Л.Спрэг де Камп
      С ружьем на динозавра
      Нет, мистер Зелигман, я не возьму вас с собой в поздний мезозой.
      Почему? А какой ваш вес? Сто тридцать фунтов? Постойте-ка... Так это же меньше шестидесяти килограммов? Сам я никогда так мало не весил.
      Я готов взять вас в любой период кайнозоя. Я позволю вам пострелять в энтелодона, титанотерия или уинтатерия.
      Я даже возьму вас в плейстоцен, где можно поохотиться на мамонта или мастодонта.
      Я возьму вас и в триас, и вы сможете застрелить там какого-нибудь недоросля - предка динозавров.
      Но я ни за что, нет, ни за что на свете не возьму вас в юру или мел охотиться на динозавра.
      При чем тут ваш вес, говорите?
      Дело вот в чем, старина. Скажите-ка, с каким ружьем вы собираетесь охотиться на них?
      Не подумали? Вот то-то и оно!
      Ну, ладно. Посидите-ка минутку... Держите!.. Это мое собственное "континенталь-0,600". Как раз для такой охоты. Похоже на дробовик, не правда ли? Но нарезное, как вы можете убедиться, заглянув в стволы. Стреляет нитропатронами размером с банан. Калибр - 0,600, высокая начальная скорость, весит четырнадцать с половиной фунтов, а дульная энергия - свыше семи тысяч футофунтов. Стоит тысячу четыреста пятьдесят долларов. Куча денег, верно?
      У меня есть запасные ружья, и я даю их напрокат сахибам. Выстрелом из такого ружья можно свалить слона. Не просто ранить, а именно свалить. Эти ружья не делают в Америке, но, как мне кажется, придется их выпускать, если благодаря машине времени охотничьи партии будут все дальше углубляться в прошедшие эры.
      Я вожу охотничьи партии уже лет двадцать. Я был проводником в Африке, пока там не пришел конец охоте на крупного зверя.
      А хочу я сказать вот что: за все эти годы мне ни разу не повстречался человек вашего роста, который мог бы справиться с "шестисоткой". От сильной отдачи все они летели кувырком. Те же, кто смог устоять на ногах, после нескольких выстрелов так были напуганы проклятой пушкой, что дрожали, как осиновый лист. Не попадали в слона на расстоянии плевка. Да и тяжеловато для них это ружье. Тащить его на себе по пересеченной местности в мезозойскую эру им не под силу.
      Правда, многие убивали слона из ружей и меньшего калибра, например из двустволок калибра 0,500, 0,475 и 0,465, а то и из магазинной винтовки калибра 0,375. Все дело в том, что из ружья калибра 0,375 вы должны попасть в его жизненные центры, лучше всего в сердце. На одну лишь убойную силу пули не приходится рассчитывать.
      Слон весит, постойте-ка... от четырех до шести тонн. Вы же собираетесь охотиться на рептилий весом в два или три раза больше слона, к тому же они намного живучее. Вот почему синдикат решил не брать на охоту на динозавров людей, которые не могут справиться с "шестисоткой". Мы научены горьким опытом. Были несчастные случаи.
      Вот что, мистер Зелигман. Ба! Да уже шестой час. Пора закрывать контору. Не заглянуть ли нам по пути домой в бар, я расскажу вам одну историю?
      Это случилось во время пятой охотничьей экспедиции, которую вели Раджа и я. Раджа? Айяр, совладелец фирмы "Риверз и Айяр". Я зову его Раджей, потому что он наследный монарх Джанпура. В наши дни, конечно, этот титул не стоит и выеденного яйца. Я знал его еще в Индии, затем неожиданно встретил в Нью-Йорке, где он возглавлял индийское туристическое агентство. Помните, темнолицый малый на фотографии, что висит на стене нашей конторы, - он еще поставил ногу на труп саблезубого тигра?
      Ну так вот, Раджа был сыт по горло раздачей проспектов о Тадж Махале и хотел снова поохотиться, как в былые времена. А я был без дела, когда мы впервые услышали о профессоре из Вашингтонского университета и его машине времени.
      Где сейчас Раджа? В раннем олигоцене, они там охотятся на титанотерия, пока я управляю конторой. Теперь мы работаем по очереди, а сначала отправлялись вместе.
      Так вот первым же рейсом мы вылетели в Сен-Луи. Мы здорово приуныли, когда обнаружили, что были далеко не первые.
      Бог ты мой, куда там! Просто отбоя не было от проводников охотничьих партий и от ученых, напичканных всякими идеями, как наилучшим образом использовать машину времени.
      Первым делом мы отшили историков и археологов.
      Кажется, чертова машина рассчитана для периода не ближе ста тысячи лет до нашего времени. И дальше - примерно до биллиона лет.
      Почему так? Не очень-то я смыслю в четырех измерениях. Но насколько я понимаю, если бы люди попали во время до ста тысяч лет, их действия могли бы сказаться на нашей истории. А этого не должно быть. Такое не может случаться в хорошо устроенной вселенной. Но где-то за сто тысяч лет до нашей эры, еще до зари человеческой истории, все действия затеряются в потоке времени. По той же причине, если вы использовали какой-то отрезок прошлого времени, скажем январь миллионного года до нашей эры, вы не можете использовать этот месяц еще раз и послать туда другую экспедицию.
      Но профессор не тужит: имея в своем распоряжении биллион лет, он не скоро выйдет за опасные пределы.
      Габариты машины тоже ограничивают возможности ее применения. По техническим причинам конструктору пришлось построить транзитную камеру, только-только вмещающую четырех человек со снаряжением и обслуживающий персонал. Более крупные партии приходится засылать в несколько приемов. А это значит, как вы понимаете, что джипы, лодки, самолеты и прочее с собой не захватишь.
      С другой стороны, поскольку вы отбываете в безлюдные периоды, нельзя ожидать, что только вы свистнете - и перед вами, тут как тут, сотня туземцев-носильщиков, готовых тащить на голове вашу поклажу. Поэтому мы обычно берем с собой караван ослов - бурро, как их зовут здесь. В большинстве периодов им вполне хватает естественного корма; так что любые дороги нам не заказаны.
      Я уже сказал, каждый приехал со своей идеей, как использовать машину. Ученые смотрели на нас, охотников, свысока. По их мнению, было бы преступлением тратить дорогое время этой удивительной машины ради каких-то эгоистических развлечений.
      Мы же подошли к делу с другой стороны. Машина обошлась в кругленькие тридцать миллионов. Как я понимаю, постройка ее субсидировалась концерном Рокфеллера или что-то в этом роде. Но в эту сумму вошла только первоначальная стоимость, без эксплуатационных расходов. А эта штука потребляла чудовищное количество энергии.
      Тогда мы, проводники, обратились к _денежным мешкам_, к тем людям, которых мы обслуживали и которыми в Америке, кажется, хоть пруд пруди. Не в обиду будь сказано, дружище. Многие из них были в состоянии сделать существенный взнос за то, что машина времени перенесет их в прошлое. Так мы помогли финансировать эксплуатацию машины в научных целях при условии, что нам будет уделена часть времени по справедливости.
      Не тратя лишних слов, скажу лишь, что в конце концов для распределения машинного времени проводники образовали синдикат из восьми членов, одним из которых стала фирма "Риверз и Айяр".
      В пятой экспедиции нашими кормильцами оказались два сахиба: оба американцы, обоим шел четвертый десяток, крепкие парни и, главное, платежеспособные. В остальном же не было на свете двух более несхожих людей.
      Кэртни Джеймс, богатый молодой человек из Нью-Йорка, всячески прожигал жизнь и не понимал, почему это приятное времяпрепровождение не должно продолжаться вечно. Цветущий, рослый парень, почти как я, но уже начинающий тучнеть. Он был женат в четвертый раз, и, когда появился в конторе с блондинкой, у которой прямо-таки на лице было написано, что она манекенщица, я принял ее за четвертую миссис Джеймс.
      - Мисс Бартрэм, - поправила она меня, смущенно хихикнув.
      - Моя жена в Мексике, где она, судя по всему, добивается развода, пояснил Джеймс. - Так вот. Банни, которую вы видите перед собой, хотела бы вместе со мной отправиться...
      - Сожалею, - перебил я, - но мы не берем дам. И тем более в поздний мезозой.
      Это было не совсем верно, но я не хотел впутываться в семейные дела, ведь мы и так подвергаемся риску, отправляясь на поиски малоизвестной фауны.
      - Чепуха! - сказал Джеймс. - Раз она хочет, она поедет. Она ходит на лыжах, управляет моим самолетом, так почему бы ей и...
      - Не в правилах фирмы.
      - Если мы наткнемся на опасного зверя, она отойдет в сторонку.
      - Нет. К сожалению, это невозможно.
      - К дьяволу! - сказал он, багровея. - В конце концов я плачу вам кругленькую сумму и имею право взять с собой кого хочу.
      - Принцип есть принцип. Плата тут ни при чем. Не согласны - ищите другого проводника.
      - Ладно. Так я и сделаю. И скажу всем друзьям, что вы проклятый... Ну, тут он наговорил такого, о чем я лучше умолчу. Кончилось тем, что я велел ему убираться, пригрозив вышвырнуть его вон.
      Я сидел в конторе, с грустью размышляя об уплывших денежках, которые Джеймс отвалил бы мне, не будь я таким упрямцем, когда вошел второй барашек, некто Огэст Холтзингер. Небольшого роста, худощавый, бледный малый в очках, вежливый и чопорный, не в пример первому - ветреному и наглому.
      Холтзингер присел на краешек стула и начал:
      - Видите ли, мистер Риверз, я не хотел бы, чтобы у вас сложилось обо мне неправильное впечатление. По натуре я не бесшабашный бродяга и, наверное, умру со страха, повстречавшись с живым динозавром. Но я решил твердо: или голова динозавра будет висеть над моим камином, или пусть я погибну, охотясь за этим трофеем.
      - Все мы вначале хватили страху, - подбадривал я его. Оттаяв, он рассказал мне свою историю.
      В то время как Джеймс всю жизнь купался в золоте, Холтзингер лишь недавно стал на ноги. Раньше у него было небольшое дело здесь, в Сен-Луи, и он только-только сводил концы с концами, как вдруг один из его дядей неожиданно сыграл в ящик, оставив Оги кучу денег.
      Он никогда не был женат, но у него есть невеста. Сейчас он строит большой дом, и, когда тот будет закончен, они поженятся и переедут в него. И одним из предметов меблировки должна стать голова цератопса над камином. Ну, вы знаете, огромная рогатая голова, клюв попугая, костяной воротник вокруг шеи.
      Мы толковали обо всем этом, когда вошла девушка, да нет - девчушка лет двадцати, ничего особенного.
      - Оги! - говорит она, обливаясь слезами. - Ты не можешь! Ты не должен! Тебя убьют!
      Она судорожно обняла его и, обращаясь ко мне, сказала:
      - Мистер Риверз, вы не должны брать его с собой! Он для меня все.
      - Милая мисс, - ответил я, - ни в коем случае не хотел бы причинять вам огорчения. Путь мистер Холтзингер решит сам, нужны ли ему мои услуги.
      - Бесполезно, Клэр, - сказал Холтзингер. - Я отправляюсь. Хоть, кажется, я ненавижу каждый миг этого предстоящего путешествия.
      - В чем дело, дружище? - спросил я. - Не хотите - не езжайте. Вы что, держите пари?
      - Нет, - сказал Холтзингер. - Дело в другом. Как бы вам это объяснить... Понимаете, я самый заурядный человек. Нет у меня ни блестящего ума, ни силы, как у быка, ни смазливой физиономии. Я всего лишь обыкновенный маленький бизнесмен со Среднего Запада. А между тем я всегда мечтал отправиться в далекие края и совершить там что-нибудь необыкновенное. Я бы хотел быть рисковым парнем. Как вы, мистер Риверз.
      - Ну что вы! - запротестовал я. - Жизнь охотника-профессионала кажется блестящей только со стороны. Для меня охота - лишь кусок хлеба.
      Он покачал головой.
      - Нет, нет... Вы же понимаете, что я имею в виду. Теперь, получив наследство, я мог бы посвятить остаток жизни игре в бридж и гольф. Но я твердо решил совершить нечто необычное. Так как охоты на крупного зверя в наше время уже нет, я решил застрелить динозавра и повесить его голову у себя над камином.
      Холтзингер и его девушка продолжали препираться, но он не сдавался. Тогда она заставила меня поклясться, что я буду беречь Оги как зеницу ока, и ушла вместе с ним, всхлипывая.
      После ухода Холтзингера кто бы вы думали вошел в контору? Мой вспыльчивый друг Кэртни Джеймс. Он извинился за оскорбления, хотя едва ли в самом деле сожалел о них.
      - Я не так уж часто бываю в дурном настроении, - сказал он. - Только в тех случаях, когда люди не хотят соглашаться со мной. Тогда я иногда срываюсь. Но пока они проявляют готовность к сотрудничеству, со мной не трудно поладить.
      Я прекрасно понимал, что для него "сотрудничество" - это когда все поступают так, как того хочет Кэртни Джеймс, но не стал наступать на его любимую мозоль.
      - Как насчет мисс Бартрэм? - спросил я.
      - Мы поссорились, - сказал он. - С женщинами покончено. Так что, если вы ничего не имеете против, продолжим наш разговор с того места, где мы его прервали.
      - Идет, - согласился я. - Бизнес есть бизнес!
      Раджа и я решили, что вместе отправимся в охотничью экспедицию на восемьдесят пять миллионов лет назад: в раннюю эпоху верхнего мелового периода, или в средний мел, как называют его некоторые американские геологи. Это были самые лучшие денечки для динозавров на Миссури. К тому же период представлял больший интерес с точки зрения разнообразия форм.
      Что касается снаряжения, то мы с Раджей держали по "континенталю-0,600" и несколько ружей калибром поменьше. В то время наш капитал был еще невелик, и мы не могли приобрести лишних "шестисоток", чтобы давать их напрокат.
      Между тем Огэст Холтзингер как раз хотел взять ружье напрокат, полагая, что эта охотничья экспедиция останется единственной в его жизни и потому бессмысленно выкладывать тысячу с лишним долларов за ружье, из которого ему придется выстрелить всего несколько раз. Но поскольку у нас не было лишней "шестисотки", ему приходилось выбирать: либо купить ее, либо взять напрокат одно из наших ружей меньшего калибра.
      Мы отправились за город испытать "шестисотку". Установили цель. Холтзингер с трудом поднял ружье, словно оно весило целую тонну, и выстрелил. Пуля ушла "за молоко", а сам он повалился на землю.
      Он встал бледнее обычного и вернул мне ружье со словами:
      - Знаете... я лучше опробую какое-нибудь полегче.
      Ему понравился мой винчестер-70 с патронником под патрон калибра 0,375. Это отличное универсальное ружье...
      Какого типа? Обычная магазинная винтовка со скользящим затвором, как у винтовки Маузера. Превосходна для охоты на тигров и медведей, но легковата для слона и совсем уж не годится для динозавра. Никогда бы не согласился на это, но мы спешили, а поиски новой "шестисотки" заняли бы месяцы. Как вы знаете, они делаются на заказ. Джеймс же выражал нетерпение. У него уже была двустволка калибра 0,500 фирмы "Голанд и Голанд", почти одного класса с "шестисоткой".
      Меткость моих клиентов меня не беспокоила. Охота на динозавра требует лишь ясной головы и четкости действий - чтобы не заело механизм ружья от случайно попавшей туда веточки, чтобы вы не упали в яму, не карабкались на деревце, откуда вас легко сорвет динозавр, и не прострелили голову вашему проводнику.
      Тот, кто привык охотиться на млекопитающих, порой пытается попасть динозавру в мозг. Глупее ничего нельзя придумать, потому что у динозавров нет мозга. Или, если быть более точным, у них есть маленький комок мозговой ткани размером с теннисный мячик в передней части позвоночного столба. Но поди доберись до него.
      Самый надежный способ охоты на динозавра - целиться ему в сердце. У них большие сердца, свыше ста фунтов у самых крупных экземпляров. Пара зарядов из "шестисотки" прямо в сердце валит их замертво. Все дело в том, как пробиться к сердцу сквозь гору мяса и броню костей.
      Так вот, в одно дождливое утро мы собрались в лаборатории профессора: Джеймс и Холтзингер, Раджа и я, погонщик Боргард Блэк, трое помощников, повар и двенадцать "джеков", то есть осликов.
      Транзитная камера представляет собой кубическое помещение размером с небольшой лифт. По заведенному порядку я слежу за тем, чтобы первыми отправились вооруженные охотники, на случай если у машины времени в момент ее прибытия окажется голодный теропод. И вот два сахиба, Раджа и я набились в камеру с нашими ружьями и вьюками. Оператор втиснулся вслед за нами, задраил дверь и стал колдовать у приборов. Он поставил стрелку указателя времени на 24 апреля восьмидесятипятимиллионного года до нашей эры и нажал красную кнопку.
      Свет погас, лишь крошечная лампочка, работающая от батарейки, освещала камеру. Джеймс и Холтзингер позеленели, но виной тому могло быть тусклое освещение. Радже и мне уже приходилось испытать все это, так что вибрация и головокружение нас мало беспокоили.
      Со своего места я мог видеть, как маленькие черные стрелки приборов описывали круги: одни - медленно, другие - с такой сумасшедшей скоростью, что рябило в глазах. Но вот стрелки стали замедлять свой бег и замерли. Оператор посмотрел на прибор и, повернув ручной штурвал, приподнял камеру, чтобы материализация произошла не на поверхности земли. Затем он нажал кнопку, и дверь отворилась.
      Каждый раз, когда я выхожу в прошлую эру, меня охватывает дрожь волнения. От камеры до поверхности земли было около фута, и я выпрыгнул с ружьем наготове. Остальные последовали за мной. Мы оглянулись - в воздухе висел большой сияющий куб с маленькой круглой дверцей.
      - Все в порядке! - сказал я технику, и он закрыл дверь. Камера исчезла. Мы осмотрелись. Ландшафт не изменился со времени моей последней экспедиции в эту эру - экспедиции, которая закончилась за пять дней до начала нынешней. Динозавров не было и следа. Одни ящерицы.
      Мы стояли на каменистой возвышенности. Отсюда, куда ни кинь глаз, открывались бескрайние, теряющиеся в дымке дали.
      К западу виднелся залив Канзасского моря, простирающийся до Миссури и далее. Вокруг залива - огромное болото, где живут завроподы. Принято думать, что завроподы вымерли еще до мелового периода, но это не так. Сократилась лишь область их распространения, так как болота и лагуны уже не занимали столь большую поверхность суши, как раньше. Но завроподов в этот период еще достаточно. Нужно только знать, где их искать.
      К северу тянется низкая горная цепь, которую Раджа окрестил Джанпурскими Холмами - в честь маленького индийского княжества, которым правили его предки. К востоку местность постепенно повышается и переходит в плато - рай для цератопсов. А на юге простирается болотистая низменность, где обитают завроподы и орнитоподы - утконосые динозавры и игуанодоны.
      Меловой период чарует своим климатом: он мягок, как на Островах Южных Морей, мало зависит от времен года и не так влажен, как климат юрского периода. Мы прибыли туда весной, когда повсюду цвели карликовые магнолии, но воздух там душист точно так же почти в любое время года.
      Замечательная черта ландшафта мелового периода - своеобразный тип растительного покрова. Травы в процессе эволюции не образовали еще сплошного ковра на всей поверхности суши, и земля покрыта густой растительностью из лавра, сассафраса и других кустарников с огромными плешинами между ними. Кругом густые заросли карликовых пальм и папоротников. По холмам одиночками и рощицами растут саговники. Их обычно называют пальмами, хотя мои друзья-ученые говорят, что это не настоящие пальмы.
      Пока один из помощников выводил из машины времени двух осликов и привязывал их к колышкам, а я пытался проникнуть взглядом сквозь дымку, позади меня прогремели выстрелы - _бах! бах_!
      Я обернулся и увидел Кэртни Джеймса с дымящейся "пятисоткой" в руках, а в пятидесяти ярдах от него - улепетывающего вовсю орнитомима. Орнитомимы это среднего размера динозавры, безобидные существа с длинной шеей и длинными ногами, нечто среднее между ящерицей и страусом. Они семи футов высотой и весят столько же, сколько и человек.
      Я был несколько обескуражен, потому что сахиб, безрассудно палящий по всему живому, столь же опасен, как и тот, кто впадает в панику или удирает со всех ног.
      Я заорал:
      - Идиот вы этакий! Какого черта вы стреляете без разрешения?
      - А кто вы такой, чтобы тут распоряжаться, когда мне стрелять, когда нет из собственного ружья? - отпарировал он.
      Мы снова крупно поговорили, пока Холтзингер и Раджа не утихомирили нас.
      Я пояснил:
      - Выслушайте меня, мистер Джеймс, доводы мои достаточна убедительны. Во-первых, если вы расстреляете все ваши патроны еще до конца экспедиции, ваше ружье превратится в бесполезную палку и им нельзя будет воспользоваться в случае нужды, а другого, такого же калибра у нас нет. Во-вторых, если вы будете палить из обоих стволов по кому попало, что вы станете делать, если крупный теропод нападет на вас, прежде чем вы успеете перезарядить ружье? И последнее. Не спортивно убивать все, что попадает в поле зрения. Я стреляю, чтобы раздобыть мяса, или ради трофеев, или защищаясь, а не для того, чтобы только слышать звуки выстрелов. Если бы люди могли обуздать свою страсть к убийству, охотничий спорт процветал бы и в нашу эру. Дошло?
      - Да-а... как будто... - протянул этот парень, живой, как ртуть.
      Из машины времени вышли остальные участники охоты, и мы разбили лагерь на безопасном расстоянии от места материализации. Нашей первой задачей было раздобыть свежего мяса. Охотничья экспедиция рассчитана на двадцать один день, и мы точно калькулируем наш пищевой рацион, чтобы в случае необходимости обойтись консервами и концентратами, но все же рассчитываем убить хотя бы одного зверя. Обеспечив себя мясом, мы отправляемся в короткое путешествие с четырьмя или пятью стоянками, охотимся и возвращаемся на базу за несколько дней до появления транзитной камеры.
      Холтзингеру, как я сказал, нужна была голова цератопса любого вида. Джеймса устраивала только голова тиранозавра.
      Представление о тиранозавре как о самом жестоком хищнике сильно преувеличено. Он не активный хищник, больше питается падалью, хотя проглотит и вас, если вы ему подвернетесь. Он не так опасен, как некоторые другие плотоядные тероподы, например большой заврофаг юрского периода или даже более мелкий горгозавр той эпохи, в которой мы находились.
      Тиранозавр того периода, в который прибыли мы, не являлся царем ящеров, так называемым тиранозавром-рексом. Тот появился позднее, был более крупного размера и более специализирован. Этот же носит название тиранозавр-трионикс. Его передние конечности еще не стали рудиментами, хотя они и годны лишь для того, чтобы ковырять в зубах после сытной трапезы.
      Сразу же после полудня, разбив лагерь, Раджа и я взяли наших сахибов на первую охоту. У нас была карта местности, составленная во время предыдущих экспедиций.
      У Раджи и у пеня своя система охоты на динозавра. Мы разделяемся на две партии, по два человека в каждой, и двигаемся параллельным маршрутом на расстоянии от двадцати до сорока ярдов друг от друга. В каждой партии сахиб, идущий впереди, и проводник, который следует за ним и показывает, куда идти.
      Сахибам мы говорим, что ставим их впереди, чтобы они могли стрелять парными. И это действительно так. Но есть и другая причина. Дело в том, что они постоянно спотыкаются и падают с ружьем на изводе - будь проводник впереди, он был бы убит.
      Разделяемся же мы на две партии потому, что, если динозавр двинется в сторону одной группы, другая сможет сбоку выстрелить ему в сердце.
      Мы карабкались по бесчисленным руслам высохших речек, пересекавших местность во всех направлениях, в течение часа, и сахибы уже обливались потом, когда Раджа вдруг свистнул. Он заметил группу "крепкоголовых" динозавров, ощипывающих побеги саговника.
      Это были троедонты - маленькие орнитоподы ростом с человека, с выпуклостью на верхушке головы, что придавало им человекообразный вид. Но выпуклость была всего лишь толстой костью, и мозг их так же мал, как и у других динозавров. Когда самцы дерутся из-за самок, то бодают друг друга головами.
      Они то опускались на все четыре лапы, прожевывая побеги, то вставали и оглядывались - троедонты осторожнее прочих динозавров: ведь они любимое блюдо крупных тероподов. Иногда думают, что раз динозавры глупы, то и чувства их неразвиты. У некоторых видов, как, например, у завроподов, это действительно так. Но у большинства хорошее обоняние, зрение и тонкий слух. Уязвимость их в другом: поскольку у них нет ума, у них нет и памяти. Отсюда: с глаз долой - из головы вон. Если вас, брызгая слюной и заранее облизываясь, атакует крупный теропод, лучше всего спрятаться в расселине или за кустом, и, как только он потеряет вас из виду и не сможет почуять, он тут же забудет о вас и побредет прочь.
      Укрываясь за карликовыми пальмами, мы подкрадывались с наветренной стороны к ящерам. Я шепнул Джеймсу:
      - Вы уже стреляли сегодня. Подождите, пока выстрелит Холтзингер, но и тогда стреляйте только в том случае, если он промахнется или ранит зверя.
      - Угу, - сказал Джеймс.
      Мы разделились. Он пошел с Раджей, а Холтзингер со мной. Это стало уже правилом. Джеймс и я действовали друг другу на нервы, а Раджа, если только выбросить из головы весь этот вздор о восточном монархе-предке, был славным, отзывчивым малым, которого нельзя было не любить.
      Итак, мы пробирались ползком, с противоположных сторон огибая участок карликовых пальм, и Холтзингер уже приподнялся, приготовившись стрелять. Из крупнокалиберного ружья нельзя стрелять лежа. Нет достаточной амортизации, и отдача может сломать плечо.
      Холтзингер прицеливался, скрываясь за листвой крайних пальм. Я видел покачивающееся дуло его ружья, когда вдруг прогремели оба ствола ружья Джеймса. Самый крупный динозавр упал, катаясь в агонии по земле, а остальные огромными прыжками помчались прочь; головы их судорожно подергивались, хвосты стояли торчком.
      - Поставьте ружье на предохранитель! - крикнул я Холтзингеру, бежавшему к убитому динозавру. Когда мы подбежали к "крепкоголовому", над ним, переломив ружье и продувая стволы, уже стоял Джеймс. Самодовольство прямо-таки распирало его, можно было подумать, что ему только что отвалили миллион. Он стал просить Раджу заснять его в этой героической позе попирающим ногой динозавра. Его первый выстрел был в самом деле превосходен - прямо в сердце. Но Джеймс не мог побороть искушения выстрелить еще раз, хотя бы впустую.
      - Стрелять был черед Холтзингера, - заметил я.
      - К черту! Я ждал, - сказал Джеймс, - но он проканителился, и я решил, что с ним что-то стряслось. Сколько можно мешкать? Они увидели бы или почуяли нас.
      Его возражения были не так уж глупы, но меня раздражала сама его манера говорить.
      Я сказал:
      - Если это повторится, в следующий раз мы оставим вас в лагере.
      - Не будем ссориться, джентльмены, - успокаивал Раджа. - Не следует забывать, Реджи, что они ведь еще неопытные охотники.
      - Что будем делать дальше? - спросил Холтзингер. - Потащим зверя сами или пришлем за ним людей?
      - Я думаю, мы можем донести его на шесте, - сказал я. - Он не потянет больше двухсот фунтов.
      В рюкзаке у меня был складной алюминиевый шест для переноски тяжестей с мягкими прокладками из губчатой резины на концах, чтобы не натирало плечи.
      Раджа и я выпотрошили "крепкоголового" динозавра и привязали его к шесту. Тучи мух налетели на отбросы. Ученые утверждают, что это не мухи в обычном смысле слова, но они схожи с нашими, да и повадки у них те же.
      До самого вечера мы обливались потом под тяжестью шеста с ношей. Одна пара несла зверя, другая - ружья. Время от времени мы менялись. Из-под ног разбегались ящерицы, и мухи, жужжа, вились над тушей.
      До лагеря мы добрались перед самым закатом. Мы были так голодны, что могли бы за один присест проглотить целого динозавра. В лагере все было в порядке; пока повар поджаривал куски мяса "крепкоголового", мы сели опрокинуть по стаканчику виски.
      - Хотел бы я знать, - сказал Холтзингер, - если я убью цератопса, как мы справимся с его головой?
      - Если позволит рельеф, мы привяжем его к раме катка и покатим, пояснил я.
      - А сколько может весить его голова? - спросил он.
      - Это зависит от возраста и экземпляра, - ответил я. - У самого крупного - около тонны, у прочих - от пятисот до тысячи фунтов.
      - И повсюду такая овражистая местность, как та, по которой мы шли сегодня?
      - Почти везде. Это все из-за сильных дождей. Эрозия здесь устрашающе быстра - мало растительности.
      - А кто потянет каток с головой?
      - Да все, у кого есть руки. Крупная голова потребует участия всей партии. И даже тогда мы можем не справиться с ней.
      - О! - сказал Холтзингер. По всему было видно, что он размышляет, стоит ли голова цератопса всех этих усилий.
      Следующие два дня мы обследовали окрестности. Ничего интересного для охотника - ящерицы и птерозавры, птицы и насекомые. Встретилось только стадо, голов пятьдесят, орнитомимов, которые убежали прыжками, как толпа балетных танцовщиков. Среди насекомых была огромная муха с кружевными крыльями, жалящая динозавров. Сами понимаете, кожа человека для их хобота - ничто. Одна из этих мух ужалила Холтзингера сквозь рубашку, да так, что он подскочил. Джеймс подтрунивал над ним по этому поводу, приговаривая: "Сколько шума из-за какой-то мошки!"
      На следующую ночь в дежурство Раджи вдруг слышим страшный крик Джеймса. Мы выскочили из палаток с ружьями наизготовку. А случилось вот что: один из паразитирующих на динозаврах клещей заполз в палатку к Джеймсу и присосался у него под мышкой. Этот клещ, даже не насосавшись, размером с большой палец руки, так что испуг Джеймса вполне понятен. К счастью, он разделался с клещом раньше, чем тот высосал из него пинту крови. Холтзингер, еще не забывший насмешек Джеймса, теперь отомстил ему, заметив: "Сколько шума из-за какого-то паршивого клопика, дружище!"
      Джеймс со злости топнул ногой и что-то проворчал - он не терпел насмешек.
      Мы сложили свои пожитки и снова отправились в путь. Нам хотелось сводить сахибов на край болота, где водились завроподы.
      Я вел охотников к краю болота, к песчаному, лишенному растительности гребню, откуда открывался чудесный вид. Когда мы добрались до гребня, солнце почти зашло. При виде нас несколько крокодилов скользнули в воду. Сахибы, выбившиеся из сил, замертво растянулись на песке.
      Над головой парили мелкие птерозавры, похожие на летучих мышей.
      Боргард Блэк набрал хвороста и разжег костер. Мы только что принялись за бифштекс, когда из воды, шумно дыша и издания скрежещущие звуки, вынырнул завропод.