Сжав руку в кулак, Эш прижал ее к бедру. В нем начинали просыпаться смутные воспоминания и от этого его колотил озноб.

Шелби потер глаза руками в наручниках.

– Я никого не хотел убивать, – горячо зашептал он. – Не желал зла ни Эмори, ни Ребекке. Боже, как мне тяжело было стрелять в них, ведь Ребекка была моей кузиной. Но, к несчастью, ей стало все известно, и тогда я решил убрать их обоих.

В разгоряченном мозгу Эша проносились одна за другой картинки: отец падает на кожаное сиденье экипажа, и из раны на груди хлещет кровь. Дико закричала мать... Память о душераздирающем вопле разогнала в сознании Эша остатки тумана. Мама буквально выталкивала меня из экипажа: «Беги, Пептон! Беги, мой мальчик!» Мы побежали к лесу.

Снова прозвучал выстрел. Тихо вскрикнув, мама упала на землю. «Беги, Пелтон. Беги в лес! Беги скорее! Спасайся, сынок!»

Элизабет поняла, какие ужасные воспоминания, нахлынули на мужа и положила на его руку свою ладонь.

– Я не мог позволить Эмори выйти из предприятия, – снова заговорил Шелби. – Без финансовой поддержки я лишился бы всего. Я решил убрать его, чтобы полностью завладеть рудником, и инсценировал нападение индейцев на экипаж.

Хейворд закрыл глаза.

– Значит, их убил ты, – чуть слышно произнес он. – Убил моего единственного сына и невестку.

Эш судорожно перевел дыхание. Над верхней губой от напряжения выступила испарина. Не отрываясь, он смотрел на злодея, убившего родителей, и с трудом сдерживался, чтобы не вскочить с места и не задушить его.

– Покушение в поезде на моего внука твоих рук дело? – грозно спросил Хейворд.

– Да. Нанял одного ковбоя. Он должен был убить Пейтона. – Шелби посмотрел на Эша, и по щекам покатились слезы. – Мне очень жаль. Все так плохо кончилось. Я не хотел никого убивать. Но я боялся, что Пейтон вспомнит мое лицо. Ты ведь видел меня в то утро на лесной дороге?

Дыхание Эша стало частым и прерывистым. Он с трудом держал себя в руках.

– Я не видел твоего лица в то злосчастное утро, – выдавил он из себя.

– О Боже! – простонал Шелби и закрыл глаза. Лицо исказилось от боли. – Оказывается, ты ничего не знал?

– Если бы ты оставил моего внука в покое, мы никогда бы не узнали, с каким хладнокровным убийцей жили бок о бок много лет. – Герцог кивнул полицейскому: – Уведите его.

В комнате повисло тягостное молчание. Когда, наконец, Хейворд повернулся к внуку, в глазах стояли слезы.

– Самое ужасное, что Шелби все эти годы был моим партнером. Как у него поднялась рука на самых дорогих мне людей и так безжалостно их убить? Слава Богу, хоть тебе удалось спастись.

Эш стремительно поднялся с места, – от резкого движения закружилась голова. Элизабет схватила мужа за руку.

– С тобой все в порядке? – взволнованно спросила она.

Глядя во влажные от слез глаза жены, он легонько прикоснулся к шее, на которой уродливыми пятнами темнели синяки.

– Я хотел бы побыть немного один, хорошо? В глазах Элизабет промелькнули неуверенность и испуг, но она улыбнулась: – Я подожду тебя здесь.

Эш вышел из кабинета, решив положить конец последнему сомнению. Взяв из кухни нож, он быстро направился к Лабиринту. На миг, задержавшись возле каменных стражей, он двинулся дальше. Чем ближе подходил Эш к центру, тем сильнее ощущался запах гари.

Плотные стены тисса уберегли от пожара гранитные стены павильона.

Он стоял, как и сто лет назад, только почерневший от копоти, без окон и дверей, но уцелевший. Остановившись на пороге, Эш заглянул внутрь. Каменный пол был усыпан обгоревшими балками от крыши. Картины сгорели и оставили после себя кучки пепла. Но одно полотно чудом уцелело. Яркие краски, которыми был написан король Артур, выхватывающий меч, слегка почернели от сажи, но в целом картина не пострадала.

Эш расчистил ногой выложенное на полу мозаичное панно. Память то и дело подгоняла его. Он опустился на колени перед изображенным на нем драконом. Дракон будет охранять мои сокровища.

Наклонившись, Эш поддел ножом край камня, лежавшего на груди дракона. Святой Георгий воткнул острый меч прямо в сердце сказочного животного. Когда камень сдвинулся с места, сердце Эша радостно забилось.

Он осторожно вытащил его и отложил в сторону. В маленьком тайнике лежал небольшой кожаный мешочек.

Приняв ванну и переодевшись, Элизабет отправилась проведать мать. Она ждала, что после ужасной, тяжелой ночи Джулиана еще будет спать. Мать сидела в кресле около окна и рассматривала фотографии в альбоме.

Услышав шаги, Джулиана подняла голову. У нее были заплаканные глаза.

– Я смотрю фотографии, – объяснила Джулиана. – Подсаживайся ко мне.

Заглянув через плечо матери, Элизабет увидела фотографию, приклеенную к черной странице альбома. Это был семейный снимок, сделанный на Рождество. Последнее Рождество, которое они праздновали вместе.

– Я так давно не видела их, – прошептала Джулиана со слезами в голосе и нежно погладила пальцем лица на снимке. Перед высокой елью, рядом с женой, стоял высокий и красивый темноволосый мужчина. Справа от него находилась дочь, а на полу сидели трое прелестных сыновей. – Какие они все были красивые! – прибавила Джулиана.

Опустив руку на плечо матери, Элизабет радостно воскликнула:

– Мама, ты их вспомнила!

Джулиана кивнула головой, соглашаясь с дочерью, и из глаз снова выкатились слезы.

– Это случилось прошлой ночью, – ответила она. – Я почувствовала запах гари и увидела в темноте огненные отблески пожара. И тогда все вспомнила, – закончила она срывающимся от рыданий голосом.

– Слава Богу! – облегченно вздохнула дочь и нежно обняла худенькие плечи матери, прижавшись щекой к распущенным по плечам волосам.

Джулиана промокнула глаза кружевным платочком.

– Знаешь, такое чувство, словно в течение долгих лет, какая-то часть меня самой была закрыта в темной комнате, – признались она. – С той поры прошло так много лет. Целых шестнадцать тяжелых и горьких лет. Я часто видела во сне твоего отца и братьев, но всегда убегала от них. После таких видений мне было нестерпимо больно. Я думала, что умру от тоски, если подпущу воспоминания к себе слишком близко.

– Знаю, – отозвалась Элизабет. – Мне тоже больно об этом вспоминать. Но я не хочу забывать ни отца, ни братьев. – Элизабет опустилась возле кресла на колени. – Воспоминания – это все, что у меня от них осталось.

Джулиана снова стала рассматривать фотографию.

– Твой отец каждый вечер перед сном расчесывал мне волосы, – сказала она. – У него были такие нежные руки.

Элизабет изо всех сил сдерживала слезы, но они полились из глаз. Рядом с матерью ей хотелось быть сильной. Но, вспомнив, что случилось вчера вечером, она заплакала с новой силой. Она ведь могла потерять Эша навсегда.

Джулиана взяла лицо дочери в свои ладони.

– Мое дорогое дитя, каким же тяжелым бременем все это легло на твои плечи, – прошептала она срывающимся голосом. – А меня не было с тобой рядом. Не было до сегодняшнего дня.

– Прости, – всхлипывая, ответила Элизабет. – Я не хотела тебя расстраивать.

Джулиана осторожно, кончиком пальца, смахнула с лица дочери слезы.

– Ты всегда была у меня отважной маленькой девочкой, – ласково сказала она. – Не знаю, что бы я без тебя делала.

Несмотря на застилавшие глаза слезы, Элизабет улыбнулась:

– Я очень тебя люблю, мамочка.

Припав губами ко лбу дочери, Джулиана прошептала:

– Клянусь Богом, я никогда тебя больше не оставлю.

Элизабет провела с матерью все утро. Они рассматривали снимки из семейного альбома, вспоминали, как вместе отправлялись на пикники, катались на санках и гуляли в парке.

Покидая комнату Джулианы, Элизабет уже не сомневалась, что страшные душевные раны матери понемногу начинают затягиваться; теперь оставалось залечить травмы мужа.

Эш присел на подоконник в своей спальне. Яркое полуденное солнце разогнало тучи и утренний туман. Золотой свет лился на извилистые петли живой изгороди и отражался разноцветными бликами в блестящей глади пруда. Он пристально смотрел на каменные стены павильона в центре Лабиринта, и воспоминания захлестывали его.

– Ты должен лежать в постели, – укоризненно произнесла жена, переступая порог комнаты. – А ты, похоже, и не собираешься укладываться.

Когда Эш повернул голову и увидел на лице Элизабет улыбку, он почувствовал, как его начинает окутывать приятное, обволакивающее тепло. Улыбка этой женщины могла осветить собой комнату. Или сердце, очень долго жившее во мраке.

– Я не могу заснуть, – виновато ответил Эш.

Мягко шурша шелком платья, Элизабет подошла к мужу и присела возле него на диване. Солнечный свет касался лица, целовал влажные губы, сверкал в роскошных волосах.

Эш пожалел, что он не художник. Ему хотелось бы взять холст и кисти и навсегда запечатлеть на полотне жену такой, какой она была сейчас.

Элизабет подняла на мужа голову.

– Марлоу собирается ремонтировать павильон, – сообщила она.

– Я рад. С этим маленьким замком, в памяти связано так много хорошего. – Эш опустил глаза на кожаный мешочек, лежащий у него на ладони.

В груди защемило от горьких воспоминаний. – Я помню, как отец надевал серебряный шлем и мы сражались с ним в Лабиринте. Он всегда мне уступал и позволял выигрывать. А мама поджидала нас в замке с пирожными и лимонадом.

Элизабет опустила руку на плечо мужа и тихо сказала:

– Они очень тебя любили.

Эш кивнул и, помолчав немного, продолжил:

– Мама была беременна. Родители сообщили об этом, за несколько дней до отъезда из Денвера. Мне сказали, что скоро у меня появится маленький братик или сестричка. Я помню, как все вместе мы радовались этой новости.

Элизабет сжала руку мужа.

– Приехав сюда, ты восстановил в памяти свои детские впечатления. И вместе с тем одновременно, как бы потерял своих родителей, – согласилась она.

Воспоминания принесли с собой боль, но еще и ощущение свободы. Теперь Эш знал, кто он такой. Впервые за свою взрослую жизнь мог сказать, где его дом. Взяв мешочек, лежавший у него в ладони, за шнурочки, Эш протянул его жене.

– Что это? – растерянно спросила Элизабет.

– Здесь хранится вещь, которую я спрятал много лет назад, – ответил он. – Теперь нашел ее под камнем в полу павильона.

Жена с интересом посмотрела на находку. – И что здесь? – снова спросила она.

– Я ждал тебя, чтобы открыть мешочек вместе. – Сделав вдох, Эш с наслаждением втянул в себя сладкий аромат лаванды. – Мне кажется, здесь находится, то доказательство моей личности, которое Марлоу надеялся отыскать.

Элизабет прижала руки к груди и, сгорая от любопытства и нетерпения, попросила:

– Прошу тебя, развяжи его поскорее. Потянув за концы кожаных шнурков, Эш развязал узел, стягивающий мешочек.

– Протяни руку, – попросил он. Элизабет колебалась.

– А вдруг там прячется ящерица или еще что-нибудь. Я боюсь, – нерешительно ответила она.

Эш заглянул в мешочек и только тут осознал всю важность происходящего.

– То, что лежит там, вполне безобидно. Это даже красивая вещичка.

Элизабет протянула руку, и муж вытряхнул на ладонь содержимое.

Золотой перстень сверкнул в лучах солнца.

– Господи! – Элизабет подняла его и стала медленно поворачивать во все стороны. Тускло сверкнул изумрудный глазок вставки. – Это ведь твое кольцо, – произнесла она шепотом.

Эш взял его из дрожащих пальцев жены. Он долго смотрел на изумрудный камушек, чувствуя, как постепенно очертания украшения перестают быть четкими из-за навернувшихся слез.

– Я не стал брать подарок отца с собой в Америку. Боялся, что разбойники отнимут его у меня. И спрятал под драконом в своем замке.

– Клэйборн озвереет, когда увидит твое кольцо, – засмеялась Элизабет.

– Да уж, кого-то эта новость явно разочарует. Теперь станет очевидным, что лорд Сэвидж, бесспорно, не кто иной, как пропавший много лет назад Пейтон Тревелиан.

– Разве может кто-то сомневаться в твоем имени и происхождении? – спросила жена.– Неужели тебя все еще одолевают сомнения?

Эш отвел взгляд от кольца. В глазах жены он видел колебания и тревогу. Тогда, подняв левую руку, он показал ей другое кольцо, – надетое на палец. Оно было точной копией, подаренного отцом, только больше размером. Драгоценность вспыхнула золотом на солнце, подмигивая изумрудным глазком.

– За день до нашего отъезда из Денвера, Марлоу дал мне это кольцо, – объяснил муж. – Оно принадлежало Эмори. Когда-то Хейворд подарил его моему отцу. Я не стал тогда брать его, посчитав, что не имею права на чужое. Но теперь все прояснилось.

Элизабет осторожно погладила Эша по руке.

– В то время ты много чего не хотел даже слушать.

Сердце Эша больно сжалось: сколько страданий причинил он своим родным и женщине, которую любит.

– Марлоу тогда сказал, что кольцо будет меня ждать. И, может быть, когда-нибудь я смогу его надеть. Такой час наступил, – у меня нет больше сомнений, – сказал Эш.

– Наконец-то такой день настал. Как я счастлива это слышать от тебя! – Элизабет посмотрела на мужа глазами, полными ожидания. – Ты вернешься назад или останешься теперь в Англии?

– За последние несколько дней, я понял: дом – это не какое-то конкретное место на карте, – ответил Эш. – Это корни, привязанность к месту, где родился. Я могу во многом сомневаться в этой жизни, но в одном уверен, как никогда. – Взяв руку жены, он поднес ее к губам. – Я всегда буду там, где ты.

В серых глазах Элизабет сверкнули слезы.

– Вот и пришло время, когда ты это понял, Эш Макгрегор, – тихо прошептала она.

Эш одел на левую руку жены кольцо, подарок отца, рядом с обручальным.

– Пришло время, и тебе теперь надо правильно называть своего мужа, – в тон ей ответил Эш.

Элизабет посмотрела на мужа и, улыбаясь сквозь слезы, спросила:

– И как я должна теперь тебя называть? Лордом или, может быть, господином?

Эш легонько поцеловал щечку жены.

– Думаю, будет лучше всего для меня и всех, если ты станешь называть меня просто Пейтоном, – ответил он.

– О Пейтон, – выдохнула счастливо Элизабет. – Я так долго ждала этого момента. – Вообще-то я уже привыкла к имени «лорд Сэвидж». А тебе оно нравится? – Элизабет озорно улыбалась мужу. Эш понял, что за шуткой, кроется более серьезное. Элизабет деликатно спрашивала мужа, сможет ли он чувствовать себя в Четсвике, как дома?

– Если ты не против, быть женой лорда Сэвиджа, мнение остальных меня нисколько не интересует, – ответил Эш.

Из груди Элизабет вырвалось сдавленное рыдание. Обняв мужа за шею, она так крепко прижала его к себе, словно боялась с ним расстаться.

– Я люблю тебя, Пейтон Эмори Тревелиан, лорд Энджелстоун, лорд Сэвидж, лорд моего сердца, – горячо прошептала она.

Эш привлек жену к себе.

– Я не знаю, чем сумел тебя завоевать, но не хочу больше испытывать судьбу. – Он припал губами к шее Элизабет. – Я люблю тебя, Бет. И буду любить всегда.