В интенсивную хирургию Карни не пустили, сколько он ни колдовал, чтобы уговорить персонал, и ему пришлось довольствоваться уверением медсестры, что состояние Тони стабильно. Весь следующий час будут извлекать пули. У Тони был хороший шанс выкарабкаться.
      Карни вернулся в комнату ожидания, где Велма курила и читала журнал «Либерти» двухгодичной давности. Он поманил её, и она, затушив окурок, поднялась и подошла к нему.
      — Как он? — спросила она.
      — Выкарабкается. Это зелье, — и он похлопал по горлышку бутылки в кармане пальто, — наверное, помогло.
      — И тебе помогает?
      — Ещё как. Давай уйдем отсюда.
      — Эй, Карни!
      Карни обернулся. Его окликнул Джеймс «Мак» Даффи, сержант уголовного отдела полиции Некрополиса. Он холодно улыбался.
      — Чем могу помочь, сержант?
      — Не хочешь взглянуть на свое будущее?
      — Хочу. А что там у вас?
      — У нас тут Дюк Холланд. Должен я тебе говорить, что кто-то до него добрался?
      — Я думал, он умер.
      — Он на пути в ад уже часов пять. Я подумал, ты захочешь с ним проститься. В конце концов, он твой коллега.
      — Веди.
      Даффи повел его через фойе. Полицейский впустил их в небольшую приемную и закрыл дверь. Велма осталась в коридоре.
      В комнате было ещё двое полицейских, а также служащий в штатском, который стенографировал в блокноте. Холланд лежал на каталке, его пробитая пулями грудь ничем не была прикрыта. Карни не поверил своим глазам: как можно с таким ранением остаться в живых? Но Дюк был жив и безостановочно говорил едва слышным голосом. Стенографист, кажется, пытался записать каждое слово.
      — Он в бреду, — сказал Даффи. — Бормочет вот так уже несколько часов.
      — Что, безнадежно? — спросил Карни.
      — Врачи говорят — это лишь дело времени.
      — Они сами об этом догадались?
      — Им консультанты не нужны, — фыркнул Даффи.
      Карни невесело рассмеялся.
      — А зачем стенографист?
      — Записывает показания.
      Карни кивнул.
      — Можно с ним поговорить?
      — Попробуй. Но у тебя ничего не получится.
      Они подошли к каталке. Холланд в беспамятстве мотал головой. На губах у него запеклась кровь. Взгляд был тусклый — он уже видел то, что скрыто от живых. Умирающий все бормотал, слова сливались в неразборчивый поток.
      Карни подошел поближе и наклонился над лежащим, приблизив ухо к его груди.
      — Знаешь ты или не знаешь, я тебе не говорил или не мог, но у каждой шутки есть прибаутки, вот оно что и вот она что. Смотри, смотри, сгущается тьма! И мой холодный чер обратился в пепел. Филер? Филу! Какое, милые, у нас? Поздно уж скоро. Бесконечно бросить взгляд и никто не видел Уотерхаус препятствие. Они разорвали его, я слышал, они вздыхали. Когда его снова соберут? О, спина моя, спина! Я бы откинул копыта, но без боли. Пинг-понг. Панг! Соберите одежки! Выжмите росу! Годавари, обрати их! Обещай им свою защиту! Амен. Мы сюда их нынче пустим? О да. Выкладывай свои карты, а я выложу свои…
      Карни выпрямился и, пятясь, отошел.
      — Такой важный был, — со скрытым удовлетворением произнес Даффи. — И посмотри на него теперь!
      — Не радуйся так явно, Джеймс. Даффи открыл для него дверь.
      Велма развлекалась легким флиртом с охранником, стоявшим у двери. Она увидела Карни и завершила разговор милой улыбкой и ощупыванием бицепса парня, который при этом плотоядно ухмылялся.
      Карни взял её под руку и вывел в зал; правда, скорее она его вела, потому что он качался, как плохо закрепленное колесо.
      — Как он? — спросила Велма.
      — Неплохо для такого неотесанного дурня, — ответил Карни.
 
      «Леланд», пробитый пулями, все же оставался на ходу. Карни свернул на восток, к реке. Пробоина в заднем стекле сводила на нет всю работу обогревателя, но теплый ветерок все же немного согрел их. Карни, ведя машину, не выпускал из руки бутылку и поминутно к ней прикладывался.
      — Мы разобьемся, если ты не прекратишь, — сказала ему Велма.
      — Может быть.
      — А мне предложить? Слабо?
      — Велма, детка, это очень крепкая штука.
      — Сойдет. Я любое спиртное пью.
      Она взяла бутылку, глотнула и, закашлявшись, забрызгала все ветровое стекло. Карни засмеялся и забрал у неё бутылку.
      — Что… что это?
      — Немного святорастворителя, сладкий скипидар, маньякский перец, Ньютоново глазное яблоко, денатурированный спирт — в общем, всего понемножку.
      — Это же ужасно.
      — Ну да, ну да.
      Велма громко выдохнула, изо рта у неё вырвался пар.
      — Из какой лохани его наливали? Это не выпивка, а отрава.
      — Да, женщина, это правда, о прекрасная Гиппокрена с пузырьками изо рта. — Он рыгнул. — Извиняюсь.
      — Да ты напился, — засмеялась она.
      — Да, мэм. Карл у Клары украл ликеры. Зато я обрел дух!
      — Ты совсем пьяный. Ты в госпитале таким не был.
      — Я там притворялся. Но это от трезвого заклинания. Выпрямительного заклинания. А сейчас все прошло. И я снова пьян.
      — Ты говоришь как тот чудаковатый старикан.
      — Он — человек, имеющий силу. Какую силу? Силу…
      Ему пришлось резко свернуть, чтобы въехать на мост. «Леланд» резко мотнуло.
      — Эй, осторожнее! — сказала Велма. — Ну, ты даешь!
      — Спокойной ночи, спокойной ночи, Айрин. Ты мне приснишься…
      — Осторожнее. Тебя все ещё ищут.
      — Меня ищут здесь и там, демоны ищут меня повсюду.
      — Они хотят с тобой разобраться.
      — Я в раю, или в аду, или в полном дерьме?
      — Да ты не пьяный. Ты полоумный.
      — Полоумный, полулунный. Больше они меня не тронут. Они знают, что я еду в гости.
      Зачем трудиться? Если махатма не идет к горе, гора летит на луну, а сито скачет по полям.
      — Я замерзла, — пожаловалась Велма.
      — Не беспокойся, лето скоро наступит. И прямо на ногу. Как согреть тебя, детка?
      — Поменьше разговоров, побольше дела! Ты один ко мне не пристаешь.
      — А надо?
      — Ты же мужик, а не рыба холодная.
      — О, опять! Все ублюдки пристают? Значит, я простецкий простофиля. Или большой му… чудак. Бо-о-льшой чу-удак…
      — Мужики думают только об одном.
      — Ну да, все монисты. Я тоже из таких, только я фекальный монист. Знаешь, что это такое?
      — Ну-ну.
      — Это философская позиция, что все кругом — дерьмо.
      — Это правильно. Но для птичек.
      — Думал, ты никогда об этом не вспомнишь. Хорошо. Сейчас буду приставать.
      Они ехали по мосту. Он свернул направо и стукнулся колесом о поребрик, тормознул, стукнулся ещё раз и остановил машину. Включил ручной тормоз и заглушил двигатель.
      — Я глупый ублюдок, но, надеюсь, ты меня не прогонишь?
      Он обнял её, и их губы встретились. Язык у неё был такой же быстрый, как у Дары Портер, но гораздо мягче и не такой острый. Его руки отправились бродяжничать, а луна светила все так же ярко. Велма была мягкой, податливой, теплой, полной желания.
      — Мы могли бы поехать ко мне, — сказала она, жарко дыша ему в лицо.
      — Я думал, ты живешь у Твилери.
      — Только иногда. У меня квартира в Адских Вратах. Положи руку сюда.
      — О, «приди ко мне и будь со мною, и мы познаем сладость…»
      Она закрыла ему рот поцелуем.
      Через некоторое время он продолжал: «И поцелуи, взнесшиеся мощно… где озеро Обер унылое…»
      Он замолчал и отодвинулся. Потряс головой, и, к его ужасу, ему показалось, что в ней что-то загремело.
      — Ого-го! Боги! Я монстр из заклинания! Никогда ничего подобного не было! И никогда не будет. Но… мужчина должен делать то, что должен. — Он вытащил пробку и отпил.
      — Дай-ка. — Велма забрала у него бутылку. Хлебнула сама; на этот раз ей удалось проглотить, но глаза она все-таки вытаращила.
      — Ну как, легче?
      — Ага.
      Отдышавшись, она глотнула ещё.
      — А теперь, детка, пора поработать.
      — Иди сюда, большой чудак.
      Она притянула его к себе, и они погрузились в глубины, а под ними в ночи тихо текла Лета, темная и глубокая.

      Раздутое, воспаленное солнце висело в темно-красном небе. Миллиард лет назад оно было маленьким, желтым и жарким. Теперь этот красный монстр давал куда меньше света и тепла, чем раньше; но, раздувшись, звезда приблизилась к поверхности планеты, и воздух оставался умеренно теплым.
      А зеленое море выглядело так, как и пять миллиардов лет назад.
      На пляже они обнаружили нечто необычное, лежавшее в полосе прибоя. Это что-то или кто-то было большого размера и выглядело мертвым. Форму определить было трудно: с одной стороны виднелись щупальца, с другой — не то клешни, не то какие-то крючки. Тело было плоским, кроме одной вздутой части, которая напоминала голову. Шкура казалась местами кожистой, местами — скользкой, как у медузы, сине-зеленого цвета. Два глаза на голове дополнялись третьим на спине.
      Гуфус понюхал это чудо-юдо, гавкнул один раз и уселся перед ним.
      — Джин, ты только посмотри.
      — Может, оно считает нас симпатягами. Но мне все равно. По мне, так оно просто отвратительно, и ну его к черту. — Джин пошел дальше.
      — А мне его жалко, — протянула Линда. — Умирать в одиночку, здесь, на краю мироздания…
      — Интересно, оно съедобное? — подал голос Снеголап.
      — Снеговичок, ты несносен!
      — Просто я проголодался.
      — Да ты всегда голодный.
      — Оно мне напоминает кусок нутряного жира. По крайней мере, некоторые его части.
      — Ага. Ну что ж, приятного аппетита. Идем, Гуфус.
      Снеголап обошел существо, словно измеряя его длину и ширину.
      — М-да, — пробурчал он и побрел прочь.
      Линда оглянулась:
      — Гуфус!
      Пес все ещё сидел перед существом и выжидающе смотрел на людей, словно ожидая какой-то команды.
      — Что такое, Гуфус? — Линда вернулась; Снеголап потащился за ней.
      Гуфус залаял.
      — Наверное, он что-то такое почувствовал, — заметила Линда. — Интересно, что?
      — Может, оно ещё живое?
      — Думаешь?
      — Выглядит дохлым, но эти морские твари такие хитрюги! Я уж знаю — охотился на них.
      — Похоже, вот это у него рот, а вот эта щель — нос. Оно совсем не шевелится.
      — Знаете, — не унимался Снеголап, — у меня такое чувство, будто оно точно живое. Не могу объяснить.
      — О, смотри, пошевелилось!
      Гуфус вскочил и залаял.
      — Кажется, и вправду шевельнулось, — сказала Линда. — Интересно, мы можем как-нибудь ему помочь? — Сложив руки рупором и поднеся их ко рту, она позвала: — Джин!
      Джин, тем временем вернувшийся к кораблю, махнув в ответ рукой, прокричал:
      — Сейчас! — и скрылся внутри «Странника».
      — Что это? — удивился Снеголап.
      Откуда-то изнутри существа вытянулся металлический прут, очень напоминающий антенну.
      Линда прижала ладошки к щекам:
      — Боже! Неужели это механизм? Кончик прута развернулся и превратился в диск из металлической сетки. Диск, покрутившись, повернулся в сторону «Странника».
      — Надеюсь, это не оружие, — прошептала Линда.
      — Хочешь, чтобы я немножко с ним побился?
      — Нет. Снеговичок, не делай ничего!
      Гуфус гавкнул и снова сел, не сводя глаз с непонятной твари.
      Один глаз существа мигнул.
      — Оно живое! — закричала Линда. — Но зачем антенна? Оно животное, растительное или неорганическое?
      — Может, всего понемножку? — предположил Снеголап.
      Накатила высокая волна и забрызгала серебристые ботинки Линды. К счастью, они были непромокаемые.
      — Как ты думаешь, может, оно пытается с нами связаться?
      От корабля прибежал Джин.
      — Эй, там что-то странное с компьютером. Совсем свихнулся… — Тут он увидел антенну. — А это ещё что?
      — И мы размышляем над тем же, — терпеливо объяснила Линда. — Мне кажется, оно хочет установить с нами контакт.
      — Похоже, ему это удалось — по крайней мере, с нашим компьютером. На экране всякая чепуха, а я ничего не могу понять. Кажется, это все из-за него.
      — И что это, по-твоему, может быть?
      Джин принялся внимательно разглядывать лежащее перед ним непонятно что.
      — Явно разумная форма жизни, обитающая в море. На дельфина совсем не похож, но вот эти плоские выросты должны быть чем-то вроде плавников. Тэк-с, посмотрим — глаза, дыхательные отверстия, а это рот, хотя он немного низковат. Наверное, оно мало ест. И конечно, умеет пользоваться радиосвязью, как любое разумное существо.
      — Оно болеет, или с ним что-то случилось?
      — Может быть, и то и другое. Лежит на берегу, как выброшенный кит. Очень похоже на кита, только меньше.
      — Жалко, что мы ничего не можем сделать.
      — А что вообще тут сделаешь? Мне тоже жаль, что мы не можем помочь, но… — Джин в отчаянии воздел руки.
      — Может быть, если бы мы столкнули его обратно в океан…
      — Да оно весит не меньше двух тысяч фунтов. А потом, оно явно дышит воздухом, иначе давно бы уже умерло. Может быть, у него есть и жабры, и легкие.
      — Все равно, неужели ничего нельзя сделать?
      — Разве что утешить как-нибудь. Но, конечно, если допустить…
      Существо издало свистящий звук, начавшийся на высокой ноте и постепенно снизившийся до шипения.
      — Как грустно прозвучало! — сказала Линда. — Гуфус явно это почувствовал.
      — Не стану спорить с Гуфусом. Но выглядит оно жутко.
      Свистящий звук раздался снова, на этот раз в нем присутствовали некоторые модуляции. Он то понижался, то повышался, пока не остановился в среднем регистре. Существо пыталось смоделировать звук, и в нем стало слышаться что-то похожее на голос. Сначала звуки больше напоминали лай, спровоцировав очередное гавканье Гуфуса, потом стали более плавными и, если можно так сказать, более человеческими. Казалось, вот-вот прозвучат слова, но разобрать ничего не удавалось.
      Так продолжалось довольно долго. Снеголап заскучал и пошел бродить вокруг, выискивая, чем бы поживиться. Джин ушел с пляжа, чтобы поближе разглядеть росшие поодаль странные кривые деревья с розовыми листьями, похожие на бонсаи.
      Линда села и прислушалась, все больше уверяясь, что существо пытается что-то сказать.
      Наконец, примерно через полчаса, она услышала довольно четко:
      — Абломабель.
      Она вскочила:
      — Простите?
      — Абломабель.
      — Не поняла…
      — Абломабель?
      — А, ясно. — Линда ткнула пальцем себе в грудь. — Линда.
      — Ви-на.
      — Линда.
      — Вин-да.
      — Нет, Лин-да, Лин-да Барклай.
      — Лин-да-ба-ли.
      — Ну да, почти так. Рада познакомиться.
      Она подождала ещё и через пять минут услышала:
      — Лин-да Бар-кли.
      — Правильно. Но лучше Линда Барклай. Ладно. А тебя зовут Абломабель. Ты кто?
      — Ты… кто…
      — Ой. Ты спрашиваешь меня?
      — Спрашиваю… тебя…
      — Да, ты молодец. Это ты правильно сказал.
      — Спасибо. — Голос был почти человеческий.
      — Ты хотел узнать обо мне, — сказала Линда. — Я человеческое существо. Я с планеты Земля.
      — Зем-ля.
      — Да.
      — Зем-ля. Да.
      — Я и мои друзья прилетели сюда вон на том аппарате. Ты с ним связывался. Но, наверное, ты и так это знаешь.
      — Я знаю. Знаю, — сказало существо. — Я все знаю в компьютере. Я там.
      — Значит, ты уже много знаешь о нас. Там, в компьютере, много всего.
      — Много всего. Тут вернулся Джин.
      — Линда, ты что, опять даешь частные уроки?
      — Абломабель, это Джин. Джин, это Абломабель.
      — И я рад очень встрече с вами, Джин, — сказало существо.
      — И я очень рад. Скажите, пожалуйста, а слово «Абломабель» в вашем языке что-нибудь значит?
      — Да, это титул начальника… группы по переработке… мыслей?
      — Ученый? Философ?
      — Да! — сказал Абломабель. — Очень похоже, только все же не то, мне кажется.
      — Абломабель, ты болен? — спросила Линда — Что ты тут делаешь?
      — Это конец, — печально ответило существо. — Я вернулся к берегу, домой, в последний раз. Потом функционирование прекратится. Конец. Смерть.
      — Это ужасно. Мы можем тебе чем-нибудь помочь?
      — Всему приходит конец, — отвечал Абломабель. — Я устал, ослаб. Долго болел. И я очень, очень стар. Боюсь, никого больше не осталось. Никто не отзывается. Наверное, я последний. Наверное, я умираю. Я пришел сюда, чтобы увидеть солнце, которое тоже умирает.
      — Какой кошмар! — воскликнула Линда. — Неужели мы совсем ничем не можем тебе помочь?
      — Ничем, спасибо. Но я рад, что познакомился с вами. Я ещё поживу какое-то время, и мы пообщаемся.
      — Пожалуйста, не умирай. Наверное, ты можешь многое рассказать. Скажи, ты живешь в море?
      — Да, мой род живет в море.
      — И как долго вы прожили в этом океане?
      — Очень давно, с тех пор как Ивлем постановил, что море снова должно быть населено, после того как оно долго было пустым и мертвым. Много… много лет… бесконечно долго.
      — У вас явно развитая техника, — сказал Джин, — и, кажется, она стала даже частью вас. Вы отчасти машина?
      — Все существа, — отвечал Абломабель, — отчасти машины, и машины — их части. Вы понимаете?
      — Кажется. Киборги.
      — Ещё есть машины, которые совсем живые.
      — Значит, у вас есть роботы, киборги, но нет существ, которые не являлись бы ни тем, ни другим?
      — Есть простые организмы, некоторые растения.
      — А как давно существует цивилизация на вашей планете?
      — Очень давно. Не могу сказать точно. Солнце тогда ещё было молодое.
      — Миллиарды лет, — произнес Джин. — Невероятно!
      — А вам можно задавать вопросы? — спросил Абломабель.
      — Валяй. То есть я хотел сказать: конечно.
      — Откуда вы приехали?
      — Мне кажется, ты поймешь. Из иной вселенной.
      — Да, мы думали об этом, но никогда не пробовали. Другая вселенная. Ваша машина… Вы сами её построили?
      — Нет, — ответил Джин. — Я нашел её. Её построили существа, которые давно уже не существуют.
      — Мне кажется, они были великие мастера.
      — Просто необыкновенные. К несчастью, их машина не очень хорошо работает. Она перестала функционировать. Поэтому мы оказались здесь. Мы не можем улететь отсюда. Застряли.
      — Это очень плохо, — констатировал Абломабель. — Пытались её починить?
      — Пытались, — ответил Джин. — Пока не получилось. Наши возможности ограничены. Скажите, пожалуйста, а вы не могли бы помочь?
      — Джин, — нахмурилась Линда. — Абломабель умирает.
      — Я уже послал сообщение в город машин; он тут недалеко, — сообщил Абломабель. — Я известил их о возможных неполадках и о том, что может понадобиться их помощь.
      — Как это мило с вашей стороны, — сказал Джин. — Говорите, машины?
      — Да. Они живы и работают. Говорят, что приедут и помогут. Но не надо сильно надеяться. Ваш аппарат очень необычный, я думаю.
      — Да. Запчастей не достанешь. Полное надувательство. Срок гарантии вышел, тут все и накрылось.
      — Обнаруживаю иронию.
      — Ещё бы. Я хочу сказать, что с этим аппаратом вечно что-нибудь случается. Экспериментальная модель. Понимаете? Соответственно труднее починить.
      — Понимаю. Но можно попробовать?
      — Конечно, — кивнул Джин. — И большое вам спасибо.
      — Я устал, — сказал Абломабель. — Разговор истощил мои запасы энергии. Если не возражаете, я немного отдохну и не буду говорить, пока не приедут машины.
      — Разумеется, — ответила Линда. — Отдохни.
      Проволочный диск антенны сложился, металлический прут втянулся внутрь существа. Отверстие закрылось.
 
      Они пообедали на пляже — устроили себе этакий пикник. Снеголап набрал разных моллюсков и, выяснив, что все они несъедобны, опять принялся жаловаться на голод.
      — Попробуй. — Джин протянул ему сэндвич с салатом и ветчиной.
      Снеголап забросил его в рот и проглотил, не жуя.
      — Отлично, — сказал он. — Ещё чего-нибудь дадите понюхать?
      — Прости, Снеговичок, ты съел все, что мы для тебя приготовили.
      — Ну да, рыбные консервы. Отлично, но мне нужно что-нибудь свеженькое, а то шерсть начнет выпадать.
      — Вон океан. — Джин вручил Снеголапу свое оружие. — Пойди, настреляй себе рыбки.
      — Джин, — сказала Линда. — Там могут быть разумные существа. Ладно медузы, но Снеговичок ест и китов. Мне кажется, здесь это было бы неэтично.
      — Она права, — согласился Снеголап. — Меня небось затошнит, если я начну это есть. И вообще, я устал.
      И он вытянулся на песке, сложив лапы и закрыв глаза.
      Красный день все тянулся и тянулся. Зеленое море катило свои волны. Вокруг царила тишина. Не летали птицы, не жужжали насекомые. Это был почти мертвый мир, но по-своему красивый.
      — Джин, почему солнце не садится?
      — Планета не вращается.
      — Ты хочешь сказать, здесь всегда так?
      — Да.
      — Как это печально. Невыносимо видеть медленное умирание целого мира.
      — Да. Поэтому я смотреть не буду, а тоже подремлю.
      Линда положила руку на плечо Джина.
      — Как ты думаешь, мы когда-нибудь вернемся назад?
      — Не знаю. Верится с трудом.
      Она рассеянно взглянула на прозрачное облачко, плывшее по небосклону.
      — Джин, я рада, что мы вместе.
      — И я.
      Линда некоторое время смотрела в акварельное небо. Потом тоже закрыла глаза.

      Вельможные гости собирались неохотно; их вытащили из постелей рано утром. Когда появились Тайрин с Далтоном, Такстоном и Доркас, ещё слышалось недовольное ворчание.
      — Мы ещё не завтракали, — негодующе жаловался усатый баронет.
      — Милорды и миледи, — начал Тайрин. — Нижайше прошу вашего извинения за беспокойство, но мы считаем, что разрешили загадку убийства виконта Орина и, возможно, графа Дамика.
      Собравшиеся аристократы замерли. Тайрин продолжал:
      — Мы не спали всю ночь, обсуждая наше решение. Гонцы носились между двумя замками, Пиили и Опасным, под проливным дождем. То, чему мы просим вас быть свидетелями, — своего рода демонстрация. Для любого другого криминального случая мы бы придержали эти сведения до предварительного слушания дела. Но улики эти настолько необычны в своей неуловимости, что я бы хотел предъявить их здесь именно сегодня утром. У меня на это свои причины. Прежде всего, замешан человек высокого положения. Прошло немало времени с тех пор, как отпрыску благородного семейства предъявлялись серьезные обвинения… Тайрин оглядел комнату, словно хотел увидеть всех, кто решится задать вопрос. Присутствующие безмолвствовали.
      — Ну что ж, милорды и миледи, позвольте обратить ваше внимание на человека, благодаря чьей неослабевающей решимости и исключительному интеллекту было раскрыто это дело. Я говорю о господине Такстоне из замка.
      Поднялся гул голосов, в котором слышалось удивление и неудовольствие. Такстон вышел вперед.
      — Милорды и миледи, сейчас мы продемонстрируем вам магический трюк. Конечно, я хорошо понимаю, что вы как обитатели замка считаете магию таким же обычным занятием, как чаепитие или умывание. Но эта магия необычна тем, что действия, которые мы вам покажем, относятся к тем немногим, что вообще возможны в этом мире. И в том, что касается магических эффектов в общем, они не очень впечатляют. Но, пожалуйста, следите внимательно. Мне бы хотелось, чтобы одна из лучших волшебниц замка помогла мне. Вы все её знаете, это её высочество принцесса.
      Доркас подошла к нему. Такстон поднял над головой что-то сверкающее.
      — У меня в руке монетка, шиллинг, который я довольно давно ношу в кармане, так как его некуда потратить. Я хочу попросить её высочество сделать эту монетку невидимой.
      Такстон отдал монетку Доркас. Принцесса повернула правую руку ладонью кверху и положила на неё монетку. Потом накрыла одну ладонь другой и вытянула руки вперед. Она произнесла какие-то непонятные слова, всего несколько фраз. Закончив, ещё постояла в той же позе, закрыв глаза. Затем убрала левую руку. На ладони ничего не было.
      Кажется, ни на кого это не произвело особого впечатления.
      — Просто ловкость рук, — сказал кто-то.
      Далтон подошел к принцессе, держа небольшой литой чугунный горшочек с металлической ручкой — такие можно было найти на кухнях замка. Он подставил горшочек под вытянутую руку принцессы.
      Доркас медленно наклонила руку с раскрытой ладонью. В горшочке что-то звякнуло.
      На лицах присутствующих появилось некоторое удивление. Далтон потряс горшочек — раздался звон. Такстон подошел к нему и, вытащив что-то, поднял руку над головой.
      — Как вы видите, то есть не видите, монета невидима. — Он занес руку над горшочком, и внутри опять что-то звякнуло. Потом он снова вытащил невидимую монету.
      — Милорд, извольте…
      Лорд Эрл неуверенно огляделся, потом указал на себя и спросил:
      — Вы ко мне обращаетесь?
      — Да, милорд. Пожалуйста, возьмите монетку, чтобы все убедились, что здесь нет никакого мошенничества.
      Лорд неохотно вышел вперед. Такстон вручил ему то, что держал в руке.
      Эрл взял предмет и взвесил его в руке, потом кивнул:
      — Да, я её чувствую. Это действительно монета.
      Он вручил невидимую монетку Такстону.
      — Спасибо, милорд, — произнес Такстон. — Её королевское высочество сказала мне, что наложила чары слабее, чем требуют правила. Следовательно, скоро монетка опять станет видимой.
      Он встал на колени и перевернул ладонь. Раздалось бряканье, с каким металлическая монета, упав на каменный пол, начинает вращаться вокруг своей оси. Наконец звук затих.
      Такстон поднялся и сделал шаг назад, не отрывая взгляда от пола. Толпа придвинулась ближе.
      Прошла примерно минута, и на полу неожиданно появился шиллинг. Такстон взял его и положил в карман, потом, глянув поверх голов, подал какой-то знак.
      Двое слуг перенесли один из столов к дальней стене зала, и толпа раздвинулась, чтобы дать им дорогу.
      От другого слуги Такстон принял пригоршню чего-то.
      — У меня тут с полдюжины обычных дротиков для дартса из спортивного зала замка Пиили, — сказал Такстон, показывая, что у него в руке. — А на дальней стене — вон там мы повесили мишень, такую можно найти в любом пабе в полусотне разных миров.
      Доркас подошла к круглой мишени, подняла руку и коснулась центра указательным пальцем правой руки. Потом вместе с Такстоном они вернулись к столу, стоявшему в добрых сорока футах от мишени.
      Принцесса села у стола, и Такстон вручил ей дротик. Она взяла его и положила на стол перед собой. Затем начала водить над дротиком руками, выписывая сложные фигуры. После этого положила дротик на ладонь левой руки и просто погладила его правой.
      — Прошу тебя, лети и попади туда, где пальцем я коснулась.
      Потом она отдала дротик Такстону. Тот повернулся лицом к мишени, примерился и бросил дротик.
      Дротик, пролетев более сорока футов, вонзился точно в центр мишени.
      Доркас уже колдовала над вторым дротиком. Закончив подготовку, она и его вручила Такстону. В этот раз Такстон повернулся к мишени спиной и бросил дротик через плечо.
      Дротик полетел с удивительной, необъяснимой скоростью прямо к мишени и угодил в центральный круг, рядом с первым.
      Толпа возбужденно загудела.
      Такстон взял очередной заколдованный дротик, встал на этот раз лицом к мишени и просто зажал дротик между указательным и большим пальцами. Потом ослабил хватку, и дротик, сам выскочив из руки, с ошеломляющей скоростью понесся к цели.
      Четвертый дротик Такстон бросил к левой стене. Дротик на лету повернул и оказался все там же, с глухим стуком воткнувшись в черный круг в центре мишени.
      — Милорды и миледи, — объявил Такстон. — То, что вы видели, просто домашние забавы. Конечно, это настоящая магия, а не трюкачество, но вполне заурядная. Заклинания мы взяли из книги.
      Далтон передал ему книгу.
      — Заклинания были найдены в книге под названием «Книшка могических случаив» Бальдора из Каирна. Это том из библиотеки замка Пиили; мне сказали, что он простоял тут на полке не один век, а создан был явно в те времена, когда замок населяли коренные обитатели этого мира. Квалифицированные ученые объяснили мне также, что книга была написана и напечатана в этом мире и является единственной книгой, посвященной магии, доступной здесь. Как вы, наверное, уже догадались, эти два заклинания, примененные вместе, могут дать убийственный результат.
      Аристократы зашушукались.
      — Думаю, вы все понимаете, к чему я веду. При некоторой доработке два невинных заклинания вполне можно объединить в одно смертоносное. В заклинание черной магии. — Такстон положил книгу на стол. — Конечно, возникает вопрос: кто это сделал? Давайте посмотрим, какими качествами должен обладать подозреваемый. Во-первых, он или она должны быть опытными волшебниками. К этой категории относится большинство обитателей замка Опасного. Но мастерство должно быть настолько высоким, что большинство обычных чародеев исключаются. Таким образом, из всех обитателей замка под подозрением остается совсем немного, но все они — аристократы. А поскольку никого из Гостей не было на вечере у принцессы, мы не будем включать их в список. Значит, в нашем списке остаются только члены аристократических семей замка.