Глава 13

— Это сумерки, братья, это сумерки… — зловеще шептал Холмс. — Это смерть, смерть от кораллов… — Холмс смотрел мне в глаза. — Это древние песни темной реки, слушайте их! — И он захохотал. Хохот становился все громче, а Холмс исчезал все дальше и дальше в кроваво-красном тумане, окутавшем Лондон.

Внезапно я понял, что погибну — смерть была позади, неуловимая и невидимая, она была здесь, в этом тумане, в этом воздухе, которым я дышал, везде и нигде, в пустынных улицах и темных домах, в скрюченных мертвых деревьях и потухших газовых фонарях, Лондон был наполнен смертью, неотвратимой и жестокой.

— Это сумерки, — шептали чьи

Шаги сзади — да, я понял, это она, она приближается — да, вот она! — да, она, миссис Хадсон! Топор в ее руке — он занесен над моей головой, он опускается!..

— Это сумерки! — торжественно загремели голоса. — Сумерки! Сумерки! Сумерки!

— Нет! — вырвался у меня вопль ужаса. — Не

Собственный крик разбудил меня. Я лежал на кровати, обливаясь холодным потом, сжимая в руках разодранную пополам подушку.

— Холмс, — позвал я, чувствуя, как постепенно успокаивается бешено бьющееся сердце. — Холмс!

Никто не ответил. В доме стояла тишина. Я понял, что мой друг еще не вернулся.

Помотав головой, я стряхнул с себя последние остатки кошмара. И приснится же такая чертовщина! А все из

Приведя себя в порядок, я стал терпеливо дожидаться шести часов. Я знал, что если Холмс сказал, что придет в шесть, то так оно и будет.

Часов до трех я перелистывал одну из последних монографий великого сыщика, из которой узнал, что рядом со мной, оказывается, проживает крупнейший специалист по губной помаде и румянам. Косметика, однако, скоро наскучила мне, и я, отложив книгу в сторону, подошел к шкафу с пузырьками.

Похоже, Холмс изрядно потрудился ночью. Новые экспонаты были снабжены наклеечками и ярлычками с инвентарными номерами и с любовью расставлены по полкам. На одном из них гордо выделялась надпись: «Редкий пузырек времен Рамзеса IV. Найден при раскопках Фив». Походив по комнате, я от нечего делать смастерил этикетку: «Редкий пузырек времен Холмса I. Найден на свалке» и прилепил к уродливому зеленому флакону.

А стрелка часов будто застыла на четырех. Где он бродит, этот Холмс? Я повертел в руках оставленный им конверт и вновь бросил его на стол. Что он там написал? Наверняка, что-нибудь, связанное с событиями последних дней. Непонятными событиями.

Если верить Холмсу, Хьюго Блэквуд был отравлен. Кому это понадобилось? Кому был нужен немощный семидесятилетний старик? Первое подозрение, конечно, падает на того, кому это выгодно. А кому это выгодно? Само собой, Дэниелу и его жене. Но не слишком ли это просто? Сомневаюсь, что Холмс стал бы заниматься таким элементарным делом. Да и Дэниел при всех своих недостатках никак не тянет на убийцу. Леди Джейн?..

А может, дело вовсе и не в деньгах? Может быть, так: сэр Хьюго становится свидетелем какого-нибудь ужасного преступления или случайно проникает в святая святых чьей-то тщательно оберегаемой тайны, и от него пытаются избавиться? Но тогда почему это происходит только сейчас, а не семь лет назад? Поскольку, если он что-то и мог такого видеть, то лишь до того, как его разбил паралич. Нет-нет, эта версия отпадает.

Что еще? А вдруг объявился еще один претендент на наследство? Он знает, что может оспаривать часть состояния только после смерти Хьюго, который не желает считать его наследником. Это может быть, скажем, его незаконный сын. Или же другой родственник, проклятый за неведомые нам злодеяния. Но чтобы воплотить свой замысел в жизнь, таинственный убийца должен хорошо знать замок, его обитателей, привычки. Кто же это? Кто в курсе всех дел Блэквудов? Только… Только доктор Мак-Кензи! Мак… Постойте, имя неизвестного, отправившего письмо, начинается с буквы «М»!

Я вскочил с дивана. Теперь только бы не потерять нить рассуждений! Трясущейся рукой я налил стакан воды из графина, выпил и вновь уселся на диван.

Но если доктор пишет письмо, то убивал явно не он, а кто

Я почувствовал, что голова моя начинает пухнуть от всех этих рассуждений. Холмс, может, и разъяснил бы что к чему, но его все не было и не было…

Часы на стене пробили половину шестого. В окно тоскливо барабанил осенний дождь. Где-то за шкафом грустно пел свою песню сверчок.

«Ничего, ничего, — сказал я сам себе. — Он обещал быть в шесть, значит, он будет в шесть».

Но понемногу беспокойство начало овладевать мною. Я вспомнил, каким необычайно серьезным тоном произнес вчера Холмс свои последние слова. Что

Стрелки медленно приближались к шести.

«Вот сейчас, — подумал я. — Сейчас откроется дверь…»

Но дверь не открывалась. Без трех минут шесть, без двух…

Мне послышался тихий шорох на лестнице. Словно кто

Тишину разбил бой часов. Один удар, второй, третий. Четвертый, пятый. И, наконец, шестой. Долгое эхо.

Внутри у меня все похолодело. Деревянными шагами я подошел к столу, взял конверт и судорожными движениями распечатал. Из него выскользнул небольшой листок и упал на ковер. Я нагнулся, поднял его и прочитал:

Под этим неподражаемым произведением стоял размашистый автограф Холмса…

И тут — хлоп! — хлопнула входная дверь, и в комнату, запыхавшийся и мокрый, вбежал Шерлок Холмс. Увидев в моей руке верлибр, он просиял.

— Ну как, Ватсон? Я вижу, вы потрясены. Нет, не надо ничего говорить — все написано на вашем лице. Не правда ли, это великолепно?! Досадно, что я немного опоздал и не мог видеть, как вы наслаждаетесь моим шедевром! В самом деле, досадно! А я так спешил!

— Могли бы и не торопиться, — пробормотал я, сообразив, наконец, что к чему. — Мне и без вас тут…

— Вы хотите сказать, — перебил Холмс, — что истинной поэзией лучше наслаждаться в одиночестве? Хм… Да, наверное, в этом есть своя прелесть, не стану спорить… Но мы заболтались. Собирайтесь, Ватсон. Пора ехать.

— Надеюсь, не за пузырьками? — с испугом спросил я.

— Если бы! — мечтательно вздохнул Холмс. — Кстати, не забудьте взять зонт, на улице дождь.

Выйдя на улицу я обнаружил, что у подъезда стоит телега, а на ней покоится солидных размеров бочка. В телегу была впряжена тщедушная лошадка, с опаской косящаяся на громаду за своей спиной.

— Что это? — спросил я, раскрывая зонт: дождь лил, как из ведра.

— Верблюд, — сострил Холмс. — Забирайтесь наверх.

— На верблюда?

— На бочку, Ватсон! Какой вы, право, бестолковый. Да лезьте же, наконец!..

Я решил не задавать больше вопросов и, взяв зонт в зубы, полез на бочку. Она была мокрая и противная от дождя, а когда я влез наверх, то убедился, что она, вдобавок ко всему, еще и скользкая. Спереди взгромоздился Холмс с вожжами в руках. Он, как заправский извозчик, чмокнул губами, и наш странный экипаж тронулся.

Некоторое время я полулежал, обхватив мокрые бока бочки руками и ногами. Каждый ухаб, на котором подпрыгивала наша телега, выводил меня из равновесия. Зонт я выронил почти сразу, еще на Бейкер-стрит, и очень надеялся что его, может быть, подберет наш дворник. Вскоре, однако, я немного приспособился к такому способу передвижения и сел.

Холмсу же езда, казалось, вовсе не причиняет неудобств. Он устроился впереди меня, свесил ноги вниз и, не обращая внимания на дождь и удивленные взгляды редких прохожих, мурлыкал себе под нос какую

— Далеко еще? — крикнул я.

— К утру доедем! — ответил Холмс и захохотал. — Это шутка, — добавил он минуты через две. — Вот мы уже и на месте. Добро пожаловать в отель «Нортумберленд»!

— Это похоже на отель, как корова на дирижабль, — с сомнением сказал я. — Мне не раз приходилось бывать в отелях. А это… Или вы опять острите?

— Ватсон! Мы просто подъехали со двора. Парадный вход с другой стороны. Понятно вам?

И Холмс очень ловко соскочил вниз, прямо в глубокую грязную лужу, окатив меня водой с ног до головы.

— Веселей, Ватсон! Сейчас мне понадобится ваша помощь! Слезайте.

Я с трудом слез вниз и несколько раз обошел вокруг телеги, разминая затекшие ноги. Меня чрезвычайно радовало, что кроме нас на заднем дворе никого не было — я чувствовал, что с минуты на минуту великий сыщик выкинет очередной номер.

— Ватсон! — позвал меня Холмс. — Видите эту затычку? Сейчас я поднимусь на крышу и скину вам шланг. Вы выбьете затычку и вставите шланг в отверстие. Все ясно?

И Холмс, не дожидаясь моего ответа, скрылся за маленькой дверью около мусорных баков.

Через пять минут великий сыщик свесил голову с крыши и, сбросив вниз свернутый в клубок шланг, заорал:

— Держите, Ватсон!

Поймав свисающий конец шланга, я подошел к бочке и вышиб из нее затычку. Из отверстия ударила струя воды. Я с трудом впихнул туда шланг и с надеждой посмотрел наверх.

— Отлично, Ватсон! А теперь я продемонстрирую вам одно интересное явление! Сейчас я создам разрежение на моем конце шланга, и атмосферное давление погонит воду вверх!

С этими словами Холмс сунул шланг в рот и исчез за краем крыши. Послышалось странное хлюпанье, бульканье, шланг сплющился и вновь принял прежнюю форму. Я понял, что Холмс пытается всосать воду наверх, но, как видно, безуспешно.

— Ну как? — крикнул я.

— Сойдите со шланга, Ватсон! — донеслось сверху.

— Да я и не думал на него вставать! — возмутился я, незаметно делая шаг в сторону.

С крыши опять свесилась голова Холмса. Убедившись, что я сказал чистую правду, мой друг исчез и через некоторое время вновь появился во дворе.

— Неудача, — сказал он, тяжело дыша. — Я не учел сопротивление шланга. Оно слишком велико. А может быть, упало давление. — Холмс посмотрел вверх. — Антиц-ц-циклон, — добавил он с чувством.

— Что будем делать? — поинтересовался я.

— А вот что, — сказал Холмс. — Я сброшу веревку, а вы привяжете ее к бочке, вот к этим проушинам. Потом крикните мне, и я втяну ее на крышу.

Мои приготовления заняли сравнительно немного времени. Не прошло и трех минут, как я крикнул: «Тяните!» и стал с интересом наблюдать за тем, как груз медленно поднимается вверх.

Я многое отдал бы за то, чтобы увидеть лицо отца криминалистики в тот момент, когда вместо ожидаемой бочки он получил прекрасную лошадь: с оглоблями, хомутом и даже вожжами. Прошло долгих десять минут с тех пор, как благородное животное благополучно достигло крыши, а Холмс все еще не подавал признаков жизни.

Наконец, его голова вновь показалась на фоне серого неба и мрачно осведомилась:

— Что это, Ватсон?

— Верблюд, — сказал я, невинно глядя наверх.

— Нет, я вас спрашиваю, что это значит?

— А, это… — я пожал плечами. — Это шутка. Это я так шучу. Ха-ха, — подумав, добавил я.

— Прекратите ваши идиотские шутки! Мне нужна бочка! Бочка! Ясно вам?!

— Ну-ну, не переживайте так. Бросайте веревку и получайте свою бочку.

На этот раз Холмс приступил к делу лишь после того, как убедился, что получит желаемое. Веревка натянулась, бочка дрогнула, и в этот момент мне показалось, что один из узлов вот

— Подождите, Холмс! — заорал я, хватаясь за веревку. — Не тяните!

Последовал мощный рывок, и земля ушла у меня из под ног. Потеряв опору, я вместе с бочкой со всего размаха ударился о стену и завертелся, как рыба на крючке. Холмс, не услышав моего призыва — у него было свойство глохнуть, когда не надо, — продолжал свое дело с неиссякаемой энергией. Обмирая от ужаса, я попытался было крикнуть еще раз, но Холмс не слышал.

— Химеры… — доносилось до меня. — Математических таблиц… Эх, ухнем! Ух. Ух.

Вцепившись обеими руками в веревку, я с тоской наблюдал, как телега внизу становится все меньше и меньше, а я, с каждым рывком ухающего как обалдевшая сова Холмса, поднимаюсь все выше и выше. Еще несколько рывков и…

— Ватсон! Опять вы! — Холмс, мокрый, красный от напряжения, изо всех сил тащил на себя натянутую как струна веревку. — Хватит валять дурака! Влезайте сюда и помогите мне!

Я осторожно переполз на крышу. Вдвоем мы быстро выволокли эту треклятую бочку и присели отдохнуть.

— Ну, самое трудное уже позади, — провозгласил Холмс, утирая рукавом пот. — Остались пустяки. Давайте закончим с этим побыстрее.

Совместными усилиями мы подтащили бочку к слуховому окну и там завалили на бок. В руках великого сыщика появился лом. Повертев его в руках, Холмс подцепил им днище и резким движением выломал его.

Поток воды из бочки с шумом хлынул в слуховое окно. Я оторопело уставился на эту Ниагару. Сзади неслышно подошла лошадь и, положив морду мне на плечо, стала грустно смотреть на льющуюся воду.

— Ну вот и все, — с удовлетворением сказал Холмс, когда бочка опустела. — Пойдемте вниз, Ватсон.

По темной лестнице мы спустились вниз и вышли во двор. Покопавшись в соломе, устилающей дно нашей телеги, Холмс вытащил из нее две поношенные фуражки с твердыми козырьками, огромный ржавый гаечный ключ, две трубы дюймов пяти в диаметре и саквояж. Одну фуражку и трубы он сунул мне.

— Одевайте фуражку, — сказал он, нахлобучивая на голову свою, — и вперед. Делайте все как я и не задавайте глупых вопросов.

Мы вышли со двора, обошли здание и оказались у парадного подъезда. Это и в самом деле был отель «Нортумберленд». Холмс еще раз придирчиво осмотрел меня.

— Не то, Ватсон, — Холмс с сомнением подергал мой галстук. — Не то! — С этими словами он сорвал галстук и отшвырнул в сторону. — Вот теперь в самый раз.

Мы поднялись по мраморным ступеням и оказались перед роскошными резными дверями. Дорогу нам преградил важный швейцар в расшитой золотом ливрее.

— Это еще куда? — высокомерно спросил он.

— Ремонтная бригада, — дерзко ответил Холмс, глядя ему в переносицу. — «Лондонводопровод».

Глава 14

Отодвинув в сторону оторопевшего швейцара, великий сыщик гордо прошествовал внутрь. Вспомнив наставления моего друга, я перехватил поудобнее трубы и, зацепив ими швейцара, последовал за Холмсом.

Навстречу нам из

— Чем могу быть полезен, джен… Эй, Уиллби! — раздраженно крикнул он швейцару. — Ты кого пустил?

— «Лондонводопровод», — сурово отчеканил Холмс, со стуком кладя гаечный ключ на конторку. — К нам поступил сигнал, что вас заливает.

— Какой сигнал? — оторопело переспросил портье. — Как заливает?

— Очень просто, — твердо сказал Холмс. — Прорвало трубу. Вода хлещет со страшной силой. Еще немного — и вы все погибнете! — Холмс сделал страшные глаза.

— Какую трубу? — растерялся портье.

— Каминную, — пояснил я, пытаясь помочь моему другу. — Обыкновенную каминную трубу.

Холмс деревянно рассмеялся, беспокойно озираясь по сторонам. Внезапно взгляд его остановился на водопроводной трубе за спиной у портье, и лицо его осветилось.

— Вот она, — Холмс указал на нее пальцем. — Вот она!

Портье недоуменно оглянулся:

— Но она же цела!

— Цела? — Холмс хмыкнул, обошел конторку и, отстранив портье, раскрыл свой саквояж. — Он говорит, она цела, — пояснил Холмс. — Он еще скажет, что там вообще нет воды… — Великий сыщик извлек из саквояжа дрель и за несколько секунд просверлил трубу насквозь. Из отверстия забил фонтан.

— Ну вот, — с облегчением сказал Холмс. — Что и требовалось доказать. А он говорит — цела. Младший водопроводчик Ватсон, идите сюда.

Я зашел за конторку, и Холмс протянул мне гаечный ключ:

— Пошуруйте тут пока, а я поищу прокладки.

Так и не поняв толком, что же от меня хочет Холмс, я приставил к отверстию одну из своих труб и некоторое время смотрел, как вода вытекает через нее на пол. Затем я несколько раз ударил по трубе ключом.

— Ну как? — озабоченно спросил Холмс, вынимая из саквояжа кувалду.

— Мда-а-а… — протянул я. — Дело дрянь.

На лестнице скопилось человек восемь

— Спокойно! — провозгласил Холмс. — Для паники нет никаких оснований! Просим всех разойтись по комнатам, взять самое ценное, надеть спасательные пояса и через двадцать минут собраться в вестибюле.

Нельзя сказать, что заявление Холмса успокоило окружающих. Раздался истошный крик ужаса, и пожилая леди в красном платье упала в обморок. К ней тут же кинулся швейцар. «Пожар!» — завопил седобородый джентльмен в смокинге. «Тонем!» — откликнулось сразу несколько голосов.

Вода тем временем действительно прибывала.

— Без паники, господа, без паники! — Холмс постучал кувалдой по конторке. — Прошу тишины. Младший водопроводчик Ватсон, доложите обстановку.

Не растерявшись, я вытащил из кармана стетоскоп и стал дюйм за дюймом прослушивать прохудившуюся трубу.

— Симптомы опасные, — начал я, тщательно взвешивая каждое слово. — Но не безнадежные. Судя по всему, это типичный случай окклюзии митрального клапана.

— Отлично! — воскликнул Холмс. — Я буду ходатайствовать о вашем повышении.

— А мы? — в отчаянии спросил портье. — А как же мы?

— Что «мы»? — подозрительно спросил Холмс. — Вас тоже повысить? За что, позвольте спросить?

— Да нет же! Гостиница! Что будет с гостиницей?

— Ну, тут все просто, — уверенно сказал Холмс. — Она обречена.

— Боже! Как же…

— И не говорите мне ничего.

— Но… Но сделайте же что-нибудь!

— Если я сделаю вам карманный самовар, это вас удовлетворит? — осведомился Холмс.

— Какой еще самовар?!

— Какой

— Да заделайте же, наконец, эту дыру!

— И не подумаю. — Холмс демонстративно скрестил руки на груди. — Вы тут будете все ломать…

— Но вы же сами!..

— Мы? Сами? — Холмс разозлился. — Да знаете ли вы, что бы тут творилось, не сделай мы вовремя этой дыры? Вы хоть понимаете, что без нее вас уже давно не было бы в живых? И все из

Так, снабжая каждую фамилию подробным и занимательным комментарием, Холмс с головой ушел в зачитывание списка. Вода незаметно дошла мне до щиколоток, и я с ногами залез на стул, который до этого занимал портье.

— И, наконец, конечно же, Гюнтер Цуккерман из Ганновера, — переворачивая последнюю страницу, закончил Холмс свой увлекательный обзор. — Ну как мы без него! Чего ему, спрашивается, не сиделось в своем Ганновере? А? Что там у них своего водопровода нет? Отвечайте, отвечайте! — задирал он бледного как мертвец портье. — Молчите? И после этого вы хотите, чтобы я возился с трубой? А завтра эта дикая орда снова захочет немного повеселиться и вообще оторвет стояк ко всем чертям. Почему бы этим гуннам не повеселиться? Вы ведь, по-моему, так рассуждаете?

— Нет, нет, что вы! — застонал портье. — Мы! Нет! Никогда! Только…

— Что «только»?

— Только заделайте, пожалуйста, эту дыру!

— Хорошо, — Холмс недобро прищурил глаза и медленно кивнул. — Но учтите, — он сделал долгую паузу, — на самовар после этого можете не рассчитывать.

У портье был такой вид, будто его вот-вот хватит удар.

— Не упадите, — сказал Холмс. — Вы еще нужны Англии. Плывите сюда… Смелее, смелее. Теперь дайте мне вашу руку. Вот так, хорошо.

С этими словами Холмс засунул указательный палец портье в просверленное отверстие. Течь прекратилась.

— Если у тебя есть фонтан, — назидательно сказал Холмс, — заткни его. И сам тоже заткнись. Или что-то в этом роде. Я недавно где-то прочитал. Хорошо сказано. И еще. Тут в подвале должен быть вентиль. Большой, черный такой. Заверните его до упора.

— Уже можно, — подтвердил я, чтобы хоть что-то сказать. — Кризис миновал.

При гробовом молчании окружающих Холмс сложил инструменты в саквояж. По колено в воде мы пересекли холл, вышли на темную улицу и, не торопясь, двинулись вдоль темных витрин и наглухо закрытых ставнями лавок.

— Холмс, — сказал я, после непродолжительного молчания. — Можно вам задать один вопрос?

— Хоть три, — благодушно ответил Холмс.

— Ловлю вас на слове. Тогда, перво-наперво, я хотел бы узнать, какое отношение имели наши сегодняшние действия к расследованию дела Блэквуда?

— Самое непосредственное, — важно изрек Холмс. — Ваш второй вопрос, Ватсон.

— Второй? М-м… Там, в отеле, вы, ну… Вы хотели что-то узнать?

— Да! И ваш последний вопрос…

Я помолчал, совершенно сбитый с толку, потом выпалил:

— Холмс! Скажите честно: на кой черт вам понадобилось заливать чердак водой, все равно ведь, в конечном итоге, вы просверлили эту несчастную трубу?

Великий сыщик замедлил шаг, остановился и его лицо медленно расплылось в широчайшей улыбке.

— Мой милый Ватсон, — тепло, с какой-то особой задушевностью проговорил он. — Ну кто же мог знать, что там окажется труба? Нам просто повезло!.. Прошу вас, не стойте под дождем, вы можете простудиться.

Откуда-то сверху донеслось одинокое унылое ржание.

Глава 15

Утром меня разбудило сдержанное восклицание Холмса. Накинув халат, я вышел в гостиную.

Вместо ожидаемого завтрака я с изумлением обнаружил на столе огромную кучу угля. Холмс сидел рядом и, морщась как от зубной боли, засыпал угольной крошкой маленькую детскую пирамиду. Эту пирамидку Холмс приобрел как-то у старьевщика и доставал только в тех случаях, когда жизнь казалась ему особенно противной. Минута-другая созерцания пирамидки помогала ему, ненавидевшему пирамиды всеми фибрами своей души, в максимально короткие сроки прийти к заключению, что жизнь может быть еще противнее, а значит, все не так уж плохо, как кажется. После сеанса он снова прятал пирамидку в шкаф — до худших времен.

— Опять хандра? — бодро спросил я.

— Ах, отстаньте, Ватсон, без вас тошно! — раздраженно ответил Холмс и, поглядывая на хронометр, стал с нескрываемым отвращением счищать с пирамидки уголь миниатюрной деревянной лопаточкой. Затем он снова засыпал ее и снова очистил, еще раз засыпал и опять очистил, причем ненависть, с которой он проделывал эти манипуляции с каждым разом все возрастала.

— Нет, это выше моих сил! — сказал, наконец, Холмс, стиснув зубы. — Какая мерзость! Ватсон, прошу вас, попробуйте вы.

Я сел за стол и в точности повторил все действия Холмса, который тем временем отошел в угол и оттуда наблюдал за мной с хронометром в руках.

— Отлично, Ватсон, — Холмс одобрительно кивнул. — Давайте еще пару раз. Вот так, хорошо, хорошо… Ну, еще разок… Прекрасно! Прекрасно. А теперь выкиньте эту дрянь. — Холмс указал на пирамидку. — Не могу больше видеть эту гадость. Куда? Куда угодно. На улицу, в окно. Быстрее, Ватсон, меня тошнит.

После того, как пирамидка, а за ней и уголь исчезли за окном, Холмс облегченно вздохнул, вооружился счетами и углубился в сложные и запутанные расчеты.

— Ого! — вдруг сказал он. — Выходит что-то около семидесяти пяти. Да. Семьдесят четыре и шесть десятых. Почти семьдесят пять. Я имею в виду семьдесят пять минут. Значит, час с четвертью. Очень хорошо…

Холмс еще несколько раз проверил вычисления, но ошибок не обнаружил.

— Да, — сказал он, — все сходится. Час с четвертью. Ну что ж, великолепно. Теперь, Ватсон, дело за вами. Сейчас вы поедете на Чаринг-Кросский вокзал и купите нам билеты на все поезда, отправляющиеся до семи часов вечера. Станция назначения — любая, но не ближе ста миль от Лондона. С Чаринг-Кросса вы поедете на вокзал Ватерлоо и сделаете то же самое. Ну и так далее, на всех вокзалах. Только не говорите, что у вас нет денег. И возвращайтесь побыстрее, у нас еще куча дел.

«Час от часу не легче!» — подумал я.

Холмс тем временем подошел к окну, раскрыл форточку и три раза издал то, что он называл «йоркширский Ка-Эс». Не успел я одеть плащ, как в комнату ворвался грязный оборванный мальчишка. Мой друг долго шептался с ним, затем вытащил из кармана замусоленный леденец и издали показал ее оборванцу.

— О! — воскликнул малыш и потянулся за конфетой.

— Нет, Картрайт, — Холмс ловко спрятал леденец в карман. — Это после того, как все будет сделано. И не забудь предупредить остальных.

— О' кей, — кивнул мальчик и вихрем вылетел из комнаты.

Холмс удовлетворенно потер руки и тут заметил меня.

— Ватсон! — Холмс был просто поражен. — Вы еще здесь?!

В общем-то, поручение оказалось не особенно трудным. К двум часам дня я уже объездил все вокзалы, кроме Паддингтонского. На Парк-лейн я отпустил кэб, решив немного пройтись.

И тут я стал свидетелем странного зрелища. На моих глазах к джентльмену, шагавшему ярдах в двадцати впереди, незаметно пристроился мальчишка. Выверенным движением он вытащил из кармана ничего не подозревавшего джентльмена часы. Я уже было собрался поднять тревогу, как воришка что-то сделал с часами и столь же ловко положил их обратно. После этого он мелом нарисовал на спине джентльмена большой крест и скрылся в подворотне.

Я машинально сунул руку в карман и похолодел — часов не было! Проклиная все на свете, я оглянулся, но улица как вымерла. Пропажа была тем обиднее, что купил я эти часы совсем недавно.

Тяжело вздохнув, я побрел дальше по направлению к вокзалу. Внезапно я ощутил легкое прикосновение. Рука моя стремглав нырнула в карман, чтобы перехватить карманника, и — о чудо! — часы оказались на месте! Я вынул их из кармана — да, это были они, мои новые часы. Вот только… показывали они три с четвертью. На час больше, чем должны бы…

С недобрым предчувствием я свернул в ближайший двор и снял плащ. Так и есть! На спине красовался огромный белый крест. Чертыхаясь, я с трудом отчистил плащ и вновь вышел на Парк-лейн.

Ближе к вокзалу мне стало встречаться все больше и больше людей с меловыми крестами на спинах. Еще несколько раз у меня исчезали и вновь появлялись часы, уходя с каждым разом еще на один час вперед. И каждый раз после этого мне приходилось снимать плащ и счищать с него меловой крест. Купив билеты, я чуть ли не бегом устремился на Бейкер-стрит, по дороге успев, тем не менее, еще трижды почистить плащ.

Судя по моим часам, домой я добрался уже далеко за полночь, хотя солнце еще сияло вовсю.

— Ватсон, ну где вас носит? — нетерпеливо бросился ко мне Холмс. — Вы купили билеты или опять шлялись по своим пациентам? Купили? Отлично. Давайте их сюда. И заодно дайте сюда ваши часы.

Я безропотно отдал Холмсу требуемое. Великий сыщик перевел их на час вперед, после чего развернул меня к себе спиной и что-то нарисовал там.

— Ну вот, теперь все в порядке, — с удовлетворением сказал он. — Пошли.

По улицам сплошным потоком шли люди с меловыми крестами на спинах. Других уже просто не было. Складывалось впечатление, что весь Лондон одевается по какой-то новой моде.

— Все идет по плану, — сказал Холмс, довольно потирая руки. — Так, Ватсон, я вижу часы. Смотрите, что я буду делать и учитесь.

На фонарном столбе были укреплены большие часы с красивым циферблатом. Холмс, ни минуты не раздумывая, взобрался на фонарь и, ловко орудуя консервным ножом, вскрыл заднюю крышку. Покопавшись немного внутри, он спрыгнул вниз. Маленькая стрелка часов переместилась на одно деление вперед.