Во вторник Али проснулась рано. Ни короткая ночь, ни переживания последних дней не могли удержать её в постели. Она чувствовала себя живой и полной сил. Сегодня так много дел! Одеваясь, она не услышала в доме ни звука, но когда спустилась вниз, Тони уже варил кофе.
      — Привет, малышка, — сказал он, когда Али уселась за кухонный столик. — Как жизнь?
      — Нормально. Мама ещё спит.
      — Значит, можем поговорить.
      — Наверно… Вы что-нибудь знаете про Тома? Как он?
      — Жду звонка от Марио.
      — Но он ведь поправится?
      — Конечно, надеюсь, что поправится, Али. Хочешь? — Валенти постучал пальцем по кофейнику.
      — Очень даже.
      Он поставил на стол молоко и сахар и вернулся к плите за кофейником. Али на две трети наполнила чашку молоком, а потом уж долила кофе. Глядя, как она сыплет сахар, Валенти рассмеялся:
      — Подкрашиваешь молочный сироп капелькой кофе?
      Она показала ему язык. Валенти наполнил и свою чашку, после чего они сидели в дружелюбном молчании, прихлёбывая горячую жидкость и наслаждаясь минутой покоя. Наконец Валенти заговорил:
      — Расскажешь, что с тобой было ночью? Али нахмурилась:
      — Не так легко объяснить… — Она подняла глаза, на секунду поймала его взгляд и тут же отвернулась. — Вы подумаете, я сумасшедшая.
      — А ты попробуй…
      Она коротко вздохнула и снова взглянула на Тони. Тот улыбался.
      — Не спеши, — посоветовал он.
      — Ну ладно. Олень… он, когда побежал, то не просто в лес за камнем. Куда-то в другое место. Может, даже сквозькамень, не знаю…
 

* * *

      — И что ты будешь делать? — спросил Валенти, когда у Али кончились слова.
      Вот чем он ей нравился! Не то что другие взрослые: он говорил с ней так, словно у неё в голове и впрямь водились собственные мысли, и охотно слушал.
      — Не знаю, — отозвалась она. — Вроде бы надо сделать, как сказала Малли, — хотя бы вызвать к себе тайну. Надо с ним поговорить или ещё как-то узнать, чего он хочет. Если ему надо, я, наверно, так и сделаю. Освобожу его. Правда, суметь бы. Но что, если прав Льюис и его на самом деле опасноотпускать?
      — Думаю, придётся решать, кому ты больше доверяешь, — заметил Валенти.
      — Наверно… Льюис убеждает, потому что все, что он говорит, основано на нашем представлении о том, как устроен мир. Для него в мире всего одна волшебная тайна. А для Малли все вокруг — волшебство. Я хочу сказать… да господи, стоит посмотреть на неё. Но я не уверена, что до конца доверяю хоть кому-нибудь из них. У меня такое чувство, что оба ищут во всем этом что-то для себя. Льюис хочет упаковать все в маленькую аккуратную коробочку и чтоб самому решать, когда открывать её, когда нет.
      — А Малли?
      — Я не очень понимаю, чего ей надо. Она совсемдругая. Иногда как девочка вроде меня, а иногда кажется, ей не меньше тысячи лет.
      — Возможно, так оно и есть, — вставил Валенти, — если вспомнить, что она тебе рассказала.
      Али остро глянула на него.
      — Вы так не думаете, да?
      — Пожалуй, нет, — со смехом признал он, но прозвучало это не так уж уверенно.
      — А что бы вы сделали, Тони? Он поразмыслил минуту и сказал:
      — По-моему, лучше мне помолчать. Мы с тобой подходим с разных сторон, понимаешь? Если бы Малли нужно было моё решение, она пришла бы ко мне. Думаю, тут тебе придётся решать самой. — «То самое, к чему так стремится твоя мама», — подумал он. — Но вот что я тебе скажу, Али. Что бы ты ни решила, я с тобой до конца.
      — Хотя я ещё ребёнок? — Это вырвалось у неё против воли. Как ни радостно было говорить с ним на равных, Али не могла избавиться от ощущения, что есть вещи, до которых она ещё не доросла.
      — Ребёнок, ребёнок… Иисусе, Али, прекрати это. Ты умнее многих взрослых, понимаешь? И не верь, если кто-то скажет, будто это не так. Да ты через такое прошла — большинство моих знакомых давным-давно сломались бы.
      — Не такая уж я храбрая, — возразила Али, — и страшно на самом деле не было.
      — Черта с два, не было!
      — Ну, может, немножко…
      — Так я спрашиваю, что ты собираешься делать?
      Али вздохнула и стала наливать себе ещё чашку кофе, чтобы оттянуть решение. Валенти не торопил, но она понимала: он не выпустит её из-за стола, пока не услышит ответа.
      — Ладно, — проговорила она наконец, — вот что я сделаю. Прежде всего попробую поймать Малли — поговорю с ней ещё раз. И заодно навещу Льюиса. Теперь я кое-что знаю и, может, лучше пойму его, чем в прошлый раз.
      — Ас тайной что?
      — Вызову его к костру, но дальше уж ему самому решать.
      — А если он не сумеет сказать тебе? Если он немой или, скажем, не умеет говорить?
      — Не знаю, Тони. Может, поговорив с Малли и с Льюисом, я смогу что-то понять и тогда сама решу…
      — Разумно, — признал Валенти. — С мамой ты. об этом говорила?
      Али покачала головой:
      — И теперь уж нет времени, Тони. Чтобы все успеть до ночи, надо выходить прямо сейчас.
      — Я не могу тебя одну отпустить. Она взглянула на него в упор:
      — Вы меня не остановите, Тони.
      — Твоя мама…
      — Слушайте, маму нельзя оставлять одну, потому что мой… — она споткнулась на слове, — мой отец может вернуться. Он будет искать её у нас дома, а может, и здесь, но наверняка не станет гоняться за мной по лесу. Я хочу сказать, смотрите на вещи здраво: ей безопаснее с вами, а мне безопасней в лесу.
      — Почему бы не подождать, пока она проснётся, — или не разбудить её, чтобы обсудить все сейчас?
      — Она ни за что не поверит. Я сама-то едва верю, а ведь я виделаМалли и тайну. К тому же ей надо выспаться, Тони. Я же вижу, как ей досталось. Поговорю с ней, когда вернусь.
      — Она меня убьёт!
      — А ей не обязательно все знать. Скажите просто, что я пошла в лес погулять: по тропинке, ладно? Скажите, это совершенно не опасно.
      Валенти вздохнул:
      — Ладно. Но мне это не нравится.
      — Вы же сказали, что тут мне самой решать, — напомнила ему Али.
      — Да, верно. Ну, иди… Но хоть поешь что-нибудь перед уходом.
      — Сделаю себе сэндвич на дорогу. Валенти подумал, не дать ли ей пистолет — маленький автоматический, — но в неопытных руках от него вреда будет больше, чем пользы. Люди, незнакомые с оружием, склонны думать, что пистолет может решить любую проблему, но иногда он только внушает лишнюю самоуверенность. Али, если дойдёт до беды, лучше прятаться, чем нападать. Мелькнула мысль и о ноже, но потом он сообразил, чем её снарядить.
      — Возьми-ка с собой мою тросточку, — сказал он. — Альпеншток, с остриём на конце. И рукоять у неё хорошая, тяжёлая.
      Али покосилась на него:
      — Шутите?
      — Серьёзно.
      — Ну что вы, Тони? Что я буду делать с этой тростью? Драться, что ли?
      — Может, и так. Давай принесу.
      — Да, но…
      — Ради меня, Али. Я тебя отпускаю и разрешаю впутаться в опасное предприятие, а ты возьми трость. Честная сделка. Договорились?
      Али пожала плечами:
      — Договорились.
      Пока он ходил за тростью, она соорудила себе сэндвич с арахисовым маслом и луком. Тони посмотрел, как она складывает половинки.
      — Ты будешь это есть?
      — А что?
      — Ну, это твой желудок. Держи.
      Трость Али понравилась. Т-образная рукоять, зловещий стальной клюв на конце и множество серебряных накладок на древке. Приглядевшись, она увидела выгравированные на них картинки замков и горных хижин и под каждым — немецкое название.
      — Один друг из Австрии подарил, — пояснил Валенти. — Там с такими лазают по горам, или что-то в этом роде, не знаю уж.
      — Мне нравится, — сказала Али, подумав про себя, как здорово будет сбивать ею головки сорняков, даже если ни для чего больше она не пригодится.
      Валенти проводил её до заднего крыльца и помахал на прощание. Он смотрел ей вслед, пока девочка не скрылась в лесу, а потом зазвонил телефон, и он ушёл в дом. Али остановилась, оглянулась. Взмахнула на пробу палкой и взметнула в воздух очень приличное облачко одуванчиков. Шмяк, шмяк! Потом развернулась к лесу и поскакала по тропинке, размахивая палкой и откусывая на ходу сэндвич.
      Сегодня лес принадлежал ей одной, и она наслаждалась этим ощущением. Вчера было сумрачно, а сегодня такой чудесный денёк, и лучи солнца пробиваются сквозь листву на дорожку. Она слушала, как бранятся белки, замечала на деревьях воробьёв и малиновок, у ручья наткнулась на стайку краснокрылых дроздов. Она не слишком удивилась, увидев Малли, сидевшую на прибрежном камушке и поджидавшую её.
      — Глянь-ка, Али, — заговорила дикарка. — Ищешь кости?
      — Может быть. Хочу сперва поговорить с Льюисом.
      — Льюис знает книги, — фыркнула Малли, — а тайны не знает.
      — Все равно я хочу с ним поговорить. Малли пожала плечами:
      — Ладно, пошли. Покажу тебе короткую дорогу напрямик через лес — выведет чуть ли не прямо на крышу к Льюису.
      — Ты не обижаешься, что я хочу сперва с ним встретиться? — спросила Али.
      — Обижаюсь? — Малли мотнула головой. — Мне нравитсяЛьюис. Он мой друг, Али. И ты тоже, только его я дольше знаю.
      — Но…
      — Друзья не всегда бывают правы, — усмехнулась Малли. — Ну, вперёд. Кто первым добежит до того березняка?
      — Не честно. Ты быстрей бегаешь.
      — Ну, тогда я поскачу… на одной ножке. Не успела Али ответить, как дикарка подогнула ногу, ухватила себя за лодыжку и быстро-быстро поскакала вперёд. Расхохотавшись, Али пустилась вдогонку и, конечно, проиграла, несмотря на фору.
 

* * *

      Валенти как раз повесил трубку, когда вниз спустилась Френки. Сонная, с всклокоченными волосами, она все же сумела улыбнуться ему. На ней был мешковатый свитер и свободные трикотажные брючки. По мнению Валенти, она выглядела на миллион долларов.
      — У вас кофе не осталось? — спросила она. — Меня запах разбудил.
      — Сколько угодно, — уверил её Валенти. — Как вы себя чувствуете?
      Она обдумала вопрос:
      — Хорошо. На удивление хорошо, если подумать. Али ещё не вставала?
      — Встала. Только что ушла погулять в лес за домом.
      — С ней ничего не случится?
      — Не волнуйтесь. Она толковая девочка и знает, что делает. Если что, тут же прибежит.
      — Мне не нравится, что она ушла.
      — Все будет хорошо. Френки кивнула:
      — Вообще-то я рада, что у нас есть несколько минут. Я хотела попросить вас об одной услуге, Тони.
      — О какой?
      — Я хотела попросить отдать мне пистолет, который вы отобрали вчера у человека, стрелявшего в Тома. И научить меня им пользоваться.
      Валенти ожидал от неё чего угодно, только не этого.
      — Вы хотите пистолет?
      — Разве это удивительно после того, что со мной случилось?
      — Но вы не сможете им пользоваться — у вас нет разрешения на ношение оружия. Если бы вы вчера подстрелили того парня, у вас бы сейчас были крупные неприятности.
      — Посмотрите на меня, — сказала Френки. — Физически я не ровня ни Эрлу, ни тому человеку. Но я не собираюсьбольше быть жертвой. Что же мне ещё остаётся?
      — Все так, но закон…
      — Только вот о законах не надо, Тони. Я не настолько была не в себе вчера ночью, чтобы не видеть, что у вас было в руках. Какой-то автомат, правда? У вас, конечно, есть на него разрешение?
      — Ну, вообще-то…
      — Так почему вам можно, а мне нельзя, Тони?
      Валенти вспомнил, как совсем недавно подумывал вооружить пистолетом Али. Здесь работают те же правила, но подумав, через что ей уже пришлось пройти…
      — Ладно, — решился он, — только сразу предупреждаю — сам пистолет ничего не решает. Это всего лишь инструмент. Не воображайте, будто вы станете другой, круче или лучше, просто взяв его в руки. Если уж вы достали пистолет, будьте готовы им воспользоваться. А если пользуетесь: будьте готовы, что в кого-то попадёте, — понимаете меня? И не позволяйте ему лишить вас осторожности, особенно при встрече со своим бывшим — у него тоже будет пушка. Помните: тот, в кого вы стреляете, тоже может выстрелить.
      — Я все это обдумала, — кивнула Френки. — Поверьте, я все много раз прокрутила в голове. Я на это рассчитывала. Не думайте, я не собираюсь изображать крутую девицу-стрелка вроде тех, с которыми вы имели дело. Но мне это необходимо. Не хочу больше быть жертвой. К тому же мне приходится думать об Али. Вы же не будете охранять нас двадцать четыре часа в сутки. И никому другому я не позволю. Я благодарна за все, что вы для нас сделали, Тони, но я должнауметь сама за себя постоять.
      — Да, — проговорил Валенти. — Затем вы сюда и приехали.
      — Как только все это кончится — так или иначе, я тут же избавлюсь от оружия. Вы оглянуться не успеете.
      — Верю… — Он постоял, крутя в руках кофейную чашку. — Слушайте, я кое-что должен вам сказать. Я не занимался расследованием преступлений. Я буду откровенен. Уважаю вас и не хочу, чтобы между нами стояла ложь и прочее дерьмо. Я никогда не говорил Али того, что она рассказала вам. Она сама придумала это, потому что… ну, я не знаю. Может быть, хотела вас оградить. Думаю, она боялась, что вы не разрешите нам дружить, если узнаете правду.
      Френки стиснула пальцами свою чашку.
      — Что… что вы хотите сказать, Тони?
      — Я сам был из таких — член «семьи», знаете ли. Но я никогда не воевал против женщин и детей, и мы не имели дела с наркотиками и проституцией. Не имели, пока старый дон оставался padrone.А все-таки я был в деле.
      Френки заговорила не сразу. Она сидела молча, смотрела на него и думала, почему это откровение не так уж её поразило. Не потому ли, что она успела узнать Тони и, при всем его очевидном умении управляться с оружием и неприятностями, он не показался ей бандитом?
      — И что было дальше? — наконец спросила она.
      Валенти вкратце пересказал ей события, приведшие к тому, что fratellanzaзаключила на него контракт. Рассказал о Марио и о неудачном покушении на Мальте, о том, как сумел добраться до Ланарка и совсем было затерялся, но её бывший муж опознал его и донёс «родичам».
      — Как видите, — заключил он, — для меня все по-другому. Я здесь не чувствовал себя изгнанником. Мне уже казалось, что я никогда и не имел дел с семьёй. Как будто это было с кем-то другим. Я и правда почти оставил все позади, но тут на нас хлынуло это дерьмо. А теперь не знаю. Все возвращается, и мне это не нравится, но убегать я больше не стану. Точь-в-точь как вы. — Он взглянул на неё. — Знаете, забавно. Я уже совсем готов был удрать, но Али меня отговорила. Сказала, я должен защищаться. — Он покачал головой: — Какая девочка!
      Кофейник опустел. Френки встала и долила воды. Она согревала руки над горелкой, хотя в кухне не было холодно. Холод был в ней самой.
      «Что я чувствую? — спросила она себя. — Этот человек такой же, как Эрл, только крупнее. Нет, Тони не такой, как Эрл. Совсем не такой. Судя по его рассказу, он с детства рос в „семье". Не знал ничего лучшего. Если все, кому подражает ребёнок: отец, дядя, дедушка — все гангстеры, откуда мальчику знать, что это дурно? Он так живёт, и все тут».
      Она повернулась, посмотрела на него. Господи, оправдать можно все, что угодно. Не оттого ли её понимание, что она нуждается в нем, в его умениях, приобретённых в той жизни? Или она в самом деле понимает его?
      — Вероятно, это все меняет, — произнёс Тони.
      — Меняет, — согласилась Френки. — Только я не знаю как.
      Он хмуро и недоуменно взглянул на неё, и Френки улыбнулась.
      — Вы мне сразу понравились, — сказала Френки. — И, что ещё важнее, вы сразу понравились Али, а я знаю, что она отлично разбирается в людях. Сколько раз я приводила кого-нибудь домой, и она ничего не говорила, но я понимала, что человек ей не по вкусу. И чаще всего она оказывалась права. Мне никогда особенно не везло с мужчинами — во всяком случае, с любовниками. А теперь мне встретился человек, который нравится и мне, и Али, и вот…
      — Эй, я, знаете ли, не…
      — Не ухаживали за мной, — договорила Френки. — Знаю. Все равно, ты мне нравишься, Тони. Только сейчас у меня все перепуталось. Я ещё не отошла от прошлой ночи, и нельзя забывать про Эрла… Ты мне сейчас нужен со своими навыками. Это твоё прошлое даёт мне ощущение безопасности, как будто все уладится, и Эрла мне уже не надо бояться, и тот человек, если вернётся, уже не сможет… ничего мне сделать.
      Она провела пальцами по волосам, нервно дёрнула запутавшуюся прядь.
      — Я ни от кого не хочу зависеть, — сказала она, — я уже говорила. Но так хорошо — здорово, я бы сказала, — знать, что есть друг, на которого можноположиться.
      — Я могу быть таким другом, — сказал Валенти. — Я помню, кем я был. Дальше этого дело не пойдёт, и, когда мы разгребём это дерьмо, можем спокойно пойти каждый своей дорогой.
      — Я не о том говорю, Тони.
      — А о чем же?
      — Господи, сама не знаю. Точнее, не могу объяснить.
      Вскипел чайник, и оба с облегчением занялись им. Но когда вода была налита и кофе закапал сквозь фильтры, Френки подошла и снова села напротив него.
      — Марио звонил, — сказал Валенти. — Как раз перед тем, как ты проснулась.
      Френки с благодарностью приняла перемену темы.
      — Он сказал, как твой друг?
      — Неплохо. Он в реанимации, но доктор уверен, что он выкарабкается. Хотел бы я послушать, что напел ему Марио и как выплясывал, отговаривая сообщать в полицию — как-никак, огнестрельное ранение, но он сказал, все спокойно. Звонил из Оттавы.
      — Он вернётся сюда?
      — Не думаю. Какие-то дела в Нью-Йорке. Френки не стала спрашивать, что этодолжно означать: предпочитала не знать. Кофе профильтровался, и она встала, чтобы налить ещё по чашке.
      — Что ты обо мне думаешь? — спросила она, снова сев. — Что видишь, когда смотришь на меня?
      Она опять начала разговор о них. Ужас, пережитый ночью, ещё холодил её сознание. И к нему примешивался старый страх, что каждый мужчина видит в ней только вещь, которую можно использовать, когда вздумается. Попытка изнасилования всего лишь довела до крайности то, что всегда присутствовало в её отношениях с мужчинами. Её приглашали в ресторан или в кино, но под всем этим скрывалось единственное желание: забраться к ней в трусы и снять своёнапряжение. После этого мужчины мигом исчезали из виду.
      Так чем же она могла привлечь такого человека? Что он в ней нашёл? Или это в ней что-то глубоко искажено: все это фрейдистские комплексы из-за того, как отец обращался с матерью — или с самой Френки, и теперь она ищет мужчин, похожих на него? Не в первый раз такие мысли приходили ей в голову, но всегда смущали и пугали её.
      — Должен сказать, — начал Валенти, — я никогда не был хорош с женщинами. Нет, не обижал, не обращался грубо, но мне никогда не хотелось ничего постоянного, понимаешь меня? Но вот прошлой ночью я задумался об Али… Я бы все отдал, чтобы иметь такую дочку. И о тебе я тоже думал… — Он запнулся, прокашлялся. — Я, конечно, говорил, что не собираюсь за тобой ухаживать, ничего такого, но должен сказать, я думал о тебе, и мне хотелось быть другим человеком, таким, у которого был бы шанс остаться с тобой насовсем, понимаешь?
      — Но почему?
      — Я уж не говорю о том, как ты выглядишь — грандиозно, между прочим, — но вот как ты держишься! Это уж изнутри идёт. И ещё: о человеке многое можно сказать по его детям. Ты сама вырастила Али, и вышло чертовски хорошо, Френки. Для меня человек, который способен на такое, очень даже особенный, позволь тебе сказать.
      Френки нагнулась над столом и накрыла его ладонь своей.
      — Мне нужно было это услышать, Тони. Похоже, я многого хочу от жизни.
      — Сдаётся мне, мы все такие — нас нужно подбадривать. Ничего плохого тут нет. Плохо только, когда некому сказать доброе слово.
      Френки кивнула, сжала его руку и отпустила, взялась за чашку. Рука у неё немного дрожала, но она надеялась, что Тони этого не заметит.
      — Мы с тобой, — заметила она, — второе утро подряд откровенничаем. Как бы это не вошло в привычку…
      — Я рад, что мы смогли поговорить.
      — Я тоже.
      Ему больно было смотреть на неё. Её взгляд что-то обещал, но нельзя было потянуться за обещанным. Пока ещё нельзя. Не сегодня. Не после того, что ей пришлось пережить ночью, не перед тем, что ещё предстоит. Но вот когда все кончится, когда он уже не нужен ей будет таким, как был, — тогда и посмотрим. Тони отодвинул чашку и достал автоматический пистолет Баннона вместе с набором для чистки оружия.
      — Ну что ж, — сказал он, — прежде чем начинать стрелять по деревьям, следует разобраться, как работает этот красавчик. Вот эта штучка…
      Он осёкся, почувствовав прикосновение её руки.
      — Спасибо, — сказала Френки.
      Валенти понимал, что она хочет сказать. Обещание по-прежнему стояло в её глазах. От близости к ней его кинуло в жар. Он снова откашлялся, и Френки убрала руку. Откинула волосы со лба и наклонилась вперёд. Валенти перевёл дыхание и начал сначала.
      — Ладно. Значит, вот это — предохранитель. Когда он сдвинут вперёд, пистолет не работает. Смотри, можно нажать курок, и ничего не случится. — Он выщелкнул магазин и показал ей. — Вот это — магазин. В нем двенадцать патронов. Когда в начале века такие появились на рынке, их называли самозарядными пистолетами. Здесь нет такой отдачи, как в барабанных, потому что сила отдачи уходит на то, чтобы выбросить пустую гильзу и подать новый патрон. Я и барабанный дам тебе попробовать, но, думаю, тебе лучше держаться этого. Он легче и проще в обращении…
 

* * *

      Когда они вышли из леса и оказались на склоне холма над хижиной Льюиса, Али остановилась. Отсюда ей не было видно старика, но над трубой поднимался дымок, так что он наверняка дома. Да и куда ему уходить?
      — Идём, — поторопила Малли. Али не двигалась.
      — Я вот думаю, — сказала она. — Может, мне лучше поговорить с кем-то ещё? Вот с той старушкой, с которой я вчера танцевала?
      — С Лили?
      — Да, с ней.
      — Зачем?
      — Ну, я знаю, что ты думаешь, и знаю, что говорит Льюис, но не знаю, что думают другие жители деревни. Они ведь не все как Льюис, верно?
      Малли покачала головой:
      — Льюис другой… и Томми тоже.
      — Я так и думала. По-моему, мне надо поговорить с ней — просто чтоб взглянуть под другим углом.
      — А ты залезь на дерево, — усмехнулась Малли.
      Али рассмеялась:
      — Но тогда я ничего не услышу — по крайней мере об этом деле. Ты знаешь, где живёт Лили?
      — Конечно.
      Дикарка свернула к деревне. Бросив ещё один взгляд на жилище Льюиса, Али пошла за ней. На вид кустарник перед ними казался непроходимым, но, держась след в след за Малли, девочка умудрялась пробираться. Дикарка то и дело сворачивала, обходя самые густые заросли, и вдруг они оказались на маленьком выпасе. Коровы поднимали голову навстречу двум гостьям и тут же забывали о них, когда девочки проходили мимо.
      — Вон там живёт Лили, — показала Малли, выбравшись на дальний край деревеньки. Маленькую живописную хижину почти скрывал плющ. У каменных стен тянулись вверх кусты роз.
      — А ты не зайдёшь? — спросила Али.
      — Нет, подожду тебя здесь. Али замедлила шаг:
      — Ты не любишь Лили?
      — Наоборот, она мне очень нравится, просто я с ней не знакома. Ты иди.
      Оставив дикарке трость, Али подошла к дому. У самого крыльца её одолела застенчивость, но не успела она передумать, как дверь отворилась, и Лили с порога взглянула на девочку. От улыбки все лицо старушки залучилось морщинками.
      — Какой приятный сюрприз, — сказала она. — Заходи.
      — Я не хотела вас беспокоить…
      — Глупости! Мы тут так редко видим новые лица. Я тебе очень рада. — Она провела Али в дом. Единственная комната была разделена на гостиную, чистенькую кухню и уголок для спальни. На кровати лежало яркое лоскутное одеяло.
      Подумав, как порадовалась бы такому мама, Али подошла ближе и разглядела, что лоскутки сшиты вручную.
      — Какое красивое! — сказала она.
      — Ну, спасибо… Ты Али, верно? Всю зиму шила, когда ещё жив был Джевон. Моего мужа звали Джевон.
      Али кивнула и взглянула на подкрашенную сепией фотографию над камином:
      — Это он?
      — Он, он. Красивый был черт, правда?
      — А кто снимал? — спросила Али. У неё сложилось впечатление, что в Новом Волдинге не водится современных услуг. И где они проявляли снимки?
      — Это Эдмонд снимал, сын Льюиса. Он, пока совсем не уехал, много раз выбирался в большой мир. А потом ушёл с цыганами и не вернулся.
      — С цыганами? С настоящимицыганами? — Ей вспомнилось, что Льюис что-то такое упоминал.
      — Они появляются у нас раз или два в году — всего одна семья, Грис. Джанго — он теперь уже дедушка — привозил своих, сколько я себя помню. Все, что мы не можем вырастить или смастерить, мы получаем от них. Сахар, чай, специи и все такое. Льюис очень расстроился, когда Эдмонд ушёл.
      — А почему он ушёл?
      — О, ты же сама молодая. Должна знать, как непоседливы молодые люди. Ведь и наша деревенька появилась только потому, что молодёжи в старом Волдинге не сиделось на месте. Вот и мой Питер уехал — через год после Эдмонда.
      — Вы по нему скучаете?
      Лили взглянула на фотографию мужа и вздохнула:
      — Да, конечно, скучаю. Особенно с тех пор, как не стало Джевона. Я все надеюсь, что он ещё вернётся, но думаю, не дождусь.
      — Почему?
      — Льюис говорит: тот, кто надолго уходит из деревни, теряет дорогу обратно.
      — И вас с каждым годом остаётся все меньше и меньше, да? — спросила Али.
      — Боюсь, что так. Но мой Джевон знал, что так будет. Мы переменились, понимаешь? Стали ленивы… или, скорее, забывчивы. Мы теперь только и делаем, что танцуем у старого камня. Иногда тайна является, иногда нет. Когда-то мы приносили в жертву быка — каждый год у старого камня. — Она не заметила, как побледнела Али. — Мне думается, это важно — обряды и все такое. А теперь мы вроде как говорим: «Приходи-когда-захочешь». Приходит равнодушие. Думаю, если бы не тайна — если бы олень больше не выходил к камню, мы бы все давно разбрелись.