— Но все-таки людям важно знать, кто вы. Вы можете ответить на этот вопрос?

— Кто я? Я — миф. Как и всякий продукт сознания. Помните, в «Исповеди Люцифера» заключенный 63-22 говорит: «Имя — это слово о вещи. А слово — это продукт вашего сознания. О чьем сознании вы меня спрашиваете? О моем, о вашем, о сознании общества?» Я — то, что вы обо мне думаете. Вы еще не знали меня лично, но у вас уже было некое представление об Анхеле де Куатьэ. Я уже был в вашем сознании. Так что для вас это представление и есть — я.

У каждого из моих читателей есть определенное представление обо мне. И все это — я. У них, впрочем, есть представление и о себе. И это представление — они. А у тех, кто их знает, есть представление о них. И это тоже они. Мы живем в мире представлений. Мы принимаем эти представления за реальность. Существует ли реальность? Нет, существует реальность представлений. А жизнь — она за этой реальностью. К ней мы и пытаемся прорваться. Об этом идет речь в моих книгах.

— Вы хотите сказать, что мы разные? То есть каждый из нас — разный для разных людей?

— Да, это правда. Мы разные. Не в том смысле, что отличаемся друг от друга (что тоже, конечно, правда), а в том смысле, что мы разные в глазах разных людей. И это хорошо. Позвольте себе быть разными! Все мы имеем некое идеальное представление о себе, и мы пытаемся навязать его другим. Нам хочется, чтобы все нас воспринимали так, как нам хочется, чтобы нас воспринимали. Словно бы если это случится, мы сразу станем сами собой. Но это, во-первых, невозможно, а во-вторых, бессмысленно.

Разные люди все равно будут воспринимать нас по-разному. Ведь они сами отличаются друг от друга, и восприятие реальности у них тоже не одинаковое. А с другой стороны, это иллюзия, что таким образом можно стать собой. Это заблуждение. Напротив, если вы хотите быть собой, вы должны позволить другим людям относиться к вам так, как они хотят. Вы должны это отпустить. Тогда вы перестанете волноваться, что вы какой-то «не такой». А как только уйдет этот страх, появитесь вы.

— Но давайте все-таки вернемся к представлению читателей о вас.

— Забавно… Я же не шучу и не кокетничаю. Вот вы теперь познакомились со мной лично. Мы с вами сидим, разговариваем. Но вы же думали о том, как пройдет наша встреча? Представляли, наверное, какой я, как буду отвечать на ваши вопросы, каким образом буду реагировать. У вас были такие мысли?

— Ну, да. Конечно…

— И настолько они совпали с вашими нынешними представлениями обо мне?

— Я бы не сказал, что они совпали. Совсем другое впечатление…

— А как вы будете читать мою новую книгу, если я напишу ее?

— В каком смысле?

— Так же, как и все предыдущие, или иначе? Разве ваши представления обо мне не будут теперь примешиваться к вашему впечатлению от книги?

— Наверное, будут.

— И это будет другое чтение. Ведь так?

— Вероятно, другое.

— А знаете, в чем отличие?

— В чем?

— Прежде, когда вы меня не знали, ваше представление обо мне было создано вашим сознанием, по вашему же образу и подобию. Понимаете?.. Автором моих книг были вы… — Анхель улыбнулся и внимательно посмотрел мне в глаза. — Поэтому и чтение было для вас таким личным, таким глубоким. А я ведь пишу для сердца. И мне важно, чтобы эти книга читались именно так. Я не хочу, чтобы меня знали, мне не нужна известность и слава. Я хочу только одного — я хочу, чтобы мои читатели могли с помощью этих книг соприкоснуться с самими собой, со своими мыслями, чувствами. Не убивайте чудо. Не убивайте,

— Вы так это сказали… Извините, мне трудно справиться с чувствами… Вы правы. Конечно, вы правы.

— От меня всегда ждали чуда. Я рассказывал вам об этом. Но на самом деле от меня ждали не чуда, а волшебства. От меня ждали невозможного. И я подумал, что что-то во всем этом не так. И тогда я все поменял. Совсем. У меня теперь другая жизнь. И нот оно — чудо. Оно есть теперь! Вы читаете мою книгу, и вы переживаете. Это ваша книга — она о вас и для вас. И если вы захотите теперь изменить свою жизнь, Вы сможете сделать это. Я — как бы хорошо я ни чувствовал вашу боль — не мог бы помочь вам. Но вы теперь можете. Вот и все, чего я хотел. Ни религии, ни славы. Этого.

— Послушайте, вы наверное не знаете, но появилось множество лже-Анхелей де Куатьэ? Как с этим быть?

— Вы недооцениваете степень моей информированности! — Анхель весело рассмеялся. — Но не тревожьтесь так. Право, в этом нет ничего страшного. Я ведь даже встречался с одним из «Анхелей де Куатьэ». Да, правда! Я вам расскажу. Одна моя хорошая знакомая похвасталась, что к ним в гости должен будет прийти «модный автор» — Анхель де Куатьэ. Я, разумеется, напросился посмотреть на «звезду». И посмотрел. Забавно. Очень смешно было глядеть, как этот человек пытается быть мной. Очень забавно!

Знаете, если переодеть мужчину в женский наряд и попросить его изобразить женщину, он тут же начинает жеманничать, закатывать глаза, кривить губы, бессмысленно махать руками, попеременно закидывать ногу на ногу и так далее. В действительности, женщины никогда себя так не ведут. Никогда. Но, чтобы быть «похожим» на оригинал, плохой актер прибегает к утрированию. Так и здесь, в случае с… Как вы сказали — «лже-Анхелями де Куатьэ»? Да.

— Но как к этому относиться?

— С улыбкой! Анхель де Куатьэ — не самый плохой человек на этой земле. И если кому-нибудь хочется быть Анхелем де Куатьэ — пусть будет. Но я никогда не скажу о себе, что Анхель де Куатьэ — это я. Поэтому если кто-то говорит, что он Анхель де Куатьэ, можете быть уверены — это не Анхель де Куатьэ.

Интересно, кто-нибудь догадывался об этом?

Автор скрывает себя, чтобы мы могли ощущать его книги — своими. Лично я — нет. Я не догадывался. Но — мог предполагать такое. Задумайтесь: если мы не знаем автора, мы придумываем его. И конечно, его образ получится похожим на нас, а текст его книги станет нам родным и понятным. Анхель де Куатьэ пишет о самых сложных вещах. О вещах, о которых сложно рассказать, не нагнав на читателя дремоту. Но у Анхеля де Куатьэ это получается. И теперь мы знаем почему. И много ли вам известно авторов, которые говорят: «Это не моя книга, я не претендую на авторство. Она — ваша. Она написана вашим сердцем».

— Хорошо, первую причину я понял. Какая вторая?

— Я всегда здесь. Я бываю в разных городах. Я хожу по тем же улицам, что и мои читатели. Я захожу в те же здания. Езжу в том же транспорте. Я всегда рядом с ними. Вот, например, я сижу в кафе и слушаю, как люди говорят обо мне и о моих книгах. Кто-то «со знанием дела» утверждает, что это коммерческий проект. И мне смешно. Кто-то бьет себя в грудь и заявляет: философия — это только Аристотель с Гегелем, а остальным туда — не соваться! И мне снова смешно. А вот сидит кто-то и тихо отвечает: «А мне нравится. Для меня это важно. Это много для меня значит». И он один, и я за него переживаю, я чувствую его боль. .Но, задумайтесь, я ведь сижу рядом! И он уже не один! Совсем не один! Понимаете?

Но я не могу сидеть во всех кафе сразу, быть на всех улицах и перекрестках одновременно. Я не могу быть везде физически. Но я везде, если вы не знаете, как я выгляжу. Если же вы знаете меня в лицо, мое место окажется раз и навсегда локализованным. И я уже не смогу быть с каждым. И люди перестанут чувствовать мое присутствие. Они будут думать обо мне: «Он там-то, ему хорошо. А мы здесь, мы одиноки, и нам плохо». Поймите, если вы не знаете моего лица, я рядом — за соседним столиком, на той стороне улицы, в соседнем доме, в этом же книжном магазине. Но если вы знаете, как я выгляжу, вам придется меня искать. И вы вряд ли «найдете».

— А вас в самом деле можно встретить на улице, в общественном транспорте, в книжном магазине?

— Вы так спрашиваете об этом! Конечно! А где мне еще быть? Сейчас, например, я ехал к вам на метро. Я стоял, держался за поручень, а прямо передо мной сидела совсем юная девушка. Она читала «Учителя танцев». Знаете, у нее светилось лицо. Потрясающий, теплый, ясный свет! А вот пару дней назад я сидел в маршрутке рядом с женщиной — лет сорока. Она читала книгу «Всю жизнь ты ждала» с карандашом в руках. Страницы были исчерканы — она выделяла мысли, которые ей понравились. Мне трудно объяснить, но это необыкновенно трогательно. Понимаете?.. Эта женщина, как она читала — сосредоточенно, задумчиво, и вместе с тем я видел, что она — очень добрая, добрая внутри.

— Да, вы так передаете чувства… Многие ваши читательницы даже уверены, что вы — женщина.

— Ну, это не совсем так… — Анхель рассмеялся. — Но вы правы. Мне кажется, многие мужчины стесняются читать Анхеля де Куатьэ. Вероятно, им кажется, что это как-то «не мужественно» — любовь, слезы, чувства. Мужчины вообще стесняются своих чувств. Им вбили в голову, что грубость и бесчувственность — это «по-мужски». Но ведь это неправда. А сами мужчины — очень чувственные, ранимые и даже, я скажу, нежные в душе существа. Только одни привыкли это скрывать, а другие — так и не научились проявлять свою подлинную сущность, просто не умеют. И сами страдают от этого, и женщины их страдают.

Я сейчас вспомнил — был в одном книжном магазине. Прохожу мимо стеллажа со своими книгами, смотрю — юноша листает «Исповедь Люцифера». Быстро так, нервно. Словно ему и неинтересно совсем. Красный, как обложка «Исповеди»! Но стоит, читает. И я вдруг подумал о его девушке. Вот если в ней столько же чувств, как и в Саше, а ему совестно за собственную чувственность, каково ей? Сделает ли он ее счастливой? А если не сделает, потому что боится показаться немужественным, какой из него мужчина? Нет, мужественность — это способность сделать любимую женщину счастливой. В чем еще, как не в этом, она может проявляться?

— Скажите, а вы и в Интернете бываете? На сайт, который посвящен вашим книгам, www.fourzero.net, заглядывали?

— А почему — нет? Конечно, — добродушно улыбается Анхель. — Я же говорю — я всегда здесь. Я — рядом.

— Господи, это даже как-то в голове не укладывается…

— Ну почему же?.. Я рядом. А там, на форуме, «собираются» замечательные люди — Ия, Славка, Айван, Джонатан, Китти, Тиша, Волонд, Леона и многие, многие Другие. Они уже стали мне добрыми друзьями, только сами не знают об этом. Но, я думаю, они чувствуют. На этом сайте вообще очень светло. И хотя разработчики сделали его оформление темным, он светлый. По ощущению. Хотите, я расскажу вам тайну?

— Тайну?

— Да, тайну.

— Расскажите…

— Не так давно мне пришло письмо — с благодарностями и любовью. Два участника форума, точнее — участник и участница — познакомились на нем и поженились (я не буду называть их ники, это ведь личное, захотят — сами расскажут форумчанам). Они написали мне, что счастливы, чувствуют друг друга, будто они две половинки единого целого. И все это благодаря «случайностям» — благодаря книгам. Они стали общаться на форуме, разговаривая о книгах, и вот — нашли друг друга! Полюбили и поженились. Это же потрясающе! Свет, если он осветил душу, никогда не меркнет. Он может изменить направление, он может стать лучом, а может — облаком. Но это все равно — Свет, и он идет дальше, он распространяется.

— Действительно, потрясающе!

— Да. И я очень рад, что мои книги способны объединять, что такие прекрасные люди, благодаря моим книгам, общаются друг с другом. Какая разница — пусть в виртуальном пространстве. Но они рассказывают о себе, делятся своим душевным опытом, переживаниями, чувствами. Они сами внутренне растут. Да, они спорят, но они и поддерживают друг друга. Ссорятся, но всегда мирятся. И главное, это тот внутренний посыл, который ими движет. Он делает их красивыми. Понимаете? Я думаю, во всем Интернете трудно найти такое светлое место, как этот сайт.

— Да. И я с вами абсолютно согласен. Л вы не участвуете в дискуссиях? Может быть, под каким-то ником?

— Нет. Зачем? Я и так слишком много написал и сказал.

— А письма? Вам же пишут письма по электронной почте?

— Да, пишут.

— А о чем пишут — кроме известий о свадьбах — если не секрет?

— Большинство писем очень личные, это правда. Многие интуитивно ощущают, что могут поделиться со мной своей болью. И рассказывают о ней. Я ощущаю и принимаю их боль, а людям становится легче. Иногда видно, как это внутреннее преображение происходит прямо во время написания письма «загадочному автору». Но автор не загадочный — он здесь . Он — рядом.

Всех нас связывают невидимые нити. Время и пространство — это только условности. И если ты чувствуешь человека, то неважно, где он находится и чем занят. Ты с ним в особенном, внутреннем контакте. Между вами происходит обмен энергиями. Моя энергия — в моих книгах. А энергию моих читателей я чувствую, когда они обращаются ко мне — мысленно или в письмах.

В конце концов, я начал писать не ради карьеры писателя. И я не собирался, как многие писатели, «рассказывать о наболевшем». У меня даже нет какой-то личной идеи, которую я бы хотел поведать миру. Для меня книги — это лишь способ выполнить свое предназначение. Прямая помощь израненной душе ничего не меняет, она приносит лишь временное облегчение. Но книги помогают исподволь, и я помогаю многим людям — тем, что я делаю, своими поисками и рассказом о них.

— Да, ваши книги помогают многим…

— Я бы не поверил в это, если бы не письма. Но люди действительно рассказывают в них о том, как эти книги повлияли на их жизнь, помогли в трудной ситуации, придали им сил, укрепили веру. Моя мечта становится явью. Если все мы будем соответствовать своему предназначению, мир преобразится. Благодарность читателей лишний раз убеждает меня в этом. Они делятся со мной своей положительной энергией. Я отдаю свою положительную энергию и получаю ее в ответ преумноженной. Это рецепт счастья. И я счастлив.

— А вы отвечаете на письма?

— Да.

— Но как же это возможно, их наверно десятки в день?

— Иногда и больше. Но я отвечаю в книгах. Не на конкретные письма, конечно, а на чувства. В моих книгах нет ничего придуманного, искусственного. И когда люди передают мне свою боль, это меняет мое состояние и автоматически влияет на то, что я пишу.

— А как вы относитесь к критике своих книг?

— Один мудрец сказал: «Возлюби Бога и делай, что хочешь».

— В смысле?..

— Мои книги вряд ли можно отнести к художественным произведениям. Это смыслы, а не тексты. Поэтому если кто-то критикует мои тексты, он просто не понимает, что читает. Если же кто-то злословит об этих смыслах… Что я могу сказать? Его Бог вызывает сочувствие.

— Вы говорите так, словно бы не считаете себя писателем?

— Вы правы, я не считаю себя писателем. Писатель — это рассказчик. Он рассказывает истории. Я не писатель. У меня нет «историй», и я не «рассказываю»; я разговариваю. Я — собеседник. Мои книги — это чувства. Чувства, которые рождаются у моих читателей, когда они погружаются в книгу. И это они, а не я, пишут мои книги. Своими душами, своими сердцами. В моих книгах — их жизнь, а не мои истории. Я присутствую в жизни тех, кому я нужен. И это взаимно. Кстати, я ведь тоже не знаю, как выглядят мои читатели. Но когда я иду по улицам, я узнаю их.

— Многие читатели уверены, что ваши книги попали к ним неслучайно. Что это произошло в определенный момент их жизни словно специально, как проведение. Они нуждались в помощи, и эта помощь пришла к ним через ваши книги — спонтанно, неожиданно, но очень вовремя…

— Я могу сказать то же самое и о себе.

— Вы шутите?.. Что вы имеете в виду?

— Я не придумываю свои книги. Они приходят в мою жизнь точно так же — спонтанно и неожиданно. Я никогда не знаю, что будет происходить с моими героями дальше, куда движется сюжет. Когда я пишу книгу, я еще не знаю, о чем она. Лишь постепенно я начинаю понимать это. Я так же боюсь и переживаю за своих героев, как и мой читатель. Иногда мне кажется, что «все пропало», что нам не выкарабкаться. А потом, находится решение. Но я никогда не знаю заранее, увижу ли его.

— Но как такое может быть?! В ваших книгах все так взаимосвязано! Складывается впечатление, что у вас сразу был какой-то конечный план…

— Нет. У меня нет и, конечно, не было никакого плана. Больше того, когда я заканчиваю книгу, мне всегда кажется, что она последняя. Потому что мне больше не о чем писать. Внутри абсолютная пустота. Но вот я ставлю последнюю точку и понимаю: что-то начало происходить. Понимаю, что началась следующая книга. Вам трудно это представить?

— Признаться, да…

— Просто вы думаете обо мне как о писателе. Как о человеке, который решил что-то сказать этому миру, поделиться с ним своим опытом, мнением, позицией. Но у меня ничего этого нет. А поэтому не может быть и «художественного замысла». Просто я знаю, что что-то происходит — прямо сейчас, в эту секунду. И я знаю, что это реально. Я только свидетельствую. Ничего больше. Будущее неизвестно. Вы, например, знаете, что я скажу через минуту? Что вы скажете?

— Нет, разумеется, я не знаю.

— И я не знаю. Я знаю только то, что что-то происходит. Прямо сейчас.

— И сейчас тоже что-то происходит?..

— Да, Я чувствую четвертого Всадника.

— Это невероятно!

— Все в этом мире взаимосвязано. Что-то можно объяснить логически, а что-то не поддается объяснению. Это так! И часто, настаивая на объяснениях, мы режем по живому. Но спросите у себя — отчего вы так жаждете этих объяснений? Не потому ли, что вы испуганы? Не оттого ли, что вы хотите все контролировать?..

— Да, вероятно, вы правы. Объяснения нужны именно для этого.

— Но если вы верите в Бога, если вы верите в Его мудрость, в таинство Замысла, разве не глупо требовать у Него объяснений по поводу каждого Его шага? Посмотрите на это со стороны — разве не нелепы наши попытки контролировать Провидение?!

— Вы можете рассказать об этом подробнее?

— На примере… — Анхель задумался. — Каждый из нас начал свою жизнь в материнской утробе. Там было тепло, сытно, комфортно. Нам было хорошо там. Очень. Но вот в какой-то момент идиллия внутриутробного существования нарушилась. Вода, которая была нашей защитой, ушла. Стены прежде уютного дома превратились в рабочую поверхность агрессивного пресса. Нас сдавило со всех сторон. Нам не хватало ни сил, ни пищи, ни воздуха. Нас выталкивали — в холодную, чужеродную среду. Это был ад… Так или примерно так мы пережили священный миг собственного рождения.

Если бы нас спросили тогда, хотим ли мы продолжения? Хотим ли мы идти навстречу этому ужасному холоду? Что бы мы ответили? Мы сказали бы: «Нет! Ни за что! Это смерть!» Но на самом деле это была не смерть, это было — рождение. Мы бы ошиблись, если нас спросили тогда. И знаете почему? Потому что всегда есть то, чего еще нет . И мы ничего не можем знать о нем. Прежде нам нужно будет это пережить, и только потом мы сможем дать правильную оценку. А какие объяснения дашь младенцу, зажатому в родовых путях матери? Будь у него возможность контролировать Провидение, он бы никогда не появился на свет. Понимаете, о чем я говорю?

— Вы хотите сказать, что, оценивая будущее с точки зрения настоящего, мы неизбежно допускаем ошибку?

— Да, я хочу сказать именно это. Когда Свами Брахмананда говорит: «Мы знаем все, что происходило и происходит. Но мы не знаем будущего», он говорит и другое: «Наши знания о прошлом и настоящем не приоткрывают завесы неизвестности перед будущим». Но более того, я хочу показать на этом примере, что наше настойчивое желание «получить объяснения» — смехотворно! И непозволительно, до безумия амбициозно! Когда вы спрашиваете меня о моих книгах, вы спрашиваете меня о реальности, которую невозможно объяснить рационально, которой нет объяснений. Вы спрашиваете о невозможном.

— Но вы обмолвились, вы сказали о неком «Замысле»?

— Я верю в самоорганизацию. Я верю в то, что мир внутренне стремится к гармонии. Не к хаосу, не к смерти, а именно к гармонии и жизни. Да, его раздирают противоречия. Да, в нем множество проблем. Да, мы сами нарушаем этот замысел своими страхами, ошибками, заблуждениями. Но мир все равно стремится к гармонии. Ребенок, находящийся в утробе матери, как бы он ни сопротивлялся схваткам, стремится родиться. Против собственной воли и даже желания он стремится к рождению. И мы или содействуем этой потенциальной гармонии будущего — образом мысли, чувствами, поступками, или, напротив, разрушаем ее. Впрочем, по плану Замысла все должно быть хорошо.

— И когда вы пишете свои книги, вы думаете об этом? Вы думаете, что они служат этой цели?

— Я думаю о том, что я должен сделать. И если у меня есть мой дар, и я знаю то, о чем пишу, — я пишу. Нет революционного способа установления гармонии в мире. Нет магического заклинания, способного пробудить людей. Нет Бога, который придет и расставит все по своим местам, воздаст каждому по заслугам. Ничего этого нет.

Но есть мы. А у каждого из нас есть свой дар. И дар этот может быть открыт только во взаимном общении наших индивидуальностей. Поэтому мы просто вынуждены содействовать друг другу. Я, со своей стороны, делаю это. Я помогаю тем, кто ищет, тем, кто нуждается в помощи. Я помогаю неравнодушным.

И я знаю, что я сделаю это сто крат лучше, если вы не знаете меня в лицо. Примите этот парадокс. Я могу быть рядом с вами, но только при одном условии — если меня нет.

У меня были самые разные предположения…

Сто причин, по которым Анхель де Куатьэ >не хочет являть себя публике. Но я никогда не спрашивал себя: а что будет, если он все-таки сделает это? Что будет с нами?! Сможем ли мы тогда читать его книги, как свои книги? Чувствовать, что они — часть нас самих, что они написаны о нас и для нас? Будем ли мы ощущать его присутствие в своей жизни, если он станет «публичным человеком»? Сохранится ли тогда в нашей жизни эта душевная, интимная связь с автором, понимающим и поддерживающим нас человеком? Останется ли он нашим Собеседником, каким был, пока мы его не знали?

Мы стремимся узнать автора, а автор тем временем думает о нас. Анхель де Куатьэ действительно рядом. Он с нами. Единственное, что нам остается — увидеть, понять и принять это. И как только мы совершим над собой такое усилие, человек, говорящий с нами от сердца к сердцу, понимающий нас, наши чувства и нашу боль, помогающий нам и думающий о нас, сразу появится в нашей жизни.

Он объединяет души, но без каких-либо условностей. Он убивает одиночество и открывает Жизнь.

— Я понял и вторую вашу причину, по которой вы избегаете публичности. Но неужели есть еще и третья? Мне с трудом в это верится…

— Есть и третья. Вас не смущают разного рода проповедники, которые рассказывают о Просветлении, о Высшей Истине, о Счастье? Меня смущают. Ведь по-настоящему счастливый человек, наверное, уже не должен ничего говорить. Он и так счастлив. А что просветленный может сказать непросветленному? Только одно: «Просветляйся!» Наконец, что такое Высшая Истина, если Ее передают из уст в уста как обычный анекдот?

— Ну да. Все это достаточно сомнительно…

— Более чем. Здесь полно парадоксов. Но что такое парадокс? Парадокс — это результат извечного конфликта нашего рассудка с духом. Истина, Счастье, Просветление — область духа. А всякие рассуждения неизбежно рассудочны. Истина невыразима в словах. Счастье — это радость, не имеющая объяснений. Наконец, Просветление — это внутреннее преображение. Как о них расскажешь? Невозможно. Любой, кто попытается, будет выглядеть или надутым индюком-всезнайкой, или сумасшедшим.

— Но как же быть?! Не говорить вовсе?

— Если то, о чем мы хотим, но не можем говорить, относится к области духа… Что ж, нам остается просто быть в духе.

— Вы замолчали. Это что, третья причина?..

— Может быть, я и заблуждаюсь. Но мне кажется, что как только Анхель де Куатьэ станет для своих читателей человеком из плоти и крови, я перестану писать. Поиски возможны только потому, что множество людей болеют за них душой, пребывают в духе. Пусть даже они думают, что это выдумка. Какое это имеет значение?.. Если читатель видит то, что стоит за книгой, проникается ее сущностью, ее истиной, он будет сопереживать, а его душа будет трудиться. И в этом все дело. Помните, что в Агван говорил Даниле?..

— «Тысячи людей во всех частях света молятся сейчас о твоем выборе»? Вы эти слова имеете в виду?

— Да. И пока я — миф, я чувствую огромное количество людей. Я чувствую связь с ними. С теми, кто ведет духовный поиск, с теми, кто думает о Свете, с теми, для кого Жизнь — это не просто данность, а подлинное Чудо. И без этой связи, без этого духовного контакта, я уверен, не было бы ни открытий, ни Скрижалей, ни Печатей, ничего. И как только я обрету плоть и кровь, эта связь прервется. Все закончится.

Андрей написал в своей книге: «Дети искали душу, дети разрезали по частям лягушку. Кишки нашли, а жизнь ускользнула». И потом он добавляет: «А ты пойми, не членя…» Я уверен, он говорит это себе. Это его испытание. Его мозг так устроен — он членит, анализирует и затем упорядочивает, систематизирует. А у меня все наоборот. Я не гонюсь за достоверностью, объективностью. Я просто чувствую.

Знаете, если бы Андрею сказали: «Существует семь Скрижалей, скрывающих Истину», он бы пожал плечами и спросил: «А почему семь? Не шесть? Или не восемь?» Он так устроен: ему важна не столько мысль, сколько порядок мысли. Он видит в порядке мысли нечто значительное. А я — нет. Мне порядок не важен. Я в этом ничего не понимаю. Я живу ощущением, чувством. И для меня, если Скрижалей семь — значит семь.

— Вы думаете, это чувство, это ощущение пропадет, если мы откроем ваше лицо?

— Я не думаю так. Прямо — так. Я думаю, что что-то неуловимое, что-то тайное ускользнет . Исчезнет, понимаете? А я не хочу, чтобы это произошло. Я не хочу играть ни в какие социальные игры. Я не хочу быть кем-то. Я не хочу обсуждать то, о чем написано в книгах. В них — все, что мне известно. Не больше и не меньше. Кто услышал, тот услышал. Кто не услышал… Что ж, услышит в другой раз.

Я хочу, чтобы мне позволили сохранить интимность моей жизни, мою внутреннюю настроенность, способность воспринимать то, что можно воспринять лишь в очень определенном состоянии. То, что происходит со мной, то, что я чувствую, что вижу, о чем рассказываю — это интимное, личное. И только поэтому мои книги живые, только поэтому они могут тронуть сердце. В них хрупкое свидетельство моей Жизни.

— Но происходит ли то, о чем вы пишете?

— Представьте себе Вселенную — огромную, бескрайнюю, мертвую Вселенную. А теперь представьте себе человека, стоящего на краю этой Вселенной. Маленького, слабого, уязвимого, но живого. И теперь спросите себя, что он там делает? Отвечайте быстро. Не задумывайтесь! Вы скажете: «Он ищет свое место. Он ищет себя в этой Вселенной». И это правда, потому что этот человек — вы сами. И вы знаете, что вы делаете в Вечности, вы ищете в Ней себя.

А теперь представьте, что таких людей не один, не два и даже не три, а сотни, тысячи, миллионы и миллиарды… И каждый из них стоит перед необъятной, холодной Вселенной. Один на один. И каждый ищет в Ней свое место, ищет себя. И теперь поймите, что это не образ, не фантазия, не картинка в рамке. Это — реальность . Так и есть. Каждый из нас стоит перед Вечностью. И все мы вместе стоим перед Нею.

Задумайтесь — какая гигантская энергия бессильно скитается, мечется по пространству Бытия! Это странствие нашего Духа. Общего. Потому что в Духе мы все едины. Но люди слепы, они не понимают, что это общее движение, общий поиск, общее странствие. Каждый проходит этот путь в одиночку. Каждый стоит перед бескрайней Вселенной и ищет себя в ней. Но ведь это наш об1ций путь! И то, о чем пишу я, это не истории конкретных людей, чьей-то жизни, любви или смерти. Это хроники того общего для всех нас духовного движения, которое мы проходим все вместе. Это хроники Духа. И поэтому происходящее — больше меня. И поэтому я не контролирую содержание книг. И поэтому я просто свидетель , которому, мне кажется, могут отказать в доступе в любой момент.

Вы спрашиваете меня, происходит ли то, о чем я пишу, на самом деле. Да, происходит. Именно поэтому мы сидим сейчас здесь, с вами, и разговариваем. Именно поэтому нас беспокоят темы, о которых мы сейчас говорим. Именно поэтому нет ничего случайного в том, что нужные книги приходят к нам в нужное время. А любовь приносит страдания, а страдания — счастье. Все не случайно.

Наша беседа тоже не случайна. Это маленькая, но настоящая, реальная частица того огромного духовного движения, которое происходит сейчас во Вселенной. И в каждой отдельной душе, в каждом сердце. И в этом — еще один из великих парадоксов… Каждый из нас в каждый миг творит Вселенную, являясь Создателем. И каждый из нас — лишь маленькая, никчемная песчинка в руке Создателя.

— А кто-то еще пытался описывать это? Говорить об этом?

— Конечно! И всякий думающий человек, и основатель любой из религий, и философы, и художники. Конечно. Но когда человек пытается расположить это знание в прокрустовом ложе — в ложе религиозной доктрины, философской системы, художественного произведения — он теряет свободу. Он испытывает сопротивление «действительности». Знание искажается. Возникают сторонние влияния, и огонь гаснет. Вот почему я просто фиксирую информацию. То, что приходит ко мне как отражение наших общих духовных странствий и поисков. Я просто пересказываю увиденное. Я пересказываю чувства от увиденного и говорю языком чувств. Сюжет — только средство.

— И поэтому вы не хотите, чтобы вас считали писателем?

— И поэтому я не писатель.

— А кто вы?

— Я? Я — тот, кто написал эти книги. Этого довольно.

***

Мой собеседник говорит образно. Но вовсе не загадками. Он не пытается юлить или оперировать двусмысленностями. Ему даже нет нужды прятаться за словами. Он говорит о вещах, которые и так невыразимы в словах.