Квентин открыл мне новый мир слов, в котором люди общаются друг с другом фразами настолько свежими и неожиданными, что они не могут не заставить вас улыбнуться. Он способен поднять обычный, казалось бы, диалог до уровня чарующей поэзии, которая доступна только ему. Его взгляд на поведение людей и на общение между ними абсолютно уникален, но при этом совершенно не кажется искусственным или самонадеянным – он просто срабатывает.
      Странный, мрачный, остроумный, сложный, милый, удивительный и всегда умеющий увлечь вас в еще неизведанные дали, Квентин, кажется, обладает умением проникать в души своих персонажей. Если бы я так хорошо не знал его, я бы сказал, что он – наркоман.
      Квентин – первый сценарист, у которого я пропускал ремарки и просто читал диалоги. До этого мне трудно было читать сценарии – все эти светотени и визуальные эффекты... Но у Квентина я читал строчку за строчкой, постоянно улыбаясь. Какими бы мрачными и сложными ни казались персонажи, у них всегда есть внутренне чувство юмора. Он умеет сводить воедино такие противоречивые эмоции, какие вам спровоцировать не под силу. Вызывающий и дерзкий, он не только профессионально справляется с этим, но еще и потрясающе талантлив.
      Мы с Квентином вышли из разных миров, с разных континентов, но наш общий знаменатель – любовь к кино. Свои фильмы я представлял в виде канвы, которую можно заполнить разными красками, эмоциональными и визуальными, но талант Квентина в издании диалогов изменил все мои представления. Теперь я вижу людей по-другому. В юности я хотел стать художником, так что для меня это было открытием, сравнимым только с представлением Фрэнсиса Бэкона о людях и их душах. Мрачноватость, своеобразное чувство юмора и Способность удивлять все эти качества я приписываю Квентину.
      Я плохой читатель. Обычно сценарий я прочитываю в один присест, но “Бешеных псов” и “Настоящую любовь” я прочитал взахлеб, начав в четыре часа дня после 16-часового полета (“Криминальное чтиво” я тоже прочел в самолете, не переставая смеяться в течение всего рейса). Когда я закончил, позвонил и сказал: “Я хочу снять оба этих фильма”.
      Герои фильмов Квентина – его собственное отражение: вызывающие, непредсказуемые, не знающие границ. Обычно в Голливуде эти особенности приписываются действию наркотиков. Но только не в этом случае. Его потрясающий энтузиазм по отношению к кино захватил всех, и теперь все хотят от него что-нибудь получить.
      Инициатор больших свершений, он сделал работу над моими двумя последними фильмами незабываемой. Возможно, виной тому его высокомерие или недостаток цинизма, но этот человек способен защищать собственные взгляды, прислушиваться к каждому и настаивать на своём. В городе, где всем нужно чем-то подкреплять свою точку зрения,– это явление комичное и восхитительное. Квентин готов излагать свои теории всем, кто захочет слушать.
      Часто люди не понимают, что герои Тарантино не только выражают его видение массовой культуры, Он обладает мастерством создавать объемные характеры, излагая их мировоззрение, и биографию всего в нескольких строчках. Работая, например, над “Багровым приливом”, он превратил каждого персонажа в яркую личность, новую и самобытную. Кто бы мог представить себе офицера подводной лодки, со знанием дела рассуждающего о призовых лошадях? Но ему это удалось настолько, что этот эпизод стал одним из основных в фильме. В “Настоящей любви” изображены совсем другие герои, те, которые так прославили Квентина. Для меня это была история Алабамы, увиденная ее глазами – странными и мечтательными. В то время как Кларенс – это Квентин, мрачный, сложный, резкий и очень обаятельный.
      Квентин снял бы совсем другую “Настоящую любовь” – более жесткую, резкую, менее мечтательную и самоуверенную, но я преклонялся перед сценарием, как и мои актеры. Никто не хотел ничего менять, хотелось просто воспроизвести то, что написано, потому что это очень талантливо. Настолько талантливо, что, будучи романтиком в душе, я влюбился в Кларенса и Алабаму и хотел, чтобы они осуществили свою мечту. Квентин разрушил эту мечту смертью Кларенса. Хотя я отснял оба варианта концовки, моя слабость к романтике заставила Кларенса и Алабаму жить долго и счастливо.
      Положение подневольного работника на студии, низкий бюджет, творческая свобода, предоставленная мне продюсером Сэмми Хадидой, и, кроме всего прочего, замечательный сценарий Квентина сделали “Настоящую любовь” моим лучшим фильмом за последние годы. Меня огорчает только то, что теперь Квентин сам может снимать свои сценарии. Как бы я ни хотел, чтобы он написал что-нибудь для меня, думаю, то время прошло. Его жизнь теперь посвящена другому – он снимает собственный материал и иногда играет в чужих фильмах. Для меня, эгоиста, это – потеря.
      Мир кино просит: “Квентин, мы ждем от тебя большего…
      Тони Скотт Май 1995

      Конечно, эта книга не появилась бы на свет без участия других людей, главным образом Квентина Тарантино, который щедро уделил время для этого проекта. Мне повезло много общаться с человеком, который не только невероятно занят, но и чьи пороги постоянно обивает множество журналистов. Я очень за это благодарен.
      Огромное спасибо Тони Скотту за написанное им предисловие и всем, кто уделил мне время, особенно Роджеру Эйвори, Лоуренсу Бендеру, Крейгу Хейменну, Сэмюэлю Л. Джексону, Кэтрин Джеймс, Ланцу Лоусону, Сэлли Менке, агентству Уильяма Морриса, Дону Мёрфи, Эрику Штольцу, Оливеру Стоуну, Дэвиду Васко, Сэнди Рейнольдс-Васко и Конни Заступил.
      И наконец, я выражаю огромную благодарность всем, кто также помогал мне в моем труде, – Эмме Кочрейн, Роду Лури, Кевину Мёрфи, Марку Солсбери, Джули Смит, – а также Барри МакИлхени, Филиппу Томасу и журналу “ Эмпайр” .
      Некоторые из интервью этой книги были изначально взяты для “ Эмпайр” :“Бешеные псы” (Став Бускеми, Эдди Банкер, Харви Кейтель, Майкл Мэдсен, Тим Ротт, Квентин Тарантино); “Настоящая любовь” (Патрисия Аркетт, Деннис Хоппер, Тони Скотт, Кристиан Слейтер, Квентин Тарантино, Кристофер Уолкен). Они воспроизведены здесь с разрешения “ Эмпайр/ЭМАП Метро” ,за что я крайне благодарен.

      Что же случилось с Каннами? Представьте себе модный Брайтон, переместившийся на французскую Ривьеру. Брайтон без набережной и игровых автоматов. Брайтон, доехать до которого из аэропорта стоит по меньшей мере 600 франков. Прибавьте ко всему этому множество фильмов, три тысячи журналистов, полторы тысячи представителей неаккредитованной прессы, старающихся выбить себе место под солнцем, массу людей, вращающихся в киноиндустрии, десять тысяч праздных зевак, заполонивших узкие улицы, и целую армию одетого в униформу обслуживающего персонала, в чью задачу, кажется, входит только говорить вам “нет”, а потом победно улыбаться, – и вы получите Le Festival International du Film в миниатюре.
      В мае 1992 года я сидел в дешевом кинотеатрике на одной из окраинных улиц этого города. Кинотеатр был из тех, где показывают внеконкурсные фильмы. На этот раз мы смотрели низкобюджетный американский боевик неизвестного режиссера-дебютанта. Фильм стал хитом на фестивале Санденс в Штатах, специально организованном для независимых фильмов, хотя этого вряд ли было бы достаточно для того, чтобы необычайно жарким утром убедить самонадеянных европейских журналистов прийти и посмотреть это кино под названием “Бешеные псы”. Многие из них подали заявку на интервью со звездой фильма Харви Кейтелем, чье присутствие на Лазурном берегу вызвало немалый интерес. Их больше беспокоил тот факт, что Харви Кейтель намеревался отправиться в Новую Зеландию и сделать фильм с Джейн Кэмпион. Меня же интересовал мой соотечественник, британец Тим Ротт. Что касается режиссера – мне не было до него дела. У него было очень странное имя – и только.
      Итак, в состоянии галльского похмелья (лучший способ смотреть кино), усталый и взволнованный, я потел в компании посвященных. Нас было всего пятеро. Где-то к середине фильма под названием “Бешеные псы” – приблизительно к тому моменту, когда Марвин-полицейский становится жертвой пластической хирургии, – наше число сократилось на одного человека: какая-то бельгийка, бормоча ругательства, двинулась к выходу. Два года спустя Квентина Тарантино, человека, который так взбудоражил Фламандскую пташку, считали своего рода гением от кино. Уже в мае 1994 года во время “секретного” показа “Криминального чтива” (по иронии судьбы в том же самом кинотеатре) за два дня до его официальной фестивальной премьеры – к своему месту приходилось пробираться с боем. А когда Тарантино торжественно получал желанную “Пальмовую ветвь” за фильм не менее шокирующий, чем “Бешеные псы”, его приветствовал весь истеблишмент (который раньше воротил от него нос), а вместе с ним толпы ценителей кино. К концу марта 1995 года Тарантино мог добавлять к своему имени титул “обладателя приза Академии”. Не было и тени сомнения, что он мощная сила.
      “Бешеные псы”. Кровавый? Да. Жестокий? Несомненно. Но искрометный, стильный, блистающий умом и потрясающим юмором на грани сквернословия, этот фильм, бесспорно, стал одним из самых впечатляющих и оригинальных дебютов за последние несколько лет. Перечисляя все заслуги Тарантино – и как режиссера, и как сценариста, и как продюсера, и даже как актера в таких фильмах, как “Настоящая любовь”, “Спи со мной”, “Прирожденные убийцы”, “Дестини включает радио”, “Четыре комнаты”, “Отчаянный”, “От заката до рассвета”, и, конечно, в великолепном “Криминальном чтиве”, заметим, что все, что он делает, – это такой сплав масскультуры, зрелища и развлечения, который не мог не оставить следа в душах кинозрителей. Тарантино сумел разрушить границы между заядлыми киноманами и людьми, не отмеченными этой страстью.
      Тарантино, все еще молодой по профессиональным голливудским меркам режиссер, доказал, что если твой сценарий хорош, то горе тем, кто стоит у тебя на пути. Не нужно обивать пороги киноакадемий – заработай себе на кусок хлеба (где можешь), попроси совета у тертого калача, остальное придёт.
      Как шепчет один из призраков бейсбольного прошлого в фильме “Поле грёз”, “если ты справишься, они не заставят себя ждать”.
      Конечно, существуют противники того, чтобы писать книгу о человеке, чья биография началась так недавно. Однако, исходя из моего опыта так называемого киножурналиста, – тут я должен признать, насколько я в долгу перед всеми моими коллегами из “ Эмпайр” ,самого известного британского журнала о кино, за то, что они так поддержали меня во время написания этой книги, – я смею утверждать, что абсолютный новичок никогда бы не вызвал повышенного интереса у масс-медиа. Он не появился бы на обложках стольких журналов, музыку из его фильмов не узнавали бы по одному такту, а визуальные образы не стали бы символами. “Очередное массовое помешательство”, как сказал мне Оливер Стоун, или искренний, прочувствованный сердцем отклик на появление нового большого таланта? Поживем – увидим.
      Кто знает, может быть, через двадцать лет будут вестись разговоры, подобные пересудам о Брандо: как искра Божия умудрилась так быстро погаснуть. Пусть кто-нибудь еще ломает над этим голову. В этой книге изложены только факты.
      Приступим к работе...
      Джефф Доусон Апрель 1995

 
      Суббота, 15 октября 1994. Раннее утро или, скорее, поздняя ночь предыдущего дня. “Пинк мотель”, Сан-Вэлли, Калифорния. Крикливо-розовая блочная коробка а-ля Америка 50-х, где сдают комнаты за почасовую плату и не задают лишних вопросов. Блеклая коричнево-лиловая краска облупилась, дорожки заросли. В почти физически осязаемой черноте глухой ночи стая бродячих кошек, грязных и паршивых, шныряет туда-сюда между камней и зарослей, создавая постоянно движущийся фон. Даже Норман Бейтс поворотил бы от этого нос.
      Поезд-товарняк с нескончаемыми вагонами гремит по рельсам невдалеке; резкий, но бесцельный звук предупредительного сигнала на переезде. Как только ваши уши привыкают к всепоглощающему безмолвию, ржавый автомобиль (древний монстр, работающий на газу) с огромными крыльями – в таком на заднем сиденье можно усадить шестерых – прорезает темноту по дороге с (или на?) поздней вечеринки. В полной тишине шум мотора слышен на расстоянии полумили. Он становится чуть тише, когда водитель притормаживает, чтобы пассажиры смогли рассмотреть мотель, а потом вновь усиливается, когда они решают купить выпивку в этом притоне. Вновь воцаряется покой. Настоящий “film noir” .
      С широких пустырей на востоке до гор Сан-Габриэль дует ветер. Воя и взметая песок, он на секунду затемняет свет жужжащей рекламы пива “Миллер” в окошке ресторанчика на обочине. Тощий белый котенок с полузакрытыми, отекшими от какой-то инфекции глазами прячется под передним колесом раздолбанного “Плимута” на переднем дворе мотеля. Вы вдруг вспоминаете предупреждения синоптиков о резком перепаде температуры ночью в пустыне – пальмами вас не одурачить. Квентин Тарантино, одетый в мятый черный костюм и алую рубашку, прогулочным шагом выходит во двор. На секунду подводные лампы бассейна мотеля, отбрасывающие сверхъестественный желтовато-зеленый свет, очерчивают его фигуру. Ежась от холода, он тем не менее чувствует себя как рыба в воде —в конце концов, чем это заведение не аналог нашумевшей “Норы Джека-Кролика”? В любом случае, в данный момент Тарантино думает о другом.
      “Поверить не могу, сценарий был написан как раз рядом с этим чертовым мотелем, – орет он, едва сдерживая свой энтузиазм. – Никогда не думал, что придет день, когда так много людей захотят посмотреть мой фильм... Они могли бы делать все что угодно. Смотреть “Возвращение в Эдем” или просто телевизор дома. Могли бы пойти на концерт, или в ресторан, или куда угодно, но они решили посмотреть мой фильм. Это – здорово!”
      Сегодня днем состоялась премьера “Криминального чтива”, сопровождавшаяся истерическими слухами и сплетнями невиданного масштаба по всей Америке. Тарантино, взбодренный прогулкой по окрестностям родного Лос-Анджелеса – полчаса на машине по каньонам, окружающим Голливуд, – обрел наконец свой момент истины.
      Кажется, с той поры, как фильм был показан в Каннах в мае, и до кульминационного момента его победы на фестивале прошла целая вечность (хотя фактически всего пять месяцев). Шумиху усердно подогревал сам Тарантино, все это время занимавшийся рекламой фильма по всему миру, стараясь подстелить соломку собственному детищу.
      Пощелкайте по всем каналам лос-анджелесского телевидения: и пяти минут не пройдет без изображения вездесущего Тарантино или Джона Траволты, исполнителя главной роли в “Криминальном чтиве” и нового его приятеля. Муки подобной славы Траволта не испытывал со времен “Бриолина” (1978). Откройте любой журнал или газету – “Криминальное чтиво” будет темой дня, критики выстроились по стойке “смирно”. “Потрясающе оригинальная работа. Она ставит Тарантино в один ряд с выдающимися американскими режиссерами”, – вещает “ Нью-Йорк тайме” .“Самый вдохновляющий фильм за долгие годы”, – надрывается “ Энтертейнмент уикли” .“Бесспорно великолепно!” – провозглашает “ Роллинг стоун” .Эйфория достигла таких высот, что “Мирамакс”, кинокомпания, выпустившая фильм, обошлась без официальной рецензии. В сегодняшнем номере “ Лос-Анджелес таймс” ,первый выпуск которого вы сможете найти через пару часов, можно обнаружить рекламу фильма на двух страницах, содержащую перепечатку статьи из “ Энтертейнмент уикли”и пометку, что фильм относится к категории “А”.
      Дэвид Лэттерман на прошлой неделе, Джей Лино на следующей – два самых популярных ток-шоу Америки посвящены герою дня Тарантино, а сегодня – настоящий судный день.
      Тарантино похож на ребенка в Рождественское утро. С того момента, как самые большие кинотеатры Лос-Анджелеса,назначили специальный утренний сеанс на 9:45, чтобы удовлетворить повышенный зрительский интерес, сбылось то, о чем малыш мог только мечтать. Его визит инкогнито в “Китайский театр Мэнна”, возможно самый известный кинотеатр в мире, – на нем были темные очки и бейсболка, натянутая по самые уши, – подтверждает, что он получил то, чего добивался. За 48 часов “Криминальное чтиво” собрало 9,16 миллиона долларов, а это впечатляющая сумма для фильма, выпущенного независимой кинокомпанией. “Криминальное чтиво” стало самым кассовым фильмом недели и потеснило с главной строчки хит-парада даже блистательный фильм со звездами “Специалист”, выпущенный компанией “Уорнер бразерс”. Давид заехал Голиафу промеж глаз пудовым булыжником. За десять дней картина собрала больше 21 миллиона долларов (для создания фильма понадобилось всего 8,5 миллиона) и осталась на первом месте в хит-парадах. К утру 28 марта Тарантино уже имел “Оскара” в кармане. “Самое потрясающее из того, что произошло, это утренний сеанс в “Китайском театре Мэнна”, – говорит он, захлебываясь от восторга. – Я просто ехал мимои увидел очередь до самой стоянки машин. Люди ждали начала сеанса. Фильм длится два с половиной часа, то есть они будут там до четырех, черт, для этого они окружили здание! Я видел это, черт! – это круто! Я объездил все крупные кинотеатры, а завтра собираюсь поехать в Вэлли и Саут-Бей. Я родом оттуда и сам посмотрю, как там дела.
      Я смотрел фильм по всему этому хренову миру и все такое. Но совсем другое дело, когда фильм показывают в кинотеатре, полном народу. Абсолютно новое ощущение, не похожее ни на что. Это невероятно! Я говорил с оператором Джеймсом Картером, он снял “Один неверный шаг”. Он много толковал о реакции публики, но никогда не пробовал смотреть фильм вместе с ней. Он смотрел его с актерами и съемочной бригадой, и я сказал ему: “Ты не видел фильма. Ты не видел фильма. Посмотри его вместе со зрителями. Я смотрел его в “Филм форум”, и все от него обалдели”.
      С “Криминальным чтивом” все было в порядке. “Само удовольствие от просмотра “Чтива” вместе со зрителями, – с восторгом говорит Тарантино, позволяя себе самодовольно ухмыльнуться, – похоже на впрыскивание адреналина в кровь. Вне сравнений. Я даже ни капельки не волнуюсь. Концы не сходились с концами, пока я не увидел, что люди падают под стулья. Это на самом деле клево...”
      Возможно, объевшись сладостей с консервантами, как ребенок, и перевозбудившись от такого избытка адреналина, после которого смогла выжить только Миа Уоллес из “Криминального чтива”, Тарантино разряжал обойму с почти трогательным простодушием. Он говорил с бешеной скоростью вкалифорнийском стиле: диалоги намеренно приправлены такими словечками, как “приятель”, и “клево”, – неамериканец никогда не стал бы вставлять их в речь. Однако все поздравления приходится ограничить словами, потому что сегодня вечером Тарантино работает —играет в фильме, контракт на главную роль в котором он подписал за два дня до того, как на него свалилась “Золотая пальмовая ветвь”.
      Мы на съемках “Дестини включает радио”. Сюрреалистическая история Лас-Вегаса в постановке Джека Бэрана: любовь и деньги на кону. Это низкобюджетный независимый фильм по оригинальному сценарию Роберта Рэмси и Мэтью Стоуна. Лихо закрученный film noir, приближающийся к “Сумеречной зоне”.
      Дилан Макдермот играет роль Джулиана, заключенного, бежавшего из тюрьмы. Нэнси Трэвис – его бывшую любовницу Люсиль, певицу, у которой и личная жизнь, и карьера не удались. Джеймс Ле Гросс – в роли Гарри, бывшего сообщника Джулиана в преступлениях, который прячет украденные из банка деньги. Казалось бы, Джулиан должен спасти Люсиль, получить своюдолю наличных и укатить с красоткой в Мексику. План действий таков, но на сцене появляется мистический роковой персонаж и, в полном соответствии со своим именем – Джонни Дестини (Судьба), – начинает заправлять оркестром на свой лад.
      Роль Джонни Дестини досталась Квентину Тарантино. Как говорит Бэран, по сценарию, он – “бог с маленькой буквы”. По этому случаю “Пинк Мотель” превратился в “Мэрилин Мотель”, увенчанный огромным неоновым изображением Монро в “Синдроме седьмого года супружества”. То и дело вспыхивает ее раздувающаяся юбка, она служит маяком на много миль вокруг. Правда, на четыре ночи мотель закрыт для публики. Надпись на обшарпанной двери кабинета управляющего “Гений на месте” переправлена на “Гений вышел”. Впрочем, это предупреждение не останавливает своенравную проститутку с бульвара Сансет: она прошмыгивает под оградительную ленту, чтобы заняться своими делами с парнем из четвертого номера.
      Итак, Тарантино наносит еще один меткий удар ниже пояса по Америке, хотя, по сути, это произвело эффект разорвавшейся бомбы. “В этом есть что-то от потрясающе смешного комикса “На последнем дыхании”. Вегас потерял всякое представление об этом, – выпаливает Тарантино, забывая о том, что между предложениями не мешает делать паузы. – Перед тем как я прочел сценарий, я вспомнил о Ките Карсоне (так зовут одного из его любимых сценаристов). Мы беседовали с ним обо всем этом, и он описал персонажа, которого я должен был в конце концов сыграть, – судьбу. И он сказал мне: “Люди понимают это неправильно. Они Думают, что судьба – это то, что должно случиться. На самом деле судьба – это то, чего не должно было случиться.
      Конечно, Элвис не должен был произвести революцию в музыке. Элвис должен был стать дальнобойщиком. Это судьба привела его в студию звукозаписи. Судьба – это то, чего не должно было произойти. Бад Эббот не должен был стать членом этой замечательной группы комиков. Он должен был стать сутенером, все так, но без него Лу Кастелло не смог бы обойтись”.
      Тарантино не должен был стать одним из самых потрясающих современных режиссеров Америки, но ему подфартило. Сейчас его расхваливают все, кому не лень. Его поздравляют и актеры, и съемочная команда, все они друг за другом жмут ему руку, чмокают в щечку. Тарантино смиренно принимает похвалы и старается, чтобы его приезд не сорвал съемку очередного эпизода.
      Итак, Джулиан и Люсиль должны сделать выбор – сдаться полицейским или довериться своему загадочному другу Джонни, который, если верить этой занятной истории, попал на землю через небесные врата (на этот раз они находятся на дне бассейна “Мотеля Мэрилин”). Макдермот и Трэвис стоят во дворе мотеля, со всех сторон окруженные слепящим светом полицейских машин: от раздражения они орут друг на друга, обнимаются, а потом, как раз в тот момент, когда раздается крик полицейских “Ни с места!” и они готовятся к худшему, до них доносится голос с другой стороны бассейна. Голос, предупреждающий, что у них есть выбор. “Джулиан, ты всегда можешь уйти со мной”, – зовет Джонни Дестини, медленно раздеваясь до рубашки и трусов и собираясь возвратиться туда, откуда пришел. Аккуратно сложив свои вещи в узелок на бортике бассейна, он делает беглецам знак: все, что они должны сделать, это нырнуть на дно, довериться Судьбе и уйти с нею в иное измерение.
      Но не все происходит так сразу. Возникает ряд технических проблем. “Значит, я раздеваюсь. Потом' я буду прыгать вокруг бассейна и дрейфить”, – сообщает он оператору, чья камера настроена на то, чтобы снять, как герой ныряет на дно бассейна. Но такая перспектива не прельщает Тарантино и не внушает нервному пловцу уверенности в себе. “Там внизу лампа, и я об нее ударюсь”, – косится он на помощника режиссера, который, в свою очередь, просит водолаза укрепить раздражающий предмет оборудования. “Фильм, который убил Квентина Тарантино, – хохочет оператор Джеймс Картер. – Неплохо, правда?”
      Еще не все в порядке на площадке. Редактор напоминает, что согласно сценарию вода в бассейне должна бурлить. Тотчас в нее бросают несколько кубиков сухого льда. Через считанные секунды бассейн превращается в кипящий золотой котел, над поверхностью поднимается пар.
      “Представь, что ты просто входишь в лифт”, – дает инструкции Бэран, лаконичный в своей режиссуре. После короткой, но напряженной репетиции Тарантино готов нырнуть в первый раз. “Путь свободен... Знаете, это здорово”, – кричит он Макдермоту и Трэвис, ныряя. Несмотря на его габариты (1 м 80 см, 76 кг), брызг не так уж много.
      Когда он выбирается из бассейна, пара девушек из костюмерной закутывают его в полотенца и одеяла, чтобы он не продрог. И хотя команда убедилась, что вода не такая уж холодная, Тарантино вскоре Дрожит перед обогревателем: жесткие законы малобюджетного фильма не позволяют ему переодеться, пока не снят следующий дубль. В это время костюмер сушит его красную рубашку перед другим обогревателем, чтобы перед камерой она не выглядела чересчур мокрой.
      Первый дубль получился хорошо, для перестраховки делают еще парочку, каждый раз немного меняя текст диалогов. И после того как Тарантино ныряет в четвертый раз, в точности повторяя процедуру погружения и выныривания, режиссер говорит “снято”. Актеры и команда идут ужинать, выстраиваясь в жадную очередь перед вагончиком с провизией и не соблюдая никакой иерархии.
      Потом, после нескольких сцен с Макдермотом и Трэвис крупным планом, случается непредвиденное – начинается дождь. И это к пяти часам, когда вот-вот угрожает встать солнце и пора будет называть все это днем или утром...
      Следующей ночью, в субботу, мы опять там же, на этот раз чтобы доснять сцену. Тарантино вслух читает свою роль, в то время как Макдермот и Трэвис, решив положиться на судьбу, ныряют за ним в воду. Так как их снимают подводной камерой в напряженных условиях, они должны справиться с первого раза, что вроде бы и делают. Только указания режиссера насчет страстных объятий по мере того, как они погружаются в воду, не до конца исполнены. Похоже, все забывают – как в былые времена охоты на ведьм – о том, что люди вообще-то умеют плавать. Таким образом, когда они начинают плескаться на поверхности воды, все, включая актеров, надрываются от натужного хохота.
      Во время общего расслабления Тарантино улучает минутку, чтобы шмыгнуть к себе в номер и посмотреть “Субботний вечер в эфире” с Джоном Тра-волтой. Это хорошее шоу с короткими эпизодами, в котором Траволта, звезда вечера, забавно делится впечатлениями о Марлоне Брандо, который потряс Америку тем, что недавно появился в шоу Ларри Кинга в совершенно растрепанном виде, бормоча что-то себе под нос. Траволта пародирует абсолютно все до малейших нюансов. Получивший удовольствие Тарантино возвращается на съемочную площадку, ухмыляясь, как чеширский кот, которому только что досталась в наследство монополия на производство сливок.
      Без особой на то надобности небольшая группа актеров и членов съемочной команды, в том числе Тарантино, сбилась вокруг одного из обогревателей. Какая-то находчивая личность вытряхивает целую сумку алтея, и вскоре все, вооружившись кто вилкой, кто маленьким вертелом, кто палочкой, а кто и бог знает чем, начинают его поджаривать. “Какой желаете? – со знанием дела острит Тарантино. – Поджаренный или адски кровавый?” Под покровом ночи он может на минутку забыть о напоре масс-медиа и стать простым парнем. Зная, что вскоре съемки фильма продолжатся в Лас-Вегасе на неделю или две, он начинает излагать свою теорию игры в рулетку (“Однажды я проезжал через Вегас и вдруг решил остаться. Ну, снял номер и поставил на красное”), утверждая, что приземленный Лас-Вегас даст сто очков вперед утонченному Монте-Карло. “Можете себе представить, – хихикает Тарантино, – как Омар Шариф выигрывает и идет (громко) потрахаться...” Конечно, это тоже одна из тем его фильмов.
      Дилан Макдермот несколько неосторожно спрашивает Тарантино о французском режиссере Жан-Пьере Мелвилле, оказавшем на нашего героя большое влияние. Это срабатывает как красная тряпка на быка. За пять минут мы успеваем перейти от Жан-Люка Годара с его фильмом “На последнем дыхании” (Джек Бэран работал над американским римейком) к работам Джона By: “Трудной мишени” – “единственная классная роль Жан-Клода Ван Дамма, правда, от него это не зависит”; “Наемному убийце” – “потрясающий драматический эффект”; “Круто сваренным” – “О! Это обалденное начало”; и его самой любимой из всех – “Счастливое будущее” – “О, черт!”. Разогретый идеей о вечеринке, когда у них выдастся свободная ночь, Тарантино пытается уговорить всех пойти в ближайший бар, где “играют по-настоящему классную музыку 40-х”. Но вскоре возникают неизбежные вопросы о “Криминальном чтиве”. Он начинает в деталях объяснять, как использовал материалы из фильмотеки для сцены на дороге, снятой из заднего окошка кеба, в котором Буч Брюса Уиллиса спасается бегством после победы в бою. “Это снималось в Уилшире, – говорит он. – Вы можете разглядеть кинотеатр, там идет “Шулер” с Полом Ньюменом и Джеки Глисоном”.
      Вы понимаете, что быть просто актером, от которого ничего не требуется, кроме желания угодить' режиссеру, для него – долгожданное облегчение после колоссального напряжения в “Криминальном чтиве”. “Я хочу сказать, это страшный напряг, когда все приходится делать самому, – настаивает он. – Но потом, когда уже не работаешь, вспоминать об этом приятно”. Ему необязательно нужно было браться за эту роль, и – хотя сам он никогда в этом не признается – он бы за нее и не взялся, если бы знал, сколько ответственности ляжет на него в связи с “Криминальным чтивом”. Но ему понравился сценарий, о котором он впервые услышал около семи лет назад и который сделался почти легендой в связи с его собственным фильмом. Кроме того, Тарантино не хотел, чтобы люди забывали о том, что до того как снять “Бешеных псов”, он считал себя прежде всего актером.
      “Я соглашаюсь на все эти обалденные актерские предложения, потому что для этого мне не нужно что-то специально читать. Я всегда хотел заниматься именно этим. Это по-настоящему здорово, особенно после чего-нибудь похожего на “Чтиво”, в котором было что-то эпическое”. Так оно и есть, только эпичен в “Чтиве” был не жанр, а сама попытка осилить подобный замысел – написать сценарий, пройти через подготовительный этап, снять фильм, смонтировать его, а потом – Канны и, что еще важнее, три месяца раскрутки в масс-медиа.
      “Пресса – это все, – говорит Тарантино. – Но сейчас, когда фильм выпущен официально, я выдохся. Все это замечательно, но было очень, очень тяжело”.
      Итак, он может на время расслабиться и посмаковать новизну своего положения. Три дня назад у него был первый экранный поцелуй с Лайзой Джейн Перски (“Если бы Бонни вернулась домой в “Криминальном чтиве”, я, возможно, поцеловал бы ее”). Перски развлекает съемочную команду поддельной татуировкой с изображением Тарантино на лодыжке. “Хорош был поцелуй”, – острит она. А позавчера он впервые снимался обнаженным (абсолютно) – возносясь на облаке над бассейном (“На самом деле, это не сцена в обнаженном виде. Там ничего не видно... лучше вам ничего не видеть, ха-ха-ха”). Но, по сравнению с кипящим водоворотом “Криминального чтива”, это все – цветочки.