Ты в этом первая причина!
      Никто от радости рассудка не имел,
      Ты только на себя вниманье обратила,
      Я угостить тебя хотел,
      А ты собой нас угостила!
      Любезная моя Аглая,
      Я вижу ангела в тебе!
      Между 1809 и 1811
      В АЛЬБОМ
      На вьюке, в тороках, цевницу я таскаю,
      Она и под локтем, она под головой;
      Меж конских ног позабываю,
      В пыли, на влаге дождевой...
      Так мне ли ударять в разлаженные струны
      И петь любовь, луну, кусты душистых роз?
      Пусть загремят войны перуны,
      Я в этой песне виртуоз!
      1811
      МОЯ ПЕСНЯ
      Я на чердак переселился:
      Жить выше, кажется, нельзя!
      С швейцаром, с кучером простился
      И повара лишился я.
      Толпе заимодавцев знаю
      И без швейцара дать ответ;
      Я сам дверь важно отворяю
      И говорю им: "Дома нет!"
      В дни праздничные для катанья
      Готов извозчик площадной,
      И будуар мой, зала, спальня
      Вместились в горнице одной.
      Гостей искусно принимаю:
      Глупцам – показываю дверь,
      На стул один – друзей сажаю,
      А миленькую... на постель.
      Мои владенья необъятны:
      В окрестностях столицы сей
      Все мызы, где собранья знатны,
      Где пир горой, толпа людей.
      Мои все радости – в стакане,
      Мой гардероб лежит в ряду,
      Богатство – в часовом кармане,
      А сад – в Таврическом саду.
      Обжоры, пьяницы! хотите
      Житье-бытье мое узнать?
      Вы слух на песнь мою склоните
      И мне старайтесь подражать.
      Я завтрак сытный получаю
      От друга, только что проснусь;
      Обедать – в гости уезжаю,
      А спать – без ужина ложусь.
      О богачи! не говорите,
      Что жизнь несчастлива моя.
      Нахальству моему простите,
      Что с вами равен счастьем я.
      Я кой-как день переживаю
      Богач роскошно год живет...
      Чем кончится? И я встречаю,
      Как миллионщик, новый год.
      1811
      1811-го ГОДУ
      Толстой* молчит! – неужто пьян?
      Неужто вновь закуролесил?
      Нет, мой любезный грубиян
      Туза бы Дризену отвесил.
      Давно б о Дризене читал;
      И битый исключен из списков
      Так, видно, он не получал
      Толстого ловких зубочистков.
      Так, видно, мой Толстой не пьян.
      1811
      * Толстой Федор Иванович (Американец) – хороший приятель Давыдова. – Прим. ред.
      К Е. Ф. С-НУ, УБЕЖДАВШЕМУ МЕНЯ НАПИСАТЬ ЕМУ ЧТО-НИБУДЬ
      Рушитель лености моей,
      Оставь дремать меня в покое
      Среди моих беспечных дней;
      Позволь мне время золотое
      Заботами не возмущать!
      Я славы не хочу искать;
      Хочу покоиться всечасно,
      Лежа в постеле, размышлять
      И век лениться сладострастно!
      1813
      В. А. ЖУКОВСКОМУ
      Жуковский, милый друг! Долг красен платежом:
      Я прочитал стихи, тобой мне посвященны;
      Теперь прочти мои, биваком окуренны
      И спрысканны вином!
      Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою,
      До стоп ли было мне?..
      .........................................
      Но и в грозах войны, еще на поле бранном,
      Когда погас российский стан,
      Тебя приветствовал с огромнейшим стаканом
      Кочующий в степях нахальный партизан!
      1814
      К МОЕЙ ПУСТЫНЕ
      Пустыня тихая, сует уединенна,
      В тебе я позабыл все горести мои!
      Но будь ты на холмах Аи,
      Тогда была бы совершенна!
      1814
      * * *
      Гераков! прочитал твое я сочиненье,
      Оно утешило мое уединенье;
      Я несколько часов им душу восхищал:
      Приятно видеть в нем, что сердцу благородно,
      Что пылкий дух любви к отечеству внушал,
      Ты чтишь отечество, и русскому то сродно:
      Он ею славу, честь, бессмертие достал.
      1814
      ЭЛЕГИЯ I
      Возьмите меч – я недостоин брани!
      Сорвите лавр с чела – он страстью помрачен!
      О боги Пафоса, окуйте мощны длани
      И робким пленником в постыдный риньте плен!
      Я – ваш! И кто не воспылает!
      Кому не пишется любовью приговор,
      Как длинные она ресницы подымает,
      И пышет страстью взор!
      Когда харитой улыбнется,
      Или в ночной тиши
      Воздушным призраком несется,
      Иль, непреклонная, над чувствами смеется
      Обуреваемой души!
      О вы, которые здесь прелестьми гордитесь!
      Не вам уж более покорствует любовь,
      Взгляните на нее и сердцем содрогнитесь:
      Она – владычица и смертных и богов!
      Ах! пусть бог Фракии мне срамом угрожает
      И, потрясая лавр, манит еще к боям,
      Воспитанник побед прах ног ее лобзает
      И говорит прости! торжественным венкам...
      Но кто сей юноша блаженный,
      Который будет пить дыханье воспаленно
      На тающих устах,
      Познает мленье чувств в потупленных очах...
      И на груди ее воздремлет утомленный?
      Чего ему тогда останется желать?
      Чего искать ему? – он все уже имеет!
      Он выше всех царей достоин восседать!
      Он бог, пред коим мир, склонясь, благоговеет!
      1805-1814
      ЭЛЕГИЯ II
      Пусть бога-мстителя могучая рука
      На теме острых скал, под вечными снегами,
      За ребра прикует чугунными цепями
      Того, кто изобрел ревнивого замка
      Закрепы звучные и тяжкими вратами,
      За хладными стенами,
      Красавиц заточил в презрении к богам!
      Где ты, рожденная к восторгам, торжествам,
      И к радостям сердец, и к счастью юной страсти,
      Где ты скрываешься во цвете ранних лет,
      Ты, дева горести, воспитанница бед,
      Смиренная раба неумолимой власти!
      Увижу ли тебя, услышу ль голос твой?
      И долго ль в мрачности ночной
      Мне с думой горестной, с душой осиротелой
      Бродить вокруг обители твоей,
      Угадывать окно, где ты томишься в ней,
      Меж тем как снежный вихрь крутит среди полей
      И свищет резкий ветр в власах оледенелых!
      Ах! может быть, к окну влекомая судьбой
      Или предчувствием каким неизъяснимым,
      Ты крадешься к нему, когда мучитель твой,
      Стан гибкий обхватя, насильственной рукой
      Бросает трепетну к подругам торопливым!
      Восстань, о бог богов! Да пламенной рекой
      Твой гнев жестокой и правдивой
      Обрушится с небес на зданье горделиво,
      Темницу адскую невинности младой;
      И над строптивою преступника главой
      Перуны ярые со треском разразятся!
      Тот, кто осмелится бесчувственно касаться
      До юных прелестей красавицы моей,
      Тот в буйной дерзости своей
      И лик священный твой повергнет раздробленный,
      И рушит алтари, тебе сооруженны!
      А ты, любимица богов,
      Ты бедствий не страшись – невидимый покров
      Приосенит тебя от бури разъяренной,
      Твой спутник – бог любви: стезею потаенной
      Он провести прекрасную готов
      От ложи горести до ложа наслажденья...
      О, не чуждайся ты благого поученья
      Бессмертного вождя! Учись во тьме ночной,
      Как между стражами украдкой пробираться,
      Как мягкою стопой чуть до полу касаться
      И ощупью идти по лестнице крутой;
      Дерзай! Я жду тебя, кипящий нетерпеньем!
      Тебе ль, тебе ль платить обидным подозреньем
      Владыке благ земных? Ты вспомни, сколько раз
      От бдительных моих и ненасытных глаз
      Твой аргус в трепетном смущенье
      Тебя с угрозой похищал
      И тайным влек путем обратно в заточенье!..
      Все тщетно! Я ему стезю пересекал.
      Крылатый проводник меня предупреждал
      И путь указывал мне прежде неизвестный.
      Решись без робости, о сердца друг прелестный!
      Не медли: полночь бьет,
      И угасающи лампады закурились,
      И стражи грозные во мраке усыпились...
      И руку бог любви прекрасной подает!
      1805-1814
      * * *
      Ахтырские гусары,
      О храбрые друзья!
      Простите! – на удары
      И бранные пожары
      Ходить не буду я!
      Довольно пламень ярый
      ".........................."
      Вот кивер мой
      Примите от меня
      ...............................
      1815
      ЭЛЕГИЯ III
      О милый друг, оставь угадывать других
      Предмет, сомнительный для них,
      Тех песней пламенных, в которых, восхищенный
      Я прославлял любовь, любовью распаленный!
      Пусть ищут, для кого я в лиру ударял,
      Когда поэтов в хоре
      Российской Терпсихоре
      Восторги посвящал!
      Но ты не в заблужденье,
      Кого в воображенье
      Я розами венчал,
      Чьи длинные ресницы
      Звук стройныя цевницы
      Потомству предавал!
      И мне ли огнь желанья
      В других воспламенять,
      Мне ль нового искать
      В любви очарованья?
      Я страстен лишь тобой!..
      Под именем другой
      Тебя лишь славят струны,
      И для тебя одной
      Бросаю в вражий строй
      Разящие перуны!
      Восторгом упоен,
      Века предупреждаю
      И, миртом осенен,
      Бессмертие вкушаю.
      1815
      ДРУГУ-ПОВЕСЕ*
      Болтун красноречивый,
      Повеса дорогой!
      Оставим свет шумливый
      С беспутной суетой.
      Пусть радости игривы,
      Амуры шаловливы,
      И важных муз синклит,
      И троица харит
      Украсят день счастливый!
      Друг милый, вечерком
      Хоть на часок покинем
      Вельмож докучный дом
      И к камельку подвинем
      Диваны со столом,
      Плодами и вином
      Роскошно покровенным
      И гордо отягченным
      Страсбургским пирогом.
      К нам созван круг желанный
      Отличных сорванцов,
      И, плющем увенчанны,
      Владельцы острых слов.
      Мы Вакховых даров
      Потянем сок избранный!
      Прошу тебя забыть
      Нахальную уловку,
      И крепс, и понтировку,
      И страсть людей губить,
      А лучше пригласить
      Изменницу, плутовку,
      Которую любить
      До завтра, может быть,
      Вчера ты обещался.
      Проведавши мой зов,
      На пир ко мне назвался
      Эрот, сей бог богов.
      Веселых шалунов
      Любимец и любитель,
      Мой грозный повелитель
      До сребряных власов.
      Я место назначаю
      Почетное ему,
      По сану и уму:
      Прекрасного сажаю
      Близ гостьи молодой
      И тяжкий кубок мой
      Чете препоручаю.
      И пробка полетит
      До потолка стрелою,
      И пена зашумит
      Сребристою струею
      Под розовой рукою
      Резвейших из харит!
      Так время пробежит
      Меж радостей небесных,
      А чтоб хмельнее быть,
      Давай здоровье пить
      Всех ветрениц известных!
      1815
      * Обращено к Ф. И. Толстому. – Прим. ред.
      ПЕСНЯ
      Я люблю кровавый бой,
      Я рожден для службы царской!
      Сабля, водка, конь гусарской,
      С вами век мне золотой!
      Я люблю кровавый бой,
      Я рожден для службы царской!
      За тебя на черта рад,
      Наша матушка Россия!
      Пусть французишки гнилые
      К нам пожалуют назад!
      За тебя на черта рад,
      Наша матушка Россия!
      Станем, братцы, вечно жить
      Вкруг огней, под шалашами,
      Днем – рубиться молодцами,
      Вечерком – горелку пить!
      Станем, братцы, вечно жить
      Вкруг огней, под шалашами!
      О, как страшно смерть встречать
      На постеле господином,
      Ждать конца под балдахином
      И всечасно умирать!
      О, как страшно смерть встречать
      На постеле господином!
      То ли дело средь мечей!
      Там о славе лишь мечтаешь,
      Смерти в когти попадаешь,
      И не думая о ней!
      То ли дело средь мечей:
      Там о славе лишь мечтаешь!
      Я люблю кровавый бой,
      Я рожден для службы царской!
      Сабля, водка, конь гусарской,
      С вами век мне золотой!
      Я люблю кровавый бой,
      Я рожден для службы царской!
      1815
      ОТВЕТ НА ВЫЗОВ НАПИСАТЬ СТИХИ
      Вы хотите, чтоб стихами
      Я опять заговорил,
      Но чтоб новыми стезями
      Верх Парнаса находил:
      Чтобы славил нежны розы,
      Верность женския любви,
      Где трескучие морозы
      И кокетства лишь одни!
      Чтоб при ташке в доломане*
      Посошок в руке держал
      И при грозном барабане
      Чтоб минором воспевал.
      Неужель любить не можно,
      Чтоб стихами не писать?
      И, любя, ужели должно
      Чувства в рифмы оковать?
      По кадансу кто вздыхает,
      Кто любовь в цветущий век
      Лишь на стопы размеряет,
      Тот – прежалкий человек!
      Он влюбился – и поспешно
      Славит милую свою;
      Возрыдая безутешно,
      Говорит в стихах: "Пою!"
      От парнасского паренья
      Беспокойной головы
      Скажет также, без сомненья,
      И жестокая: "Увы!"
      Я поэзией небесной
      Был когда-то вдохновен.
      Дар божественный, чудесный,
      Я навек тебя лишен!
      Лизой душу занимая,
      Мне ли рифмы набирать!
      Ах, где есть любовь прямая,
      Там стихи не говорят!..
      1816
      *Доломан- гусарская куртка, на которую накидывается ментик. – Прим. ред.
      ПОЭТИЧЕСКАЯ ЖЕНЩИНА
      Что она? – Порыв, смятенье,
      И холодность, и восторг,
      И отпор, и увлеченье,
      Смех и слезы, черт и Бог,
      Пыл полуденного лета,
      Урагана красота,
      Исступленного поэта
      Беспокойная мечта!
      С нею дружба – упоенье...
      Но спаси, Создатель, с ней
      От любовного сношенья
      И таинственных связей!
      Огненна, славолюбива,
      Я ручаюсь, что она
      Неотвязчива, ревнива,
      Как законная жена!
      1816
      ЭЛЕГИЯ IV
      В ужасах войны кровавой
      Я опасности искал,
      Я горел бессмертной славой,
      Разрушением дышал;
      И, в безумстве упоенный
      Чадом славы бранных дел,
      Посреди грозы военной
      Счастие найти хотел!..
      Но, судьбой гонимый вечно,
      Счастья нет! подумал я...
      Друг мой милый, друг сердечный,
      Я тогда не знал тебя!
      Ах, пускай герой стремится
      За блистательной мечтой
      И через кровавый бой
      Свежим лавром осенится...
      О мой милый друг! с тобой
      Не хочу высоких званий,
      И мечты завоеваний
      Не тревожат мой покой!
      Но коль враг ожесточенный
      Нам дерзнет противустать,
      Первый долг мой, долг священный
      Вновь за родину восстать;
      Друг твой в поле появится,
      Еще саблею блеснет,
      Или в лаврах возвратится,
      Иль на лаврах мертв падет!..
      Полумертвый, не престану
      Биться с храбрыми в ряду,
      В память Лизу приведу...
      Встрепенусь, забуду рану,
      За тебя еще восстану
      И другую смерть найду!
      1816
      ЭЛЕГИЯ V
      Все тихо! и заря багряною стопой
      По синеве небес безмолвно пробежала...
      И мгла, что гор хребты и рощи покрывала,
      Волнуясь, стелется туманною рекой
      По лугу пестрому и ниве молодой.
      Блаженные часы! Весь мир в отдохновенье!
      Еще зефиры спят на дремлющих листах,
      Еще пернатые покоятся в кустах,
      И все безмолвствует в моем уединенье...
      Но, боги! Неужель вы с мира тишиной
      И чувств души моей порывы усмирили?
      Ужели и во мне господствует покой?..
      Уже, о счастие! не вижу пред собой
      Я призрак грозный, вечно милый,
      Которого нигде мой взор не покидал...
      Нигде! ни в шумной сече боя,
      Ни в бранных игрищах военного покоя!..
      О ты, что я в тоске на помощь призывал,
      Бесчувствие! О дар рассудка драгоценный,
      Ты, вняв мольбе моей смиренной,
      Нисходишь наконец спасителем моим.
      Я погибал... Тобой одним
      Достигнул берега, и с мирныя вершины
      Смотрю бестрепетно, грозою невредим,
      На шумные валы бездонныя пучины!..
      А ты, с кем некогда делился я душой
      И кем душа моя в мученьях истощилась...
      Утешься: ты забыта мной!..
      Но, ах, почто слезой ланита окропилась?
      О слезы пламенны, теките! Я свои
      Минуты радости от сих минут считаю
      И вас не от любви,
      Но от блаженства проливаю!
      1816
      ЭЛЕГИЯ VI
      О ты, смущенная присутствием моим,
      Спокойся: я бегу в пределы отдаленны!
      Пусть избранный тобой вкушает дни блаженны,
      Пока судьбой храним.
      Но, ах! Не мысли ты, чтоб новые восторги
      И спутник счастливый твоих весенних дней
      Изгладили меня из памяти твоей!..
      О нет! Есть суд небес и справедливы боги!
      Душевны радости, делимые со мной,
      Воспоминания протекших упований
      И сладкие часы забвенья и мечтаний,
      И я, я сам явлюсь тревожить твой покой!
      Но уж не в виде том, как в дни мои счастливы,
      Когда – смущенный, торопливый
      Я плакал без укор, без гнева угрожал
      И за вину твою – любовник боязливый
      Себе у ног твоих прощения искал!
      Нет, нет! Явлюсь опять, но как посланник мщенья,
      Но как каратель преступленья,
      Свиреп, неумолим везде перед тобой:
      И среди общества блистательного круга,
      И средь семьи твоей, где ты цветешь душой,
      В уединении, в объятиях супруга,
      Везде, везде в твоих очах
      Грозящим призраком, с упреком на устах!
      Но нет!.. О, гнев меня к упрекам не принудит:
      Чья мертвая душа тобой оживлена,
      Тот благости твои век, век не позабудет!
      Его богам молитва лишь одна:
      Да будет счастлива она!..
      Но вряд ли счастие твоим уделом будет!
      1816
      ВОЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД ИЗ ПАРНИ
      Сижу на берегу потока, Бор дремлет в сумраке; все спит вокруг, а я Сижу на берегу – и мыслию далеко, Там, там... где жизнь моя!.. И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока, Снедаем ревностью, задумчив, молчалив... Не торжествуй еще, о ты, любимец рока! Ты счастлив – но я жив... И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока... Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг... И точно ль он любим? – ах, эта мысль жестока!.. Кипит отмщеньем дух, И меч в руке моей мутит струи потока.
      1817
      ЛОГИКА ПЬЯНОГО
      Под вечерок Хрунов из кабачка Совы,
      Бог ведает куда, по стенке пробирался;
      Шел, шел и рухнулся. Народ расхохотался.
      Чему бы, кажется? Но люди таковы!
      Однако ж кто-то из толпы
      Почтенный человек! – помог ему подняться
      И говорит: "Дружок, чтоб впредь не спотыкаться,
      Тебе не надо пить..."
      "Эх, братец! все не то: не надо мне ходить!"
      1817
      НА МОНУМЕНТ ПОЖАРСКОГО
      Так правосудная Россия награждает!
      О зависть, содрогнись, сколь бренен твой оплот!
      Пожарский оживает
      Смоленский оживет!
      1817
      НЕВЕРНОЙ
      Неужто думаете вы,
      Что я слезами обливаюсь,
      Как бешеный кричу: увы!
      И от измены изменяюсь?
      Я тот же атеист в любви,
      Как был и буду, уверяю;
      И чем рвать волосы свои,
      Я ваши – к вам же отсылаю.
      А чтоб впоследствии не быть
      Перед наследником в ответе,
      Все ваши клятвы: век любить
      Ему послал по эстафете.
      Простите! Право, виноват!
      Но если б знали, как я рад
      Моей отставке благодатной!
      Теперь спокойно ночи сплю,
      Спокойно ем, спокойно пью
      И посреди собратьи ратной
      Вновь славу и вино пою.
      Чем чахнуть от любви унылой,
      Ах, что здоровей может быть,
      Как подписать отставку милой
      Или отставку получить!
      1817
      ПЕСНЯ СТАРОГО ГУСАРА
      Где друзья минувших лет,
      Где гусары коренные,
      Председатели бесед,
      Собутыльники седые?
      Деды, помню вас и я,
      Испивающих ковшами
      И сидящих вкруг огня
      С красно-сизыми носами!
      На затылке кивера
      Доломаны до колена,
      Сабли, ташки у бедра,
      И диваном – кипа сена.
      Трубки черные в зубах;
      Все безмолвны, дым гуляет
      На закрученных висках
      И усы перебегает.
      Ни полслова... Дым столбом...
      Ни полслова... Все мертвецки
      Пьют и, преклонясь челом,
      Засыпают молодецки.
      Но едва проглянет день,
      Каждый по полю порхает;
      Кивер зверски набекрень,
      Ментик с вихрями играет.
      Конь кипит под седоком,
      Сабля свищет, враг валится.
      Бой умолк, и вечерком
      Снова ковшик шевелится.
      А теперь что вижу?
      Страх! И гусары в модном свете,
      В вицмундирах, в башмаках,
      Вальсируют на паркете!
      Говорят, умней они...
      Но что слышим от любого?
      Жомини да Жомини!*
      А об водке – ни полслова!
      Где друзья минувших лет,
      Где гусары коренные,
      Председатели бесед,
      Собутыльники седые?
      1817
      * Жомини Антуан Анри (1779-1869) – военный теоретик и историк. – Прим. ред.
      ЭЛЕГИЯ VII
      Нет! полно пробегать с улыбкою любви
      Перстами легкими цевницу золотую:
      Пускай другой поет и радости свои,
      И жизни счастливой подругу дорогую...
      Я одинок – как цвет степей,
      Когда, колеблемый грозой освирепелой,
      Он клонится к земле главой осиротелой
      И блекнет средь цветущих дней!
      О боги, мне ль сносить измену надлежало!
      Как я любил! – В те красные лета,
      Когда к рассеянью все сердце увлекало,
      Везде одна мечта,
      Одно желание меня одушевляло.
      Все чувство бытия лишь ей принадлежало!
      О Лиза! сколько раз на Марсовых полях,
      Среди грозы боев я, презирая страх,
      С воспламененною душою
      Тебя, как Бога, призывал
      И в пыл сраженья мчал
      Крылатые полки железною стеною!..
      Кто понуждал меня, скажи,
      От жизни радостной на жадну смерть стремиться?
      Одно, одно мечтание души,
      Что славы луч моей на милой отразится,
      Что, может быть, венок, приобретенный мной
      В боях мечом нетерпеливым,
      Покроет лавром горделивым
      Чело стыдливое подруги молодой!
      Не я ли, вдохновен, касался струн согласных
      И пел прекрасную!.. Еще Москва полна
      Моих, в стихах, восторгов страстных;
      И если ты еще толпой окружена
      Соперниц, завистью смущенных,
      И милых юношей, любовью упоенных,
      Неблагодарная! не мне ль одолжена
      Ты торжеством своим?.. Пусть пламень пожирает,
      Пусть шумная волна навеки поглощает
      Стихи, которыми я Лизу прославлял!..
      Но нет! Изменницу весь мир давно узнал,
      Бессмертие ее уделом остается:
      Забудут, что покой я ею потерял,
      И до конца веков, средь плесков и похвал,
      Неверной имя пронесется!
      А я? – Мой жребий: пасть в боях
      Мечом победы пораженным:
      И, может быть, врагом влеченным на полях,
      Чертить кремнистый путь челом окровавленным...
      Так! Я паду в стране чужой,
      Далеко родины, изгнанником невинным;
      Никто не окропит холодный труп слезой...
      И разбросает ветр мой прах с песком пустынным!
      1817
      ЭЛЕГИЯ VIII
      О, пощади! Зачем волшебство ласк и слов,
      Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокой,
      Зачем скользит небережно покров
      С плеч белых и с груди высокой?
      О, пощади! Я гибну без того,
      Я замираю, я немею
      При легком шорохе прихода твоего;
      Я, звуку слов твоих внимая, цепенею;
      Но ты вошла... и дрожь любви,
      И смерть, и жизнь, и бешенство желанья
      Бегут по вспыхнувшей крови,
      И разрывается дыханье!
      С тобой летят, летят часы,
      Язык безмолвствует... одни мечты и грезы,
      И мука сладкая, и восхищенья слезы...
      И взор впился в твои красы,
      Как жадная пчела в листок весенней розы.
      1817
      ЭЛЕГИЯ IX
      Два раза я вам руку жал;
      Два раза молча вы любовию вздохнули...
      И девственный огонь ланиты пробежал,
      И в пламенной слезе ресницы потонули!
      Неужто я любим? – Мой друг, мой юный друг,
      О, усмири последним увереньем
      Еще колеблемый сомненьем
      Мой пылкий, беспокойный дух!
      Скажи, что сердца ты познала цену мною,
      Что первого к любви биения его
      Я был виновником!.. Не надо ничего
      Ни рая, ни земли! Мой рай найду с тобою.
      ......................................
      Погибните навек, мечты предрассуждений,
      И ты, причина заблуждений,
      Чад упоительный и славы и побед!
      В уединении спокойный домосед
      И мирный семьянин, не постыжусь порою
      Поднять смиренный плуг солдатскою рукою
      Иль, поселян в кругу, в день летний, золотой
      Взмахнуть среди лугов железною косой.
      Но с кем сравню себя, как, в поле утомленный,
      Я возвращусь под кров, дубами осененный,
      Увижу юную подругу пред собой
      С плодами зрелыми, с водою ключевой
      И с соком пенистым донского винограда.
      Когда вечерние часы – трудов отрада
      На ложе радости. ....................
      .....................................
      .....................................
      Я часто говорю, печальный, сам с собою:
      О, сбудется ль когда мечтаемое мною?
      Иль я определен в мятежной жизни сей
      Не слышать отзыва нигде душе моей!
      1817
      РЕШИТЕЛЬНЫЕ ВЕЧЕР
      Сегодня вечером увижусь я с тобою,
      Сегодня вечером решится жребий мой,
      Сегодня получу желаемое мною
      Иль абшид* на покой!
      А завтра – черт возьми! – как зюзя натянуся,
      На тройке ухарской стрелою полечу;
      Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
      И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
      Но если счастие назначено судьбою
      Тому, кто целый век со счастьем незнаком,
      Тогда... о, и тогда напьюсь свинья свиньею
      И с радости пропью прогоны с кошельком!
      1818
      * Абшид- отставка. – Прим. ред.
      ЛИСТОК
      Листок иссохший, одинокой,
      Пролетный гость степи широкой,
      Куда твой путь, голубчик мой?
      "Как знать мне! Налетели тучи,
      И дуб родимый, дуб могучий
      Сломили вихрем и грозой.
      С тех пор, игралище Борея,
      Не сетуя и не робея,
      Ношусь я, странник кочевой,
      Из края в край земли чужой:
      Несусь, куда несет суровый,
      Всему неизбежимый рок,
      Куда летит и лист лавровый
      И легкий розовый листок!"
      Конец 1810-х – начало 1820-х гг.
      БОГОМОЛКА
      Кто знает нашу богомолку,
      Тот с ней узнал наедине,
      Что взор плутовки втихомолку
      Поет акафист* сатане.
      Как сладко с ней играть глазами,
      Ниц падая перед крестом,
      И окаянными словами
      Перерывать ее псалом!
      О, как люблю ее ворчанье:
      На языке ее всегда
      Отказ идет как обещанье
      Нет на словах, на деле да.
      И, грешница, всегда сначала
      Она завопит горячо:
      "О, варвар! изверг! я пропала!",
      А после: "Милый друг, еще..."
      Конец 1810-х – начало 1820-х гг.
      * Восхваление. – Прим. ред.
      * * *
      Счастлив, кто заплатил щедротой за щедроту,
      Счастливей, кто расквасил харю Роту*.
      1820-е гг.
      * Рот Логин Осипович (1780-1851) – генерал, командир 3-й гренадерской дивизии, отличавшийся жестокостью и несправедливостью. – Прим. ред.
      ГУСАР
      Напрасно думаете вы,
      Чтобы гусар, питомец славы,
      Любил лишь только бой кровавый
      И был отступником любви.
      Амур не вечно пастушком
      В свирель без умолка играет:
      Он часто, скучив посошком,
      С гусарской саблею гуляет;
      Он часто храбрости огонь
      Любовным пламенем питает
      И тем милей бывает он!
      Он часто с грозным барабаном
      Мешает звук любовных слов;
      Он так и нам под доломаном
      Вселяет зверство и любовь.
      В нас сердце не всегда желает
      Услышать стон, увидеть бой...
      Ах, часто и гусар вздыхает,
      И в кивере его весной
      Голубка гнездышко свивает...
      1822
      ЭПИТАФИЯ
      Под камнем сим лежит Мосальский* тощий:
      Он весь был в немощи – теперь попал он в мощи.
      1822
      * Князь Кольцов-Мосальский А. А. (ум. 1843) – московский сенатор. – Прим. ред.
      ВЕЧЕР В ИЮНЕ
      Томительный, палящий день
      Сгорел; полупрозрачна тень
      Немого сумрака приосеняла дали.
      Зарницы бегали за синею горой,
      И, окропленные росой,
      Луга и лес благоухали.
      Луна во всей красе плыла на высоту,
      Таинственным лучом мечтания питая,
      И, преклонясь к лавровому кусту,
      Дышала роза молодая.
      1826
      ОТВЕТ
      Я не поэт, я – партизан, казак.
      Я иногда бывал на Пинде, но наскоком,
      И беззаботно, кое-как,
      Раскидывал перед Кастальским током
      Мой независимый бивак.
      Нет, не наезднику пристало
      Петь, в креслах развалясь, лень, негу и покой.
      Пусть грянет Русь военною грозой
      Я в этой песни запевало!
      1826
      ПАРТИЗАН
      Отрывок
      Умолкнул бой. Ночная тень
      Москвы окрестность покрывает;
      Вдали Кутузова курень
      Один, как звездочка, сверкает.
      Громада войск во тьме кипит,
      И над пылающей Москвою
      Багрово зарево лежит