Пациентка принесла мне для ознакомления книжку какого-то психолога средней руки. Суть этого удивительного своей беспутностью бестселлера сводилась к следующему: существует карма, существуют уровни, где прохлаждаются души умерших, всё объясняется двумя этими несложными константами.
      Особенное же впечатление на умы пациентов клиники неврозов произвели следующие соображения автора: у каждого из нас есть притязания, и, чтобы нас от этих притязаний избавить, некие ангелы-смотрители посылают нам то, что будет этим нашим притязаниям в жесткой форме противоречить.
      Например: женщина, мечтающая об идеальном муже, получит в день свадьбы исчадие ада; человек, помешавшийся на деньгах, денег не получит; а если кто зарвался в своих притязаниях, тот и вовсе ничего не получит, поскольку обратное соорудить несчастному ангелу не под силу.
      Замечательная теория! По крайней мере, она лучше всех прочих объясняет моим пациентам, почему их жизнь не удалась: всё дело в злосчастных ангелах! Не знаю, на что рассчитывал автор, но это, по-моему, единственный результат, которого он добился своим захватывающим слабые умы опусом.
      Зар, конечно, смеялся как сумасшедший, листая эту брошюру. А я злился: ну ведь глупость! Зар не унимался, и хохот его был так заразителен, что через какое-то время я стал подсмеиваться, потом смеяться, а спустя ещё пару минут мы оба ухохатывались, корчась на полу в характерных для этого дела судорогах: Зар сполз с дивана, я рухнул там, где стоял.
      Что так сильно развеселило Зара, известно только самому Зару, а я смеялся над той серьёзностью, с которой я принял эту глупость к своему «благородному» сердцу.
      Когда мы отсмеялись и отдышались, Заратустра говорил так:
      «Говорите глупости с серьёзным лицом — это выглядит обаятельно! Очень! Мудрость же обаятельна сама по себе, поэтому не важно, как вы говорите о ней.
      Не выбирайте также и тех, кому и что говорить. Мудрый нуждается в глазах, а не в ушах. Мудрому скучно в его одиночестве, а у одиночества нет глаз.
      В чём отличие мудрого от глупца? Мудрый видит то, что есть, глупец — то, чего недостаёт ему. Поскольку последнего нет, то каждый глупец видит своё. Забавен разговор двух глупцов, и содержательно молчание мудрых.
      "Я" искажает собой реальность, у мудрого нет «Я», а глупец гордится своим безумием. Нет знания о реальности, есть знание лишь о «Я» — это единственное, что можно было бы знать. Но глупец не знает именно этого!
      Спросите глупца о том, как представляет он себе мир. И когда он расскажет вам, вы узнаете его «Я», только он об этом не будет знать. Мудрый не ждёт понимания, но живёт — в том его знание.
      Муха ничем не хуже пчелы. Только глупец скажет, что помёт хуже мёда, он скажет также, что день лучше ночи, лето — зимы, а жизнь — смерти. Он рассказал вам о своём «Я», так поверьте ж ему!
      Актёры — актёры. Кто видит в них плутов, видимо, сам плут. Игра — мастерство актёров; пчела не способна быть мухой — дурна ли она оттого? Что ж набрасываетесь вы на актёров? Зачем срываете вы с них маски? Вы пропустите представление, любители правды!
      Великое без великого, что представил это великое, — мёд без пчелы, он сладок, но мёртв. Но и великий пуст, если он не представил великого. Если же его не услышали, не будет сокрушаться великий, ибо он ищет глаза, а не уши! Нет новых ценностей, ибо ни форма, ни содержание сущности не меняют. Слепец глядит пустыми глазами, мудрый не ищет таких глаз. Интерес — вот что подлинно интересно в глазах! В глазах познающего интерес познающего, в глазах мудреца — интерес к интересу познающего.
      Нет проблем, кроме глупости. Но ведь глупость отнюдь не проблема, так что не переживайте из-за неё! А её переживания просто глупы, так не переживайте же из-за её переживаний! Вы не можете любить глупость, так что же? Вы можете радоваться вместе с ней. Все имеют право на радость.
      Гул рынка приятен тому, кто не ищет того, чего нет. Гул рынка приятен мудрецу. Только глупец будет сокрушаться от этого гула. В этом гуле — жизнь, мудрый любит жизнь, ибо любит он то, что есть. Любит — и только!
      Глупость не противоположна мудрости. Они не соприкасаются, как огонь не дотрагивается до воды, кипящей в чугунке. Всякая глупость сокрыта в чугунке глупца, что же боитесь вы глупости? Только глупец боится глупости, мудрый же просто не желает разбивать хрупкую тару.
      Кто за мишурой не разглядел сути, тот видел лишь мишуру, но он ею радуется. Так чего ж теперь мудрому сокрушаться? Радость — всегда радость, если радость, и только. Суть же — не самоцель, мудрый о том лучше знает любого глупца!
      Лучше быть калифом на час, чем калифом навсегда! Так не бойтесь же смеха людского, не противьтесь гневу людей, не избегайте их глаз. Как иначе узнают они о мудрости вашей? Пусть час будет вам вечностью, нежели вечность — часом!
      Всякий желает быть интересным. Кто ж откажется от интереса к своему интересу? Мудрому интересен твой интерес, ибо через него он видит тебя Самого, а иначе ты страшишься ему показаться! В малом видит мудрый большое. Вот в чём мудрого сила: не внедряться, но находить!
      Чешет руку безумного мухобойка. Не искушайте же себя глупостью, выкиньте мухобойку! А если муха хочет тебя ужалить, разве можно ей помешать? А потому, если льстит тебе кто-то, и льстит неустанно, узнай же, чего недостаёт ему. Ему полезно будет это узнать!
      Мудрость не знает безумия. Будет ли мудрый оспаривать престол безумия? Стремится безумие к мудрости, стоит ли ей препятствовать? Пламя испаряет воду — о том надо помнить, и нечего трепетать! Не предсказывает мудрый, но констатирует. Только безумный опережает собственный визг!
      Гордость мудрого — в смехе, смелость — в радости, величие — в нежности. Разве же будет мудрый беречься малых? Мудрый не унизит тебя своей мудростью, но возвысит всякого малого, ибо он дорожит страстью человека желать или же не ведает он мудрости.
      Если же начнут малые подгребать угли к костру мудрого. Что останется ему? Молчать, дабы малых не разозлить гордостью своего смеха? Благодарить небеса за судьбу свою своей радостью? Или ухватки предложить поджигателям, чтобы не обожгли они руки?
      Нет, эгоист думает о себе Самом и не ищет того, чтоб другие в потьмах думали бы о нём. Он будет танцевать! — этого никто не в силах отобрать у мудрого, даже паралич, даже смерть.
      Танец — это больше, чем пляска. Танец — это больше, чем смерть!»
      Так говорил Заратустра. Говорил задорно, весело, смело! Лицо его лучилось, и казалось мне, что не говорил он, а танцевал.
      — Ты знаешь, какая разница между мудрецом и эгоистом? — спросил меня Заратустра, завершив свою речь.
      Я опешил — сложный вопрос!
      — Правильно, никакой! В этом секрет! — и он расхохотался, глядя на мою растерянность.
      Боже, как я раньше жил без него!
 

 
      Возвратившись из клиники, я рассказал Зару об одной своей пациентке. Она хранит целомудрие по «идеологическим соображениям», рассуждая о православии с великой страстностью. Впрочем, её вера не вполне мне понятна. Нотации о прощении она сопровождала осуждением тех, кто не блюдёт поста, не исповедуется и не причащается. Смирение её выразилось в скандале, который она затеяла в палате, разругавшись с пациенткой, которая думает, что исповедует буддизм (или вправду исповедует). И уж, конечно, не без гордыни прозвучали её слова о том, что только православные «унаследуют Царствие Божие».
      Такая вера верующих в свою веру всегда ставила меня в тупик. «Что ж вы неврозом-то болеете, если в благодать Божую веруете? Или слабоват Бог ваш, или вера ваша дутая. Стал бы я бояться, если бы знал, что на всё воля Божья или что я Богом любим! А если бы я и сам любил, хотя бы и Бога, так я бы и вовсе ничего не боялся!» — так думаю я, глядя на таких «верующих».
      — Не знаю, Зар, но православие — это такая же секта, как и любая другая, только «традиционная». Если у этой моей пациентки и есть проблемы, так они как раз в целомудрии её и заключаются! Зачем мне рассказывать, что она «этого» не хочет, когда всё её тело только о том и говорит, что «это» — то единственное, чего она действительно хочет! Не верю я в целомудрие «в самом своём основании». Может быть, я по себе сужу, может быть, просто не встречал пока, но как-то странно это для человека. Или как?.. — я испытывающе посмотрел на Заратустру, который делал вид, что ему нет до меня никакого дела.
      Заратустра долго молчал, а потом говорил так:
      «Много я видел целомудренных, но не видел счастливых…
      Какая разница, чем объясняете вы горе своё? Какая разница, чем скрываете его: целомудрием или развратом? Внешнее не решает проблем внутреннего, оно их скрывает! Но кто не видит скрытого, тот и вовсе ничего не видит, только титры, да аннотации!
      Словом «познать» — обозначаете вы любовь физическую, а «целомудрием» — её отсутствие. Странно мне это слышать! Если, познавая, утрачиваете вы мудрость, то что это за познание ваше? Если же мудрость ваша в неведении, то о чём она, эта мудрость ваша? Познание и мудрость, конечно, не одно и то же, но как всё это связано у вас с физиологией?
      Целомудрен ли эгоист? Да, но не потому, что он близости избегает, а потому, что знает он, что такое «близость». Эгоист не спутает ложь с искренностью, ибо слышащий себя услышит то, что происходит на том конце провода, ведь он и есть этот провод.
      Целомудрие подлинное — это способность не верить лжи, способность видеть и ценить зерно действия. Всё в движении, всё бежит и спотыкается, но важно не то, мудрому, что бежит и куда бежит, но благодаря чему. Таково зерно действия!
      Ложь — это то, чему хочется верить. Неправда неинтересна, а вот ложь — она манит! Ложь — это реальность такая, в которой нет ничего реального. Неправда проста, как и глупость, что о ней думать! А вот ложь — это новый контекст, новая реальность, завораживает она познающего!
      Ложь более реальна для лгущего, чем для обманутого: в ней он ищет защиты, в ней находит своё прибежище — таково зерно его действия. Распознать зерно лжи, отличить его, вышелушить и не верить ему — вот в том целомудрие. Но не обмана следует вам искать, а распознавать природу зерна этого.
      Когда луч света падает на предметы, они отбрасывают свои тени. Явления жизни так отбрасывают контуры лжи, когда смотрит на них человек. Отнимите у существования вашего ложь, и всё будет просто, и слово тогда не ухватит жизни. Вот почему целомудрие молчаливо!
      Целомудрие — это отсутствие лжи, это жизнь как она есть. Две стороны в отношении, два контекста, в двойственности этой — ложь, ибо стороны всегда одиноки, если не стали они одним отношением. Эгоист не бывает один, ибо эгоиста нет в одиночестве, он всегда между, он само отношение, ибо он ощущает!
      Но не «между» он, но "то, что между"! Не может эгоист быть сам с собой целомудренным. Для целомудрия нужен ему Другой. Нет целомудрия без Другого. Другой — это жизнь эгоиста, это мудрость его и природа зерна жизни его. Да, он кроток, но лишь потому, что нельзя зерно торопить, нельзя вынудить, ибо рост его происходит сам!
      Что же тогда эгоист? Эгоист — это тот, кто живёт в Другом не именем своим, но существом своим, не образом, но существом. Зову я эгоистом того, кто отпустил своё «Эго» гулять вольным ветром. Не ограничивает эгоист Другого, но открывает Другого своим Собой, ему открываясь: в этом эгоизм эгоиста.
      Целомудрие — это сама «близость». Ну а кто что делает — дело Двух, но не других».
      Так говорил Заратустра, а о чём он умолчал, я могу только догадываться.
      Много думал я о целомудрии, но путал я целомудрие с невинностью. Невинность — производное от вины, производной от глупости. Невинность — вот она, тяга в Ничто, вот оно, стремление к Идеалу, а по сути — идеализм идеализмом.
      А целомудрие — страстно, вот что я понял из слов Заратустры, хотя и не говорил он об этом. Но не в единичном, не в частном страсть целомудрия, а в целостности!
      Страсть целостности — вот что такое целомудрие.
 

 
      Заратустра куда-то запропастился, а ко мне зашёл близкий друг. Я как раз слушал кассету с его новой музыкой. Песня звучала на английском, так что смысл я понимал весьма смутно, но звучало потрясающе!
      — Хороший голос, — весомо оценил Зар, гремя дверными ключами.
      — Это его! — похвастался я.
      — Правда?! Хорошо! — с ещё большей весомостью произнёс Заратустра. — «Мало понимает народ великое, то есть творческое», но ещё меньше того знает он «создателей и актёров великих дел». Я представил их друг другу.
      — Это он подарил велосипед, — гордо отрекомендовал я моего друга.
      — Это ваша пословица: «Дорог не подарок, дорога любовь»? — поинтересовался Зар.
      — Да.
      — Любите, — сказал Заратустра нарочито-утвердительным тоном и, словно ставя жирную точку, сопроводил реченное отвесистым взмахом указательного пальца.
      Мы рассмеялись, и так говорил Заратустра:
      «Все вы — отшельники, ибо недовольны вы тем, что есть у вас. Но как можете жить вы, недовольные жизнью?
      Отказывая жизни, вы удваиваете себя, но нельзя у себя выиграть в шахматы! Сами с собой вы живёте, отшельники! Это — блуд, ибо ведёт он не к жизни, но к смерти. Так будьте же эгоистами, если хотите быть!
      Отшельник не одинок, но расщеплён. Двое в одном — это граница, граница — это война, война — это безумие. Отшельник не одинок, он безумен. Вы безумны, отшельники!
      Но страшно вам безумие ваше, отшельники, ибо нет в вас мужества идти до конца! Дурную кашу заварили вы, но кого собрались отравить вы ею? «Другом» зовёте вы приговорённого вами!
      Другом хочет стать палач висельнику, чтобы не испытывать вины в своём преступлении, ибо нет в нём мужества идти до конца. Чужие плечи сильнее своих для того, кто косится на чужую шею!
      В поисках друга себя хотите найти вы, отшельники! Не дать, но взять — вот мечта ваша, воры отсутствующего! Ничтожна суета эта и непотребство, ибо предстоит вам найти безумие ваше! Не искать, но быть — вот секрет эгоиста!
      Не друга, но самих Себя следует обрести вам! Ибо не за податью, но с подарком должно идти к другу вашему! Пусть сокровенное самое лежит на руках ваших вытянутых, когда идёте вы к другу!
      Склоните голову вашу, ибо не нужна другу вашему гордость ваша! Если есть меж вами сомнение, если консенсус есть, а не согласие, если прощаете вы, но не радуетесь, то не друг перед вами, но враг, с ним ведёте вы переговоры о дурном мире, дурные враги!
      Мир создан для Двух. Не пытайтесь обмануть Мир правилом трёх, ибо такого правила нет. Но все вы отшельники, и неодиноки вы сами в себе, а потому нет в вас места Другому и не будет вам Мира!
      Не ограничивается эгоист своим, словно моллюск плоскобрюхий, но открыт он Миру, а потому он с Миром — Одно. И я говорю вам: эгоист — это жизнь Другого, ибо Мир создан для Двух!
      Эгоист не лжёт ни в любви, ни в борьбе, ибо не создаёт он ни любви, ни борьбы, но сам он есть любовь и борьба! Эгоист — Одно и в любви, и в борьбе, а потому не предаёт он, не отрекается!
      "Ни другом, ни врагом не будь мне, но будь!" — вот, что говорит эгоист другу своему. Не о своём, но о Другом думает эгоист — вот в чём секрет эгоиста, а потому он бесстрашен, ибо как страшиться, о своём не думая?
      Ощущать Другого в другом — вот в чём счастье подлинное эгоиста, вот в чём чуткость его! Но если решите вы, что знаете вы Другого, то он для вас не Другой, а другой, и потому нежность ваша не близость, но блуд, блуждающие в мирах собственных!
      И говорю я Двум: "Не стойте, ибо остынете! Не превозмогайте же, а живите!". Не цель следует искать вам в дружбе вашей, но силу, ибо дружба — источник созидающегося, но не цель созидания!
      Двое, Одним ставшие, вы составляете с Миром Двух, а Мир создан для Двух. Знаете ли вы теперь, Мир созидающие, зачемблизость ваша?! О, не придётся Вам напраслину наводить на жизнь вашу, ибо сама Жизнь вести будет Вас!
      "Нет Мира вовсе без сияющей сущности вашего Одного, — говорю я Двум, — ибо Мир создан для Двух!"
      Дурную услугу окажешь ты другу своему, скрываясь от него: ты лишишь его Мира! А если не хочешь ты скрываться от друга своего, так не стыдись взгляда его, но смущайся своей наготы!
      Смущение не погонят к чёрту, только стыду укажут на обитель его — логово страха! Не прогоняй же друга, не скрывайся, ибо не убежать в никуда!
      Двое, самими Собою создаёте вы Мир, что ж стыдитесь вы наготы своей? Или прежде Мира хотите создать вы одежду, раскройщики страха?!
      Не наряжаться, но разоблачаться надлежит тебе перед другом твоим, человек! Слишком уж тлетворны наряды человеческого!
      Не оскорбляй ощущение друга твоего зловонным запахом своего страха! Не бояться, но быть — вот секрет всякой дружбы!
      Я знал мудреца, что говорил мне: "Нет в спящем духа. Взгляни на спящее лицо друга своего и отрекись!" Люблю я мудреца этого, но не люблю мудрости его, ибо он несчастен.
      Знал я и другого мудреца, что говорил мне: "В спящем друге своём увидишь ты слабость его, а потому посмотри на него и ужаснись, чтобы предать и устремиться к идеалу великому!" Люблю я и этого мудреца, но не люблю мудрости его, ибо он несчастен.
      Знал я и третьего мудреца, что говорил мне: "Смотри в глаза друга своего, ибо они твоё зеркало! Люби друга своего, ибо отражение он Небес!" Люблю я мудреца этого всем сердцем, но мудрость его — сон, а радость лишь в жизни радость. Что мне до радостных снов?!
      И вот что скажу вам я, Заратустра:
      — если пытаешься разглядеть ты дух в спящем друге своём, ничего не увидишь ты, ибо дух — лишь метафора;
      — если испугался ты спящего друга своего, значит, прежде не видел ты в нём Другого, а потому нет и не было у тебя друга;
      — смотреть в глаза друга своего — радость, но у спящего закрыты глаза, а потому сон друга твоего, который бережёшь ты своей нежностью, и есть подлинное свидетельство близости вашей!
      Посмотри же на спящего друга своего:
      — если испытываешь ты нетерпение, значит, нечуток и друга нет у тебя;
      — если испытываешь сожаление, значит, не дорожишь ты другом своим, и потому одинок;
      — а испытываешь ты трепет, значит, не покушаешься, ибо ощущаешь Другого и близость ваша делает тебя самим Собой для Него!
      Лучше видны морщины на лице спящего друга твоего, но не терпите вы слабых и болезненных! Видишь ли ты морщины на лице спящего друга своего? Хочешь ли ты разгладить морщины его своей нежностью или же сокрушаешься?
      Будь Другим для друга своего, не пытайся раствориться в величии его. Любите вы сильных и дающих опору, усталые. Но друг ваш не прибежище ваше, а путь! Так будь те же дорогой для друга своего, а не заплечной котомкой!
      Не нужен эгоисту посох, но нужен ему лишь путь! Нельзя сильным быть в одиночку, это должны вы знать, но не для того, чтобы ждать силы Другого, но для того, чтобы сильным быть для силы Его. Не посох, но путь ваш укрепляет силу вашу, эгоисты!
      Умейте молчать, но не угадывать должны вы в молчании вашем, а ощущать!
      Не сострадания ищут друг в друге друзья, но обретают силу свою, соединяясь!
      Не прошлым живут друзья, но друг другом — настоящим для будущего живут они!
      Вскиньте же гривы свои витые, гордые скакуны, почувствуйте силу в сбитых телах ваших, и пускайтесь вскачь! Дружбе надлежит осилить страдание ибо в ней радость!
      Если же печалится друг твой, то вынь очи свои из десниц своих и подай ему! Не потакай самовлюблённой жалости его к самому себе, а будь ему другом!
      Если не терпите вы слабости и болезни, так начните ж с самих себя! Ибо нет болезни больше, чем болезнь к самовлюблённой тоске!
      Не лекарем должен быть ты для друга своего, не лекарством и не рецептом, но будоражащей жизнью! Пусть знает он одиночество, когда нет тебя, и пусть знает он счастье, когда есть ты, а ты естьи ты должен бытъ!
      Закуси же рабство своё, усталый! Презри жажду свою, ненасытный! И будешь ты другом, если ты есть, и будут друзья твои рядом, когда сможешь ты быть!
      И помни, что женщина может только быть, и мало этого для дружбы.
      Не жди от женщины дружбы, она не бывает одна, ибо в ней Мир, но не твой, а сына твоего. Или хочешь ты сыном быть чужой матери? Так чего ждёшь ты от женщины?
      Женщина — сама жизнь, ибо жизнь порождает! Не жди от женщины дружбы, ибо она жизнь, заключённая в себе самой. Женщина — сама жизнь, слишком много этого для дружбы!
      Не слепа женщина, как думаешь ты, просто не виден тебе Мир её и плода её, ибо Мир создан для Двух. Женщина — Мир Двух, заключённый в Себе.
      Не жди от женщины Мира, ибо Он в ней и не для тебя, если ты не сын ей. Женщина не путь, но то, что порождает пути. Две шкуры с одной овцы — слишком много для эгоиста!
      Не знает существо женщины границы, граница в ней — это мужчина. Не потакай же мужчине в женщине, если хочешь любви её. Не разрушай Мира её и плода её ложным своим состраданием! Не жди от женщины мужской любви, ибо не виноград приносит яблоня, но яблоки.
      Слепа любовь женщины, ибо не знает женщина границы. Плод срывает она быстрее, чем созреть успеет зерно его, ибо не знает она, как можно созреть в себе Самом.
      Женщина может лишь поглотить тебя, ибо не знает она границ, и потому не станет она дорогой тебе. Не жди, чтобы дом стал дорогой, иначе станешь ты неприкаянным. Две шкуры с одной овцы — слишком глупо для эгоиста!
      Мальчик ищет в женщине мать, так пусть будет он поглощён женщиной! Нет у мальчика Мира и Другого не видит он, ибо есть у него женщина, которая и есть Мир.
      Не может обладать мальчик и будет ревновать к сыну своему, как к брату. Мужчина не может ревновать женщину, мужчине незачем ревновать к женщине. И только мальчик делает глупости, ибо он не в Мире живёт, но в женщине.
      Эгоист — это тот, кто подлинно есть. Он тот, кто обладает, не стремящийся к обладанию. Ибо он мужчина, а не мальчик, играющий в игры!
      Женщина может лишь быть, а потому не жди от неё, что будет она эгоистом. Не жди, ибо не будешьтогда ты тем, кто есть. Стать сначала тем, кто есть, и лишь затем быть— вот в чём секрет эгоиста!
       Бытьи естьзаключены в эгоисте, потому готов он к дружбе, к Миру Двух, ибо он будетдля того, кто есть, и естьдля того, кто способен быть!
      Собой нарушает мужчина установленный порядок жизни, ибо зачинает он жизнь и сеет смерть. Но эгоист более, чем мужчина, ибо утверждает он жизнь большую, чем она может быть! Благодаря мужчине перестала жизнь только быть, но стала тем, что естъ! Из констатации стала она утверждением!
      Я не верю в одного мужчину — тоской и печалью будет он, но не утверждением эгоиста, самовлюблённым печальником будет он, но не эгоистом.
       Бытьи естьзаключены в эгоисте — этим открывается он для Другого, Другой открывается ему этим, и тем самым Мир открывается через них. Из бытияМир превращается в Жизнь утверждающуюблагодаря Двум!
      Когда двумя становится одно — это только перерождение. И только лишь, когда Двое становятся Одним, мир выходит из себя самого и становится Миром. И если дорожите вы Миром подлинным, разве не дадите ему свежего воздуха дружбы вашей!
      Способны ли вы к дружбе, созидающей Мир? Способна ли дружба ваша связать распадающееся? Не гибели должны вы бояться, но смерти, что возможна лишь в жизни вашей! Пустоты должны вы бояться, но не славы, друзья!»
      Так говорил Заратустра.
      Долго потом смотрел я на своих друзей. Их общение было упоительным, разговор время от времени прерывался заразительным смехом, они смеялись…
      А я слушал музыку, я слушал голос, два голоса.
 

 
      Cубботним днём справляли мы мой двадцать пятый по счёту день рождения. Шумным кагалом собрались на даче мои друзья. Ели, пили, шутили, смеялись и вели задушевные разговоры, разбившись парами.
      — Да, сообщество должно состоять или не больше, чем из двух, или более, чем из двадцати, тогда им легче разбиться на двое, — шепнул я Заратустре, глядя, как гости наши рассеялись парами: кто у костра, кто на уличных скамьях, кто в доме, кто на веранде.
      — Знаешь ли ты, когда сущность совпадает со смыслом? — спросил меня Заратустра.
      — Сущность со смыслом? — повторил я.
      И так говорил Заратустра:
      «Много миров видел я, но нигде сущность не была смыслом, нигде смысл не был сущностью. Ибо не было в этих мирах человека.
      Знал я мир, и ничего реального не было в мире том. Отблесками божественных игр были земля и небо в мире, где всё было отблеском. Жил человек в королевстве отблесков этих и благодарил потусторонность за блага и напасти. Но кем был человек в этом мире?