Поскольку автомобиль мчался со скоростью девяносто километров в час, все могло бы завершиться погребением в совместной металлической могиле или большим очистительным костром, и тогда история не получила бы своего продолжения. Но наваждение прошло. Зомби присмирел, и, отвезя жену в больницу, хозяин чуть не вышиб из него дух.

Это было гораздо хуже, чем поражение на арене. В течение нескольких дней после экзекуции пес с трудом передвигался, мочился кровью и зализывал раны, до которых мог достать языком. Человек на его месте задал бы себе вопрос: Почему он меня не убыл ? Зомби же не имел никакого понятия о человеческой расчетливости и алчности и был доволен тем, что пока жив.

Второе посещение произошло тогда, когда, к счастью для хозяев. Зомби был один в квартире. Это место – замкнутый бетонный резервуар, в котором люди прятались от непогоды и от себе подобных, знакомый ему до последней трещинки в паркете, еще хранившем его щенячий запах, – вдруг превратилось в ожившее собачье кладбище, звериный ад, клоаку запредельного ужаса…

Десятки стремительных тварей, полупрозрачных фантомов выскальзывали из теней, отбрасываемых предметами, чтобы впиться в Зомби стеклянными клыками и когтями; поджариваясь живьем, он спасался от них в огненном озере без берегов; но гораздо хуже физической боли было то неописуемое, что запустило свои когти-иглы в его мозг и извратило его инстинкты.

Он перестал быть домашним животным, рабом человека, четвероногим существом, собакой Павлова с рефлекторным слюноотделением, организмом с предсказуемой реакцией на внешние раздражители. В его глазах плескалась иная, изнаночная реальность, и все приобрело совершенно новый смысл.

На этом гигантском кладбище, где истлевали кости, но не злоба умерщвленных, скопилось столько смертоносного яда, что он проник во все клетки Зомби, заполнил бесформенную кляксу его мозга и отравил энергию мышц.

Прежде, чем атака призраков закончилась, мощный трехлетний кобель пробил своим телом двойное оконное стекло и вместе с дождем окровавленных осколков стал падать на землю с высоты третьего этажа…

Его спасла снежная зима и нерасторопность муниципальных служб. Он рухнул в огромный сугроб, смягчивший удар, и отделался только ушибами и шоком. Белое безмолвие вспыхнуло на месте свернувшейся в точку черноты, а в следующее мгновение Зомби уже бежал прочь от проклятого места, где никогда, никогда, никогда (теперь он понял это) он не смог бы стать свободным.

* * *

Зомби поселился вблизи от того самого парка, где в прошлом происходили бои. С одного края к парку примыкал старый завод, заброшенный во времена депрессии, с другого – огромная свалка, разлегшаяся, как раковая опухоль на теле города. Достаточно большая, чтобы пес мог навсегда затеряться здесь.

Конечно, белый бультерьер в стальном ошейнике был более заметен, чем любая дворняга, но до сих пор мало кто видел его. Днем он отсиживался в многочисленных убежищах на свалке, ночью рыскал по парку и почти всегда находил себе еду.

Видно, в нем было что-то такое, что отпугивало других собак, даже совершенно одичавших и собиравшихся в устойчивые стаи. Правда, телепатическая собачья связь доносила до него обрывочные сведения о стае псов-убийц, возглавляемой тварью, обозначаемой сочетанием человеческих звуков Г-е-р-ц-о-г, и непреодолимый страх подсказывал Зомби, что судьба еще не свела его с достойным противником.

Черный луч бил из-за горизонта – оттуда, где находился этот смертельный враг. Зомби ощущал даже какую-то неуловимую близость между запредельными псами-убийцами и призраками, осаждавшими его. Он чувствовал угрозу и жил обреченным, но не подавленным. Будущее было ДЛЯ него гораздо более иллюзорной материей, чем для людей.

Он был удачливым охотником и редко оставался голодным продолжительное время. Иногда его жертвами становились бродячие кошки, но Зомби не брезговал и отбросами. Когда ему того хотелось, он находил себе самку среди окрестных дворняг и подавлял ее грубым натиском, силой и хорошо ощутимым излучением убийцы.

Словом, свалка была вполне подходящим местом для пса-отшельника, и он мог бы благополучно провести здесь остаток жизни. Но он всего лишь получил отсрочку. Призраки не давали забыть о грядущем аде.

Глава девятая

Максим Голиков вошел в офис частного издательства «Фиона», через два дня после прискорбного случая в метро. Теперь он стал гораздо осторожнее, и его было трудно застать врасплох. Он ожидал нападения отовсюду; даже неодушевленные предметы приобрели новое, зловещее значение. Союзник, спасший его на платформе, больше не появлялся, и Макс счел его галлюцинацией, неизвестным и пугающим порождением собственного сознания. Тем не менее, в газетах и по местному телевидению прошли сообщения о женщине, погибшей под колесами поезда, и мужчине, бежавшем с места трагедии. Личность женщины не была установлена…

Голикову пришлось без помощи парикмахера обрезать свои длинные волосы и перестать бриться. Теперь он выглядел более молодым и привлекал к себе меньше внимания, что вполне соответствовало его желаниям…

Он прошел по коридору и открыл дверь со стеклом, подернутым застывшими мутными волнами. Секретарша за столом просматривала какие-то бумаги, и Макс сразу же сделал стойку. Густая грива черных волос, длиннющие ресницы, капризно изогнутые губы, гладкая кожа, впечатляющая грудь, и при этом – никаких следов обручального кольца. Жаль, он не видел ее ног… На доверительную беседу с этой дамочкой рассчитывать не приходилось. В радиусе двух метров от нее все было затянуто искусственным льдом. «Смазливая, избалованная кукла с микроскопическими мозгами. То, что нужно. Идеальное прикрытие».

– Здравствуйте, – начал он проникновенно, но не удостоился даже мимолетного взгляда.

– Шефа нет, – небрежно бросила красотка, не Отрываясь от бумаг.

Голиков резко сменил тактику.

– В котором часу вы заканчиваете? – спросил он, усаживаясь на ближайший к объекту стул.

К его удивлению, она не отшила его и не вступила в презрительную перестрелку банальностями, а подняла глаза и посмотрела на него в упор. Он чуть не вздрогнул от неожиданности. В се взгляде было необъяснимое отчаяние.

– У вас какое-нибудь дело?

– Да. Мне нужен адрес или телефон одного из ваших авторов.

– Зачем?

Он почувствовал, что в ее вопросах содержится далеко не праздный интерес.

– Скажем так, меня очень заинтересовала его книга…

– Фамилия?

– Строков.

Теперь она смотрела на него еще пристальнее. Как на приговоренного к чему-то нехорошему. Тем не менее, между ними протянулась едва ощутимая ниточка взаимопонимания. Макс увидел трещину во льду и молился об одном – чтобы в этот момент им никто не помешал.

Не отрывая взгляда от его лица, девушка запустила руку в ящик и бросила на стол газету, сложенную вчетверо. Это были «Харьковские губернские ведомости» двухнедельной давности. Макс быстро просмотрел страницу и наткнулся на заметку под названием «Маньяк-самоубйца?». Дальше он читал по диагонали.

Найден мертвый мужчина… Множество ранений, нанесенных ножом для разделки мяса… Снятая кожа на руках и животе… Отрезанные гениталии… Дверь в квартиру была заперта изнутри… Нетронутые шестьсот долларов США… Только что изданная книга со следами крови и спермы погибшего… Расплывчатые комментарии судмедэксперта…

Макс ощутил тошнотворную слабость уже где-то за чертой страха. Он подозрительно уставился на сидевшую перед ним красотку. Вполне возможно, что ему готовили ловушку более изощренную, чем примитивное покушение в метро. Однако ничто не говорило об этом, кроме… мольбы о помощи, застывшей в глазах внешне вполне благополучной девицы.

– Что вы об этом думаете? – он постучал по газете костяшками пальцев.

Она дернула плечом, пресекая его расспросы. Похоже, она была заинтересована в прояснении этой истории не меньше, чем он, и только поджидала идиота, которого можно будет использовать в своих целях. Что ж. Макс готов был рискнуть и сыграть с ней в эту игру. Тем более, что не только лицо, но и фигура его новой знакомой были выше всяких похвал.

– Сюда приходила его сестра, – вдруг сказала девушка. – По-моему, она требовала часть гонорара.

– Они жили вместе?

– Нет. У меня записан ее адрес… Я заканчиваю в пять.

Макс еще раз внимательно посмотрел на нее. Куколка оказалась далеко не проста. Он констатировал взаимную зависимость и ощутил легкое возбуждение – как всегда в начале нового романа.

– Значит, в пять я буду ждать тебя у выхода. Кстати, как нас зовут?

– Ирина.

– Я – Максим. Или просто Макс, – он встал и обернулся возле двери. – Я уже скучаю.

Девушка смотрела сквозь него. В ее взгляде по-прежнему было отчаяние, хотя и не безнадежное.

– Пока, милый, – сказала она с ледяной улыбкой и непередаваемой иронией.

* * *

В половине шестого вечера они вышли из метро на станции «Пролетарская» и отправились разыскивать дом Строковой. Снова вернулись холода. На Ирине была роскошная шуба, на фоне которой прекрасно смотрелись распущенные волосы, и Макс решил; что шуба была честно заработана в постели. Однако сейчас важнее было то, что на мужчину, идущего рядом с такой женщиной, обращали мало внимания. А может быть, как раз наоборот.

Выбросив из головы прикладную психологию, он сосредоточился на своей неразрешимой проблеме. Он был любопытной дичью и хотел знать, кто же все-таки открыл на него охоту. Макс не видел смысла отсиживаться дома или избегать новых, пусть даже подозрительных знакомств. Он ничего не знал о времени, которым располагал охотник, но предчувствовал, что это время достаточно велико, чтобы достать его где угодно.

Они забрели на темную малолюдную улицу. Оказалось, что Строкова жила в старом пятиэтажном доме с низкими потолками и маленькими балконами – наследии программы поспешного тотального строительства жилья. Квартира под мистическим номером двадцать три находилась на первом этаже. Грязная крашеная дверь выглядела не слишком презентабельно. Из-за двери доносилась музыка. «Пьяный мастер наколет на белом плече…» – пела Наташа Ветлицкая, и Макс скептически поморщился.

– По-моему, мы пришли не вовремя, – сказал он, а про себя подумал: «Интересно, зачем ты Притащила меня сюда?».

– Говорить буду я, – сказала Ирина, нажимая на кнопку звонка. – Меня она помнит.

Это прозвучало решительно, но Макс видел, что красотка сильно нервничает.

Дверь открыла веселая шатающаяся личность в просторной длинной футболке, маскирующей признаки пола. На футболке имелся портрет Курта Кобейна^[5].

– О! – произнесла личность, вываливаясь из коридора прямо Максу на грудь. Вблизи тот разглядел, что имеет дело с женоподобным юнцом.

– Лена дома? – спросила Ира, на что неизвестный тупо кивнул и, обернувшись, заорал в глубину квартиры:

– Элен! Тут к тебе два пассажира!..

Из комнаты донесся расслабленный смех.

– Кто? – томно протянул низкий женский голос.

Юнец оставил вопрос без ответа, пропустил Ирину вперед и, притеревшись к Максу, обдал того тошнотворной смесью запахов. Потом красноречиво погладив ладонью свой пах, шепнул на ухо:

– Слушай, ты хоть долбишься? Макс не стал огорчать его сразу.

– Потом поговорим, – сказал он, вталкивая своего нового друга в коридор и закрывая дверь. Они сделали несколько шагов в темноте, ориентируясь на сереющий впереди прямоугольник.

Ирина резко остановилась, и Макс ткнулся лицом в ее волосы.

Обстановка комнаты была довольно неприхотливой – диван, несколько потертых кресел и старый черно-белый телевизор, мерцавший на полу. Войдя, Голиков сразу понял, с кем имеет дело. Все пять человек, находившиеся в комнате, были под очевидным кайфом. Вставлялись они давно, и троим из пяти явно предстояло вскоре уснуть на траве. Макс поразился их беспечности. Скорее всего, в квартире уже не было наркотиков.

– Эй! Я тебя знаю, – сказала женщина, выглядевшая значительно старше своих двадцати пяти из-за сероватой кожи и дряблых мешков под глазами. Она лежала на диване и блаженно улыбалась. На ее сказочном острове уже давно наступила весна. Макс вдруг понял, как ему повезло. Он застал Строкову расслабленной, и это означало, что от нее можно было кое-что получить.

– Привет, – сказала Ирина, как видно, растерявшись.

– Ты бабки принесла? – ласково спросила Лена Строкова, раскачиваясь в такт музыке. Двое мужчин, полулежавших в креслах, залетели еще дальше, и им было все равно. Третий тупо уставился на гостей с пола, не поднимая глаз выше пояса. Полуголая молодая девка отрешенно и медленно мастурбировала в кресле.

– О деньгах поговорим потом. У вас остались какие-нибудь материалы, над которыми работал ваш брат?

– Да пошла ты, сука… – совершенно беззлобно сказала Лена и углубилась в созерцание никому не видимых звезд.

Голиков пришел к выводу, что пора брать инициативу в свои руки.

– Зачем тебе бабки? – вкрадчиво спросил Макс, постепенно приближаясь к дивану и опускаясь на колени. Его глаза обшаривали комнату в поисках хоть какого-нибудь клочка бумаги. Юнец опередил его, рухнув на диван рядом со Строковой.

– Иди к нам, мой сладкий, – позвал он, запуская руку под футболку. Лицо Кобейна исказилось, как в кривом зеркале.

В сущности, если никто из них не прикидывался обдолбившимся, то все шестеро не представляли никакой угрозы. Но Макса не покидало ощущение, что все это – хорошо разыгранный спектакль. Настолько хорошо, что актерам даже не требовалось притворяться; они играли самих себя…

Максим услышал шаги за спиной. Покосившись, увидел ноги в женских сапогах и поднял голову. Ирина держала в руке стодолларовую купюру. Поднесла ее к лицу лежавшей и подождала, пока взгляд Строковой сфокусируется на портрете Франклина.

– Получишь деньги, если покажешь нам что-нибудь интересное.

Макс не верил своим ушам. Либо Ирочка была богата, либо точно знала, за что платит. Почти сразу до него дошло, что на самом деле Лена отъехала совсем не так далеко, как казалось.

– Какие вы все-таки свиньи, – протянула Строкова и голой ногой стала спихивать юнца с дивана. Тот впился зубами в ее бедро. Если это и был поцелуй, то довольно болезненный. Лицо Лены исказилось. И все же она ласково потрепала парня по голове.

– Принеси мою сумку, – шепнула она ему, широко зевая, но не переставая пристально наблюдать за купюрой.

Чертыхаясь, юнец поплелся в темный коридор и занялся там раскопками… Немая сцена. Предстоял первобытный процесс обмена. Вдруг девушка, сидевшая в кресле, застонала и замотала головой. Строкова ухмыльнулась и подмигнула Максу. Ее дружки оставались не более, чем предметами обстановки.

Наконец, появился парень, волочивший за собой большую потертую сумку. «Самолет опять меня уносит…» – пела с экрана Валерия, и он принялся танцевать с сумкой посреди комнаты.

– Дай сюда! – злобно приказала Строкова, протягивая руку.

Ее пальцы впились в сумку и извлекли на свет толстую тетрадь и две трехдюймовые дискеты.

– Это все, что отдали мусора. Кроме личных вещей… Что смотришь? Гони бабки.

Ира повернулась к Максиму и сказала вполголоса:

– С дискетами придется рискнуть. А тетрадь можно посмотреть здесь…

– Чего шепчешься, детка? – визгливо спросила Строкова, готовая в любую секунду вскочить на ноги.

– Сделаем так, – сказал Макс примирительно, взял деньги и отошел в угол. Здесь он положил купюру на глаза девки, уже отъехавшей и сидевшей с запрокинутой головой, и вернулся к дивану. – Пусть полежит там, а мы посмотрим тетрадь. Согласна?

До Строковой, по-видимому, дошло, что у нее маловато шансов. Зашипев, она швырнула ему тетрадь. Он держал ее так, чтобы Ирина тоже могла видеть раскрытые страницы.

Это был дневник Виктора Строкова. На первый взгляд, он состоял из отдельных кусков, совершенно не связанных между собой. Кое-где было обозначено время с точностью до минуты, чаще – время и дата, но нигде не был проставлен год. Стихи, религиозные символы, примитивные рисунки, какие-то подсчеты, фрагменты прозы… или описания галлюцинаций? Макс быстро пролистал тетрадь. Почти сто страниц, плотно исписанных мелким почерком. И ни на одной может не оказаться того, что они ищут. А что они ищут? Он посмотрел на Ирину, и та еле заметно кивнула.

– Я могу сэкономить твои деньги, – прошептал он уже рассчитывая траекторию падения парня.

– Не нужно, – сказала она жестко. И повернулась к Строковой:

– Я возьму это. Сделка состоялась. Запомни: больше я не хочу тебя видеть.

– Иди на хер! – коротко ответила Элен и потащилась в угол за деньгами. Парень нерешительно мялся посреди комнаты, как пес, не понимавший истинных намерений хозяина.

Макс потянул Ирину к выходу. Справившись с замком, услышал запоздалые ругательства, которыми провожал его юнец. Захлопнул дверь, отгородившись от искалеченного мирка. Что теперь? Кто она – эта женщина рядом? И какая тайна заключена в дневнике того бедняги, угодившего на живодерню?..

У него оставалось восемь минут для праздных размышлений. Потом ему снова пришлось бороться за свою жизнь.

Глава десятая

В другом мире существование беглеца клонилось к закату. В теплых течениях, несущих его между холодными берегами из живых минералов, для которых время почти не движется, появились холодные струи умирания; ему становилось все труднее прятаться в снах, и все чаще от него ускользали души тех, кого посещали эти сны.

Теперь беглец иногда скрывался в сумеречных грезах наркотических растений – апатичных, расслабленных, лениво-сладострастных, содержавших неизъяснимое искушение: в них хотелось затеряться навсегда. Их медленно текущее время привлекало не только беглеца. Обладая Календарем Снов, который можно было рассматривать, как идеальную пятимерную карту, герцог постепенно захватывал ареалы растений, существ, камней. Враг приобретал новых союзников, а слуги беглеца пока были безнадежно слепы или слабы…

Светлая печаль жертвы не имела ничего общего со слабостью. Он знал, что кончается все, и не хотел нарушать порядка вещей. И все же это было грустно: позади – миллионы сновидений, миллионы обличий, миллионы утраченных тел, а впереди – торжество безжалостной твари, которая не смогла примириться с существованием среди равных.

Охотники герцога обложили беглеца, и с некоторых пор круг неумолимо сжимался. Может быть, это вынудило его пересмотреть свое отношение к происходящему. Фатализм становится пустым звуком, когда смерть оказывается совсем близко и не остается времени, чтобы дождаться на берегу плывущего по реке трупа врага.

Внутренне беглец уже решился на невозможное, но сам еще не подозревал об этом. Пытаться переиграть герцога – это было все равно что пытаться переиграть саму судьбу. Плохая шутка, изъян мировоззрения, кощунство, осквернение непреложного закона. Однако беглец выбрал себе слуг, на которых собирался опереться. Благодаря их неведению, вышеперечисленное не имело большого значения. Его союзники были из тех, кто способен плыть против течения. Странные люди, считавшие, что могут отменить собственную смерть…

Глава одиннадцатая

Макс шел в полушаге позади Ирины и думал о том, как, не обижая ее, завладеть дневником Строкова и дискетами. Он слабо верил в то, что записи мертвеца прольют свет на происходящее, но в его положении не следовало пренебрегать любым, даже самым мизерным шансом. Теперь девушка не слишком стремилась поддерживать беседу, и Голиков испытывал неприятное чувство, что стал лишним. Однако не настолько неприятное, чтобы отказаться от намерения приручить эту красотку…

Темнота сгустилась над рабочей окраиной. Редкие фонари лишь подчеркивали затерянность одиноких человеческих теней. Смесь льда и грязи под ногами. Ряды окон, равнодушно рассматривающих ледяной шарик Луны. Красные огни удаляющихся автомобилей. Гулкие отзвуки шагов. Потом внезапная тишина… До станции метро оставалось пройти не более одного квартала. Очередной фонарный столб выплыл из мрака, как мачта затонувшего корабля с огнем Святого Эльма на топе.

На тротуаре, у самой границы освещенного круга, стояли бритоголовые.

Макс сразу же вспомнил строчку из песни Высоцкого: «Они стояли молча в ряд, их было восемь». В данном случае, их было четверо. Четыре приземистых плотных «качка» с тусклыми глазами и челюстями, перемалывающими жвачку. Особая порода, созданная для наездов и разборок. Самая простая и самая древняя…

К собственному удивлению. Макс обнаружил, что не боится и даже не проклинает себя за беспечность. В этой встрече было какое-то предопределение, и без всяких видимых оснований он считал, что не проиграет.

Неторопливые шаги послышались за спиной. Голиков обернулся и увидел, что его догоняют еще трое. Ближайший готовился к привычной работе. Короткие тупые пальцы были продеты сквозь дужки кастета. Все семеро молчали, обходясь без угроз и гнилых базаров.

Макс понял, что это не дешевые фраера. Непонятно только было, зачем крутым наезжать на него? Они выглядели слишком дорогими наемниками; вряд ли их мог заинтересовать гонорар в виде Иркиной шубы и побрякушек. Голиков вдруг вспомнил о девушке и покосился вправо. Он не удивился бы, окажись она их подругой. Но нет – она явно была в панике.

Макс нащупал в кармане свой баллончик с газом CS. Стоило дважды подумать, прежде чем достать его. Свое положение можно было и усугубить… Когда в руках у двух парней заблестели лезвия опасных бритв. Голиков почувствовал, что его положение усугубить уже невозможно.

Женский крик прорезал морозный воздух, и белое облачко пара тотчас растворилось в желтом сиянии фонаря. Крик прозвучал смехотворно – это было ясно прежде всего самим жертвам.

Макс вытянул руку и направил струю газа в лицо человека, поигрывавшего бритвой. Тот согнулся, спрятав лицо в ладонях, но даже не выругался. Самым жутким было полное молчание нападавших. Голиков начал поворачиваться. Парень, стоявший рядом со своим ослепшим коллегой, точно выверенным взмахом бритвы рассек Максу тыльную сторону запястья, и обжигающая боль заставила его выпустить баллон. Поднятую руку прорезала черная трещина с дымящимися краями. Это была только прелюдия…

И вот тогда время остановилось снова.

Круг из семи неподвижных мужских фигур и еще одна, женская, рядом. Изваяния из костей и кожи. Застывший на выдохе воздух. Новый ледниковый период. Изменялась только Луна, но Голиков не улавливал этих изменений. Луна падала на Землю, что должно было произойти только через несколько миллиардов лет… Ее поверхность стала втягиваться в двух местах, как будто невидимые пальцы нажимали на резиновый шар. В глубоких воронках гнездилась тьма. Вскоре это были уже два туннеля в бездну…

Макс узнал, и радость, смешанная с ужасом, зашевелилась в нем.

«Как приятно и страшно иметь хозяина-демона!» Он узнал лицо своего союзника. Казалось, тот падал из космоса, но на самом деле – из другого мира.

Однако недолго был узнаваемым.

Лунный блеск стал металлическим, а лицо уже не было лицом. Какой-то предмет, сгущаясь из темноты, холодного газа, отраженного света, наполнял протянутую руку Голикова, распирая скрюченные пальцы.

Эффект материализации был потрясающим. Из чего-то расплывчатого и неопределенного появилась более чем реальная вещь. Вещь, леденившая большой и указательный пальцы. Остальные крепко обнимали пластмассовые накладки рукояти. Вещь находилась на уровне глаз Макса, и он еще без единой мысли в голове прочел надпись на ее тускло блестевшей поверхности:

Pietro beretta Gardone V. T. – Made in Italy

Макс почувствовал себя катапультированным из ада. Это был пятнадцатизарядный девятимиллиметровый «беретта» М-92, армейский образец с двухрядным расположением патронов. Такое оружие до сих пор он видел только в кино. Его просто не могло быть здесь, в этом городе, в этом месте, в этой порезанной руке!

Абсурд, ставший реальностью. Абсурд, способный нафаршировать человека свинцом и превратить его в нечто, малопригодное для транспортировки. Пятнадцать патронов – по два на каждого крутого. «И один, чтобы застрелиться», – мелькнула в голове шальная мысль… Потом время рванулось с места.

Голиков не обладал безошибочными рефлексами убийцы. Для Ирины это имело очень неприятные последствия. Парень, разрезавший Максу руку, все еще забавлялся с жертвами и полоснул девушку по лицу. Она даже не успела крикнуть – настолько сильным оказался шок. Но следующий удар бритвой был горизонтальным, и Макс понял, что если промедлит, лезвие рассечет ему горло…

За минувшие полсекунды еще никто не успел переварить тот факт, что его рука уже не была пустой. Он не знал, снят ли пистолет с предохранителя, но это знало существо, приходящее с той сторона. Оно же, слившись с ним теснее, чем любовница, нажало на его палец, а палец – на спусковой крючок.

Невероятно, но Максу показалось, что он видит, как пуля ввинчивается в воздух, увлекая за собой расширяющуюся спираль пара. Пистолет отрывисто рявкнул, содрогнувшись в руке; сильную отдачу принял на себя двойник Максима.

Ужасная кровавая дыра возникла на месте левого глаза его врага. При выходе из головы пуля снесла треть черепа и затерялась в темном пространстве улицы… Макс перевел руку вправо. Еще одна пушка стала появляться на свет. Ее вытаскивал из плечевой кобуры парень в черной кожаной куртке, стоявший в четырех шагах от Макса. Да, это были профессионалы. Им понадобились всего лишь мгновения, чтобы опомниться, а внешне они вообще не выдали того, что столкнулись с чем-то неожиданным.

«Беретта» дважды громыхнул в гулком ущелье улицы, выталкивая из себя кусочки свинца. «Макарову» так и не удалось побывать в деле. Его похоронил под собой упавший человек. Пистолету была суждена неуютная мокрая могила, наполненная остывающей кровью…

Кастет со свистом рассекал воздух, и Макс предпочел встретить его щекой, а не затылком. Совсем избежать встречи было уже невозможно. Сильный удар отбросил его на скорчившуюся девушку, но мышцы работали бесконтрольно, снова и снова нажимая на спуск… Парень с кастетом получил пулю в корпус, которая раздробила его ключицу на множество мелких осколков, не подлежащих локализации.

…Уже лежа на тротуаре, под бешено завертевшимся фонарем. Макс смотрел снизу на отшатнувшиеся от него фигуры. Итальянская пушка перемещалась с одной на другую, пока они не растворились в темноте. Где-то рядом сдавленно всхлипывала Ирина. «Да, девочка, подпортили твою красоту», – равнодушно и цинично подумал Максим, прежде чем все поплыло у него перед глазами. К счастью, это длилось недолго.

Его голова раскалывалась от боли, которую пришлось превозмочь. Он встал и поднял Ирину на ноги. Потом аккуратно отнял от ее лица ее же окровавленную ладонь.

Узкая рана протянулась от виска до скулы. Сейчас, при тусклом ночном освещении, порез выглядел не так плохо, как будет выглядеть шрам… Он ощутил прилив жалости к девушке, но жалость была плохим советчиком.

Отдавая себе отчет в том, что звуки выстрелов – это совсем не то, что женский крик. Макс почти насильно потащил Ирку за собой, выхватив у нее из руки сумочку. «Беретта», в магазине которого осталось десять патронов, сильно оттягивал карман его пальто.

Им повезло, и они не нарвались на милицейский патруль. За минуту до того, как машина с мигалкой свернула на улицу с тремя трупами, лежавшими под фонарем, Максим посадил девушку в такси, убедив ее прикрыть рану волосами и постараться выглядеть как можно более беззаботно. Беззаботно, черт подери!

К тому времени он и сам начал забывать, что означает это слово. Былая скука казалась навеки утраченной благодатью. Необходимым условием комфорта. Чего ему, глупому, не хватало – хорошей встряски? Он ее получил.

Ирина назвала таксисту свой адрес. При этом ее голос уже почти не дрожал. Макс держал на коленях ее сумочку. Не надо было напрягаться – все решилось само собой. Тетрадь и дискеты попали в его руки.

Глава двенадцатая

Как утверждают яицеголовые: человеческий глаз настолько чувствителен, что способен зарегистрировать один-единственный квант света. Это означает, что большинство зрячих, пока их глаза открыты, не имеют понятия об абсолютной темноте.

Бархатная чернота, окружавшая Сашу Киреева, была такой же плотной, как мрак внутри замурованной подземной гробницы. Он сидел у окна, вдыхая сырой воздух наступившей ночи. В соседней комнате спали его родители. Сотни существ неумело вдыхали прану тут же, неподалеку, разложенные в ячейках квартир и на полочках этажей. Некоторые из них были неподвижны, другие спаривались, искажая пространство своими содроганиями и глупо расходуя драгоценную энергию. В это время они были наиболее уязвимы. Саше даже страшно было подумать о том, что могут сделать с ними слуги герцога…

Он на ощупь нашел свою кровать и улегся на ней лицом кверху. Несколько толстых железобетонных плит отделяли его от неба, но это не мешало ему ощутить влияние звезд.

Постепенно его дыхание стало глубоким и ровным Он спал. Для него сон мало отличался от так называемой «реальности». Откуда-то из темноты упало перышко, прилипло к его губам и больше не шевелилось – до момента пробуждения…

* * *

Старый, привычный сон, через который Саша обычно входил во вселенную сновидений. Это был его сон, разделенный, вероятно, только с несколькими глубоководными рыбами, но и те никогда не попадали дальше первого перекрестка, поэтому вход можно было считать принадлежавшим ему одному.

Холод и вялость, тишина и случайные твари, раздавленные незримым ужасом… Надо было преодолеть толстый слой апатии, чтобы не остаться здесь навсегда.

Хотя именно этот участок был совершенно безопасным. Охотники сюда не проникали, предпочитая более густонаселенные области. Однако Саша ощутил, что сон изменился. Ему стало страшно. Сновидение оказалось каким-то липким и удерживало его гораздо сильнее, чем раньше. Он поискал, но не нашел причину искажения. Ткань кошмара стала более плотной; кто-то издалека и очень медленно изменял свойства здешнего пространства, еще ничем не выдавая своего присутствия.

Перекресток отодвинулся во времени, и Саша почувствовал черный ветер противодействия.

Ветер пронизывал его, нагоняя морок и замораживая душу. Хорошо еще, что воображение не сыграло с ним плохую шутку, услужливо воплотив кошмар в картины и видения. Сознание было надежно скрыто за дверью многолетней слепоты.