5

— Эт-то еще что за хреновина?! — вопросил Пит, но тут глаза его остановились на Гарольде Ши. — Ши! Ты арестован! За похищение человека и сопротивление представителю власти!

— А я-то думал, мы давно уже все утрясли, — миролюбиво отозвался Ши.

— Да что ты? Думаешь, коли упрятал меня в эту идиотскую сказочную страну, так можешь теперь как сыр в масле кататься? Так вот: этим ты только достукался еще до одной статьи — нарушение норм приличия во время театрализованных представлений! Как тебе это нравится? Лучше тебе пройти со мной!

— Пройти куда? — невинно осведомился Ши.

— А? — Пит Бродский оглядел обстановку комнаты и уставился на обмякшего Лемминкяйнена,

— Что это, к чертям собачьим, за дыра?

— Калевала.

— А эта где? В Канаде?

Ши дал необходимые пояснения, добавив:

— А вот и моя жена, которую я якобы то ли похитил, то ли убил. Дорогая, это детектив Бродский. Пит, это Бельфеба. Разве она похожа на труп?

— Так вы и впрямь та самая дамочка, что таинственно исчезла с пикника в Огайо? — спросил Бродский.

— Истинно та самая, — ответствовала Бельфеба, — и супруг мой к сей пропаже никакого не имел отношения.

— А кроме того, — добавил Ши, — ты не на своем участке. Тут у тебя нету никаких полномочий.

— Да ты, гляжу, законник! Но я тебя малость просвещу: как раз на этот случай и есть закон о преследовании по горячим следам. Фактически я вел такое преследование аккурат с того самого момента, как еще в Огайо ты вздумал рвать когти. Где тут ближайший американский консул?

— Спроси лучше у Лемминкяйнена. Он тут местный начальник.

— У этого кабана-то? А по-английски он говорит?

Ши улыбнулся:

— Ты и в Занаду вроде общался без проблем. А сейчас говоришь по-фински, даже сам того не подозревая.

— Ладно. Послушайте, мистер...

Понурый Лемминкяйнен, который до сих пор ни на что не обращал внимания, поднял голову.

— Изыди, несчастный, я в печали, — уныло молвил он. — О, своими собственными стараниями лишился я объятий Танисы прекрасной!

Он сверкнул глазами на Ши.

— О вестник беды! Будь со мной моя сила, поквитался бы я с тобою!

Вмешалась Кюллики:

— У того много силы, кто ест как следует!

Подобное напоминание, судя по всему, Лемминкяйнена несколько ободрило.

— Так почто ж ты время тратишь на пустую болтовню, когда животы нам подвело? — вопросил он, и Кюллики немедля выкатилась вон. Мать героя бросилась вдогонку.

Ши вышел на улицу, чтобы разыскать Байярда и объяснить ему ситуацию с Данизой. Весть о ее исчезновении явно не причинила психологу невыносимых страданий.

— Это была превосходная возможность поупражнять либидо, — заметил он, — но боюсь, что со временем она бы мне безумно наскучила. Личности с ее строением интеллекта часто убеждены, что физическая красота способна обеспечить им почет и уважение безо всяких дополнительных усилий.

С этими словами он преспокойно отправился вслед за Ши в дом, где уже был готов завтрак.

Лемминкяйнен предпочел завтракать у себя в спальне, а остальные устроились в зале с Питом Бродским, который буквально набросился на жареное мясо, сыр и пиво, а когда насытился, удовлетворенно рыгнул напоследок.

— Видать, парни, я с вами и взаправду маленько обмишурился, — сказал он, вытирая губы грязным платком. — Вроде вы ребята правильные, просто малость со странностями — усек, о чем я? Ну а теперь выкладывай все от и до.

Ши как можно подробней объяснил, что произошло в континууме «Неистового Роланда» Ариосто и почему Вацлав Полячек с доктором Ридом Чалмерсом до сих пор пребывают там.

— Но, — закончил он самым что ни на есть добродетельным тоном, — вас с Уолтером Байярдом мы никак не могли бросить в Занаду.

— Я въехал, — отозвался Бродский. — Ты сообразил, что лучше тебе самому вытащить нас из этого наркоманского притона, не то тебя с ходу заметут. Ладно, вроде все по-честному. И чё нам светит дальше?

Ши рассказал о намеченном походе в Похъёлу. Бродский помрачнел.

— Выходит, надо обязательно переться туда и ворошить это осиное гнездо? Лично мне это особо не климатит. Разве нельзя попросту свалить обратно в Огайо? Насчет обвинений не переживай — я шепну за тебя словечко в участке.

Ши помотал головой:

— Только не мне. Особенно после того, как я подначил Лемминкяйнена насчет его способности держать слово. Послушай, ты угодил туда, где действует магия, а это тебе не шуточки! Когда чего-нибудь получаешь, а в ответ обещаешь что-то взамен, лучше и не думай отвертеться от обещания — иначе не то что с носом, без носа останешься!

— Ты хочешь сказать, что если мы вздумаем их кинуть, то нам с Байярдом опять светит это чертово стрип-шоу с медом?

— Совсем не исключено.

Бродский тряхнул головой:

— Тогда делать нечего. Так уж, видно, мне на небесах предопределено. Когда отчаливаем?

— Скорее всего завтра. Лемминкяйнен в полном отрубе после того, как доставил вас из Занаду, и раньше утра не очухается.

— Ясно, — сказал Бродский. — А что будем делать сегодня? Просто в потолок плевать?

Ши повернулся и посмотрел за окно.

— Пожалуй, что так, — ответил он. — Кажется, дождь собирается.

День тянулся нескончаемо долго. Кюллики и мать Лемминкяйнена неустанно носились туда-сюда, таская лежащему в лежку герою подносы с едой. Время от времени кое-что перепадало и на общий стол в зале, за которым Бродский с Уолтером Байярдом завели бесконечные разговоры о предопределении, первородном грехе и картезианстве. Через некоторое время Ши с Бельфебой удалились в уголок, оставив их за беседой, тем более что ни Кюллики, ни мать Лемминкяйнена особой общительностью не отличались. Дело уже было к вечеру, и низкое небо стало заметно темнеть, хотя факелов и свечей еще не зажигали, когда к ним подошли Бродский с Байярдом.

— Слышь, дело есть, — начал детектив. — Мы тут с этим Байярдом, мы тут подумали, и нас внезапно осенило. Ты ведь разбираешься во всех этих магических штучках, точно? Тогда почему бы тебе не накласть на этого фона-барона какие-нибудь чары, чтоб он и думать забыл про этот притон в Похъёле — чтоб раз, и как отрезало? Тогда он без всяких там яких попросту забросит нас в родные места. Ну как?

Ши призадумался.

— Не знаю. Как бы он не отплатил нам той же монетой. Чародей он далеко не из последних и играет на своем поле, где он знает все правила, а я нет. А потом, я тебе уже объяснял, что может случиться, если попытаешься нарушить магическое соглашение.

— Но послушай, — вмешался Байярд, — мы ведь не предлагаем ничего неэтичного, даже с точки зрения магии! Все, что требуется, — это заклинание, которое заставит его воспринимать вещи с нашей точки зрения. Ему доверили осуществить великое деяние по нашему спасению, которое все эти герои из романов ценят гораздо выше всего прочего, насколько я себе это представляю. В качестве более материального вознаграждения можно оставить ему что-нибудь из наших артефактов. Твой меч или лук Бельфебы, к примеру.

Ши повернулся к жене:

— Что скажешь, детка?

— Не слишком-то мне это по вкусу, но не вижу я ни единого аргумента супротив доктрины подобной. Поступай как знаешь, Гарольд.

— Ну что ж, по-моему, делать хоть что-то всяк лучше, чем не делать вообще ничего. — Он встал. — Ладно, попробую.

Действуя вокруг да около, он ухитрился выяснить у матери Лемминкяйнена немало подробностей подноготной героя, памятуя о том, что одним из основных требований магии Калевалы являлось доскональное знакомство с человеком или предметом, который ты пытаешься заколдовать. Задача была сравнима с попытками выудить кусок мыла, упавший в кипяток: хозяйка дома тарахтела с пулеметной быстротой, и вскоре Ши обнаружил, что по части памяти ему с Лемминкяйненом не сравниться, поскольку самому ему пару раз пришлось перекрывать ее словесный поток просьбами повторить.

Процесс продолжился за очередным обильным пиршеством; когда с едой было покончено, Ши удалился в уголок у очага с большой кружкой пива и принялся сочинять текст магического песнопения — четырехстопным ямбом, по образцу Лемминкяйнена. Этот стихотворный размер был ему не особо знаком, и он постоянно забывал отдельные строчки, отчего в конце концов раздобыл уголек и попытался нацарапать некоторые ключевые слова прямо на полу. Когда остальные стали отходить ко сну, дело было почти сделано. Байярд уже вовсю храпел из-под горы шкур, когда Ши, наконец удовлетворенный, запасся факелом, направился к двери спальни героя и негромко продекламировал свое сочинение.

Когда он закончил, в глазах у него на мгновенье словно что-то вспыхнуло, и он почувствовал легкое головокружение. Причиной могло быть и пиво, но все же Ши пришел к заключению, что колдовство сработало, и на ватных ногах направился в свою спальню, чуть не промахнувшись мимо держателя, когда вставлял в него факел.

Бельфеба села на постели, до подбородка завернувшись в меховое одеяло; выражение лица у нее было далеко не приветливое.

— Ку-ку, дорогая, — поприветствовал ее Ши. Негромко икнув, он уселся на постель и принялся стаскивать сапоги.

— Убирайтесь вон, сударь! — приказала Бельфеба. — Я честная жена!

— А-а? — удивился Ши. — А кто же в этом сомневается? И на кой черт вся эта пожарная тревога?

Он протянул к ней руку, но Бельфеба ловко увернулась, забилась поглубже в угол и во весь голос завопила:

— Гарольд! Уолтер! На помощь, ко мне пристают!

Ши ошалело уставился на нее. Чего это она уворачивается? Что он такого сделал? И почему она кричит «Гарольд!», когда вот он, рядом?

Прежде чем он успел сказать хоть что-нибудь вразумительное, за спиной у него послышался голос Байярда:

— Опять он за свое! Хватай его и вяжи, а уж потом Гарольд придумает, что с ним делать!

— С ума все тут, что ли, посходили? — вопросил Ши и тут же почувствовал, как в руку ему вцепился Бродский. Он вырвал ее и собрался врезать детективу как следует, но тот увернулся, ловко мотнув головой. И вдруг воцарилась тьма.

Очнулся Ши с дикой головной болью и противным вкусом во рту. Да, с пивом он вчера явно перебрал, а в довершение прочего был еще и связан — куда более основательно, чем Лемминкяйнен прошлой ночью. Только занимался рассвет; откуда-то снаружи доносилось металлическое звяканье — видимо, рабы уже приступили к работе по дому. Две кучи медвежьих шкур рядом с ним на полу представляли собой, очевидно, Бродского с Байярдом.

— Эй, ребята! — позвал он. — Что тут приключилось?

Храп под одной из куч утих, и возникла голова Бродского.

— Ну вот что, болван. Один раз тебя уже вырубили. И если ты немедля не заткнешься, получишь добавки!

Ши задохнулся от злобы. Судя по боли в голове, Бродский и впрямь здорово его приложил — не исключено, что и дубинкой. Чтобы не подвергнуться подобной экзекуции вторично, Ши предпочел смолчать, но он искренне не мог понять, почему все на него так взъелись — разве что Лемминкяйнен ухитрился наложить на него некие чары, пока он пытался заколдовать его самого. Наверняка так оно и вышло, решил Ши и, валяясь спеленатым на полу, принялся выдумывать ответное заклятие, сообразуясь с традициями Калевалы. За этим занятием его опять сморила дремота.

Пробудил его громовой хохот.

Уже совсем рассвело. Все обитатели дома столпились вокруг него, включая и Бельфебу с озабоченным выражением на лице, а хохотал не кто иной, как Лемминкяйнен, который буквально складывался пополам, икая от смеха. У Байярда был просто удивленный вид.

В конце концов хозяин дома отдышался настолько, чтобы выговорить:

— Тащи-ка мне воды бадью, Кюллики — хо, хо, хо! — сейчас вернем мы сему сыну Охайолы облик должный!

Кюллики принесла затребованную бадью. Лемминкяйнен прошептал над ней какое-то заклинание и выплеснул ее содержимое прямо в физиономию Ши.

— Гарольд! — вскричала Бельфеба. Бросившись к распростертому на полу Ши, она принялась покрывать его мокрую и всклокоченную голову поцелуями.

— Извелась я от тревоги, когда не пришел ко мне ты ночью нынешней! Следовало догадаться мне, что угодил ты в некую ловушку!

— Развяжите меня, — буркнул Ши. — Это в каком смысле я к тебе не пришел? Как же, по-твоему, я во все это вляпался?

— Нет, только теперь я это поняла! — воскликнула девушка. — А тогда наружность у тебя была точь-в-точь как у Лемминкяйнена. Ужель испытать ты меня решил?

— Во-во, — поддакнул Бродский. — Извиняй, Ши, что шмякнул тебе по башке дубинкой, но откуда, к чертям собачьим, нам было знать?..

Ши потянул затекшие руки и поскреб щетинистый подбородок. Наконец-то до него дошло. Выходит, в результате собственного колдовства этой ночью он обрел точный облик Лемминкяйнена, а выяснилась ошибка только сейчас.

— Я хотел испробовать одно чародейство, — сказал он, — но, по-моему, что-то не срослось.

— Был ты истинным близнецом Лемминкяйнена великого, — подтвердил герой. — Знай же, о пришелец из Охайолы, что законы магические гласят: когда волшебные чары плетутся ошибочно, что угодно облик свой поменять способно! Впредь и не мысли с истинным знатоком равняться, покуда искусством магическим не овладеешь получше!

Он обернулся.

— Матушка! Кюллики! Подавайте на стол, ибо пора нам в дорогу!

Бельфеба обратилась к Ши:

— Гарольд, отнесись к предостереженью сему повнимательней! Реченье о том, что ежели неточность допустишь ты в заклятии, то вещи давно знакомые наружность могут поменять, хорошенько запомнить следует!

— Угу, законы магии здесь несколько иные. Знать бы мне про это вчера!

Все расселись вокруг стола. Лемминкяйнен непрерывно острил, высмеивая случившийся с Ши казус и хвастаясь, что он сделает с обитателями Похъёлы, когда до них доберется. Про Данизу и вообще про прекрасный пол он, как видно, и думать забыл.

Вид у его матери был все более и более печальный. Наконец она вымолвила:

— Если ты ради себя самого не хочешь, так хоть ради меня выслушай! Ужель готов ты оставить мать свою одну-одинешеньку и без всякой защиты?

— А столь ли потребна тебе защита? — отозвался герой. — Но, коли так уж страшно тебе одной оставаться, изволь! Вот тебе Пайарт, вот Пийт — так и быть, побудут они с тобою, хоть даже от обоих и на треть не будет столь же проку, как от меня, героя!

— Гарольд... — начал Байярд, которого тут же перебил Бродский:

— Эй, а мы разве не с вами?

Лемминкяйнен решительно помотал головой:

— Не вижу в сем ни малейшего смыслу. Задача грядущая лишь для героев истинных. Харольд клинком искусно играет, а дева стрелы из лука мечет, хоть обоим и далеко до меня самого, как до неба. Но вам-то, жабам охайолским, — вам чего в дело такое соваться?

— Слышь, ты, деревня! — начал было Бродский, угрожающе поднимаясь из-за стола. — Выйдем-ка в тамбур, и сразу все поймешь! Мне плевать — будь ты хоть сам Финн Маккул!

Байярд примирительно поднял руку.

— Минуточку, Пит, — сказал он. — Наверное, он все-таки прав. Те виды деятельности, в которых мы преуспели в Огайо, в данном континууме не пользуются большим спросом, и от нас будет больше проку, если мы останемся охранять базу — то бишь здесь.

Он бросил взгляд на Кюллики.

— А потом, мне пришло в голову, что ты мог бы воспользоваться случаем. Сомневаюсь, чтобы местные жители когда-либо слышали о предопределении и первородном грехе.

— А ты башка! — уважительно отозвался Бродский, опускаясь на место. — Если с умом повести дело, глядишь, пару-тройку новообращенных зацепим!

Лемминкяйнен был уже на ногах и направлялся к дверям. С колышка на стене он снял длинный сыромятный аркан и направился на луг, где вокруг дуба по-прежнему терся все тот же копытный квартет. Завидев Лемминкяйнена, животные двинулись было прочь, но герой быстро раскрутил аркан и ловко набросил его на рог огромного оленя. Затем, бормоча нечто вроде: «Ну-ну, Лось Хийси!» — и быстро перебирая натянутую веревку, он приблизился к зверю вплотную и набросил петлю ему на шею. Олень попятился; Лемминкяйнен безо всякого напряжения дернул, и тот повалился на колени.

Пит Бродский вытаращил глаза.

— Батюшки! — приглушенно ахнул он. — Видать, повезло мне, что не сцепился с эдаким боровом!

Лемминкяйнен двинулся обратно через луг, ведя за собой оленя, словно комнатную собачонку. Внезапно он остановился и замер. Ши проследил направление его взгляда и увидел, что какой-то человек, для раба слишком богато наряженный, стоит в дверях дома и о чем-то беседует с Кюллики. Когда они подошли ближе, стало ясно, что ростом незнакомец примерно с Лемминкяйнена, но шире его в плечах, а борода у него длинная и седая, как у Санта-Клауса. Лучась улыбкой, он повернулся к герою. Оба упали друг другу в объятия, каждый мощно похлопал другого по спине, после чего они немного отодвинулись, держа друг друга за плечи. Незнакомец продекламировал:

И они опять страстно обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

— Не желаешь ли и ты Похъёлу со мною навестить? — проревел Лемминкяйнен.

— Ну уж нет, вельми я занят — все подыскиваю себе жену новую! — проорал в ответ седобородый, и оба разразились таким хохотом, будто это была невесть какая блестящая острота.

Бродский с Байярдом сдавили Ши с боков и засыпали его вопросами. Ши ответил:

— Этот старик, должно быть, Вяйнямёйнен, великий менестрель и волшебник. Черт, если б я заранее знал, где его искать, то не вляпался бы в такую историю...

— Какой еще старик? — перебил Байярд.

— Вон тот, который треплется с Лемминкяйненом и молотит его по спине. Ну, который с бородой.

— Никого похожего не вижу, — объявил Байярд. — Это же совсем мальчик, а бородка у него едва пробивается.

— Что-о?!

— Ему не больше двадцати!

Ши воскликнул:

— Тогда это опять магическая иллюзия, и этот тип наверняка что-то затевает. Следи за ним!

Мнимый Вяйнямёйнен, судя по всему, пытался задавать Лемминкяйнену какие-то вопросы, но то и дело кто-нибудь из собеседников прерывался, дабы продекламировать пять-шесть стихотворных строк, после чего следовали неизбежные объятия и похлопывания по спине. Внезапно после очередной подобной декламации Бродский вдруг совершил гигантский прыжок и ухватил незнакомца за запястье — в тот самый момент, когда тот стал опускать руку. Детектив проворно крутнулся на месте, закинул перехваченное запястье через плечо и энергично шагнул вперед. Ноги незнакомца взлетели вверх, а сам он воткнулся головой в высокую траву, стискивая в кулаке угрожающего вида нож. Бродский хладнокровно пнул его под ребра. Нож упал на землю.

«Санта-Клаус» не без труда оторвал голову от земли и сел, прижимая к боку поврежденную руку. Физиономия его кривилась от боли. Лемминкяйнен был явно взбешен. Ши объявил:

— Уолтер утверждает, что этот человек вовсе не тот, за кого себя выдает. Не стоит ли взглянуть на его истинное лицо?

Лемминкяйнен вполголоса пропел заклинание и плюнул пришельцу на макушку. Возникла землистая юная физиономия, искаженная злобой и ненавистью. Герой воскликнул:

— Итак, друзья мои из Похъёлы прислали мне привет и поздравления по поводу путешествия моего грядущего! А ну, склоняй-ка голову свою, шпион!

Вытащив свой меч, он попробовал пальцем острие.

— Эй! — вмешался Бродский. — Нельзя же так вот попросту оттяпать ему башку!

— С какой это стати? — удивился Лемминкяйнен.

— Он же не пытается оказать сопротивление или смыться. Как же закон?

Лемминкяйнен с искренним изумлением потряс головой.

— Пийт, наистраннейший ты из людей, а речи твои и вовсе бессмысленны! Эй, шпион, склонишь ты голову сам или же холопов мне кликнуть, дабы обошлись они с тобою в обычной своей манере?

Ши объяснил Питу:

— Ни судов, ни присяжных тут нету. Я уже говорил, что этот парень здесь большой начальник и суд вершит собственноручно.

Пит покачал головой.

— Вот безбожник, — только и буркнул он, когда меч Лемминкяйнена свистнул в воздухе.

Голова лазутчика со стуком покатилась по траве, выпустив фонтанчик крови.

— Рабы, зарыть эту падаль! — громовым голосом распорядился Лемминкяйнен, после чего повернулся к пришельцам из Огайо. Ши заметил, что на лице его вновь появилось деловитое выражение.

— Заслужил ты благодарность героя, — объявил он Бродскому. — Доселе не видывал я захвата в рукопашной подобного!

— Джиу-джитсу, — скромно откликнулся Пит. — Научиться — раз плюнуть.

— На пути нашем в Похъёлу далекую будешь сопровождать ты нас и покажешь!

Лемминкяйнен обвел глазами собравшихся.

— Который тут из вас чародей столь искусный, что проник за фальшивую личину, коя ввела в заблужденье даже меня, знатока чар волшебных?

— Ну, наверное, это я, — сказал Байярд. — Только никакой я не чародей. Куда мне до Гарольда!

Ши заметил:

— Уолтер, скорее всего именно в этом-то и причина. Кстати, именно потому док Чалмерс и не сумел тебя вытащить из Занаду. Помнишь, как ты углядел мать Лемминкяйнена, когда она его развязывала, хотя никто из нас этого не видел? Ты, наверное, слишком рациональный или еще какой, отчего чары, изменяющие облик, на тебя не действуют.

Он повернулся к Лемминкяйнену:

— От этого парня в пути будет больше проку, чем от всех нас, вместе взятых.

Герой задумался и отнюдь не сразу провозгласил:

— Во имя глаз твоих острых, о Вольтерпайарт, так тому и быть, ибо скрывать нечего: многочисленны и диковинны чары, что путь ограждают в край тумана и тьмы!

6

По приказу Лемминкяйнена рабы вытащили из сарая, заваленного упряжью и прочим подобным барахлом, самые большие из всех четырех саней.

— Ну и дела! — поразился Пит Бродский. — Не рановато ли начальничек готовит санки?

— В самый раз, — отозвался Ши. — Это здесь единственный вид транспорта.

Детектив покачал головой:

— Если б я рассказал своим в участке, что на санках можно кататься без снега, там бы решили, будто я сам под «снежком». Неужели они до сих пор не додумались до автомобилей? Слышь, Ши, а нельзя выколдовать хоть какую-нибудь развалюху? Не обязательно супер-пупер — главное, чтоб на ходу. Представляешь, как эти деревенщины рты поразевают!

— Автомобиль здесь работать не будет, даже если бы это у нас вышло, — твердо ответил Ши. — Равно как и твой пистолет. Запомни: это относится абсолютно ко всему, что здесь еще не изобретено.

Он обернулся и посмотрел на рабов, выносивших из дома охапки меховых одеял и огромные кули с провизией. Все это хозяйство они споро крепили к саням сыромятными веревками. Двое притащили бочонок с пивом и добавили в общую кучу. Судя по всему, Лося Хийси ожидала нелегкая работенка, но, внимательно оглядев гигантского зверя, Ши пришел к заключению, что с задачей он справится. Лемминкяйнен громовым голосом распорядился уложить снаряжение и теплую одежду для Байярда с Бродским, на американские костюмы и галстуки которых поглядывал с нескрываемым презрением.

Наконец подготовка была закончена. Все рабы высыпали из домов и выстроились по бокам от обеих женщин Лемминкяйнена, который смачно расцеловал своих дам и, призывая остальных садиться в сани, запрыгнул туда сам. Сразу стало тесно. Как только он щелкнул кнутом и гигантский олень натянул постромки, все до единого рабы вместе с женщинами закинули головы и разразились визгливыми заунывными причитаниями. Судя по всему, большинство провожающих не знали как следует ни слов, ни мелодии — а те, кто знал, фальшивили почем зря.

— О боги! — шепнула Бельфеба. — Очень рада я, Гарольд, что прощанья подобные не грозят нам слишком часто!

— Я тоже, — отозвался Ши, прикрывшись ладонью. — А Лемминкяйнена-то проняло! У этого детины и впрямь на глазах слезы!

— Эх, жаль, что у меня нос заложен, — объявил Бродский, — не то я им такую бы «Матушку Макгри» сбацал, что они б тут все обрыдались!

— С полипом в носу у тебя бы еще жалостливей вышло, — сухо заметил Байярд, тут же хватаясь за край саней, поскольку Лось Хийси перешел на размашистую рысь, отчего сани принялись вовсю подскакивать и раскатываться в жидкой грязи, наполнявшей ведущую на север узкую колею.

— Эй, слышь... — начал было Бродский, но в этот самый момент здоровенный ком грязи, вылетевший из-под оленьих копыт, напрочь залепил ему физиономию.

— Иисус Мария! — вскрикнул он, после чего сконфуженно покосился на Бельфебу.

— Все пучком, леди. Мне так дало по башке, что я малость забылся, хотя надобно принимать все как есть, ибо в Книге Судеб каждому все расписано как по минутам — вплоть до самой распоследней мелочи.

Лемминкяйнен обернулся.

— Чудной язык у вас в Охайо, — заметил он, — но все ж уразумел я высказывание твое, о Пийт: никому не дано избежать того, что на роду ему предначертано!

— Врубился-таки! — восхитился Пит. — Тогда, — продолжал герой, — коли знаком кто с чарами волшебными; то может вызвать он духов из далекого будущего, кои поведают ему, чего ожидать следует.

— Э, погоди-ка... — возразил было Бродский, но Ши его авторитетно перебил:

— В некоторых континуумах такое вполне возможно.

— Стоит попробовать и в этом, Гарольд, — сказал Байярд. — Если в данной мысленной структурной модели, как ты это называешь, действительно имеются необходимые предпосылки, способность предвидеть возможные последствия тех или иных действий может избавить нас от множества проблем. Как по-твоему, твоего знания магии...

В этот момент они врезались в валун, и Ши рухнул на колени Бельфебе — единственному члену экспедиции, сумевшему расположиться в подскакивающих санях более-менее комфортно. Не сказать, чтобы дорога стала хуже, чем в начале путешествия, но когда висишь в неудобной позе, испытывая постоянные толчки, поддерживать непринужденную беседу непросто. Почти вплотную с обоих боков нескончаемыми вереницами, словно колья частокола, убегали назад стволы берез и елей, а сквозь нависающие над дорогой сучья и ветки лишь изредка мелькали ускользающие клочки неба. Дорога немного петляла: не по каким-то топографическим соображениям, насколько мог предположить Ши, поскольку местность была плоской, как подошва утюга, а скорее из-за особенностей местной навигации — вернее, полного отсутствия таковой. То справа, то слева лес изредка расступался, и среди деревьев проглядывали крошечный хутор или озеро. Раз они наткнулись на встречные сани, запряженные лошадью, отчего всем пришлось вылезать и распихивать свои транспортные средства вручную, чтобы разъехаться.

Наконец, когда они приблизились к очередному проглянувшему сквозь деревья озерцу, Лемминкяйнен осадил своего исключительного зверя и выпрыгнул из саней.

— Тут устроим мы остановку, дабы немного подкрепиться!

С этими словами он принялся энергично потрошить мешки и котомки.

Истребив, по своему обыкновению, такое количество провизии, какому позавидовал бы и сам Гаргантюа, он удовлетворенно рыгнул, вытер губы кулаком и объявил:

— Вольтерпайарт и Пийт, хоть и дозволил я вам сопровождать меня в походе, не будет с вас проку даже при всех ваших знаниях, покуда ремеслу вы воинскому не обучитесь.

Прихватил я для вас мечи, и пока отдыхаем мы, постигайте искусство владения ими — под руководством величайшего из воинов Калевалы!

Порывшись в багаже и вытащив пару неуклюжих обоюдоострых клинков, он вручил их упомянутым и уселся на длинный еловый корень, явно приготовившись как следует насладиться зрелищем.

— Руби его, о Вольтерпайарт! — гаркнул он. — Снеси ему башку!

— Эй! — забеспокоился Ши, поглядывая на унылые физиономии сотоварищей. — Так не пойдет. Они в этом деле ни черта не смыслят и только зря покалечат друг друга.

Лемминкяйнен откинулся на ствол дерева.

— Либо они этому делу обучатся, либо со мною далее не поедут!

— Но ты же сам сказал, что им можно ехать. Так нечестно!

— Не было такого в нашем договоре, — упрямствовал герой. — Отправились они с нами по моему дозволению, а теперь отменяю я его. Либо пускай упражняются, либо отправляются домой.

На лице его была написана твердая решимость поступить именно таким образом, и Ши был вынужден признать, что с юридической точки зрения он совершенно прав. Но тут на выручку пришла Бельфеба:

— В Царстве Фей, когда обучаем мы новичков зеленых клинком владеть, то применяем деревянные мечи или же попросту ветки, дабы увечий они себе не нанесли.

После непродолжительных пререканий Лемминкяйнен все же согласился на предложенный компромисс. Вскоре Бродский с Байярдом под его язвительные замечания уже вовсю хлестали друг друга палками, вырезанными из стволов молодых березок; запястья они для вящей безопасности обмотали тряпками. Байярд был выше ростом и мог достать дальше, но занятия джиу-джитсу выработали у Бродского хорошую реакцию. После нескольких и без того удачных ударов он так шмякнул противника по руке, что тот выронил свою палку.

— Руки, почитай, нету, — констатировал Лемминкяйнен, успевший полностью войти в роль тренера. — Ну ладно... Все равно никому из вас в жизни не стать таким бойцом и героем, как Каукомъели!

Повернувшись, он направился запрягать оленя. Бельфеба потихоньку положила руку на плечо Ши, поскольку того так и подмывало напомнить герою нелицеприятные подробности одного совсем недавнего поединка.

Дневной отрезок пути оказался полной копией утреннего: окружающая обстановка и не думала меняться, оставаясь столь же монотонной — равно как толчки и тряска, сопутствующие их продвижению. Поэтому Ши ничуть не удивился, когда Лемминкяйнен сам предложил пораньше устроить привал. Вместе с Бродским и Байярдом они соорудили из веток и сучьев нечто вроде односкатного треугольного шалаша, в то время как герой с Бельфебой углубились в лес, чтобы разжиться свежей дичью к ужину.