платы за провоз на Землю, но на этот раз речь идет о bolo . Когда последний раз был дома, то понял, что жители Рио на самом деле помешаны на этих мелодиях ромели, которые привезли ксенологи. Однако я до сих пор не могу понять, следует ли нам вмешиваться.
      — Команданте, — сказал сержант, — мы не можем допустить больших беспорядков среди этих проклятых вишнанцев как раз тогда, когда на торговых путях стало все спокойно. К тому же, придя в сильное возбуждение, они начнут убивать наших представителей.
      — А будут ли беспорядки? — спросил Силва. — Может, они будут тихо-смирно сидеть дома и есть свои крекеры?
      — Сейчас спрошу, — сказал сержант и повернулся к ромели: — Мтели, собираются твои соплеменники напасть на дзлиери в прямом смысле слова когда уничтожат их посредством магии?
      — Естественно. А как же еще мы можем завладеть их собственностью?
      — И все равно я не могу понять, — осторожно промолвил Силва, — какой закон нарушил Коши.
      — Он продал вооружение вишнанцам, — сказал Бек.
      — Как вы можете назвать печенья в виде фигурок животных вооружением? Послушайте, синьор инспектор, вы же не суеверный человек и не верите, что от этих маленьких крекеров Коши будет какой-то толк, что бы ни думали о них эти несчастные существа!
      — От них будет толк! — воскликнул ромели, который, казалось, уловил смысл реплики Силвы. — И мы не несчастные существа. Я видел, как действует эта магия. Могзаурма привел пленного дзлиери, и он сразу после заклинания умер.
      — Может, он уже был болен или ранен, — сказал Силва.
      — Нет! Нет!
      — Может, он был напуган до смерти, — сказал сержант. — Вы знаете этих туземцев.
      — Не называйте меня туземцем! — Мтели вскочил с места.
      — А разве ты не туземец? — спросил сержант.
      — Пожалуйста, calma , — сказал Силва. — Сержант Мартинс не хотел тебя оскорбить, дружище. Я слышал о некоторых народностях на Земле, представители которых умирали, когда жрец-знахарь творил над ними свое колдовство. Но мы тоже не всесильны, и я ничем не смогу им помочь, если они станут приходить в ужас без особой на то причины.
      Бек покачал головой:
      — Если я напугаю вас до смерти угрозой убить, это будет все равно что я вас оглушил ударом по голове. И как говорит сержант, мы не можем позволить нападать на наших людей, потому что они земляне, хотя и занимаются своим личными делами. Я положу этому конец.
      — Как?
      — Найду Коши и арестую его.
      — Ты с ума сошел, мой юный друг, — сказал Силва.
      — Просто землю роет, — сказал сержант. — Сынок, а ты знаешь, как легко навсегда сгинуть в этом навозе?
      — Мне все прекрасно известно, — сказал Бек. — Я здесь все объехал, и со мной ни разу ничего не случилось. Если вовремя поставить заслон перед этим Коши, никаких беспорядков не возникнет — просто повода для них не будет.
      Силва объяснил, в чем тут дело:
      — Синьор Лютер мечтает выучиться на ксенолога и считает, что несколько таких вояжей будут ему как нельзя кстати.
      — А почему бы и нет? — сказал Бек. — Если я на вступительных экзаменах расскажу, как общался с обитателями этой планеты…
      — Для того чтобы это сделать, есть только один надежный способ. — Сержант выразительно похлопал по своей кобуре. — Надо прежде всего провести разведку и постараться привить им страх перед Богом. И никакие школяры…
      — Кого это ты называешь школяром? — взорвался Бек. — Ты вот-вот спровоцируешь войну всех вишнанцев против Бембома, и имей в виду…
      — Прошу вас, успокойтесь, мои дорогие! — воскликнул Силва. — Мы же цивилизованные люди. Устраиваете ссору на ровном месте. Моя идея состоит в том, чтобы организовать встречу Каматобдена и Даатскхуны. Пусть спокойно обсудят все проблемы.
      — Одна попытка уже была! — возразил Бек. — Они чуть не убили друг друга, как только встретились.
      Перепалка продолжалась еще с полчаса, и в итоге победу, благодаря луженой глотке и хорошо подвешенному языку, одержал Лютер Бек. Порешили, что сначала он попробует осуществить свой план, а если из этой затеи ничего не выйдет, останется достаточно времени, чтобы придумать что-то еще. В любом случае, если Бека постигнет неудача, он вряд после этого ли будет возражать, если кто-то еще из них попытается что-то сделать.
 
      — От этих карт никакого толку, — посетовал пилот, — так быстро здесь все зарастает… Похоже, это где-то здесь.
      Он показал на точку на экране радара, которая соответствовала дому Коши на карте. Вертолет начал медленно снижаться, пока из тумана в нескольких метрах под ними не выглянула поляна рядом с домом. Когда до земли оставалось меньше двух метров, Бек вылез из кабины и спустился вниз по веревочному трапу. Он сказал пилоту:
      — Жди меня и внимательно смотри по сторонам.
      После этого Бек подошел к дому и нажал на кнопку звонка. Вокруг него вихрем завивался туман и разлетался в стороны от вращающихся лопастей вертолета.
      Подождав безрезультатно несколько минут, Бек достал ключ и открыл дверь. Держа пистолет наготове, он вошел внутрь. В последний раз, когда Коши начал создавать им проблемы, он сделал копию ключа, ничего не сказал его владельцу. Строго говоря, это было противозаконно, но офицеру по поддержанию мира на планете было не обойтись без кое-каких хитростей.
      Дариуса Коши в доме не было. Судя по порядку в комнатах, он ушел куда-то по своим делам. Бек зашел на кухню, где делались крекеры. Там он нашел две формочки для выпечки: одну в виде дзлиери и другую — в виде ромели.
      «Натравливает их друг на друга в своих интересах», — подумал Бек. На полке стояли две коробки, наполовину заполненные крекерами. В одной были фигурки ромели, в другой — дзлиери. Бек попробовал крекер, и он оказался довольно вкусным. Атмосфера на планете была как в турецкой бане, и скоро ему захотелось пить. Он растворил в воде две соляные таблетки подумал: «Был бы я турком — точно знал бы, что делать с этой любовью Коши к планете Вишну».
      Бек вышел из дома и осмотрелся. В грязи было много следов. Некоторые были совсем свежими, другие вели к дому или расходились в разные стороны. Многие были оставлены трехпалыми лапами и принадлежали дзлиери. Внимательно присмотревшись, Бек нашел следы человека, уходящие в сторону от дома. Однако через несколько шагов они кончались. Было видно, что человек, оставивший их, повернул направо и затем подпрыгнул на одной ноге. Скорее всего, Коши сел на одного из своих кентавроподобных гостей и отбыл на нем восвояси.
      Бек крикнул пилоту:
      — Выбрось мои вещи. Я хочу выследить этого парня и, возможно, останусь здесь на ночь.
      — С ума сошел? — ответил пилот, но тем не менее бросил вниз рюкзак, флягу с водой и трость.
      Бек поймал их, надел рюкзак, прикрепил к поясу флягу и крепко сжал трость. Потом он сказал пилоту:
      — Прилетай сюда каждый день в это время, ладно? Atй logo! — попрощался он и пошел по следу. Пилоту оставалось только улететь, что он и сделал.
      На ногах у Бека были матерчатые ботинки. По замыслу, они должны были облегчать ходьбу. Но черная болотная грязь засасывала их, и каждый шаг сопровождался громким хлюпаньем. Там, где тропа была залита водой, Бек тростью проверял впереди, есть ли твердая опора для ног. Пот лил с него ручьем, и он иногда удивлялся самому себе, что еще находит силы двигаться. В таком климате любой другой уже давно был бы как выжатый лимон.
      Если его неожиданно обдавало брызгами с веток, одежда Бека от этого не делалась более мокрой, чем была. Какая-то болотная рептилия нацелилась на него своей зубастой пастью, но сильный пинок по голове заставил ее уползти прочь. Стрелять, к счастью, не пришлось, а выстрел мог встревожить дзлиери.
      Бек обрадовался еще сильнее, когда по некоторым признакам понял, что приближается к главному стойбищу дзлиери. Тропа поднималась вверх, растительности становилось все меньше, и вода перестала хлюпать под ногами.
      Топот копыт заставил Бека нырнуть в кусты. Он пригнулся, лелея надежду, что рядом с ним не затаилась какая-нибудь ядовитая гадина. Мимо проскакала дюжина дзлиери. Четверо были воинами, на головах у них были медные шлемы, в руках щиты, а с правого боку висели большие связки дротиков. Судя по всему, они готовились к грядущим боям.
      Бек продолжил движение, на этот раз предельно осторожно. Он перебегал от куста к кусту, не выпуская из виду стойбище, и скоро нашел хорошее место для наблюдения. Бинокли в здешней атмосфере с ее стелющимися в нескольких метрах над головой туманами были бесполезными.
      На поляне впереди толпились и громко, на самых высоких тонах, перекликались дзлиери. Слов было не разобрать, Бек слышал только гул голосов. Он ясно увидел, что на спине Каматобдена сидит Коши.
      У двух туземцев на спинах были винтовки, у остальных — оружие попроще. Наверняка сперли у торговцев, подумал Бек. Скорее всего, и патронов у них нет, только ржаветь будут ружья без толку. Впрочем, с металлом они обращались ловко и рано или поздно должны были выучиться делать все сами, как когда-то отсталые народы на Земле. Уже ходили слухи… И что тогда будет с Бембомом? Силва, конечно, хороший дипломат и сам по себе обаятельный человек, но хватит ли ему решимости начать серьезную войну? Команданте всегда норовил потянуть резину, лишь бы все осталось шито-крыто. Вторым в иерархии был простодушный, а иногда просто грубый сержант, которому явно не хватало воображения. Что касается самого Лютера, то он был слишком импульсивным…
      Посередине поляны стоял большой, метров шесть в диаметре, деревянный котел. В него дзлиери бросали разные листья и траву. Один из туземцев поливал все это какой-то жидкостью из кожаной бутыли, другой горстями бросал в него какую-то крупу, а еще двое яростно мешали кашу своими копьями. Другие в это время замешивали еще какой-то коктейль в чане в чане поменьше, диаметром около метра.
      Кто-то свистнул, и шум стих. На авансцену вышел старый дзлиери, в котором Бек узнал Дастанкмдена, знахаря. У руке у него была не то земная пивная бутылка, не то что-то на нее похожее. Он что-то прокричал. Бек разобрал только: «Да пошлют нам боги…». Потом Дастанкмден опорожнил бутылку в чан что поменьше. До кустов, где сидел скрючившись Бек, донесся слабый, но острый запах. Скорее всего, это была секретная горькая настойка дзлиери, которую продавали на Земле за сумасшедшие деньги. Ее разводили в пропорции один к тысяче, чтобы человеческое горло могло ее выдерживать. Коши вполне мог — да и наверняка получал от туземцев за свои крекеры плату именно такой настойкой.
      Дзлиери выстроились в очередь и один за другим подходили по грязи к чану и черпали себе настойки. Потом они парами церемонно отходили прочь и, держась за руки, выпивали свои порции. Одну из пар составляли Коши и Каматобден. (В этот момент по спине Бека поползло что-то многоногое.)
      Через некоторое время вожак ударил по краю чана. Наступила тишина, и он сказал:
      — Все вы знаете нашего дорогого друга Дариуса, благодаря щедрости которого мы наконец одолеем своих заклятых врагов. На нашей планете больше не останется подлых ромели, даже если они живут за дальними морями.
      — А теперь за дело! — воскликнул он. — Вот они, эти магические образы, созданные неодолимой магией землян и тайно доставленные сюда за многие миллионы миль, через ужасную пустоту пространства. Наш достойнейший друг подвергал себя смертельной опасности и заплатил за них гигантскую цену. («Умеет лапшу на уши вешать», — подумал Бек.) А сейчас почтенный Дастанкмден объяснит вам, что делать.
      Жрец сказал:
      — Сначала я повторю заклинание, чтобы вы произносили его без запинки. Потом каждый возьмет крекер, поднимет его и повторит каждую фразу заклинания за мной. Все это время старайтесь думать о ромели, словно они перед вашими глазами. После каждой фразы откусите немного от крекера, прожуйте и проглотите. Да только по небольшому кусочку, потому что крекера должно хватить на все заклинание. Готовы? Тогда начали.
      — Когда этот крекер будет съеден, — начал он, — пусть и твоя жизненная сила… Эй, Дзалгонитен! Я сказал, что это только проба! Тебе никто не говорил, что надо начинать есть крекер! Возьми другой и слушай внимательно.
      Жрец продолжил свой речитатив:
      — Когда этот крекер будет съеден, пусть и ваша жизненная сила будет съедена…
      — Когда этот крекер будет разжеван, пусть и ваши надежды разлетятся в прах…
      — Когда этот крекер будет проглочен…
      Но закончить заклинание жрецу помешал громкий вскрик:
      — Вау!
      Вопль раздался за спиной Бека. Он вскочил на ноги, резко повернулся и потянулся за пистолетом. Но дзлиери, который подкрался сзади, уже бросил свое лассо. Не успел Бек отпрянуть, как веревка оказалась на его горле. Дзлиери затянул ее рывком, обмотал вокруг тела землянина, так что тот не мог двинуть рукой, и взвалил его себе на спину.
      — Еу — еу! — визжал дзлиери, топоча копытами по корням через кусты по направлению к поляне. — Смотрите, что у меня есть!
      Сильные руки поставили на ноги Бека, который все еще был в полубессознательном состоянии. Потом его развязали.
      — Кто-нибудь знает этого землянина? — спросил Каматобден. — Кого-то он мне напоминает, хотя они все друг на друга похожи.
      — Это таможенник из Бембома, — сказал Коши.
      — Теперь и я его узнал, — сказал вожак. — Чем он здесь занимается?
      — А я откуда знаю?
      — Что будем с ним делать?
      — Это ваше дело, — пожал плечами Коши.
      — Ладно. — Каматобден возвысил свой и так зычный голос: — У нас есть только два пути. Или убить его на месте, или подождать конца нашей церемонии и потом казнить его со всей надлежащей изощренностью. Все свидетельствует в пользу первого варианта…
      Однако большинство проголосовало за отложенную, но растянутую казнь. Бека, подгоняя пинками, отвели в дальний конец стойбища и посадили в крепкую деревянную клетку с прутьями толщиной с руку и промежутками не шире ладони. Дверца с треском закрылась, и дзлиери закрыл замок огромным ключом.
      Единственным плюсом было то, что до клетки почти не доносились резкие запахи от варева дикарей. В середине стойбища от них было не продохнуть. Дзлиери, который закрыл на ключ дверцу, видимо, был назначен присматривать за человеком, потому что он перекинул пояс Бека через плечо, выразительно похлопал по кобуре и плотоядно сказал:
      — Я знаю, как стрелять из этих штуковин, так что без шуток.
      Бек усомнился, что туземец умеет стрелять, потому что благодаря строжайшему контролю компании «Вигенс» редкому вишнанцу удавалось хоть раз в жизни нажать на курок. Но кое-какие выводы он сделал: лезть на рожон, не имея никаких шансов, ему не следует.
      Остальные дзлиери вернулись к своему вареву. Знахарь продолжил свои наставления. Когда он закончил, дзлиери снова выстроились в очередь со своими плошками, и туземцу у котла пришлось изрядно потрудиться, чтобы всех их обслужить. Шуму и криков становилось все больше, а некоторые дикари на деле показывали, что сезон спаривания у них еще не закончен.
      Коши, с кружкой в руке, подошел к клетке. Вид у него был несколько расстроенный.
      — Болван проклятый, — сказал он, — чего тебя сюда понесло? Что ты здесь вынюхивал?. А теперь я ничем не могу тебе помочь.
      — А ты и не пытался, — сказал Бек, удивляясь, как торговец может пить варево дзлиери.
      — А зачем мне пытаться? Я их прекрасно знаю. Убьют тебя, что бы я ни говорил. А если вмешаюсь, только мне хуже будет.
      — Мог бы попробовать украсть ключ от клетки и бросить мне.
      — Когда часовой стоит в двух метрах и смотрит на нас? А потом ты сбежишь и весь мой бизнес испортишь? Я так похож на дурака?
      — Но…
      — Получишь по заслугам за то, что суешь свой нос куда не следует. Хотя я бы тебя так жестоко не наказывал. Adeus!
      Коши побрел прочь, а Беку оставалось только извергать ругательства ему вслед. Два дзлиери вдруг начали драться и махали кулаками, пока их не растащили в разные стороны.
      Бек отчаянно пытался что-то придумать. Он окликнул своего охранника и сказал на ломаном местном языке:
      — Вы — вы делаете большую ошибку. Этот Коши, он продает магические крекеры и вашим врагам. Так что вы будете убивать друг друга, а он станет в это время богатеть…
      — Заткнись! — рявкнул дзлиери. Ему принесли выпить, он осушил свою плошку и вопил, пока не получил еще порцию.
      Другой дзлиери подошел к клетке с охапкой веток и просунул их внутрь, сказав:
      — Мы не можем придумать для тебя по-настоящему мучительную казнь. Это тебе чтобы не умер с голоду.
      Когда он ускакал, Бек вспомнил, что система пищеварения у туземцев работала очень быстро. Наверняка они думали, что и люди устроены так же и им все время надо что-то есть, чтобы не погибнуть от истощения. Сами дзлиери почти две трети своей жизни проводили за едой. Бек попробовал на вкус одну из веток. Она оказалась сладкой. Что ж, по крайней мере он умрет с полным желудком.
      Празднество подошло к концу, когда туман над головой начал темнеть. Стойбище было заполнено лежащими в самых невообразимых позах дзлиери, словно сраженных автоматными очередями, с высунутыми языками и остатками салата вокруг. Всеобщий храп напоминал звуки работающей пилорамы. Коши давно куда-то исчез, и даже охранник Бека вырубился, как и все остальные дикари.
      Бек задумался, как использовать сложившуюся ситуацию с пользой для себя. Ключ от клетки просто свисал с амуниции охранника, а пояс с кобурой и патронами болтался на шее туземца. Однако дзлиери предусмотрительно завалился на достаточном расстоянии, чтобы пленник не мог его достать.
      Бек осмотрел клетку. Если что-то и могло ему помочь, то только сладкие съедобные ветки. Он попробовал их руками на прочность и выбрал одну.
      Но она оказалась слишком короткой.
      Дело худо, подумал Бек. Но какой-то выход должен был быть. Скоро дзлиери придут и начнут заживо сдирать с него кожу. Не тогда же думать над решением этой маленькой загадки?
      Вдруг он вспомнил, как готовился к вступительному экзамену по биологии (как давно это было, увы, кажется, целую вечность назад!) и читал о больших земных обезьянах. Кажется, какой-то шимпанзе по имени Султан однажды достал яблоко, сидя в клетке, с помощью двух палок, которые он воткнул одну в другую для увеличения их длины.

      Дариус Мехмед Коши посмотрел на сидевшего напротив толстяка — круглого, как висевшие на стене на его головой часы, которые, впрочем, были заметно симпатичнее этого борова. До прибытия в космопорт Урана корабля с Земли оставалось три часа. А с ним — девять шансов из десяти — следовало ждать и ордера на арест Дариуса Коши.
      Три часа — и за это время надо было как-то обработать толстяка, чтобы самому покинуть Солнечную систему. То есть просто убежать — туда, где Дариусу не будут вставлять палки в колеса, а его таланты окажутся востребованы. А самое главное — чтобы туда не присылали то и дело прокурорские повестки, как на Земле, — по крайней мере за такие незначительные нарушения закона, как получение кредитов для новой компании, которая будет разводить на Марсе ганешанских птиц.
      Стрелки часов глаз не радовали, и Морис Глоппенхеймер — тоже. Толстый, как боров, он к тому же самозабвенно нес всякую чушь. Слово «жлоб» именно для таких придумали. Под ногтями у него скопилась грязь — Коши мельком взглянул на свои тщательно ухоженные пальцы, — а дыхание было тяжелым и несвежим.
      Но досаднее всего, что этот боров отмахнулся от планов Коши. Дариус даже пожалел, что завел об этом речь, и подумал, что толстяк наверняка бы заинтересовался, если бы хоть иногда пользовался мозгами. Что же, зато можно было с чистой совестью считать себя единственным автором этой авантюры.
      — Давай дальше, — протянул Коши с завораживающей улыбкой. Именно такая улыбка подвигла героиню известной сказки воскликнуть: «Какие у тебя большие зубы, бабушка!»
      Но Глоппенхеймер не нуждался в поощрении — он и без того ни на секунду рта не закрывал. Его словно прорвало — точь-в-точь водопроводный кран с сорванной резьбой:
      — …ну вот, когда я увидел это рекламное объявление о ранчо в баварских Альпах, навроде американских, чисто для забавы, то сказал себе: а у тебя, приятель, есть голова на плечах? А ты так не можешь? Сколько за свою жизнь просидел в киношке, смотря американские вестерны? А если поторчать месячишко на таком ранчо, да разузнать там все? Все ихние хитрости? А потом быстренько оттуда свалить?
      — А куда? — спросил Коши. Он заинтересовался, но старался вытянуть информацию исподтишка, не вызывая подозрений.
      — Типа не далеко не близко, на некислую планетку с людьми-человеками. И чтобы им никто в карман не заглядывал, если они делают дела по местным законам. Так что я решил вложить свои бабки в это дело. Только сначала вышел мне обломчик. На Марс и Венеру нечего и соваться. На Марсе мало воздуху, да и тамошние обитатели въедливые как комары. А на Венере жара несусветная, да и шевелить мозгами там вовсе некому. Поэтому я обратил свои взоры на Осирис, в системе Проциона. Там живут рептилии, но высоко цивилизованные, дружелюбные. У них самая что ни на есть рыночная экономика, да и побаловать они себя любят, за модой следят. Так что на Осирис и пошлепаю, как только соберу все материалы.
      — Что за материалы? — Коши закурил сигарету.
      — А? Ковбойские костюмы — старые американские. Знаю, что вся эта костюмерия — чушь собачья. Никогда никакие ковбои своих коров такими выряженными не пасли. Однажды довелось побывать на ранчо в Техасе. Так они там чуть не в белых костюмах расхаживаю по стойлам со всякими приборчиками да термометрами, чтобы своей живности температуру мерить. Но бизнес есть бизнес. Я же бабки хочу вкладывать в ранчо-развлекаловку. Мне рассказывали, что это даже в Японии проходило. Устраивали там какие-то дзу-дзу ранчо.
      Но вернемся к материалам. Лассо, например. Древний однозарядный револьвер — вроде тех, что в музеях лежат. Учебные пособия насчет жизни на Диком Западе. Книжечки-романчики душещипательные. Гитара, банджо или чего там у них было, чтобы петь ночью у костерка. Короче, поехал на ранчо, купил материалы…
      — А как в системе Проциона с обменом валюты? То есть наших денег на местные? — поинтересовался Коши.
      Глоппенхеймер громко рыгнул.
      — Меняй сколько влезет. Одна их деньга на один доллар Всемирной Федерации. Только надо найти местного жучка-спонсора. Чтобы типа он все делал, а как бы за его спиной. Так на этих планетах принято. А то начнут вопить: «Землянин эксплуатирует нас, разорвем это чудовище на куски!»
      — И у тебя все с собой, материалы то есть?
      — А то как? Эй, официант! — рявкнул Глоппенхеймер. — Повторить! И одна нога здесь — другая там. Уловил?
      Коши улыбнулся и промолвил:
      — Запишите на мой счет. — Его план начал обретать реальные очертания. А если все пойдет хорошо, что все расходы на этого дуралея оправдаются сторицей.
      После еще трех стаканов голова Глоппенхеймера начала падать набок, а глаза закрываться. Коши сказал:
      — Позвольте мне проводить вас до комнаты, герр Глоппенхеймер.
      — Ка-арошо, — пробубнил Глоппенхеймер. — Ты настоящий друг. Напомни мне, чтобы настроил свои часы на звонок. Мой корабль скоро улетает. Ja , не надо было столько пить. Моя третья жена всегда говорила… — И толстяк начал всхлипывать — скорее всего вспомним о своей третьей жене.
 
      Они зигзагами прошли между пассажиров, отскакивая от одной стенки к другой подобно живым бильярдным шарам, пока наконец не добрались до каюты Глоппенхеймера. Она находилась через одну каюту от той, что занимал Коши в этом подземном кроличьем загончике для транзитных пассажиров. (На Нептуне и Плутоне были похожие космопорты; Уран служил пересадочным узлом для полетов к системам Проциона и Сириуса, потому что только он находился в нужной стороне Солнечной системы.)
      Глоппенхеймер упал на свою койку и захрапел как работающая пилорама, едва его голова коснулась подушки.
      С удовлетворением убедившись, что толстяк не реагирует ни на какие толчки, Коши осмотрел его документы и бумажник. Потом вытащил из кармана спящего ключи и открыл стоящий у двери шкаф. В нем висели ковбойские шмотки и прочие причиндалы. Деловой костюм Глоппенхеймера лежал в чемодане, и размерами и внешним видом как две капли воды похожем на чемодан самого Коши. Вот удача! Аллах и правда решил его вознаградить за ежедневные молитвы!
      Коши несколько минут внимательно осматривал паспорт Глоппенхеймера.
      Наконец он тихонько вышел и вернулся к себе в каюту, взял свой чемодан и осторожно выглянул за дверь. Каюту между ним и Глоппенхеймером занимал восьминогий обитатель Изиды. Словно кому-то в голову взбрело скрестить слона и таксу, а в результате появилось на свет это чудище. Обычно изидяне держали двери своих кают закрытыми, чтобы насладиться повышенным давлением их родной планеты. И неожиданное появление его в коридоре было маловероятным. Но все равно надо было соблюдать осторожность.
      Коши прислушался. Из каюты изидянина, приглушенное дверью, доносилось тихое позвянивание. Звуки издавало какое-то воспроизводящее устройство в каюте — ее обитатель был меломаном. Инструментами для такой музыки были маленькие молоточки. Изидяне держали их в своих хоботках и ударяли ими по кусочкам дерева разного размера и формы. Получались какие-то ультра-кубинские ритмы, а слышный и в коридоре храп Глоппенхеймера не добавлял им благозвучия.
      Коши быстренько отнес свой чемодан в каюту Глоппенхеймера и, убедившись, что толстяк по-прежнему спит как убитый, открыл его. Он достал из потайного отделения в двойном дне набор ручек, чернильниц, штемпелей, гравировального инструмента и кое-что еще, обычно не входящее в багаж законопослушного пассажира. На стол легли также несколько паспортов с отпечатками пальцев и фото Коши, но без каких-либо записей в них.
      Коши напечатал по буквам в нужном месте «Морис Вольфганг Глоппенхеймер» так, чтобы строка выглядела как машинописная. Потом он несколько раз для пробы расписался за Коши на клочке бумаги и поставил подпись в паспорте.
      Он снова посмотрел на паспорт Глоппенхеймера. Если еще самого толстяка снабдить документом на имя Дариуса Мехмеда Коши, чтобы толстяк им пользовался! Но такой трюк был ему не по силам. Правда, он все-таки сделал кое-что получше.. Напечатал для Глоппенхеймера, на свое собственное имя, идентификационную карточку, на бразильско-португальском космоязыке:
      Временное удостоверение
      Выдано взамен утерянного паспорта
      Подлежит замене на новый паспорт
      Потом он взял небольшую полоску ткани, наподобие той, которой был покрыт его чемодан, и пробежался по ней своими штемпелями. В результате на полоске появились золотистые буквы «М. В. Г.». Потом он продавил на обивке вокруг собственных инициалов контур такой же полоски, отодрал этот кусочек материи и приклеил на его место новые инициалы. Затем он заклеил полоской с буквами «Д. М. К.» инициалы на чемодане Глоппенхеймера, причем так аккуратно, что, даже присмотревшись повнимательнее, нельзя было обнаружить подмены.
      После этого Коши тщательно обследовал всю одежду толстяка и убедился, что на ней нигде нет его инициалов или еще каких-то подобных пометок. Покончив со всем этим, он поменял свой и Глоппенхеймера бумажники, сначала просмотрев в обоих все документы, кредитные карточки, билеты и тому подобное. Свой паспорт и другие идентификационные документы на имя Дариуса Коши он оставил у себя и положил их в тайник под двойным дном в своем чемодане. Особенно его обрадовал билет до Осириса, потому что у самого у него денег оставалось совсем мало.
      Забирая у немца все бумаги, Коши почувствовал угрызения совести, потому обычно считал своим долгом не опускаться до обычного воровства. Чтобы немного успокоить себя, он решил во что бы то ни стало в свое время рассчитаться с Глоппенхеймером — когда это не будет для него опасным или неудобным. Решил он это, когда попал в чрезвычайные обстоятельства и ему пришлось изменить своим и так не слишком твердым нравственным принципам. Тем не менее этим благим намерениям не было суждено хоть когда-либо осуществиться.
      Но в любом случае — человек ведь должен как-то бороться за свои права?
 
      Агент по пассажирским перевозкам компании «Вигенс Интерпланетарис» поднял глаза на стоявшего перед ним человека — одного из последних, прибывших с Земли на корабле «Антигонос».
      — Que quer vocк, senhor? — спросил чиновник.
      — Прошу прощения, — сказал человек на безукоризненном португальском, — но я — Морис Глоппенхеймер, направляюсь с Земли на Осирис, и у меня каюта номер девять в отделении для транзитных пассажиров.
      Чиновник слегка призадумался. Ну и дела! Глоппенхеймер совсем недавно подходил к нему. И это был громкоголосый толстяк-блондин, говоривший с сильным немецким акцентом, а сейчас перед ним стоял стройный элегантный брюнет, к тому же совсем молодой. Нет, похоже, он все-таки перепутал их фамилии.
      — Один из моих попутчиков, — продолжил Коши, — потерял сознание прямо напротив моей двери. В не займетесь этим беднягой?
      — А вы не знаете, кто это? — Чиновник поднялся со своего стула.
      — Сам он называл себя Дариус Коши. Мы с ним сидели и выпивали в баре, и он почувствовал себя неважно, извинился и ушел. А потом я обнаружил его у своей двери.
      В этот момент дверь за спиной чиновника открылась, и на пороге появился начальник службы безопасности космопорта. Он прошептал что-то на ухо своему подчиненному. Потом оба они внимательно посмотрели на Коши. Чиновник рангом пониже сказал:
      — Тысяча благодарностей вам, синьор. Мы получили сообщение, что этого человека очень хотят видеть на Земле. С «Кеплером» нам прислали ордер на его арест. Если бы не вы, он мог улететь на «Качоейре» до того, как мы приняли меря к его задержанию.
      — Хорошо, что напомнили! — воскликнул Коши. — Через пятнадцать минут мне надо быть на «Качоейре»! Atй а vista!
      Еще через несколько минут в коридоре прошли мимо друг друга две небольшие процессии. Одна состояла из носильщика, который вез на тележке с электродвигателем багаж Глоппенхеймера и чемодан Коши, шедшего рядом. Другая включала трех полицейских компании «Вигенс» и спотыкающегося Глоппенхеймера. Он был еще совсем не в себе, ругался и то и дело повторял:
      — Aber, ich bin doch nicht dieser Koshay! Ich habe von dem Kerl niemals gehцrt!
      Служащие компании «Вигенс» по-немецки не понимали и не обращали внимания на его бормотание никакого внимания. Коши благословил судьбу, что удержался и не сказал Глоппенхеймеру своего имени. Кто знает, к чему бы это привело… А так — на нет и суда нет.
 
      Шесть месяцев спустя — как он сам чувствовал время — Дариус Коши, все еще называвший себя Морисом В. Глоппенхеймером, сидел, или лучше сказать примостился, на встрече с тремя важными чиновниками Сереф Акха на Осирисе. Сами осирианцы объяснили, что боятся собственной импульсивности и поэтому всегда организуют для решения сколь-нибудь важных вопросов комитеты. Чиновники походили на маленьких двуногих динозавров, и были на голову выше человека.
      — Нет, — твердо заявил Коши на языке ша-акфи — настолько беглом, насколько он мог быть таковым у землянина, с его голосовыми связками. — Я не буду оформлять сотрудничество со всеми вами. А создам акционерное общество только с тем, кто предложит мне лучшие условия. Что вы можете предложить?
      Три ша-акфи недобро, как шекспировские ведьмы, посмотрели на Коши, а потом друг на друга. Они возбужденно заклекотали, их раздвоенные язычки так и мелькали. Один, по имени Шиширхе, с серебристо переливающейся чешуей, сказал:
      — Вы хотите сказать, это будет тот, кто оставит вам большую долю акций?
      — Совершенно верно.
      Ша-акфи прекрасно знали всю финансовую кухню. Гостям их экономика напоминала дикий капитализм конца XIX века на Земле.
      Ятасия, с раскрашенной в черно-красные цвета чешуей, подпрыгнул и стал расхаживать взад-вперед на своих птичьих ногах:
      — Какой неожиданный поворот! Когда я представлял вас этому достопочтенному комитету, мне все виделось по-другому. Я думал, что каждый из нас получит четверть акций, как принято в таких случаях.
      — Прошу прощения, если меня неправильно поняли, но мои условия именно таковы. Если они вас не устраивают, я найду других достойных господ, которые могли бы стать моими компаньонами.
      — Нечестная игра! — воскликнул Ятасия. — Этот монстр пытается нас поссорить. Мы все должны отказаться от сотрудничества с ним!
      — Ну? — спросил Коши, глядя ну двух других осирианцев.
      Шиширхе, немного помявшись, сказал:
      — Предлагаю тридцать процентов.
      — Что? — вскричал Ятасия. — Уважаемый коллега, вы меня поражаете. До сего дня ваша порядочность не вызывала у меня сомнений. Но я не позволю вам вывести меня из игры. Сорок процентов!
      Коши посмотрел на третьего осирианца, Фессахена, с оранжево-зелено-голубой чешуей. Тот отрицательно помотал в воздухе своими когтистыми лапами:
      — Я в этом не участвую. У меня и других дел хватает. А ты, Шиширхе?
      — Сорок пять, — сказал Шиширхе.
      — Сорок девять, — прошипел Ятасия.
      — Пятьдесят, — сказал Шиширхе.
      — Пятьдесят два, — яростно взвизгнул Ятасия.
      Фессахен попытался вмешаться:
      — Ты с ума сошел, Ятасия. Так землянин получит контроль над акционерным обществом!
      — Знаю. Но наши законы будут защищать мои интересы, а он в любом случае лучше знает, как вести бизнес.
      — Пятьдесят пять, — сказал Шиширхе.
      (Коши все это время был на грани отчаяния. Перевести цифры из восьмеричной осирианской в земную десятеричную систему счисления было ох как непросто. Земным ста процентам соответствовали шестьдесят четыре местных. Ша-акфи тоже старались приноровиться к землянину, и когда Шиширхе говорил «пятьдесят» процентов, это значило «тридцать два» осирианских.)
      Ятасия поерзал, схватил свой портфель и выбросил его в окно. Трах!
      — Меня предали! Оскорбили! — он подпрыгнул от ярости и взвизгнул, словно расстроенная каллиопа. — Я никогда не буду вести бизнес с таким расчетливым дельцом, как вы, мистер Глоппенхеймер! Вы не только бездушны, но хуже того, это нисколько не стыдитесь этого обстоятельства. И вас двоих я стыжусь за то, что вы меня не остановили! Вы ничем не лучше его! Всего хорошего, уважаемые господа!
      Фессахен сказал:
      — Прошу прощения за моего коллегу, мистер Глоппенхеймер. Он такой вспыльчивый. И не могу сказать, что вы дали ему достаточный повод для такой вспышки. Прошу меня извинить, я оставляю вас, чтобы вы обсудили все детали вашей сделки. Мне предстоит провести ревизию на нашем новом мусороперерабатывающем заводе.
      — Прошу сюда, — сказал Шиширхе Коши, отодвигая в сторону тяжелую кожаную занавеску в чем-то вроде дверного проема. Это был выход из помещения для переговоров. Самих дверей осирианцы не делали, опасаясь прищемить хвосты, которыми они поддерживали равновесие.
      Коши устал от перепалки и был рад усесться на подобие подушки в кабинете Шиширхе.
      — Во-первых, — сказал он, — мне нужен подходящий участок земли.
      — Это можно устроить, — сказал Шиширхе. — У меня есть большая территория в нескольких сфисфиот Сереф Акха. Что еще?
      — Я хочу познакомиться с несколькими производителями текстиля, которые могут выпускать ковбойскую одежду по моим образцам. Конечно, с необходимыми модификациями, чтобы ее могли носить ша-акфи.
      — Думаю, и это можно будет сделать, хотя мы и никогда не прикрываем свои тела материей, как земляне. Но у нас есть хорошие специалисты.
      — И наконец, существует ли у вас законы, для обеспечения монополии тому, кто что-то изобрел или реализует плодотворную идею? То, что у нас на Земле называется патентованием?
      — Понимаю, что вы имеете в виду. На все виды нового бизнеса у нас выдается сроком на год эксклюзивная лицензия.
      Эта цифра сперва несколько разочаровала Коши. Но потом он вспомнил, что один осирианский год равняется шести земным.
 
      Через год, по земному времени, Коши сидел в доме у себя на ранчо и ждал возвращения своих клиентов-пижонов. Они три дня были в походе и осматривали водопад Фиасениц. Дариус немного беспокоился: он впервые остался во время такого путешествия один дома и надеялся, что его помощник Хакхисе все сделает как следует. Конечно, он бы непременно с ними пошел, если бы не поранился днем раньше в плавательном бассейне. Приятель одного из его клиентов привел своего сына и настоял, чтобы Коши дал этому подростку урок плавания, о чем на этой почти сухой планете никто не слышал. Динозаврик-осирианец испугался и исцарапал своего наставника острыми когтями.
      Этот случай напомнил Коши ужасную историю, когда недоделанный ковбой Сифирхаш пытался соблазнить дочку некоего профессора астрономии. Или не самого профессора, а одного из группы мужей этой семьи. (Традиции ша-акфи в этом смысле сильно отличались от земных. В семье было несколько мужей, и никого не интересовало, кто был на самом деле биологическим родителем ребенка. Но в то же время ша-акфи, по крайней мере в провинции, были в чем-то ревнивее землян.) Одно утешало Коши: ему лично в связи с этим никакие наскоки со стороны доброжелательных, но вспыльчивых рептилий не угрожали.
      Или все-таки угрожали? У одного из местных чинуш была подружка, Афасия. С ней Коши познакомил Шиширхе. Дочку таких высокопоставленных родителей ему волей-неволей приходилось всячески обхаживать. Поэтому она почти безвылазно торчала на ранчо. И тем охотнее Коши отказался участвовать в походе сам — чтобы наконец избавиться от своей подопечной.
      Автомобильный гудок заставил его оторваться от своего виски с содовой и льдом. Небольшая платформа на колесах, с поручнями и перилами, остановилась у дверей дома. Ручной лхехе, бегавший на цепи перед входом в дом, свистнул в знак того, что это не чужие, и вошел партнер Коши Шиширхе.
      — Здравствуйте, коллега, — сказал осирианец, сняв похожую на бочку шляпу и швырнув ее через всю комнату так, что она опустилась точно на один из рогов прибитого к стене черепа сассихиха. На шее Шиширхе красовался цветной платок, а на когтистых лапах у него была пара украшенных вышивкой ковбойских сапожек с большими шпорами — наподобие тех, что носили Коши и гостившие у него бездельники.
      — Привет-привет, — ответил Коши. — Выпьешь? Как там наш банковский счет?
      — Спасибо. — Шиширхе занялся приготовлением для себя коктейля в местном сосуде, напоминавшем бутыль для масла с длинным горлышком. — Со счетом все в порядке. Через несколько дней со всеми долгами рассчитаемся.
      Коши весь просиял при мысли, что к ним наконец потекут денежки.
      — Еще какие-нибудь проблемы с профессором?
      — Ничего подобного. Как только этот наш ковбой женился на его дочке, профессор с помощью своих связей тут же устроил парня ассистентом на факультет физики. У нее и так уже было двое мужей, а в их семье еще одна жена, так что если первая кладка яиц появится раньше срока, никаких пересудов не будет. Как ты тут справляешься с Афасией?
      — Тоже хорошо, кроме кое-каких нюансов. — И Коши рассказал о беспокойстве, которое ему доставляет прилипчивая молодуха.
      Шиширхе поболтал в воздухе своим языком, что по-осириански означало усмешку:
      — Если сама по себе эта мысль не покажется сумасбродной, можно подумать, что она… Впрочем, в любом случае тебе следует завести себе жену из своих соплеменниц, Глоппенхеймер. Если вам, землянам, вообще свойственно трепетное отношение к священным узам брака.
      — Вроде свойственно. Надо будет попробовать. У меня есть знакомые женщины среди поселенцев нашей земной колонии в Сереф Акхе.
      — Между прочим, похоже, у нас тут скоро появится конкурент.
      — Как это? — резко выпрямился Коши.
      — Недавно прилетел один землянин и установил деловые контакты с моим коллегой Ятасией. Его зовут… — Ша-акфи напрягся, выговаривая труднопроизносимые звуки. — Дариус Коши.
      — Что?!
      Коши чуть не подскочил на стуле от негодования. Мерзкий самозванец! Как он посмел присвоить себе его имя?! Нет, это ему даром не пройдет! Ну а сам-то? Разве не сделал то же самое?
      — Этот Коши такой толстый, со светлыми волосами? — спросил он.
      — Именно так.
      — А каким бизнесов он собирается заниматься?
      — Хочет устроить что-то вроде охотничьего клуба. Не знаю деталей, хотя у нас патент немного другой.
      Коши призадумался. Нет, за этим парнем нужен глаз да глаз! От него можно ждать чего угодно. Должно быть вырвался из той ловушки, которую я ему приготовил, и помчался по моим следам, взяв мое имя.
      Шиширхе сказал:
      — Если позволишь, я пойду окунусь разок в бассейн.
      — Что, наконец решил научиться плавать?
      — Хочешь сказать, чтобы я зашел на глубину, где воды выше головы? О, ужас, ни за что! Такие смертоубийственные забавы для тех, кто помоложе. Между прочим, кое-кому в Сереф Акхе не нравится, что ты ввел у нас моду на такой странный спорт. Говорят, что вода смывает нашу краску и не вполне прилично появляться неокрашенными в общественных местах. Хотя, думаю, ничего серьезного… — Он влил в себя остатки коктейля и вышел.
      Коши снова наполнил свой стакан и погрузился в тревожные размышления. Но скоро снаружи послышался топот — это туристы возвращались из похода сидя верхом на своих ахеахи. Эти животные были чем-то средним между длинноногими ящерицами и небольшими бронтозаврами, и были для ша-акфи тем же, чем в свое время лошади для землян.
      Коши держал ахеахи в качестве «лошадей», а «крупным рогатым скотом» у него были эфефаны— большие рогатые рептилии, вроде земных трицератопсов, трехрогих динозавров. На Осирисе мясо эфефанов использовали в пищу. Мало-помалу он устанавливал на своем ранчо земные порядки. Однако ша-акфи яростно возражали против клеймения — говорили, что это жестоко, и эфефанов продолжали помечать по-старому, раскрашивая по трафарету.
      Туристы-фраера ввалились в дом и, шипя, рассказывали о своем восхитительном путешествии. Самая маленькая осирианка подскочила к Коши, хлопая своими ковбойскими гетрами. Это была Афасия. Она зашипела-затараторила:
      — О, дорогой мистер Глоппехеймер! — Она произнесла это как «Лхафенхеймен». — Мы так замечательно провели время, но нам было так скучно без вас! — Она сорвала свою шляпу, которая держалась у нее на гребешке только благодаря эластичной ленте. — Но я решили еще немного погостить у вас на ранчо! Мы потанцуем сегодня вечером еще раз во дворе? В последний раз это было восхитительно, хотя мы все и смешались в кучу и сильно толкались. Почему бы вам сегодня не оставить Хакхисе заниматься делами, пока вы будете танцевать с нами? Вы никогда еще не танцевали, а я уверена, что у вас хорошо получится. Вы не сочтете за невежливость и навязчивость, если я попрошу вас быть моим партнером? Остальные осирианки лопнут от зависти! Кроме того, я единственная из них, кто не выше вас ростом. Бедные земляне! Вы такие хорошие! Но какое унижение вы, наверное, испытываете из-за вашего низкого роста и этой ужасной светло-розовой кожи.
      …Ой, мне не следовало вам напоминать, какие вы маленькие, да? А после вы возьмете свою гитару и споете нам прекрасную песню «А ну, вперед, мои песики». Вы всегда так понукаете ахеахи, когда сидите в седле. Хотя я немножко запуталась. Если певец, предположительно, едет верхом, почему он говорит о «песиках», хотя я всегда думала, что это маленькие домашние животные, которых на вашей планете держат для развлечения, а не используют в пищу ?
 
      Следующие несколько дней на ранчо ничего примечательного не произошло, только одного постояльца боднул рогом эфефан, которого тот, забавы ради, сладострастно и упрямо дразнил. Коши задумал устроить для своих клиентов развлекательную вылазку, чтобы продемонстрировать им ковбойскую выучку, — всего на один день, туда и обратно. (Он сначала подумывал, не инсценировать ли что-то вроде столкновения с индейцами, но отказался от этой затеи — слишком сложно. К тому же Хакуси в своей боевой шляпе с перьями и так выглядел впечатляюще.)
      Афасия все время вертелась рядом. Когда он попытался отправить ее покататься верхом на ахеахи, она сказала:
      — О, но вы так восхитительны, дорогой мистер Глоппенхеймер! Расскажите мне побольше о Земле. О, скоро моя дядя устроит мне тур в Солнечную систему, как моей троюродной сестре Аххас в прошлом году! Как честный политик, он не мог позволить сразу…
      Коши все сильнее снедали подозрения. Неужели это существо в него влюбилось? Тогда надо все распродавать и делать ноги отсюда. Но куда? Ордер на арест все еще ждал его в Солнечной системе. А без хотя бы короткой остановки на одной из ее планет невозможно добраться до системы Центавра, где у него были хорошие связи. С Осириса корабли местных компаний летали только в сторону Солнца, и даже у «Вигенс Интерпланетарис» не было прямых рейсов из группы Процион-Сириус к группе Центавра. Да и накладными были такие путешествия — он мог снова, как когда-то попав на Осирис, оказаться без гроша в кармане.
      А как другие галактические направления? На Сириусе IX жили существа наподобие ша-акфи, но у них была организация жизни, как в муравейнике, настоящий социализм, и настоящему предпринимателю там было делать нечего.
      Коши спросил Афасию:
      — Ты завтра пойдешь в поход?
      — А вы пойдете или нет?
      — Да, пойду.
      — Тогда и я, обязательно. Не могу же не посмотреть, как вы бросаете лассо и стреляете. Где вы всему этому научились?
      — О, бросать лассо — на Вишну, среди дзлиери, а стрелять умел еще когда был мальчишкой на своей родной Земле. Но этот револьвер годится только на роль пугача, толку от него мало. В сравнении с современным оружием это такая безделушка, что с его помощью легче поразить жертву рукояткой, чем выстрелом.
      — А можно мне посмотреть, как он действует?
      — Конечно. Оттягиваешь назад большим пальцем вот этот курок и смотришь через эту маленькую зарубку. Но осторожно, а то…
      Ба-бах!
      Кольт подпрыгнул в руке ша-акфи как взбрыкнувшая ахеахи и выплюнул язычок желтого пламени. Коши мог поклясться, что почувствовал пролетевшую совсем рядом пулю. Он убрал револьвер обратно в кобуру.
      — А теперь посмотри на эту дырку в крыше! Уважаемая юная леди, не играй так с техникой, в которой ничего не понимаешь. Так ты можешь убить одного из нас.
      — Прошу прощения, мистер Глоппенхеймер, но я не знала, что он заряжен. Что я могу для вас сделать? Может, починить крышу? Или дайте мне ваши сапоги, я их начищу.
      Коши с трудом сдержал усмешку:
      — Самым полезным будет — если ты оставишь меня ненадолго в покое. Мне надо подготовить новую заявку для наших поставщиков.
      Она тихонько удалилась.
 
      Компания осирианцев-»ковбоев» отправилась в поход, разряженная в одежды в стиле «вестерн». Скоро большинство из туристов-бездельников спешились, а Коши, оставаясь в седле на своей ахеахи, раздавал команды. Афасия не отставала от него ни на шаг, и ветер колыхал поля ее шляпы. На своих голосистых рептилий Коши сердито покрикивал, но про себя сделал вывод, что гонять туда-сюда забавы ряди эфефанов-коров нет никакого смысла. От таких походов они только теряют сотни килограммов живого веса.
      Наконец стало сбилось в тесную кучу. Быки стали кругом, выставив наружу рога. Теперь надо было как-то заставить их двигаться в нужном направлении…
      Внезапно над холмами пронесся странный звук — словно звук серебряного охотничьего рожка. Чешуйчатые пастухи завертели головами в разные стороны.
      Потом из-за ближайшего возвышения выскочила какая-то рептилия и помчалась к ним. Как-бы-ковбои испуганно зашипели и бросились врассыпную. Это была тиасфа— дикая ящерица длиной около метра, с большими торчащими ушами.
      Коши повернулся в седле на шум и услышал голос Афасии:
      — Поймайте ее, мистер Глоппенхеймер!
      Неплохая мысль, подумал Коши, запасшийся на такой случай хорошей веревкой. Он сделал петлю для лассо и развернул свою ахеахи. В ее бока вонзились большие колесики его шпор, и она галопом поскакала в сторону тиасфы. Коши подался вперед, размахивая своим арканом.
      Лассо взлетело вверх, развилось по дуге и упало на голову ящерицы. Коши осадил свою ахеахи, чтобы затянуть петлю и начал подтягивать веревку к себе.
      Тиасфа царапалась лапами о землю и делала дикие прыжки, один раз пролетев под ногами ахеахи. Когда Коши смотал часть веревки, тиасфа оттолкнулась задними лапами от земли, скакнула вперед и впилась зубами в ногу ахеахи.
      Раздался громкий рев. Ахеахи стала на дыбы, а Коши от неожиданности упал назад — прямо на спину тиасфы.
      — Ой-ё-ёй! — вскрикнул Коши, распрямляясь. Он приземлился на мягкое место, и Тиасфа куснула его. Потом ящерица бросилась прочь, волоча за собой Коши, который крепко держал лассо. Он изо всех сил упирался в землю каблуками, чтобы ее остановить.
      Потом он осознал, что слышит приближающиеся голоса — шипение нескольких лхехе, крики множества сидящих в седлах ша-акфи и человеческие возгласы: «Э-ге-гей! Гип-гип! Йокс! Йокс!»
      Они двигались к нему — сначала лхехе, дюжина или больше. Затем ахеахи с восседавшей на ней тушей Мориса Вольфганга Глоппенхеймера, с охотничьим рогом в руке, в черных кожаных сапогах, белых бриджах, красном фраке и высокой черной блестящей шляпе. За Глоппенхеймером расположились несколько ша-акфи в таких же нарядах, за исключением разве что белых штанов — учитывая длину их хвостов, это было неудивительно.
      На этот раз «стадо» Коши разбежалось в разные стороны, несмотря на крики его новоиспеченных ковбоев. Испуганная тиасфа бегала кругами вокруг Коши, так что веревка обмоталась вокруг его ног, он потерял равновесие и сел на землю. Лхехе приближались к тиасфе и пленившему ее человеку, свистя, как пробитая батарея отопления.
      Коши выхватил свой старый револьвер и крикнул по-английски:
      — Пошли прочь! Уберите их, не то буду стрелять!
      — Отпусти нашу лису, Schweinhund ! — прорычал Глоппенхеймер. — Отрежь свою веревку! Отпусти ее, говорю тебе!
      Коши некогда было вступать в дискуссию, потому что на него бросились две лхехе с оскаленными зубами. Они были уже едва не в метре от него, когда он нажал на курок: «Банг! Банг!» Когда грохнул третий выстрел, лхехе прижали уши и бросились наутек по холмам и ложбинам. Тиасфа перекусила веревку и тоже куда-то скоренько уползла.
      Едва Коши встал и немного пришел в себя, как к нему подскакал Глоппенхеймер и завопил:
      — Ты что, мою охоту испортить? Моих гончих распугать, а? Мой паспорт и багаж украсть, а? Получай!
      Кнут в его руки свистнул и со щелчком полоснул по плечу Коши. Его ожгло болью, он отскочил назад, но второй задел его по лицу и сбил с него ковбойскую шляпу. Глоппенхеймер подтянул к себе и приготовился к третьему удару.
      «Банг!»
      Даже не осознавая, что он делает, Коши выстрелил в своего противника. Но прицелиться толком ему не удалось, да и кольт 45-го калибра был старым. Поэтому он не попал по Глоппенхеймеру, а угодил в бедро ахеахи. Она взревела, подскочила и подбросила вверх Глоппенхеймера.
      Не успел Великий Охотник коснуться земли, как раздалось резкое «Кррак!», и мускулы Коши свело судорогой. В руке одного из одетых в красное охотников появился электрошоковый пистолет. В воздухе возникло слабое фиолетовое свечение и жужжание от ионизации, потом снова раздалось «Кррак!» и вспыхнул голубой разряд. Револьвер выпал из руки Коши, и свет перед его глазами померк.
      Он очнулся, сидя спиной к дереву. Юная Афасия хлопотала рядом. Воздух был на полнен свистящими голосами ша-акфи. Рептилии, одни в ковбойских, другие в блестящих черных шляпах, стояли там и сям небольшими группами и оживленно обсуждали происходящее. Настоящий Глоппенхеймер упал прямо на так называемый чертов куст, который немилосердно хлестал его своими шишками, пока он не уполз в сторону. Немец поднялся на ноги и с тоской смотрел на свою безнадежно измятую шляпу.
      — Что случилось? — спросил Коши Афасию.
      — А ты не узнал двух важных чиновников среди охотников? Телохранитель Ятасии послал в тебя заряд, чтобы ты не застрелил мистера Коши. С тобой все будет в порядке.
      — Хочется надеяться, — пробормотал Коши, пробуя шевельнуть правой рукой.
      К ним приблизился один ша-акфи. Полы его накидки разошлись в стороны, и Коши узнал чешуйчатую окраску Фессахена, самого важного чиновника Сереф Акха.
      — Пришел в себя? — спросил осирианец. — Мы в мэрии решили предать тебя суду по обвинению в убийстве.
      — Но за что?
      — За то, что ты лишил жизни своего соплеменника-землянина.
      — Он же не умер! — воскликнул Коши. — Посмотрите на него!
      — Это не имеет значения. По осирианским законам достаточно и намерения, и неважно, насколько удалось его осуществить. Наше законодательство, да будет тебе известно, предоставляет нам достаточно широкие полномочия в наказании существ с других планет. Чтобы быть совсем честными, мы изменили наше законодательство так, чтобы оно как можно больше соответствовало законам вашего мира. В данном случае, речь идет о Западе Соединенных Штатов.
      — Они тут ни при чем! — прервал его Коши. — Я уроженец Стамбула, в Турции!
      — Нет, если твой образ жизни и мышления соответствует Запада США — мы тебя и считаем его жителем. Ну и нам хорошо известны пол книгам и земным фильмам его юридические традиции. Скорый полевой суд, без всяких адвокатов, а когда приговор вынесен, виновного вешают на ближайшем дереве.
      — Эй! Может, так и было столетия назад, но сейчас все по-другому! Запад США так же цивилизован, как и другие места. Мне это хорошо известно, собственными глазами видел! Там есть водопровод и канализация, библиотеки…
      — Звучит неправдоподобно, — сказал Фессахен. — Мы прочитали много книг, просмотрели немало фильмов и пришли к однозначному выводу. Будь Запад так цивилизован, как ты говоришь, об этом бы непременно говорилось в земной литературе.
      — Шиширхе! — воскликнул Коши. — Сделай что-нибудь!
      Шиширхе выехал из группы как-бы-ковбоев и развел в стороны когтистые лапы:
      — Я пытался возражать, но мои доводы отвергли голосованием.
      — Если ты готов, — сказал Фессахен, — мы…
      — Я не готов! — завопил Коши, с трудом поднимаясь на ноги. — Я обращусь к земному послу! А почему вы не предали суду другого человека? Это он все начал!
      — Сначала твоя очередь. Когда мы закончим с твоим делом, то займемся мистером Коши. Конечно, если тебя к тому времени не будет, вряд ли он будет осужден. Ты будешь соблюдать этикет, или нам придется тебя связать и заткнуть рот? Высокий суд сейчас начнет заседание, и всем присутствующим приказано соблюдать порядок. Прошу всех освободить место. Мистер Коши, — он показал на Глоппенхеймера, — вы, как главный свидетель обвинения, сядете на корточках здесь.
      Коши осмотрелся. Револьвер у него отобрали, он был окружен, и даже преданная Афасия куда-то делась. Другие ша-акфи смотрели на него без враждебности или дружелюбия — только с любопытством. Хотя по бесстрастным чешуйчатым лицам трудно понять, что творится в головах у этих импульсивных особ.
      Суд продолжался два часа. Постепенно выяснились все обстоятельства присвоения Коши имени Глоппенхеймера.
      Фессахен сказал:
      — Заседание окончено. Достопочтенный Шиширхе, как вы голосуете?
      — Не виновен, — сказал деловой партнер Коши.
      — Достопочтенный Ятасия, что скажете?
      — Виновен! — воскликнул компаньон Глоппенхеймера.
      — По-моему тоже, виновен, — сказал Фессахен. — Этим существам следует преподать хороший урок. Пусть не думают, что могут устанавливать у нас законы своего Дикого Запада. Таким образом, Глоппенхеймер… То есть Коши… Я приговариваю тебя к подвешиванию за шею на ближайшей ветке кхаффасехадо тех пор, пока ты не умрешь. На Диком Западе в таких случаях обвиняемого обычно сажали на его собственную лошадь с веревкой вокруг шеи, и подгоняли животное, чтобы когда они сойдет с места, преступник был удавлен. Нам следует, руководствуясь самыми лучшими сентиментальными чувствами, поступить точно так же. К тому же обвиняемый благодаря этому сможет вспомнить в свои последние минуты родную Землю. Верхом же сентиментальности будет, если мы воспользуемся его собственной веревкой.
      Все ша-акфи возбужденно защебетали. Коши попытался вырваться, но его тут же схватили и связали ему за спиной руки.
      — Ха, ха! — сказал Глоппенхеймер. — Я громко смеюсь! Мне сразу стало ясно, что тебе суждено быть повешенным, ты мерзавец. А раз ты так хорошо позаботился о моем имени и на нем числится большая часть акций твоего ранчо, я постараюсь оформить на них свою собственность. Ха!
      Коши попросил:
      — Дайте мне немного времени — я хочу поговорить с этим типом, а?
      — Нет, — сказал Фессахен, хотя некоторые ша-акфи по поводу этого предложения одобрительно засвистели. Они посадили Коши верхом на ахеахи, захлестнули шею веревкой, а другой ее конец перекинули через толстую ветку. Один из них наступил на него.
      — Прощай, мой партнер, — сказал Шиширхе. Мне очень жаль, что наше сотрудничество заканчивается именно так. Будь это в моих силах — непременно бы тебе помог.
      — Твоя жалость даже не в половину моей, — сказал Коши.
      Фессахен отдал приказание:
      — Когда я скажу: «Вперед», стеганите его ахеахи. Вперед!
      Щелкнул кнут, ахеахи скакнула, и веревка сдернула Коши с ее спины. Так как падение его не было достаточно длинным, а ша-акфи не успели поднатореть в казнях через повешение, ему было умирать от медленного удушья, а не от моментального перелома шеи. Он стал вращаться, бешено суча ногами.
      Толпа ша-акфи так увлеклась, что никто не заметил совершившего рядом посадку вертолета. Его лопасти еще вращались, когда из него вылезли два ша-акфи. На шее у каждого красовался отличительный знак полицейского, а по бокам висели электрошоковые пистолеты. Первым делом они бросились к дереву и перерезали веревку. Полубесчувственный Коши упал на землю. Шум в его ушах стал постепенно стихать, и он почувствовал, что шнур, стягивавший его запястья, тоже перерезан.
      Фессахен воскликнул:
      — С каких это пор провинциальная префектура стала посылать своих сотрудников, чтобы они воспрепятствовали исполнению законных решений муниципального суда?
      Одни из вновь прибывших ша-акфи сказал:
      — Никакие это не законные решения, потому что Ятасия был деловым партнером потерпевшего и у него есть своя заинтересованность в этом деле. Мне рассказали, так называемое правосудие здесь вершилось и с другими вопиющими ошибками. В любом случае дело будет передано в местный Апелляционный суд.
      Толпа одобрительно зашумела. Даже прежний приговор вызвал меньше эмоций.
      Шея у Коши жутко ныла. Превозмогая боль, он прохрипел своим спасителям:
      — Как это вам удалось прибыть как раз вовремя?
      Один из полицейских объяснил:
      — Одна из ваших постоялиц, Афасия, поскакала на ранчо и позвонила оттуда своему дяде, инспектору Эяише. Он приказал нам остановить казня по тем основаниям, о которых я сказал раньше. Вы можете стоять, землянин?
      — Думаю, да.
      — Остановите их! — крикнул Фессахен, и полицейские бросились вперед. Глоппенхеймер взял большой камень и двинулся к Коши, который поднял с земли толстый сук и ждал своего противника, и у обоих яростно сверкали глаза.
 
      Коши посадили в тюрьму Сереф Акха. Афасия и Шиширхе навестили его в камере. Осирианка сказала:
      — Они решили вас обоих депортировать, дорогой… дорогой мистер Глоппен… То есть я имела в виду, мистер Коши. Моя печень будет разбита от горя.
      — Полагаю, ничего хуже не придумаешь. В любом случае, спасибо за спасение моей жизни. Хоть она и гроша ломаного не стоит.
      — Не за что. О, если бы вашу душу перенести в тело ша-акфи, вместо нынешнего отвратительного чудовища! Хотя я несу полную чушь. Этого никогда не будет. — Она подалась вперед, высунула свой раздвоенный язычок и коснулась им в осирианском поцелуе щеки Коши. — Прощайте! Я ухожу, пока могу сдерживать эмоции и сохранять остатки женского достоинства!
      Коши проводил ее взглядом. При этом на душе у него немного полегчало.
      Шиширхе сказал:
      — Бедная девочка! Как это сентиментально! Словно в земной сказке про красавицу и чудовище! Что касается вас, мой уважаемый партнер, вас завтра отправят рейсов номер 36 на Нептун.
      — А как насчет денег за ранчо? Мне что-нибудь причитается?
      — Весьма сожалею, но ваша доля будет конфискована в местную казну.
      — Ладно. По крайней мере я никогда больше не увижу этого борова Глоппенхеймера — полагаю, он испытывает по отношению ко мне те же чувства. Худшее наказание — снова оказаться с ним в одной комнате…
      — Ох-хо-хо, — вздохнул Шиширхе. — Как мне ни жаль об этом говорить, но именно так и будет. На корабле, следующем рейсом 36, только одна каюта для неосирианских пассажиров, и вам обоим придется провести в ней весь полет. Но не надо так расстраиваться. Придется потерпеть всего пол земных года. Позвольте пожелать вам приятного путешествия!

      — Синьор! Дорогой мой! — воскликнул Абреу. — Дьявол вас побери! Где вы только все это взяли?! Половину земных ломбардов обчистили? — Он наклонился поближе, чтобы хорошенько рассмотреть награды на груди Феликса Бореля. — Знак отличия Тевтонского ордена! Знак Чести Французского иностранного легиона! Медаль участника Третьей мировой войны! Североамериканская медаль «За заслуги перед обществом»! Орден 4-й степени Рыцарей Св. Стефана! Датский Орден Слона! Что-то такое-этакое из Японии. Первенство по баскетболу среди университетов. Соревнования по стрельбе в полиции Рио-де-Жанейро… Боже, ну и коллекция!
      Борель снисходительно улыбнулся толстячку:
      — Вы меня еще не знаете! Чуть не стал чемпионом по баскетболу!
      — Ну и что вы собираетесь со всем этим делать? — не унимался сотрудник службы безопасности. — Втюхаете несчастным кришнанцам? Они в наших наградах разбираются, как свинья в апельсинах.
      — Может, и втюхаю, если поистрачусь. Да и просто пыль в глаза пустить не мешает. Чтобы знали, с кем имеют дело. Тогда и будут как шелковые.
      — Хм-м-м. Да уж, в такой-то униформе, и со всеми этими медальками-орденами… Точно, они придут в благоговейный ужас!
      Абреу не мог скрыть досады, а Борель в душе порадовался, на него глядючи. Пусть чинуша-таможенник поломает голову, как задержать его в Новоресифе. Руки коротки! Слава Богу, в их галактике разные бюрократы еще не всю власть захапали. Всегда можно разок-другой обвести их вокруг пальца, если только у человека есть голова на плечах. Да и вообще, больно эти бразильцы задирают нос! Подумаешь — их нация выбилась на первые роли среди всех земных… Сам-то Абреу в этом точно не виноват, но все же пусть знает свое место.
      — Вы будете поражены, — усмехнулся Борель, — как всякие-разные побрякушки мне помогают. Эти лакеи в космопортах думают, будто я возглавляю администрацию Всемирной Федерации, не меньше. Только и слышу от них: «Не сочтите за труд пройти сюда, синьор», «Пожалуйста, к этой стойке, вас обслужат вне очереди». Как в цирке, не то слово.
      — Что ж, не вижу причин вас задерживать. — Абреу вздохнул. — Хотя продолжаю считать, что вам следовало одеться в соответствии с кришнанскими обычаями. Больше было бы шансов остаться в живых.
      — И носить эти зеленые парики? Всякие рожки-да-ножки искусственные ко лбу наприделывать? Нет уж, спасибочки.
      — Вас хоронить будут, не меня. Однако не забывайте о 368-й статье Свода законов Межпланетного Совета. Знаете, о чем там идет речь?
      — Конечно. «Запрещается передавать любым местным жителям планеты Кришна любые устройства, приборы, механизмы, инструменты, оружие или патенты на изобретения, которые могли бы содействовать повышению уже имеющегося на данной планете уровня науки и техники…». Продолжить?
      — Nгo , вижу, что вы ее знаете. Помните, что после выхода из Новоресифе вы останетесь один, но компания «Вигенс Интерпланетарис» продолжит наблюдение за вами. И любое нарушение вами этого закона будет немедленно пресечено. Даже если для этого придется лишить вас полагающихся вам доз эликсира долгожительства.
      — Да ладно, — зевнул Борель. — Все ясно. Там какой-то ваш хмырь мой багаж рентгеном просвечивал. Закончил он? Тогда я отваливаю. Как сейчас лучше добираться до Миши?
      — Если напрямую — то надо двигать через Колофтские болота. Только тамошние дикари иногда путешественников убивают, с целью поживиться их товарами. Лучше найти плот и плыть на нем по Пичиде, до Кву. Дальше по дороге на юго-запад, к Миши.
      — Obrigado . В республике Микарданд по-прежнему за все рассчитываются золотом?
      — Pois sim .
      — Ну и почем в Новоресифе золотишко? Сколько отвешивают за доллар Всемирной Федерации?
      — О, Deus meu ! без высшей математики не обойтись. Смотря какой объем сделки, какие берет проценты посредник, активный ли баланс внешней торговли…
      — Хоть приблизительно, навскидку?
      — Насколько я помню, за грамм просят немного меньше двух долларов.
      Борель поднялся и характерным жестом зачесал назад свои рыжие волосы. Потом собрал документы и попрощался:
      — Adeus , синьор Кристовао. Чрезвычайно полезную информацию от вас получил.
      При этих словах он широко улыбнулся, потому что Абреу не столько помочь ему хотел, сколько из кожи вон лез, лишь бы воспрепятствовать вторжению Бореля на Кришну. Только на этот раз обломчик ему вышел!
 
      На следующий день Борель уже спускался на деревянном плоту вниз по течению Пичиде. Высоко над головой по зеленоватому небу Кришны плыли облака. Рядом с землянином примостился его слуга из племени колофту, которого он нанял в Новоресифе, — высокий и страшноватый на вид туземец.
      Брызнул короткий дождик. Борель встал и стряхнул со своего плаща капли воды. Большое желтое солнце уже слепило глаза. Слуга Йереватс тоже отряхнулся и пробубнил на ломаном гозаштандском:
      — Если господин делать, как я сказал, если бы он надел одежду бедных людей, то можно было тянуть лодку веревкой вдоль берега … Тогда если пришел дождь, могли бы сделать навес из парусины. Не были бы мокрые, не боялись бы разбойников.
      — Твое дело сопливое, сиди и помалкивай, — отрезал Борель, еще раз отряхиваясь. Он посмотрел направо, где за покрытыми камышом островками виднелись низкие берега Пичиде. — Что это?
      — Колофтские болота, — объяснил Йереватс.
      — Тут твои соплеменники обитаются?
      — Нет, не у реки. Дальше от берега. А у реки — разбойники, уджеро.
      Он назвал так на своем языке местных обитателей. Они походили на людей, и большинство землян именовали их просто кришнанцами, потому что эти существа заняли на планете господствующее положение.
      Борель посмотрел на темную полоску камышей между небом и водой. Сердце его кольнула тревога. Может, и правда стоило прислушаться к одному из множества советов Йереватса и обзавестись хорошими латами? Или хотя бы нарядом привилегированных стражников, местного эквивалента земных особ дворянского сословия, — гармов? Сам слуга, судя по всему, давно лелеял надежду облачиться в прочный боевой костюм. Но Борель отверг эту идею на корню: дорого, да и тяжеловаты такие кольчуги. А если начнется заварушка, и кто-нибудь рухнет с плота в воду во всем этом дурацком железе? Нет, средневековые кришнанские доспехи никуда не годятся. Так все земляне считают, и правильно. Одной хорошей бомбочки хватит, чтобы стереть в порошок любой местный городишко. А с пистолетом в руках можно рассеять целую армию дикарей.
      Рассуждая так, Борель подзабыл, что ни бомбы, ни пистолета ему в здешних местах взять неоткуда. А потому разные «можно бы» да «если бы» не имеют смысла.
      Он проверил оружие, которое все-таки купил: себе — саблю — больше для понта, чем для реальной защиты, Йереватсу — дешевенькую булаву с деревянной рукояткой и пупырчатым железным набалдашником, и обоим — по простому кинжалу в ножнах. Наконец, арбалет. В глубине души Борель, сам отнюдь не задира, надеялся, что, случись какая-никакая заварушка, ему удастся уладить проблему, не доводя дело до рукопашной. Конечно, лучшим аргументом является пушка, но, как говорится, на безрыбье и рак — рыба. В магазине снаряжения в Новоресифе был и хороший большой лук, но он оказался слишком непослушным в неумелых руках Бореля, а набираться опыта времени не оставалось.
      Борель снял плащ, сложил его и сунул в ранец. Потом он решил еще раз обмозговать, что делать дальше. Ничего другого ему не оставалось, как только попытаться, после прибытия в Миши, как-то проникнуть в Орден Кварара. Будь у него друзья среди членов братства — обстряпал бы это дельце в два счета. Судя по всему, микардандцы были простофилями изрядными. Но с чего начать? Как сделать первый шаг? Наверное, не обойтись без импровизации. Ну да сначала надо хотя бы добраться до места.
      Необходимо только любыми средствами преодолеть этот первый барьер, а дальше — дело за малым. Все-таки он дока в таких делах. Уж в вытягивании денег из простаков он поднаторел изрядно. А потом можно будет всласть посмеяться над старым Абреу. Пусть скрипит зубами от досады — все равно ничего с ним поделать не сможет. Борель вообще считал честность первым признаком глупости, а Абреу на дурака никак не походил. Значит, только прикидывается лопухом, а на самом деле — такой же хапуга и проныра, как все остальные чинуши, и все его высокие моральные принципы и красивые слова — показуха, лицемерие и пустозвонство.
      Размышления Бореля прервал один из его гребцов:
      — Охе-е!
      Кришнанец показал на правый берег. Там из-за островов показалась лодка.
      Йереватс вскочил как ужаленный и прикрыл волосатой рукой глаза от солнца.
      — Разбойники! — закричал он.
      — А ты откуда знаешь? Далеко ведь? — спросил Борель. Но от страха и у него екнуло сердце.
      — Сейчас-сейчас. Сами видеть, — залепетал колофтунец, а его хвост беспокойно задрожал. Он с испугом и надеждой посмотрел на Бореля: — Смелый господин убить разбойников? Не даст им сделать нам больно?
      — К-конечно, — пробормотал Борель. Он наполовину вытащил из ножен саблю, посмотрел на лезвие и сунул ее обратно, да таким нервным движением, какого раньше за собой не замечал.
      — Охе! — воскликнул один из гребцов. — Думать ты побеждать разбойников?
      — Полагаю, что так, — изрек Борель.
      — Нет, не драться с ними! Если мы не быть драться, они убить только ты, потому что мы простые бедняки.
      — Разве так? — переспросил Борель. У него внутри все сжалось, но выброс адреналина в кровь словно подстегнул его, и он крикнул что есть мочи: — Вы что, думаете, я подставлю свою шею ради вас? Что покорно дам перерезать себе глотку, а вы останетесь целехоньки-невредимы? Багханаползучая! Сейчас я тебе покажу! — Сабля со свистом вылетела из ножен, и от удара ею плашмя по голове гребец повалился на бок. — Будем драться, нравится вам или нет! Первому же предателю собственными руками кишки выпущу! — Борель прикрикнул на трех гребцов, которые испуганно жались друг к другу: — Тащите багаж сюда! Сделайте из него укрытие! — Он нависал над ними, со свистом рассекая воздух саблей, пока они не сложили багаж по краям плота, чтобы за ним можно было спрятаться от стрел и копий.
      Только после этого Борель немного успокоился:
      — А теперь беритесь за весла и без приказа не высовывайтесь. Ты тоже, Йереватс. Попробую отогнать их арбалетом. Если они все равно на нас полезут, по моему сигналу выпрыгивайте и бросайтесь на них. Поняли?
      Лодка продолжала двигаться от берега к плоту. Борель выглянул из-за своего укрытия и посмотрел на разбойников. Один сидел на носу, другой на корме, а остальные гребли — всего их было примерно двадцать.
      — Время есть стрелять из лука, — пробормотал Йереватс.
      Остальные слуги беспокойно озирались, словно раздумывая, не лучше ли просто броситься в воду, чем участвовать в схватке.
      — Не советую вам вплавь добираться до берега, — угадал их мысли Борель. Сами знаете, какие тут в воде чудища водятся.
      После этих слов вид у гребцов сделался еще более несчастным.
      Борель прижал ногой изогнутую пружину арбалета, двумя руками натянул тетиву и, кряхтя, зацепил ее за спусковой крючок. Потом он открыл колчан, который купил вместе с арбалетом, и взял из него одну из стрел — железный стержень длиной девять-десять дюймов с небольшим оперением и острым, немного витым для вращения в воздухе наконечником. Он положил стрелу в желобок.
      Лодка приближалась. Над водой разнесся крик стоящего на носу туземца:
      — Сдавайтесь!
      — Сидите и не рыпайтесь! — тихо приказал Борель своей команде. Он уже был настолько на взводе, что даже испытывал удовольствие, предвкушая стычку.
      Туземец на лодке снова крикнул:
      — Сдавайтесь, и вам ничего не будет! Все у вас заберем, и только!
      И вновь с плота никакого ответа не последовало.
      — Кому говорю, бросайте оружие, не то всех перебьем! Последний раз спрашиваю!
      Борель навел арбалет на туземца. Проклятье, почему эти кретины не приделывают на свои штуковины хорошие прицелы? Накануне отплытия он немного попрактиковался в стрельбе. Мишенью был клочок бумаги, и попасть в него оказалось несложно. Теперь, однако, его цель словно съежилась до размеров комара, а плот ходил ходуном под ногами, мешая прицелиться.
      У туземца на носу лодки появилось в руке что-то наподобие якоря с множеством лап, привязанного к концу веревки. Гребцы, громко кряхтя, налегали на весла, и лодка быстро приближалась к плоту. Наконец туземец поднял свой якорь над головой и стал им размахивать, готовясь к броску.
      Борель закрыл глаза и нажал на спусковой крючок. Тетива громко хлопнула, а приклад больно ударил его по плечу. Один из слуг на плоту издал радостный вопль.
      Когда Борель снова открыл глаза, туземец на носу лодки больше якорем не размахивал. Вместо этого он смотрел назад, на поверженного рулевого. Гребцы бросили свои весла и возбужденно переговаривались.
      — Великий господин попал в капитана разбойников! — обрадовался Йереватс. — Снова заряжать лук надо.
      Борель именно этим и собирался заняться. Очевидно, он промахнулся по туземцу на носу и вместо этого попал в рулевого. Но слуга свято верил в меткость своего господина. Так зачем его разубеждать?
      На лодке заменили рулевого, и гребцы снова взялись за весла. Теперь на носу стояли два кришнанца: один с абордажным якорем, другой с большим луком.
      — Пригните головы! — скомандовал Борель и выстрелил в лучника. Но на этот раз удача от него отвернулась — стрела пролетела высоко над головой туземца. Борель начал было перезаряжать арбалет, но сообразил, что являет собой прекрасную мишень. А нельзя ли натянуть эту несчастную тетиву сидя? Туземец снова поднял лук, и через мгновение его стрела с пугающим свистом пролетела у самого уха Бореля. Он сел и начал в таком положении неуклюже заряжать арбалет. Следующая стрела с лодки воткнулась в сундук на краю плота.
      Борель сбросил свою высокую шляпу, в которую было слишком удобно целиться, и снова выстрелил по лодке. И опять промахнулся, а разбойники подплыли совсем близко. Лучник успевал сделать три выстрела в ответ на один с плота, хотя Борель догадывался, что туземец так сыпет стрелами, надеясь скорее напугать врагов, чем в кого-то попасть.
      Борель снова спустил курок, и на этот раз его стрела со звоном воткнулась в корпус лодки. Туземец на носу опять начал размахивать якорем, и еще одна арбалетная стрела пролетела мимо цели.
      — Эй ты, — окликнул Борель одного из своих слуг, — ты, с топором! Когда якорь зацепится за плот, прыгай и руби веревку. А вы двое, приготовьтесь отталкивать лодку веслами.
      — Но они стреляют… — испуганно проблеял носитель топора.
      — Я об этом позабочусь, — сказал Борель, но в его голосе было гораздо больше уверенности, чем он сам чувствовал.
      Лучник приготовил еще одну стрелу, но не спешил отпускать тетиву. Как только лодка подошла достаточно близко, второй туземец размахнулся и бросил якорь. Он со стуком упал на плот. Потом туземец стал быстро-быстро перебирать руками веревку, пока якорь не зацепился за какую-то деревяшку.
      Надо было срочно найти на плоту что-то, что могло бы стать мишенью для лучника. Потому что иначе первого же поднявшегося из-за укрытия смельчака немедленно подстрелили бы как сидящую утку. Борель схватил свою шляпу и поднял ее над сундуками. Вжик! И еще одна стрела просвистела рядом.
      — Руби веревку! — истошно крикнул Борель и прицелился в лучника. Его слуги застыли в нерешительности. Лучник потянулся за еще одной стрелой, а Борель, затаив дыхание, направил поточнее арбалет на фигуру туземца и выстрелил.
      Лучник издал громкий животный крик, захрипел и согнулся пополам.
      — А ну вылезайте! — снова заорал Борель и поднял арбалет, как бы для удара. Слуги пришли в себя и зашевелились. Один отрубил топориком веревку якоря, а двое других уперлись в лодку веслами.
      Оставшийся на носу лодки туземец бросил веревку, что-то громко крикнул своим гребцам и нагнулся за багром. Борель выстрелил в него, но от волнения промахнулся, хотя дистанция была совсем небольшой. Туземец зацепил багром бревно плота и стал подтягивать к нему лодку, в то время как несколько гребцов бросили весла и сгрудились рядом со своим вожаком, в ожидании приказа сжимая в руках оружие.
      Борель в отчаянии бросил арбалет, схватил крюк багра, вытащил его из бревна и сильно дернул на себя. Туземец на лодке не успел вовремя отпустить багор и рухнул в воду, все еще сжимая древко. Борель стал давить на багор от себя, чтобы не подпустить туземца ближе и затолкать его поглубже в воду. Но кришнанец удержался на поверхности и уцепился за край плота с намерением на него забраться. В это время слуги Бореля снова начали отталкивать веслами лодку, а туземцы на ней, уже было приготовившиеся прыгать на плот, сочли за благо от этой идеи отказаться.
      Бах!
      Йереватс опустил свою булаву на голову туземца в воде, и копна зеленых волос скрылась в глубине. На плоту раздались триумфальные крики. Однако один из туземцев на лодке поднял со дна лук и начал прилаживать стрелу. Борель зарядил арбалет, очень тщательно прицелился и выстрелил на мгновение раньше разбойника. Стрела стремительно полетела вперед, и лучник исчез, чтобы через мгновение с воплем подпрыгнуть, держась за пробитое плечо.
      Борель уже с большей сноровкой перезарядил арбалет и прицелился в другого туземца на лодке. Однако на этот раз он не стал стрелять, а просто направлял стрелу то на одного, то на другого противника. И каждый из них при этом пригибался, стараясь спрятаться за бортом, так что грести стало невозможно.
      — Ну что, довольно? — крикнул Борель.
      Разбойники посовещались, и наконец один из них сказал:
      — Ладно, не стреляйте, мы уходим.
      Гребцы заработали веслами в обычном ритме, и лодка стала удаляться по направлению к берегу. Когда она отошла подальше, некоторые туземцы начали выкрикивать угрозы и оскорбления, но Борель на таком расстоянии уже не разбирал слов.
      Слуги на плоту радостно хлопали друг друга по спинам и вопили:
      — Мы взять верх!
      — Что я говорил?! Мы и сто разбойников побить!
      Йереватс, захлебываясь, кричал, какой у него замечательный господин.
      Борель вдруг почувствовал тошноту, и у него стали подкашиваться ноги. Если бы в этот момент мышка, или то, что на Кришне примерно походит на мышь, забралась на борт плота и пискнула на него, он тут же от страха свалился бы в мутные воды Пичиде. Однако показывать свою слабость землянину не пристало. Дрожащими пальцами он вставил сигарету в длинный роскошно украшенный мундштук и закурил. Потом по-хозяйски проговорил:
      — Йереватс, похоже, мои проклятые сапоги запачкались. Давай наведи на них блеск. Слышишь?
 
      Вечером они пришвартовались в Кву с намерением там переночевать. Феликс Борель рассчитался с гребцами, которые, как он успел услышать до того как отправился на боковую, красочно расписали свои приключения хозяину гостиницы. Оказывается, они — с небольшой помощью землянина — отогнали сотню речных пиратов и многих из них лишили жизни. Утром он с гребцами попрощался, и те отправились вниз по течению Пичиде к Маджбуру, где собирались выгодно продать свои бревна и найти лодку для возвращения домой.
      А теперь Борель уже четыре долгих кришнанских дня мерил шагами плоскую крышу гостиницы в Миши. Столица республики Микарданд оказалась гораздо больше, чем можно было ожидать. В середине высилась крутая, со столообразной вершиной гора, увенчанная большой крепостью Ордена Кварара. Эта цитадель хмуро взирала на Бореля сверху вниз, а он отвечал ей тем же, разрабатывая и тут же отвергая планы не столько попасть в саму крепость, сколько проникнуть в закрытую касту, которая всем там заправляет.
      — Йереватс! — крикнул он.
      — Да, господин.
      — А как здесь насчет гармов Кварарума? Ходят по улицам стражники?
      — По городу? Нет, сэр! Они далеко, по всей стране, защищают простых людей от врагов и друг от друга. Разве этого мало?
      — Достаточно, наверное. Но меня не это интересует. А кто этих рыцарей содержит?
      — Для этого с простых людей собирают налоги.
      — Так и думал. А кто их собирает?
      — Посланцы Ордена. Они работают у казначея Ордена.
      — Что за казначей?
      — Это самый уважаемый гарм Кубанан.
      — А где мне найти этого уважаемого сэра Кубанана?
      — Если он в крепости, то его никак не увидеть. А если в своем казначействе, то можно.
      — Ну а казначейство где?
      Йереватс неопределенно махнул рукой:
      — Там. Господин хочет туда ехать?
      — Именно так. Давай сюда нашу коляску.
      Йереватс исчез, и скоро они со стуком ехали к казначейству в своей дребезжащей четырехколесной, запряженной одной айейколяске, которую Борель недавно купил в Кву. Борелю подумалось, что лучше бы ему прогарцевать по улицам в образе разодетого доблестного рыцаря, который пришпоривает своего взмыленного коня, чем спокойно ехать в повозке. Однако, подумав о том, как удобно восседать на мягком сиденье, и какой Йереватс неплохой кучер, он решил на этот раз никому пыль в глаза не пускать.
      Казначейство располагалось в одном из больших неуклюжих зданий из грубого камня, какие Кварарум обычно использовал для своих чиновных заведений. По бокам от входных дверей вздыбились каменные йеки— самые сильные хищники этой части планеты, напоминавшие шестиногих норок размером с тигра. У Бореля мурашки по спине пробежали, когда он по пути от Кву услышал рев одной из этих кошечек.
      Борель поправил саблю, вышел из коляски, принял надменный вид и спросил привратника:
      — Как мне увидеть сборщика налогов, уважаемый?
      Кришнанец объяснил что и как, и Борель прошел в зал, где за окошком в стене сидел клерк в неприметной одежонке простолюдинов Микарданда.
      — Мне хотелось бы узнать, должен ли я платить какие-то налоги в казну республики Микарданд, — заявил Борель. — Хотя с вами я обсуждать этот вопрос не собираюсь, позовите своего начальника.
      Клерк, с обиженным и испуганным лицом, скользнул прочь. Скоро в окошке показалось другое лицо и другая фигура — заметно более представительная. Одета она была в нарядный мундир Ордена Кварара, однако, судя по скромным эмблемам на груди, это был местный сквайр или еще кто-то рангом ниже настоящего гарма.
      — О, мне нужны не вы, — возмутился Борель. — Где главный казначей?
      Сквайр нахмурился, и усики-антенны его бровей пересеклись.
      — Ну а кто вы, в любом случае? За получение налогов отвечаю я. Если вы хотите внести какую-то сумму…
      — Дорогой мой, не сочтите за неуважение к вам, но как бывшему Великому Магистру Земного Ордена и члену многих других мне не к лицу что-то обсуждать с мелкими сошками. Поэтому возьмите на себя труд передать главе вашего учреждения, что с ним хочет побеседовать гарм Феликс Борель.
      Кришнанец несколько секунд очумело смотрел на посетителя, потом убежал. Через минуту из коридора с протянутой вперед рукой выплыл другой чиновник, со знаками отличия настоящего рыцаря.
      — Мой дорогой! — воскликнул он. — Позвольте пригласить вас в мой кабинет! Это есть такая необыкновенная радость — встретить настоящего земного рыцаря! Совершенно не ожидал вас увидеть: все земляне, гостившие в Микарданде, вели себя крайне неподобающим образом. Они все поголовно исповедуют гнусные теории демократии и всеобщего равенства, причем даже особы высокопоставленные, вроде сэра Эрика Коскелайнена. Но настоящего рыцаря, как вы, нельзя не узнать с первого взгляда!
      — Благодарю вас. Я был уверен, что гарм Кварарума сразу почувствует нашу с ним духовную близость, хотя я и принадлежу к другой расе.
      Кришнанец поклонился:
      — Теперь что касается вашего желания заплатить налоги… Если честно, я сначала не поверил собственным ушам: история нашей Республики не знает случая, чтобы землянин сам, по собственному желанию предложил заплатить налоги.
      Борель улыбнулся:
      — Я не говорил о том, что хочу заплатить налоги. Но я здесь недавно и хотел бы узнать свои права и обязанности. Вот и все. Ведь лучше с самого начала быть в курсе дела, не так ли?
      — Да… но… не вы ли тот человек, который только что прибыл из Кву?
      — Да, это я.
      — Так это вы разогнали банду уширианцев-уджеро, этих речных пиратов, и убили их главаря в сражении на Пичиде?
      Борель вальяжно взмахнул рукой:
      — О, это такие пустяки. Этих мерзавцев нельзя отпускать безнаказанными, сами знаете. Большую часть я уничтожил, но, к сожалению, некоторым удалось скрыться. Преследовать их на плоту не было никакой возможности.
      Кварарец подскочил на месте:
      — Тогда вас ждет награда!
      — Награда?
      — Как, разве вам ничего не известно? За голову главаря ушарианцев назначена награда в десять тысяч карда! Уже много лет! Мне необходимо только проверить ваши слова…
      Борель, быстро оценив ситуацию, перебил:
      — Не беспокойтесь. Никакая награда мне не нужна.
      — Не нужна? — опешил кварарец.
      — Нет. Я всего лишь исполнил свой долг джентльмена, и не нуждаюсь в вознаграждении.
      — Но… но деньги находятся здесь… их можно получить сей же час…
      — Дайте их тем, кто в них больше нуждается. В Миши есть благотворительные организации?
      Кварарец наконец пришел в себя:
      — Невероятно! Вы должны познакомиться с самим главным казначеем. Что касается налогов… Позвольте заметить, есть налог для проживающих здесь иноземцев, хотя с другой стороны, мы заключили договор с Гозаштандом и ряд других соглашений о взаимном освобождении от пошлин наших граждан. К вам они не относятся, но с учетом вашего отказа от награды, вопрос об уплате вами налогов наверняка будет решен самым благоприятным образом. Не подождете минутку?
      — Конечно. Можно мне закурить?
      — Разумеется. Могу предложить вот эти. — И рыцарь-кварарец достал из ящика своего стола коробку кришнанских сигар.
      Через несколько минут чиновник вернулся и предложил Борелю пройти в другой кабинет, где представил землянина главному казначею Ордена. Сэр Кубанан отличался редким среди кришнанцев коренастым телосложением и слегка напоминал Санта-Клауса, только без бороды.
      Беседа стала почти полным повторением диалога с его подчиненным, с той только разницей, что атмосфера напоминала встречу старых друзей, а главный казначей оказался весьма говорливым. На него, судя по всему, ордена и медали Бореля произвели сильное впечатление.
      — Эта? — спросил Борель, показывая на баскетбольную медаль. — О, это знак второй степени Секретного Ордена Призраков. Тайного и очень влиятельного. В него принимают только тех, кто был оправдан в деле по обвинению в убийстве.
      — Великолепно! Изумительно! — наконец обрел дар речи Кубанан. — Сэр Феликс! Дорогой мой, мы непременно изыщем способ решить эту проблему с налогами, не извольте беспокоиться. И не думайте, что столь достойного джентльмена, как вы, обяжут платить налоги наравне с обычными простолюдинами, хотя Орден и испытывает крайнюю нужду в средствах.
      Именно этой лазейки Борель и ждал. Он незамедлительно пошел в атаку:
      — Ордену нужны дополнительные источники доходов?
      — Как же, конечно. Все мы не вылезаем из нищеты и только и заняты поиском средств к существованию. — При этом он задумчиво посмотрел на свои унизанные сияющими кольцами пальцы. — Расходы на оборону ложатся на плечи всех нас тяжкой ношей. В равной степени страдают все, даже женщины и дети.
      — А вы не думали о государственной лотерее?
      — Что это такое?
      Борель объяснил, причем о некоторых деталях говорил настолько бегло и поверхностно, насколько ему позволило владение местным языком.
      — Замечательно! — воскликнул Кубанан. — Хотя боюсь, что не все сумел понять — вы говорите с сильным акцентом. Не могли бы вы изложить все это для нас письменно?
      — Разумеется. Но можно придумать и кое-что получше.
      — Что вы имеете в виду?
      — Приведу один пример. Намного легче объяснить, как ездить на айе, чем на самом деле сесть в седло. Так?
      — Да.
      — Так и рассказать, как работает лотерея, довольно легко, но без практического опыта здесь ничего не получится.
      — Но как же нам преодолеть этот барьер?
      — Я могу организовать и провести первую лотерею.
      — Сэр Феликс, у меня буквально перехватило дыхание. Не могли бы вы обозначить суммы, которые будут фигурировать в этом деле?
      Борель указал, сколько приблизительно средств надо вложить, и какая в городе размера Миши ожидается прибыль. От внимания Кубанана не ускользнула одна деталь. Он нахмурился:
      — А что это за десять процентов для директора-распорядителя?
      — Премиальные. Если вы намереваетесь проводить лотереи на бизнес-основе после моего отъезда, дело нужно поставить правильно. А эти премиальные потом будет получать кто-то другой. — Борель выразительно посмотрел на казначея. — Естественно, в первый раз директором-распорядителем мог бы стать я.
      — Понимаю. Резонно. Но членам Ордена не позволяется иметь какие-то личные средства, кроме небольших сумм на карманные расходы. Откуда же нам взять деньги для выплаты премиальных?
      Борель деланно пожал плечами:
      — Это уж вам решать. Можете и нанять для организации какого-нибудь местного жителя. Среди них ведь есть торговцы и ростовщики, не так ли?
      — Да-да… Все это совершенно ошеломляюще. Нам надо обсудить детали. Вы позволите пригласить вас отужинать со мной сегодня вечером? Я покажу вам крепость.
      Борель, с трудом скрывая торжествующую усмешку, проговорил:
      — Я в свою очередь ошеломлен!
      Птица удачи была в его руках!
 
      В назначенный час Борель предъявил пропуск у ворот крепости, и в сопровождении охранника прошел внутрь. В стенах Миши стояли неказистые каменные дома, в которых жили, словно пчелы в улье, члены Ордена. Борель прошел мимо спортивных площадок и плацев, а в попадавшихся на его пути зданиях узнавал жилые помещения, арсеналы, канцелярии и разные другие заведения. Он старался получше запоминать все детали на случай экстренного бегства. Однажды ему уже пришлось на шесть месяцев дольше, чем ему хотелось бы, провести во Французской Республике — и только потому, что он пренебрег этой предосторожностью. По дороге ему встретилось несколько сот увешанных оружием гармов обоих полов. Некоторые пронзали землянина взглядами, но никто не пытался его остановить.
      Апартаменты главного казначея якобы изнывающего от нищеты ордена поражали роскошью. Кубанан сердечно представил Бореля молодой микардандке, при виде которой у землянина перехватило дыхание. Если не обращать внимания на зеленые волосы, перистые усики-антенны и плоское восточное лицо, то никого красивее Борель не видел, по крайней мере, со времени отлета с Земли, особенно с учетом ее так называемого вечернего платья, больше напоминавшего мини-юбку.
      — Сэр Феликс, это моя личная секретарша, леди Зердай. — Кубанан конфиденциальным голосом добавил: — Думаю, она моя собственная дочь, хотя утверждать это определенно невозможно.
      — Значит, родственные чувства свойственны рыцарям? — спросил Борель.
      — Боюсь, что так. Постыдная слабость, но тем не менее очень приятная. Ох-хо-хо, иногда я завидую простолюдинам. А Зердай как-то дала взятку заведующей инкубатором, чтобы та показала ей ее собственное яйцо.
      — Я была там сегодня, — сверкнула глазами Зердай, — и служительницы инкубатора сказали мне, что детеныш вылупится из яйца через пятнадцать дней!
      — Гм! — хмыкнул Борель. — Не будет ли невежливым, если я спрошу, кто отец? Извините, если задел вас за живое, я еще не вполне ориентируюсь в здешних нравах.
      Кубанан его успокоил:
      — Ничего страшного. Это сэр Сарду, предшественник сэра Шургеза, не так ли, Зердай?
      — Да, — подтвердила она. — Но галактическому путешественнику вроде сэра Феликса наше отношение к детям может показаться странным. Расскажите нам о Земле! Я так мечтаю там побывать! Все на свете отдала бы, только чтобы собственными глазами увидеть нью-йоркскую биржу, Большой театр в Москве, шанхайские ночные клубы. А автомобили! Как замечательно было бы на них покататься! Поговорить с кем-нибудь на расстоянии в несколько миль! А все эти изумительные технические изобретения, птицефабрики…
      Кубанан посуровел:
      — Мне иногда кажется, что леди Зердай демонстрирует недостаточную гордость своим Орденом. Хотя она еще слишком молода… Вернемся к нашей лотерее. Видимо, все надлежащие документы необходимо напечатать?
      — Вне всякого сомнения. У вас здесь есть типографское оборудование?
      — Да, нам его передали земляне. Мы бы предпочли получить немного хорошего оружия, чтобы нанести удар по нашим врагам. Но нет, нам позволили взять лишь это устройство, которое только добавило нам головной боли. А что, если жители нашей страны научатся читать? Какие сумасбродные идеи могут они почерпнуть из книжек? Что способно породить их воспаленное воображение?
      Борель старался произвести самое благоприятное впечатление, мысленно благодаря судьбу за то, что ужин состоит из самых лучших кришнанских блюд. Обычно на этой планете потчуют чем-нибудь вроде гигантских пауков.
      После еды все трое закурили сигары и, потягивая ликер, продолжили беседу.
      — Сэр Феликс, — сказал Кубанан, — вы человек опытный и знаете, что слова землян часто имеют двойной смысл. Они говорят совсем не то, что на самом деле думают. Ваши соплеменники объяснили мне, что не допускают нас к своим научным достижениям потому, что наша цивилизация недостаточно развита — они имели в виду бои гладиаторов, разрешение судебных споров путем боевой схватки, непримиримую вражду с соседями, социальное неравенство и тому подобное. Правда, нельзя утверждать, будто во всем этом нет доли истины, и я был бы только рад, если бы они никогда не передавали нам этого проклятого печатного станка. Но вот какой у меня вопрос: каковы истинные причины такой политики по отношению к нам?
      Борель наморщил лоб, пытаясь найти подходящий ответ. Он был искателем приключений, а отнюдь не интеллектуалом, и никогда не заморачивал себе голову отвлеченными вопросами. Наконец он выдвинул предположение:
      — Возможно, земляне боятся воинственных традиций кришнанцев. Вдруг вы узнаете, как строить космические корабли и атакуете соседние планеты?
      — Фантастика. Это всего лишь пустая болтовня, пока мы не знаем, обитаемы ли эти планеты. Церковь уверяет нас, что там живут одни боги, а тех, кто утверждает обратное, называет еретиками. Неудивительно, что первые увиденные нами существа с Земли и других планет вашей системы показались нам богами!
      Борель пробормотал что-то вежливо-согласное, а в про себя подумал: правильно члены первой земной экспедиции не разубеждали туземцев, что они боги. Значит, не совсем дураки были. Это потом сюда разных ретивых благодетелей понаехало, вот и результаты налицо…
      Кубанан продолжил:
      — Микарданду необходимо безотлагательно решить кое-какие проблемы. Мы окружены врагами. На другом берегу Пичиде лежит Гозаштанд, чей правитель, как и его предшественник, проводит по отношению к нам крайне враждебную политику, а в Маджбуре постоянно плетутся заговоры против нас. Будь у нас хоть один… э-э… револьвер, который наши мастера-кузнецы сразу бы скопировали, Орден бы не пожалел ничего для того, кто…
      «Так вот почему этот старый хрен так стелется перед простым чужеземцем», — догадался Борель. Он прервал излияния Кубанана:
      — Ваше превосходительство, я все понял. Но вы понимаете, чем рискуете?
      — Кто не рискует, тот не пьет магистерского ликера.
      — Совершенно верно, но дело это непростое. Я дам вам знать, когда хорошо все обдумаю.
      — Понимаю-понимаю. — Кубанан встал и неожиданно для Бореля произнес: — Я вас покидаю, а то Кури решит, что я совсем о ней забыл. Вы ведь останетесь у нас переночевать?
      — Я? О, благодарю вас, ваше превосходительство. Мне только надо послать записку моему слуге.
      — Да-да. Я дам вам бумагу. А тем временем леди Зердай составит вам компанию, а если захотите почитать, на полках много книг. Располагайтесь во второй комнате слева по коридору.
      Борель пробормотал слова благодарности, и казначей удалился, волоча по полу свою отделанную мехом мантию. Не испытывая интереса к книгам из библиотеки Кубанана, Борель расположился рядом с Зердай.
      Взволнованно поблескивая глазками, она затараторила:
      — О финансах мы говорить не будем, поэтому расскажите мне о Земле. Как там живут люди? То есть какие между ними личные отношения? Живут ли они семьями в домах, как простолюдины, или все вместе, как наши рыцари?
      Борель все объяснил, и девица вздохнула. Мечтательно глядя вдаль, она промолвила:
      — Как бы я хотела туда попасть! Не могу представить ничего более романтичного, чем быть домохозяйкой на Земле, жить в своем доме, с собственным мужем и детьми! И — телефон!
      Борель подумал, что некоторые земные жены поют совсем другие песни. Но вслух он мягко спросил:
      — А вы не могли бы покинуть Орден?
      — Теоретически — да, но это вряд ли когда-либо случится. Это все равно что шагнуть в другой мир, и кому я в нем нужна? Не покажется ли простолюдинам, что я важничаю? А пренебрежительные лица рыцарей Ордена… Нет, вряд ли. Разве что… Будь у меня возможность вообще покинуть этот мир, перелетев на Землю…
      — Может быть, и это удастся устроить, — многозначительно изрек Борель. Он был не прочь наобещать ей с три короба, а потом бросить за ненадобностью, а поэтому отнюдь не собирался сразу раскрывать перед ней все свои карты.
      — Правда? — Она бросила на него пламенный взгляд. — Ничего бы не пожалела …
      Борель подумал, что все так говорят: ничего бы не пожалел или не пожалела, если бы он сделал то, что им нужно.
      — Возможно, для одного моего дела здесь мне понадобится помощь. Вы готовы мне ее оказать?
      — Всем моим сердцем!
      — Хорошо. Я постараюсь, чтобы вы об этом не пожалели. У нас будет замечательная команда, как вам кажется? С вашей красотой и моим опытом мы сметем любые преграды. Представьте: мы вдвоем путешествуем по всей галактике и производим фурор!
      Она наклонилась к нему и проникновенным голосом сказала:
      — Вы великолепны!
      — Ничуть, — улыбнулся он. — Это вы бесподобны.
      — Нет, вы.
      — Нет, вы. У вас есть красота, ум, выдержка… Впрочем, у меня еще будет много возможностей вам об этом сказать. Когда я организую эту лотерею.
      — О! — Она словно опустилась с небес на землю своей Кришны. Зердай взглянула на свечу-часы, притушила свою сигару и добавила: — Великие звезды, и не думала, как уже поздно! Мне надо идти спать, сэр Феликс Золотой. Вы не проводите меня в опочивальню?
 
      За завтраком сэр Кубанан сообщил:
      — Слава звездам, Великий Совет собирается сегодня утром. Я доложу о вашей лотерее, и если это предложение будет одобрено, можно будет приступить к работе немедленно. Почему бы вам прямо сейчас не заняться подготовкой?
      — Великолепная идея, ваше превосходительство, — согласился Борель и начал работать. После завтрака он занялся дизайном лотерейных билетов и рекламных объявлений. Зердай вертелась рядом, то и дело предлагала свою помощь, старалась как бы невзначай его коснуться и подталкивала руку с пером. Кришнанка смотрела на него с таким обожанием, что даже он, обычно невозмутимый, как носорог, под ее взглядами чувствовал себя не в своей тарелке.
      Однако он решил извлечь пользу из этой ситуации — в деле, которое обещало ему, Феликсу Этьену Борелю, солидный куш.
      Днем вернулся ликующий Кубанан:
      — Они одобрили! Сначала Великий Магистр Джувайн возражал, но потом изменил свое мнение. Он не любит, когда кого-то не из членов Ордена посвящают в наши дела. Говорит: что это за секретный Орден, если его тайны всем известны? Он немного испугался, но мне удалось его переубедить. Как там наши дела?
      Борель показал ему образцы билетов и рекламных объявлений.
      Казначей пришел в восторг:
      — Замечательно! Великолепно! Продолжайте, мой мальчик, и обращайтесь ко мне, если вам что-нибудь понадобится.
      — Непременно. Сегодня я приготовлю все для печати. Затем нам понадобится киоск. Как насчет того, чтобы установить его в конце переулка у входа в крепость? И надо будет обучить двух кришнанцев, чтобы они продавали билеты, и еще нескольких для охраны денег.
      — Все будет сделано. Дорогой мой, почему бы вам не перебраться сюда из ваших нынешних апартаментов? У меня есть хорошая комната, а вы сбережете время, и удобства вам добавится. Убьете одной стрелой двух анхасов.
      — Переезжайте, — поддержала Зердай.
      — О’кей. А где мне держать свою айю и куда поселить моего слугу?
      Кубанан все объяснил.
      После обеда Борель готовился к печатанию билетов. В Миши имелось только два печатных станка, оба с ручным прессом, и на всю работу требовалось по крайней мере двадцать дней.
      За ужином Борель изложил эти соображения Кубанану и добавил:
      — Вы не дадите мне полторы тысячи карда из казначейства Ордена на начальные расходы? — (Это было больше половины стоимости упомянутых печатных станков, но Кубанан беспрекословно согласился.) — А теперь, — продолжил Борель, — давайте обсудим еще кое-что. Так как Зердай — ваша личная секретарша, думаю, вы не будете возражать против ее присутствия.
      — Ничуть. Вы что-то придумали в связи с технологической блокадой?
      — И да, и нет. Могу вас заверить, нет никакого смысла мне ехать в Новоресифе и пытаться контрабандой привезти оттуда револьвер или его чертежи. Там на пропускном пункте есть специальные устройства, которые просвечивают человека насквозь, а пока этот контроль не пройдешь, выехать оттуда нельзя.
      — А как же частная жизнь? Им что, на нее наплевать?
      — В данной ситуации — да. Кроме того, даже если найти какую-то лазейку, они пошлют агента, чтобы вернуть нарушителя, живым или мертвым.
      — Слышал я об этих агентах. — Кубанан слегка содрогнулся.
      — Вдобавок я ничего не смыслю в технике — учился разве что торговле, — поэтому запомнить устройство револьвера и потом рассказать вашим мастерам не в силах. Это оружие слишком сложное.
      — Что же тогда?
      — Думаю, есть только один способ. Надо предложить им какую-то настолько ценную для них штуковину, чтобы они в обмен ослабили блокаду.
      — Да, но что у нас есть? Ничего им от нас не нужно. Говорят, на Земле ценится золото, но оно тяжелое, и доставка за много миллиардов миль обойдется очень дорого. А почти все, что мы производим, делают и они, только быстрее и дешевле. Я уже обсуждал этот вопрос с представителями компании «Вигенс» в Новоресифе. Хоть я и рыцарь, мне приходится заниматься презренными коммерческими вопросами.
      Борель достал сигару и заметил:
      — Земляне очень изобретательны, и все время что-то выдумывают и будут выдумывать дальше.
      Кубанан поежился:
      — Ужасное, должно быть, место — ваша Земля. Никакой стабильности.
      — Так-то оно так, но если у вас есть какое-то изобретение, которого у них нет, они возжелают узнать секрет. И с ними можно заключить выгодную сделку. Понимаете?
      — Но что мы можем им предложить? У нас здесь никаких изобретений нет. Никто техникой не интересуется, должно быть, нашим гражданам недостает на это мозгов.
      Борель улыбнулся:
      — Предположим, что такой секрет есть у меня?
      — Это меняет дело. А что за секрет?
      — Его мне поведал один старик перед смертью. Земляне осыпбли этого человека насмешками и говорили, что его устройство противоречит природе вещей. Тем не менее оно действует. Говорю с уверенностью, потому что он показал мне модель…
      — Но что это? — воскликнул Кубанан.
      — …Не только земляне дадут за него высокую цену, но и весь Микарданд благодаря нему возвысится над другими народами Кришны.
      — Перестаньте нас мучить, сэр Феликс, — взмолилась Зердай.
      — Это — вечный двигатель.
      — Что за двигатель? — переспросил Кубанан.
      — Машина, которая работает вечно. Во всяком случае, пока не износятся ее детали.
      Кубанан нахмурился и задвигал своими усиками-антеннами:
      — Не могу сказать, что вполне вас понял. У нас есть водяные колеса для мельниц, которые тоже работают, пока не износятся.
      — Не совсем одно и то же. — Борель сосредоточился, пытаясь облечь в слова техническую концепцию. Но далось это ему с трудом, потому что он в суть вопроса никогда не вникал и не собирался это делать. — Я хочу сказать, что этот двигатель будет давать больше энергии, чем он потребляет.
      — Ну а в чем же здесь выгода?
      — Как в чем? Земляне ценят энергию превыше всего. Она движет космические корабли и моторные коляски, на ней работают их средства связи и заводы. Энергия освещает их дома и насыщает их коров… О, я забыл, что вы не имеет представления о коровах. А где на Земле берут эту самую энергию? Из каменного угля, урана и тому подобных полезных ископаемых. Из минералов. Часть энергии дают Солнце и морские приливы, но недостаточно, поэтому есть опасение, что запасы всех ресурсов скоро истощатся. А мой двигатель берет энергию из гравитации, которая является фундаментальным свойством материи. — Он настолько воодушевился, что не мог усидеть на месте и начал расхаживать туда-сюда по комнате. — Рано или поздно Кришну ждет научно-техническая революция наподобие земной. Ни вы, ни «Вигенс Интерпланетарис» не смогут ей воспрепятствовать. И когда…
      — Надеюсь, мне не суждено ее увидеть, — бросил Кубанан.
      — …Когда она произойдет, Микарданд станет лидером на планете. Разве вы этого не хотите? Конечно, хотите! И вам не понадобится менять вашу общественную систему. Право, если мы все сделаем как следует, это не только позволит сохранить власть Ордена, но и поможет распространить его влияние на всю Кришну!
      Кубанан начал понемногу заражаться воодушевлением Бореля:
      — А как вы предлагаете все это сделать?
      — Слышали когда-нибудь о корпорациях?
      — Дайте подумать… это не какая-то принятая на Земле простейшая форма торговли и производства?
      — Примерно так, но не такая уж она простейшая. Благодаря корпорации для любой вашей деятельности открывается безграничный простор. Корпорацией является компания «Вигенс», хотя всеми ее акциями владеет правительство… — Борель рассказал о финансовой организации корпорации, не преминув заметить: — Конечно, промоутер корпорации получает пятьдесят один процент акций за свои услуги.
      — А кто будет промоутером в нашем случае?
      — Естественно, я. Нам следует организовать корпорацию для обеспечения работ по этому двигателю. Первоначально финансировать их может сам Орден, а позже ее участники могут оставить у себя акции, или…
      — Погодите-погодите. Как участники могут покупать акции, если у них нет собственных денег?
      — Уф-ф. В двух словах и не скажешь. Полагаю, заботу о приумножении капитала возьмет на себя казначейство. Можно будет получать прибыль от аренды наших машин или продавать акции с выгодой для себя…
      — Сэр Феликс, — вздохнул Кубанан, — у меня от всего этого голова кругом идет. И как бы она вообще не разлетелась надвое, словно дыня, которую ударили о колоду. Как бы все это заманчиво ни звучало, есть одно непреодолимое препятствие.
      — Да?
      — Великий Магистр и другие важные чины никогда не позволят — вы только не обижайтесь, — никогда не позволят чужеземцу вроде вас приобрести такую власть над Орденом. Я могу лишь довести до их сведения ваш план устройства лотереи, да и то это будет слишком, словно второй нос на лице.
      — Хорошо, давайте пока остановимся на этом. А теперь ваша очередь. Расскажите мне, пожалуйста, об Ордене Кварара.
      Кубанан принялся перечислять героические деяния Кварара, легендарного основателя Ордена, который положил в боях несметное количество разных великанов и чудовищ. Борель слушал и одновременно обдумывал создавшееся положение. Он сомневался, что Орден Кварара примет пришельца с другой планеты как равного, но даже если примет, ничего не получится из-за местных законов, запрещающих частную собственность.
      — А как микардандцы становятся членами Ордена? — спросил Борель. — Потому что их родители… о-о… если они появляются на свет в официальном инкубаторе?
      — Не всегда. Каждый ребенок из инкубатора несколько раз в детстве проверяется. Если он хоть одну проверку не выдерживает, его отдают в хорошую семью простых жителей города. С другой стороны, когда членов Ордена становится маловато, мы устраиваем проверку детям горожан и тех, кто показывает хорошие способности, берет под свою опеку Орден.
      Казначей продолжал рассказывать об Ордене и его иерархии, пока у Бореля не начали слипаться глаза и он не испросил дозволения удалиться.
 
      Через пару дней Борель спросил Зердай:
      — Любишь меня?
      — Ты знаешь, что люблю, мой повелитель!
      — Тогда сделай для меня одну вещь.
      — Все что угодно, дорогой мой господин.
      — Я хочу получить почетное членство в Ордене.
      — Но сэр Феликс, им удостаивают только самых важных аристократов, вроде короля Гозаштанда! Не представляю, что тут можно сделать…
      — Предложи это Кубанану. Что тебе стоит? И не отставай от него, пока он не согласится. Тебе он доверяет.
      — Постараюсь, драгоценный мой. И я надеюсь, что Шургез никогда не вернется.
      Это странное замечание осталось без внимания поглощенного в свои думы Бореля, хотя в любом другом случае он непременно бы призадумался. — Еще один вопрос. Есть в Миши хорошие кузнецы? Которые умеют обращаться с металлом? Мне нужен мастер, который бы сделал действующую модель двигателя.
      — Я найду его для тебя, мой рыцарь.
      Зердай направила Бореля к некоему Хенджаре бад-Кавао, коротышке микардандцу, которого представительный землянин сначала ослепил блеском своих наград, а потом взял с него клятву под страхом смерти никому ничего не рассказывать.
      Борель поведал мастеру о придуманном им колесе с чередой выступающих наружу спиц с грузиками на их концах, прикрепленных к ободу так, чтобы они могли свободно поворачиваться в плоскости вращения самого колеса. Когда спица, вместе с колесом, оказывалась в верхней позиции, она падала назад и становилась торчком к ободу. Поэтому казалось, что в любой момент времени грузики на спицах с одной стороны колеса находятся дальше от оси и сильнее тянут обод вниз, а поэтому он должен постоянно вращаться.
      Борель достаточно разбирался в технике, чтобы понимать абсурдность этой идеи, хотя и не знал точно, почему колесо вращаться не будет. С другой стороны, здешние туземцы во всем этом понимали еще меньше него, а поэтому можно было втюхать им такую машину, ничего не опасаясь.
      Вечером Кубанан заявил:
      — Сэр Феликс, мне в голову пришла блестящая идея. Не согласитесь ли вы стать почетным членом нашего достопочтенного Ордена? Право, благодаря этому вы получите большие преимущества — причем не только живя в Микарданде, но и повсюду на нашей планете.
      Борель изобразил крайнее удивление:
      — Я? Премного благодарен, ваше превосходительство, но вправе ли чужеземец вроде меня рассчитывать на такую честь? — А про себя он при этом подумал: «Ну и умница эта Зердай! Если бы я только мог быть ее женихом…» На мгновение он даже заколебался — стоит ли ему от нее избавляться, когда она исполнит предназначенную ей роль.
      — Чепуха, мой дорогой, конечно, вы вправе. Больше того, я предложил для вас полное членство, но Совет указал, что наша конституция разрешает получать его только родившимся в Микарданде нашим соплеменникам. В то же время звание почетного члена Ордена даст вам почти все привилегии, а обязанностей у вас будет несравненно меньше.
      — Я вам так признателен! Просто переполнен чувствами!
      — Конечно, будет небольшая процедура инициации.
      — Что? — Борель постарался сохранить невозмутимый вид.
      — Без нее никак не обойтись, исключение может быть сделано только для правителя страны. Но вам нечего опасаться: вас ждет всего лишь продолжительная церемония и ночное бдение. Я познакомлю вас с этим ритуалом. И вам надо будет обзавестись церемониальными одеждами, я дам вам их список.
      Борель пожалел, что не запросил в полтора раза больше денег на печатание лотерейных билетов.
 
      Инициация оказалась процедурой не только дорогой, но и чрезвычайно занудной. Братья в фантастических балахонах и причудливых масках то и дело бормотали какие-то мистические распевы. Борель стоял перед Великим Магистром Ордена, высоким кришнанцем с вытянутым лицом, которое казалось деревянным, какое бы выражение владелец ему ни придавал. Борель отвечал на бесконечные вопросы, а так как обращались к нему на древнем диалекте гозаштандского языка, сам он большей частью не понимал, с чем соглашается. Ему поведали о славной истории Ордена, его могуществе и блестящем будущем. Землянина также обязали защищать Орден и верно служить его интересам. Буде же он нарушит свои клятвы, на его голову обрушатся все мыслимые и немыслимые кары.
      — А теперь, — подытожил Великий Магистр, — ты готов для ночной службы. Посему повелеваю тебе: сними свои одежды!
      Борель подчинился. Его снедала тревога: что же будет дальше?
      — Следуй за мной! — распорядился Великий Магистр сэр Джувайн.
      Бореля повели вниз по лестнице, которая с каждым ступенькой делалась все более узкой, темной и неприятной. Двое одетых в капюшоны братьев несли факелы, которые почти не помогали что-либо разглядеть. Бореля бил озноб, и он чувствовал себя все неуютнее. Он ступал по камням ногами в одних носках и думал, что они уже спустились ниже уровня земли в крепости. И только когда процессия спустилась, казалось, уже в самый центр планеты, они остановились. Великий Магистр изрек:
      — Здесь тебе предстоит провести ночь, о соискатель. Множество опасностей угрожают тебе, и ты должен достойно их встретить.
      Один из братьев взял длинную свечу и, отмерив определенную часть, отрезал солидный кусок, а остаток поставил в небольшую нишу, выдолбленную в каменной стене. Другой брат протянул Борелю охотничье копье с длинным широким наконечником.
      И они ушли.
      Борель решил, что больше ему делать нечего, так как все это дешевая инсценировка и выдумки. Ничего серьезного с ним произойти не может. Но когда шаги братьев стихли вдали, от его уверенности не осталось и следа. Проклятая свеча еле горела, и в паре метров от нее ничего не было видно. И впереди, и сзади в тоннеле стояла кромешная тьма.
      Что-то зашуршало, и у Бореля волосы на голове встали дыбом. Он взял наизготовку копье, и издававшее шум существо, вроде крысы, скользнуло прочь. Борель начал ходить взад-вперед. Ох и остолоп же этот Абреу! Даже часов ему не оставил! Иначе можно было хотя бы следить за ходом времени. Ему казалось, что он уже провел в этой темнице не меньше половины ночи, но это было только иллюзией.
      Борель почувствовал под своими одетыми в носки ногами что-то странное и нагнулся, чтобы ощупать пол пальцами. Действительно, он обнаружил два желобка в два-три сантиметра глубиной. Они тянулись по всему туннелю. Он прошел вдоль них в обоих направлениях несколько шагов, но вынужден был остановиться из-за темноты. Что же это за желобки на полу? Словно чьи-то следы…
      Он ходил взад-вперед, пока ноги не заболели от усталости, а потом попытался сесть спиной к стене. Когда у него стали закрываться глаза, он вскочил, чтобы братья не нашли его утром спящим. Свеча медленно горела еще некоторое время, ее пламя стояло прямо, но через несколько минут начало слегка колебаться, словно от легкого дуновения ветра. Стояла тишина, и вокруг по-прежнему было темно.
      Скоро свеча должна догореть. И что тогда? Они что, хотят, чтобы он сидел тут в кромешной тьме?
      Какой-то звук заставил Бореля резко вскочить. Он не мог понять, что это такое: просто легкий шум откуда-то снизу тоннеля. Скоро звук повторился вновь.
      Потом его волосы по-настоящему встали дыбом от низкого утробного звука, наподобие того, что издают хищники в зоопарке перед кормлением. Что-то вроде глухого мурлыканья огромной кошки, которым она предваряет рев атаки. Звук повторился снова, и стал громче.
      Свеча догорала, и Борель с ужасом увидел, как что-то быстро подкрадывается к нему по тоннелю. Это в полумраке приближалась с ужасающим ревом огромная йеки со сверкающими глазами и выпущенными когтями.
      Примерно секунду — которая самому ему казалась часом — Феликс Борель, раскрыв рот, беспомощно сжимал копье. В эту секунду, однако, его сознание работало со скоростью захлопывающейся мышеловки. В движениях йеки было что-то странное, а желобки в полу дали ответ: хищник был муляжом, который катился на тележке с колесиками.
      Борель нагнулся и положил копье на пол, под косым углом к стене. Потом шагнул назад. Когда хитроумная тележка наскочила на копье, она с грохотом скользнула в сторону, опрокинулась, и муляж зверя ткнулся носом в стену.
      Борель поднял копье и внимательно осмотрел сошедшую с рельсов йеки. Это было заслуженное чучело, со множеством швов на голове и шее на месте пробитых оружием дыр. Похоже, оно использовалось для обрядов инициации уже давно, и претенденты усердно тыкали в него копьями. Другие, несомненно, обращались в бегство и тем самым не выдерживали испытания.
      Из тоннеля послышались шаги, и скачками приближался свет факелов. Свеча уже окончательно погасла. Великий Магистр и братья в капюшонах окружили Бореля, и в руке одного из них был рожок, с помощью которого он имитировал рев йеки. Они похлопали землянина по спине, сообщили ему, какой он смелый, и поднялись с ним по множеству лестничных пролетов в главный зал. Там ему позволили снова облачиться в церемониальные одежды. Великий Магистр надел ему на шею украшенную драгоценными каменьями эмблему и приветствовал его напыщенной речью в старом стиле:
      — О сэр Феликс, с сего момента ты принят в члены самого достойного, самого древнего, самого честного, самого секретного, самого могущественного, самого праведного, самого рыцарственного и самого братского Ордена, и посему тебе дарованы все права, привилегии, чины, неприкосновенность, положение в обществе, обязанности и знаки отличия рыцаря этого самого достойного, самого древнего, самого честного…
      Прошли уже две трети долгой кришнанской ночи, когда с пожиманием рук и тостами было закончено. Борель и Кубанан, обнимая друг друга за шеи и качаясь, поднялись в покои казначея, причем землянин в это время распевал песни родной планеты, которые смог вспомнить, — о короле Англии и королеве Испании, пока Кубанан его не остановил:
      — Да будет тебе известно, что вся эта поэзия в Микарданде запрещена.
      — А я и не знал. Почему?
      — Орден решил, что она подрывает… ик… наш боевой дух. Кроме того, эти проклятые поэты слишком много врут. Какой там следующий куплет?
 
      Утром сэр Феликс, немного придя в себя, решил поплотнее заняться своим вечным двигателем. Днем он получил возможность поговорить с Великим Магистром Джувайном и изложить ему суть дела. Сэр Джувайн, казалось, был всем этим несколько озадачен, и понадобилась помощь Кубанана.
      Наконец Джувайн изрек:
      — Отлично, брат Феликс. Скажете мне, когда все приготовления будут закончены, и я соберу у себя в резиденции всех членов Ордена, чтобы они утвердили ваше предложение.
      Пока работающая модель вечного двигателя была не готова, Борелю в течение двух дней не оставалось ничего другого, как только дышать в затылок Хенджаре бад-Кавао и следить за возведением киоска по продаже билетов, которые к тому времени уже были напечатаны.
      От нечего делать он попросил Йереватса научить его управляться с коляской. После двух часов занятий ему уже удалось освоить трудное искусство подавать назад и разворачиваться на небольшой площадке.
      — Пусть коляска после обеда будет наготове, — распорядился он.
      — Господин куда-то собирается поехать?
      — Да. Но ты мне не нужен. Я сам буду ей управлять.
      — Ох-хо-хо. Это не есть хорошо. Господин попадет в беду.
      — Не твоего ума дело.
      — Поспорить могу, что господин перевернется. Плохо так кататься.
      — Держи язык за зубами! — прикрикнул Борель и замахнулся на Йереватса, который пригнулся и заковылял прочь. Теперь, подумал Борель, Йереватс начнет выкобениваться, и целого дня не хватит, чтобы вернуть ему хорошее настроение, а до того от него никакого толку не добьешься. Проклятье! Почему у них нет слуг-роботов, безо всяких там чувств, которые надо все время принимать во внимание? Впрочем, на Земле такого слугу пытались сделать, но он вышел из-под контроля и спутал своего хозяина с вязанкой дров…
      Днем Борель катался в коляске по главной улице Миши, а Зердай сидела рядом с ним и смотрела на него с обожанием. А он никак не мог привыкнуть к странному перестуку шести копыт запряженной в коляску айи.
      Борель осведомился:
      — А кто получает преимущество на перекрестке, если к нему одновременно подъезжают две коляски?
      — Конечно, ты, Феликс! Ты же член Ордена, хотя и не настоящий рыцарь!
      — О! — Хотя у Бореля и было гражданской совести некое минимально возможное для мыслящего существа количество, он все же достаточно долго жил на Земле, с ее демократическими традициями, и такие социальные контрасты показались ему ужасными. — Выходит, если я теперь почетный рыцарь, то могу скакать по городу галопом с криками «оле-оп», и если кто-то попадется на моем пути, то ему же самому и будет хуже?
      — Естественно. А что тебя беспокоит? О, я забыла, что ты из другого мира. И у тебя не только очаровательная и необычная инопланетная внешность, но ты еще и гораздо более чуток и добр, чем жители этой страны.
      Борель в душе усмехнулся. Его по-всякому именовали: и вором, и мошенником, и мерзким двуличным мерзавцем, но никогда не называли чутким и добрым. Может, это и есть та самая теория относительности, о которой так любят рассуждать всякие патлатые ученые…
      — Куда мы с тобой прокатимся? — спросил он.
      — На Землю! — решительно заявила она и положила голову ему на плечо. На какое-то мгновение он расслабился и решил отказаться от своих планов расставания с ней. Но затем безграничное себялюбие, которое всегда помогает искателям приключений спастись, взяло верх, и он вспомнил о неминуемом экстренном бегстве. И тогда, чем меньше у него будет багажа, тем лучше. Поматросить и бросить. И в любом случае, не лучше ли им расстаться, пока она еще не узнала его истинную сущность?
      — Давай-ка посмотрим на поединок за северными воротами, — добавила она. — Сегодня будут биться сэр Вольхай и сэр Шусп.
      — Что за поединок? Ничего об этом не слышал.
      — Сэр Шусп послал бросил вызов сэру Вольхаю — обычная ссора из-за дамы. Шусп уже убил трех рыцарей на таких поединках.
      — Если у вас здесь все общее, как когда-то у коммуняк на Земле, непонятно, что может вызвать у рыцаря ревность. Разве не могли они оба пользоваться ее благосклонностью?
      — Здесь так не принято. Дама должна расстаться с одним до того, как сойдется с другим. Иначе это считается дурным тоном.
      Через северные ворота они выехали из города. Борель поинтересовался:
      — А куда ведет эта дорога?
      — Разве ты не знаешь? В Колофт и Новоресифе.
      За последними домами, где начались возделанные поля, справа от дороги находилась площадка для дуэлей. Она напомнила Борелю североамериканские школьные футбольные поля: такие же небольшие деревянные трибуны и палатки на месте ворот, в которые забиваются голы. Посередине одной из трибун высилась крытая коробка для высокопоставленных персон Ордена. В толпе бродили торговцы, и один из них кричал:
      — Цветы! Кому цветы?! Покупайте букеты цвета вашего рыцаря! Красные для Вольхая, белые для Шуспа. Цветы! Кому цветы?!
      Трибуны уже почти заполнились, и, судя по цветам на шляпах, большая часть зрителей болела за Шуспа. Борель не внял предложению Зердай согнать одного из простолюдинов и занять его место и повел ее к краю поля, где собрались опоздавшие зрители. Он немножко досадовал на себя за то, что не прибыл вовремя и не сделал несколько ставок. Зрелище было поувлекательнее скачек на Земле, а если не зарываться и делать ставки на обоих противников, можно было занять выгодную позицию и получить прибыль в случае победы любого из этих олухов.
      Когда все заняли свои места, раздался сигнальный звук трубы. Рядом с собой Борель увидел всадника в доспехах мавританского стиля, в небольшой кольчужной юбочке, на голове его был остроконечный шлем с забралом. Он восседал на упитанной айе, также закрытой кое-где доспехами. Этот кварарец выехал из своей палатки на середину поля. По красной отделке седла и снаряжения Борель узнал сэра Вольхая. Именно его вызвали на поединок, а потому ему стал симпатизировать Борель, несмотря на все свое природное отвращение к насилию. Разве не мог соперник этого рыцаря остаться простым приятелем для его подружки? Борель сам неоднократно сталкивался в жизни с такими типчиками, и никого хуже не мог себе представить.
      С противоположного конца поля приблизился другой всадник, в точно таких же доспехах, только с белой отделкой. Двое дуэлянтов встретились в середине поля, потом направились к Великому Магистру и подскакали к нему вплотную. Великий Магистр Ордена Кварара произнес речь, которую Борель не расслышал, а всадники после этого разъехались на противоположные концы поля. Рядом с Борелем сквайры Вольхая, или его помощники, или кто-то еще передали ему пику и небольшой круглый щит.
      Снова прозвучала труба, и соперники поскакали по направлению друг к другу. Когда они с треском встретились на середине поля, Борель закрыл глаза. А когда открыл их, то увидел, что красный дуэлянт выбит из седла и катится по траве. Его айя продолжала двигаться вперед без него, а белый рыцарь замедлил ход и повернул обратно.
      Вольхай тем временем с трудом поднялся в своих железных латах и заковылял к тому месту, где лежала его пика. Он поднял ее, и когда к нему устремился Шусп, упер толстый конец древка в землю и выставил острие вперед на уровне груди айи, где не было доспехов. Борель не видел, как пика пронзила животное, но понял это по дикому реву. Всадник вылетел из седла, а раненая айя забилась в конвульсиях. Борель не переносил жестокости по отношению к животным и с негодованием решил, что надо добиться решения межпланетного Общества защиты животных о запрещении таких зрелищ.
      Толпа пришла в возбуждение, раздавались взволнованные крики, и Борелю пришлось ненадолго отвлечься от поединка, чтобы локтями освободить место для Зердай. Когда он снова посмотрел на поле, рыцари стояли на ногах и с громким звоном орудовали: Шусп большим двуручным мечом, а Вольхай щитом и мечом поменьше.
      Они кружили друг вокруг друга, сходились и расходились, медленно приближаясь к тому концу поля, где стоял Борель, пока он не смог хорошо видеть выбоины на их доспехах и тоненькую струйку крови, стекавшую по подбородку сэра Вольхая. К этому моменту оба они настолько вымотались, что их схватка больше походила на соревнования по борьбе: после нескольких ударов они останавливались, чтобы отдышаться, и некоторое время просто сверлили друг друга глазами.
      Затем в середине одного обмена ударами меч сэра Вольхая взлетел вверх, несколько раз перевернулся в воздухе и упал прямо к ногам его противника. Сэр Шусп немедленно наступил на него ногой и взмахами своего длинного меча вынудил сэра Вольхая отступить. Потом он поднял меч противника и отшвырнул его как можно дальше.
      — Эй, разве так можно? — воскликнул Борель.
      — Думаю, что нет, — сказала Зердай. — Хотя тут немного правил, но наверняка так делать нельзя.
      Теперь Шусп быстро наступал на Вольхая, у которого остались только щит и кинжал. Рыцарь отступал, по мере сил отражая удары.
      — Почему этот болван не бросит драться и не побежит? — подумал вслух Борель.
      Зердай удивленно на него посмотрела:
      — Разве ты не знаешь, что с рыцаря Ордена за малодушие заживо сдирают кожу?
      Вольхай, отступая, приблизился к зрителям, которые начали нервно расступаться. Вольхай шатался, к разочарованию Бореля, который с отвращением смотрел на приближающийся конец его фаворита.
      Повинуясь внезапному импульсу, Борель выдернул из ножен свой меч и крикнул:
      — Эй, Вольхай, не оборачивайся, но тут кое-что для тебя есть!
      С этими словами Борель бросил словно дротик свой меч, и он воткнулся острием в землю рядом с Вольхаем. Тот бросил свой кинжал, схватил меч и яростно ударил им Шуспа — откуда только силы взялись!
      Шусп со звоном упал на землю. Вольхай встал над ним, нашел проем в доспехах на горле, вставил туда острие и обеими руками надавил на рукоятку…
      Когда Борель снова открыл глаза, ноги Шуспа дернулись в последний раз. Раздались крики «Браво!», и начались расчеты по ставкам на победителя.
      Вольхай приблизился к Борелю и сказал:
      — Сэр Феликс Золотой, это вы меня спасли.
      — Как вы узнали?
      — По вашим пустым ножнам, дружище. Примите свой меч вместе с моей благодарностью. Не думаю, что судья сочтет ваш поступок противоправным, потому что главный обвинитель не сможет присутствовать на разбирательстве. Готов всегда прийти вам на помощь.
      Он крепко пожал Борелю руку и усталой походкой ушел в свою палатку.
      — Как вы смело поступили, сэр Феликс, — восхитилась Зердай, крепко сжимая локоть Бореля, когда они шли сквозь толпу к своей коляске.
      — Не вижу в этом ничего особенного, — задумчиво промолвил Борель.
      — Отчего же, если бы сэр Шусп победил, он бы вызвал вас на поединок!
      — Бульк! — вырвалось у Бореля, который думал совсем о другом.
      — В чем дело, мой дорогой?
      — Что-то попало мне в горло. Поехали домой обедать, пока толпа не разошлась, а? Вперед, сэр Галахад !
      Однако после обеда Зердай почувствовала сильную усталость и сказала, что не выйдет к ужину, — от волнения у нее разболелась голова.
      Кубанан удивился:
      — Что-то странное, потому что после отъезда сэра Шургеза и вашего прибытия у нее всегда было хорошее настроение.
      — Вы хотите сказать, что она тосковала о своем дружке, пока не появился я и ее не развеселил? — Борель пожалел, что старине Кубанану во всей этой пьесе уготована роль козла отпущения. Но бизнес есть бизнес.
      — Да. О, Феликс, как жаль, что вы существо другой расы, и она никогда не снесет вам яйцо! Потому что Ордену пригодились бы унаследованные вашими потомками качества. Даже я, старый сентиментальный дурак, частенько думаю, как хорошо было бы вам стать моим зятем, чтобы яйца Зердай были моими собственными внуками, а сам я был простолюдином с семьей.
      — А что с этим Шургезом? — сменил тему Борель. — Что с ним случилось?
      — Великий Магистр отправил его выполнить одно поручение.
      — Что за поручение?
      — Доставить нам бороду короля Балхиба.
      — И зачем Ордену нужна борода короля? Вы собираетесь заняться драпировочными работами?
      — Нет, конечно, — рассмеялся Кубанан. — Король Балхиба давно позволял себе насмешки над нами, а недавно сильно нас оскорбил. Надо преподать ему урок.
      — А почему послали Шургеза?
      — Потому что он недостойным образом убил сэра Замрана.
      — А почему он убил Замрана?
      — Ну, вы знаете эту историю… хотя я забыл, что вы здесь человек новый. Именно сэр Замран убил даму Шургеза.
      — Я думал, что это Зердай его подруга.
      — Да, но стала ею позже. Давайте я начну с самого начала. Когда-то сэр Замран и леди Февзи были любовниками, и все шло хорошо, в соответствии с обычаями Ордена. Потом по какой-то причине леди Февзи бросила Замрана, на что имела полное право, и остановила свой выбор на сэре Шургезе. Это привело сэра Замрана в ярость, и вместо того, чтобы отнестись к утрате философски, как и надлежит истинному рыцарю, он подкрался к леди Февзи сзади на праздновании сближения планет Вишну и Ганеша и отсек ей голову мечом как раз в тот момент, когда она подносила приготовленный ею домашний пирог Великому Магистру!
      — Вау! — воскликнул Борель и весь содрогнулся.
      — Это и правда было не по-рыцарски, особенно прямо перед Великим Магистром, не говоря уже о том, как трудно было отмывать ковер. Если уж так необходимо было ее убить, то надо было хотя бы сначала вывести ее наружу. Великий Магистр вышел из себя и собирался жестоко наказать Замрана за такую неучтивость, но не успел он сказать и двух слов, как в поисках своей возлюбленной вошел Шургез, все увидел и пронзил Замрана кинжалом до того, как его успели остановить. После этого у нас на ковре образовалось уже два больших пятна, которые надо было отмыть, а Великий Магистр пришел в сильнейшую ярость. В конце концов он послал Шургеза с этим поручением, чтобы научить его облекать свое негодование в надлежащую форму и не втыкать ножи в ребра всем, кто вызывает его недовольство. Несомненно, Великий Магистр надеялся, что Шургез сам при этом погибнет, потому что короля Балхиба голыми руками не возьмешь.
      После этого рассказа Борель решил, что его никакими коврижками не заманишь жить среди местных дикарей.
      — А когда Шургез находил время для… э-э… дружбы с Зердай?
      — Ну, он не мог отправиться в путь, пока звезды не заняли благоприятное положение. А ждать пришлось двадцать один день, и все это время он наслаждался обществом моей секретарши. Ее всегда привлекали дальние края, и думаю, она бы отправилась вместе с ним, если бы он мог ее взять.
      — А что сейчас слышно о Шургезе?
      — Отвечу одним словом: ничего. Если бы он тронулся в обратный путь, мои осведомители тут же мне об этом сообщили бы, еще до его прибытия сюда.
      Борель осознал, что клацающий звук, который он все время слышал, был стуком его собственных зубов. Он решил на следующий день сделать выволочку Хенджаре бад-Кавао, чтобы тот поскорее закончил модель двигателя.
      — Еще один вопрос, — сказал он. — А что стало с пирогом леди Февзи?
      Однако на этот раз Кубанан оказался бессилен что-то рассказать.
 
      Наконец, модель двигателя была закончена, и Борель попросил Великого Магистра устроить на следующий день смотрины. Он ждал, что рыцарей соберут вечером, после ужина, когда на сытый желудок у них будет благодушное настроение. Однако ввиду большой занятости Великого Магистра удобное время нашлось только утром.
      — Конечно, брат Феликс, — предложил сэр Джувайн, — если хотите, можно перенести встречу на несколько дней.
      — Нет, о самый великий и могущественный. — Борель подумал о возвращении Шургеза. — Чем раньше — тем лучше. И для вас, и для меня, и для Ордена.
      Таким образом, общее собрание рыцарей было созвано на следующее утро, после завтрака. Феликс Борель стоял на возвышении, лицом к лицу с несколькими тысячами рыцарей Ордена Кварара. Рядом с ним, на небольшом столике, поблескивала медью новенькая модель вечного двигателя. Само колесо, незаметно для зала, было подсоединено к небольшой катушке, обмотанной тонкой, но очень прочной нитью из хвостового волоса шомала. Эта нить тянулась за кулисы, где спряталась Зердай. Борелю пришлось призвать на помощь все свое обаяние, чтобы уговорить ее сыграть эту роль.
      Сначала он произнес речь:
      — Какие цели и задачи у нашего достойного Ордена? Могущество! А на чем зиждется могущество? Во-первых, на силе нашего собственного оружия. Во-вторых, на богатстве Ордена, которое, в свою очередь, умножается благодаря поступлениям от простолюдинов. Поэтому все, что способствует их благополучию, увеличивает и наше могущество. Разве не так?
      Позвольте привести один пример. Насколько мне известно, от Маджбура до Джазмуриана по побережью проложена железная дорога, и биштарытолкают небольшие составы вагончиков. А теперь представьте, что одно из моих колес будет установлено на тележку и подсоединено ремнем к колесам. И двигатель заработает. Тогда эта тележка сможет толкать гораздо больше вагонов, чем биштары, и к тому же она никогда не состарится и не умрет, как животные, никогда не закапризничает и не начнет крушить все вокруг, а если ее не использовать, она будет тихо-смирно стоять в сторонке, не нуждаясь в пище. Мы сможем построить железную дорогу от Миши до Маджбура и в другую сторону до Джазмуриана. И по этим дорогам наши товары будут доставляться быстрее, чем сейчас. Эти перевозки станут источником постоянного дохода, и Орден всегда будет получать свою долю.
      Наша военная мощь тоже может сильно вырасти. Не могу посвятить вас во все детали, потому что это секретные сведения, но у меня есть достоверные данные, что за секрет этого двигателя некоторые люди готовы передать оружие, которое находится под контролем Межпланетного совета. Вы понимаете, что это значит. Подумайте как следует.
      А пока вы думаете, я покажу вам, как этот двигатель работает. Модель, которую вы видите, не настоящее рабочее колесо, просто игрушка, имитация, благодаря которой вы получите представление о истинном колесе, которое будет намного больше. У этого же небольшого двигателя мощность недостаточна, чтобы он мог приносить реальную пользу. Почему? Все дело в трении. Великие ученые моей родной планеты еще много веков назад установили, что чем меньше машина, тем сильнее мешает ее работе трение. Поэтому то, что это небольшое колесо не может развить полезную мощность, только доказывает, что большое колесо такую мощность развить обязательно сможет. Однако и это небольшое колесо способно двигаться без посторонней помощи.
      Смотрите внимательно, братья! Видите? Я отпускаю тормоз, который препятствовал вращению колеса. Задержите дыхание, господа! О, оно движется! Многие века люди бились над этим секретом, и вот он раскрыт, на ваших глазах!
      Борель незаметно подал знак Зердай, которая начала потихоньку тянуть за нить, намотанную на катушку. Колесо медленно поворачивалось, и медные ножки-лучи со стуком падали назад, когда оказывались в верхней позиции.
      — Смотрите внимательно! — завопил Борель. — Оно движется! Орден получил несметное богатство и безграничное могущество!
      После того, как колесо повертелось минуту или около того, Борель заключил:
      — Братья, что нам нужно сделать, чтобы довести работу над этим замечательным изобретением до конца? Прежде всего, нужны средства, чтобы построить нужное количество больших колес, которые будут приводить в движение различные устройства: корабли и тележки на колесах, мельницы и станки в мастерских. Когда какая-то машина только создается, то сначала у нее могут быть недостатки, которые приходится устранять. Далее, нам нужна организация для эксплуатации колес: заключать договора с другими странами и сдавать наши двигатели им в аренду, защищать наши исключительные права на использование колес в этих странах, вести переговоры с влиятельными землянами об обмене секрета этого колеса на… думаю, продолжать нет необходимости!
      На Земле для таких целей создаются организации, которые называют корпорациями… — И он рассказал рыцарям то, что накануне поведал Кубанану и Джувайну.
      — А сейчас, — развил свою мысль Борель, — что нам нужно для корпорации? Первые лица Ордена согласились со мной, что для начала казначейство выделит сумму в 245 тысяч карда, за которые Орден получит сорок девять процентов акций нашей компании. Оставшийся пятьдесят один процент, естественно, остается у промоутера и директора компании. Именно такая организация дела принята на Земле и приводит к успеху. Однако, до того как столь солидные средства будут вложены в это великое предприятие, мы должны, в соответствии с конституцией, проголосовать. Для начала я остановлю наше небольшое колесо, чтобы его шум вас не отвлекал.
      Борель положил руку на обод, и щелчки прекратились. Зердай рывком сдернула нить с катушки, вытянула ее к себе и спрятала в укромное местечко.
      Борель продолжил:
      — А теперь я передаю бразды правления нашему другу и защитнику, вождю и благодетелю, Великому Магистру сэру Джувайну.
      Великий Магистр провел голосование, и предложение было одобрено подавляющим большинством голосов. Раздались одобрительные возгласы, и Кубанан вывел на сцену вереницу пажей, сгибавшихся под тяжестью сумок с монетами, которые они сложили в кучу в центре помоста.
      Борель с трудом добился тишины и провозгласил:
      — Благодарю всех вас и каждого в отдельности. Если кто-то захочет осмотреть колесо лично, он может подойти и убедиться, что никакого обмана здесь нет.
      Гармы Кварарума толпой полезли на помост, чтобы поздравить Бореля. Наш искатель приключений, стараясь не пожирать глазами деньги, говорил себе, что как только сделает ноги с этой добычей, немедленно обменяет ее на доллары Всемирной Федерации, вернется на Землю и вложит их куда понадежнее, чтобы до конца жизни о деньгах не беспокоиться. Конечно, такие обещания он всегда давал себе в подобных случаях, но потом деньги куда-то таинственным образом исчезали раньше, чем он успевал их во что-то инвестировать.
      Тут к нему пробился через толпу сэр Вольхай и отвлек от приятных мыслей:
      — Сэр Феликс, можно мне вас на два слова?
      — Конечно. В чем дело?
      — Как вы себя чувствуете?
      — Отлично. Как никогда.
      — Вот и хорошо, потому что в Миши, выполнив поручение, возвращается Шургез.
      — Как? — воскликнул стоявший рядом Кубанан. — Шургез возвращается, а мои осведомители ничего мне не сообщили?
      — Именно так, мой господин.
      — Ай-яй-яй, — запричитал казначей. — Если он пошлет вам вызов, сэр Феликс, вам, как рыцарю, придется его немедленно принять. Каким оружием вы владеете кроме меча?
      — Ик! — вырвалось у Бореля. — Н-никаким. А разве получивший вызов не вправе выбирать оружие? — В голове у него возникла смутная идея — что-то насчет боксерских перчаток.
      — Согласно законам Ордена, — сказал сэр Вольхай, — каждый дуэлянт может использовать любое оружие по его усмотрению. Шургез наверняка вооружится всем чем только можно: пика, меч и булава или топор в запасе, а также хорошие латы. Что касается вас, то мы с вами почти одного размера, и вы можете не стесняясь взять у меня на время все, что вам нужно.
      Не успел Борель что-то ответить, как послышались удивленные голоса, и все головы повернулись в одну сторону. Толпа раздалась, и из нее вышел коренастый рыцарь, похожий лицом на монгола.
      — Это вас зовут сэр Феликс Золотой? — осведомился вновь прибывший.
      — Д-да, — пробормотал Борель, и внутри у него все заледенело от испуга.
      — А я — сэр Шургез. Мне стало известно, что в мое отсутствие вы проводили время с леди Зердай. Поэтому я считаю вас мерзким предателем, жалким мошенником, подлым негодяем, ничтожным ремесленником и вонючим иноземцем. Сразу после обеда я жду вас на поле для поединков, чтобы доказать эти свои утверждения вашему уродливому, гнилому телу. Получай, ничтожество!
      И сэр Шургез сорвал с руки перчатку и швырнул ее в лицо Борелю.
      — Я тебя убью! — в неожиданном приступе ярости воскликнул Борель. — Багхана! — добавил он на гозаштандском. — Мерзавец!
      Изрыгнув еще несколько ругательств, он швырнул перчатку обратно Шургезу, который поймал ее, коротко рассмеялся и повернулся к нему спиной.
      — Ну и ладно, — промолвил Кубанан, когда Шургез вышел. — Ни капли не сомневаюсь, что такой доблестный и опытный рыцарь, как вы, сделает из этого хвастуна фарш для начинки пирога. Приказать ли мне пажам отнести это золото в ваши покои, пока мы обедаем?
      — Не хочу я обедать, — брякнул Борель, но, немного подумав, он решил, что это ему невыгодно. Борель преодолел первоначальный испуг, парализовавший его сознание, и погрузился в размышления. Прежде всего, ему было жалко самого себя. За что ему такое наказание? Зачем он связался с этим сборищем, где вместо того, чтобы вежливо надувать друг друга, как надлежит делать истинным джентльменам, члены Ордена утверждают свое превосходство жестокими и варварскими способами, дракой и насилием. Он виноват лишь в том, что поддерживал хорошее настроение Зердай в отсутствие этого недоумка…
      Потом он взял себя в руки и попытался найти какой-то выход. Что, если просто отказаться от вызова? Но тогда с него заживо сдерут кожу. Вывихнуть себе лодыжку? Возможно, но сейчас, когда его со всех сторон окружают рыцари… Сэр Вольхай действовал из самых лучших побуждений, но почему было не сослаться в разговоре с ним на смертельную болезнь?
      И как ему теперь уехать отсюда с золотом? На тележке его не увезешь. Понадобится не меньше двух колясок, запряженных айями, а сию минуту их никто ему не даст. И вообще, как сбежать до поединка? Когда он окружен этими проклятыми друзьями?
      Бореля засыпали советами:
      — Я знал рыцаря, который начал атаку, держа копье наперевес, а потом размахнулся им и ударил, как дубиной…
      — Когда сэр Вардао убил того пришельца из Гозаштанда, он вообще бросил свое копье и ударил его булавой…
      — Если сможешь зажать его голову одной рукой, ударь его в живот кинжалом…
      На самом деле Борель нуждался лишь в одном совете: как выбраться из этого города и добраться до Новоресифе с одной третью всей казны Ордена. Проглотив последний кусок безвкусной пищи, он сказал:
      — Господа, прошу меня извинить. Мне надо побыть наедине с моими близкими.
      Зердай рыдала на своей кровати. Он поднял ее и прикоснулся к ней губами. Она ответила жарким поцелуем: кришнанцы охотно переняли этот земной обычай.
      — Ну, — вымолвил он, — все не так уж плохо.
      Она жадно к нему прильнула:
      — Но я люблю только тебя! Не могу без тебя жить! Я так рассчитывала улететь с тобой на дальние планеты…
      Остатки самообладания Бореля испарились, и в редком для него приступе откровенности он сказал:
      — Слушай, Зердай, как бы ни закончился поединок, для тебя потеря будет невелика. Я вовсе не такой рыцарь без страха и упрека, каким тебе кажусь. На самом деле многие считают меня отъявленным мерзавцем.
      — Нет! Нет! Ты добрый и хороший…
      — …и даже если я выберусь из всего этого живым, то могу покинуть Орден без тебя.
      — Тогда я умру! Никогда больше не буду подругой этого грубияна Шургеза…
      Борель подумал, не дать ли ей немного золота, потому что он так или иначе не надеялся забрать с собой все. Но при социалистических устоях здешнего рыцарства она не сможет им воспользоваться, и Орден в любом случае заберет все деньги себе. В конце концов он отцепил несколько своих самых ярких медалей и протянул ей со словами:
      — Пусть хоть эти знаки останутся у тебя на память обо мне. — И она совсем обезумела от расстройства.
 
      Борель нашел Йереватса в его комнате и заявил:
      — Если вопрос с поединком решится не так, как мне нужно, забирай золота сколько можешь увезти, бери коляску и побыстрее уезжай из города.
      — О, мой замечательный господин выиграет бой!
      — Это решать звездам. Надеемся на лучшее, но готовимся к худшему.
      — Но господин, кто повезет коляску?
      — Возьми мою айю. Вольхай одолжил мне одну громадину за ту помощь в его дуэли. И вот что еще: когда мы выедем на поле битвы, держи одну из этих сумок у себя под одеждой.
 
      Через час Йереватс закрепил последнюю пряжку на доспехах, одолженных Борелю сэром Вольхаем. Ратный костюм был смесью разных деталей, скрепленных вместе цепями и шарнирами пластин. Борель нашел, что в этих латах ему было не так неудобно, как он ожидал, особенно с учетом их тяжести, которую он почувствовал до того, как в них облачиться.
      Он вышел из палатки на краю поля, где Вольхай держал свою большую айю, с подозрением посмотревшую на латника-дуэлянта из под своих рогов. На другом конце поля Шургез уже был в седле и готов к бою. Борель, внешне спокойный, ругал себя на чем свет стоит за разные упущения. Надо было ему намекнуть, что его оружием может быть пистолет. Надо было купить биштара и сидеть на его высокой слоновьей спине, где Шургез не мог бы его достать, а самому стрелять в противника из арбалета…
      Йереватс хлопотал с седлом айи и закрепил рядом с ним сумку, которую взял с собой. Хотя он старался делать это скрытно, звон монет привлек внимание Вольхая. Рыцарь удивился:
      — Сумка с золотом у седла? Зачем это, дружище?
      — На удачу, — ответил Борель, взявшись за стремена. Его первая попытка закинуть ногу на спину айи закончилась неудачей из-за тяжелых лат, и ему помогли сесть в седло. Йереватс водрузил ему на голову остроконечный шлем и плотно его надвинул. Звуки снаружи сразу же превратились в неясный шум, приглушенный сталью и обивкой шлема. Борель затянул на подбородке ремень.
      Послышался звук трубы. Борель видел накануне, как действуют рыцари на поединке, и теперь пришпорил айю и медленно выехал на поле битвы навстречу своему противнику, который двигался к нему. Слава Богу, на Земле он научился управлять лошадью! Но это умение нисколько не ослабляло той тряски, которая неизбежно ждала сидящего на айе всадника, стоило ей перейти на рысь, потому что седло располагалось как раз над средней парой ног.
      Борель едва видел Шургеза сквозь забрало шлема и полагал, что его самого тоже почти не видно. Они безмолвно подъехали к краю поля, где в своей кабинке сидел Великий Магистр. Они сидели на своих айях бок о бок, пока сэр Джувайн излагал им правила поединка. Борель подумал, что говорится ужасно много слов, а никакой практической пользы от них нет.
      Рядом с Великим Магистром расположился Кубанан. Лицо у казначея окаменело, и лишь на секунду оживилось, когда он подмигнул землянину. Поодаль на трибуне сидела Зердай. Поймав взгляд Бореля, она неистово замахала руками.
      Наконец Великий Магистр закончил речь и взмахнул жезлом. Дуэлянты разъехались по разным концам поля к своим палаткам, и Вольхай протянул Борелю его копье и кинжал со словами:
      — Держи наконечник на уровне его груди, посматривай за…
      Но Борель, поглощенный своими мыслями, ничего не слышал.
      — Ну, окрысился! — подбодрил его Вольхай, и трубач дал сигнал к бою.
      Борель едва не падал от волнения и сумел только выдавить:
      — Прощай, и спасибо.
      Айя Шургеза уже колотила копытами по полю, когда Борель взял себя в руки и привел свою клячу в движение. Ему казалось, что он очень долго скачет навстречу маленькой фигурке в седле айи, и совсем к ней не приближается. Но вдруг его соперник увеличился до настоящего своего размера и оказался прямо перед ним.
      Так как Шургез начал движение раньше и скакал быстрее, они встретились немного раньше центра поля. Когда его враг устремился к нему, Борель привстал в стременах и метнул в него свое копье и тут же схватился за поводья своей айи, чтобы взять немного вправо.
      Шургез согнулся от удара копья, а острие его собственной пики из-за этого вильнуло и прошло мимо цели. Борель слышал, как его копье клацнуло о латы Шургеза. Потом он поскакал к палатке своего соперника в дальнем конце поля. Борель нагнулся и нещадно подгонял свою айю шпорами.
      У конца поля он оглянулся. Шургез все еще разворачивал айю. Тогда Борель переключил свою внимание на палатку и стоявших рядом с ней зрителей, стараясь найти прореху в их рядах. Кришнанцы до последней минуты молча смотрели на него, а потом бросились врассыпную, когда айя поскакала прямо через толпу. Раздались громкие крики.
      Борель направил свое шестиногое чудище на дорогу, которая вела к Новоресифе. Он привязал поводья к луке седла и стал освобождаться от своего боевого снаряжения. Ярко разукрашенный шлем полетел в сторону первым и со звоном упал на дорогу. За ним последовали меч и боевой топорик. Немного повозиться пришлось с высокими латными рукавицами и кирасой с короткими рукавами из соединенных вместе колец. Железные штаны остались ждать более удобной минуты.
      Айя скакала галопом, пока Миши не скрылся из глаз. Когда чудище устало зафыркало, Борель немного замедлил ход. Но скоро он оглянулся назад, и ему показалось, что вдали видны какие-то точки — а вдруг это его преследователи? Поэтому он снова шпорами послал айю в галоп. Когда точки исчезли, он опять замедлил скорость. Галоп — рысь — шаг — рысь — галоп. Так Борель и ехал, если только можно называть этим словом передвижение на шестиногой пародии на лошадь. О, если бы у него был его любимый блестящий «паккард»! Даже в такой пиковой ситуации лучше было оказаться на Земле, где он по крайней мере знал правила игры.
      Он презрительно посмотрел на сумку с монетами, позвякивающую рядом с седлом. Именно из-за этого золотишка айя скакала медленнее, а самого его не отпускал страх. Не такой уж плохой улов за столь короткий срок, хватит ему и на жизнь, и на путешествия, чтобы облапошивать новых простаков. Конечно, эта добыча несравнима с той, которая ждала его, если бы не появился откуда ни возьмись этот Шургез. Тогда бы он мог скрыться и с деньгами, которые Орден вложил в дело, и с выручкой от продажи лотерейных билетов…
 
      На следующее утро Борель все еще трясся в седле, пробираясь по топким дорожкам через Колофтские болота. Вокруг жужжали и кусали его насекомые, из темной жижи под ногами подымались и лопались воздушные пузыри. То и дело воду вокруг медленно бороздили какие-то обитатели болот, а иногда глухо хрюкали во время спаривания. Ночью во время дождя Борель промок до нитки, а во влажном воздухе болота его одежде не суждено было высохнуть.
      Из кустов с дикими криками выскочили и бросились к Борелю колофтские туземцы: похожие ни Йереватса, с каменными ножами и копьями, волосатые, с хвостами, нагие и страшные на вид. Борель пришпорил айю и пустил ее рысью. Туземцы выскочили на тропу слишком поздно, чтобы его перехватить, а брошенное копье просвистело у него над головой.
      Тут было не до свойственной Борелю жалости к животным, и он вонзил шпоры в бока айи. Туземцы бросились вдогонку — обернувшись, он увидел, что они мчатся именно за ним. Борель вздрогнул, а другое копье ударило в луку седла и отлетело в сторону. Оно упало на тропу, а на седло полетели каменные крошки. Следующее копье будет моим, мрачно подумал Борель.
      В этот момент его осенило. Если открыть сумку с золотом и бросить пригоршню монет на тропу, дикари могут остановиться и начать их подбирать. Его пальцы потянули за узел завязанной Йереватсом тесемки.
      Но двадцатикилограммовая сумка вырвалась из его руки. Хлоп! Золотые монеты брызнули из сумки и завертелись на утоптанной почве дороги. Хвостатые туземцы завопили, бросились их подбирать и забыли о погоне. В первый момент Борель почувствовал безмерную радость, что копья в него больше не летят, но потом задумался над слишком высокой ценой своего спасения. Однако вернуться назад и начать дискуссию о праве собственности на эти монеты было равносильно самоубийству, и поэтому он поскакал дальше.
      Он въехал в Новоресифе около полуночи, и у самых ворот его окликнул человек в униформе службы безопасности Абреу:
      — Это синьор Феликс Борель?
      — А? — Он настолько вымотался и привык даже думать на гозаштандском, что не сразу понял произнесенные на бразильско-португальском космоязыке слова.
      — Я говорю: это синьор Феликс Борель?
      — Да. Сэр Феликс Борель, чтобы быть совсем точными. Что…
      — Меня не заботит, как синьор называет сам себя. Вы арестованы.
      — За что?
      — За нарушение 368-й статьи Свода законов.
      На предварительных слушаниях дела Борель потребовал адвоката, а так как у него не было денег, судья Кешавачандра назначил Мануэля Сандака. Абреу рассказал об обстоятельствах дела.
      Борель спросил:
      — Синьор Абреу, как вы, дьявол вас побери, так быстро успели все узнать о моем маленьком проекте?
      — Обращайтесь, пожалуйста, к суду, — заметил Кешавачандра. — Естественно, у службы безопасности есть свои профессиональные секреты. Можете что-нибудь сказать по сути дела?
      Борель пошептался с Сандаком, который встал и сказал:
      — Защита настаивает на том, что предъявленные Службой безопасности обвинения prima facie безосновательны, поскольку устройство, о котором идет речь, это колесо, якобы реализующее идею вечного двигателя, что в своей основе невозможно с учетом всем известного закона сохранения энергии. В статье 368 особо отмечено, что «запрещается передавать любым местным жителям планеты Кришна любые устройства, приборы, механизмы, инструменты, оружие или патенты на изобретения, которые могли бы содействовать повышению уже имеющегося на данной планете уровня науки и техники…». Но так как сие приспособление ни при каких вообразимых условиях работать не будет, ни о каком «улучшении» и речи быть не может.
      — Вы хотите сказать, — пробормотал Абреу, — что все это мошенничество, обман?
      — Конечно. — И Борель добродушно рассмеялся, глядя на сбитого с толку сотрудника службы безопасности.
      Абреу заметил:
      — По последним данным, вы действительно позавчера демонстрировали свой двигатель в зале собраний Ордена Кварара в Миши. Что вы на это скажете?
      — Это был всего лишь ловкий трюк. — И Борель рассказал, как сидящая в укрытии Зердай с помощью нити приводила колесо в действие.
      — Так почему же они подумали, что эта штуковина может работать? — недоумевал судья.
      Борель объяснил.
      Кешавачандра воскликнул:
      — Боже мой! Такие якобы вечные двигатели были распространены в Средние века в Европе! Помню, у меня было одно подобное дело, когда я был юристом-патентоведом в Индии. — Он повернулся к Абреу: — Это описание соответствует вашим данным?
      — Да, ваше превосходительство. — Он посмотрел на Бореля: — Я знал, что вы жулик, но никогда не ожидал, что и хвастун…
      — Не надо переходить на личности, — оборвал его судья Кешавачандра. — Излагайте факты в подтверждение вашего обвинения!
      — Чинуша! — крикнул Борель в сторону Абреу.
      — Боюсь, я не смогу привлечь его к ответственности, — сообщил судья.
      — А как насчет обвинения в мошенничестве? — с надеждой в голосе спросил Абреу.
      Сандак вскочил со своего места:
      — Возражаю, ваша честь! Дело происходило в Микарданде, и этот суд не полномочен решать такие вопросы.
      — А нельзя ли задержать его, пока власти республики не потребуют его выдачи? — предложил Абреу.
      — И это невозможно, — парировал Сандак. — У нас нет с Микардандом соглашения об экстрадиции, потому что законодательство этой страны не отвечает минимальным требованиям Межпланетной юридической комиссии. Более того, суды поставлены в известность, что подозреваемый не может быть насильно возвращен под юрисдикцию страны, где он скорее всего будет казнен.
      — Боюсь, синьор, что защитник снова прав, — подтвердил судья. — Однако нам предоставлена возможность высылать нежелательных лиц. Подайте мне прошение, и я его подпишу, не успеете вы и глазом моргнуть. Через несколько дней улетают сразу несколько кораблей, и мы может предоставить ему возможность выбора. Не годится наказывать его за то, что не входит в нашу юрисдикцию, но я не знаю, что тут еще можно сделать. — И он добавил с улыбкой: — А то снова возьмется за старое и будет болтаться здесь, как ломаный грош в кармане, а полицейские будут за ним бегать. Сам он вечный двигатель!
 
      Борель, сутулясь, вошел в бар Нова-Иорке и заказал двойной виски. Он вытащил из кармана оставшиеся деньги: четыре с половиной карда. Хватит на пропитание до отлета. Или можно разок хорошо кутнуть. Он выбрал последнее: если хорошенько напиться, долго будет не до еды.
      Он мельком взглянул на свое отражение в зеркале: небритый, с глазами такими же красными, как его волосы, в некогда яркой, а теперь поблекшей под ударами ветров и дождей штатской одежде. От его недавней бравады не осталось и следа. В Новоресифе его за решетку не посадили, но все равно теперь повезут Бог знает куда, без гроша в кармане, чтобы начать новое дело. Предоставленная ему до отбытия свобода мало его радовала, потому что он знал, как тоскливо бывает на этих космических кораблях.
      И Зердай была безвозвратно для него потеряна, хотя он тешил себя мыслью, что на самом деле собирался взять ее с собой, как обещал. Ему стало бесконечно жаль себя. Может, даже придется пойти работать, хотя одна эта мысль вызывала у него содрогание. (Он всегда решал изменить свою жизнь, когда попадал в такие переделки.) Но кто возьмет его на службу в Новоресифе, если он значится в черном списке Абреу? Возвращаться назад в Микарданд было глупо. Почему он только совсем недавно не догадался поступить немного по-другому…
      Борель обратил внимание на коротавшего время за рюмкой виски человека средних лет. На вид он был добродушным увальнем.
      — Недавно здесь, синьор? — завязал разговор Борель.
      — Да. Только два дня назад прилетел с Земли.
      — Добрая старая Земля…
      — На доброй старой Земле все хорошо.
      — Позвольте мне вас угостить, — предложил Борель.
      — Лучше уж я вас угощу.
      — Ладно, не буду настаивать. Надолго сюда прибыли?
      — Пока не знаю.
      — Что вы имеете в виду под «пока не знаю»?
      — Сейчас объясню. Когда я прилетел, то хотел все посмотреть на этой планете. И теперь все дела закончил и осмотрел все в Новоресифе. Но съездить куда-то еще не могу, потому что не знаю местных языков. Хотел взять проводника, но, похоже, все здесь слишком заняты собственными делами.
      Борель, внезапно забеспокоившись, уточнил:
      — А какое путешествие вы планировали?
      — О, через империю Гозаштанд, возможно с заездом в свободный город Маджбур и Балхиб на обратном пути.
      — Была бы отличная поездка, хотя и немного рискованная. Конечно, пришлось бы проехать по довольно дикой местности и передвигаться на айе. Никаких экипажей там нет.
      — Все это ерунда. Я еще мальчишкой научился управляться с лошадью. А что касается риска, то мне уже около двухсот лет, и можно бы немного поразвлечься до наступления настоящей старости.
      — Еще по одной? — намекнул Борель. — Знаете, можно этот вопрос обсудить. Я только что закончил одну работу. Между прочим, меня зовут Феликс Борель.
      — А я — Семен Трофимов. Так вы и правда хотели бы стать проводником? Судя по вашему виду, вы что-то вроде чиновника…
      Но у Бореля словно уши заложило. Семен Трофимов! Самый крутой деятель, который когда-либо ему встречался. Один из директоров «Вигенс Интерпланетарис», член всевозможных общественных советов и комиссий, учредитель и совладелец разных компаний на Земле… По крайней мере, рассчитается такой человек без проблем, да и быстро уломает этих чинуш, которые собрались отослать Бореля отсюда куда-то к черту на рога.
      — Конечно, синьор Семен, — сказал Борель вслух. — Я могу устроить вам путешествие, какого не знал ни один землянин. В северном Рузе, например, есть знаменитый водопад, которого земляне почти не видели. А знаете ли вы, как устроена жизнь в королевстве Балхиб? Очень любопытно. На самом деле, я давно думал о том, чтобы пара людей с головой организовала здесь небольшую компанию, вполне легальную и прибыльную. Позже объясню вам, в чем суть дела. Может, нам вместе и удастся запустить это предприятие. Есть у вас меч? А одежда для езды верхом? Я знаю одного честного колофтунца, которого можно взять слугой, если только сумею его найти. И у меня уже есть одна айя. А что касается компании в Балхибе, то это абсолютно надежное дело…

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX