Женщина сидела на спине у лося и внимательно рассматривала Сару и Киерана, вскочивших на ноги. Черные волосы, заплетенные в длинные косы, свисали по обе стороны ее лица, они были украшены бусами и шнурами. Воротник ее платья без рукавов, сшитого из оленьей кожи, был точно такой же, как у шамана с рисунка Эледа Эванса, — затейливо украшенный разноцветными бусами и зубчатыми раковинами. И глаза женщины напоминали глаза изображенного на рисунке шамана — такие же неожиданно синие на бронзовой коже.
      — Какая красавица! — тихо воскликнула Сара.
      Киеран не ответил. Сара почувствовала, что в воздухе возникает какой-то заряд вроде электрического, только приятный. «Магические токи», — подумала она, сама не понимая, как это пришло ей в голову.
      Явившаяся им картина несколько минут оставалась неподвижной, потом женщина грациозно соскользнула с лося и направилась к ним. Она была босая и все-таки казалась выше Киерана на несколько дюймов.
      Лось не двинулся с того места, где она его оставила, а волки следовали за ней по пятам и уселись на задние лапы, когда она, не дойдя нескольких футов до Сары и Киерана, остановилась. Она подняла правую руку с открытой ладонью — освященный временем жест, говоривший: «Я пришла с миром. Смотрите, оружия у меня нет».
      Сара ждала, что женщина, как в плохих вестернах класса «В», воскликнет «эй-хой!», но, когда та заговорила, голос у нее оказался звонким и мелодичным.
      — Кто здесь ученик Тома-хенг-ара? — спросила она.
      Сара бросила взгляд на Киерана. Неизвестно, на каком языке говорила женщина, но Сара поняла ее, и поняла, несомненно, только потому, что этому научил ее бард, а вот понял ли гостью Киеран, она не была уверена. Однако оказалось, что у Киерана никаких трудностей не возникло.
      — Я его ученик, — ответил он. — Меня зовут Киеран Фой.
      — А твою спутницу?
      — Сара Кен… — начала было Сара, но тут же вспомнила, как Талиесин предупреждал ее, чтобы свое имя она называла с осторожностью. — Меня не бери в расчет, — спохватилась она. — Я здесь путешествую только в роли багажа. Это Киеран — волшебник.
      Женщина склонила перед ним голову.
      — Меня зовут Ха-кан-та, — сказала она. — Приветствую вас, Киеранфой и Саракен.
      — Это ты перенесла нас сюда? — спросил Киеран.
      — Не я. Вы — гости квин-он-а. — И, заметив, как они озадаченно переглянулись, объяснила: — Это духи диких племен. Маниту. Твой учитель, учивший тебя волшебству, наверное, рассказывал тебе о них.
      — Не слишком подробно.
      Ха-кан-та улыбнулась:
      — Квин-он-а — духи скрытные. Тот, кто заслужил привилегию называться их другом, тоже, наверное, говоря о них, держится таинственно.
      Сара с тревогой покосилась на волков.
      — А эти твои зверюшки, — спросила она, — они ручные?
      — Это не зверюшки, — сухо ответила Ха-кан-та. — Разве можно приручить волков?
      — Там, откуда мы, по-моему, приручили всех.
      — Значит, ваш мир — грустный.
      — Ну, это как посмотреть. Там и хорошего много.
      Сара понимала, что она не слишком любезна, но не могла справиться с собой. Уже который день они сидят здесь, не зная, что предпринять, грязные и оборванные, как уличные бродяги в Оттаве. И вот пожалуйста, появляется, пританцовывая, эта загадочная красавица. Сара посмотрела мимо Ха-кан-ты на спокойно жующего жвачку лося, потом перевела взгляд на волков с их ясными, слишком умными глазами.
      — Я просто хотела узнать, не опасны ли они.
      — Не бойся, Саракен. Относись к ним с уважением, и они ответят тебе тем же.
      «Легко сказать!» — подумала Сара.
      Прежде чем она успела задать следующий вопрос, уже вертевшийся у нее на языке, Киеран опередил ее:
      — Зачем нас доставили сюда, Ха-кан-та?
      — Чтобы вы встретились с моим отцом. Его зовут А-ва-рате — «Тот, Кто Ходит с Медведями», но сейчас он гуляет с ними в Стране Дремлющего Грома, вот я и пришла вместо него. Квин-он-а сообщили мне, что Том-хенг-ар просил моего отца научить вас Медвежьему Танцу. Это — дар, он передается нелегко, но между моим отцом и твоим учителем уже много-много зим и весен существуют тесные узы. И раз отец не может прийти, пришла я.
      Она помолчала, с любопытством глядя на Киерана.
      — Скажи мне, твой учитель все еще преследует своего врага — тень, которую маниту называют Мал-ек-а? — Увидев, что Киеран кивнул, она вздохнула. — Охотник, за которым охотятся. А в конце концов кто из них уцелеет? Мой отец как-то сказал мне, что если одному из них повезет, то жить уцелевшему будет не для чего. Они связаны друг с другом, как олень с волком. Волк заставляет оленя быть сильным, уничтожая слабых, а олень придает силы волку. Однако если такое равновесие нарушится? Что тогда?
      — Том хочет только мира, — сказал Киеран.
      — А его враг? — спросила Ха-кан-та. — Эта тень, которую никто не хочет называть? Кто может поручиться, что и тень тоже хочет мира?
      — Я могу назвать врага, — сказал Киеран. — Это Талиесин.
      — Неправда, этого ты не знаешь! — запротестовала Сара.
      Не успел Киеран ответить на эту гневную вспышку Сары, как Ха-кан-та сделала знак, оберегающий от беды, и отступила на шаг назад. В ответ на это неожиданное движение волки ощерились и встали по бокам хозяйки.
      — Талиесин? — переспросила та. — Том-хенг-ар ищет смерти Талиесина Рыжеволосого?
      — Но только потому, что Талиесин ищет его смерти! Том хочет мира. Ничего больше.
      — Ну тогда пусть он успокоится! — сказала Ха-кан-та. — Ведь Талиесин давно умер, Киеранфой. Маленькие духи до сих пор оплакивают его в своих жалобных песнопениях. Если ты его ищешь, то искать надо в Стране Дремлющего Грома. Он больше не странствует по мирам, которые нам известны. Сейчас он вместе с моим отцом, ведь они оба братья-барабанщики, так же как мой отец и твой учитель. А это значит, что Талиесин и Том-хенг-ар тоже были братьями-барабанщиками.
      Киеран упрямо покачал головой:
      — Может, тело Талиесина где-то и погребено, но какая-то его часть все еще живет. Та часть, что хочет заполучить старика Тома.
      — Мертвые не охотятся, разве что в Стране Дремлющего Грома. А то, что там происходит, не касается живых, поверь мне.
      — Тогда как ты объяснишь… — начал было он, но не договорил.
      Он ведь уже спорил насчет Талиесина с Сарой. Почему все, кого бы он ни встретил, не могут понять, что Талиесин опасен?
      Стоявшая рядом с ним Сара ничего не сказала. Она раздумывала над словами Ха-кан-ты о том, что Талиесин умер. На самом-то деле она никогда не переставала думать об этом. Все эти удивительные путешествия во времени сбивали с толку. Все обстояло иначе, когда она была с ним рядом, могла протянуть руку, коснуться его и убедиться, что он жив. Кроме того, она могла рассказать ему легенду о том, что он давным-давно умер, и они оба могли над этим посмеяться. Однако он все-таки умер, это факт. То, что благодаря колдовству она могла переместиться во времени, попасть в прошлое и встретиться с ним, не меняло того факта, что в ее время Талиесина уже не существовало. Он был всего лишь горсткой пыли, унесенной в эту Страну Дремлющего Грома, о которой говорит Ха-кан-та.
      Сара испытывала страстное желание вернуться к Талиесину прямо сейчас, но понимала, что эта ее попытка будет обречена на провал. Конечно, один раз это ей уже удалось. Но сейчас она просто не могла примириться с тем, что он считается мертвым. Да и как это может быть? Ведь она виделась с ним только вчера! Видела его, слышала, как он играет на арфе, слышала его голос, видела, как солнце касается его рыжих волос, как вспыхивают зеленые глаза…
      Сара заморгала, удивляясь тому, как сильно действуют на нее одни только мысли о Талиесине. Чтобы чем-то занять трясущиеся руки, она свернула сигарету, прикурила от зажигалки Киерана, которую он оставил у нее в сумке. Ха-кан-та со странным выражением лица следила, как Сара затягивается и выпускает серо-голубой дым в предвечерний воздух, и Сара забеспокоилась: вдруг у индейцев существует какое-то табу, запрещающее курение. Потом она вспомнила про трубку мира на рисунке Эледа Эванса и о том, какую роль сыграл табак в национальной культуре Америки.
      Она подумала, не предложить ли Ха-кан-те затянуться, но не рискнула. Чтобы избежать ошибки, она еще раз быстро затянулась, затушила сигарету и снова положила ее в сумку.
      Ха-кан-та переводила взгляд с Сары на Киерана.
      — Если бы кто-нибудь когда-нибудь возвращался из Страны Дремлющего Грома, — задумчиво сказала она, — тогда я действительно могла бы заподозрить какую-то опасность со стороны Талиесина. Однако… Однако я не могу учить тебя Медвежьему Танцу, Киеранфой, пока не получу совета. Квин-он-а живут недалеко. Давайте пойдем и посоветуемся с их старейшинами. Послушаем, что скажут квин-он-а про Тома-хенг-ара и его врага — тень, которую они называют Мал-ек-ой, а вы называете Талиесином Рыжеволосым.
      Сара и Киеран посмотрели друг на друга с опаской, хотя у каждого были разные причины для беспокойства. Киеран думал, разумно ли вверять себя в руки квин-он-а, раз они друзья Талиесина или были его друзьями, а теперь чтут его память? С другой стороны, они ведь одновременно и друзья Тома. И потом, он и Сара оказались здесь прежде всего по милости квин-он-а. Во власти этих духов отправить их обратно, удержать здесь или вообще сделать с ними все, что им заблагорассудится.
      Саре же больше всего хотелось покинуть эти места. Ей хотелось снова оказаться на берегу, где ей было хорошо, где царят только добрые чувства, где рыжеволосый арфист — при одной мысли о котором внутри у нее все как-то странно замирало — бродит вдоль берега и ждет ее. Что же ее удерживает? Почему раньше она могла уйти к нему, а теперь не может?
      — А у нас есть выбор? — вдруг вырвалось у нее.
      Ха-кан-та удивленно взглянула на нее:
      — Разве вы мои пленники?
      — А как насчет квин-он-а? — спросил Киеран.
      — За них я отвечать не могу, Киеранфой. Но это благородные духи. Не беспокойтесь, у них вы будете в безопасности. Они не причинят нам вреда. Если хотите, я буду вашей поручительницей. Ведь мы идем к ним за советом, а не за тем, чтобы развязать войну.
      «Может быть, ты и хочешь совета, — подумал Киеран, — но, что бы они ни сказали, я не изменю своего отношения к тому, что считаю правдой».
      Он оглядел поляну, но, кроме леса, окружающего ее, ничего не увидел. Куда же идти, если не послушаться Ха-кан-ту? Потом он вспомнил, что Сара куда-то уходила и встретилась там… с кем? Она только и сказала ему, что с «другом». Киеран взглянул на Сару, но на ее лице ничего прочитать не смог. Кто же дал ей гитару и плащ?
      А еще непонятно, почему они все время ссорятся. И почему она так яростно защищает арфиста. Матерь Божья! Да что она вообще понимает? Правда, у нее это кольцо, и чувствуется в ней какая-то тайная уверенность, которая плохо с ней вяжется. Он гадал, какую роль она играет в происходящем? Ведь он, так же как и Сара, в случайности не верил. Значит, есть причина, почему она здесь. Только что это за причина, вдруг его просто хотят погубить?
      — Пошли, — сказала Ха-кан-та. — Они живут недалеко.
      Киеран все еще колебался, но Сара решила, что отказаться было бы неудобно. Кроме того, если рассуждать логически, то она с такой же легкостью может вернуться к Талиесину от квин-он-а, как и с этой поляны, только бы рассеялось то, что мешает ей сейчас. А еще ей всегда хотелось увидеть эльфов.
      — Пошли! — отозвалась она.
      «Так, теперь уже двое против одного», — подумал Киеран. Он потрогал повязку на боку. Ему ни к чему было проверять, как выглядит рана. Судя по ощущениям, он не удивился бы, если бы оказалось, что она зажила. Да, квин-он-а не пожалели времени, чтобы залатать его. Неужели они допустят, чтобы их усилия пропали зря? «Почему многое зависит от таких мелочей?» — спросил он себя. И кивнул Ха-кан-те.
      — Веди нас, — сказал он.
 
      Квин-он-а жили в часе ходьбы от поляны. Дорога шла в гору, лиственницы и сосны уступили место сахарным кленам, бальзамическим пихтам и букам. Еще выше их сменили красные дубы, осины, белые березы, перемежающиеся зарослями болиголова и рощицами низкорослых сосен.
      С лосем путники расстались, когда подошли к более крутым склонам, и он понесся прочь среди деревьев, как огромное коричневое привидение. Волки остались с ними, они сопровождали их по одному с каждой стороны, серебристый мех сверкал на фоне темных деревьев.
      Поднявшись на последний горный кряж, Сара и Киеран увидели внизу длинную узкую долину с небольшим озером. Здесь, с левой стороны, лес сменялся полянами. Справа к болотистым берегам озера подступали черный ясень и кедр. Между ними на небольшой возвышенности обращенное к спускавшимся к воде каменным грядам располагалось стойбище квин-он-а.
      В центре виднелось прямоугольное строение — длинный дом, где жил вождь племени, а зимой собиралось на совет все племя. Дом был футов пятьдесят в длину, восемнадцать в ширину и пятнадцать в высоту. Весь он был обит корой на манер вигвама, в ней были вырезаны отверстия, пласты коры находили друг на друга, как черепица. Перед вигвамом возвышался тотемный столб, увенчанный вырезанной из дерева медвежьей головой. От длинного дома, словно крылья, отходили вигвамы поменьше, крытые шкурами и корой.
      — Озеро называется Пинта-ва, — сообщила Ха-кан-та. — Тихая вода.
      — Мне кажется, будто я смотрю на иллюстрацию к «Последнему из могикан», — сказала Сара. Поймав недоумевающий взгляд индианки, она добавила: — Не обращай на меня внимания. Ребенком я обожала играть в ковбоев и индейцев.
      — Старейшины ждут нас, — сказала Ха-кан-та. — Не следует их задерживать.
      Все трое стали спускаться к вигвамам, волки следовали за ними. Приближаясь к стойбищу, Сара и Киеран с удивлением наблюдали за кипучей деятельностью квин-он-а. Кто-то ремонтировал вигвам. Другие коптили мясо над красными угольями. Женщины пряли на прялках из связанных веток. А один мужчина вышивал бисером воротник на платье из оленьей кожи. «Выходит, у них занятия совсем не такие, как у эльфов, — с удивлением отметила Сара. — Почему, например, никто не готовится к пляскам в ведьминых кругах?»
      Но если дела, которыми занимались квин-он-а, были вполне земными, их внешность, если не считать одежды, больше соответствовала тому, какими представляла их себе Сара. Они были стройные и тонкие, их рост не превышал пяти футов, и все-таки сразу становилось ясно, что они обладают недюжинной силой. Лица с резкими чертами, высокие лбы, у многих на лбу виднелись маленькие рожки. У большинства черные волосы были заплетены в косички, украшенные перьями и бусами.
      Когда Ха-кан-та и Сара с Киераном вошли в стойбище, квин-он-а молча уставились на них черными глазами. Сара заметила, что у некоторых были при себе небольшие барабаны, они висели на заплетенных в косы ремнях, прикрепленных к поясу или повешенных через плечо. Сара вспомнила, как после прозвучавшей дроби этих барабанов там, в «Патти Плейс», она почувствовала, что куда-то перемещается. Только что она была в ресторане, а через секунду очнулась уже здесь… правда, неизвестно, где именно. В Ином Мире. Интересно, эти квин-он-а тоже называют его «Иным Миром»? Она не успела спросить об этом Ха-кан-ту, так как они подошли ко входу в длинный дом. Перед ними высился тотемный столб, а рядом с ним их ждала женщина, она была старше остальных квин-он-а.
      — Синс-амин, — уважительно обратилась к ней Ха-кан-та, — приветствую тебя. — Обернувшись к своим спутникам, она объяснила: — Это Та, Кто, Бодрствуя, Видит Сны. В этом племени она — Дочь Медведицы, то есть глава племени.
      Заплетенные в косы волосы Синс-амин поседели, а смуглая кожа туго обтягивала выступающие скулы. Воротник у нее был расшит бисером, узор напоминал царапины от медвежьих когтей. Хотя она была на голову ниже Ха-кан-ты, но казалась выше ее.
      — Ты послала нам слова, которые пробуждают беспокойство, — сказала Синс-амин.
      — Потому-то мы и пришли к тебе, почтенная мать, для правдивого разговора, — склонила голову Ха-кан-та. — Я привела Киеранфоя — ученика Тома-хенг-ара, и его спутницу Саракен, которых твой народ перенес из Дальнего Мира по просьбе учителя молодого воина.
      — Да, это мы сделали, — подтвердила Синс-амин. — Но если бы мы знали… — Она покачала головой. — Поговорим об этом внутри, при всем совете. — Она отступила в сторону и жестом пригласила их войти.
      — Вы себе идите, — сказала Сара. — А я, пожалуй, пойду к озеру и подожду, когда вы там закончите.
      Киеран бросил на нее ядовитый взгляд:
      — Что значит «когда вы там закончите»? А ты что же? Ты точно так же связана с этим, как и я.
      — Постой! — сказала Сара. — Минуточку! Я ведь сюда не просилась.
      — А по-твоему, я просился?
      — Это ты вбил себе в голову насчет арфиста, а не я, Киеран.
      — Господи Иисусе!
      — Она говорит правильно, — вмешалась Ха-кан-та. — Этот совет касается тебя, не ее.
      — Но…
      — Старейшины ждут, Киеранфой.
      Киеран сжал кулаки. Он переводил взгляд с Сары на Ха-кан-ту, с нее на старую Дочь Медведицы, которая молча дожидалась у входа в длинный дом. На его лице было выражение человека, которого предали, но Сара сделала вид, будто не заметила этого.
      «Подведем черту! — решила она. — Точнее, черта подведена!»
      — Ты не понимаешь, Сара. — Киеран сделал последнюю попытку уговорить ее. — Если бы ты только знала…
      — Я понимаю достаточно, чтобы не поддерживать того, кто оскорбляет человека, которого я… — Она осеклась, чтобы не сказать: «Которого я люблю».
      — Да что ты знаешь о Талиесине?! — вспылил Киеран.
      — Ничего, — ответила Сара, понимая, что это — такая же правда, как и ложь, и отвернулась.
      — Сара… — начал Киеран. Он протянул ей руку, но Сара отпрянула от него. — Nom de tout, — пробормотал он.
      Киеран последовал за Ха-кан-той в вигвам. Синс-амин пропустила их вперед, потом задернула на двери занавес из оленьей шкуры, оставив Сару в одиночестве снаружи.
      Сара некоторое время постояла, оглядывая стойбище. Все квин-он-а вернулись к своей работе и не обращали на нее внимания. Нерешительно улыбнувшись, она прошла мимо длинного дома и спустилась на берег озера. Там она удобно устроилась под развесистым тамариском и стала смотреть на воду. Она увидела, как на другом берегу озера над болотом взмахнула голубым крылом цапля, услышала, как щебечут вьющие гнезда болотные дрозды и воробьи, а их перекрывали чистые голоса мухоловок с оливковыми перьями.
      Несмотря на расстилающийся перед ней мирный пейзаж, Сара вздыхала, ее мысли вернулись к Киерану. Если бы была хоть какая-то возможность достучаться до него! Если бы он встретился с Талиесином, он понял бы сам… Но нет. Это было бы слишком опасно. Вдруг бы он попытался убить арфиста? Так, наверное, и случилось бы. Господи! Все может осложниться. Как ей быть, если Киерану удастся убедить совет, что Талиесин представляет собой угрозу, и они решат помочь Киерану устранить его?
      — Это вряд ли случится, — раздался голос у нее за спиной. — И все-таки с ним лучше вести себя осторожно.
      Сара резко обернулась и увидела забавного человечка, который сидел на корточках футах в трех от нее. Сначала ей показалось, что это ребенок квин-он-а, но, приглядевшись, она поняла, что хотя он и мог быть одним из этих индейских эльфов, ни на одного из тех, кого она видела, он не похож.
      Когда он встал, оказалось, что ростом он доходит ей до груди, и если у квин-он-а лица были удлиненные, красиво очерченные, то лицо этого человечка было широким, глазастым и расплывалось в улыбке. Волосы у него были скорее темно-каштановые или даже черные, он не заплетал их в косички, они спадали множеством мелких завитков, словно у рок-певцов. Разглядывая его, Сара подумала, что он ее подслушал, видно, она разговаривала вслух. Но не успела она додумать эту мысль до конца, как незваный собеседник отчаянно затряс головой.
      — Нет, нет, — возразил он. — Но я все равно тебя слышал.
      «Но тогда это значит…» — не успела подумать Сара, как он снова кивнул.
      — Убирайся из моей головы! — закричала Сара.
      — Ничего не могу поделать, — печально ответил он. — Ты думаешь слишком громко. Я не виноват, что ты так громко думаешь. Почему ты не держишь свои мысли при себе, а бросаешься ими в людей, а? Ведь так ты сойдешь с ума!
      Сара некоторое время смотрела на него. Каждый раз, когда ей кажется, будто все начинает как-то улаживаться, возникает что-то новое.
      — Я не новое, — возразил человечек. — Я так же стар, как… как сама Земля.
      Сара вздохнула:
      — Я не знаю, как держать свои мысли при себе.
      — Так пусть Рыжеволосый тебя научит, — посоветовал он. — Это нетрудно.
      «Рыжеволосый?» Вспомнив, что говорила Ха-кан-та, Сара поняла, что человечек имеет в виду Талиесина.
      — Откуда ты знаешь про него? — спросила она.
      — Мы все его знаем.
      — Но откуда тебе известно, что его знаю я?
      Человечек усмехнулся:
      — Это ты видишь меня впервые. Но я-то вижу тебя не в первый раз. Потому и знаю. А кроме того, — сразу добавил он, так что Сара не успела попросить его объяснить это странное заявление, — о чем бы ты ни думала, ты всегда думаешь о нем.
      Так оно и было. Ее саму беспокоило то, что она так сосредоточена на арфисте. Интересно, почему она не может выбросить его из головы?
      — Может быть, ты в него влюбилась?
      — Может быть, — согласилась Сара, хотя уж слишком внезапно это случилось. Впрочем, наверное, так и бывает в волшебных странах, в Ином Мире например. Действительно, Талиесин, конечно, нравился ей так, как прежде никто не нравился. Может быть, он просто околдовал ее?
      — Как тебя зовут? — спросила она человечка.
      — Пэквуджи.
      — Тебе это имя идет, — улыбнулась Сара.
      — Еще бы! Это же мое имя.
      — А меня зовут Сара.
      — Я знаю, — усмехнулся Пэквуджи.
      «Ладно, оставим это», — подумала Сара.
      — Ты квин-он-а? — спросила она.
      — Я — это я, — пожал плечами человечек.
      Сара не могла не улыбнуться, потому что ей тут же представился смешной пучеглазый морячок из детских мультфильмов. Пэквуджи нахмурился.
      — Это не я, — сказал он, прочитав ее мысли. — Я — хоночен-о-ке, одна из маленьких загадок бога Маниту. Когда Бабушка Жаба впервые улыбнулась, я был рядом. Я всегда один, но никогда не одинок. Выдра мне друг. И цапля тоже. Я бегаю взапуски с лисой и сплю в норе у барсука. Я Пэквуджи, и мой дом — весь мир.
      — А что ты делаешь здесь? — рассмеялась Сара.
      — Здесь? — Пэквуджи огляделся с преувеличенным вниманием. И, наклонившись к Саре, проговорил театральным шепотом: — Я пришел узнать, не желаешь ли ты прогуляться со мной?
      — Куда?
      — Куда угодно. — Он показал на сосну, росшую выше других на горном кряже за стойбищем квин-он-а. — Туда.
      — Ладно, — сказала Сара. — Пошли.
      — А пока мы идем, — добавил Пэквуджи, вскакивая на ноги, — я открою тебе одну тайну.
      — Тайну? Какую?
      — Не сейчас, не сейчас. Сначала пойдем, потом поговорим.
      У Сары разыгралось любопытство, на сердце стало легче, как давно уже не было. Она тоже встала.
      — Ну, веди меня, Макдуф.
      — Пэквуджи Макдуф, — сказал он. — Это я, правда?
      Он прошелся колесом, потом из какого-то тайника между камней вытащил маленькую тростниковую дудочку и, прежде чем сунуть ее за пояс, исполнил на ней быструю мелодию.
      — Не забудь свою музыку, — сказал он.
      Сара пожала плечами и подняла гитару.
      — А теперь? — спросила она.
      — А теперь пошли! Хей!
      — Теперь пошли! Хей! — повторила она и следом за ним стала подниматься на холм.
 
      В вигваме было темно и душно, и Киерану понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к тусклому свету. Следуя примеру Ха-кан-ты, он, скрестив ноги, сел на место, которое она ему указала, и огляделся. Синс-амин заняла место напротив горевшего в центре костра, расположившись среди четверых молчаливых квин-он-а, пришедших раньше. С лежавшей перед ней тростниковой циновки она взяла деревянную маску, на которой была вырезана медвежья морда, и надела ее.
      — Это из-за того, что тотемом является медведь, — тихо объяснила Киерану Ха-кан-та. — Это племя квин-он-а так близко по духу к моему народу рате-вен-а, что мы все в родстве с духовной энергией Великой Матери.
      Пока члены Совета молча общались друг с другом, Ха-кан-та назвала Киерану имена остальных старейшин. Слева в большой маске лося с рогами сидела Хот-анс — Сестра Лося, Толковательница, слева от нее в маске поменьше, украшенной остренькими рожками, была Шин-са-фен — Та, Кто Лечит Барабанным Боем — Целительница племени. Справа от Синс-амин сидел широкоплечий мужчина в маске волка, его звали Теп-фюл-ин — Красное Копье Ветра — Военачальник. И наконец, в маске цапли сидела Ко-келли — Мудрое Озеро.
      У ног каждого из старейшин стоял небольшой барабан. А на коленях у них лежали тотемные палочки. Ко-келли была украшена голубыми перьями. Хот-анс держала в руках изогнутую костяную пластину с вырезанными на ней знаками. У Теп-фюл-ина в руках был томагавк, в его кожаную перевязь были вставлены волчьи когти. Шин-са-фен держала отполированную палочку из березы, на которой висели костяные бусы и три белых пера. У Синс-амин на коленях ничего не было, зато вокруг лба на ее маске была повязана лента с медвежьими когтями.
      Свет костра играл на грубо вырезанных и раскрашенных масках. В воздухе словно витала какая-то сила, будто среди них незримо присутствовал кто-то еще. Когда в душе Киерана воцарился внутренний покой, ему показалось, что маски ожили, он почувствовал, будто находится на совете зверей, изображенных на масках.
      Шин-са-фен бросила в костер горсть измельченной коры. Пламя взметнулось вверх фута на два, потом опало. Ко-келли в маске цапли взяла барабан и стала выстукивать медленный ритм.
      — Киеранфой, — сказала Синс-амин, — ученик пробуждающего духов Тома-хенг-ара. Мы хотим тебя послушать.
      Киеран взглянул на Ха-кан-ту, и она ободряюще кивнула. Он сглотнул слюну, стараясь придумать, с чего начать. Ему очень хотелось курить. На самом деле, будь его воля, он хотел бы оказаться в любом другом месте, только не здесь, в окружении существ, против которых его предостерегал Хенгуэр, предупреждая, что их нельзя сердить. А теперь Киерану предстоит объяснить этим существам, почему он хочет покончить с тем, кого они считают давно умершим и чью память свято чтут. Киеран вытер лоб, сложил руки на коленях, чтобы они перестали дрожать.
      «Какое право они имеют требовать от меня объяснений? Власть, — сообразил он, — ведь я в их власти!»
      — Нет, — произнес кто-то из сидевших в масках.
      Киеран поднял глаза и догадался, что заговорила Ко-келли.
      — Нет, не по праву власти, — сказала Ко-келли. — А по праву родства. Ведь Талиесин Рыжеволосый был братом-барабанщиком нашего А-ва-рате, кто, в свою очередь, являлся нашим братом по крови. Так же как и твой учитель. — Она продолжала выбивать пальцами медленную, но настойчивую дробь на барабане.
      — Мы бы знали, — добавил Теп-фюл-ин, поглаживая свой томагавк, — мы знали бы, что за война ведется между нашими братьями-барабанщиками.
      — Какая может быть война, когда Талиесин бьет в барабан в Стране Дремлющего Грома? — пробормотала Хот-анс в маске лося. Она взяла лежащий перед ней барабан и вплела свою дробь в ритм, выбиваемый Ко-келли.
      — Пусть скажет, — потребовала Синс-амин.
      Остальные старейшины наклонили головы, в прорезях масок блеснули глаза. Киеран обреченно вздохнул и севшим голосом стал излагать все, что рассказывал ему Том о Талиесине и друиде короля Мэлгвина, и о бедах, начавшихся еще на берегах Гвинедда.
 
      — Пинта-ва спит, — сказал Пэквуджи.
      Сара сверху посмотрела на воду и кивнула. Они сидели на ковре из сосновых иголок под высокой сосной, росшей на утесе за стойбищем. Сара на время выбросила из головы все свои заботы. В присутствии Пэквуджи сделать это было нетрудно.
      — Похоже, спит, — лениво проговорила она.
      Простая прогулка до сосны растянулась из-за того, что человечек выбрал кружной путь, и сопровождалась она множественными кульбитами и импровизированными танцами. Сара заразилась настроением маленького человечка, смеялась над его проделками, бегала с ним наперегонки, а потом спешила назад, чтобы поднять уроненную гитару, и торопилась снова догнать его.
      Пэквуджи посмеивался над ней.
      — Пинта-ва всегда спит. Только не в шторм, — добавил он. — Тогда она поднимается и злобно набрасывается на берег. — Он поскреб подбородок. — Иногда мне кажется, она злится из-за того, что не может выйти за отведенные границы, и шторм напоминает ей об этом.
      — Ты собирался открыть мне какую-то тайну, — напомнила ему Сара.
      — Собирался. Открою. Смотри.
      Он закатал рукава своей рубашки из оленьей кожи и, став похожим на фокусника, начал сметать сосновые иголки, пока не очистил маленький участок земли. Выкопал ямку, потом прикрыл ее ладонями. Подул на них, а когда открыл ладони, из них стала сочиться вода и заполнила ямку. Она заполнилась до верха, и Пэквуджи снова подул на руки и театральным жестом широко развел их. Ладони были сухие.
      — Хороший фокус, — похвалила пораженная Сара.
      — Это не фокус.
      — Ладно. Что дальше?
      — Жди!
      Пэквуджи простер руки над крошечной лужицей, она потемнела и стала гладкой, как зеркало. Сара наклонилась над ней, и на поверхности воды появились изображения. Сначала Сара увидела высокий, густо заросший деревьями склон. Потом среди сосен и лиственниц она стала различать какие-то расплывчатые фигуры, тонкие, как паучьи лапы. Пэквуджи еще раз повел руками, и изображение стало приближаться, пока одна из фигур не сделалась отчетливой и не заняла всю поверхность водного зеркала.
      Кожа этого существа напоминала нечто среднее между черной чешуей и жесткой шкурой вепря.