Дашков Андрей
Собиратель костей (фрагмент)
Андрей Дашков
СОБИРАТЕЛЬ КОСТЕЙ
Последняя книга на Земле
(роман (декабрь 1999 - февраль 2001 г.г.), фрагмент)
Бесплодна и горька наука дальних странствий.
Сегодня, как вчера, до гробовой доски
Все наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.
Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца - Время,
Есть племя бегунов. Оно как Вечный Жид.
И, как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днем
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырех стенах справляются с врагом.*
Шарль Бодлер. "Плаванье"
...Дано мне жало в плоть, ангел сатаны,
удручать меня, чтоб я не превозносился.
2-е Коринфянам, 12:7
Последний человек живет дольше всех.
Фридрих Ницше
--------------------------------------* Перевод М. Цветаевой. --------------------------------------
1
"Положи в вино розовую жемчужину. Когда пройдет трое суток, вылей вино в реку, текущую на восток. Зачатие должно произойти в ночь новолуния. И пусть человек, которого ты не знаешь, той же ночью даст проглотить жемчужину черному коту, а на следующее утро отправится в путь и отвезет кота за море, где продаст первой попавшейся на глаза женщине. Тогда твой сын будет здоров, богат, окружен любовью, умен и счастлив."
Вот что представлял собой рецепт моего благополучия, выданный моей юной и наивной матери каким-то бродячим шарлатаном задолго до того, как я появился на свет. Она не поленилась и приготовила розовую жемчужину. Правда, мой венценосный папаша был нетерпелив, и жемчужина пролежала в вине не трое суток, а только несколько часов. Луна находилась в последней четверти; река текла на юг; у кота было белое пятно на груди; ленивый слуга отвез его далеко, но, конечно, не за море. Кому он его всучил - неизвестно, а жемчужину, скорее всего, пропил.
В результате я здесь, в Боунсвилле.
Это неплохое место, если у вас не осталось претензий к Мойрам* и вы не знаете, что делать со своей жизнью. Я до сих пор не разбогател. Любовью отнюдь не окружен, хотя изредка срываю плоды с червоточинкой в местном саду удовольствий. Сад называется "Заведение Катрин". Что такое счастье, я не знаю. Хотелось бы попробовать его на вкус. Говоря по правде, я на самом дне. Человек высокого рода, но пал так низко, что дальше некуда. У меня нет сколь-нибудь заметной суммы денег, жены, детей, особого ума и приличного занятия. С другой стороны, я свободен, не жалуюсь на здоровье и не обременен долгами.
-------------------------------------* Мойры - в греческой мифологии богини судьбы. -------------------------------------
Недавно господин Исповедник, закрепленный за нашим, не самым благополучным, кварталом, имел со мной долгую серьезную беседу. Почти душеспасительную. Сейчас вы поймете, почему я говорю "почти". Суть беседы сводилась к тому, что, по мнению господина Исповедника, я достиг такого возраста, когда надо подумать и о... теле.
Вероятно, он намекал на то, что пора, дескать, начинать собирать кости, однако я еще не чувствовал себя готовым к этому. Но, в общем, я не возражал против основного тезиса. И без того большую часть суток я грезил о роскошном теле Долговязой Мадлен. Табор, с которым она пришла в город, свернул шатры и растворился в утреннем тумане пару месяцев назад. Табор ушел, а Мадлен осталась. Как заноза в сердце. Во многих сердцах, не только в моем...
Впрочем, эта история не обо мне. Я - только очевидец и ничтожный свидетель. Я многого не понимал раньше, и кое-чего, наверное, не пойму до конца своих дней. Тут я самоустраняюсь, ухожу в тень, чтобы по мере возможности говорить из тени. Как всегда, попытаюсь быть полезным, но не назойливым.
* * *
Все началось с появления в городе этого мрачного человека в просторном плаще багрового цвета, подбитом коричневым мехом, и всем нашим сразу стало ясно, чем хорош такой плащ - на нем почти незаметны пятна крови. Кроме плаща, на незнакомце были кожаные брюки, сапоги с низкими голенищами, квадратными носами и потертыми бронзовыми шпорами, длиннополый сюртук, под которым удобно прятать то, что не предназначено для посторонних глаз, лоснящийся бархатный жилет, расшитый нелепыми фиолетовыми и лиловыми цветами и оттого похожий на ночной луг в лунном свете, а также черная шляпа с круглой тульей и широкими рваными полями, приобретшими вид вороньих крыльев, побитых дробью. Сходство особенно усиливалось, когда человек начинал двигаться - при каждом его шаге или скачке его лошади поля шляпы совершали взмахи, обдавая потоками воздуха жесткое, скрытое в тени лицо.
В этой тени удивительно ярко сияли глаза - сильно вытянутые к вискам, густо обсаженные ресницами, зеленоватые, полупрозрачные, отрешенные и фантастические. То изумруды, то чешуйки дракона, то бессмысленные линзы, наполненные стоячей болотной водой. Они неуловимо менялись. Трудно было понять, что выражал их взгляд. Женщин определенного сорта он почти сразу же валил на спину; некоторых мужчин приводил в тихое бешенство. Многие в присутствии незнакомца испытывали неудобство и суеверный страх - это при том, что Боунсвилль находился поблизости от Погоста Святош с его знаменитой на весь обитаемый мир Братской Могилой! И парни у нас в большинстве своем были не пальцем деланные...
Но вначале никто не видел этих странных глаз. Незнакомец въехал в город под вечер на белой кобыле и сразу же направился к заведению Хомы. Должно быть, он заранее знал, что ему нужно. Он двигался с севера, из голых земель, а его лошадь одним своим видом привела в восторг владельца живодерни. Чужак обратил на себя особое внимание уже тогда, когда пробирался по улицам. В сумерках казалось, что ворон сидит на плечах обезглавленного тела и тщетно пытается взлететь. У ворона были стеклянные глаза на груди, а вместо клюва торчал медвежий коготь.
В раке, висевшей за плечами незнакомца на манер рюкзака и державшейся на широких кожаных лямках, тяжело и красноречиво громыхали кости. Те из местных, кто был достаточно опытен, чтобы по звуку определить их количество, останавливались и с благоговением глядели ему вслед. По мере того, как чужеземец удалялся, благоговение сменялось необъяснимой тревогой и отвращением.
Судя по всему, человек в красном плаще был близок к тому, чтобы собрать ДЕКАН. Возможно, уже тогда в его раке лежала ВОНДАРА или даже ДЕВЕРА. Все знали, что это означает. Незнакомец знал это лучше всех и потому был абсолютно уверен в себе.
Позже мы получили возможность разглядеть и его лицо, и глаза, и раку. Познакомиться, так сказать, поближе. Для некоторых это стало последним знакомством в их жизни.
Иногда я думаю: как сложилась бы моя дальнейшая судьба, если бы человек в красном проехал мимо или не появился вовсе? Хотел ли я покоя на самом деле? Порой мне кажется, что я мог бы обрести свое маленькое счастье вместо большой беды. Временами я готов был проклясть чужака. Но тогда, в первый день, я тоже почти мгновенно попал под его неотразимое влияние.
Он обладал шармом искусителя, романтическим очарованием какой-то запредельной порочности, владел секретами бесстрашия и манипулирования себе подобными. За ним тянулся невидимый, но ощутимый шестым чувством шлейф смертного греха, и то, что он явно не собирался останавливаться на достигнутом, внушало невольное уважение даже самым крутым из нас. А я совсем не был крутым. Я всего лишь подавал дрянное пиво клиентам Хомы.
Он вошел в кабак, поднял на лоб противопыльные очки, покрытые муаровыми разводами, и с порога оглядел помещение и всех находившихся в нем людей своими не вполне человеческими глазами. На его губах появилась тонкая ироническая улыбка, словно он думал про себя: "Господи, куда только заносит нелегкая, и с какими подонками приходится иметь дело!".
Мы простили ему эту улыбку, как прощали с тех пор многое. Слишком многое.
Я жадно разглядывал его, что было верным признаком не до конца растраченных иллюзий. Любой новый человек был интересен мне, а этот разительно отличался от всех остальных. Меня удивила его молодость. По возрасту мы могли бы быть братьями, но на его лице я прочел чудовищное, леденящее безразличие к жизни, присущее древним старцам. И не была ли его "молодость" только видимостью - вот в чем вопрос. Складывалось впечатление, что он пережил и зрелость, и старость, и саму смерть, как другие переживают пору юношеских ошибок и заблуждений...
Он раздвинул полы плаща цвета заката и засунул руки в карманы брюк. Это было общепринятым знаком того, что он не собирается ни с кем ссориться. Так, с руками в карманах и с ухмылкой на слишком юном лице, он прошел к стойке. Шляпа-ворон отмерила двенадцать взмахов. С ее "крыльев" осыпалась бриллиантовая пыль. Кости в раке издавали глухой перестук. Я заметил, как при этом звуке вытянулось лицо Ржавого Короля - самого удачливого из наших специалистов по костям. Он со своей жалкой ШОНДОЙ отныне был только шутом при истинном короле.
Возле стойки человек в красном освободил свои плечи от нелегкой ноши, которую обычно не доверяют никому. Сняв раку, он поставил ее на табурет рядом с собой. Все видели ее. Она была настоящим произведением искусства. Самая дорогая модель фирмы "Козин и Бауэр" из высоколегированной жаропрочной и кислотоустойчивой стали, отделанная платиной и серебром. Вместимость один ДЕКАН костей (а больше еще никому и не требовалось). Строгие буквы без всяких выкрутас и дешевых виньеток были углублены в металл лицевой панели на добрых пять миллиметров. На крышке выгравирована сценка из "Руководства по извлечению святых мощей". Высокий класс! У незнакомца, возможно, не было совести, но у него был стиль. А это часто позволяет запудрить мозги парням вроде нас, не говоря уже о женщинах.
Только в одном месте великолепная рака была слегка повреждена. Возле кодового замка с миллионом комбинаций осталось уродливое радужное пятно, окружавшее лохмотья окалины, - след прикосновения САЛАМАНДРЫ. Но кто бы не пытался взломать раку, ему это не удалось. И я не сомневался в том, какая судьба его постигла после дерзкой неудачной попытки...
Старый Хома чуть не выпрыгнул из передника, стараясь угодить новому клиенту, но тот не спешил делать заказ. Он стоял спиной к стойке и нагло пялился на нас. Потом он впервые открыл рот. Вероятно, тогда я убедился в том, что его молодость поддельна и продлена искусственно (так снова и снова обновляют лицо старого манекена в витрине универсального магазина; но сколько костюмов сменяется на нем за то время, пока он торчит у всех на виду?). Он хрипло прокаркал:
- Кто скажет мне, где похоронен Шепот?
Пожалуй, с его стороны было не слишком благоразумно интересоваться подобными вещами в обществе отчаянных охотников за костями и прочего отребья. Завсегдатаи кабака переглянулись и, по-видимому, пришли к одному и тому же выводу: чужак - либо полный кретин, либо чувствует за собой силу и право задавать вопросы. К тому моменту уже было невозможно отказать ему в силе и праве. Единственное, чего недоставало незнакомцу, это логики. Неужели он думал, что здешние собиратели не вырыли бы кости Шепота, если бы знали, где тот испустил свой последний вздох?
Все молчали. Никто не двигался с места. Даже игроки в домино замерли с костяшками в ладонях. Напряжение нарастало. Воздух сделался густым, как осенняя грязь. Я затаил дыхание. Вот-вот должно было произойти что-то ужасное.
Человек в красном повторил вопрос.
- Так кто покажет мне могилу этого хмыря? Может быть, ты? - он обратился к Малютке Лоху. И для верности ткнул в него пальцем.
Малютка выделялся из толпы. Он поневоле обращал на себя внимание. В нем было два метра роста и сто кило мышц. Он любил и умел драться, а кроме того обладал невероятным сексуальным аппетитом и достоинством соответствующих размеров. И все-таки он был Лохом. Дураком и психом. И даже публичные девки смеялись над ним у него за спиной. Все наши знали, что он плохо кончит. Но никто не предполагал, что это случится так скоро.
- Откуда ты взялся, кусок ослиного дерьма? - спросил Малютка Лох и достал свой огромный, блестящий, но все равно смешной пистолетик (ну, вы знаете, из тех, старинных, автоматических, стреляющих такими большими тупорылыми пульками, которые разрывают на части бренную плоть - если, конечно, вообще сумеешь выстрелить и тем более попасть!) и направил его на чужака.
Калибр у пистолетика действительно был приличный, и в лапе Малютки эта погремушка смотрелась здорово - свет от масляных ламп играл на полированной стали, по стволу пробегали тени, а из канала веяло холодом смерти, который, казалось, в следующий момент будет уничтожен горящим порохом.
Однако этого не случилось.
Незнакомец даже не шевельнулся. Подозреваю, что он использовал лишь ничтожную часть своей силы. Он выпустил ХИМЕРУ, и зрачки Лоха взорвались, превратившись в две черные кляксы на мертвенно бледном лице. Громила ослеп на несколько минут, но, кажется, "увидел" кое-что пострашнее кошмара.
Малютка заорал "мама!!!" и выбежал из кабака - после того, как дважды врезался в стену. Он расквасил себе нос и вывихнул руку, однако не бросил пушку. В конце концов он наткнулся на дверь и вышиб ее своим телом. Позже мы услышали двенадцать выстрелов. А наутро узнали о том, что прозревший, но не до конца освободившийся от морока Малютка застрелил одиннадцать человек у речной переправы. Последним выстрелом он разнес свою дурацкую башку.
- Говори ты! - сказал человек в красном, обернувшись и ткнув пальцем в Хому.
- Никто не знает, - пролепетал тот, еле шевеля непослушными губами. - Шепот умер так давно...
- Я знаю, когда он умер, - бросил чужак. - Я спрашиваю, ГДЕ и КАК он умер?
- Его убили, - быстро ответил Хома. - Скорее всего. Неизвестно, кто. Неизвестно, где. Дурной был чело...
Он осекся и остолбенел. Я даже подумал, что сейчас его хватит удар или толстяк-кабатчик свалится в обморок. Но все обошлось. Незнакомец отклеил от Хомы свой пристальный взгляд, и тому сразу же полегчало.
- Я собираюсь взять себе его кости, - объявил чужеземец таким тоном, словно сообщал партнерам ставку в карточной игре. - Тому, кто будет мне мешать, мало не покажется. А теперь можете продолжать, любезные! разрешил он и осклабился.
Кое-кто отнесся к его словам легкомысленно и возроптал. Он продолжал разглядывать облегченно зашевелившуюся толпу. Может быть, я один догадывался, что он выбирает себе женщину (разве это не свидетельствовало в пользу возникшего между нами понимания?). Я ощутил его голод, как будто сам прошагал тысячу миль, не встретив ни единой бабы.
И он выбрал. Его хриплое карканье снова разорвало кабацкий гул.
- Эй, ты! Иди сюда!
Я проследил за его взглядом и чуть не обмер. Он смотрел на красотку Мадлен. И снова обрушилась гнетущая тишина, в которой я слышал только шум моей жиденькой крови, текущей по жилам...
Долговязая яростно сверкнула своими черными жгучими глазами... и встала из-за стола, за которым ее угощали более удачливые и богатые, но не менее несчастные, чем я, рабы бесчувственной красоты.
Пока она приближалась к человеку в красном на непослушных ногах, он медленно расстегивал свой плащ, сюртук и жилет, под которым была не очень чистая, но прочная джинсовая рубашка. На его ногтях блестел черный лак по тогдашней моде. В каждом его плавном движении было что-то плотоядное. Этот человек охотился за костями себе подобных даже тогда, когда делал что-то, на первый взгляд, невинное. Затем он расстегнул и рубашку.
Мы увидели его волосатую грудь и впалый мускулистый живот, пересеченный слева от пупа вертикальным шрамом. Потом его заслонили плечи и чудесные густые волосы красотки двухметрового роста.
- Поцелуй мое сердце, шлюха! - приказал чужак Долговязой.
И гордая Мадлен - надменная, несносная, несгибаемая Мадлен, которая всегда сама выбирала себе мужчин, безжалостно играла с ними и никому не принадлежала душой, Мадлен, чей острый язычок был способен уязвить самых отпетых бандитов в округе, Мадлен, за которой самолюбивые цыганские принцы недавно бегали, как щенки, - покорно опустилась на колени и стала облизывать этим своим язычком, доводившим ее любовников до неистовства, его левую грудь.
Пока она делала это, человек в красном даже не смотрел на нее. Он смотрел на нас с презрительной улыбкой, которая возникала так часто. Он бросал нам изощренный вызов и ожидал ответного хода. Желательно, не такого тупого, какой сделал Малютка Лох.
В ту минуту я возненавидел наших трусливых болванов, а заодно и себя, и почти полюбил незнакомца. Он продемонстрировал мне силу, но источник ее каждый должен был найти и открыть самостоятельно. Если я сделаю выбор, мне предстоит трудный и смертельно опасный путь. Однако это будет путь, а не барахтанье в грязи, от которой нельзя отмыть даже лицо и руки - не то что душу...
Все смотрели, будто завороженные, как мелькает влажное розовое жало между коралловыми губами, как оно сладострастно трепещет, играя с соском мужчины. Мой изголодавшийся парень зашевелился в штанах, и я едва не выронил кружку с пивом. Чужак оставался абсолютно холоден и спокоен. И все увидели невероятное: в какой-то момент язык Мадлен раздвинул кожу у него на груди и проник внутрь. Она застонала; дрожь прошла по ее телу; ногти впились в его живот. Не знаю, к чему она прикоснулась, но когда язык выскользнул, с него капала кровь...
Незнакомец взял женщину рукой за подбородок, поднял с колен и прошептал что-то на ухо. Не иначе, назначил место встречи, где собирался получить свое. При этом у Мадлен было такое лицо, словно ее, сироту, наконец приласкала отыскавшаяся мать. И накормила грудью - дала напиться багрового вязкого молока...
Выслушав его темный шепот, она тут же ушла. За плечами у нее сидел огромный инкуб, и ее грациозная походка изменилась под влиянием похоти. Мадлен двигалась так, словно по ее ляжкам непрерывно текло...
Кроме Долговязой, чудовище в человеческом облике подчинило и меня - на гораздо более долгий срок. Незнакомец выбрал себе столик, за которым пожелал сидеть один. После Малютки Лоха никто не оспаривал его прав. Я принес ему пиво, и он дернул за другой конец связавшей нас невидимой нити.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
