Вы знаете, что Аллеи Гинзбург творил невероятные вещи в 1968 году на Демократическом Конвенте в Чикаго. Он прямо выходит и распевает "АУМ" посреди сцены. Так вот, это очень интересная и сложная игра. Я в то время сидел в храме в Индии. Я прочел некоторые газетные вырезки об Аллене в Чикаго. И я прошел ряд перемен такого рода:
      "Что это я, попался что-ли? Я хочу сказать, вот моего приятеля там дурачат и бьют. А я, что я делаю? Сижу в храме в Гималаях в этой комнатушке, закутавшись в одеяло и завариваю себе чай. Ловушка ли это, или же я сталкиваюсь ради нас всех с другими искусственными демонами, которые, пожалуй, также трудны, как и те демоны, злые люди внешнего физического плана. Что я принесу моим собратьям?".
      И оказывается, мне есть что предложить и Джерри Рубину и Джерри Брауну, Аллену Гинзбургу, Джону и Йоко, а может быть, и всякому, кто сможет разделить это понимание. Я как бы чту каждого за его вклад, но признаю, что в то же самое время он стремится к чему-то, что сделает его поток более свободным. Сидение в том храме осуществило кое-что полезное для облегчения страдания на физическом плане.
      Кажется, революционная тактика в нашей стране во многом выиграла сражение, не проиграла войну. Если вы облегчаете человеческое страдание на одном уровне, но акт ваш не дает его облегчить на другом уровне, тогда вы не осуществили целей прекращения страдания. Как и в обеспечении для людей экономических благ, если вы углубляете их привязанность к мнению, будто экономические блага даруют им абсолютный мир или счастье, вы увековечиваете иллюзию, которая вызывает страдание. Вот почему характер сознания революционера определяет: освободит ли в конечном счете революция тех, кому намеревались помочь, или заманит в ловушку. Это поистине прекрасный исход. На самом деле это напоминает тех европейцев, которые первоначально прибыли в Америку, и полагали, что если они получат политическую и религиозную свободу, они это совершат. Ну вот, они сюда приехали и получили ее и ничего не свершили.
      "Как решиться избавиться от сексуальных желаний? Мне бы хотелось от них отказаться, да не знаю как."
      Мы в Америке поняли, наконец, что на самом деле в сексе нет ничего дурного. Нам не следует быть в этом отношении викторианцами. От секса невротического мы пришли к разумному здоровому сексу - и это поистине хорошо. И если вы живете в миру, то секс - это очень красивая сторона существования. Однако если вы действительно хотите идти к Богу в этой жизни, тогда вы начинаете направлять свои энергии на то, чтобы туда попасть. Трудность сексуальности в том, что как бы ни были прекрасны ваши намерения, самый акт этот настолько силен, что он захватывает вас в удовлетворение, которое происходит от вашей отдельности. т.е. чувственное удовлетворение. И в этом смысле он усиливает вашу отдельность. Вы не откажетесь от секса оттого, что он дурен или вреден, не из-за вины, ни от чего такого. Что не надо делать, так это отказываться от секса. А надо признать, насколько вы желаете Бога, и обратить свое сердце и ум в этом направлении, чтобы это не звучало как выступить в цирке Барнума и Бейли. Вы не можете вступить с этим в битву. Потому что всякий раз, как вы заняты борьбой против чего-то, вы усиливаете его реальность. Игра состоит в том, чтобы просто уйти в реальность, где секс подобен трению палочки для добывания огня. Вы приходите к тому, что уже существуете в том месте, для попадания в которое вы пользовались сексом.
      Я обычно настаивал, чтобы в продвинутых классах у меня все были брахмачарья, целомудренны, что обычно делает размеры этих классов малыми. Но и когда я не настаивал на этом, пары заявляли мне: "Что такое? Когда я больше включаюсь в этот путь, наша половая жизнь значит для нас все меньше и меньше. Что-нибудь не так? Разве секс не божественен?" Да, секс божественен, но причины для секса отпадали. Впоследствии они могли иметь секс без всякого противоречия со своей внутренней работой или ослабления ее. Высокие существа могут иметь невероятно прекрасный секс, какой только можно представить, потому что их сердца открыты, чего большинство людей в нашей культуре, занимающихся сексом, не испытывают. Проблема в том, что самые высокие сущности не имеют никакого желания оргазма, потому что они уже в том месте.
      Люди, жаждущие сексуального удовлетворения часто играют с традицией Тантры. Они как бы пытаются и съесть пирог, и сохранить его. На самом деле, когда вы жаждете сексуальных отношений с другим человеком, процесс возбуждения и удовлетворение усиливают это желание. Единственный вид подлинно тантрической сексуальности, какой только возможен, происходит между двумя человеческими существами, которые настолько укоренились в Боге, что нет никакого озабоченного желания другого человека как "другого". Тогда вы можете воспользоваться физиологическим процессом взаимодействия тел для того, чтобы пробудить энергию для подъема ее вверх по чакрам. Но это только тогда, когда нет никакого озабоченного желания чего-либо и в том, и в другом партнере. А это условие, которое едва ли может осуществить кто-либо из тех, кого я знаю. Короче говоря, будьте честны с самим собой: сексуальность - это сексуальность, это не Тантра. Подлинная Тантра - это по существу отношение между Радхой и Кришной, между ищущим и Матерью, когда вы откроете свою душу и станете и лингамом, и йони, фаллосом и влагалищем. Вы и проникаете во вселенную, и вбираете ее в себя. Потому что душа - не мужчина и не женщина. А когда вы определили себя как душу, идущую к Богу, половой танец теряет свое притяжение.
      А теперь в связи с тем, что я сказал, я должен предупредить вас. Каждый из нас - на разных этапах в нашем эволюционном цикле. Многим из вас предстоит немало поработать в межличностных отношениях, с половым удовлетворением и т.д. Вы - на этом этаже, где желаете желания Бога, но сначала вам нужно уделить внимание другому делу. Считать, что ты покончил с чем-то, с чем ты не поконнил, - значит затормозить себя на пути к Богу. Пытаться держаться за что-то, с чем ты покончил, в равной мере замедлит путь твой к Богу. Здесь нет простого правила игры - кому стать Брахмачарья, а кому - нет. Одни это делают, другие - нет. Женатые пары могут быть, а могут и не быть Брахмачарья. Пары в Брахмачарье имеют половое общение, чтобы родить ребенка, и все. А не раз в месяц в новолуние, и все такое.
      Вы не прекращаете половое общение, чтобы идти к Богу. Все это входит в танец. И точно так же, как в конце концов вы можете есть что угодно, вы в конце концов сможете и делать что угодно. Это вообще не предмет морали. Так что, если вы разберетесь и будете честным с самим собой, вы будете знать, когда вы с этим покончили, а когда - нет, и когда одна система желаний сильнее другой. Просто будьте искренни с самим собой. Не притворяйтесь. Фальшь - это в духовной жизни самое худшее. Люди стараются быть чем-то. Некоторых из своих учеников я поощряю на Брахмачарья, тогда как других - на половые отношения. Есть немало рогатых целомудренных в этом мире, которые не идут никуда, кроме психиатрички. И немало есть имеющих общения, которым хочется не иметь их больше, но они не могут остановиться именно потому, что думают, что они должны. Они уже вступили на те планы сознания, где это неуместно. Имейте доверие к себе, дайте отпасть своим желаниям, когда это соответствует действительности.
      "Какую роль играет в духовной работе диета?"
      Насколько я понимаю в диете, на разных этапах вашей садахны показана разная диета. Вас начинает тянуть к ней. Она не основывается на моральности. Она основывается на том, какой уровень вибраций вы в состоянии поглотить и преобразовать. И есть этапы, где вы не можете иметь дело с мясом из-за уровня вибраций, раджасического, активного свойства, жаркой интенсивной страстности этого вещества. Вы не можете быть из-за него достаточно спокойными. Таким образом ваша диета начинает облегчаться: до рыбы и яиц, овощей и зерен, молочных продуктов и плодов. Когда вы не сможете и с ними иметь дело, вы довольно скоро сможете перейти на зерновые и молочные продукты, овощи и фрукты; потом бывают времена, когда вы не можете употреблять ничего, кроме фруктов. А затем вы можете пройти этап, где вы совершенно едины и ясны, и за ним вы можете снова есть что угодно.
      Есть определенные диеты, которые, помогут очистить организм, когда он полон токсинов от того сорта гречихи, который мы обычно постоянно употребляем. Они, в общем, действительно хороши. Макробиотическая диета вас очистит. Так же простые вегетарианские диеты, но не попадайтесь здесь в ловушку плохого или хорошего. Это не работает. Вы просто подловитесь на праведную нравственность. Множество людей более озабочены тем, что входит им в уста, нежели тем, что исходит из них. Я должен вам честно сказать, что люди достигли освобождения, питаясь чем угодно. Таким образом, - это явно непросто. Американские индейцы питались мясом бизонов, а среди американских индейцев были очень высокие мистики и святые. Тибетцы ели мясо и почитали животных, и все это было для всех них частью кармической проработки. А так, как они делали это, для них это не было ни желанным, ни расточительным, ни гневным, никаким. Это было в порядке вещей.
      Помню я сидел и медитировал в Биг Су в доме, который мне сдал Исаленский Институт, и который достался мне вместе с кошкой. Каждое утро кошка уходила искать себе добычу. Она возвращалась, и поскольку она меня любила, она подходила ко мне и усаживалась у меня между ног, когда я медитировал, и пережевывала косточки мышки или ящерицы, которые иной раз еще были живы и бились у нее в зубах. А я не знал - кого ненавидеть, а кого любить, и что делать. Я многому научился. Я прошел через потрясающее понимание некоторых уровней нашего существования. В настоящее время моя диета - видоизмененное вегетарианство, т.е. я ем рыбу и яйца. И я делаю это, потому что на том этапе, на котором я нахожусь, с той шакти, с которой приходится работать, тело мое нуждается в белке определенного рода, которым я должен его питать. Но от многих учеников я требую, чтобы они либо были строгими вегетарианцами, либо еще более мягкой диеты. Вам, точно также, как и мне, следует прислушиваться к собственным нуждам.
      "Как женщше-психотерапевту, мне очень трудно сочетать то, чему вы учите, со всей повседневной работой - с моими пациентами. Не могли бы вы немного осветить эти неясности?"
      Я думаю, что противопоставление внутренней работы и внешней общественной деятельности есть полярность, которая возникает от привязанности к какой-то модели в голове своей. С моей точки зрения - обе они хорошо сходятся в Карма-Йоге, йоге повседневной жизни: исполнении повседневной деятельности таким образом, чтобы прийти к более ясному состоянию сознания, более глубокому покою, озарению, или называйте как хотите. Работа, которую вы выполняете, и становится вашей практикой, а не уход от повседневной жизни, т.е. если вы как раз начнете с того места, где вы есть, а не где хотели бы быть, и вашими условиями будут определенные занятия, умения и ответственности, - тогда игра будет заключаться в том, чтобы обрести во всем этом путь к озарению, и как воспользоваться всем этим как методом работы над собой.
      Я сейчас провожу почти все свое время в служении, являясь доступным для тех людей, что так или иначе страдают. Трудно определить, кто страдает больше другого. Когда люди приходят ко мне, мое взаимодействие с ними с их точки зрения состоит в том, чтобы позволить им пересмотреть свою жизненную стратегию, свои эмоции и т.п., но в действительности они суть моя работа над собой, точно так же, как трудные пациенты являются для психиатра работой над собой. Если вы увязнете в жалости, ударитесь в гнев, отвергание или желание - сексуальное желание или желание власти над пациентами, тогда вы станете менее эффективным агентом изменения. Одна сторона вашей работы состоит в том, чтобы иметь дело с контрпереносом и собственными эмоциональными реакциями на людей. С моей точки зрения, моя работа оставаться в пространстве полного участия на психологическом плане с полной непривязанностью. Я делаю то, что делаю, и делаю это настолько совершенно, насколько это позволяет мое осознание, исключая лишь то, что я не привязан результату. Я просто делаю это как можно лучше. Это получается, как Богу угодно, а не так, как я хочу или предполагаю, т.е. когда я встречаюсь с людьми, я не думаю сразу же, что им следует измениться оттого лишь, что они находятся в психиатричке. У меня нет никаких оснований заявить, что им лучше быть такими, какими, как я считаю, они должны быть, а не такими, какие они есть. Я просто делюсь своей сущностью с другими, а они меняются в той мере, в какой они способны, готовы и могут измениться, пользуясь моим осознанием как инструментом. Борьба ваша происходит оттого, что ваша модель себя как психиатра, женщины, или с любым иным ярлыком есть ловушка, ярлыки ограниченны, они конечны, с ними связано страдание. И одна сторона работы сознания состоит в том, чтобы заново определить собственную сущность, собственную природу до того момента, где вы есть. Тогда-то психиатр в вас: вот - женское, вот личностное, а вот благоприятная возможность и т.д., они как феноменальные кольца вокруг вашей сущности, а не тот, кто в центре и кто поистине - вы. Пока вы считаете себя кем-то, делающим что-то, вы увязли в иллюзии и реально никому не можете предложить пространство, чтобы они могли выпутаться из своей негативной реальности. Так вот, оптимальная стратегия в изменении поведения с самим собой и с любым другим человеком это сострадание. Это означает, насколько я понимаю, способность видеть все как оно есть. Пока у вас есть определенные желания в связи с тем, как, по-вашему, это должно быть, вы не в состоянии это уловить. Пока я чего-то хочу, я не могу в действительности это понять, потому что многсме из того, что я вижу, есть просто мои собственные системы проекций. Вы должны прийти к пониманию всякого человека, включая себя, как некое воплощение в теле или личности, проходящее определенный жизненный опыт, который имеет свое назначение. Вы позволяете ему быть именно таким, как он есть в данный момент, рассматривая свое замешательство, противоречие и страдание как имеющие свое назначение, а не иначе.
      Величайшее дело, которое вы можете сделать для любого другого человека, - это обеспечить необусловленную любовь, которая происходит от соприкосновения с тем местом в нем, которое выше всяких условий, которое есть просто чистое сознание, чистая сущность, т.е., если мы признаем друг друга существующими, просто пребывающими здесь, что мы просто есть, тогда каждый из нас волен измениться наилучшим образом. Если я смогу любить вас потому лишь, что мы здесь, тогда вы готовы расти так, как вам нужно расти, потому что ничто не изменит мое чувство любви.
      Мы обычно отличались этими особыми ролевыми отношениями, считая, что определенные роли одним подходят, другим - нет, оттого, что мы очень привязаны к крайностям - а не соприкасаешься ли ты с кем-то, спишь ли ты с ним, бьешь ш ты их, командуешь ими, сотрудничаешь с ними, поддерживаешь их, платишь им, - или они тебе платят? Все это сущность средств взаимодействия между двумя людьми; это не суть важно. Когда вы работаете над собой в повседневной жизни, вы все более и более видите свои реакции на вещи вокруг вас как какие-то механические взрывы. Вы становитесь гораздо спокойнее в пространстве, которое выше этого, и больше способны услышать как оно есть, в том числе и свою собственную личность как часть природы. Чем глубже вы в том пространстве, тем более оно доступно для всякого, с кем вы встречаетесь, кто способен входить в него. Вы являетесь средой, которая позволяет им сделать это, а из того пространства возможно всякое изменение. В тот момент, как вы отождествляете себя или любого другого с какими-то моделями, ролями, с любой характеристикой, любым индивидуальным отличием, изменение поистине болезненно. Раз вы живете в мире, где даже жизнь и смерть свою воспринимаете скорее в относительном, а не в абсолютном смысле, то все вольно меняется. И вам некуда идти, чтобы работать над собой, кроме как туда, где вы есть в этот момент, и всё, что бы ни случилось с вами, относится к вашей работе над собой.
      Разные из вас суть разные части тела цивилизации, и одна деятельность нисколько не лучше другой. Если бы у вас не было сапожника - вы ходили бы босиком - сапожник вам нужен. Лучше ли сапожник психиатра или хуже?
      А как насчет мусорщика? Без мусорщика знаете где был бы Нью-Йорк или Бостон? Итак, важнее ли мусорщик психиатра или нет? Все становится абсурдом. Вы начнете понимать, что всякий, даже президент, это лишь еще один инструмент в этом танце, еще одна часть цельного тела, и каждый из нас должен уловить, каков его или ее конкретный путь, а не пытаться определить: "Этот хороший, а те - плохие", "Этот лучше всех", или "Я делаю самое важное дело". Самое важное дело, какое вы можете делать - это совершенная работа для вас. Ищите, как служить людям не от того факта, что вы предполагали или должны служить, просто занимайтесь психотерапией, потому что это и есть то, где вы есть. Занимайтесь терапией, пока сознаете, что вот мы здесь - за "врачебностью" и "пациентностью", вот мы - за неврозами и релятивными неврозами.
      Один очень милый психиатр в Бостоне также интересуется медитацией и духовными вопросами. Замечательно, что его учитель в данный момент - это человек по имени Карму в Кембридже. Карму - семидесятилетний черный автомеханик, который с восьми утра до шести вечера работает с машинами, а потом приходит домой в свою квартиру, усаживается и пьет белое вино, красное вино, и приходят разные люди и устраиваются вокруг него, потому что он - мудрый человек. А он их врачует. Он бомбардирует их тело, но все время передает эту невероятную необусловленную любовь, потому что любит то место в них, которое за всей их мурой, за всей ерундой и всем божественным танцем. А вот психиатр, который склонен сидеть у ног этого автомеханика, потому что достаточно осведомлен, чтобы уважать мудрость.
      У меня от Гуру три основных наказа в жизни: Любить, Служить и Помнить. Любить всех, служить или питать всякого, помнить Бога. Моя собственная йога, кажется, состоит в том, чтобы каждый день делать то, что я делаю, быть с людьми, делить с ними время свое на всякий лад. Я не требую, чтобы они звали себя пациентами. Мы можем встретиться в любых условиях - в ресторане или еще где-нибудь, в автобусе может быть и быть друг с другом так, как нам нужно быть друг с другом. Во всех случаях это моя работа над собой, потому что я люблю, служу и помню, но то, что я люблю и чему служу, есть функция того, что я помню. А помню я - кто мы все есть. Я помню "Я" и эта память означает, что моя любовь и служение другому обращены на то место в них, в котором они уже свободны.
      "Несколько лет назад я медитировал и чувствовал себя чудесно. Потом жизнь у меня изменилась, и теперь я оглядываюсь назад и дивлюсь, - что же случилось с тем прекрасным состоянием, которое у меня было".
      Трудно большинству из нас интерпретировать свои страдания, сомнения, смущения и утрату веры как часть процесса пробуждения. Мы чувствуем, будто потеряли милость, нас изгнали. Почему я не в высоком состоянии? Что же случилось? Жизнь становиться отвратительной. Раньше все было сладость и свет, а сейчас все для меня так тяжко. Не у всех и не всегда, но у каждого бывают такие моменты. Я уверен.
      Как, когда Христос явился и творил все эти чудеса, говоря: "Смотрите, все это совсем иначе, чем вы думали. Вы не те, кем себя считаете, все мы в Отце. Ну пробудитесь. Оставьте всю свою мирскую бессмыслицу. Покончите с ней". А все вокруг Него на это ловились, потому что Он отличался такими силами. Потом Он их оставил, и все были угнетены. Они поймались на свой метод, свой метод попадания в высокие состояния, а метод сломался. Если вы наркоман, то вы покончили с наркотиками. Или, как у некоторых из нас. Гуру оставил тело. Или метод который годами приводил вас в высокое состояние песнопение Кришне или слежение за дыханием - вдруг обратился в ничто. Он больше не работает. Что сказать обо всех этих снижениях? Когда вы разгневались, вспылили. Когда вы неожиданно забеременели. Подрались. Когда рядом насилие. Когда в обществе национальная напряженность. Когда на каждом шагу неминуемы экологические бедствия. Когда политика вся построена на обмане.
      И все это делает интересное дело: оно возвращает нас обратно внутрь самих себя, чтобы мы увидели, - где мы находимся. Когда все пружины выдраны, у вас есть шанс на миг увидеть, - какими ресурсами йы располагаете. На этом пути много этапов, много уроков. Нигде не останавливайтесь. Все это часть процесса пробуждения. В вашем распоряжении все время мира, но не тратьте ни минуты даром.
      "Что это за Фонд Ханумана, в который вы входите и который вам покровительствует?"
      "Фонд Ханумана" - это свободная от обложений бесприбыльная корпорация, которая в настоящее, время покровительствует множеству проектов. Один из них - создать широкую основу для медитации в Америке. В некоторых странах, таких, например, как Бирма, люди в период своих отпусков вместо того, чтобы ехать на море, отправляются в центы медитации. Скоро и у нас будет больше общественных учреждений для медитации. Мы скоро публикуем "Игру пробуждения: руководство к медитации для начинающих", - книгу о стратегии и облегчении медитации, доступной в настоящее время в нашей стране.
      Фонд Ханумана занимается также обращением американских тюрем в ашрамы. Проект "Тюрьма - Ашрам" поощряет пребывающих там пересмотреть возможности для внутреннего роста, имеющиеся в тюрьме, и что может дать опыт тюрьмы. Ведь, если вы когда-нибудь замечали, тюрьма похожа на монастырь. Она дает келью, одежду и пищу. Она обеспечивает внешние потребности, чтобы освободить для внутренней работы. Можете себе представить блок камер с пятнадцатью обитателями и тремя охранниками, где обитатели считают, что они - в ашраме, тогда единственными, кто остается в тюрьме, будут стражи. Так вот мы и осуществляем просачивание моделей изнутри, и с этой целью мы публикуем бесплатно книгу "Внутри и вне", чтобы дать пребывающим там многое из того, что им надо знать, для обращения своего опыта в опыт пробуждения, чтобы прийти к Богу.
      Другой проект Фонда Ханумана состоит в поддержании изменения представления о смерти в нашей культуре. Смерть в первую очередь находится под контролем специалистов медиков, обязанность которых сохранить жизнь, а смерть - считать своим врагом. А мы хотим помочь умирающему воспользоваться смертью как опытом пробуждения. И в конце концов у нас, может быть, будет ашрам (монастырь) - центр для умирающих, куда люди будут приходить помедитировать и поработать над собой. И работа их будет отчасти состоять в работе с теми, кто пришел сюда, чтобы умереть сознательно.
      Сверх того, проект Фонда Ханумана заключается в ознакомлении Америки с представлением о Ханумане, который является совершенной моделью бытия в Боге через служение. И вследствие чистоты любви Божьей Хануман имел силы делать все. Он - проявление утверждения Христа: "Будь у вас вера, вы могли бы двигать горами".
      Мы также заняты привлечением в нашу страну учителей, которые являются воплощением живого духа иных традиций.
      И еще одно дело делает Фонд Ханумана - записывает на пленку мои лекции и проработки, а также лекции некоторых других учителей, доступные за плату. За дальнейшей информацией об этом Фонде, или если вы ощущаете потребность сделать вклад в экономику этого дела, можете обращаться в Фонд Ханумана, п/я Эйч (Н), Амавок, Нью-Йорк 10501 (Box h).
      Это удивительный танец - оставаться в форме и знать, что ничего не надо делать, кроме как быть с Богом. Тогда вы вольны делать все эти дела так легко.
      "Кем вы себя считаете? Как вы рассматриваете вашу роль в современной обстановке, как вы к ней относитесь?"
      Самый честный ответ: у меня абсолютно нет никаких идей о том, - кто я. Я даже больше не очарован тем, что я есть. Я был очарован Рам Дассом. "Ой-ой, смотри-ка, разве это не интересно?". Я время от времени пытаюсь вызвать это чувство, но это уже просто не происходит. На той неделе Джон и Йоко приехали меня навестить. А несколько дней спустя - Джерри Браун. Старый ум подумал: "Боже мой, сам губернатор заглянул ко мне в мотель, должно быть, - я что-то значу". И я попробовал немножечко это покрутить, но это пустое, там просто ничего нет. Я старый стяжатель сил, так почему бы мне не быть одолеваемому силами? Я могу ответить на ваши вопросы, и мы можем разыграть это дело. Но большую часть времени я сижу почти пустой. Это невероятно. Эта сознание других извлекает весь этот материал из меня. Когда я с вами, и вы меня спросите - кто, я могу вам дать прекрасный эрудированный ответ. Я могу сказать, что воспитан, чтобы быть в нашем обществе мудрым человеком. И я полагаю, - это роль, которой общество, как пить дать, воспользуется. А если пойти еще дальше, то в прошлом воплощении я, очевидно, был некто, кого звали Саммат Гуру Рам Дасс. Он жил в 1600 году и был Гуру царя Шиваджи. А жил он в хижине из глины и соломы у дворца. Однажды царь, который был абсолютным приверженцем этого Гуру, составил свиток - дарственную на все царство, вручил его Гуру и сказала "Вот, отдаю тебе царство". Гуру говорит: "Прекрасно", - и вернул ему его: "А теперь правь им за меня". Так что я уже это проделал.
      Мой Гуру сказал мне: "Линкольн был хороший президент, потому что он знал, что президент - Христос, а он только изображает президента". У меня действительно вообще нет никакого личного отождествления с моей игрой, так как я не думаю, что это я ее осуществляю. Я в некотором роде совершенный робот, робот для потока вселенной. Я не могу себе представить ничего прекраснее, как быть инструментом этого потока вселенной. Я совершенно счастлив быть камешком на дне озера. Тогда какая беда в славе, если вы ее не хотите. В этом свобода, а не ловушка. В моей игре теперь немного забот, потому что я равно заинтересован в ней, как бы она ни шла.
      Двенадцать лет назад я был поистине плохим человеком в нашем обществе, главой принимавших кислоту, изгнанным из Гарварда, и все такое. Теперь я хороший парень в обществе. Может, я когда-нибудь опять буду плохим. Это просто поток, просто танец. Я просто уведомляю о нем. Все, что я действительно хочу - это быть с Богом. И все больше и больше, что бы я ни делал, я именно это и делаю всячески. Я сижу тут, и это просто через меня проходит; это просто ничто. Оно вполне прекрасно, и чем более оно ничто, тем оно становится прекраснее.
      Умирание - удобный случай для пробуждения
      Несколько лет назад, когда мать моя, умиравшая от рака, была при смерти, я проводил с ней довольно много времени. Поскольку я начал пребывать в медитации и пользовался психоделиками, я нашел, что не особенно озабочен ее смертью, хотя и очень любил ее. Когда я сидел в больнице, часто в высоком состоянии от того или иного химического средства, я наблюдал ауру людей, заходящих в палату матери - врачей, нянек, моих родичей, отца - с полной бравадой: "О, ты сегодня лучше выглядишь", "Ты суп съела?", "Через несколько дней ты поправишься", "Врач сказал, что есть новое лекарство", а потом выходили в коридор и говорили: "Она не протянет и недели".
      Я видел, что она окружена кольцом полного, благонамеренного притворства, но все, что я мог, - это тихо сидеть рядом с ней и иногда просто подолгу держать ее за руку. Однажды в затемненной палате где-то за неделю до смерти она мне сказала: "Знаешь, мне известно, что я умру. Я хотела бы выпрыгнуть из окна, если бы у меня были силы сделать это". Потом сказала: "Никому другому, кроме тебя, я не могу этого сказать". До тех пор мы с ней никогда не беседовали обо всем этом. "Что такое, по-твоему, смерть?" - спросила она.
      "Ну, я не знаю", - сказал я, - "но когда я на тебя смотрю, я как бы вижу кого-то, кого я люблю, очень дорогого друга внутри какого-то сооружения, которое сгорает. Я вижу, что сооружение разрушается, но каким-то образом, поскольку мы с тобой разговариваем, и мы с тобой еще здесь, я подозреваю, что если даже тело сожрет эта болезнь, то мало что изменится". Мы вместе были в молчании, просто держась за руки, по многу часов.
      Может быть, уместно рассказать пару слов о похоронах. В течение сорока четырех лет мать и отец в годовщину свадьбы обменивались, помимо подарков, красной розой, которая была символом их любви друг к другу. В храме гроб был накрыт покрывалом из роз. Когда гроб вывозили из храма, он проходил мимо первой скамьи. На первой скамье сидел отец, которому было в то время лет шестьдесят пять, бостонский юрист-республиканец, бывший начальник железной дороги, очень консервативный; старший брат, юрист-маклер; средний брат, тоже юрист, но имевший духовные переживания, я и невестка. Когда гроб проходил мимо первой скамьи, одна роза упала из покрывала роз к ногам отца. Все мы на скамье взглянули на эту розу. Все мы знали историю обмена розой, но никто, конечно, ничего не сказал. Когда мы встали со скамьи, отец поднял розу и держал ее, когда мы солились в лимузин. Наконец, брат мой сказал: "Она послала тебе последнюю весточку", - и все, сидевшие в тот момент в машине, согласились с этим. Все сказали: "Да!". Чувства того момента допускали приятие реальности, совершенно чуждой по крайней мере для троих членов группы.
      Конечно, возник вопрос: - как бы сохранить эту розу? Оказалось, что мой дядя знал кого-то, у кого был метод, по которому цветок помещали в какую-то жидкость, вставляли в стекло, и его можно было хранить вечно. И розу поместили в этот резервуар и поставили на каминную доску как последнее, что осталось материального от матери. Несколько лет спустя после достаточного периода траура отец взял новую жену, очень милую женщину. Метод сохранения розы, был, однако, не вполне совершенен, и цвет ушел из розы в воду, так что теперь это был шар, наполненный мутноватой жидкостью, в которой плавал мертвый цветок. Там пребывала мамина весточка. Его перенесли в комнатку при гараже для памятных вещей, с которыми мы не могли расстаться. Я уверен, у всех есть нечто такое.
      И еще, что я хотел рассказать вам о похоронах: я принял ЛСД и это было очень интересно, потому что я ощущал мать и вышел, наблюдая всю эту сцену.