Глава 1

В то непогожее осеннее утро я и мой друг, мистер Шерлок Холмс, сидели в гостиной нашей старой квартиры на Бейкер-стрит и пили кофе.

Туман за окном, разыгравшийся ревматизм, а также продолжающееся вот уже который месяц вынужденное безделье настроили меня на меланхолический лад. Я сидел, мрачно уставясь в камин, и рассуждал о том, что самое время уходить на заслуженный отдых. Заслуженный отдых рисовался в розово-голубых пастельных тонах. В этом свете даже вчерашняя идея Холмса о разведении тюльпанов в Суссексе не казалась уж столь неприемлемой.

Мой друг, в отличие от меня, был бодр и энергичен. Удобно расположившись в кресле, он быстро просматривал утреннюю почту, небрежно швыряя конверты в корзинку для мусора. Внезапно он присвистнул.

— Ну и дела, Ватсон! Письмо от сэра Дэниела Блэквуда. Лю-бо-пыт-но!.. — Холмс разорвал невзрачный серый пакет, извлек письмо и углубился в чтение.

— Кто такой этот Блэквуд? — лениво спросил я, не очень-то ожидая ответа. Но ошибся.

— Блэквуд — это Блэквуд, — внушительно и как всегда исчерпывающе произнес Холмс, не отрываясь от письма. — Ватсон, он пишет, что будет у нас ровно в десять ноль-ноль… А, тут еще приписка: «Или ровно в одиннадцать ноль-ноль». Ну, что ж, — Холмс взглянул на часы. — По крайней мере в нашем распоряжении есть время, чтобы ознакомиться с утренним выпуском «Таймс». Ватсон, будьте добры, передайте газету.

Минуты две-три Холмс безмолвно шелестел страницами, но потом по укоренившейся привычке стал бормотать вслух:

— Так… Заседание парламента… Новый налог… Достали уже… Торжественная процессия… Бред какой-то… Вот. Уголовная хроника… Что там у нас?.. Хм, любопытно… Гляньте, Ватсон! Опять об этом. Вы помните нашумевшее дело начала весны?.. Ну, о похищении пирамиды? Похоже, полиция таки напала на след преступников!..

С этими словами он протянул мне газету. Весь мир вот уже полгода будоражило от беспрецедентной, не имеющей равных по наглости кражи пирамиды Хеопса. Чудо света непонятным образом было похищено прямо из-под носа у египетских колониальных властей. Разразился страшный скандал, на свет выплыло множество темных махинаций, семеро крупных чиновников предстали перед судом. Но все это ни в коей мере не способствовало поимке преступника и возвращению уникального памятника архитектуры. Казалось, великая пирамида потеряна для человечества навсегда.

И вот передо мной лежал свежий номер газеты, на последней странице которого, под броским заголовком “Кто же ее спер?” — была помещена статья. В ней «некий заслуживающего доверия фермер из Аризоны» довольно безапелляционно утверждал, что был свидетелем того, как четверо индейцев племени сиу, впрягшись в гигантскую тачку, везли пирамиду куда-то на север.

— Мне совершенно ясно одно, — сказал Холмс, задумчиво глядя в камин. — Этот заслуживающий доверия янки лжет. Нагло и, при всем при том, довольно неумело. И вы, конечно же, поняли, Ватсон, с какой целью он это делает?

— Подождите, подождите… Кажется, я начинаю что-то понимать! — пробормотал я, не понимая абсолютно ничего, кроме того, что сейчас Холмс в очередной раз выставит меня идиотом.

— Вот именно, Ватсон, вот именно! — словно угадав мои мысли, кивнул Холмс и с загадочной улыбкой стал набивать трубку.

Меня всегда восхищала гениальность этого человека, и я никогда не упускал шанса шумно ею восхититься. И было чем. Помните, как в деле с таинственным двухмесячным исчезновением лорда Харрингтона никто иной как Холмс обнаружил того спящим в винном погребе своего родового замка? Какую изобретательность пришлось проявить тогда Холмсу, чтобы разбудить спящего лорда! Какую недюжинную силу и железную волю продемонстрировал он, вытаскивая Харрингтона из подвала! И, наконец, какой блестящий ум и глубокое знание человеческой натуры позволили ему доказать леди Харрингтон, что ее муж задержался на внеочередной сессии парламента!

Холмс, безо всякого сомнения, был величайшим сыщиком нашего времени, и все очень сожалели, что он наотрез отказался от участия в розысках похищенного чуда света. Конечно, возьмись он за это дело, и преступник уже давно предстал бы перед правосудием. Но — увы. Давая интервью журналистам лондонских изданий, мой друг попытался просто и доходчиво объяснить свою позицию. Он сослался на то, что с раннего детства люто ненавидит египетские и прочие пирамиды.

От этих воспоминаний меня отвлек голос Холмса:

— Послушайте, Ватсон, держу пари, вы сегодня не брились!

— Холмс, это невозможно! — ошеломленно воскликнул я, хватаясь за свой колючий подбородок. — Вы просто чародей! Как вам это удается?..

— Нет ничего проще, — сказал Холмс, со спокойной улыбкой глядя на мое обескураженное лицо. — Многое кажется загадочным и необъяснимым до тех пор, пока человек не видит всей логической цепи рассуждений, ведущей к окончательному выводу. Ровно через минуту вы скажете, что все это до смешного просто и…

Он не успел договорить, потому что с лестницы раздался приглушенный вопль, за которым последовали шум падающего тела и звон разбитого стекла. Еще мгновение — и кто-то чертыхаясь покатился вниз по ступенькам. Я вопросительно взглянул на Холмса.

— Вывих голеностопного сустава, — хладнокровно отметил Холмс, когда шум затих. — По меньшей мере. Очень надеюсь, что это не миссис Хадсон. Завтрак не может ждать.

— Мне кажется, — робко заметил я, — что миссис Хадсон не знает таких слов…

— Заблуждение, Ватсон! Заблуждение! Женская душа — потемки! Я не устаю вам внушать эту мысль вот уже последние десять лет… Хотя, с другой стороны, — задумчиво произнес он, — вряд ли миссис Хадсон стала бы ругаться мужским голосом… Черт побери! — Холмс хлопнул себя по лбу. — Да это же Дэниел Блэквуд! Ватсон, где ваше гостеприимство? Скорее, скиньте ему костыль!

Неторопливо поднявшись, я взял из угла костыль — тот самый знаменитый костыль, которым медвежатник Джо Кентерберийский из Ист-Энда вскрыл четырнадцать сейфов Британского банка (Холмс обожал подобные сувениры), — приоткрыл дверь и пустил костыль вниз по лестнице.

— Кстати, — сказал мой друг после того, как смолкло содержательное восклицание, доказывающее, что костыль попал по адресу. — Проверим вашу наблюдательность. С какой ступени ухитрился свалиться наш гость?

— С двадцатой, — попытался угадать я.

— С пятнадцатой, — победно усмехнулся Холмс. — Именно на пятнадцатую ступеньку вы бросили вчера банановую кожуру. К тому же, там всего-то семнадцать ступенек.

В дверь осторожно постучали.

— Войдите, — величественно сказал Шерлок Холмс.

Дверь с усилием отворилась, и на пороге показался странный человек, одетый в какой-то невероятный, наводящий на мысль о старьевщике балахон мышиного цвета. Дырявая шляпа и разные башмаки на босу ногу делали образ этого неведомого старьевщика почти осязаемым. Мы переглянулись.

Длинное лошадиное лицо посетителя можно было смело назвать аристократическим — все равно в это бы никто не поверил. Глаза, смотрящие в разные стороны, были тусклыми и усталыми. Пунцовое пятно тонкого, крючковатого носа с головой выдавало пристрастия его владельца. Костыль, на который человек пытался опираться, ежесекундно грозил вырваться из его трясущихся рук. Чувствовалось, что наш гость то ли не успел, то ли счел неудобным принять достаточную дозу средства, служащего лекарством при подобного рода заболеваниях.

— Я имею честь видеть мистера Шер… лока Холмса? — не здороваясь и с некоторым усилием обратился он ко мне.

Я скромно промолчал, делая вид, что это ясно и без слов.

— Как я уже понял, — поспешил перехватить инициативу Холмс, попутно бросив на меня испепеляющий взгляд, — мы рады приветствовать сэра Дэниела Блэквуда, старшего сына досточтимого сэра Хьюго Блэквуда, более известного как лорд…

— Ни слова больше! — испуганно вскричал наш гость, впервые проявив хоть какую-то эмоцию. — Прошу вас! Тс-с-с… Конспирация, понимаете… Просто — Дэниел… Полагаюсь на вашу скромность… Я даже оделся так, по-рабочему…

— Не волнуйтесь, я свято храню тайны своих клиентов, — успокоил его Холмс. — А мой друг и помощник Ватсон, — он одарил меня ангельской улыбкой, — все равно ничего не поймет.

— Мое дело крайне запутанно, — робко начал сэр Блэквуд, с сомнением поглядев в мою сторону. — И инспектор Миллз из Скотланд-Ярда посоветовал мне обратиться к вам. Он очень высоко ценит вас и ваш дефективный метод. Помнится, он даже называл сумму…

— Дедуктивный, — поправил Холмс. — Дедуктивный метод. Старина Миллз… — Великий сыщик улыбнулся, мечтательно полузакрыв глаза. — Да, однажды мне удалось немного помочь ему… Ну-ну, продолжайте…

— Первым делом, — проговорил наш посетитель, — я должен познакомить вас с этим, — и, воровато оглянувшись, он вытащил из

— Извините, это не то, — смутился он, затем опять сунул руку за воротник своего балахона и на этот раз достал полную бутыль.

Смутившись окончательно, он страшно покраснел, зачем-то всучил мне бутылку и, задрав подол своего странного одеяния, вытащил, наконец, пыльный фолиант, размером со средний саквояж.

— Садитесь сюда, друг мой, — сказал Холмс, указывая на мое кресло. Волей-неволей мне пришлось подняться и освободить место для нашего гостя.

— О, благодарю вас, мистер Холмс! Вы так великодушны!

— Да, я знаю, мне говорили. Но не будем об этом. Перейдем к делу. Я слушаю вас. Внимательно слушаю.

— Итак, — начал мистер Блэквуд, одной рукой открывая свою инкунабулу, а второй забирая у меня бутылку. — В одна тысяча триста двадцатом году от рождества Христова граф Норфолкский, маршал Англии, сын Эдуарда Первого Английского и его второй супруги Маргариты Французской, сводный брат короля Эдуарда Второго, двоюродный брат короля Франции…

Признаюсь честно, дальнейшее я помню весьма смутно. Мне каким-то образом удалось пристроиться на маленькой скамеечке у ног Холмса, после чего я впал в прострацию, перешедшую в здоровый, крепкий сон. Вообще-то я предпочитаю не спать в первой половине дня, но порой просто не могу с собой совладать. Рассказ Дэниела странным образом преломился в моем сознании, потому что во сне мне привиделся инспектор Лейстред, сидящий верхом на козе за спиной Вильгельма Завоевателя.

Когда я проснулся, уже вечерело. За окном загорались газовые фонари. Монотонный голос Дэниела продолжал назойливо бубнить:

— …и тогда леди Мортимер, урожденная Жуанвилль, внучатая племянница сенешаля Жуанвилля, супруга Роджера Мортимера, восьмого барона Вигморского, племянника лорда Чирка, бывшего ранее наместником короля в Ирландии…

Я опять провалился в сон и на этот раз до самого утра. Разбудил меня тот же Блэквуд, с необычайным шумом захлопнувший книгу.

— Вот так они и жили, — устало сказал он и посмотрел на Холмса.

Холмс так увлекся рассказом, что со стороны мог сойти за спящего. Однако едва прозвучали последние слова Дэниела, как великий сыщик открыл глаза и произнес:

— Понимаю… понимаю… Хотя… Прочтите-ка мне еще разок, с пятой страницы по сто двадцать восьмую, а потом с двести пятнадцатой и до конца. Да, и, пожалуйста, не частите так, мой друг, помедленнее…

Едва разогнув затекшие члены, я поднялся, позавтракал и ушел, сославшись на дела, связанные с моей врачебной практикой. Целый день и всю ночь напролет я бродил по Лондону, отдыхая на скамейках, подкрепляясь в кабаках и с ужасом представляя читающего Блэквуда. Однако под утро я так сильно продрог в опустившемся на город тумане, что все же решился на возвращение.

Когда я вошел в гостиную, чтение, к моей великой радости, уже закончилось. Шерлок Холмс с аппетитом уплетал яичницу с ветчиной, которую так бесподобно готовила миссис Хадсон, а Дэниел Блэквуд голодными и печальными глазами смотрел на быстро пустеющую сковороду.

— А вот и Ватсон! — воскликнул Холмс, отрываясь от еды. — Жаль, что вы так задержались и не слышали эту воистину захватывающую историю. Ну да не печальтесь, я вам ее потом перескажу. А вам, сэр, э-э, мистер Блэквуд, я твердо обещаю распутать дело за три

— И вы вернете мои деньги? — с надеждой спросил Дэниел.

Холмс подавился. Это было что-то.

— Ка… какие деньги?! — с изумлением проговорил он, уставясь на Блэквуда.

— Как это какие? Те, которые у меня украли!

— Кто… украл?

— Вот узнать бы! — сказал Блэквуд, с надеждой глядя на Холмса.

Лоб гения криминалистики пересекла глубокая морщина.

— Так значит, у вас украли деньги?

— Именно! Они лежали в этой книге, — Дэниел похлопал по кожаному переплету, и Холмс на миг исчез в облаке пыли.

— Послушайте, — прохрипел мой друг, разгоняя пыль ладонью. — Какого же черта вы читали мне всю эту галиматью про лордов, сэров и пэров?!

— Как?! Но ведь деньги лежали именно в этой книге! — недоуменно сказал Блэквуд. — Инспектор Миллз рекомендовал мне… Он говорил, что для вас не существует мелочей…

Холмс что-то невнятно пробормотал. Его лицо было таким выразительным, что я невольно залюбовался им.

— Послушайте, Ватсон, вы что-нибудь понимаете? — спросил он, тупо уставясь на меня.

— Мне кажется, его обокрали, — сказал я, снимая плащ.

Несколько минут Холмс молчал, потом встал и подошел к Дэниелу.

— Мужайтесь, — проговорил он, положив руку на плечо Блэквуда и низко опустив голову. — Мужайтесь, мой друг. Я не стану от вас ничего скрывать. Как это ни печально… но, похоже, Ватсон прав… Кстати, какая сумма пропала?

— Пятьдесят шесть фунтов, — убитым голосом ответил Дэниел. — Стерлингов.

— Монетами или ассигнациями?

— Бумажками…

— Тогда еще не все потеряно! — с какой-то немыслимой логикой воскликнул Холмс. Затем он резко повернулся ко мне. — Зонтик и шляпу, Ватсон! Мы едем на место преступления.

Глава 2

Тот, кто хоть однажды побывал в Лондоне, знает, что такое лондонский туман. Даже если, к примеру, разогнать его зонтиком, то в лучшем случае вам посчастливится увидеть кончик собственного носа. Рассказывают, что некая юная мисс однажды потеряла в тумане цейсовский бинокль. Каково же было ее удивление, когда после двух часов бесплодных поисков, она обнаружила бинокль висящим в воздухе на уровне ее глаз — таким густым был в тот день туман. И хотя я до сих пор не могу понять, что она делала в тумане с биноклем, история эта, на мой взгляд, в общем

В то утро туман был силен как никогда. Кэб, в котором мы ехали, то и дело натыкался на фонари и ранних прохожих. Двоих мы, кажется, задавили. Вдобавок ко всему, мы заблудились и целый день мотались по лондонским улицам.

Дэниел Блэквуд обладал совершенно фантастическим даром: он чуял питейные заведения, как хорошая ищейка. Несколько раз он выскакивал из кэба и, стуча костылем, исчезал в тумане. Через некоторое время он появлялся с неизменной бутылкой виски в руках.

— Это — в медицинских целях, — пояснял он, возвращаясь из очередной экспедиции. Пустые бутылки он выбрасывал из окна, после чего до нас доносился звон разбитой посуды или чьи-то проклятия.

К замку Блэквудов или, иначе, Блэквуд-холлу, расположенному на самой окраине Лондона, мы попали только в десятом часу вечера. Да и то, как мне кажется, совершенно случайно. Кэбмен, полностью потеряв ориентацию, сбил чугунную ограду и направил экипаж прямо в массивные дубовые двери скрытого туманом строения. Двери рухнули, и мы въехали в прихожую.

— Кажется, это здесь, — сказал Холмс, разглядев под копытами лошадей табличку, на которой золотыми буквами было написано: “Сэр Хьюго Блэквуд”. — Точно, — удовлетворенно добавил он. — Интуиция никогда меня не подводила. Хотя… — Холмс замолчал, вероятно вспомнив, как неделю назад ему под видом красной икры подсунули бочонок тухлых устриц. И как он пытался заставить меня есть этих устриц, утверждая, что это все-таки икра.

Но на этот раз интуиция и впрямь не подвела великого сыщика.

— Кто там? — раздался чей-то голос, и в прихожей появился дворецкий — мрачный седой человек лет шестидесяти. Лицо его украшали заботливо расчесанные облезлые бакенбарды.

— Квентин, это я, — пробормотал Дэниел, открывая глаза.

Дворецкий обошел кэб, уставился на ручку экипажа и произнес в пространство:

— Да, сэр?

— Лошадей — на кухню. Всем — овса!.. Кэбмен пусть пожрет со слугами… Мне — пикули и бренди.

— Да, сэр. А что такое пикули?

— Ну… — пробормотал Дэниел, ерзая по сидению. — Тогда просто бренди. Чистого бренди… Кстати, — прошептал он мне на ухо, — а что такое пикули?

Я повернулся и обратился с тем же вопросом к Холмсу. Тот сделал вид, что не расслышал и выпрыгнул из кэба. Мы последовали за ним.

Как выяснилось, вместе с дверями наш экипаж снес и тонкую перегородку, отделявшую прихожую от чулана, почти все пространство которого занимал гигантский аппарат. По доносившимся из его глубин звукам и распространяющемуся аромату можно было догадаться, что внутри идет некий важный процесс. Холмс некоторое время с любопытством осматривал этого монстра, щупал змеевик, постукивал по корпусу, а потом, достав маленькую записную книжечку, стал зарисовывать заинтересовавшие его детали. Тем временем дворецкий Квентин принес на подносе высокий бокал и, ловко зачерпнув им из сверкающего медью резервуара, подал сэру Блэквуду.

— Бренди, сэр! — торжественно объявил он.

Дэниел одним глотком опорожнил бокал и тут же заметно повеселел.

— Вперед, друзья мои! — воскликнул он. — За мной!..

Сунув под мышку костыль, в котором, если признаться честно, и с самого начала не было особой надобности (но который, по-видимому, очень полюбился Дэниелу), хозяин Блэквуд-холла провел нас в большой мрачный зал, освещенный слабым огнем тлеющих в камине дров. Посреди зала стоял длинный дубовый стол, заставленный несметным количеством пустых бутылок.

— Все собираюсь сдать, — застенчиво, с какой-то милой непосредственностью сообщил Блэквуд и незаметно спрятал несколько бутылок под стол.

Мои глаза постепенно привыкали к полумраку. На высоте десяти — двенадцати футов по всему периметру зала проходила галерея с балюстрадой. Кое-где на стенах висели оленьи рога и старинные рыцарские доспехи — свидетели былой славы рода Блэквудов. В дальнем углу стоял необъятный шкаф, забитый громадными фолиантами в потрепанных переплетах. Тут и там торчали безвкусные фарфоровые статуэтки. Пол был усеян окурками, пробками и почившими тараканами. С потолка гулко капала вода, растекаясь у лестницы, ведущей на галерею, большой, бесформенной лужей. Было холодно и неуютно.

— По-видимому, это ваши предки? — осведомился Холмс, кивнув на длинный ряд портретов в массивных рамах.

— Да-да, н-настоящее шотландское в-виски, — подтвердил Дэниел, перебирая стоящие на столе бутылки.

— Великолепная работа! — восхитился Холмс, подойдя ближе к одному из портретов. — Я узнаю кисть… этого… как его… Ну, неважно… Его… — Холмс перешел к следующему портрету. — А вот Хогарт! Точно — Хогарт! Какое мастерство! Как передан взгляд, поза… Это лицо, полное аристократического достоинства… А вот еще. Взгляните, в его чертах есть нечто величественное!.. Что ни говорите, работы старых мастеров не идут ни в какое сравнение… О господи!.. А это что за гнусная ро… А, это зеркало… — Холмс смутился и замолчал.

Неожиданно за дверью послышались быстрые легкие шаги, и в зал впорхнула женщина, уже не первой молодости, но, тем не менее, еще довольно привлекательная.

— П-позвольте представить в-вам мою суп-пругу. Ее зовут Джейн, — сказал Дэниел, зачем-то пряча за спину костыль и пытаясь держаться прямо.

Холмс галантно поклонился и поцеловал руку миссис Блэквуд.

— Холмс, — представился он, — Шерлок Холмс. Весьма рад знакомству с такой очаровательной леди. А это мой друг и помощник доктор Ватсон, — Холмс попытался изящно повернуться в мою сторону, но, поскользнувшись на мокром полу, потерял равновесие и шлепнулся прямо в лужу. Я церемонно поклонился и, выпрямляясь, помог моему другу подняться.

Миссис Блэквуд с прирожденным тактом сделала вид, что не заметила падения великого сыщика.

— Я много слышала о вас, — с улыбкой сказала она. — И потому очень рада видеть вас в нашем замке. Это большая честь для нас… Дорогой! — ласково обратилась она к мужу. — Мне надо сказать тебе несколько слов наедине. Надеюсь, джентльмены извинят нас?

Еще раз улыбнувшись, миссис Блэквуд взяла мужа под руку, вывела в коридор и аккуратно прикрыла за собой дверь. Некоторое время оттуда доносилась какая-то возня, затем раздался звук сочной оплеухи и голос Дэниела: «Но — дорогая!.. Всего одна рюмочка!.. Перед ужином!…» Дальнейшие вопли сэра Блэквуда уже беспрестанно перемежались оглушительными пощечинами.

— Кажется, мы не вовремя, — заметил Холмс.

— Не обращайте внимания, джентльмены, — сказал появившийся из темноты дворецкий Квентин.

— У вас всегда так? — Холмс кивнул в сторону двери.

— Нет, что вы! — Квентин даже обиделся. — Только по вечерам. Днем хозяин в Сити, а ночью они спят.

Крики тем временем становились все громче, шум все сильнее.

— По-моему, в ход пошел костыль, — констатировал Холмс. — А жаль. Это был один из лучших моих сувениров… Что ж, придется подождать. Присядем, Ватсон.

Мы удобно расположились в креслах у камина и вытянули ноги к огню.

— Итак, что мы имеем?..

Подобные вопросы Холмса вызывали у меня чисто рефлекторную реакцию. Изобразив на лице внимание и заинтересованность, я моментально отключился. Сквозь дремоту голос Холмса едва доносился до меня.

— Деньги украли… Кто мог пойти на это? Естественно, тот, кто брал книгу в руки. Хотя… Нет, нет! Только тот, кто брал… И именно в руки…. В левую или в правую… Какая блестящая мысль!.. Круг подозреваемых сужается… Резко сужается… Можно отбросить всех безруких! Остается только выяснить, кто же посещал замок в день пропажи, и…

— В тот день к нам заходили трое!

Неожиданный крик под ухом заставил меня вздрогнуть, пробудиться и осознать, что шум за дверями стих, а мистер Блэквуд стоит за моей спиной, с трудом пытаясь сохранить вертикальное положение.

Глава 3

— Да, в тот день их было трое, — подтвердил Дэниел. Похоже, воздействие костыля произвело свой благотворный эффект. Во всяком случае, заикаться он почти перестал. — Я все отлично помню. Эта книга… Это больше, чем книга… Я каждый день брал оттуда фунтов по пять… Шесть… Семь… Раньше их там было много… много больше, — вздохнул он. — Однако — пагубная страсть… Эх, да что там говорить!.. Но самое страшное — жена узнала, откуда я беру деньги. Теперь придется покупать новую книгу… Ах, да. В тот злосчастный день, семнадцатого октября, я, как всегда, решил немного… того… подзарядиться. И — о ужас! Денег не оказалось. А мне очень хотелось. Очень. Вы представляете? Это в тот момент, когда аппарат, — Дэниел махнул рукой в сторону прихожей, — был остановлен на профилак… ик! — тический ремонт. А мне так хотелось… — Дэниел скрипнул зубами. — Представляете, Холмс? Вы берете маленькую, самую маленькую рюмочку. Наливаете на самое донышко капельку, одну капельку мятной настойки. Вдыхаете этот божественный аромат и — прислушиваясь, не идет ли жена, — залпом выпиваете бутылку! Бутылку… Бутылку надо спрятать. Вы скажете, это невозможно. Ха! Мой гений… Вот, взгляните. Как я здорово придумал! — он показал на стол. — Одной больше, одной меньше — все равно ведь никто не заметит. А закуска! Боже мой! Ведь бывает же еще и закуска!.. Почему я никогда не закусываю?.. Э-э-эх!.. — Дэниел взмахнул руками и попытался что-то сплясать.

— И все же, кто были те трое? — остановил его Холмс.

— Трое? Ха-ха-ха! Какие еще трое? А вы… А вы кто такие? Что вы делаете в моем доме?..

— Мы ищем ваши деньги, — с достоинством ответил Холмс.

— Что?! А… да. Я совсем забыл. Это бывает. Пардон. Э… У вас есть что-нибудь… э… выпить? Что? Жаль. У меня, правда, есть. — Дэниел прикрыл глаза и несколько раз удовлетворенно кивнул. — Но там, наверняка, караулит моя благоверная… Вот, вы говорите, трое… Ну да. Первым, конечно, был мой брат Грегори. Мой младший брат. Он каждый день приходит навестить нашего больного отца. Наш отец. Наш бедный отец! Он парализован уже несколько лет… Черт, ужасно хочется выпить… Мне больно видеть, как мучается этот святой человек. И ни единого стона!

Дэниел всхлипнул. Одной рукой он утирал слезы, градом катящиеся из глаз, а другой сливал остатки вина из бутылок в большую чашу для пунша.

— Помните, как гремело его имя каких

Дэниел снова сделал несколько танцевальных па, а потом во весь голос затянул «У нашей Мэри был баран», отбивая ритм костылем по бутылкам.

— Когда-то я играл на клавикордах, — с заговорщицким видом сообщил он нам. — Но это было… Это было так давно… семнадцатого октября. Черный, черный день! Я полез в книгу и не нашел денег. Это были самые настоящие фунты. Они хрустели. Хрусть-хрусть…

— Послушайте, — сказал Холмс, начиная терять терпение. — Нельзя ли покороче? Кто были остальные двое?

Внезапно Дэниел сел на пол и с видом глубокой задумчивости уставился на шкаф.

— Мой брат — порядочный человек, — снова забормотал он. — Грегори каждый день приезжает навещать папашу после службы. А служит он у Ллойда. Этот Ллойд, похоже, свой парень и денег у него до черта… Да, кстати! За братом явилась эта старая карга — леди Гудгейт. И опять целый день шепталась с моей женушкой. Гудгейт! Тьфу! Проклятие! Это все она! Ненавижу. Не-на-ви-жу!.. Кстати, вы бывали в Неаполе? Нет? И я тоже. Киньте мне спички. Спасибо. Да. Провались она пропадом. Эта Гудгейт… — Дэниел замолчал, пытаясь раскурить подобранный с пола окурок. — Эта Гудгейт… Это самое гнусное существо на свете. Она думает, что весь город поет ей фи… ди… дифирамбы, когда она кидает медяк нищему в Вестминстере. Послушать ее, так она своими подачками осчастливила половину Лондона… Да лучше бы она удавилась и осчастливила бы всю Англию! И ту часть Европы, где ее знают… А недавно из конюшни пропала оглобля. Зачем ей оглобля?! Я так и сказал этой старой карге: ”YMBOL 171 \f «Arial Cyr»«Зачем тебе оглобля, дура?» Так она, видите ли, оскорбилась. У нее еще хватило наглости отпираться! Оглоблю-то я, правда, потом нашел…

— А третий? Кто третий? — прервал я излияния мистера Блэквуда.

— Я! Я! Я буду третьим! — закричал он, шаря по карманам. — Проклятье, денег нет! Мистер Холмс! Найдите мои деньги! Во! Вспомнил! Тем вечером — представляете? — вечером! — заходил врач. Тоже, кстати, весьма подозрительная личность. Он иногда употребляет такие словечки… — Дэниел понизил голос и подозрительно осмотрелся по сторонам. — И называет это «латынь». Ну, например… Хомо, извините, сап… Нет-нет, это слишком. Я не буду. Мне просто стыдно. Такого даже от портовых грузчиков не услышишь. У меня тут рядом порт. Темза, корабли, матр-р-р-росы…

— Причем здесь матросы? — осведомился Холмс.

— И берег Англии пропал с-среди кипящих вод!.. — немелодично взревел мистер Блэквуд и с силой ударил кулаком по краю чаши для пунша. Та перевернулась, и на нас обрушился целый каскад брызг. — Это буря! Буря! Спасайтесь! В трюме течь!.. — заорал Дэниел.

— По

— Пьянству — бой! — мстительно сказал великий сыщик, и мы поспешно вскочили в кэб. — Эй, поехали! — во все горло крикнул он, с силой захлопнув дверцу. — Бейкер-стрит, 221

Лошади рванули, и наш кэб, подскочив на пороге, понесся прочь от замка.

— Мы тонем! Капитан уходит последним! Боже, храни королеву! — неслось нам вслед.

— Ну и денек! — пробормотал Холмс и, откинувшись на спинку сиденья, закурил трубку.

Глава 4

На следующий день я проснулся довольно поздно. В квартире было пусто, а у моей кровати лежала записка: «Буду к вечеру. Ш.Х.». Я скомкал записку и швырнул ее в угол.

После вчерашних похождений настроение у меня было отнюдь не радужным. Напуганные криками Холмса и Блэквуда, лошади понесли и таскали нас по всему Лондону, пока Холмс, наконец, со свойственной ему прозорливостью, не догадался выглянуть в окно. Тут-то до нас дошло, что кэбмен остался в замке и кому-то из нас придется править экипажем. Нетрудно догадаться, что именно в этот момент в голову Холмса пришла очередная потрясающая мысль. Он сказал, что его нельзя отвлекать, потому что он должен размышлять, причем, размышлять в одиночестве. Мне пришлось лезть на место кэбмена. Раза два я чуть было не сорвался с крыши и больно ушиб коленную чашечку. Править кэбом я не умел, и лошади дружно ржали над моими попытками направить их на путь истинный… В конце концов, на Пикадилли-серкус нас остановил полисмен и поинтересовался, давно ли мы из сумасшедшего дома. Холмс ответил довольно резко. Полисмен обиделся и отвел нас в участок. По счастливой случайности, там оказался наш старый знакомый, инспектор Лестрейд — он

Как я уже упомянул, в доме никого не было: видимо, Лестрейд ушел вместе с Холмсом. Выпив остывший кофе, я, от нечего делать, стал перебирать исписанные каллиграфическим почерком Холмса листки бумаги.

Это было то, что Холмс называл верлибрами. Вообще, насколько мне известно, верлибр или свободный стих не требует соблюдения рифмы или размера — что, конечно же, чрезвычайно упрощает процесс творчества. Однако Холмс считал, что этого мало. Так же свободно он обходился и со смыслом своих произведений, если только то, что они из себя представляли, вообще содержало хоть каплю смысла. Выпустив две монографии — «Сравнительная патологоанатомия верлибра» и «Верлибр как инструмент перевоспитания преступника», — Холмс возомнил себя величайшим поэтом и тонким ценителем поэзии. Не раз и не два за последние месяцы я замечал в его глазах мечтательную поволоку. В эти моменты он как сомнамбула поднимался с кресла и начинал ходить взад

Читать верлибры Холмса было почти так же мучительно. Осилив с десяток виршей, в верлибре под номером сто восемьдесят девять (Холмс нумеровал свои произведения) я наткнулся на строчку: «Ватсон, синий, как бумажная бритва…» — и понял, что поэзии на сегодня хватит. Одевшись, я вышел из дома и направился в центр.

Часа в четыре, отдохнувший и повеселевший, я неторопливо прогуливался по берегу Серпентайна в Гайд-парке. Я размышляя о том, как хорошо было бы поселиться где