Д'Астье Эммануэль
      Боги и люди. 1943-1944
      Перевод с французского Г. Велле
      {1} Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста.
      Из предисловия: Главное место в этой книге отводится воспоминаниям д'Астье, который был в то время комиссаром внутренних дел Французского комитета национального освобождения, о встречах с Черчиллем и де Голлем, "богами" того бурного времени.
      С о д е р ж а н и е
      Предисловие
      I. Алжир, ноябрь - декабрь 1943 года. За пределами Франции
      II. Алжир, 1944 год. Прошлое и настоящее.
      III. Марракеш, 14 января 1944 года. Черчилль
      IV. Лондон, январь 1944 года. Столица
      V. Лондон, 26 января 1944 года. Черчилль
      VI. Лондон, январь 1944 года. Разведывательные службы
      VII. Лондон, 27 января 1944 года. Военный кабинет
      VIII. Лондон, февраль 1944 года. План помощи
      IX. Алжир, февраль - март 1944 года. Странная война
      X. Лондон, апрель 1944 года. Лицевая сторона и изнанка
      XI. Алжир, апрель - май - июнь 1944 года. Лицевая сторона и изнанка
      XII. Лондон, июль 1944 года. Черчилль, де Голль, Франция
      XIII. Алжир - Марсель - Париж, август 1944 года. Нация восстала
      XIV. Париж, 1952 год. Герой не нашего времени
      Приложения
      Примечания
      Предисловие
      Автор книги "Боги и люди" Эммануэль д'Астье де ля Вижери - французский общественный деятель, журналист и писатель, видный борец за мир, лауреат Международной Ленинской премии "За укрепление мира между народами" . В годы второй мировой войны и фашистской оккупации Франции д'Астье принимал активное участие в организации движения Сопротивления. Был членом Национального совета Сопротивления. Он основал и возглавил одну из организаций движения Сопротивления "Либерасьон". В 1943-1944 годах д'Астье входил в состав возглавляемого де Голлём Французского комитета национального освобождения и Временного правительства в качестве комиссара, а затем министра внутренних дел. С 1945 года он был депутатом Учредительного, а с 1946 по 1958 год - Национального собрания Франции.
      Советские читатели уже знают роман Эммануэля д'Астье "Лету нет конца", изданный на русском языке в 1958 году, в котором автор дает широкую и яркую картину жизни Франции в послевоенный период.
      В 1947 году д'Астье опубликовал свою книгу "Семь раз по семь дней", в которой освещены драматические события периода разгрома Франции и ее порабощения немецко-фашистскими оккупантами.
      Книга "Боги и люди" хронологически продолжает "Семь раз по семь дней". В ней автор описывает известные ему события и деятельность различных групп Сопротивления в оккупированной Франции, а также обстановку в Северной Африке с ноября 1943 до конца 1944 года. Главное место в этой книге отводится воспоминаниям д'Астье, который был в то время комиссаром внутренних дел Французского комитета национального освобождения, о встречах с Черчиллем и де Голлем, "богами" того бурного времени.
      Одновременно с начавшимся на французской земле широким народным движением Сопротивления, инициаторами которого были рабочие, руководимые коммунистами, в Лондоне сложился центр антигитлеровского движения французских буржуазных элементов, оказавшихся за пределами родины, во главе с генералом Шарлем де Голлём. Это движение, носившее название Свободная Франция, а с июля 1942 года Сражающаяся Франция, долго не было связано с борющимся народом. В то время, когда большая часть французской буржуазии предала Францию и сотрудничала с гитлеровцами, де Голль выступил представителем другой ее части, сделавшей ставку на победу англосаксов и рассчитывавшей при их помощи освободить Францию. Вместо развертывания народной борьбы против захватчиков де Голль и стоявшие за ним круги французской буржуазии предпочитали ждать разгрома Германии на других фронтах и последующего краха оккупационного режима во Франции, чтобы затем выступить в роли освободителей и сохранить в стране свое господство. Эта тактика ожидания ("аттантизм") обрекала патриотов на пассивность и бездействие. Она была порождена недоверием ее сторонников к народу, взявшему оружие в руки, и выражала их стремление освободить Францию без его участия.
      Первое время возглавляемая де Голлем группа действовала только за границей, отрицательно относилась к Сопротивлению, начавшемуся на французской земле, и до конца 1941 года не имела с ним контакта. Лишь после того, как стало невозможно игнорировать и замалчивать дальше освободительную борьбу французского народа, де Голль вынужден был изменить отношение к ней. Эта переориентировка в значительной мере объяснялась еще и тем, что начавшееся во Франции Сопротивление развертывалось под влиянием коммунистов, в то время как деголлевское движение, не связанное с метрополией и с борющимся народом, рисковало остаться группой оторванных от родины эмигрантов. Кроме того, сложившаяся военно-политическая обстановка настоятельно требовала объединения всех французов. Внутри страны это вызывалось необходимостью координации и централизованного руководства всеми операциями различных групп Сопротивления, а за пределами Франции возникновением угрозы опасной сделки правящих кругов Англии и США с вишистами в Северной Африке с целью сохранения вишистского режима.
      После ноября 1942 года при активном участии Французской коммунистической партии был сделан значительный сдвиг в объединении национальных сил во Франции и за ее пределами. В конце ноября 1942 года была достигнута договоренность о тесном сотрудничестве между коммунистической партией и силами Сражающейся Франции. Крупным событием, формально завершившим объединение всех сил движения Сопротивления во Франции, было создание 27 мая 1943 года Национального совета Сопротивления, в котором были представлены политические партии, профсоюзы и другие организации, участвующие в движении Сопротивления. 15 марта 1944 года Национальный совет Сопротивления утвердил программу движения Сопротивления, которая намечала путь освобождения Франции и предусматривала меры, осуществление которых позволило бы Франции после освобождения занять достойное место в мире и создать прогрессивный общественный строй.
      Установление связи с Сопротивлением во Франции укрепило позиции возглавляемого де Голлем движения. Теперь он опирался на организации Сопротивления, и прежде всего на поддержку компартии - крупнейшей и самой влиятельной политической партии и связанных с ней массовых патриотических организаций. Благодаря этой поддержке возглавляемому де Голлем правительству в Лондоне, а затем в Алжире удалось получить признание в качестве представителя Франции.
      Факты и материалы, приведенные в книге, убедительно показывают, что де Голль и стоявшие за ним круги французской буржуазии стремились возглавить борьбу французского народа против оккупантов не для усиления, а для ограничения ее размаха. Скрытое противодействие, естественно, порождало серьезные затруднения, но не могло остановить освободительную борьбу французских патриотов. Крупнейшими очагами партизанской борьбы стали Савойя, Верхняя Савойя, Коррез, Дордонь, Эн и другие департаменты.
      В ходе этой усилившейся борьбы с вооруженным до зубов врагом остро встал вопрос о помощи патриотам. Проявляя чудеса мужества и самопожертвования, бойцы Сопротивления часто несли большие жертвы из-за того, что были плохо вооружены. Так, в Верхней Савойе в марте 1944 года на Глиерском плато трагически погибли в неравном бою пятьсот мужественных французских патриотов. То, что произошло у Глиера, позднее повторилось в Мон-Муше, у Веркора и в других местах. Обеспечение Сопротивления оружием уменьшило бы потери, намного ускорило освобождение Франции от гнета оккупантов и спасло тысячи французов от страданий и гибели.
      Руководители компартии Франции, д'Астье и другие видные деятели Сопротивления неоднократно обращались к де Голлю и представителям союзников, требуя доставки оружия и оказания тактической помощи патриотам. По словам д'Астье, в ноябре - декабре 1943 года и в январе 1944 года помощь Сопротивлению была незначительной.
      Желал помочь плохо вооруженным партизанам, тесно связанный с ними и глубоко переживавший драматизм их героической борьбы д'Астье оставляет подполье, приняв предложение войти в Комитет национального освобождения Франции в качестве комиссара внутренних дел, полагая, что здесь он будет более полезен героям Сопротивления.
      В книге ярко показана обстановка, царившая в Алжире и в Лондоне, равнодушие к борьбе и страданиям французского народа со стороны Черчилля, де Голля и их помощников, с которыми сталкивался д'Астье. Он с горечью почувствовал, насколько отличалась алжирская атмосфера от атмосферы "бескорыстного братства", характерной для подполья, с которым он расстался. Узы, связывавшие Комитет с Францией, не отличались прочностью, он не был единодушен в стремлении помочь народу, восставшему против оккупантов. "Для де Голля и большинства членов Комитета, - пишет д'Астье, - важнее было представлять Францию, а не являться ее выражением и воплощением".
      "Я решил посвятить себя делу, - пишет д'Астье, которое мне никто не поручал, - выторговать оружие для Сопротивления..." От Черчилля зависело выделение и доставка оружия во Францию, а распределение его - только от де Голля. И оба они упорно не хотели вооружать участников движения Сопротивления.
      В книге показана неприглядная роль возглавляемого Кагуляром Пасси Центрального бюро разведки и действия (БСРА), которое относилось с недоверием к организациям Сопротивления, недооценивало и остерегалось его. Доставлявшееся во Францию в незначительном количестве оружие распределялось службами Пасси среди определенных группировок Сопротивления, в зависимости от политических симпатий, или накапливалось в тайных складах, которые часто попадали в руки оккупантов. Учитывая недовольство всех организаций Сопротивления действиями БСРА, д'Астье решительно выступил против его деятельности, добился его реорганизации и даже отстранения Пасси от руководства БСРА, но все эти меры не дали результатов.
      С негодованием и сарказмом пишет д'Астье о происках правящих кругов США и Англии и деятельности их разведок во Франции. Английская разведка отказывалась считаться с массовым сопротивлением французов, стремясь использовать Францию в своих интересах и не допустить, чтобы вокруг де Голля или в самой Франции создались условия, благоприятные для национального объединения, а также поставить французские подпольные организации, политические группировки или отдельных лиц на службу британской разведке. "Еще большее пренебрежение к Франции и Сопротивлению, - пишет д'Астье, - проявляли американцы. Их разведывательные службы больше занимались установлением связей с деятелями Виши и интригами во французских колониях, нежели оказанием помощи подпольщикам. Американцы еще в большей степени, чем англичане, хотели навязать Франции, которая начала освобождаться, иностранное правительство под варварским названием AMГОТ".
      Добиваясь у союзников оружия для Сопротивления, д'Астье, как комиссар внутренних дел Французского комитета, национального освобождения, решительно ставит перед высшими властями Англии и США многие важные и острые вопросы: он осуждает задержку французских войск на итальянском фронте и нежелание использовать их в операциях по освобождению Франции; выступает против заигрываний союзников с вишистами и дискриминации ФКНО, против их попытки навязать Франции оккупационный статут; резко осуждает бессмысленное разрушение французских городов и промышленных центров союзной авиацией, требует для Сопротивления тактической помощи, в частности авиацией.
      Показывая закулисную деятельность Черчилля, де Голля и их помощников в годы войны и оккупации, д'Астье подчеркивает, что главная роль в освобождении родины принадлежит французскому народу. Он правдиво и с глубокой признательностью говорит о первостепенной роли компартии Франции в организации и руководстве освободительной борьбой французского народа, с негодованием осуждает тех, кто ныне пытается фальсифицировать историю движения Сопротивления, принизить роль народных масс в освобождении Франции, пытаясь приписать заслугу освобождения Франции лично де Голлю, и клевещет на Французскую коммунистическую партию, "все силы которой, - как пишет д'Астье, - были брошены на передний край подпольной борьбы".
      Книга д'Астье "Боги и люди" не является исторической хроникой событий, происходивших тогда во Франции. Поэтому в ней нет полной картины гигантской освободительной битвы, развернувшейся на французской земле. Д'Астье показывает главным образом то, что происходило в высших сферах Алжира и Лондона. По как истинный патриот, тесно связанный с борющимся народом, д'Астье в той или иной степени касается и других жизненно важных вопросов движения Сопротивления, решительно отстаивает национальный суверенитет Франции и требования французского народа, содержащиеся в программе Национального совета Сопротивления. Приведенные в книге наблюдения и суждения автора, факты и официальные документы делают ее очень ценной для изучения истории движения Сопротивления и понимания многих явлений в общественной и политической жизни современной Франции. Книга не оставляет камня на камне от пропитанных злобным антикоммунизмом лживых домыслов французских реакционных историков и бывших вишистов, затопивших книжный рынок мутным потоком своих "воспоминаний" , имеющих целью оправдать проводящуюся ныне политику новой оккупации Франции западногерманскими наследниками Гитлера.
      Но значение книги "Боги и люди" далеко не ограничивается большой познавательной ценностью. Она является художественно написанным произведением крупного мастера слова и видного общественно-политического деятеля. Как талантливый публицист и глубокий психолог, д'Астье дает яркую выразительную характеристику событий и исторических лиц. Он беспощаден в своей характеристике Черчилля, объятого необузданной жаждой власти и выказывающего полное пренебрежение к судьбам простых людей.
      В конце книги выражается надежда, что у героев, не мыслящих существования человечества без войн, нет будущего в наше время. Успешному осуществлению благородной цели - борьбе за мир д'Астье и в наши дни отдает свою кипучую энергию и бесценный опыт активного деятеля движения Сопротивления.
      Н. Цырульников
      I. Алжир, ноябрь - декабрь 1943 года.
      За пределами Франции
      Снова я выбрался из Франции, в четвертый раз с той ночи 17 апреля 1942 года, когда меня тайком приняла на борт британская подводная лодка. На этой лодке я попал в переделку на широте Генуи и у Балеарских островов, а затем меня высадили в Гибралтаре... Я совершил семь удачных поездок туда и обратно на фелюгах и самолетах, напоминавших не то комаров, не то шершней. Неудачных поездок я не считал. Неудачи надо забывать: они выворачивают нас наизнанку, оставляют чувство неудовлетворенности, вселяют боязнь начать все сначала.
      В Лондон я прибыл в конце октября. На этот раз, если память мне не изменяет, там находилась целая партия беженцев. Среди них был и Венсан Ориоль. Он отрастил бороду, исполнившись твердой решимости не претендовать на вторую молодость даже на посту Президента Республики.
      Однако Лондон уже не был конечным пунктом моего путешествия: несколько месяцев тому назад не всеми признаваемое и лишенное единства правительство во главе с де Голлем и Жиро обосновалось в Алжире.
      Из Лондона я вылетел в Престуик, оттуда в Марракеш, из Марракеша в Алжир. В пути, благодаря случайным встречам, я узнал кое-что о готовящихся больших переменах. Говорили, что в ближайшее время будет образована Консультативная ассамблея, которая должна придать алжирскому временному правительству более демократическую окраску. '
      Не буду говорить здесь о моих первых шагах в Алжире. Я уже упоминал об этом в "Семь раз по семь дней". 3 ноября, после тяжелой ночи, проведенной в спорах с де Голлем, я согласился взять на себя руководство Комиссариатом внутренних дол. Под внутренними делами подразумевалось, конечно, подполье во Франции, ибо не могла же идти речь о трех алжирских департаментах, находившихся в ведении генерала Катру и Комиссариата по делам мусульман, не могла идти речь и о Корсике - единственном освобожденном департаменте.
      Я поставил де Голлю ряд предварительных условий. Некоторые из них были соблюдены, другие в силу обстоятельств забыты или беззастенчиво нарушены генералом. Де Голль гораздо больше был занят тем, как под носом у американцев избавиться от Жиро, нежели определением политической линии правительства. В числе поставленных мной условий были следующие: стараться поручить управление освобожденной Францией людям, сражавшимся в рядах Сопротивления, а не алжирской клике, которая с плохо скрываемой алчностью ожидала теплых местечек; устраните из нового Комитета некоторых лиц с вишистским душком; привлечь коммунистов к участию в управлении, дабы Комитет стал наконец представлять движение Сопротивления.
      Категорическим жестом де Голль отмел все возражения: "Только взяв в свои руки внутренние дела, вы сможете дать все это Сопротивлению".
      Итак, мне оставалось лишь согласиться. В первые дни мне довелось наблюдать недолгое, но весьма беспорядочное волнение. Образование Консультативной ассамблеи, прибытие новых людей из Франции, небольшой государственный переворот 9 ноября, позволивший де Голлю устранить Жиро, реорганизация правительства, завершение сотни мелких столкновений из-за того или иного места, министерского портфеля или представительства в комиссиях заполнили первые недели моего пребывания в опереточной столице. Затем политическая жизнь и деятельность правительства замерли. Здесь, в Алжире, не ощущались ни Франция, ни мировая драма.
      Если обратиться даже к полной хронологии, то окажется, что жизнь в Алжире за последние два месяца была весьма бедна событиями. Пресс-конференции, назначения послов, сессия Ассамблеи, арест бывших министров вишистского правительства Фландена и Пейрутона, а также генерал-губернатора французской Экваториальной Африки Буассона; речь генерала де Голля в Константине, пробудившая у мусульман Алжира столько неоправдавшихся надежд; его рождественское послание... и, наконец, единственная маленькая буря за опущенными шторами - события в Ливане. В Алжире я присутствовал впервые при одной из схваток турнира, который длился уже три года и в котором принимали участие два "ревнителя империализма" Черчилль и де Голль. Первый при посредстве генерала Спирса пытался наложить руку на Сирию и Ливан, "освободить" их, чтобы лучше закрепить британское господство над арабскими странами. Второй, завлеченный в западню, хотел силой подавить стремление к независимости этих двух государств.
      В один ноябрьский день из сообщения агентства Рейтер алжирскому комитету стало известно, что действие ливанской конституции приостановлено, а глава ливанского правительства арестован. Нам ничего не было известно об инструкциях, данных де Голлем Жану Элле, нашему тамошнему представителю, предпринявшему столь необычные акции. В Комитете разразилась буря. Большинство членов Комитета выражало несогласие с политикой умолчаний, которую проводил де Голль, и с его методами. Выполнение порученной генералу Катру миссии умиротворения было затруднено британским ультиматумом. Иллюстрацией к спору между Англией и Францией могло служить то, что портреты де Голля жители Бейрута срывали со стен, тогда как портреты Черчилля оставались нетронутыми. Позже в Египте и других странах судьба отплатила Черчиллю.
      Когда буря утихла, Комитет снова впал в летаргию. За окнами с задернутыми шторами он продолжал влачить жалкое существование, словно посаженный под стеклянный колпак, на земле, которая была ему чужой и для которой происходившие битвы были чужими, ибо узы, связывавшие ее с Францией, не отличались прочностью. К тому же для де Голля и большинства членов Комитета важнее было представлять Францию, а не являться ее выражением и воплощением.
      Кучка французов - человек пятнадцать, - съехавшихся сюда из Марокко, Лондона, Америки, из Франции вишистской и Франции подпольной, не являла собой единства и не была проникнута единодушным стремлением включить Францию в борьбу и помочь народу, восставшему против оккупантов. От заседаний Комитета, на которых мы издаем законы, подчас не имеющие силы, пахнет пылью.
      Мы не герои девяносто третьего года, и лозунг "Отечество в опасности!" никто из нас не ставит на повестку дня. Наш коллективный труд сводится к простейшим операциям. Серьезные проблемы решаются на вилле де Голля "Глицинии", где любезные и бесстрастные адъютанты и светский начальник канцелярии Палевски тщательно просеивают посетителей. Если только посетитель не отличается своенравием, как, например, Адриен Тиксье или Андре Филипп, генерал его исповедует. Таким образом, он избегает вмешательства Комитета, и лишь весьма приглушенное эхо генеральских бесед доносится до лицея Фромантэна, откуда улетели ласточки - дочери алжирских колонистов - и где заседает некое подобие правительства.
      С конца декабря те из нас, кто пресытился административной рутиной и светскими обязанностями, живут лишь телеграммами из Франции, дающими представление о ходе подпольной борьбы. Всего два месяца назад я покинул Францию - кулисы разыгравшейся драмы, всего два месяца назад я послал из Франции последнюю телеграмму после многих отчаянных сигналов бедствия, которые так походили на получаемые мной теперь возмущенные послания плохо вооруженного, лишенного солидной поддержки Сопротивления. "Генералу де Голлю от Бернара{1}:Французское общественное мнение совершенно сбито с толку молчанием де Голля и Би-би-си и отсутствием поддержки борьбы с угоном населения. Зарождающаяся волна возмущения против англосаксов может захлестнуть Сражающуюся Францию, если руководители откажутся дать сигнал к всеобщей борьбе. Любое промедление в создании убежищ для уклоняющихся от принудительных работ, а также в оказании им помощи дезорганизует Сопротивление, подорвет авторитет Сражающейся Франции, сделает невозможной внутреннюю борьбу. В этом случае опустошенная страна не примет участия в войне, заклеймит своих вождей и союзников и повернет к коммунизму".
      Я убедился, что помощь, которую, находясь в Алжире, мы можем оказать Сопротивлению, ничтожна. К тому же разведка (знаменитое БСРА{2}) относилась с недоверием к организациям Сопротивления и, главное, хотела уменьшить размах движения Сопротивления и сделать его послушным орудием в своих руках. Разведка относилась весьма подозрительно к движению, охватившему весь народ и принявшему форму всеобщего саботажа, систематических подрывных действий маки, - к движению, которое вело к национальному восстанию. БСРА ставило перед собой лишь ограниченные цели, не идущие дальше мелких операций специально подготовленных лиц. В ожидании высадки союзников разведчики основали во Франции склады с боеприпасами, снабжая ими некоторые группы Сопротивления, причем в зависимости от своих политических симпатий. И все же главным препятствием для вооружения сил Сопротивления являлось не это. Препятствие заключалось в нехватке самолетов, оружия, боеприпасов, радиотехники, которыми располагали лишь Англия и Америка.
      Обращаясь к своим заметкам, я нахожу запись, послужившую основой той истории, которую я собираюсь рассказать. Запись эта гласит: "... Я решил посвятить себя делу, которое мне никто не поручал, - выторговать оружие для Сопротивления... Теперь мне совершенно ясно: этим делом не займутся ни дипломаты, очень мало в нем заинтересованные, ни военные, которые относятся к нему с недоверием. Все зависит от доброй воли и воображения только одного человека - Черчилля. Я хотел бы с ним встретиться; думается, я сумею его убедить".
      Без Черчилля ничего нельзя было сделать. Английская разведка не желала считаться с массовым сопротивлением французов. Движение народных масс ее не интересовало. Уже давно все усилия английской разведки сводились к тому, чтобы сформировать специализированные, подчиняющиеся лишь ей одной подпольные группы, не подлежащие контролю сначала Лондонского, а затем и Алжирского комитетов, которые не вызывали у англичан доверия. Результатом бурных споров между де Голлем и Черчиллем большей частью являлось ограничение средств, предоставляемых английской разведкой в наше распоряжение. Таким образом, малая война между союзниками или их разведками боком выходила Сопротивлению.
      Как и де Голль - но с империей за спиной, а не только с некоей символической печатью на челе - Черчилль, одинокий ревнитель британских военных усилий, подобен герою "Илиады". Встреча с обходительным и неприметным Эттли или с приветливым министром экономической войны лордом Селбурном, беседа с добросердечным послом Даффом Купером, мечтавшим, чтобы де Голль и Черчилль забыли на его груди о своих распрях, обращение к Клеманс Черчилль, которая каждое утро, проснувшись, просовывала записочки под дверь ванной, где мылся Уинстон, визит к Макмиллану, или секретарю Черчилля Мортону, или к генералу Гьюбинсу, распоряжавшемуся таинственным СОЭ{3}... Свидание со всеми этими людьми ничего не дало бы. Только авторитет Черчилля - его творческое воображение или гнев - мог опрокинуть препятствия, воздвигнутые полковниками, генералами, дипломатами и министрами или оставшиеся как результат их деятельности.
      Но Черчилль был болен. Воспаление легких удерживало его в Каире. Ходили слухи, что он между жизнью и смертью и вряд ли снова возглавит руководство операциями.
      Наступил январь. Дипломатические демарши французского правительства. не отличались настойчивостью. Нота, врученная Уилсону и Макмиллану представителям Америки и Англии при де Голле, - осталась без ответа. Безрезультатным оказалось и первое обсуждение вопроса в Консультативной ассамблее.
      Обсуждение это, на которое я отчасти рассчитывал, оказалось удивительно тягостным. Я очень волновался. Ведь я еще не свыкся с положением министра и парламентария. Выступая в Ассамблее, я думал о товарищах, которые во Франции ожидали результатов, о союзных правительствах, которые, как мне казалось, относились к вопросу безразлично. Все это не могло не отразиться на моем выступлении: "Каково было положение во Франции в 1940 году? Всеобщее оцепенение, развалины и у власти гнусный старик, снедаемый честолюбием...
      И все же во Франции, как и в Лондоне, шла своего рода битва за Францию. В этой битве мы не имели союзников. Она, естественно, велась в плане моральном, но кто тогда относился к нам благожелательно? Мы стучали то в одну дверь, то в другую, и все двери закрывались перед нами. Мы начали создавать подпольную печать, которая помогла Франции воспрянуть духом. Все вы принимали в этом участие и знаете, как это было трудно, вы знаете также, что в течение целого года никто не отзывался на наш призыв. Каков же итог?
      Теперь, в 1943 году, во Франции существуют боевые соединения "франтиреров и партизан". Это ударные части, я выражаю им свое глубокое уважение. Есть местности, где сосредоточено более сорока тысяч готовых к действию людей. Все чаще саботируют рабочие, подготовляются забастовки. Созданы полувоенные формирования, в которые входит немалое число дивизий. Имеются подпольные газеты, и их читают миллионы французов.
      Вы скажете, эти итоги блестящи. Увы, должен признаться, что в настоящее время во Франции вооружен, быть может, один боец из двадцати.
      Итак, мы подошли к основному вопросу...
      Вопрос этот может быть решен только правительством, но зависит - к сожалению - не только от французского правительства.
      Война ведется на многих участках, и командующий каждого участка не сомневается в том, что именно он решает исход войны, маршал авиации считает, что выиграет войну бомбардировками Берлина; сановник из адмиралтейства полагает, что победу принесут бои на просторах Атлантики, и т. д. В результате специализированные британские части в настоящее время не могут добиться транспортных средств, необходимых для доставки оружия во Францию.
      Итак, данный вопрос может быть разрешен только правительствами, поэтому я обращаюсь с этой высокой трибуны к союзным правительствам с просьбой заново его изучить. Ибо политика невмешательства чревата серьезными последствиями как для войны, так и для мира.
      Должен добавить: полагая таким образом, и маршал авиации, и адмирал ошибаются. В самом деле, прося у них оружие, мы тем самым обеспечиваем экономию боеприпасов. Приведу лишь некоторые данные. В течение многих месяцев английская авиация подвергала бомбардировке поезда на французской земле. При этом командованию пришлось убедиться в незначительной эффективности действий авиации и одновременно в том, что французские патриоты с меньшими человеческими потерями и с большей экономией средств могут гораздо успешнее проделать эту работу. То же можно сказать и о промышленных объектах и о военных заводах Крезо. Подсчитайте, сколько потребовалось бы самолетов, чтобы добиться результата, которого достигнут несколько человек? Всего един - чтобы доставить этих людей и снаряжение к месту действия.
      Я знаю, что, когда заходит речь о вооружении французского народа, некоторых политических деятелей - и не только за границей, но и во Франции - охватывает тревога. Они думают о революции.
      Я хотел бы сказать этим политическим деятелям следующее. Речь идет не о том, чтобы устроить во Франции революцию. Речь идет о том, чтобы произвести во Франции обыкновенную чистку - и ни небо, ни Англия, ни Америка не помешают этой чистке. Оружием, отобранным у немцев, оружием, отобранным у итальянцев, или голыми руками, но чистка эта будет произведена еще до освобождения.
      Ибо французы не станут жить с предателями.
      И еще я хочу сказать союзникам: чем скорее произойдет эта чистка, тем скорее восстановится порядок".
      Сойдя с трибуны, я встретил в кулуарах генерала де Голля. Он поздравил меня, а затем принялся распекать:
      - Когда являешься членом правительства, нельзя обрушиваться с трибуны на союзные правительства. Вы говорили, как партизан.
      II. Алжир, 1944 год.
      Прошлое и настоящее
      И в холод, и в жару Алжир всегда покрыт обильной испариной. 11 ноября заседание Комитета было более скучным, чем обычно: выработали две инструкции и четыре постановления. Обсуждалось финансовое положение в Новой Каледонии и работа организаций Красного Креста в освобожденных районах, потом говорили об анофелесе и о новом директоре службы по борьбе с саранчой... В конце заседания де Голль упомянул имя Черчилля. Премьер-министр был болен воспалением легких, и его уже наполовину похоронили. А он отбыл из Каира и находился на пути в Великобританию. По дороге Черчилль остановится в Марракеше, чтобы укрепить здоровье.