Глава №22

Сугубо научная.

В ней разъясняется, что означают первые четыре буквы в слове «ПЕРЕвоспитание».

Носилки, на которых гордо лежал возомнивший себя выдающимся человеком Толик Прутиков, несли два санитара.

– Здоров парень с виду, – сказал один из них, – а лёгок. Чем это вы его выкармливали?

– Болезнь это, – грустно ответил папа Юрий Анатольевич. – А ест он в обыкновенных количествах самую обыкновенную пищу.

– Я не больной, – важно возразил Толик, – я выдающийся.

– Выдающийся?! – удивился старший санитар Тимофей Игнатьевич. – Чем выдающийся? Толстота твоя пустая какая-то. Дутыш ты, что ли?

Толик покраснел от возмущения, проговорил с сожалением:

– Взрослые люди, а разговоры неумные, детские. Санитары чуть носилки не выронили, а Юрий Анатольевич попросил:

– Не сердите его. Молчите.

– Он что, сильно умный? – спросил санитар.

– Считает себя умным. Болезнь это такая. Психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз

быстро осмотрел Толика, снял очки, долго протирал их в задумчивости, потом водрузил их на переносицу и спросил:

– Значит, днём вот такой, а ночью худеет?.. Прелюбопытно! А вес нормальный?

– Нормальный, – ответил старший санитар Тимофей Игнатьевич. – Воздуху он, видать, наглотался. А обратно выпустить не может или не хочет.

– Попросите санитаров удалиться, – морщась, сказал Толик, – они действуют мне на нервы.

Моисей Григорьевич отпустил санитаров и предложил:

– Расскажи мне о себе. Что с тобой произошло?

– Вы не знаете? – обиженно удивился Толик. – Всем должно быть известно о моём подвиге, а, оказывается, почти никто и не знает! Ведь я же смело и отважно задержал иностранного агента!

– Правда, правда, – скорбно подтвердил Юрий Анатольевич.

– Этого я как раз и опасался! – в волнении воскликнул Моисей Григорьевич. – Продолжай, мальчик. Я очень внимательно тебя слушаю, боясь пропустить хотя бы одно слово.

– Вот это правильно! – И на глазах психоневропатолога Толик ещё немного потолстел. – Я задержал шпиона и, таким образом, следовательно, и уж, конечно, действительно, стал выдающимся человеком. Все должны мной гордиться, уважать меня, ценить, обожать, любить. А мне завидуют. Стыдно сказать, но меня до сих пор не провезли в открытой машине через весь город, не организовали митинга в честь меня на центральной площади. Меня даже по телевизору не показывали! Награды я никакой ещё не получил, представляете? Вот безобразие!

– Ну, это дело поправимое, – успокоил его Моисей Григорьевич. – А учиться дальше ты собираешься?

– А зачем?! – поразился Толик. – Пусть учатся те, кто ещё ничего не добился в жизни.

– Что же ты будешь делать, если не учиться?

– Видимо, буду отвечать на многочисленные письма.

– Какие письма? – вздрогнув, спросил Юрий Анатольевич.

– Восторженные, – невозмутимо объяснил Толик. – Ведь рано или поздно люди всё равно узнают о моём замечательном подвиге, и я буду получать многочисленные восторженные письма. Не отвечать неудобно. Подумают, что я зазнался.

– Да, тебе предстоит огромная работа, – озабоченно согласился Моисей Григорьевич. – Пока ты останешься здесь. Мы уже получили много заявок от желающих тебя повидать. Дома принимать так много людей неудобно: всю квартиру затопчут. – Он позвал санитаров и приказал: – Как можно быстрее приготовить для выдающегося человека отдельный выдающийся кабинет. Вымойте выдающегося человека в выдающейся ванне, оденьте в выдающееся бельё и положите в выдающуюся постель.

Санитары унесли довольного Толика.

– Чем он болен? – почти со стоном спросил Юрий Анатольевич. – И что вы с ним намерены делать? Какие заявки? Это же насквозь больной ребёнок, а вы потакаете ему…

– Главное, успокойтесь, – торжественно произнёс Моисей Григорьевич, – не волнуйтесь и тем более не паникуйте. Случилось как раз то, что я когда-то и предсказывал. Это очень редкое в детском возрасте заболевание. И очень опасное. Одна из форм мании величия – мания дутика (mania dutica).

В дверях появился рассерженный старший санитар Тимофей Игнатьевич и проворчал:

– Не погружается – да и всё.

– Что не погружается? Куда не погружается?

– Выдающийся человек в ванну не погружается. Плавает. Как пробка. Мы его погружаем путём нажатия на него руками, а он обратно всплывает. И одно твердит, что будто бы мы неумные. А он, видите ли, шибко уж умный.

– Под душ его лучше, – посоветовал Юрий Анатольевич, – и не спорьте с ним.

– Была нужда, – проворчал старший санитар Тимофей Игнатьевич и ушёл.

Моисей Григорьевич, в волнении прохаживаясь по кабинету, заговорил:

– Без таких людей, как ваш Толик, наука бы топталась на месте. Ведь далеко не каждому организму удаётся заболеть интересной, а иногда и уникальной болезнью! А ваш Толик вновь поставил перед нами сложнейшую задачу. Его организм настолько ослаблен избалованностью, что легко поддаётся всем заболеваниям, связанным с ленью.

Вернулся старший санитар Тимофей Игнатьевич и устало произнёс:

– Выдающийся человек зеркало просит. Тоже, наверное, выдающееся. Не лопнул бы он, а? Уж больно он пыжится. Я бы из него воздуха хоть немного откачал. Предупреждаю, если выдающийся человек лопнет во время моего дежурства, я за это ответственности не несу.

– Возьмите на складе самое большое зеркало и поставьте туда, куда укажет выдающийся человек, – приказал Моисей Григорьевич и, когда старший санитар ушёл, продолжал: – Наука, дорогой Юрий Анатольевич, совсем недавно занялась проблемой детской лени как заболеванием. Поэтому здесь много неясного и спорного.

– Вон даже санитар и тот меры предлагает, а вы…

– Я ещё раз призываю вас к полнейшему спокойствию. Мы сделаем всё, что в наших силах. Я почти уверен в успехе.

Оставшись один, Моисей Григорьевич устало опустился в кресло и очень глубоко задумался.

Он уже несколько лет работал над научным трудом «Взрослый человек как результат развития ребёнка». В основу его Моисей Григорьевич положил мысль о том, что все основные духовные качества, и в особенности плохие, развиты в ребёнке уже в первые годы его жизни.

Учёный надеялся добиться того, чтобы, наблюдая младенца ещё в грудном возрасте, определить, каким он может вырасти человеком. А определив это, легко будет принять все меры, чтобы он рос хорошим примерно уже с трёх-четырёх лет.

Тогда и не будет больше плохих детей, а впоследствии – и плохих людей вообще. Ведь известно совсем немного случаев, когда из плохих детей вырастали хорошие люди. Так же мало известно случаев, когда из хороших детей вырастали плохие люди.

Научные противники Моисея Григорьевича заявляли:

– Ваша теория неверна. Плохого ребёнка можно ПЕРЕвоспитать в школе, пионерском или спортивном лагере, в институте, армии и так далее. В конечном итоге вся воспитательная работа и сводится к ПЕРЕвоспитанию. А вы его-то как раз и отвергаете.

– Моя теория абсолютно верна, – отвечал своим научным противникам Моисей Григорьевич. – Представьте себе, что мы определим, что вот из данного младенца грудного возраста может вырасти такой обжора, что со временем ему будет грозить смерть от ожирения. Мы назначаем соответствующий курс лечения и воспитания, и из данного младенца грудного возраста вырастает нормальный человек, который может умереть от чего угодно, только не от ожирения.

А что такое ваше ПЕРЕвоспитание? Сначала мы ребёнка балуем, он превращается, допустим, в тунеядца, и это мы называем, простите, воспитанием! И лишь затем принимаемся изо всех сил за ПЕРЕвоспитание.

Вот простой арифметический подсчёт. Программа воспитания семилетнего ребёнка содержит 641 пункт. Программа ПЕРЕвоспитания включает в себя уже 1061 пункт.

ПЕРЕвоспитание на 420 пунктов больше, чем воспитание!

Уничтожить в понятии «ПЕРЕвоспитание» всего четыре буквы, а с ними то, что они означают, – и человечество сначала будет избавлено от плохих детей, а впоследствии и от плохих людей вообще!

Путь к этому светлому будущему ясен и научно обоснован: надо победить лень, врага №1, главного противника любого ребёнка.

Но как доказать, как убедить каждого ребёнка в том, что быть ленивым – это значит медленно, но, как говорится, верно умирать!

Достаточно вспыхнуть эпидемии лени в любом уголке земного шара, как она может охватить всё человечество.

А у нас пока нет медикаментов, способных остановить заражение организма, особенно детского, тунеядством.

Вдруг найдутся в мире изверги, которым взбредёт в голову бредовая, страшная, ужасная идея изобрести препарат, введение которого в кровь ребёнка сделает его (ребёнка) неизлечимо ленивым?!

Ночи напролёт часто не спал психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз. Перед его мысленным взором вставали кошмарные картины распространения лени по нашей планете. Вот он видит какой-то большой посёлок, где все дети выросли тунеядцами… а вот целый город наполнен бездельниками… магазины закрыты… не ходят автобусы, троллейбусы и трамваи… таксисты спят… пустуют театры, кинотеатры, стадионы… не работают бани… остановились заводы и фабрики…

Холодный пот выступал на огромном лбу учёного.

Моисей Григорьевич бросался к столу и торопливо писал страницу за страницей, убеждал, доказывал, приводил примеры и цифры, описывал невероятнейшие случаи заболевания ленью, давал советы детям и родителям…

Моисей Григорьевич спешил закончить свой научный труд как можно быстрее. Ведь он знал, что количество случаев заболевания ленью среди детей не уменьшается, а неуклонно растёт и растёт. Надо предупредить людей о грозящей им опасности!

Глава №23

Высокий гость низенького роста

В главный штаб шпионской организации «Гроб и молния» специальным самолётом прибыл высокий гость. И хотя ростом он был ниже всех встречавших его на секретном аэродроме, гость считался высоким.

Высокий гость низенького роста был одет в чёрный мундирчик, но на головке у него красовалась белая детская панамка. На левой ножке у него был белый сапожок, на правой ножке – чёрный сапожок; на левой ручке – белая перчаточка, на правой ручке – чёрная перчаточка.

За высоким гостем низенького роста вышагивали три здоровенных субъекта, абсолютно одинаковых, одетых в серые полувоенные костюмы и в чёрных беретах. Голубые глаза их как бы застыли и как бы ничего не видели.

Когда встречавшие военные отдали честь приближавшемуся высокому гостю низенького роста, он вскинул вверх сначала левую ручку, чертыхнулся, вскинул ручку в чёрной перчаточке и заорал:

– Майль!

Три субъекта, как три автомата, в точности повторили его движения, тоже чертыхнулись и рявкнули:

– Фиг майль!

– Господа! – сказал генерал Шито-Крыто. – Позвольте представить вам нашего дорогого и высокого по значению гостя. Это и есть знаменитый господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер фон Гадке.

– Майль! – заорал высокий гость маленького роста.

– Фиг майль! Фиг майль! Фиг майль! – прорявкали три субъекта.

– А это мои любимые и в недалёком будущем тоже знаменитые гаврики, – с гордостью объяснил фон Гадке. – Я прихватил с собой лучшие образцы. Номер пятый, номер девятый и номер сорок седьмой. Такие экземпляры, вы себе представить не можете! – восхищённо, а вернее хвастливо, продолжал фон Гадке. – В багажник марш!

Три здоровенных субъекта-гаврика совершенно непонятным образом мгновенно оказались в багажнике автомашины и сами захлопнули крышку.

Несколько слов о высоком госте низенького роста. Из всех шпионов мира у него самый маленький рост (93 см 26 мм) и самый длинный чин (оберфобергогердрамхамшнапсфюрер). Но в определённых кругах он больше известен под короткой кличкой Дядя Съем. Он уже давным-давно не шпионил, а являлся крупнейшим специалистом по молодняку, то есть по подготовке агентов с грудного возраста.

Именно этим и заинтересовался генерал Шито-Крыто.

– Мои гаврики будут лучшими диверсантами в мире, – хвастался по дороге фон Гадке. – Они уже сейчас творят чудеса. Номер девятый, например, умеет зарываться в землю, как крот. Проходит под землёй до трёх-четырёх метров в час. Номер пятый – семьдесят две минуты под водой без акваланга и носа наружу не кажет! А номер сорок седьмой – чудо из чудес! – без промаха стреляет из двух пистолетов одновременно в разные стороны. Питается только сырым собачьим мясом, поэтому его ни одна собака не тронет. Парашют раскрывает, безобразник, всего в четырнадцати метрах от земли. Прыгает с восьмого этажа на асфальт.

– Меня особенно интересует, господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер, ваша работа с грудными младенцами. Вы первый в мире начали этот потрясающий научный опыт. Как пришла вам в голову поистине великолепная мысль о том, что шпионов надо начинать готовить именно с грудного возраста?

– Мною было замечено, – охотно ответил фон Гадке, – что с каждым годом вербовать на нашу работу людей всё труднее и труднее. Возьмёшь на службу вроде бы приличного негодяя, кормишь его, одеваешь, жалованье выплачиваешь, учишь, но нет никакой гарантии, что он не струсит или не предаст. И наша школа к тому же перестала выполнять план. Начальник Центрхапштаба барон Баран мне прямо заявил: либо план, либо вон. Да и заработки, надо отметить, упали. Ведь я получаю сдельно, то есть поштучно за каждого агента. И я решил: или найду новый, безотказный метод подготовки шпионов, или пулю в висок от позора!

– Великолепное решение! – воскликнул генерал Шито-Крыто, а польщённый фон Гадке продолжал:

– Кроме того, рушилась мечта моей жизни. Я ведь не собирался отправляться на тот свет, хе-хе, с пустыми руками. Я должен был преподнести человечеству что-нибудь такое, хе-хе, оч-чень неприятное! И вот, раздумывая над новым методом подготовки шпионов, я обнаружил: до чего же много вокруг плохих детей! Мне попадались почти законченные этакие мерзавчики десятилетнего возраста! Начал работать – майн бог! – блестящие результаты!

– Я весь внимание, – прошептал генерал Шито-Крыто. – Продолжайте, пожалуйста, высокий вы гость! Где вы берёте младенцев? Каков принцип отбора?

– Для нас это не проблема. Любой настоящий вояка считает за честь для себя отдать нам своё дитё. Тем более, мы неплохо платим. Принцип отбора – просто здоровые экземпляры.

– А питание, господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер?

– Опять же очень просто. Получив младенца, мы сразу вставляем ему металлические зубы и даём мяса. Младенец покричит-покричит, попищит-попищит да и начнёт жевать. Голод не тётка, а дежурный ефрейтор, хе-хе, не бабушка. Дальше обычный воспитательный процесс: натравливание друг на друга, основы драки и слежки, обучение языкам. Широко применяем убеждение голодом, жаждой, поркой. До семи лет гаврики живут под открытым небом, закаляются, хе-хе.

– Я преклоняюсь перед вашим умом, – сказал генерал Шито-Крыто, – какая высокая степень оболванивания!

– Ну, это ещё не всё! – совсем хвастливо воскликнул фон Гадке. – Самое главное в том, что гавриками можно управлять по радио. Всё просто. В возрасте пяти-шести месяцев мы делаем им трепанацию-операцию черепа и вставляем в мозг тонюсенькие пластиночки-антенки.

– Низко склоняю перед вами свою голову, – произнёс генерал Шито-Крыто, но даже и не пошевелился, и совершенно неподвижной осталась его огромная, без единого волоска голова, похожая на арбуз, футбольный мяч и глобус.

А головка фон Гадке, кстати, напоминала дыньку, на которой с трудом разместились, теснясь и мешая друг другу, круглые совиные глазки, острейший нос, широченный рот и длиннейшие уши.

Продолжение беседы состоялось в кабинете, где был накрыт огромный стол с множеством еды, а вокруг стояли пять слуг-солдат. Уши у них были заткнуты пробками, чтобы они не услышали ни слова. Командовал ими офицер Лахит. У него из ушей тоже торчали пробки, но можете быть уверены, что он слышал всё до слова!

Генерал Шито-Крыто ел редко, потому что всегда был занят, но уж если он принимался за пищу, то уничтожал её прямо-таки в нечеловеческих количествах. Подчинённые сплетничали, что у их шефа верблюжье устройство – внутренний жировой блок, который позволяет ему длительное время обходиться без еды.

Зато фон Гадке ел при каждом удобном случае и тоже нечеловечески много, так как при его маленьком росте большую часть организмика занимал пищеварительный аппарат.

– Я могу быть уверен, господин генерал, что ни одно моё слово не уйдёт дальше ваших ушей?

– Ни секунды не сомневайтесь, дорогой оберфобергогердрамхамшнапсфюрер! Один только вопрос для начала…

– Понимаю, понимаю! – Фон Гадке долго хихикал. – Все мои новые знакомые всегда недоумевают по этому поводу. Сапожки и перчаточки у меня разных цветов потому, хе-хе, что я путаю правое и левое. Старость не радость. Склероз на почве повышенной умственной деятельности.

– А панамка?

– Она для того, чтобы я не забывал о своей главной миссии – о работе с детьми и о борьбе с ними.

Хозяин и гость разговаривали, не переставая есть. Офицер Лахит и пять слуг-солдат едва успевали менять пустые тарелки на полные.

– Вы, конечно, догадываетесь, зачем я пригласил вас, – сказал генерал Шито-Крыто, удивившись, как фон Гадке моментально съел целого гуся. – Вы – единственный мой коллега и единомышленник во всём мире.

– Хе-хе! – увовлетворённо ответил фон Гадке и приступил к уничтожению жареного поросёнка.

– Мы с вами первыми оценили роль детей в развитии общества, – возбуждённо продолжал генерал Шито-Крыто, разделываясь одновременно с бараньей ногой, курицей и несколькими салатами. – Во время последней большой войны вы прославились тем, что специализировались на массовых избавлениях от подрастающего поколения.

– О да! Да! – радостно, вернее, хвастливо воскликнул фон Гадке, положил в свой широченный рот цыплёнка, жевнул и выплюнул на тарелку одни гладкие косточки. – Меня даже судили за это, но я, хе-хе, выкрутился. Я спрятался в одном укромном местечке и писал свою ставшую затем знаменитой книгу «Сегодня – невинный младенец, завтра – твой враг». В ней я доказал, что дети наших врагов – наше главное зло, составил карту мира, на которой указал самые основные места скопления детей. Я считаю, что в детях будущее любой страны, значит, их надо своевременно, хе-хе, удалить подальше. Мы легко победим самого сильного врага, если предварительно расправимся с его молокососами и молокососками!

– Мудрейшие, мудрейшие мысли! – похвалил генерал Шито-Крыто, с завистью отметив, что высокий гость такого низенького роста успевает есть во много раз больше него. – Я давно слежу за вашей работой и безмерно восхищаюсь ею!

– Учтите, нам надо торопиться! – Фон Гадке ненадолго даже перестал жевать. – Ведь дети с каждым годом хоть понемногу, хоть не все, но умнеют. Надо торопиться, пока дети наших врагов ещё валяют дурака, учатся на тройки, не уважают старших, капризничают, бездельничают. Конечно, если бы случилось такое милое чудо, как новая большая война, мои бы гаврики запросто расправились с любым количеством детей. Они, мои гаврики, обожают их, детей, уничтожать.

Стол опустел.

– Не угодно ли отдохнуть, господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер? Вы с дороги…

– С удовольствием. Не забудьте приказать дать моему номеру сорок седьмому…

– Не извольте беспокоиться. Он съел уже двух щенков.

Проводив высокого гостя низенького роста отдыхать, генерал Шито-Крыто выпил семнадцать бутылок минеральной воды и стал думать.

Да, как он и предполагал, фон Гадке в принципе мыслит правильно, хотя и довольно ограниченно. Он угадал главного врага – детей. Но методы он предлагает устаревшие – убивать, убивать, убивать…

Так дело не пойдёт!

Развязать обычную большую войну вряд ли удастся. Поэтому «Гроб и молния» задумала нечто куда более оригинальное, коварное и результативное…

Изобрети он гавриков раньше, цены бы им не было. К сожалению, сейчас они могут выполнять только грязную работу. Они ведь всего-навсего болваны, управляемые по радио. Но болван и есть болван, каким бы способом им ни управляли.

Шпиончики – другое дело. У них хоть маленькие, да свои мозги. Попробуем их, шпиончиков, в драке с гавриками. Проверим: кто кого?

И самый важный вопрос: как быть с фон Гадке? Старик уже путает правое и левое. В любой момент его могут отправить в отставку, и тогда какой-нибудь барон Баран из Центрхапштаба пустит гавриков в дело, всполошит весь мир и сорвёт операцию «Братцы-тунеядцы»! Тем более, генерал Шито-Крыто не хочет иметь соперника в работе с детьми и в работе по уничтожению детей.

Он желает один во всём мире действовать против всех людей!

Ведь это мечта его жизни!

Но как-то не учитывал генерал Шито-Крыто, что оберфобергогердрамхамшнапсфюрер фон Гадке тоже мечтает сделать человечеству огромную пакость. И что объект его подлых замыслов – тоже дети.

И самым, пожалуй, опасным во всей этой истории было то, что ни генерал Шито-Крыто, ни фон Гадке ни при каких обстоятельствах никогда не могли изменить своей мечте.

Это были матёрые, опытные, упорные, убеждённые враги детей. Они были крупнейшими специалистами в мире по борьбе с детьми.

Явился офицер Лахит, доложил:

– Шеф, Стрекоза сообщила о благополучном прибытии на место задания.

– Подробностей нет?

– Надеюсь получить их в самое ближайшее время.

– Господин Лахит, – сказал генерал Шито-Крыто, – я, конечно, знаю, что от тебя ни слова правды не добьёшься. Напоминаю: если ты вздумаешь обмануть меня…

– Не беспокойтесь, шеф. Я не такой дурак.

– Тогда – брысь!

Генерал Шито-Крыто нежно погладил свою огромную без единого волоска голову. Она обязательно придумает, как быть с господином оберфобергогердрамхамшнапефюрером! Если он путает правое и левое, то и ещё что-нибудь напутает! А гавриков мы у него, хе-хе, отберём! Авось пригодятся…

Глава №24

Полковник Егоров и агент ЫХ-000 на рыбалке

Полковник Егоров сказал:

– Нам важно получить от вас твёрдое и искреннее согласие. Остальное – работа, в которой у вас огромный опыт. Вы будете действовать в знакомой обстановке. Мы создадим вам для подготовки все условия. Вам сделают пластическую операцию лица, и родная мать вас не узнает.

– Родная мать меня, конечно, не узнает, потому что не видела меня больше тридцати лет, – грустно сказал ЫХ-000. – Но врач Супостат, мой приятель, узнает меня за милю после любой операции. Да и Шито-Крыто обмануть трудно, почти невозможно. Мне надо подумать.

Полковник Егоров и не торопил его. Дело замыслили сложное и рискованное: заслать ЫХ-000 обратно, в самый центр бывшей организации «Тигры-выдры», чтобы узнать, что из себя представляет «Гроб и молния» и что это за операция «Братцы-тунеядцы»?

Была ли у полковника Егорова достаточная уверенность в том, что Фонди-Монди-Дунди-Пэк не подведёт? Была. Он ведь хорошо знал не только шпионскую породу, но и людей. И он понял, что ЫХ-000 – персона довольно необычная среди разных Бугемотов, Канареечек и Мяу. Раскусить его было не так-то просто, но полковник Егоров умел находить к каждому человеку совершенно неожиданный подход.

Он решил взять Фонди-Монди-Дунди-Пэка на рыбалку. Не подумайте, что это был опрометчивый или просто неразумный поступок. Нет, всё было тщательно продумано, согласовано, приняты были все меры предосторожности.

Последнее имя ЫХ-000 было Иван Иванович, и полковник Егоров предложил:

– Мы едем с вами на самую обыкновенную рыбалку и давайте на время станем самыми обыкновенными рыбаками. Вы Иван Иванович, я Константин Иванович. Проветримся, природой нашей полюбуемся, ушицу сварим на костре, чайку попьём с дымком да и побеседуем в неофициальной обстановке на темы жизни. Согласны?

– Зачем вам это, господин полковник? – поразился ЫХ-000. – Матёрый шпион на рыбалке – это, я понимаю, оригинально, но зачем? К природе я равнодушен, к рыбалке – тем более, а разговариваю я всегда одинаково – в любой обстановке.