Петр не мог понять причину внезапного затворничества Кати и её депрессии. Но он понял, что лучше не спрашивать её об этом. Он пытался подбодрить любимую, делая ей небольшие подарки – точеные деревянные серьги, купленные на базаре, забавный магнит, новый компакт-диск, её любимого певца, авторучку, – а также готовил для нее необычные блюда по рецептам, вычитанным в тайских и итальянских поваренных книгах, которые он приобретал специально для этих целей. Он спросил, не хочет ли она поехать в Катовице навестить родителей.

– Нет, Петр. Но мысль хорошая. Ты так добр ко мне.

Она погладила его лицо, и он улыбнулся.

В Бытоме, откуда маленькую Катю много лет назад отправили в картонной коробке, время не пощадило невзлюбившего её отца, Виктора. Жена покинула его вскоре после исчезновения дочери, сойдясь с выпускником университета, инженером химического предприятия. Он хорошо относился к ней, любил детей и в конечном итоге увез с собой, получив хорошо оплачиваемую работу в шотландской агрохимической компании. Женщина поступила правильно – она справедливо считала Виктора эгоистичным, глупым и бесполезным человеком, который к тому же становился буйным, если кто-то начинал перечить ему.

После ухода жены все стало еще хуже. Виктор перепробовал множество всяких работ: был продавцом и дизайнером, барменом и рабочим на пищевой фабрике, которая открылась по соседству с его домом, но везде ему платили слишком мало, и обычно он увольнялся, не проработав и месяца. Подходящей женщины Виктор себе так и не нашел, а друзья-пьяницы со временем охладели к нему, поняв, что он не собирается платить за доброту той же монетой. Виктор начал пить с подростками на автобусных остановках, что выглядело уже смешно, так как он сильно постарел, преждевременно облысел и потерял почти все зубы. К сорока годам это был утомленный жизнью, одинокий человек.

А потом случилось нечто, изменившее ход его жизни. После многочисленных проверок крупный промышленный конгломерат решил вновь открыть одну из шахт неподалеку от места жительства Виктора. Расширение производства предусматривало также снос старых немецких домиков, в одном из которых он жил. Жилье досталось по наследству от отца, так что в случае сноса ему полагалась компенсация. После нескольких месяцев переговоров и обсуждений, входе которых Виктор каждый раз проходил мимо строящейся в соответствии с новейшими западными технологиями красавицы шахты, была достигнута договоренность между компанией и жителями района. Виктор неожиданно получил очень приличную денежную сумму.

Она, впрочем, не соответствовала стоимости дома, однако Виктор не раздумывал о подобных прагматических вещах. Таких денег он не держал в руках никогда в жизни. Он бросил последнюю работу водителя автобуса и на время перевез пожитки в камеру хранения, а сам поселился в гостинице и принялся обдумывать свое будущее.

В течение четырех недель, за исключением коротких прогулок к территории сноса домов, Виктор практически не покидал маленькой мрачной комнаты, сидя в кресле-качалке. Так он проводил целые дни, качаясь вперед и назад, вперед и назад, раздумывая о своей жизни.

А по прошествии некоторого времени приступил к действиям с необычной для него целеустремленностью и энергией. Он снял со счета все остающиеся деньги, заплатил за проживание в гостинице, взял с собой кое-какую одежду и сел на автобус, идущий в Катовице.

На удивление легко оказалось найти людей, помнивших юную Катю. Как только он упомянул её имя и родинку на шее, несколько посетителей чайной сразу же заговорили о ней как о феноменальной мастерице, которая шила необыкновенные покрывала, а потом уехала в Варшаву. Виктор расспрашивал о её семье: знает ли кто-нибудь, где её мать с отцом, может быть, они тоже уехали в столицу. Виктору требовалась точная информация. Но люди только качали головами. Никто не мог добавить ничего конкретного. Ладно, есть хоть какое-то начало. Дальнейшие расспросы не принесли новых сведений, и ему пришлось купить билет на поезд до Варшавы.

Виктор никогда раньше не посещал столицу и испытал некоторый страх. Здания казались ему величественными и необычными, а люди, с которыми он разговаривал, – высокомерными. Похоже, никто ничего не знал о городе, по крайней мере нужной информации он так и не получил. Виктор остановился в маленькой гостинице на противоположном берегу реки, где почти – не селились поляки. Смуглые лица, странный язык и агрессивный вид постояльцев пугали его всякий раз, когда он вечером возвращался домой.

Несколько дней он искал без всякого успеха, расспрашивая владельцев лавок, официанток и полицейских, которых встречал во время блужданий по городу. Он рассматривал фотографии в газетах и взял за обыкновение заглядывать в каждый магазин, где предавались занавески и постельные принадлежности, чтобы узнать, не работала ли там его дочь. Варшава Виктору не нравилась, и поиски давались очень тяжело. Однажды поздно вечером, устав от тщетных исканий, он присел в баре и заказал себе пива.

Вскоре за стойку рядом с ним сел некий мужчина.

– Добрый вечер, – приветливо обратился он к Виктору.

Человек был высокий и мускулистый, с тонкими правильными чертами лица киноактера. Виктору понравилась вежливость незнакомца, и он начал откровенно рассказывать ему о том, что видел в городе, о своих впечатлениях от варшавян и о том, как он устал.

– А что конкретно вы ищете? – спросил незнакомец.

– Я ищу свою дочь, от которой отказался много лет назад.

И он рассказал постороннему человеку всю историю, опуская лишь некоторые незначительные детали, начиная с того момента, как его жена забеременела более двадцати лет назад, и заканчивал сносом дома и последовавшими вслед за этим событиями.

– Я решил найти ее. Видите ли, у меня в жизни больше ничего не осталось, кроме дочери. Я привязан только к ней. Когда-то я совершил большую ошибку, избавившись от нее. Потом тосковал. Проводя дни в одиночестве, я без конца смотрел на её свидетельство о рождении, которое казалось обвинением против меня. Так что однажды я сказал себе: «Виктор, ты должен исправить свою ошибку».

Если бы Виктор взглянул на своего собеседника, то заметил бы презрительное выражение на его лице.

– Исправить ошибку? Каким образом? Время движется только вперед. Прошлое упаковано и отправлено по назначению. Вы что, хотите разрушить свою жизнь, распоров все тонкие нити, которыми сшиты былые события? Желаете извиниться за ваш проступок? Вот этого я терпеть не могу. Я никогда не пересматриваю результаты моих действии. Они совершены в свое время и являются неотъемлемой частью моей жизни. Если потом я изменяю свои взгляды – ну что ж, они уже принадлежат будущему. Вот в чем разница между нами.

Виктор не совсем понимал своего нового знакомого.

– Но разве раскаяние не является добродетелью? Не лучше ли мне покаяться в грехах сейчас, чем когда я совсем состарюсь?

– Вы думаете, что после столь долгих лет разлуки она встретит вас с распростертыми объятиями? После того как вы выкинули её из дома? К тому же не похоже, чтобы человек вроде вас мог многое предложить давно утерянной взрослой дочери. Вы ничего не достигли в жизни. Ничего не поняли и никому не сделали ничего хорошего. Вы прожили бессмысленную жизнь. Даже если вы найдете дочь, думаете, это принесет счастье вам обоим?

Виктор уныло повесил голову.

– Все, что вы говорите, правда. Даже не знаю, что она скажет, когда увидит меня. Просто боюсь представить этот момент. Только я твердо решил исправиться и должен как-то убелить её в том, что стал другим. Вам не кажется, что она, возможно, тоже думает обо мне? Ведь девушке надо иметь отца.

Незнакомец нетерпеливо кивал головой.

– А как вы узнаете ее? Ведь прошло столько времени. Сейчас она уже вполне взрослая женщина.

– Ее звали Катя. Знаю, этого мало для поисков. Но у нес очень необычная пурпурная родинка на шее в форме креста. Таких не много…

Незнакомец улыбнулся.

– Какое совпадение, друг. Я совершенно случайно знаю вашу дочь.

– Неужели? Вы уверены?

– Безусловно. Её зовут Катя, у нее точно такая родинка, о которой вы говорите, и она примерно того же возраста. Думаю, нет никаких сомнений.

Виктор чуть не подпрыгнул от волнения.

– Вы хорошо её знаете? Чем она занимается?

– Очень хорошо. Мы очень близки. Однажды я оказал ей большую услугу. Занятия Кати сродни работе терапевта, и я пользовался её услугами. Поэтому мы и встретились.

– Вы можете представить меня ей?

– Конечно, могу. Однако мой вам совет: идите один. Встреча окажет большое эмоциональное воздействие на вас обоих. Не надо, чтобы рядом находился кто-то посторонний.

Виктор помрачнел.

– Вы совершенно правы. Но как мне найти к ней подход? Вдруг, когда я позвоню и скажу: «Катя – я твой папа», она просто положит трубку?

Незнакомец задумался.

– У меня есть мысль. Почему вам не назваться мною? Мы с ней знаем друг друга очень хорошо, так что она без всяких опасений встретится с вами. А когда вы придете к ней, то все подробно расскажете, как только что поведали мне. Уверен, после такого волнующего рассказа девушка не отвернется от вас.

Виктор очень обрадовался.

– Блестящий план! Мне здорово повезло, что я встретил вас. Вы нашли мою дочь и решили все мои проблемы! Чем я могу отплатить?

– Не беспокойтесь. Ваша встреча с ней будет отличной мне платой.

И он записал номер телефона Кати на клочке бумаги.

– Теперь слушайте меня. Вот номер её домашнего телефона. Позвоните и скажите, что вас зовут В. Мы с ней играли в одну игру. При последней встрече мы немного поссорились – из-за каких-то пустяков. Все по моей вине, разумеется. Так почему бы вам не сказать, что вы хотите извиниться перед ней? Такое предложение создаст у нее благожелательное настроение и подготовит почву для примирение. В конце концов, вы ведь на самом деле хотите извиниться перед ней.

– Как мудро вы рассуждаете, – проговорил Виктор. – Почему такой умный человек, как вы, сидит в этом мрачном баре? Вам надо работать в банке.

– Благодарю за комплимент. – Он положил деньги на стойку и приготовился уходить. – Послушайте, мне пора идти. Желаю вам удачи. Я непременно позвоню Кате и узнаю, как прошла ваша встреча. Всего наилучшего.

Незнакомец встал и ушел.

Виктор еще какое-то время сидел в баре один, обдумывая предстоящий разговор с дочерью. Вдруг он осознал, что не может вспомнить лицо незнакомца.

На следующее утро Виктор купил за двадцать пять злотых телефонную карточку, нашел уединенную будку, где прохожие или машины не будут сбивать его с мысли во время разговора с дочерью, развернул драгоценный кусок бумаги, который дал ему В., и дрожащей рукой набрал Катин номер. Она ответила после третьего гудка.

– Алло?

Он чуть было сразу не повесил трубку. Однако, преодолев смущение, заговорил раскованно:

– Здравствуй, Катя. Это В.

Последовало продолжительное молчание. Потом она сказала:

– Не ожидала вновь услышать тебя.

– Прости, Катя. Я хотел извиниться перед тобой за все. Нам надо помириться. Я плохо себя вел.

– Считаешь, твои извинения искупят то, что ты сделал со мной?

Такого оборота событий Виктор не ожидал.

– Знаю, знаю. Но люди меняются, и у нас впереди еще долгая жизнь. Мне надо увидеть тебя и сказать, что я стал другим человеком. Я хочу как следует узнать тебя.

При этих словах слезы потекли у него из глаз.

– Вот так сюрприз. – Несколько минут Катя раздумывала. – Можешь ли ты вернуть то, что отнял у меня?

– Конечно же, нет. Не надо напоминать мне об этом. Ты не представляешь, как меня гнетет мысль о совершенном проступке. Но я постараюсь как-то по-другому загладить свою вину. Обещаю тебе.

Ее голос не дрогнул.

– Что ж, если у тебя есть что сказать, можешь прийти ко мне домой. Сегодня вечером, около девяти часов.

Опадала ему свой адрес.

– Я приду. Пора забыть прошлое, Катя. Я докажу тебе, что могу быть хорошим.

Катя не просто фантазировала на тему убийства. Она заготовила несколько жестоких сценариев, подбирая для совершения преступления разные места и виды оружия, подходящие к любым обстоятельствам. План, на котором она остановилась после телефонного разговора, предполагал заманивание и убийство жертвы у себя дома.

Главный вход в здание, где она жила, находился чуть поодаль от оживленной улицы. К нему вела довольно длинная аллея, проходящая через автостоянку. С наступлением темноты люди там обычно не появлялись.

Катя решила, что убивать В. на квартире опасно и сопряжено с рядом проблем. Лучше напасть на пего неожиданно возле дома. Лучше всего дождаться В. в машине с пистолетом наготове, застрелить его, когда он будет переходить место парковки, и сразу же уехать.

Девушка купила пистолет с глушителем и стала ждать наступления вечера.

В восемь тридцать она припарковала машину таким образом, чтобы видеть, как В. проходит мимо. На стоянке очень темно, и он увидит ее, когда будет слишком поздно.

Без пяти девять она заметила мужчину, свернувшего в аллею. Он шел неуверенно, с трудом разбирая дорогу в темноте, и время от времени выходил на освещенную улицу, чтобы взглянуть на часы. Понятно было, что он никогда не посещал здешние места. Катя приготовила пистолет и открыла окно, наблюдая в ветровое зеркало за приближающимся человеком. Она напряженно думала лишь о предстоящем убийстве, которое столько раз прокручивала в воображении, однако ей хотелось увидеть лицо мужчины. Он не носил маски, и она пристально вглядывалась в прямоугольное зеркало, стараясь различить знакомые черты. Однако мужчина оставался для нее безликой тенью, за которой то и дело вспыхивали фары проходящих мимо автомобилей. Он приближался, и Катя уже могла слышать стук его шагов по камням мостовой. Вот он и поравнялся с машиной, но зеркало отражало лишь руки, в которых он держал какой-то продолговатый сверток, а лицо оставалось над окном. Она спросила ледяным голосом:

– В., это ты?

Он повернулся к ней и ответил:

– Да.

Тогда она навела пистолет и выстрелила ему в голову.

Впоследствии Катя не могла понять, что натолкнуло её на мысль о том, что перед ней отец. Была ли эта искренняя улыбка беззубого рта, когда он повернулся к ней лицом? Или что-то трогательное в истощенной фигуре? Или то, как он нес букет, опустив вниз цветы? А может быть, он в испуге проговорил что-то, увидев пистолет? В тот миг она не осознала, что именно услышала еще до того, как прогремел выстрел, но потом ей точно чудились слова: «Я твой отец».

Трудно задним числом ответить на такой сложный вопрос, но факт остается фактом: в критический момент её рука дрогнула, и пуля попала человеку не между глаз, куда определенно целилась девушка, а в край головы над правым ухом.

Отец – ибо это был, несомненно, он – без сознания упал на землю. Обильно лилась кровь. Катя перевязала его голову тряпкой, затащила на заднее сиденье машины и в панике нажала на газ. По дороге она остановилась, выкинула пистолет в реку, а потом помчалась в больницу. Через несколько минут Виктор уже лежал на операционном столе.

Полиция прибыла незамедлительно.

– Итак, он ваш отец? Как его зовут?

Катя не знала, что им сказать.

– Бедняжка, да она в шоке, – проговорила медсестра. – Посмотрите у него в бумажнике. Разберитесь, пожалуйста.

Полицейские осмотрели карманы окровавленной куртки раненого и нашли его документы.

– Виктор Черский. Живет в Бытоме. Верхняя Силезия. Хорошо. Сберкнижка. Ага. Билеты на разные поезда. Понятно… А это, должно быть, ваше свидетельство о рождении, мадам.

Он протянул ей документ.

– Да.

– Хорошо. Теперь скажите нам еще раз, что случилось.

– Да нечего рассказывать. Сегодня вечером я встретила отца впервые с тех пор, как была крошечным ребенком. На автостоянке за домом на меня напал какой-то сумасшедший и потащил в сторону. Мой отец набросился на насильника, а тот выстрелил в него и убежал.

– Вы хорошо разглядели этого человека?

Медсестра обняла Катю за плечи.

– Какой ужасный случай! Вы же видите, что она не может сейчас разговаривать. Приходите позже и тогда задавайте свои вопросы.

В течение трех дней Виктор находился между жизнью и смертью, и постоянно у его постели дежурил и Катя или Петр. Пуля задела мозг в левой лобной части, и Виктор даже в случае благополучного исхода все равно уже не смог бы вести нормальный образ жизни.

Газеты возбуждённо писали о молодой женщине, которая в один вечер нашла и сразу же чуть не потеряла отца. Однако администрация больницы пока не допускала репортеров и фотографов к пострадавшему, и Катя, запертая в отдельной палате и следящая за монитором, отражающим состояние отца, ничего не знала о них.

Потом Виктор пришел в себя, и стало ясно, что он выживет. Он перенес несколько операций, его мозг был серьезно поврежден. Через несколько недель, когда его выписали из больницы, он все еще не мог говорить, не узнавал людей и, казалось, не понимал, где находится.

Катя и Петр отвезли его к себе домой и уложили на кровать в комнате, бывшей некогда приемной для клиентов. Петр превратил её в спальню, пока Катя подолгу находилась с отцом.

На следующее утро Катя проснулась очень поздно, совершенно измученная пережитым испытанием. Петра рядом не было. Она надела халат и прошла в гостиную.

Солнце залипало комнату ярким светом. Петр усадил Виктора за стол, повязал ему салфетку и кормил кашей, медленно поднося ко рту ложку за ложкой, всякий раз терпеливо дуя на нее. Виктор громко булькал и с удовольствием жевал пищу, временами радостно постукивая пластиковой миской по столу.