Перьякс не распространялся по поводу истинной причины своего миролюбия. А заключалась она в том, что по старости и дряхлости он не мог сидеть на коне, размахивая мечом, словом, для военных действий был не годен. В те давние времена король и его министры должны были сами ходить в атаку впереди войска. Перьякс, проводя мирную политику, надеялся хотя бы оттянуть войну, чтобы успеть помереть своей смертью, а что стрясется с королевством после, его не беспокоило.
Доводы Перьякса представлялись Филомену чрезвычайно разумными, и он в самом деле взял да и распустил армию. В это время Виндией, соседним королевством, с юга примыкающим к Кортолии, правил Неворс Полоумный — из прозвища ясно, что это был за человек. Не стоит говорить подробно, насколько чудовищным было его правление: деньги из казны тратились на бесчисленные золотые статуи, изображавшие Неворса; по малейшему поводу король казнил министров, родственников и приятелей; всячески чудил — скажем, по его приказу солдаты наряжались лягушками и, квакая, скакали по плацу на четвереньках, а король Неворс, глядя на них, катался по земле и визжал от смеха.
Наконец группа аристократов и чиновников отбила короля у телохранителей, разорвала его на куски, а куски выкинула в Срединное море. Тогда возник вопрос: кому занять место бесславно погибшего короля? Всю свою ближайшую родню он уничтожил.
Случилось так, что проницательный и честолюбивый законовед, доктор Трентиус, предвидевший эти события, собрал вокруг себя большое число сподвижников из простонародья. Когда убили короля Неворса, к дворцу двинулась многотысячная толпа сторонников Трентиуса во главе с самим доктором; он выгнал из дворца всех приверженцев старой власти и провозгласил республику, а себя — первым консулом.
Трентиус был самым выдающимся в Виндии человеком. Он прочел всех историков, философов и пророков и много думал над вопросами управления государством. Это он практически без посторонней помощи ввел в Новарии республиканское правление. Он создал для Виндии конституцию, которая, несмотря на давность, все еще поражает глубиной и оригинальностью мысли.
Не видя вокруг равных себе по таланту, Трентиус заключил, что его мнение о том, что является благом для виндийцев, всегда правильно. А значит, всех, кто противится его решениям, по определению надо считать врагами народа и, следовательно, негодяями, для которых недостаточна самая страшная кара. Вскоре на главной площади города Виндии появилась большая черная плаха, а на ней человек в черном капюшоне и с большим топором. Этим топором он отсекал головы злонамеренным упрямцам, позволившим себе оспаривать безупречные доводы доктора Трентиуса.
Года через два Трентиус обнаружил, что задачи внутреннего характера, то есть производство и распределение богатства, совмещение порядка и свободы, — решаются неважно, несмотря на все его усилия, а также усилия палача. Тогда Трентиус надумал осчастливить народным правлением другие государства Двенадцати Городов. Кроме благ, которые должны были посыпаться на всех новарцев, программа имела еще одну положительную сторону: первый консул рассчитывал навести порядок среди виндийцев, которые начали создавать за его спиной различные мятежные группировки, давая ему повод для укрепления своей и без того неограниченной власти. Он послал королю Филомену Кортолийскому ультиматум с требованием отречься от престола и передать власть консулу, которого изберет народ.
Король Филомен, само собой, забеспокоился и обратился к советникам за помощью. Однако полученные советы были столь противоречивы, что Филомен запутался окончательно. Одни стояли за то, чтобы вооружить всех мужчин в королевстве и держаться до последнего, другие говорили, что в государстве и оружия столько не найдется.
Некоторые предлагали восстановить старую армию и призвать на службу отставных офицеров. Но тут же обнаружилось, что эти офицеры по большей части перебрались за границу и сделались наемниками в чужеземных армиях. Скажем, бывший генерал кортолийского войска теперь служил в чине капитана в вооруженных силах Его Незаконнорожденного Высочества, принца Оттомани. Созвать их всех было делом не скорым, даже если б они и захотели вернуться.
Старый Перьянс склонял Филомена подчиниться превосходящей силе Трентиуса. Но остальные говорили, что новый консул, только появившись, последует примеру учителя и установит в городе Котолии эшафот, чтобы уменьшить в росте тех, кто может представлять для него угрозу, то есть всех без исключения горожан.
Наконец было решено раздобыть оружия — самим смастерить и прикупить у соседей, — созвать самых крепких молодых мужчин и нанять бывших офицеров, оставшихся в королевстве, чтобы научили новобранцев владеть оружием.
В это страшное время ничто не спасло бы Кортолию от захватчиков, если бы Трентиус сам не испытывал трудностей, связанных с вооруженными силами. Большинство офицеров виндийской армии были казнены как представители старого режима, другие бежали. Трентиус понимал, что толпа мастеровых и торговцев, которая помогла ему захватить власть, без должной организации и подготовки не годится для ведения настоящей кампании.
Чтобы выиграть время, Филомену пришлось просить консула Трентиуса о переговорах. Для укрепления позиции Филомена решено было провести голосование среди всех взрослых кортольцев мужского пола: хотят они, чтобы продолжалось правление короля Филомена или им больше по вкусу республиканская система, как в Виндии? В результате голосования оказалось, что кортольцы отдают Филомену девяносто семь из каждой сотни голосов. Вероятно, жители королевства выразили свое искреннее мнение: Филомена тогда очень любили за скромность, сердечность и прочие добродетели. Кроме того, республиканским теориям Трентиуса не очень-то доверяли: ходили слухи, что слишком уж загружены работой у него палачи.
Возник вопрос, кому командовать новой армией Кортолии. На этот пост несколько советников выдвинули свои кандидатуры. Но стоило только кому-нибудь из них открыть рот, как остальные начинали кричать во все горло, что он интриган, честолюбец и хочет использовать свое положение, чтобы захватить трон. Протесты были столь яростными, что Филомен решил повременить с выбором командующего.
В назначенное время состоялись переговоры с Трентиусом. Произошли они на островке реки Позаурус, разделяющей Виндию и Кортолию. Каждому разрешалось иметь при себе не более трех вооруженных охранников. Все шло своим чередом — правители встретились, пообедали и перешли к делу.
— Дорогой мой Филомен, — сказал Трентиус, — любишь ли ты свой народ?
— Разумеется! — воскликнул король. — Разве я не доказывал это уже сотню раз?
— Тогда, если ты и впрямь любишь своих подданных, ты должен оставить трон без всяких возражений. Иначе вовлечешь их в жестокую кровопролитную войну. Тебе выбирать, тебе же нести ответственность.
— А почему я должен так поступить?
— Во-первых, потому, что я этого требую и располагаю силой, чтобы заставить тебя повиноваться. Во-вторых, потому, что это будет благой и справедливый поступок. Монархия — древний предрассудок, отжившая устарелая форма несправедливости и тирании.
Трентиус прочел Филомену лекцию о том, почему так необходима народная республика.
— Но мы только что опросили население, — возразил Филомен, — и подавляющее большинство высказалось за сохранение монархии.
Трентиус рассмеялся.
— Мой милый Филомен, неужели ты думаешь, что я отнесусь к этому голосованию серьезно, если ты сам проводил его и считал голоса?
— Ты намекаешь, что я мошенник? — вскричал Филомен в гневе. — Да за все пять лет моего правления ни разу никто не усомнился в моей честности!
Трентиус в ответ рассмеялся снова.
— Ладно, предположим, ты правдиво сообщил о результатах. Такой наивный молоденький дурачок вполне мог это сделать. Неважно, все равно народ проголосовал за республику.
— Каким же образом?
— Очень просто. Население любой страны делится на две части: народ и враги народа. Поскольку моя программа направлена на народное благо, то все, кто против нее, по логике вещей являются врагами народа.
— Ты хочешь сказать, что если девяносто семь из сотни голосов — мои, а три — твои, то эти трое — народ, а остальные девяносто семь — его враги?
— Совершенно верно, мой мальчик. Одно удовольствие видеть, как быстро ты начинаешь разбираться в политике.
— Но это нелепость! — вскричал Филомен. — Это только предлог до бесконечного расширения собственной власти!
Трентиус вздохнул.
— Попробую объяснить еще раз, хотя боюсь, что у тебя логика хромает. Мой основной принцип — вся власть народу. Я считаю, что народ всегда прав. Пока понятно?
— Да.
— Значит, если какие-нибудь злонамеренные или запутавшиеся личности принимают явно неправильное решение, народом их считать нельзя. Кто же они? Разумеется, враги народа.
— А кому судить, чье решение является правильным?
— Об этом судит не человеческий ум, а железные законы логики. Я вот объяснил тебе, почему республиканское правление лучше монархии. Это объективный факт, который не могут зачеркнуть личные пристрастия, ошибки или прихоти, как нельзя изменить того, что два плюс два — четыре. А значит...
— Никогда! — перебил его Филомен. — Пусть я погибну, но не позволю тебе воплотить в жизнь эту жуткую доктрину!
— Ну, ну, милый король! Погибать совсем не обязательно. Можно отречься и убежать за границу, прихватив из королевской казны, сколько можешь унести. По правде, я уже выбрал твоего преемника, первого консула Кортолии. Это погонщик мулов по имени Нопс — славный парень, он обеспечит твоему бывшему народу благополучие.
— Люди ни за что не станут голосовать за эту марионетку!
— Ничего, проголосуют, противников не будет. Я выбрал его, логика моя безупречна, а значит, Нопс — лучшая кандидатура на этот пост. Всякий, кто воспротивится, будет считаться врагом народа, и его немедленно казнят.
— Нопс ведь даже не кортолец!
— Пока нет. Но ты можешь даровать ему гражданство, это будет твоим последним официальным распоряжением. Люблю, чтобы во всем соблюдался порядок.
В этот момент за кустами ольхи, растущими на виндийском берегу Позауруса, кто-то громко чихнул. Филомен в испуге посмотрел туда и заметил, как за листвой сверкнула сталь. Дальше он действовал с поразительной быстротой.
— Измена! Бежим! — крикнул он своим солдатам.
И он, и его охранники вскочили на ноги и по мелководью кинулись к кортольскому берегу, где их ждал слуга с лошадьми.
Охранники Трентиуса и солдаты, сидевшие в засаде, помчались за ними, один из солдат Филонена упал, убитый стрелой; но остальным, в том числе королю, удалось спастись. Филомен не догадался захватить с собой еще воинов и спрятать их за ближайшим пригорком на случай, если понадобится помощь, и теперь ему ничего не оставалось, как удирать без оглядки. Король и солдаты галопом пустились по холмам южной Кортолии, и преследователи потеряли их из виду.
К несчастью, кортолийцы сбились с пути. Они блуждали среди холмов, мучаясь от голода и жажды; наконец их окликнула женщина средних лет.
— Эй, Ваше Величество! — крикнула она. — Верная подданная к вашим услугам!
— Спасибо, добрая госпожа, — отозвался Филомен. — Но откуда ты знаешь, кто я?
— Я обладаю могуществом, недоступным прочим жителям земли, — ответила она. — Заходите ко мне в пещеру, подкрепитесь.
— Значит, ты ведьма?
— Нет, сир. Порядочная волшебница по имени Гло, только вот у меня некоторые трудности с официальным разрешением, которые вашему величеству, без сомнения, ничего не стоит уладить.
Когда Филомен, двое уцелевших охранников и слуга поели, король сказал:
— Я уверен, что трудности, о которых ты говоришь, преодолеть можно. Но если ты и впрямь обладаешь магической силой, может, подскажешь мне, как найти главнокомандующего для новой армии? Солдаты сейчас проходят учения, готовясь отразить нападение Виндии.
Он рассказал ей, как все советники, имеющие боевой опыт и даже не имеющие, просятся на этот пост, и ни один не желает уступить. По правде говоря, и сам король Филомен тревожился, не захочет ли удачливый генерал занять его трон.
— Может, тебе самому возглавить войско? — предложила Гло.
— Не сумею. Я люблю мир, люблю соотечественников и не обучен кровавому военному мастерству.
— Что ж, — сказала Гло, — тогда придется сделать для тебя голема.
— Кого?
— Голем — это глиняное изображение человека, оживленное демоном из пятой реальности. Я поставлю перед демоном задачу — победить виндийцев. Пообещаю, что, выполнив ее, он сможет вернуться в свою реальность; статуя останется безжизненной и не будет представлять угрозы для Вашего Величества. А если не захотите с ней расстаться, надо будет обжечь ее и поставить на пьедестал.
— А будет этот твой демон в достаточной мере владеть военным искусством? — спросил Филомен.
— Генерал будет подходящий, сир. В конце концов виндийская армия всего лишь скопище лавочников и ремесленников, ведь большинство знатных виндийцев если не лишились головы, то убежали за границу. Да и Трентиус, несмотря на кровожадные разговоры, отъявленный трус и не выносит вида крови. Он никогда не присутствует при исполнении приказов, которые так щедро раздает.
Предложение Гло показалось королю разумным, и он согласился. Неделю спустя Гло прибыла в город Кортолию; она правила повозкой, запряженной волами, а в повозке, со всех сторон обложенная соломой, лежала статуя мужчины ростом семи футов. Повозка остановилась перед дворцом, и Гло произнесла заклинание. Тогда статуя, разметав солому, со скрипом поднялась на ноги.
Скульптура изображала сильного воина в доспехах; судя по знакам различия, это был кортольский генерал. Гло не пожалела усилий, глиняные доспехи и костюм были искусно выкрашены и очень походили на настоящие. И в целом, если пристально не вглядываться, статую можно было принять за живого мужчину весьма внушительного вида.
Грубым хриплым голосом статуя доложила:
— Ваше Величество, генерал Големиус явился на службу.
Генерал Големиус и впрямь оказался хорошим командиром, хотя солдатам порой становилось не по себе при виде его рук и лица желтовато-серого цвета.
Минула еще неделя, и стало известно, что виндийцы перешли Позаурус и вторглись в южную Кортолию. Филомен со своей новой армией двинулся им навстречу. Он держался в тени, предоставив командование генералу Големиусу, который, казалось, неплохо справлялся с задачей.
Наконец обе армии увидели друг друга; день стоял пронизывающе сырой, сгущались тучи. Генерал Големиус выстраивал свое войско. Филомен сидел на лошади, окруженный небольшой личной охраной, и с вершины холма с удовольствием наблюдал за происходящим.
Когда все солдаты были расставлены по местам, генерал-голем вышел вперед и, взмахнув мечом, закричал: «В атаку!». Солдаты с грохотом двинулись; генерал размеренно топал, увлекая их за собой.
Филомен спустился на лошади с горы и не спеша последовал за войском. Кортольцы шли через равнину, кое-где поросшую кустарником и деревьями. Неприятель был все ближе, и тут Филомен вздрогнул от неожиданности. Он заметил, что виндийское войско возглавляет не доктор Трентиус, первый консул, а еще один генерал-голем. Трентиус, как и говорила Гло, человек от природы трусливый, тоже обратился за помощью к волшебнику. И чародей вызвал из пятой реальности демона, который оживил глиняного генерала.
Войска двигались медленно; обе армии состояли в основном из молодых неопытных солдат, и попадающиеся на пути деревья то и дело разбивали строй. Глиняным генералам каждый раз приходилось останавливать войско и выстраивать его заново. Начался дождь.
Армии подходили все ближе друг к другу, дождь лил все сильнее. Капли гулко барабанили по металлическим шлемам, затекали под кольчуги и наголенники. Оказавшись друг от друга на расстоянии выстрела из лука, войска замедлили шаг и остановились.
Король Филомен пришпорил коня и стал пробираться сквозь ряды посмотреть, что остановило армию. Вскоре он увидел, что генерал Големиус неподвижно стоит перед войском. Кроме того, генерал стал несколько полнее и ниже ростом. На глазах у Филомена он обратился в горку грязи; то же самое произошло и со вторым генералом.
В результате обе армии остались без главнокомандующих. Напротив кортольцев стояло вражеское войско, значительно превосходящее их числом. Позади виндийской армии сидел в карете первый консул Трентиус, не умевший ездить верхом. Когда солдаты остановились, он забрался на крышу кареты посмотреть, что случилось. Обнаружив, что от его генерала, как и от вражеского военачальника, остался лишь ком глины, консул закричал:
— Вперед, мои храбрые воины! На врага! Приказываю!
Сперва виндийцы лишь неуверенно затоптались на месте. Затем некоторые офицеры тычками и увещеваниями кое-как заставили свои полки тронуться.
Кортольцы же, увидев, как противник, чуть ли не вдвое превосходящий их силой, надвигается прямо на них, потихоньку начали пятиться. Кое-кто из солдат покинул строй и пустился наутек. До кортольцев стали долетать виндийские стрелы.
Король Филомен подъехал на лошади к дереву и укрылся под ним от дождя. На дереве было гнездо шершней. Из-за дождя все шершни забрались внутрь гнезда и мирно занимались своим делом, как вдруг в самое гнездо впилась стрела; очевидно, метили в короля, но стрела угодила выше. Не знаю, есть ли в Пенембии такие насекомые, но наши новарские шершни терпеть не могут, когда кто-нибудь трогает их гнезда, и с обидчиком обходятся крайне сурово.
Шершни вылетели наружу, и первым живым существом, которое им попалось, был король Филомен. Он сидел как раз под той веткой, где они гнездились;
Филомен размахивал мечом и пытался криками и уговорами остановить беспорядочное бегство своей армии, примерно так же, как сидящий напротив Треятиус гнал свое войско вперед. Но вдруг Филомен закричал громче; его одновременно ужалили два шершня, один в кисть, другой в щеку. Третий ужалил в зад его лошадь, она негромко заржала и поскакала вперед.
Охранники, пришпорив коней, последовали за Филоменом. Солдаты увидели, как их король, подняв меч, несется прямо на врага, а за ним скачут телохранители. Кто-то бросил клич: «Спасай короля!» — и кинулся догонять Филомена. За ним еще несколько человек, потом вся армия, и только что отступавшие кортольцы мгновенно обратили в бегство наступавших виндийцев.
Трентиус приказал кучеру разворачивать карету, но сделать это в толпе бегущих оказалось не так-то просто, тогда кучер соскочил с козел и бросился наутек. Трентиус перебрался на козлы и взял в руки вожжи. Однако, ничего не смысля в кучерском деле, он не сумел совладать с напуганными лошадьми. Тогда он тоже слез, но бегущие в панике солдаты сбили его с ног и затоптали насмерть.
Виндийцы в беспорядке покинули Кортолию. Те, что уцелели, вернувшись домой, изменили свою конституцию — решено было избирать сразу двух консулов, чтобы следили друг за другом и не давали друг другу незаконно захватывать власть. Виндийцы до сих пор придерживаются этой системы, хотя случаются у них и узурпаторы, и всякие разногласия в правительстве.
Филомен возвратился героем, несмотря на то, что его лицо комично распухло от укусов. Король был признан спасителем Кортолии, ведь это он повел всех в атаку, отчаянно бросившись в самую гущу врага. Он противился похвалам, говоря, что сражение выиграл не он и не генерал-голем, а шершень, так кстати ужаливший его лошадь. Но народ очень любил Филомена. «Да он просто скромничает, наш храбрый король», — говорили все.
После этой истории Филомен решил, что генералов следует брать на службу только из плоти и крови. У них, конечно, будут какие-то недостатки, но, по крайней мере, они не превратятся в слякоть при первых каплях дождя.
Чем дольше Филомен правил, тем больше чудил. Пригласил на пост министра-призрака; тот внушил ему мысль о полном самоотречении и умерщвлении плоти, король перестал уделять внимание делам королевства и своей жене, в результате чего королева сбежала с капитаном пиратского судна.
Кортольцы иногда подумывали, не лучше ли сбросить Филомена с трона и учредить республиканское правление, вроде того, что пытался насадить Трентиус. Произвести такой переворот не составило бы труда; но когда замысел был уже близок к осуществлению, Филомен погиб в дорожной аварии, и корона перешла к его сыну Фузиньяну, человеку гораздо более дельному. Фузиньян восстановил былое уважение к монархии, и она сохранилась до наших дней.
* * *
Король от души хохотал, потом закашлялся, расчихался, и секретарю со слугой пришлось похлопать его по спине.
— Мы, по крайней мере, не держим заводных или глиняных генералов, — сказал король. — Чивир, конечно, не Джуктар Великий, но если его уколоть, кровь потечет, можно не сомневаться. — Король повернул к Джориану свое пухлое круглое лицо и пристально поглядел на него черными глазками. — Да, мы совсем забыли. Вот что мы хотели сказать тебе, сударь наш. Позавчера наши шпионы известили нас о том, что ты, дорогой, совсем не тот, за кого тебя можно принять... что в действительности ты не просто ремесленник, а бывший король какого-то новарского государства. Это правда?
Джориан с Карадуром переглянулись.
— Верно, у Зерлика язык зачесался, — пробормотал Джориан. — Правда, Ваше Величество, — сказал он королю. — Ваш слуга пять лет был королем Ксилара. Вам известно, как там происходит смена правителей?
— Когда-то знали, но забыли. Напомни.
— Каждые пять лет народ собирается на площади, королю отрубают голову, кидают вверх и смотрят, кто поймает. Я стал королем, поймав голову своего предшественника; когда она летела на меня, я не знал, что это, и не подозревал, чем все может обернуться. Я просидел на троне почти до конца срока, а потом доктор Карадур придумал, как избавить меня от участия в этом впечатляющем ритуале.
— О милостивое небо! — воскликнул король. — Здесь хотя бы срок пребывания у власти длиннее, хотя принцип в целом схожий. А как ксиларцы отнеслись к тому, что метательный снаряд остался у тебя на плечах?
— Они охотятся за мной, хотят приволочь обратно и поступить, как велит обычай. Ваше Величество, умоляю, не говорите никому о моем прежнем титуле, а то ксиларцы пронюхают, где я, и схватят меня. Они уже пытались, по пути сюда я едва от них отбился.
— Плохо, плохо, — заквохтал король. — А ведь мы могли бы всенародно объявить, что ты бывший король, как было бы славно! В какой день ты родился?
Джориан удивленно поднял густые черные брови.
— Родился на двенадцатом году правления кортолийского короля Фелина Второго, — ответил он, — на пятнадцатый день месяца Льва. А что, сир?
— Записал, Герекит? — спросил король у секретаря. — Мы спросили об этом, — объяснил он Джориану, — чтобы наши мудрецы могли вычислить, какая тебе уготована судьба. Скажи, тебе приходилось участвовать в сражениях, когда ты был королем?
— Да, сир, довольно часто. Я командовал ксиларцами при Доле и Ларуне, в двух решающих битвах с бандитами, называющими себя Свободным Отрядом. И в более мелких стычках тоже. Я возглавлял ксиларский флот, когда мы отваживали от наших берегов альгартийских пиратов. А сражаться доводилось и раньше, ведь я служил в пехотной гвардии у Его Незаконнорожденного Высочества в Оттомани.
— Тогда, мой милый Джориан, ты, похоже, и есть тот, о ком старый толстяк молил богов.
— Как вас понимать, сир?
— Слушай. Мы ничего не смыслим в военном искусстве и не скрываем этого. Наш старший офицер, полковник Чивир, когда дойдет до дела, справится не лучше нашего. Он, похоже, ничуть не стесняется это показывать. Вряд ли боевой дух защитников поднимется, когда они увидят, что их командир — полный профан.
Искать Чивиру замену у нас нет времени. Подозреваем, что большинство из его подчиненных знают о войне не больше, чем он сам. Все испытанные командиры в пограничном войске. Тебя на место Чивира тоже не назначить: ты иностранец, человек не знатный, ополчение за тобой не пойдет. К тому же у Чивира в высших кругах есть влиятельные друзья, которые разобидятся, если его сместить так просто; для этого надо, чтобы он совершил какой-нибудь промах. Даже монарх, обладающий, казалось бы, неограниченной властью, должен заботиться о политической поддержке, хых, хых.
Ишбахар рассмеялся.
— Итак, сир? — сказал Джориан.
— Ну и, мы... нам пришло в голову, а что, если сделать тебя нашим личным адъютантом?
— Чем это для меня обернется?
— Тебе выдадут прелестное обмундирование. Формально ты станешь всего лишь нашим посыльным, будешь доставлять войскам наши приказы, а нам — донесения о ходе войны. В действительности же мы просим тебя постоянно следить за положением дел, решать, какие требуются меры, и давать нам соответствующие рекомендации. Твои советы мы облечем в форму королевских приказов, которые ты будешь передавать Чивиру или еще кому-нибудь, там поглядим. Никто не заподозрит, что ты играешь существенную роль в обороне, а по сути командование будет в твоих руках. Ну, что ты на это скажешь?
— Сделаю все, что смогу, сир, больше мне нечего сказать.
— Славно, Герекит! — крикнул Ишбахар секретарю. — Составь бумагу о назначении господина Джориана... да, Эбеджай?
— Сир, — сказал вошедший слуга, — вас хочет видеть офицер с корабля, по срочному делу.
— Ах, эта треклятая жизнь! Не дадут человеку перекусить спокойно! Впусти его.
Вошел молодой морской офицер с перекошенным, мертвенно-бледным лицом; он бросился на одно колено.
— Сир!
— Что такое, сударь?
— Адмирал Кьяр исчез, и на нас напали пираты из Альгарта!
— Ай-ай-ай! О, боги! Как же это случилось?
— Ад... адмирал сегодня утром ушел на флагманском корабле «Рессаме» в море, проводить учения, а с ним две посыльные галеры — «Онэч» и «Бьяри». На море нам встретилось облако тумана, и некоторым показалось, будто туман был волшебный. Вдруг из этого тумана выскочили альгартийские суда и окружили «Рессам». Гребцов не хватало, и нам было не набрать приличную скорость, чтобы вырваться из кольца. «Онэч» тоже захватили пираты, а «Бьяри» удалось спасти: там на весла сели матросы.
— Ты командовал «Бьяри»? — спросил король.
— Да, сир. Если Ваше Величество считает, что я должен был остаться и погибнуть вместе с адмиралом...
— Нет, нет, ты поступил правильно. Кто-то ведь должен был рассказать нам обо всем. Мы сейчас же произведем тебя в адмиралы, будешь вместо Кьяра. Готовь к сражению оставшийся флот. — Король обратился к секретарю. — Составь для этого офицера назначение и принеси нам на подпись. А теперь, адмирал, присядь-ка да попробуй вот этого... Клянусь ногтями Угролука, молодой человек потерял сознание! Эй, кто-нибудь, плесните на него водой!
Джориан с Карадуром стояли вечером у окна в башне Кумашара, там, где находились часовые механизмы. Приятели смотрели вдаль, на море шла битва между морскими силами Пенембии и флотилией альгартийских пиратов. Самые крупные пенембийские суда, огромные катамараны, пришлось оставить у причалов из-за нехватки гребцов. Те суда, которые принимали участие в сражении, еле двигались по той же причине: на веслах недоставало людей.
— Еще один, — сказал Джориан, показывая на корабль, охваченный ярким пламенем.
— Наш или их? — спросил Карадур.
— Боюсь, что наш, но точно сказать не могу: темнеет, плохо видно.
— А как тот малый... забыл его имя... ну, тот офицерик, которого король неожиданно произвел в адмиралы, как он себя показал?
Джориан пожал плечами.
— Как тут скажешь? Флот вообще был плохо подготовлен, да и времени было мало. Даже Диодис Полонский, великий новарский флотоводец, мало что сумел бы сделать на месте этого парня.
— Какие у тебя отношения с полковником Чивиром?
— По-моему, он догадывается об истинном положении вещей. Королевские приказы принимает без особой охоты, хотя открыто своего недовольства пока не выражает. Я вот чего боюсь: если он узнает, что я нужен ксиларцам, то может дать им знать, где я. Они придут и меня схватят.
— Вряд ли им это удастся: мы окружены, город в осаде.
— Верно, доктор. Ну и положение! Пока город осажден, мне ничего не грозит. В то же время моя обязанность прорвать окружение, и я снова окажусь в опасности. Но, с другой стороны, если враг возьмет город, я, возможно, тоже лишусь головы. — Он взялся руками за голову и подергал ее. — Хочу убедиться, что она прочно сидит на месте.
— Если мы победим, король сумеет тебя защитить, я уверен.
— Может быть, может быть. Но предположим, у него возникнут денежные затруднения, война ведь недешево обойдется, а тут он услышит, какую награду назначили ксиларцы за мою голову?
— Что ты, он человек добросердечный.
— Это пока. Но, возможно, наступит день, когда душка Джориан покажется ему не так дорог, как мзда, которую можно за него получить. Я отведал королевской жизни и по опыту знаю, что ни одному правителю нельзя доверять. Любому вероломству у них есть оправдание: «Это нужно для блага народа». И весь сказ.
* * *
Битва шла еще долго, но в сгустившихся сумерках было ничего не разобрать. Затем уцелевшие пенембийские корабли вышли из боя и двинулись вверх по реке Льеп. Пираты разграбили пришвартованные суда, военные и торговые, и выстроились вдоль береговой линии за городской стеной, закрыв выход в море.
На следующий день с севера подошел к городу Свободный отряд; он дружно маршировал по новарской дороге, сверкая латами. С юга стекались разрозненные части крестьянского войска Мажана. А с востока появилась на верблюдах толпа кочевников из Федирана. Осада началась.
Глава 7
Осажденный Ираз
Враги кольцом растянулись вокруг Ираза, разбив лагеря подальше от стен, чтобы не достали выстрелы из катапульты. Аккуратный палаточный лагерь Свободного отряда был должным образом укреплен и окружен рвом и валом. Здесь, в полях, к северо-востоку от Ираза, Льеп поворачивал, и наемникам хватило места, чтобы расположиться между рекой и стеной.