Если мое присутствие повредит тебе, если поступки, с помощью которых ты должна будешь постепенно упрочить свой авторитет, припишут моему влиянию, твоя семейная жизнь превратится в ад. Ты знаешь мою гордость: лишь только твой муж начнет хмуриться, я тотчас же покину ваш дом. А уж если я когда-нибудь покину его, то с твердой решимостью больше не возвращаться. Я не прощу твоему мужу, если он посеет между нами разлад. Но если ты будешь господствовать в семье, если Поль станет относиться к тебе так, как относился ко мне твой отец, — мы избежим этой беды. Хотя твоему юному и нежному сердцу и нелегко будет вести подобную политику, но в интересах своего счастья ты должна добиться неограниченной власти в семье.

— Почему же, маменька, ты сказала, что мне придется повиноваться ему?

— Милая девочка, если женщина хочет повелевать, она должна делать вид, будто выполняет волю мужа. Не зная этого, ты могла бы несвоевременным противодействием испортить всю свою будущность. Поль — человек слабохарактерный, он легко может подпасть под влияние приятеля, а то и под влияние другой женщины, и тогда тебе придется немало терпеть от их происков. Предотврати эти неприятности, утверди собственное влияние. Ведь лучше, чтобы вертела им ты, а не кто-нибудь другой.

— Конечно, — сказала Натали, — ведь я буду заботиться о его счастье.

— Позволь мне, дитя мое, думать только о твоем счастье. Мне не хотелось бы, чтобы ты осталась без компаса в столь опасный момент, когда твоему кораблю грозит встреча со множеством подводных камней.

— Но, дорогая маменька, ведь мы с тобой достаточно уверены в себе и прекрасно можем жить вместе с ним, не опасаясь, что он станет хмуриться. Неужели ты этого боишься? Поль любит тебя, маменька.

— О нет, он боится меня, а не любит. Обрати внимание на выражение его лица, когда я сегодня скажу ему, что не поеду с вами в Париж; ты увидишь, что в глуби не души он будет очень рад, как бы он ни старался это скрыть.

— Что ты! — воскликнула Натали.

— А вот посмотришь! Я обличу его в твоем присутствии красноречивее Иоанна Златоуста.

— А если я поставлю условием своего замужества — не разлучаться с тобой? — спросила Натали.

— Нам придется расстаться, — возразила г-жа Эванхелиста. — Этого требует целый ряд соображений. Мои виды на будущее изменились, я разорена. Вам предстоит блестящая жизнь в Париже; чтобы вести такой образ жизни, мне пришлось бы истратить и то немногое, что у меня осталось; живя же в Ланстраке я буду заботиться о ваших интересах и в то же время поправлю свои дела, буду бережливой…

— Как, маменька, ты будешь бережливой? — рассмеялась Натали. — Полно, не зачисляй себя раньше времени в бабушки. Неужели ты хочешь расстаться со мной только по этой причине? Нет, маменька, Поль может тебе показаться чуточку глуповатым, но уж о деньгах он думает меньше всего на свете.

— Увы, — возразила г-жа Эванхелиста гробовым тоном (Натали даже вздрогнула), — я стала недоверчивой после этих препирательств при заключении контракта; они вселили в меня сомнения. Но не беспокойся, дитя мое, — продолжала она, обнимая дочь за шею и привлекая к себе, чтобы поцеловать, — я не оставлю тебя надолго. Когда мое присутствие перестанет внушать недоверие, когда Поль оценит меня по справедливости, мы снова заживем по-хорошему, будем болтать по вечерам…

— Как, маменька, неужели ты можешь жить без своей Нини?

— Да, мой ангел, но ведь я буду жить для тебя. Разве мое материнское сердце не будет испытывать непрестанного удовлетворения при мысли, что я исполняю свой долг, способствую вашему счастью?

— Но, обожаемая моя маменька, ведь сейчас я останусь совсем одна с Полем! Что со мной будет? Как я обойдусь без тебя? Что я должна делать и чего не должна?

— Бедная моя малютка, неужели ты думаешь, что я брошу тебя в первом же бою? Мы будем писать друг другу три раза в неделю, точно двое влюбленных; сердца наши будут всегда открыты друг для друга. Все, что с тобой ни случится, тотчас же станет мне известно; я буду оберегать тебя от бед. Не думай, что я совсем не собираюсь навещать вас, это показалось бы странным и повредило бы твоему мужу в общем мнении: месяц или два я все-таки проведу с вами в Париже.

— А потом я останусь одна, совсем одна с ним! — испуганно прервала Натали.

— Но ведь должна же ты быть его женой!

— Я ничего не имею против, но научи меня по крайней мере, как мне себя вести? Ты это хорошо знаешь, недаром папенька исполнял все твои желания. Я во всем буду слушаться тебя.

Госпожа Эванхелиста поцеловала Натали в лоб. Она ждала этой просьбы и хотела ее услышать.

— Дитя мое, советы даются сообразно с обстоятельствами. Мужчины не похожи друг на друга. Если сравнивать их душевные свойства, то у двух мужчин меньше сходства между собою, чем у льва и лягушки. Разве мне известно, что с тобой случится завтра? Я могу дать тебе лишь общие указания, как нужно себя вести.

— Ну, так скажи мне, маменька, поскорее все, что ты знаешь.

— Во-первых, детка, запомни причину, из-за которой обычно терпит неудачу женщина, пытающаяся сохранить любовь своего мужа. А сохранять его любовь и господствовать над ним — это, в сущности, одно и то же, — прибавила она как бы в скобках. — Итак, главная причина семейных неурядиц коренится в излишней близости; раньше ее не существовало, она появилась в этой стране вместе с пристрастием к семейной жизни. После революции, происшедшей во Франции, аристократические семьи усвоили буржуазные нравы. Мы обязаны этим несчастьем одному писателю, по имени Руссо, гнусному еретику, все идеи которого были антиобщественными; не знаю, каким образом он доказывал разные нелепости. Он утверждал, что у всех женщин одни и те же права, одни и те же свойства; что люди, составляющие общество, должны во всем следовать природе; как будто у супруги испанского гранда или у нас с тобой есть что-нибудь общее с женщиной из простонародья! И с тех пор порядочные женщины сами кормят грудью своих детей, воспитывают дочерей и сидят дома. От этого жизнь до такой степени усложнилась, что счастье стало большой редкостью, ибо сходство характеров, подобное нашему, сходство, благодаря которому мы живем в такой дружбе, встречается лишь в исключительных случаях. Постоянная близость между родителями и детьми не менее опасна, чем близость между супругами. Вряд ли кто-нибудь способен сохранить любовь к тому, кто вечно на глазах, — это было бы настоящим чудом. Итак, пусть между тобою и Полем встанут преграды светской жизни; посещай балы. Оперу, по утрам выезжай на прогулки, по вечерам обедай в гостях, делай побольше визитов, а Полю уделяй поменьше времени. Поступая так, ты ничего не потеряешь, — он будет еще больше ценить тебя. Если двое людей связаны только нежным чувством и хотят жить им до самой могилы, сила этого чувства скоро иссякнет, и они изведают равнодушие, пресыщение, скуку. Если чувство угасло — что тогда? Знай, что на смену былой привязанности приходит либо безразличие, либо презрение. Будь же всегда молодой, всегда по-новому привлекательной для мужа. Может статься, он тебе иногда и наскучит, но берегись наскучить ему. Умение не наскучить — одно из главных условий, нужных, чтобы сохранить любую власть. Ваше счастье будет слишком однообразно, тут вам не помогут ни домашние дела, ни всевозможные заботы. Итак, если ты не заставишь мужа вести вместе с тобой светский образ жизни, не будешь развлекать его, ваше чувство угаснет, для вас наступит сплин любви. Но тех, кто нас развлекает, от кого зависит, чтобы мы были счастливы, невозможно разлюбить. Приносить мужчине счастье или же самой ждать от него счастья — вот два разных пути для женщины; между ними лежит пропасть.

— Я слушаю, маменька, но не понимаю.

— Если ты так любишь Поля, что не будешь ни в чем ему отказывать, и если он в самом деле будет доставлять тебе счастье — тогда не о чем говорить, ты никогда не будешь господствовать над ним, и самые лучшие советы тебе не помогут.

— Это более ясно, но я усваиваю правило, не применяя его на деле, — сказала Натали, смеясь. — Ну что ж, ты объяснила теорию, а практика будет потом.

— Бедная моя Нини, — сказала мать, уронив искреннюю слезу при мысли о браке дочери и крепко прижав ее к сердцу, — тебе придется испытать многое, и многое тебе врежется в память. Словом, — продолжала она после короткой паузы, в течение которой мать и дочь нежно обнимали друг друга, — знай, Натали, что у женщин, как и у мужчин, есть свое призвание. Предназначение мужчины — быть военачальником или поэтом, а женщины — быть светской дамой или обаятельной хозяйкой дома. Твое призвание — нравиться. Ты воспитана для светской жизни. Раньше женщин воспитывали для гинекея, а теперь — для гостиных. Ты создана не для того, чтобы стать матерью семейства или домоправительницей. Если у тебя все-таки будут дети, то надеюсь, по крайней мере, что они не испортят твоей талии вскоре после замужества; забеременеть через месяц после свадьбы — мещанство, к тому же это доказывает, что муж недостаточно любит жену. Если же через два — три года после брака у тебя родятся дети, — пусть их воспитывают гувернантки и учителя. Будь знатной дамой, пусть у тебя в доме царят роскошь и удовольствия; но нужно, чтобы твое превосходство было заметно лишь в тех мелочах, что льстят мужскому самолюбию; если же ты сумеешь сохранить преобладание и в более важном — постарайся это скрыть.

— Ты пугаешь меня, маменька! — воскликнула Натали. — Как мне запомнить все эти советы? Как я смогу все заранее рассчитывать, обдумывать каждый свой шаг, ведь я так ветрена и ребячлива!

— Да, моя девочка, но все, что я говорю тебе сейчас, ты узнала бы впоследствии сама на горьком опыте собственных ошибок и промахов, ценою поздних сожалений и жизненных тягот.

— С чего же начать? — наивно спросила Натали.

— Тебе укажет дорогу инстинкт, — ответила мать. — Сейчас Полем владеет не столько любовь, сколько страсть; любовь, подсказанная голосом страсти, — лишь мечта; настоящая любовь возникает после того, как желания уже утолены. В этом, дорогая моя, коренится твоя власть, здесь — разрешение всего вопроса. Мало ли каких женщин любят накануне свадьбы! Сумей быть любимой и на другой день, и ты будешь любима всегда. Поль — бесхарактерный человек, его легко приучить к чему-нибудь. Если он уступит тебе в первый раз, то будет уступать и в дальнейшем. Женщина, внушающая страстное желание, может требовать всего. Не будь же безрассудной, как большинство жен; не зная всей важности первых часов совместной жизни, когда наша власть беспредельна, они тратят их на всякий вздор, на бесполезные глупости. Воспользуйся тем, что страстно влюбленный в тебя муж подпадет под твое влияние, и приучи его повиноваться тебе. Заставь его уступать во всем, даже в тех случаях, когда это противно здравому смыслу; тогда ты сможешь измерить силу своей власти важностью сделанных тебе уступок. Что толку, если он послушает тебя, когда ты потребуешь чего-нибудь дельного? Ведь он будет в этом случае повиноваться не тебе, а голосу рассудка. Идешь на быка — хватай за рога, говорит кастильская пословица. Раз он увидит тщетность своих попыток защититься, увидит свое бессилие — он побежден. Если муж сделает ради тебя глупость — твоя власть над ним обеспечена.

— Господи, да зачем все это?

— Затем, дитя мое, что брак длится всю жизнь и нельзя равнять мужа с остальными людьми. Поэтому никогда не открывай ему своей души: это было бы безумием с твоей стороны. Будь всегда сдержанной и в разговорах и в поступках; ты можешь безбоязненно быть с ним даже холодной как лед, ибо эту холодность всегда можно при желании смягчить, между тем как безрассудная любовь не знает удержу в своих проявлениях. Муж, дорогая моя, — единственный мужчина, с которым женщина никогда не должна быть безрассудной. Да и нет ничего легче, как хранить свое достоинство. «Ваша жена не должна, вашей жене не приличествует говорить или делать то-то и то-то» — в этих словах скрыт великий талисман. Вся жизнь женщины — в возгласе: «Я этого не хочу!» или же: «Я этого не могу!». «Я не могу» — неопровержимый довод слабого существа, которое кидается на постель, плачет и пленяет своей беспомощностью. «Я не хочу» — это последний довод. В нем проявляется сила женщины; поэтому к нему нужно прибегать лишь в крайних случаях. Успешность этих доводов зависит от того, как женщина пользуется ими, как она их применяет и разнообразит. Но есть и другой способ добиться господства; он еще лучше, чем первый, который все-таки иногда не устраняет разногласий. Знай, дорогая моя, что я царила лишь благодаря полному доверию мужа ко мне. Если муж доверяет тебе — ты всемогуща. А для того, чтобы внушить ему эту благоговейную веру, надо убедить его, что ты его понимаешь. Это вовсе не так легко, как ты думаешь; нетрудно доказать мужу, что ты его любишь, но гораздо труднее уверить его в том, что ты его понимаешь. Я должна сказать тебе все это, дитя мое, потому что завтра для тебя начинается совсем новая, сложная жизнь, требующая умения ладить с мужем. Задумывалась ли ты над тем, как это трудно? Если ты хочешь жить с мужем в ладу, нужно устроить так, чтобы все делалось по-твоему. Некоторые считают, что женщина, изменяя своей обычной роли, навлекает на свою голову беды; зато, дорогая моя, только тогда женщина и вольна распоряжаться своей судьбой, вместо того чтобы быть ее игрушкой; одно это преимущество вознаграждает за все могущие возникнуть неприятности.

Натали со слезами благодарности поцеловала руку матери. У таких девушек, как она, страстное влечение не вызывает потребности в духовной близости с любимым человеком, — вот почему она сразу оценила эту дальновидную, чисто женскую политику; но, подобно избалованным детям, продолжающим упрямо лелеять свои желания, не поддаваясь самым веским резонам, Натали вернулась к прежней теме, руководствуясь своей по-детски прямолинейной логикой.

— Маменька, — сказала она, — несколько дней назад ты собиралась помочь Полю сделать карьеру, а ведь без тебя ничего не выйдет, — почему же теперь ты переменила решение и оставляешь нас одних?

— Я не знала тогда, как велики мои обязательства по отношению к тебе, не знала, какой суммы достигают мои долги, — ответила мать, отнюдь не желавшая открывать свою тайну. — Через год или два мы к этому вернемся. Но скоро придет Поль, пора одеваться. Будь с ним ласкова и мила, как в тот вечер, помнишь, когда возникли разногласия из-за этого злосчастного контракта, — сегодня дело идет о спасении того, что у нас осталось; я хочу подарить тебе одну вещь, к которой питаю суеверную привязанность.

— А что такое?

— «Дискрете».

К четырем часам дня приехал Поль. Хоть он и старался, здороваясь с тещей, быть приветливым, она все же заметила, что на его лицо набежало какое-то облачко, и поняла, о чем он раздумывал перед тем, как заснуть, и чем он был озабочен, проснувшись поутру. «Матиас беседовал с ним!» — подумала она и тут же решила разрушить все, над чем потрудился старик-нотариус.

— Милый мой мальчик, — сказала она, — вы оставили свои бриллианты в столе; признаюсь, мне не хотелось бы больше их видеть, ведь из-за них между нами чуть было не возникли недоразумения. К тому же, как справедливо заметил Матиас, вам следует их продать, чтобы сделать первый взнос за приобретенные вами земли.

— Бриллианты эти больше мне не принадлежат, я подарил их Натали, чтобы, видя на ней эти драгоценности, вы забыли о вызванных ими неприятностях.

Госпожа Эванхелиста сердечно пожала руку Полю, растроганная чуть ли не до слез.

— Слушайте, дети, — сказала она, взглянув на Натали и Поля, — раз так, я предложу вам кое-что. Мне нужно продать жемчужное ожерелье и серьги. Да, Поль, я не хочу помещать ни одного су в пожизненную ренту; я не забыла, что осталась вам должна. Но признаюсь вам в одной слабости: продажа «Дискрете» была бы для меня тяжким ударом. Продать бриллиант, получивший свое имя от Филиппа II, продать бриллиант, украшавший его августейшую руку, продать исторический алмаз, к которому целое десятилетие прикасалась рука герцога Альбы, — ведь алмаз был вделан в эфес его шпаги! Нет, этого не будет! Эли Магюс оценил мои серьги и ожерелье во сто тысяч с лишним; давайте обменяем их на те драгоценности, которые я отдала вам, чтобы выполнить свои обязательства по отношению к дочери. Вы от этого только выиграете, но что ж из того? Ведь я иду на это не ради материальной выгоды. Если вы будете бережливы, Поль, вам не составит большого труда со временем заказать для Натали новую диадему из бриллиантов или пучок алмазных колосьев. Вместо старомодных побрякушек — их носят нынче только люди низкого звания — у вашей жены будут великолепные украшения, которые доставят ей истинную радость. Раз уж нужно продавать, то лучше освободиться от мелочей, а настоящие драгоценности сохранить в семье.

— Но как же вы, матушка? — спросил Поль.

— Мне больше ничего не нужно, — ответила г-жа Эванхелиста. — Я буду жить в Ланстраке, как простая фермерша. С моей стороны было бы безрассудством ехать в Париж как раз в то время, когда я должна заняться ликвидацией своих дел. Я чувствую, что становлюсь скрягой в интересах моих будущих внучат.

— О матушка, — сказал растроганный Поль, — могу ли я согласиться на такой обмен без всякой доплаты?

— Господи, да разве мои интересы не совпадают с вашими? Разве я не буду счастлива, сидя у камина и думая;

«Сейчас Натали приехала на блестящий бал к герцогине Беррийской; она видит себя в зеркале с моим алмазом на шейке, с моими серьгами в ушках, и это так приятно щекочет ее самолюбие!» Ведь эти безделушки приносят женщине столько счастья, благодаря им она становится и веселой и привлекательной. С другой стороны, ни от чего женщина так не страдает, как от мук оскорбленного самолюбия; я никогда не видела, чтобы плохо одетая женщина была оживленной и любезной. Согласитесь, Поль, что счастье любимого человека приносит нам гораздо больше радости, чем наше собственное.

«Бог ты мой! А что мне наговорил Матиас!» — подумал Поль.

— Хорошо, матушка, — сказал он вполголоса, — я принимаю ваше предложение.

— Мне, право, совестно! — заметила Натали. В это время явился Солонэ, принесший своей клиентке хорошую новость: среди его знакомых коммерсантов нашлось двое дельцов, желавших приобрести особняк — их прельстил обширный сад, на месте которого можно было построить еще несколько зданий.

Они предлагают двести пятьдесят тысяч, — сказал он. — Но, если, конечно, вы не возражаете, я мог бы покончить с ними на трехстах. Ведь площадь сада равна двум арпанам.

— Моему мужу этот участок обошелся в двести тысяч, поэтому я согласна и на двести пятьдесят, — сказала вдова. — Но пусть у меня останутся мебель, зеркала…

— О, да вы знаете толк в делах! — воскликнул Солонэ, смеясь.

— Увы, пришлось научиться! — ответила она, вздыхая.

— Я слышала, что многие любопытствуют видеть церемонию бракосочетания, несмотря на то, что она назначена на полночь, — заметил Солона и откланялся, почувствовав, что пришел не вовремя.

Госпожа Эванхелиста проводила его до дверей последней гостиной и шепнула:

— У меня наберется теперь ценностей тысяч на двести пятьдесят; если от продажи дома мне достанется двести тысяч, то у меня будет капитал в четыреста пятьдесят тысяч франков. Мне хотелось бы, чтобы он приносил как можно больше дохода, и я рассчитываю в этом отношении на вас. Я, вероятно, останусь жить в Ланстраке.

Молодой нотариус с чувством признательности поцеловал руку своей клиентки. Тон, каким вдова произнесла эти слова, внушил Солонэ надежду, что союз, продиктованный корыстью, зайдет, быть может, несколько дальше.

— Положитесь на меня, — ответил он. — Я помещу ваш капитал в такие торговые предприятия, что вы, ничем не рискуя, будете получать значительный доход.

— До завтра, — сказала она, — ведь вы являетесь свидетелем с нашей стороны, вместе с маркизом де Жиас.

— Почему же, матушка, вы не хотите поехать с нами в Париж? — спросил Поль. — Натали дуется на меня, как будто я причина вашего решения.

— Я много думала об этом, дети, и решила, что помешала бы вам. Вы сочли бы своей обязанностью всюду бывать вместе со мною, а ведь у молодых людей чаете возникают собственные планы, которые я могла бы невольно нарушать. Поезжайте в Париж одни. Я не хочу оказывать на графиню де Манервиль такое же влияние, какое оказывала на свою дочь, и целиком отдаю На» тали вам. Видите ли, Поль, у нас с нею сложились привычные отношения, от которых приходится отказаться. Мое влияние должно уступить место вашему. Я хочу, чтобы вы оба любили меня, и, поверьте, я в данном случае больше забочусь о ваших интересах, чем вы думаете. Молодой муж рано или поздно начинает ревновать жену к ее матери, если жена слишком к ней привязана. Быть может, это справедливо. Когда вы будете все время вместе, когда любовь сольет ваши души в одну — тогда, мой мальчик, вы перестанете бояться, что мое присутствие окажет на Натали нежелательное для вас действие. Я достаточно знаю свет, людей и жизнь; я видела немало семейств, где мир был нарушен из-за чрезмерной материнской любви, которая становилась невыносима и для дочерей и для зятьев. Привязанность пожилых людей зачастую надоедлива и придирчива. Может быть, я не сумела бы оставаться в тени. У меня есть слабость: я считаю себя еще довольно красивой, кое-какие льстецы говорят, что я еще нравлюсь; у меня оказались бы стеснительные для вас притязания. Позвольте мне принести еще одну жертву ради вашего счастья; я отдала вам свое богатство, теперь хочу пожертвовать последним, что у меня осталось, — моим женским тщеславием. Папаша Матиас уже стар и не может как следует заботиться о ваших имениях; я буду вашим управителем и займусь делами; все пожилые» люди кончают этим. В дальнейшем, если понадобится, я приеду в Париж, чтобы помочь вам осуществить ваши честолюбивые планы. Ну, Поль, будьте откровенны: ведь мое решение вам по сердцу, не правда ли?

Поль никогда не признался бы в этом, но в душе он был чрезвычайно рад, что его свобода обеспечена. Подозрения относительно характера тещи, внушенные ему старым Матиасом, сразу рассеялись после этого разговора, который г-жа Эванхелиста продолжала в том же духе.

«Маменька была права, — подумала Натали, следившая за выражением лица Поля, — он очень доволен, что мы расстаемся. Почему бы это?» ото «почему» было первым вопросом, посеявшим в ней недоверие к Полю, и с этой минуты советы матери приобрели в ее глазах особую ценность.

Бывают легковерные люди: довольно сказать им несколько теплых слов, как они уже верят в вашу дружбу. У таких людей северный ветер столь же быстро разгоняет тучи, как южный их нагоняет: замечая какое-нибудь явление, они не вдумываются в его причины. Поль принадлежал к числу таких крайне доверчивых натур, лишенных предвзятости, но вместе с тем и догадливости. Его слабохарактерность была обусловлена не столько безволием, сколько добротой и верой в чужую доброту.

Натали была задумчива и печальна, не представляя себе, как она будет жить без матери. Поль, которому любовь придала самоуверенность, подсмеивался над грустью своей нареченной, надеясь, что замужество и бурная парижская жизнь скоро рассеют эту грусть. Г-же Эванхелиста доверчивость Поля доставляла немалое удовольствие: ведь чтобы месть удалась, она должна быть скрытой. Ненависть, обнаружившая себя, бессильна.

Креолке удалось одержать две крупных победы. Во-первых, ее дочь обладала теперь роскошными драгоценностями, уже обошедшимися Полю в двести тысяч; он, наверно, прибавит к ним и другие. Во-вторых, эти неопытные дети будут отныне предоставлены самим себе; ими будет руководить лишь их безрассудная любовь. Ее месть зрела без ведома дочери, которая рано или поздно должна была стать ее соучастницей. Любила ли Натали Поля? Это было для матери еще неясно; утвердительный ответ на этот вопрос мог изменить все ее планы, так как она была слишком привязана к дочери, чтобы противиться ее счастью. Итак, будущее Поля зависело от него самого. Если бы он сумел внушить Натали любовь — он был бы спасен.

На следующий день, после заключения гражданского брака в мэрии в присутствии четырех свидетелей, после торжественного семейного обеда, на который эти свидетели также была приглашены, в полночь, при факелах, был совершен обряд бракосочетания; на нем присутствовало около сотни любопытных. Свадьба, происходящая ночью, всегда томит душу мрачными предчувствиями; ей не хватает света, этого символа и предвестника жизни и наслаждения. Спросите самого бесстрашного человека, почему темнота леденит его душу? Почему холодный мрак, окутывающий своды, так тревожит? Почему звук шагов во тьме так пугает? Почему так отдается в душе крик филина и уханье совы? Хоть нет ни малейшего повода бояться, каждый чего-то боится, и потемки, прообраз смерти, наводят тоску. Натали плакала, думая о разлуке с матерью. Девушку томил неясный страх, обычно охватывающий сердце на пороге новой жизни, когда женщина, даже будучи уверена в предстоящем счастье, все-таки боится опасностей, подстерегающих ее на каждом шагу. Ей стало холодно, она закуталась в мантилью. Грустный вид новобрачных и г-жи Эванхелиста вызвал всевозможные толки среди изысканно одетой толпы, окружавшей алтарь.

— Солонэ только что сказал мне, что завтра утром молодые уезжают в Париж одни.

— Но ведь госпожа Эванхелиста собиралась жить вместе с ними?

— Граф Поль сумел отделаться от нее.

— Какая ошибка! — воскликнула маркиза де Жиас. — Захлопнуть перед тещей дверь своего дома — все равно, что распахнуть ее перед любовником. Неужели он не понимает, как много значит присутствие матери?

— Он очень жестоко поступил с госпожой Эванхелиста. Бедняжка вынуждена продать свой дом, она будет жить в Ланстраке.

— Натали очень опечалена.

— Кому же приятно пускаться в путь-дорогу на другое утро после свадьбы?

— Да, это довольно неприятно.

— Я очень рада, что побывала здесь, — сказала одна дама. — Лишний раз я убедилась, что необходимо справлять свадьбу как можно торжественнее, соблюдая все общепринятые условности. Какой тут у всех унылый и невеселый вид! Хотите знать мое мнение? — прибавила она, наклонясь к уху соседа:

— Вся эта свадьба кажется мне просто неприличной.

Госпожа Эванхелиста взяла Натали в свою карету к сама отвезла дочь к Полю.

— Итак, маменька, возврата нет…

— Не забывай, дитя, о моих наставлениях, и ты будешь счастлива.

Когда Натали была уже в постели, мать разыграла небольшую комедию, с плачем кинувшись в объятия зятя. Это, не в пример прочему, вышло несколько по-провинциальному, но у вдовы были свои соображения. С помощью слез и бессвязных возгласов, симулировавших глубокое горе, она добилась от Поля уступок, на какие обычно идут мужья. Утром она усадила молодых в карету и сама проводила их до другого берега Жиронды, переправившись вместе с ними на пароме. Шепнув матери несколько слов, Натали дала ей понять, что если Поль и одержал победу при заключении брачного контракта, то теперь настал ее черед. Она уже добилась от мужа полной покорности.