Бомарше
      Севильский цирюльник
      ПЬЕР ОГЮСТЕН КАРОН де БОМАРШЕ
      СЕВИЛЬСКИЙ ЦЫРЮЛЬНИК ИЛИ ТЩЕТНАЯ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ
      Комедия в четырех действиях
      Перевод Н.М. Любимова
      Я был отцом и умереть не мог! "Заира", действие II
      Действующие лица
      Г р а ф А л ь м а в и в а, испанский гранд, тайный поклонник Розины. Б а р т о л о, доктор, опекун Розины. Р о з и н а, особа благородного происхождения, воспитанница Бартоло. Ф и г а р о, севильский цырюльник. Д о н Б а з и л ь, органист, дающий Розине уроки пения. В е с н а, престарелый слуга Бартоло. Н а ч е к у, другой слуга Бартоло, малый придурковатый и вечно сонный. Н о т а р и у с. А л ь к а л ь д, блюститель закона. А л ь г у а с и л ы и с л у г и с факелами.
      Костюмы действующих лиц, соответствующие старинным испанским
      Г р а ф А л ь м а в и в а. В первом действии появляется в атласном камзоле и в атласных коротких штанах; сверху на нем широкий темный испанский плащ; шляпа черная, с опущенными полями, вокруг тульи цветная лента. Во втором действии он в кавалерийской форме, в сапогах и с усами. В третьем действии он одет бакалавром: волосы в кружок, высокий воротник, камзол, короткие штаны, чулки, плащ, как у аббата. И четвертом действии на нем великолепный испанский костюм, часть которого составляет роскошный плащ; сверху на нем его обычный плащ, широкий и темный. Б а р т о л о. Короткополый наглухо застегнутый черный костюм, большой парик, брыжи и отложные манжеты, черный пояс; когда он выходит из дому, то надевает длинный яркокрасный плащ. Р о з и н а одета, как испанка. Ф и г а р о. На нем костюм испанского щеголя. На голове сетка; шляпа белая с цветной лентой вокруг тульи; на шее свободно повязанный шелковый галстук; жилет и короткие атласные штаны на пуговицах, с петлями, обшитыми серебряной бахромой; широкий шелковый пояс; на концах подвязок кисти; яркий камзол с большими отворотами, одного цвета с жилетом, белые чулки и серые туфли. Д о н Б а з и л ь. Черная шляпа с опущенными полями, сутана без брыжей и манжет, длинный плащ. В е с н а и Н а ч е к у. Оба в галисийских костюмах, волосы заплетены в косичку, на обоих светложелтые жилеты, широкие кожаные пояса с пряжками, синие штаны и такие же куртки, рукава которых, с разрезами для рук возле плеч, откинуты за спину. А л ь к а л ь д. В руке у него длинный белый жезл.
      Действие происходит в Севилье; первый акт -- на улице, под окнами Розины, остальные -- в доме доктора Бартоло.
      * ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ *
      Сцена представляет улицу в Севилье; во всех домах окна забраны решеткой.
      ЯВЛЕНИЕ I
      Г р а ф один, в широком темном плаще и шляпе с опущенными полями. Прохаживаясь по сцене, вынимает часы.
      Я думал, сейчас больше. До той поры, когда она имеет обыкновение показываться в окне, ждать еще долго. Ну, ничего: лучше прийти раньше времени, чем упустить возможность увидеть ее. Если б какому-нибудь придворному любезнику могло прийти в голову, что я, в ста лье от Мадрида, каждое утро стою под окнами женщины, с которой ни разу словом не перемолвился, он принял бы меня за испанца времен королевы Изабеллы. А что в этом такого? Все охотятся за счастьем. Мое счастье заключено в сердце Розины. Но как же так? Подстерегать женщину в Севилье, когда в столице и при дворе сколько угодно вполне доступных наслаждений? Вот их-то я и избегаю. Я устал от побед, беспрерывно доставляемых нам корыстью, обычаем или же тщеславием. Это так отрадно, когда тебя любят ради тебя самого! И если бы с помощью этого переодевания я мог убедиться... Кого-то черт несет!
      ЯВЛЕНИЕ II
      Ф и г а р о, граф прячется. Фигаро весело напевает; за спиной у него гитара на широкой ленте, в руках бумага и карандаш.
      Прогоним грусть: она Нас заедает! Без песен и вина Жизнь даром пропадает! И каждый -- если он На скуку обречен - Исчахнет от забот И дураком умрет!
      Пока что, право, недурно.
      И дураком умрет, Лень и вино -- мои две страсти: Они мне сердце рвут на части...
      Да нет, они его не рвут, они оба мирно уживаются в нем...
      И спорят в сердце из-за власти...
      А разве говорят: "спорят в сердце"? А, боже мой, наши сочинители комических опер в такие тонкости не входят! В наше время чего не следовало бы говорить, то поется. (Поет.)
      Лень и вино -- мои две страсти: Обеим предан я равно...
      Мне бы хотелось в заключение придумать что-нибудь необыкновенное, блестящее, сверкающее, содержащее в себе определенную мысль. (Становится на одно колено и пишет напевая.)
      Обеим предан я равно: Лень для меня источник счастья, А радость мне дает вино.
      Э, нет, это плоско. Не то... Здесь требуется противопоставление, антитеза:
      У лени я всегда во власти, Вино же...
      Ага, канальство, вот оно...
      Вино же--верный мой слуга!
      Молодец, Фигаро!.. (Записывает, напевая.)
      Вино и лень -- мои две страсти: И дружба их мне дорога: У лени я всегда во власти, Вино же--верный мой слуга! Вино же--верный мой слуга! Вино же--верный мой слуга!
      Так, так, а если к этому еще аккомпанемент, то мы тогда посмотрим, господа завистники, правда ли, будто я сам не понимаю, что пишу... (Замечает графа.) Я где-то видел этого аббата. (Встает.) Г р а ф (в сторону). Лицо этого человека мне знакомо. Ф и г а р о. Да нет, это не аббат! Эта горделивая благородная осанка... Г р а ф. Эта нелепая фигура... Ф и г а р о. Я не ошибся: это граф Альмавива. Г р а ф. Мне кажется, это плут Фигаро. Ф и г а р о. Он самый, ваше сиятельство. Г р а ф. Негодяй! Если ты скажешь хоть одно слово... Ф и г а р о. Да, я узнаю вас, узнаю по лестным определениям, которыми вы всегда меня награждали. Г р а ф. Зато я тебя не узнаю. Ты так растолстел, раздобрел... Ф и г а р о. Ничего не поделаешь, ваше сиятельство, -- нужда. Г р а ф. Бедняжка! Однако чем ты занимаешься в Севилье? Ведь я же дал тебе рекомендацию в министерство и просил, чтобы тебе подыскали место. Ф и г а р о. Я его и получил, ваше сиятельство, и моя признательность... Г р а ф. Зови меня Линдором. Разве ты не видишь по этому моему маскараду, что я хочу остаться неузнанным? Ф и г а р о. Я удаляюсь. Г р а ф. Напротив. Я здесь кое-кого поджидаю, а два болтающих человека внушают меньше подозрений, чем один гуляющий. Итак, давай болтать. Какое же тебе предоставили место? Ф и г а р о. Министр, приняв в соображение рекомендации вашего сиятельства, немедленно распорядился назначить меня аптекарским помощником. Г р а ф. В какой-нибудь военный госпиталь? Ф и г а р о. Нет, при андалусском конном заводе. Г р а ф (со смехом). Для начала недурно! Ф и г а р о. Место оказалось приличное: в моем ведении находились все перевязочные и лечебные средства, и я частенько продавал людям хорошие лошадиные снадобья... Г р а ф. Которые убивали подданных короля! Ф и г а р о. Увы! Всеисцеляющего средства не существует. Все-таки они иной раз помогали кое-кому из галисийцев, каталонцев, овернцев. Г р а ф. Почему же ты ушел с должности? Ф и г а р о. Я ушел? Она от меня ушла. На меня наговорили начальству.
      О зависть бледная с когтистыми руками...
      Г р а ф. Помилосердствуй, помилосердствуй, друг мой! Неужели и ты сочиняешь стихи? Я видел, как ты, стоя на коленях, что-то царапал и ни свет ни заря распевал. Ф и г а р о. В этом-то вся моя и беда, ваше сиятельство. Когда министру донесли, что я сочиняю любовные стишки, и, смею думать, довольно изящные, что я посылал загадки в газеты, что мои мадригалы ходят по рукам, словом когда министр узнал, что мои сочинения с пылу с жару попадают в печать, он взглянул на дело серьезно и распорядился отрешить меня от должности под тем предлогом, что любовь к изящной словесности несовместима с усердием к делам службы. Г р а ф. Здраво рассудил! И ты не возразил ему на это... Ф и г а р о. Я был счастлив тем, что обо мне забыли: по моему разумению, если начальник не делает нам зла, то это уже немалое благо. Г р а ф. Ты чего-то не договариваешь. Помнится, когда ты служил у меня, ты был изрядным сорванцом... Ф и г а р о. Ах, боже мой, ваше сиятельство, у бедняка не должно быть ни единого недостатка -- это общее мнение! Г р а ф. Шалопаем, сумасбродом... Ф и г а р о. Ежели принять в рассуждение все добродетели, которых требуют от слуги, то много ли, ваше сиятельство, найдется господ, достойных быть слугами? Г р а ф (со смехом). Неглупо сказано. Так ты переехал сюда? Ф и г а р о. Не сразу... Г р а ф (прерывает его). Одну секунду... Мне показалось, что это она... Продолжай, я тебя слушаю. Ф и г а р о. Я вернулся в Мадрид и решил еще раз блеснуть своими литературными способностями. Театр показался мне достойным поприщем... Г р а ф. Боже милосердный! (Во время следующей реплики Фигаро граф не сводит глаз с окна.) Ф и г а р о. Откровенно говоря, мне непонятно, почему я не имел большого успеха: ведь я наводнил партер прекрасными работниками, -- руки у них... как вальки. Я запретил перчатки, трости, все, что мешает рукоплесканиям. И даю вам честное слово, перед началом представления я проникся уверенностью, что завсегдатаи кофейной относятся ко мне в высшей степени благожелательно. Однакож происки завистников... Г р а ф. Ага, завистники! Значит, автор провалился. Ф и г а р о. Как и всякий другой. Что же в этом особенного? Они меня освистали. Но если бы мне еще раз удалось заставить их собраться в зрительном зале... Г р а ф. То скука бы им за тебя как следует отомстила? Ф и г а р о. О черт, как же я их ненавижу! Г р a ф. Ты все еще бранишься! А знаешь ли ты, что в суде предоставляют не более двадцати четырех часов для того, чтобы ругать судей? Ф и г а р о. А в театре -- двадцать четыре года. Всей жизни не хватит, чтобы излить мою досаду. Г р а ф. Мне нравится твоя забавная ярость. Но ты мне так и не сказал, что побудило тебя расстаться с Мадридом. Ф и г а р о. Мой ангел-хранитель, ваше сиятельство: я счастлив, что свиделся с прежним моим господином. В Мадриде я убедился, что республика литераторов -- это республика волков, всегда готовых перегрызть друг другу горло, и что, заслужив всеобщее презрение смехотворным своим неистовством, все букашки, мошки, комары, критики, москиты, завистники, борзописцы, книготорговцы, цензоры, все, что присасывается к коже несчастных литераторов, -- все это раздирает их на части и вытягивает из них последние соки. Мне опротивело сочинительство, я надоел самому себе, все окружающие мне опостылели, я запутался в долгах, а в карманах у меня гулял ветер. Наконец, рассудив, что ощутительный доход от бритвы лучше суетной славы пера, я оставил Мадрид. Котомку за плечи, и вот, как заправский философ, стал я обходить обе Кастилии, Ламанчу, Эстремадуру, Сьерру-Морену, Андалусию; в одном городе меня встречали радушно, в другом сажали в тюрьму, я же ко всему относился спокойно. Одни меня хвалили, другие порицали, я радовался хорошей погоде, не сетовал на дурную, издевался над глупцами, не клонил головы перед злыми, смеялся над своей бедностью, брил всех подряд и в конце концов поселился в Севилье, а теперь я снова готов к услугам вашего сиятельства, -- приказывайте все, что вам заблагорассудится. Г р а ф. Кто тебя научил такой веселой философии? Ф и г а р о. Привычка к несчастью. Я тороплюсь смеяться, потому что боюсь, как бы мне не пришлось заплакать. Что это вы все поглядываете в ту сторону? Г р а ф. Спрячемся. Ф и г а р о. Зачем? Г р а ф. Да иди же ты, несносный! Ты меня погубишь!
      Прячутся.
      ЯВЛЕНИЕ III
      Б а р т о л о, Р о з и н а. Жалюзи в первом этаже открывается, и в окне показываются Б а р т о л о и Р о з и н а
      Р о з и н а. Как приятно дышать свежим воздухом!.. Жалюзи так редко открывается... Б а р т о л о. Что это у вас за бумага? Р о з и н а. Это куплеты из "Тщетной предосторожности", -- мне их дал вчера учитель пения. Б а р т о л о. Что это еще за "Тщетная предосторожность"? Р о з и н а. Это новая комедия. Б а р т о л о. Опять какая-нибудь пьеса! Какая-нибудь глупость в новом вкусе! Р о з и н а. Не знаю. Б а р т о л о. Ну, ничего, ничего, газеты и правительство избавят нас от всего этого. Век варварства! Р о з и н а. Вечно вы браните наш бедный век. Б а р т о л о. Прошу простить мою дерзость, но что он дал нам такого, за что мы могли бы его восхвалять? Всякого рода глупости: вольномыслие, всемирное тяготение, электричество, веротерпимость, оспопрививание, хину, энциклопедию и драматические произведения... Р о з и н а (лист бумаги выскальзывает у нее из рук и падает на улицу). Ах, моя песенка! Я вас заслушалась и уронила песенку. Бегите, бегите же, сударь, а то моя песенка потеряется! Б а р т о л о. А, черт, держали бы как следует! (Отходит от окна.) Р о з и н а (смотрит ему вслед и подает знак на улицу). Пст, пст!
      Появляется граф.
      Скорей поднимите и -- бегом!
      Граф мгновенно поднимает с земли лист бумаги и скрывается.
      Б а р т о л о (выходит из дома и начинает искать). Где она? Я не вижу. Р о з и н а. Под окном, у самой стены. Б а р т о л о. Нечего сказать, приятное поручение! Наверно, здесь кто-нибудь проходил? Р о з и н а. Я никого не видела. Б а р т о л о (сам с собой). А я-то стараюсь, ищу! Бартоло, мой друг, вы болван, и больше ничего. Вот вам урок: в другой раз не станете открывать окон, которые выходят на улицу.(Входит в дом.) Р о з и н а (у окна). Оправданием служит мне моя горькая доля: я одинока, сижу взаперти, меня преследует постылый человек, так разве же это преступление -- попытаться выйти на волю? Б а р т о л о (появляется у окна). Отойдите от окна, сеньора. Это моя оплошность, что вы потеряли песенку, но подобное несчастье больше с вами не повторится, ручаюсь вам. (Запирает жалюзи на ключ.)
      ЯВЛЕНИЕ IV
      Г р а ф и Ф и г а р о крадучись входят.
      Г р а ф. Они ушли, теперь давай посмотрим, что это за песня: в ней, уж верно, кроется тайна. Это записка! Ф и г а р о. А он-то еще спрашивал, что такое "Тщетная предосторожность"! Г р а ф (быстро читает). "Ваша настойчивость возбуждает мое любопытство. Как только уйдет мой опекун, вы с безучастным видом спойте на известный мотив этих куплетов что-нибудь такое, что мне открыло бы, наконец, имя, звание и намерения человека, который, повидимому, столь упорно стремится обратить на себя внимание злосчастной Розины". Ф и г а р о (передразнивая Разину). "Моя песенка, моя песенка упала. Бегите, бегите же!" (Хохочет.) Ха-ха-ха! Ох, уж эти женщины! Если вам нужно, чтобы самая из них простодушная научилась лукавить, -- заприте ее. Г р а ф. Дорогая моя Розина! Ф и г а р о. Ваше сиятельство, теперь мне уже ясна цель вашего маскарада: вы ухаживаете на расстоянии. Г р а ф. Ты угадал. Но если ты проболтаешься... Ф и г а р о. Я, да вдруг проболтаюсь! Чтобы вас разуверить, я не стану прибегать к трескучим фразам о чести и преданности, которыми у нас нынче так злоупотребляют. Я скажу лишь, что мне выгодно служить вам. Взвесьте все на этих весах, и вы... Г р а ф. Отлично. Так вот, да будет тебе известно, что полгода назад случай свел меня на Прадо с молодой девушкой, да такой красавицей!.. Ты ее сейчас видел. Напрасно я потом искал ее по всему Мадриду. Только совсем недавно мне удалось узнать, что ее зовут Розиной, что она благородного происхождения, сирота и замужем за старым севильским врачом, неким Бартоло. Ф и г а р о. По чести скажу, славная птичка, да только трудно вытащить ее из гнезда! А кто вам сказал, что она замужем за доктором? Г р а ф. Все говорят. Ф и г а р о. Эту небылицу он сам сочинил по приезде из Мадрида для того, чтобы ввести в заблуждение и отвадить поклонников. Пока она всего лишь его воспитанница, однако в скором времени... Г р а ф (живо). Никогда! Ах, какая новость! Я готов был пойти на все, чтобы выразить ей соболезнование, а она, оказывается, свободна. Нельзя терять ни минуты, нужно добиться ее взаимности и спасти ее от тех недостойных уз, которые ей готовятся. Так ты знаешь ее опекуна? Ф и г а р о. Как свою родную мать. Г р а ф. Что это за человек? Ф и г а р о (живо). Это крепенький, приземистый, толстенький, серый в яблоках старичок, гладко выбритый, молодящийся, но уже не мастак, отнюдь не простак, за всем следит, в оба глядит, ворчит и охает одновременно. Г р а ф (нетерпеливо) Да я же его видел! А вот какого он нрава? Ф и г а р о. Груб, прижимист, влюблен в свою воспитанницу и бешено ее ревнует, а та ненавидит его смертельной ненавистью. Г р а ф. Следовательно, данных у него, чтобы понравиться... Ф и г а р о. Никаких. Г р а ф. Тем лучше. Насколько он честен? Ф и г а р о. Ровно настолько, чтобы не быть повешенным. Г р а ф. Тем лучше. Составить свое счастье, наказав мошенника... Ф и г а р о. Значит принести пользу и обществу и самому себе. Честное слово, ваше сиятельство, это высшая мораль! Г р а ф. Ты говоришь, что он держит дверь на запоре от поклонников? Ф и г а р о. От всех на свете. Если б он мог ее замуровать... Г р а ф. А, черт, это уже хуже! Ну, а тебя-то он пускает? Ф и г а р о. Еще бы не пускать! Primo /Во-первых (лат.)/, я живу в доме, хозяином которого является доктор, и он предоставляет мне помещение gratis.../Бесплатно (лат.)/ Г р а ф. Вот оно что! Ф и г а р о. А я в благодарность обещаю ему платить десять пистолей золотом в год, и тоже gratis... Г р а ф (в нетерпении). Так ты его жилец? Ф и г а р о. Не только: я его цырюльник, хирург, аптекарь. Когда ему требуется бритва, ланцет или же клистир, он никому не позволяет к ним прикоснуться, кроме вашего покорного слуги. Г р а ф (обнимает его). Ах, Фигаро, друг мой, ты будешь моим ангелом-хранителем, моим спасителем! Ф и г а р о. Дьявольщина! Как быстро выгода заставила вас перешагнуть разделяющую нас границу! Вот что делает страсть! Г р а ф. Счастливец Фигаро, ты увидишь мою Розину, ты ее увидишь! Сознаешь ли ты свое блаженство? Ф и г а р о. Я слышу речь влюбленного! Да разве я по ней вздыхаю? Вот бы нам поменяться местами! Г р а ф. Ах, если б можно было устранить всех сторожей! Ф и г а р о. Я об этом думал. Г р а ф. Хотя бы на полсуток! Ф и г а р о. Если занять людей их собственным делом, то в чужие дела они уже не сунут носа. Г р а ф. Конечно. Ну, дальше? Ф и г а р о (в раздумье). Я соображаю, располагает ли аптека такими невинными средствами... Г р а ф. Злодей! Ф и г а р о. Разве я собираюсь причинить им зло? Они все нуждаются в моей помощи. Вопрос только в том, чтобы полечить их всех сразу. Г р а ф. Но у доктора может закрасться подозрение. Ф и г а р о. Нужно так быстро действовать, чтобы подозрение не успело возникнуть. Я надумал: в наш город прибывает полк наследника. Г р а ф. Командир полка -- мой приятель. Ф и г а р о. Прекрасно. Нарядитесь солдатом и с ордером на постой заявитесь к доктору. Он вынужден будет вас принять, а все остальное я беру на себя. Г р а ф. Превосходно! Ф и г а р о. Было бы недурно, если бы вы вдобавок сделали вид, что вы под хмельком... Г р а ф. Это зачем? Ф и г а р о. И, пользуясь своим невменяемым состоянием, держали себя с ним поразвязнее. Г р а ф. Да зачем? Ф и г а р о. Чтобы он вас ни в чем не заподозрил, чтобы у него было такое впечатление, что вам хочется спать, а вовсе не заводить шашни у него в доме. Г р а ф. Необычайно предусмотрительно! А почему бы тебе не отправиться к нему? Ф и г а р о. Да, как раз! Хорошо, если он вас-то не узнает, хотя с вами он никогда раньше и не встречался. Да и под каким предлогом введешь потом к нему вас? Г р а ф. Твоя правда. Ф и г а р о. Вот только вам, пожалуй, не под силу сыграть такую трудную роль. Солдат... да еще захмелевший... Г р а ф. Ты смеешься! (Изображая пьяного.) Эй, дружище, это, что ли, дом доктора Бартоло? Ф и г а р о. По правде сказать, недурно. Только на ногах вы должны быть не так тверды. (Более пьяным тоном.) Это, что ли, дом... Г р а ф. Фу! У тебя получается простонародный хмель. Ф и г а р о. Он-то и есть хороший хмель, потому что веселый. Г р а ф. Дверь отворяется. Ф и г а р о. Это доктор. Спрячемся, пока он уйдет.
      ЯВЛЕНИЕ V
      Г р а ф и Ф и г а р о прячутся, Б а р т о л о.
      Б а р т о л о (выходя из дома). Я сейчас приду, никого ко мне не пускать. Как это глупо было с моей стороны, что я вышел тогда на улицу! Стала она меня просить, вот бы мне сразу и догадаться, что это неспроста... А тут еще Базиль не идет! Он должен был все устроить так, чтобы завтра тайно от всех могла состояться моя свадьба, а от него ни слуху ни духу! Пойду узнаю, что за причина.
      ЯВЛЕНИЕ VI
      Г р а ф, Ф и г а р о.
      Г р а ф. Что я слышу? Завтра он тайно женится на Розине! Ф и г а р о. Чем труднее добиться успеха, ваше сиятельство, тем решительнее надо приниматься за дело. Г р а ф. Кто этот Базиль, который полез в устроители его свадьбы? Ф и г а р о. Голодранец, дающий уроки музыки его воспитаннице, помешанный на своем искусстве, жуликоватый, бедствующий, удавится за грош -- с ним сладить будет нетрудно, ваше сиятельство... (Смотрит на жалюзи.) Вон она, вон она! Г р а ф. Да кто? Ф и г а р о. За жалюзи, она, она! Не смотрите, да ну, не смотрите! Г р а ф. Почему? Ф и г а р о. Ведь она же вам ясно написала: "Пойте с безучастным видом"! То есть пойте так, как будто вы поете... только чтобы что-нибудь петь. Ага! Вон она! Вон она! Г р а ф. Раз она, не зная меня, мною заинтересовалась, то я предпочитаю сохранить за собой имя Линдора, -- тем слаще будет победа. (Развертывает лист бумаги, который обронила Разина.) Но что я буду петь на этот мотив? Я не умею сочинять стихи. Ф и г а р о. Что бы вам ни заблагорассудилось, ваше сиятельство, все будет чудесно. Когда речь идет о любви, сердце становится снисходительным к плодам умственных занятий... Возьмите-ка мою гитару. Г р а ф. А что я с ней буду делать? Я же очень плохо играю! Ф и г а р о. Разве такой человек, как вы, может чего-нибудь не уметь? А ну-ка, тыльной стороной руки, дрын-дрын-дрын... В Севилье петь без гитары -- этак вас мигом узнают, ей-богу мигом накроют! (Прижимается к стене под окном.)
      Граф (прохаживается и поет, аккомпанируя себе на гитаре).
      Сказать вам, кто я, вы мне приказали: Неведомый -- я обожать вас смел: Узнав меня, вы сжалитесь едва ли... Но вам повиноваться -- мой удел!
      Ф и г а р о (тихо). Здорово, черт возьми! Смелей, ваше сиятельство ! Г р а ф.
      Я ваш Линдор, я бакалавр безвестный. Мечты мои смиренно к вам летят... О, если б я был знатен и богат, Чтоб кинуть все к ногам моей прелестной!
      Ф и г а р о. А, прах меня возьми! Мне самому так не сочинить, а уж на что я, кажется, в стихах собаку съел! Г р а ф.
      Здесь буду петь я утром в ранний час, Как страсть меня терзает беспощадно... Отрадно будет мне хоть видеть вас: Пусть будет слышать вам меня отрадно!
      Ф и г а р о. Ну, уж за этот куплет, честное слово... (Подходит и целует полу графского плаща.) Г р а ф. Фигаро! Ф и г а р о. Что угодно, ваше сиятельство? Г р а ф. Как ты думаешь, меня там слышали? Р о з и н а (в доме, поет).
      Все говорит мне, как хорош Линдор Его любить -- удел мой с этих пор!
      Окно с шумом захлопывается.
      Ф и г а р о. Ну, а теперь вы-то сами как думаете, слышали вас или нет? Г р а ф. Она закрыла окно, должно быть кто-то к ней вошел. Ф и г а р о. Ах, бедняжка, с каким трепетом она пела! Она поймана, ваше сиятельство. Г р а ф. Она прибегла к тому же самому способу, который указала мне. "Все говорит мне, как хорош Линдор". Сколько изящества! Сколько ума! Ф и г а р о. Сколько лукавства! Сколько любви! Г р а ф. Как ты думаешь, Фигаро, она согласна быть моей? Ф и г а р о. Она постарается пройти сквозь жалюзи, только бы не упустить вас. Г р а ф. Все кончено, мое сердце принадлежит Розине... навеки. Ф и г а р о. Вы забываете, ваше сиятельство, что она вас уже не слышит. Г р а ф. Одно могу сказать вам, господин Фигаро: она будет моей женой, и если только вы поможете осуществить мой замысел, скрыв от нее мое имя... ты меня понимаешь, ты меня знаешь... Ф и г а р о. Весь к вашим услугам. Ну, брат Фигаро, желаю тебе удачи! Г р а ф. Уйдем отсюда, иначе мы навлечем на себя подозрение. Ф и г а р о (живо). Я войду в этот дом и с помощью моего искусства одним взмахом волшебной палочки усыплю бдительность, пробужу любовь, собью с толку ревность, вверх дном переверну все козни и опрокину все преграды. А вы, ваше сиятельство, -ко мне! Военная форма, ордер на постой, в карманах -- золото. Г р а ф. Для кого золото? Ф и г а р о (живо). Золота, боже мой, золота! Это нерв интриги. Г р а ф. Не сердись, Фигаро, я захвачу побольше. Ф и г а р о (уходя). Я скоро вернусь. Г р а ф. Фигаро! Ф и г а р о. Что вам угодно? Г р а ф. А гитара? Ф и г а р о (возвращается). Забыть гитару! Я совсем рехнулся! (Уходит.) Г р а ф. Да где же ты живешь, ветрогон? Ф и г а р о (возвращается). А ведь у меня и правда ум за разум зашел! Мое заведение в двух шагах отсюда, выкрашено в голубой цвет, разрисованные стекла, три тазика в воздухе, глаз на руке, consilio manuque / Помогаю словом и делом (лат.)/, Фигаро. (Убегает.)
      * ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ *
      Сцена представляет комнату Розины. Окно в глубине закрывает решетчатое жалюзи.
      ЯВЛЕНИЕ I
      Р а з и н а одна, держит подсвечник. Берет на столе бумагу и садится писать.
      Марселина больна, люди все заняты, -- никто не увидит, что я пишу. То ли у этих стен есть глаза и уши, то ли некий злобный гений своевременно извещает обо всем моего Аргуса, но только я не успеваю слово сказать, шагу ступить, как он уже угадывает мое намерение... Ах, Линдор! (Запечатывает письмо.) Письмо все же надо запечатать, хотя я и не представляю себе, когда и как я могла бы его передать. Сквозь жалюзи я видела, что он долго беседовал с цырюльником Фигаро. Фигаро -- малый славный, он несколько раз выражал мне сочувствие. Вот бы мне с ним поговорить!
      ЯВЛЕНИЕ II
      Р о з и н а, Ф и г а р о
      Р о з и н а (в изумлении). Ах, господин Фигаро, как я рада вас видеть! Ф и г а р о. Как вы себя чувствуете, сударыня? Р о з и н а. Неважно, господин Фигаро. Я умираю от скуки. Ф и г а р о. Верю. Жиреют от нее только глупцы. Р о з и н а. С кем это вы так оживленно беседовали? Слов я не могла разобрать, но... Ф и г а р о. С моим родственником, молодым бакалавром, подающим большие надежды: умен, чувствителен, одарен, весьма приятной наружности. Р о з и н а. О, весьма приятной, можете мне поверить! Как его зовут? Ф и г а р о. Линдором. У него ничего нет, но если бы он покинул внезапно Мадрид, он мог бы там найти хорошее место. Р о з и н а (беспечно). Он найдет себе место, господин Фигаро, непременно найдет. Если этот молодой человек действительно таков, как вы его описываете, то он не создан прозябать в безвестности. Ф и г а р о (в сторону). Великолепно! (Розине.) Но у него есть один большой недостаток, который всегда будет препятствовать его продвижению по службе. Р о з и н а. Так у него есть недостаток, господин Фигаро? Недостаток? Вы в этом уверены? Ф и г а р о. Он влюблен. Р о з и н а. Влюблен! И вы считаете это недостатком? Ф и г а р о. Откровенно говоря, это можно считать недостатком только потому, что он беден. Р о з и н а. Ах, как несправедлива судьба! А он вам назвал имя той, которую он любит? Я страх как любопытна... Ф и г а р о. Ставить об этом в известность вас, сударыня, меньше всего входит в мои расчеты. Р о з и н а {живо). Почему же, господин Фигаро? Я не болтлива. Этот молодой человек вам близок, меня он до крайности занимает... Ну, говорите! Ф и г а р о (лукаво смотрит на нее). Вообразите себе прехорошенькое существо, милое, нежное, приветливое, юное, обворожительное: крохотная ножка, тонкий, стройный стан, полные ручки, алый ротик, а уж пальчики! Щечки! Зубки! Глазки!.. Р о з и н а. Она живет в нашем городе? Ф и г а р о. Даже в этом квартале. Р о з и н а. Может быть, на нашей улице? Ф и г а р о. В двух шагах от меня. Р о з и н а. Ах, как это хорошо... для вашего родственника! А как ее... Ф и г а р о. Разве я ее не назвал? Р о з и н а (живо). Только это вы и забыли сказать, господин Фигаро. Скажите же, скажите скорей, -- кто-нибудь войдет, н я так и не узнаю... Ф и г а р о. Вам непременно надо это знать, сударыня? Ну, так вот, это... воспитанница вашего опекуна. Р о з и н а. Воспитанница... Ф и г а р о. Да, сударыня, воспитанница доктора Бартоло. Р о з и н а (в волнении). Ах, господин Фигаро!.. Право, мне что-то не верится. Ф и г а р о. И он горит желанием убедить вас в этом лично. Р о з и н а. Я трепещу, господин Фигаро! Ф и г а р о. Фу, сударыня, трепетать -- это последнее дело. Когда ты поддаешься страху перед злом, ты уже начинаешь чувствовать зло страха. К тому же я до завтра освободил вас от всех надзирателей. Р о з и н а. Если он меня любит, пусть он это докажет тем, что будет сохранять полнейшее спокойствие. Ф и г а р о. Ах, сударыня, могут ли покой и любовь ужиться в одном сердце? Бедная молодежь в наше время до того несчастна, что ей остается лишь один ужасный выбор: любовь без покоя или покой без любви. Р о з и н а (опускает глаза). Покой без любви... вероятно... Ф и г а р о. Ода, это очень скучно! Зато любовь без покоя, по-моему, гораздо заманчивее, так что, будь я женщиной... Р о з и н а (в замешательстве). Конечно, молодая девушка не может запретить порядочному человеку относиться к ней с уважением. Ф и г а р о. Вот именно, мой родственник вас глубоко уважает. Р о з и н а. Но, господин Фигаро, малейшая с его стороны неосторожность -- и мы погибли. Ф и г а р о (в сторону). Мы уж и так погибли! (Розине.) Вот если бы вы написали ему письмецо и строго-настрого запретили... Письмо имеет большое значение. Р о з и н а (подает ему письмо, которое она только что написала). Переписывать мне недосуг, но когда вы будете ему передавать, скажите... скажите непременно... (Прислушивается.) Ф и г а р о. Никого, сударыня. Р о з и н а. Что все это я делаю единственно из дружбы. Ф и г а р о. Само собою разумеется. Как же можно! У любви совсем другой пошиб. Р о з и н а. Единственно из дружбы, слышите? Боюсь только, как бы он, придя в уныние от стольких преград... Ф и г а р о. Еще сильнее не воспламенился? Помните, что ветер, задувающий свечу, разжигает жаровню, а мы с вами и есть эта жаровня. Стоит ему об этом заговорить, и от него так и пышет жаром; он и меня чуть было не распалил, а ведь я всего-навсего зритель! Р о з и н а. Силы небесные! Идет мой опекун. Если он вас застанет здесь... Пройдите через ту комнату, где клавесин, и как можно тише выйдите на улицу. Ф и г а р о. Будьте спокойны. (В сторону, показывая на письмо.) Это стоит всех моих наблюдений. (Уходит я соседнюю комнату.)
      ЯВЛЕНИЕ III
      Р о з и н а одна.
      Я не успокоюсь до тех пор, пока он не выйдет на улицу... Как я люблю этого славного Фигаро! Он очень порядочный человек и заботливый родственник. А вот и мой тиран -- надо приниматься за работу. (Гасит свечу и садится за пяльцы.)
      ЯВЛЕНИЕ IV
      Б а р т о л о, Р о з и н а.