Эш обвел глазами плотные ряды книг. Он почувствовал, как старые раны начинают кровоточить. Даже теперь, спустя столько лет, боль не утихала, была такой же острой и невыносимой.
– Библиотекарь вышвырнул меня на улицу, – продолжал он печальный рассказ. – Он не хотел обслуживать грязного, оборванного мальчишку. Но мне удалось найти небольшое окошко в задней стене здания. Каждую ночь я проникал в библиотеку и читал до тех пор, пока мои веки не слипались, я засыпал прямо у книжных полок. В те далекие дни то большое здание, со множеством книг представлялось мне моим домом.
Элизабет дотронулась до руки мужа.
– Теперь ты дома, – сказала она.
– Разве? – Эш смотрел в бездонную глубину ее глаз, страстно желая поверить. Ему хотелось навсегда забыть о той жизни, что сделала его изгоем без рода и племени.
– Но я не уверен, что когда-нибудь смогу назвать это место своим домом, – признался Эш. – Слишком много лет отделяет мальчика, жившего здесь когда-то, от того мужчины, которым я стал.
Элизабет внимательно смотрела на Эша.
– Ты не из тех людей, которые позволяют своему прошлому лишать их будущего, – высказала она свое мнение. – И если сильно чего-то захочешь, тебя ничто уже не остановит.
Он, конечно, твердо знал, чего хочет от жизни, – любви Элизабет. Ему очень хотелось верить во взаимную любовь. Но Эш не мог доверять ни Элизабет, ни кому-нибудь другому в этом доме. Ему известны намерения Элизабет любой ценой сделать из него настоящего Пейтона.
– Ты говоришь так, словно веришь, что я смогу завоевать весь мир, – усмехнулся Эш.
– Завоевать доверие общества куда проще, Эш. И я уверена, ты справишься с этой задачей. – Элизабет улыбнулась мужу.
Эш легонько пощекотал ее теплую щеку. Из груди Элизабет вырвался удивленный вздох. В глазах он увидел слабую надежду и пробуждающееся желание. Она была так прекрасна и так желанна.
– Возвращайся домой, Эш, – прошептала Элизабет. – Возвращайся, назад в свою семью.
Семья. Разве мог он, за плечами которого была тяжелая и непростая жизнь, стать таким, каким Элизабет хотела его видеть?
– Может быть, я и Пейтон, – ответил Эш. – А может быть, и нет. Но как бы то ни было, я не могу обещать, что здесь останусь.
– Но здесь твой дом, – взволновано произнесла она. – Четсвик – это не только сооружение из камня, стекла и дерева. Это – сотни лет традиции. Наследие, словно факел, передающееся от одного поколения к другому. Ты – внук Марлоу, и без тебя этот огонь погаснет.
Эш пристально смотрел на портрет Эмори Тревелиана, чувствуя, как сердце сжимается от тоски.
– Но я не уверен в том, что я – сын Эмори, – с трудом произнес он.
– Разве? – удивленно переспросила Элизабет. Эш потер затекшие мышцы шеи.
– Если бы я не был Пейтоном, – всем было бы намного лучше от этого.
Искорки надежды, мерцавшие до этой минуты в глазах Элизабет, поглотила внезапная вспышка гнева.
– Как ты можешь такое говорить? – возмутилась она. – Неужели у тебя хватит совести смотреть Марлоу и герцогине в глаза и думать, что им лучше было бы никогда не находить своего Пейтона?
– Но Пейтон, и в самом деле для них потерян, – ответил Эш. – Я не могу стать для этих людей внуком. Мне не удастся стереть из памяти все годы и события, которые сделали меня таким, какой я есть. Я не смогу здесь жить.
Раздосадованная Элизабет отошла от него. Эш сделал над собой усилие и постарался спрятать раздражение в дальнем уголке своего сердца. Он так сильно желал эту женщину, стремился к ней и душой, и телом. А она думала о другом мужчине. С его, Эша, лицом, но с душой иного человека.
Элизабет остановилась возле стола. Она сосредоточилась на гладкой поверхности из красного дерева, словно собираясь с мыслями. Когда она повернулась к мужу, на красивом лице сквозила твердая решимость.
– Ты не можешь решать этот вопрос так сразу, – сказала она, – не дав шанса ни Марлоу, ни герцогине, ни самому себе.
– Не стоит рассчитывать, что я стану тем человеком, о котором ты все время мечтала, – покачал головой Эш.
Элизабет гордо вскинула голову.
– Остается только надеяться, что, в конце концов, ты все-таки научишься ценить семью, – холодно обронила она. – И тогда не важно будет, как тебя зовут.
Как часто Эш казался Элизабет абсолютно невозможным человеком. Но бывали минуты, когда он ей нравился таким, каким был на самом деле. Тогда она узнавала в нем образ, мечты о котором жили в ее сердце столько лет. Но только теперь она поняла, как далек Эш Макгрегор, от Пейтона Тревелиана.
– Ты так верна Марлоу и его жене, – заметил Эш. – Такая преданность способна заманить в ловушку даже самого дикого зверя. Она вызывает благоговение.
– Думаю, мы должны продолжить нашу экскурсию – предложила Элизабет и открыла дверь.
Эш решительно ее захлопнул.
– У меня есть хорошая идея, – сказал он.
Обернувшись через плечо, Элизабет растерянно посмотрела на мужа, и, догадавшись, что он имел в виду, густо покраснела.
–Должно быть, ты шутишь, – запинаясь, произнесла она—Не здесь же... – Голос задрожал. – И не сейчас.
Однако Эш был серьезен, гораздо серьезнее, чем хотел казаться. Опершись руками о полированную дверь из темного дуба, он загородил дорогу.
– Я хочу тебя, – сказал он резко. – Прямо здесь. И сейчас.
Элизабет судорождно вцепилась в медную ручку.
– Если ты так настаиваешь, пойдем в мою комнату.
– Да, я настаиваю. – Эш убеждал себя, что хочет ее унизить, преподать урок и навсегда отбить охоту дразнить дикого зверя и расставлять ловушки. Но гнев был лишь уловкой – его обуревали чувства. Обвив рукой талию жены, Эш с силой привлек ее к себе. – А твоя комната чертовски далеко.
Почувствовав, как к шее припадают мягкие губы Эша, она испуганно вздрогнула.
–А вдруг кто-нибудь войдет?– растерянно спросиал она.
– Хорошие слуги всегда стучатся, прежде чем войти, – тихо прошептал Эш, с наслаждением вдыхая сладкий аромат лаванды. Руки его скользнули вверх, лаская стройное тело, и добрались до округлых холмиков грудей. – А в Четсвике все слуги вышколенные.
– Эш, мы не должны заниматься любовью здесь, – взволнованно продолжала возражать Элизабет.
Эш нащупал кончиками пальцев соски, которые от ласки становились все более крепкими и упругими.
– Я хочу тебя, принцесса, – прошептал он хрипло.
Элизабет уронила голову на плечо мужа.
– Ты хочешь наказать меня за расставленный, как ты считаешь, мной капкан? – спросиал она.
Эш легонько покусывал мочку уха Элизабет, заставляя ее тихонько стонать от удовольствия.
– В твою ловушку попался дикий зверь, принцесса. И тебе придется теперь смириться.
– Сколько все-таки в тебе упрямства, – прошептала она.
Схватив жену за плечи, Эш развернул ее и прижал своим телом к массивной дубовой двери.
– Где же твоя непокорность, принцесса? – усмехнулся он.
Элизабет подняла руки и обвила шею мужа.
– Я тебе не враг, Эш, – тихо прошептала она, привстав на цыпочки, и припала к губам Эша, целуя жадно и настойчиво.
Будь проклята эта женщина! За то, что заставляет его так ее хотеть! За то, что против своей воли он тянется к теплу и нежности больших серых глаз. Как может эта женщина казаться такой искренней, когда все ее заверения и поступки насквозь фальшивы?
Эш нетерпеливо приподнял юбки жены и развел рукой ноги. Теплая и гладкая, как шелк, кожа Элизабет опалила его огнем.
Стянув с нее панталончики, он принялся осторожно перебирать шелковистые волоски и вскоре почувствовал, как ласки сделали средоточие сладострастия Элизабет горячим и влажным. Пусть слова, срывавшиеся с ее губ, были насквозь лживыми, но то, что он сейчас ощущал под своей ладонью, было настоящим. Элизабет хотела его. Она стонала, извиваясь всем телом, и все крепче прижималась к нему. Он покрывал нежными поцелуями атласную щечку своей жены и учительницы, думая, как давно ему хотелось любить ее в самом неподходящем месте, в любую минуту рискуя быть застигнутыми врасплох.
Увидев, как Эш расстегивает брюки, Элизабет опустила глаза и тихонько вскрикнула, – возбужденная мужская плоть рвалась ей навстречу. Натягивая шелковое белье, она словно стремилась, как можно скорее выбраться наружу.
– Эш, – прошептала женщина чуть слышно, когда муж обхватил ее бедра.
– Обними меня ногами за талию, – попросил он хриплым от желания голосом.
Элизабет послушно вскинула ноги.
Не в силах сдерживаться, он пронзил ее пылающее огнем лоно.
Чувствуя, с какой жадностью принимает его жена, Эш хотел напомнить себе, что это фарс, но сомнения сгорали в пылу страсти, и он уже ни о чем не мог думать.
Казалось, это был ритмичный танец древнего язычника. Элизабет запрокинула голову назад и тихо вскрикивала. Ее тело сотрясала сильная дрожь. Целиком, отдавшись наслаждению, Эш покорно сдался чувствам и стал на короткое время одним целым с Элизабет.
Когда ускоряющийся ритм приблизил их к апогею, он резким движением завершил акт. С ее губ сорвался долгий стон. Элизабет так крепко обнимала его руками и ногами, словно не хотела отпускать. В глубине души он тоже сильно этого желал.
– Ах ты, развратник, – тихо прошептала Элизабет, припав губами к виску мужа. – Боюсь, никогда не смогу сказать тебе «нет».
– А почему, прекрасная интриганка, я должен тебе верить? – спросил он.
Пощекотав пальцами, ухо мужа, Элизабет запустила руку в густые волосы.
– Потому, что я тебе не лгу. И мне уже порядком надоело постоянно об этом твердить.
– Прибереги свои слова для кого-нибудь еще, принцесса, – усмехнулся Эш.
Глаза Элизабет сверкнули гневом.
– Клянусь, придет день, когда ты на коленях будешь умолять меня о прощении! – воскликнула она.
«Такой день и в самом деле придет». Он уже почти был в этом уверен.
Когда руки отпустили Элизабет и ее ноги соскользнули на пол, юбки с мягким шелестом опустились. И перед ним стояла леди. Платье скрыло следы их стремительной любви.
Неужели все это ложь? Леди играла роль проститутки лучше, чем все известные ему женщины.
Отвернувшись от жены, Эш принялся оправлять на себе одежду. Ему требовалось навести порядок и в своих вконец запутавшихся чувствах.
В эту минуту раздался тихий стук в дверь.
ГЛАВА 23
Элизабет вздрогнула. С бьющимся от страха сердцем она припала к двери. Кто бы это мог быть здесь так некстати? Эша неожиданное вторжение нисколько не волновало. С невозмутимым лицом он спокойно поправлял свой белоснежный галстук. Трудно было даже предположить, что всего несколько минут назад он занимался любовью. У этой самой двери, в которую настойчиво стучали.
– Как я выгляжу? – испуганно прошептала Элизабет.
– Щеки у тебя пылают, – усмехнулся Эш. – Губы покраснели, а в глазах лихорадочный блеск. А, в общем, ты похожа на женщину, очень довольную любовью.
Ей хотелось стукнуть его кулаком, но она лишь презрительно фыркнула. Снаружи упорно пытались открыть дверь, и Элизабет снова налегла на нее.
– Элизабет, – раздался мужской голос. – Что-нибудь случилось?
Она с досадой прикусила губу. За дверью стоял Дуайт Тревелиан. Меньше всего в эту минуту ей хотелось видеть его. Этот ужасный человек сразу обо всем догадается. Он с одного взгляда поймет, чем она только что занималась.
– Элизабет, – снова подал голос Дуайт, нетерпеливо дергая дверную ручку.
Эш присел на край круглого стола. Наблюдение за растерянной женой доставляло ему удовольствие.
– Думаю, лучше впустить непрошенного гостя, принцесса, – насмешливо посоветовал муж. – Иначе он вышибет все замки.
Элизабет тяжело вздохнула, мирясь с неизбежным и стараясь немного успокоиться. Она открыла дверь с притворной улыбкой. В коридоре стоял, с недоумением на лице, Дуайт.
– Вот так сюрприз! – радостно воскликнула Элизабет.
– Нисколько не сомневаюсь в этом, – согласился Дуайт. Пытливые голубые глаза осматривали Элизабет с ног до головы. – Что вы здесь делали? И почему у тебя такой потрепанный вид? – прибавил он не без ехидства.
Краска стыда заливала лицо Элизабет, и она нервно переминалась с ноги на ногу.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – растерялась она.
– Пока я шел по коридору, дверь без конца скрипела, – объяснил Дуайт и лукаво подмигнул.
– Джентльмен не обратил бы на это никакого внимания, – обиженно сказала Элизабет.
– Твой упрек больно ранит меня. Ведь я же подождал, пока все стихнет.
– Ты – настоящий рыцарь, – похвалила Элизабет.
Бросив взгляд через ее плечо, Дуайт внимательно посмотрел на Эша.
– А это, должно быть, тот самый молодой человек, который украл тебя у меня? – спросил он.
Элизабет укоризненно покачала головой. Она слишком хорошо его знала, чтобы принять всерьез эти слова.
– Можно подумать, ты когда-нибудь собирался на мне жениться, – в ее голосе звучала насмешка. – Ты так сильно увлечен ролью холостяка, что некогда подумать о супруге.
– Но если бы я искал жену, – улыбнулся он, – ты, бесспорно, возглавила бы список претенденток.
– Весьма польщена.
Дуайт прижал руку к сердцу и горестно воскликнул:
– Увы, моя прекрасная леди, я уже и не надеялся. Вы отказались скрасить своим присутствием мое бренное существование!
– Мне искренне жаль ту несчастную, что согласится за тебя пойти. – Взяв Дуайта под руку, Элизабет повернулась к Эшу. Он в упор смотрел на нее злыми, холодными глазами. Ее осенила догадка: Эш ревнует, и мысленно уже поставил на ней свое клеймо.
Элизабет одарила Дуайта самой нежной улыбкой. «Пусть этот невыносимый человек испытает настоящие муки ревности», – подумала она о муже.
– Позвольте мне вас познакомить, – заговорила Элизабет. – Энджелстоун, это твой кузен, – лорд Дуайт Тревелиан, виконт Уикэм. Он старший сын племянника Марлоу Бертрама, известного еще, как граф Клэйборн.
Дуайт переводил взгляд с Эша на портрет Эмори Тревелиана и обратно.
– Как вы похожи! Наверное, ты и в самом деле воскрес, – выговорил, наконец, он.
– Со стороны виднее, – ответил Эш, настороженно посматривая на кузена.
– Подумать только! Сколько лет прошло с тех пор, как мы играли вместе, Энджелстоун. – Высокий, светловолосый и стройный, Дуайт, грациозно ступая, подошел к окну и остановился. – Я помню, Лабиринт был твоим самым любимым местом для игр. Мы вели там потрясающие сражения. И, конечно же, хозяином замка всегда был ты, хотя я и на год старше. Королем всегда был ты.
Эш нахмурился. Слова кузена пробудили в нем воспоминания. «Дай Бог, чтобы Эш хоть что-нибудь припомнил», – молилась Элизабет.
Что-то неясное шевельнулось в укромном уголке души, где хранились забытые воспоминания. Ему казалось, что он стоит в темной пещере и один неверный шаг может лишить его жизни.
Дракон будет охранять мои сокровища.
Память дразнила, но манящий свет тут же гас, когда он пытался к нему приблизиться. На лбу от напряжения выступила испарина.
Повернувшись к Эшу, Дуайт снова спросил:
– Я слышал, тебя воспитали индейцы. Это правда?
– Меня спас человек из индейского племени, – спокойно ответил он.
– Впервые слышу, чтоб дикари спасали жизнь белому человеку, – слова Дуайта прозвучали скептически.
– Ты ведь ничего не знаешь об этих людях, потому так и удивляешься, – отозвался Эш, стараясь не взорваться.
– Что же такого интересного я о них не знаю? – презрительно усмехнулся Дуайт. – Эти дикари немногим лучше животных. Всю жизнь только и делают, что охотятся на невинных белых людей. Видишь, они даже не пощадили твоих родителей.
– Людям из этого племени приходилось защищать свою землю от захватчиков. Они просто отстаивают свой жизненный уклад, – невозмутимо ответил Эш. – Когда белые решили прочно обосноваться в их местах, индейцы хотели только одного – мира и возможности спокойно жить на маленьком клочочке земли, что даровал им Бог. Но белые восприняли эти условия в штыки. Правительство без конца нарушало соглашения, отбирая у несчастных все больше и больше земель, пока совсем не оставило их с пустыми руками. Дуайт задумчиво, потер подбородок.
– Ты говоришь так, словно дикари, – самые близкие тебе люди, – заметил он.
– А хорошо было бы, если лишить тебя дома, семьи и всего самого дорогого и близкого? – спросил Эш.
– В этом случае я встал бы на защиту того, что принадлежит мне по праву, – ответил кузен, сверля Эша холодным взглядом.
Эш хорошо знал людей и сразу мог определить, кто из них чего стоит.
– Оказывается, у моего кузена гораздо больше общего с людьми из индейского племени, чем он сам о том подозревает, – насмешливо ответил он.
Помолчав немного, Дуайт рассмеялся.
– Я вспомнил, меня в самом деле, одна или две леди называли бессердечным негодяем.
– Неужели только одна или две? – с улыбкой переспросила Элизабет.
Поклонившись, Дуайт горячо воскликнул:
– О, миледи! Мое безрассудство – это результат разбитого сердца. И исцелить его способны только вы. Но, похоже, я слишком медлил и теперь навсегда обречен на одинокую холостяцкую жизнь. – Он посмотрел на Эша. – Вот ты не стал тратить время попусту.
Элизабет напряглась в ожидании ответа. Она то и дело с опаской посматривала в сторону мужа.
«Даже если бы ты очень постарался, то не смог бы лучше изобразить свое отвращение к женитьбе на мне», – всплыли в памяти Эша слова Элизабет.
Конечно же, она боялась, что он, как самовлюбленный идиот, будет грубо шутить на людях по поводу их брака. Эш усмехнулся: он предпочитает вести войну с женой наедине.
– Я не мог устоять перед этой женщиной, – ответил Эш. – И влюбился в нее с первого взгляда.
Элизабет изумленно уставилась на мужа. Она затаила дыхание, боясь, как бы за этим не скрывался подвох.
– Да, я тебя понимаю, – согласился Дуайт, с улыбкой посматривая на его жену. – Элизабет – женщина особенная. В ней есть изюминка.
«Вот и еще одно сердце поймано в ее шелковые сети», – подумал Эш. Он удивлялся, почему Элизабет отказалась выйти замуж за молодого и красивого аристократа. Как бы не было неприятно Эшу признаваться, но в груди разгоралась ревность. Он был вне себя от ярости, глядя, как мило жена улыбается утонченному джентльмену и с каким удовольствием с ним болтает. Господи, какой же он идиот! Ему, дикому и опасному зверю, только и место в этой прекрасной золотой клетке. Однако он не собирается, как шут гороховый, становиться всеобщим посмешищем. В этом дворце его никто не удержит, каким бы огромным ни был соблазн.
– Мне поручили вас обоих привести в гостиную, – объяснил Дуайт свой приход и легонько сжал руку Элизабет. – Отец тоже здесь. Ему не терпится поскорее увидеть воскресшего Энджелстоуна. Но, может быть, Элизабет, ты сначала немного проветришься?
– Да. Это – отличная идея.
Эш изо всех сил стиснул зубы. Он не был уверен, что сможет сыграть роль Пейтона Тревелиана.
«Да, показывать Эша Бертраму все-таки еще рановато», – подумала Элизабет. Перебирая ложечкой клубнику со сливками, она украдкой посматривала на мужа. Ей не хотелось, чтобы Эш думал, будто она за ним наблюдает, опасаясь, как бы он не сделал чего-нибудь не так.
Элизабет была рада визиту Дуайта, но ей хотелось поскорее избавить Эша от их с отцом компании. Общество никогда хорошо не относилось к людям, которые решали свои проблемы силой. Отец Дуайта, Бертрам, граф Клэйборн, надеялся, что Эш сорвется, и тогда весь свет признает его дикарем и отторгнет от себя.
– Я правильно понял, что ты ничего не помнишь о своем детстве? И о той жизни, которую вел до того, как очутился среди индейцев? – обратился к Эшу Бертрам.
Элизабет подняла глаза на худощавого темноволосого мужчину, сидевшего за столом напротив. Бертрам был честолюбивым, напыщенным, самовлюбленным человеком, и ужасным занудой. Всякий раз при его посещении Элизабет не покидало тревожное предчувствие, что он, как стервятник, наблюдает за Хейвордом и прикидывает про себя, сколько лет осталось ждать, когда титул герцога перейдет к нему. Сейчас Бертрам всячески старался спровоцирвоать Эша на нежелательные и некрасивые действия.
– Моя память затуманена, – ответил Эш, низкий голос которого, был лишен эмоций. И только глаза его начинали сужаться от злости.
Хотя Эш и выглядел настоящим джентльменом в элегантном сером сюртуке, в нем невольно ощущалась какая-то... опасность. Он напоминал сейчас льва, случайно попавшего за обеденный стол. Безукоризненно сшитая одежда не могла скрыть того, что перед ними далекий от цивилизации, почти первобытный человек. Он мог вскочить с места и решительно наброситься на каждого, кто скажет или сделает что-нибудь не так. Человек, которого не смущало, что заниматься любовью можно в самом неподходящем месте, у дверей библиотеки.
– И все это время у тебя не было даже отдаленного представления о своем происхождении? – допытывался Бертрам.
Эш бросил на него леденящий душу взгляд.
– Не было, – коротко ответил он.
– Пейтон возвратился, наконец, домой, и теперь, я уверен, память к нему вернется, – вмешался в разговор Хейворд и ободряюще улыбнулся внуку.
Лицо Эша оставалось непроницаемым. Он буравил Бертрама тяжелым взглядом. О Боже, Элизабет это не нравилось! Затаив дыхание, ни на секунду не отводя от него глаз, она молила только об одном: чтобы Эш сохранял спокойствие. Приобрести открытого врага в лице Бертрама ей вовсе не хотелось.
Промокнув губы салфеткой, Бертрам снова заговорил:
– Мне кажется, это очень удобно – лишиться памяти.
– Мне это никогда не казалось удобным, – ответил Эш.
– Неужели? – сделал удивленное лицо Бертрам и посмотрел на собеседника долгим и пристальным взглядом. – И тем не менее, ты здесь, в этом дворце, хотя и не имеешь ни малейшего представления ни о своем имени, ни о доме, ни о семье. Все-таки, когда произошла эта трагедия, тебе было пять лет. К счастью, никто не может спросить теперь Пейтона, что было с ним до того рокового путешествия.
Леона накрыла ладонью руку внука, как бы желая его защитить и успокоить.
– Не важно, помнит или не помнит что-то Пейтон. Это не имеет никакого значения, Клэйборн. Теперь он дома. И это самое главное.
– Значит, ты совсем ничего не помнишь? – удивленно спросил Дуайт. – И даже тот день, когда я столкнул тебя в реку, и ты едва не утонул?
Эш с вызовом посмотрел на кузена. Вопрос не был для него неожиданным.
– Не помню, – спокойно ответил он.
– Кажется, меня в тот день рядом с тобой не было, – ухмыльнулся Дуайт.
Элизабет была благодарна Дуайту, что он сменил тему разговора на сболее спокойную.
– А о каких случаях мы еще не знаем? – спросила она.
Красивое лицо Дуайта стало задумчивым.
– Не помню, – отозвался, наконец, он. – Моя жизнь была ужасно скучной и однообразной. Монахи, кажется, жили веселее, чем я.
С такимим словами не согласились бы многие женщины. С улыбкой, посмотрев на неисправимого повесу, Элизабет подумала: почему у такого серьезного и мрачного Бертрама Тревелиана такой живой и любвеобильный сын?
– Странно, не правда ли? – снова заговорил Бертрам, не оставляя недобрых намерений. – Большинство людей в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из своего детства. Тем более, ты был в пятилетнем возрасте.
Элизабет плотно стиснула зубы, чтобы не взвыть от отчаяния.
Эш спокойно выдержал взгляд своего врага и даже сделал вид, что удивился:
– Неужели?
– Ну да, конечно. – Помешивая чай, Бертрам отложил ложку на блюдце. – Я, к примеру, помню многое из своего детства, особенно, когда мне было пять лет.
Хейворд настороженно посмотрел на племянника.
– Но не все люди подвергаются таким душевным травмам в нежном возрасте, – заметил он.
– Верно, – согласился гость и отпил глоток чаю. Только теперь Элизабет смогла вздохнуть спокойней.
– Но уж свое-то имя, по крайней мере, человек должен помнить, – снова нашел зацепку Бертрам. – Не понимаю, неужели можно полностью потерять память?
Упорство и настойчивость Бертрама не имели границ. Элизабет очень хотелось посмотреть, как этот самодовольный зануда, будет болтаться в воздухе, схваченный Эшем за воротник рубашки. И все-таки она просила Бога помочь мужу, дать ему силы и не сорваться на грубость.
– Если хотите, можете находить это странным, – сказал Эш ровным и спокойным голосом, – но я в самом деле, ничего не помню.
– Не может такого быть! – удивленно вскинул брови Бертрам.
– Вы хотите сказать, что я лгу? – спросил Эш вежливым тоном.
В комнате воцарилось молчание. Присутствующие за столом замерли, опасаясь, как бы любое, даже невинное движение не заставило Эша взорваться. Затаив дыхание, Элизабет смотрела на мужа с мольбой в глазах: держись и дальше!
Бертрам холодно улыбнулся и с явным презрением в голосе сказал:
– Я просто говорю, что это трудно понять.
– А мне кажется, понять Пейтона совсем не трудно, – вмешалась в разговор Элизабет, не обращая внимания на злой взгляд Бертрама. – Ребенок стал свидетелем смерти родителей. Потом его взяли на воспитание индейцы и дали ему новое имя, приучили к своей культуре. Да и образ жизни тех людей совсем иной. Они просто стерли из его памяти следы прошлого. Было бы гораздо удивительнее, если бы при этих обстоятельствах Пейтон не потерял память.
– Да, думаю, ты абсолютно права, моя дорогая, – сказала Леона и метнула на Бертрама негодующий взгляд. – Клэйборн, я уверена, любой интеллигентный человек поймет, почему мой внук ничего не помнит о своем прошлом.
Бертрам нервно заерзал на стуле, испытывая неловкость от осуждающего взгляда герцогини. Он принялся вновь размешивать чай, покинув поле боя из-за большей численности противника. Однако Элизабет знала, что так просто Клэйборн не сдастся.
– Более неприятного человека я еще никогда не встречала, – сказала Леона, когда гости покинули гостиную.
– Да уж, – пробормотал Хейворд. – Должен тем не менее, сказать – наш внук сумел поставить его на место.
Только теперь Эш смог разжать кулаки. Никогда в жизни ему так сильно не хотелось ударить человека, как сейчас племянника Марлоу. И все же он не позволил этому мерзкому типу вывести себя из равновесия. А именно этого и ожидал Бертрам, стремясь вызвать вспышку ярости у дикаря-самозванца. У Эша страшно чесались руки от желания хорошенько проучить его, но отплатить Бертраму его же монетой было бы тоже неплохо.
Эш посмотрел на жену. Когда взгляды их встретились, она улыбнулась ободряюще и тепло. Она приветствовала его успех.
– Он просто хотел тебя спровоцировать, мой мальчик. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Хейворд, вставая из-за стола. Дойдя до белого мраморного камина, он развернулся. – Мне кажется, Бертраму очень хотелось, чтобы ты показал себя не с лучшей стороны. Возможно, даже скомпрометировал себя. Ему это было бы на руку.
– Но зачем ему это надо? – удивился Эш. – Почему этот тип не хочет возвращения Пейтона к жизни? Что он от этого теряет?
– Четсвик, – ответил Хейворд, обводя взглядом комнату. – Он – следующий наследник в случае, если с тобой что-нибудь произойдет.
– Наверное, я не стал бы винить его за это, – подумав немного, сказал Эш. – Только представьте себе: совершенно неожиданно появляется какой-то незнакомец и заявляет о своих правах на то, что принадлежит не ему.
– Но ведь ты никакой не незнакомец! – воскликнула Леона, и устало уронила руки на колени. – Даже если ты упорно не желаешь признавать нас своими родственниками.
Эшу было больно видеть осуждение в глазах герцогини. Она не понимала и не хотела понять, почему он не может остаться в родовом гнезде.
– К несчастью, я нисколько не сомневаюсь, что Клэйборн сделает все от него зависящее, чтобы не отдать Пейтону законного наследства. Он заявил мне об этом, перед тем как мы пришли с ним в гостиную, – сказал Хейворд.
Рука Эша снова сжалась в кулак.
– Думаю, не имеет смысла связываться с этим типом, – сухо обронил он. – Поскольку я все равно не собираюсь здесь оставаться.
– Ради Бога, мой дорогой, – укоризненно покачала головой Леона. – Не говори такие вещи.
Элизабет посмотрела на мужа. В ее огромных серых глазах светилась уверенность: во что бы то ни стало она намерена сделать из него Пейтона. Жаль только, что ей наплевать на того человека, которым он был в действительности.
– Это твое право, – вновь заговорил Хейворд. – Мне остается только надеяться, что в конце концов ты все же передумаешь. Независимо ни от чего, ты продолжаешь оставаться моим наследником. От твоего отца у меня остался его сын. И ты унаследуешь мой титул, независимо от того, уедешь ли назад в Америку или останешься здесь, в Англии, на своей родине. Это ничего не меняет. Ты – мой внук.
Эш почти не слушал слов Хейворда, он понимал, о чем говорят его глаза. А в глазах старика была злая решительность, – доведенная до отчаяния последняя попытка Марлоу приблизить Эша к своему сыну, которого он навсегда потерял. Эш не мог найти в себе силы противиться доброму и бескорыстному человеку. Но ему было страшно подумать, сможет ли он стать таким, каким хотел его видеть дед.
– Вот так. – Хейворд опустил ладонь на холодную поверхность камина. – Мне совсем не хочется переворачиваться в гробу всякий раз, когда мой племянник будет тащить моего внука в суд. Мы должны найти способ доказать личность Пейтона.
– Как жаль, что у нашего внука нет твоего родимого пятна, Марлоу! – горестно воскликнула Леона и посмотрела на Эша. – Ты не унаследовал от деда маленькое, как клубничка, родимое пятно на попке.
Эшу стало тепло от того, как хорошо герцогиня знает своего внука.
– Нет, мэм, – ответил он. – На этом месте мне никто не выжигал клейма.