– Спасибо за помощь. Вы оказали мне большую услугу. Кажется, я сильно ударился. Только взгляните на себя – вы весь в крови!

– Не беспокойтесь о пустяках. Как вас зовут и куда вы идете?

– Меня зовут Фарид. Как там моя голова?

Кровотечение прекратилось, Бернар убрал платок и стал осматривать рану. Кровь свернулась, образовав корку. Виднелись кусочки рваной кожи. И вдруг… Бернар нагнулся пониже, чтобы в слабом свете фонарей проверить, не чудится ли ему. Так и есть – белые цветы, растущие прямо из дырки на лбу Фарида: они напоминали крошечные гиацинты на гибких, словно проволочных стеблях, которые на глазах у Бернара пробивались сквозь липкий слой запекшейся крови. Приблизив лицо к ране, он даже ощутил их приторно-сладкий аромат, смешанный с запахом пота. Скрывая отвращение, Бернар вновь поспешил накрыть рану платком, пытаясь при этом упрятать цветы под кожу.

– Кровотечение прекратилось. Все будет хорошо.

– Благодарю за помощь. Вы сделали все необходимое. Теперь отправляйтесь по своим делам.

– Неужели я оставлю старого человека лежать на мостовой под проливным дождем? Надо найти для вас подходящее место, где вы могли бы провести ночь. Да и мне тоже необходимо где-то переночевать. Пошли.

Бернар поставил человека на ноги, подхватил его под руку и поднял рюкзак. Они медленно двинулись вперед и вскоре оставили за собой станцию метро «Монпарнас», не встречая на пути никакого транспорта, за исключением редких такси. У Фарида все еще сильно кружилась голова; Бернар тащил его к неоновой вывеске с надписью «Отель». Они с трудом поднялись по ступеням крыльца и вошли в холл, где Бернар наконец усадил старика в потертое старое кресло. Там также стоял диван, на нем устроился и крепко спал молодой человек, на щеке которого поблескивала слюна. На маленьком черном стенде с белыми буквами – некоторые буквы отсутствовали – значились цены номеров и курс обмена валют. Электронные часы с секундной стрелкой на циферблате показывали четверть третьего ночи. По телевизору кто-то произносил энергичный монолог о новом чрезвычайно эффективном способе снижения веса.

Бернар обратился к спящему:

– Извините, пожалуйста!

Тот не проснулся. Бернар легонько дотронулся до плеча молодого человека и потряс его. Тот вздрогнул и порывисто вскочил на ноги.

– Я смотрел телевизор, – смущенно сказал он. – Хотите снять номер?

– Да, – сказал Бернар. Свет лампы дневного цвета подчеркивал мешки у него под глазами.

– На двоих?

– С двумя отдельными кроватями, пожалуйста.

Администратор стряхнул с себя остатки сна и посмотрел на новых гостей.

– Он весь в крови, да и вы тоже. Что вы за люди?

– Старик упал на улице. Я увидел его и привел сюда. Нам обоим надо переночевать.

Молодой человек неохотно открыл журнал регистрации.

– Имена. Адреса. На какой срок хотите остановиться?

Он протянул Бернару ручку. Тот записал вымышленные имена и адреса.

– Вот ваш ключ. Комната 224. Лифт направо по коридору. Выписка в полдень. Завтрак с семи до десяти. Спокойной ночи.

Он вновь прилег на диван перед телеэкраном, на котором грузная женщина чудесным образом превращалась в стройную красотку. А Бернар повел измученного Фарида к лифту. Через решетку они видел и, как холл опусти лея вниз, и перед ними возник второй этаж.

Бернар очень хотел помочиться. Он уложил Фарида на одной из двух одинаковых кроватей номера 224 и бросился в туалет. Несколько мгновений он отчаянно срывал с унитаза бумагу, надпись на которой уверяла потенциальных гостей на французском, немецком и английском языках, что «ватерклозет совершенно безопасен, так как подвергся дезинфекции», а потом с облегчением выпустил мощную темно-желтую струю на чистейшую керамику.

Возле кровати, на которой лежал Фарад, валялась куча мокрой одежды. Бернар тоже разделся, вытерся полотенцем, повесил свой костюм от Ив Сен-Лорана, который уже навсегда утратил свой лоск, и лег в постель. За окном мерцали призрачные желтоватые огоньки, и в комнате даже с задернутыми шторами было довольно светло. Бернар увидел, что Фарид пристально смотрит в потолок.

– Чем ты занимаетесь, дедушка? Куда вы шли сегодня вечером? – Бернар почему-то говорил шепотом.

– Честно говоря, я сам толком не знал, куда иду. Со мной в последнее время происходит что-то странное.

– Откуда вы?

– Я живу в Марокко. В Касабланке. Я служил рекламным агентом. Потом бросил это занятие.

– Вы приехали в надежде найти работу?

– Нет. Просто так.

– Понятно.

Бернар думал о событиях, происшедших с ним в этот вечер, начиная с момента, как он услышал звонок в дверь и увидел на пороге большой квартиры, еще несколько часов назад бывшей его домом, улыбающегося Даниэля. И вот теперь он находится в одном номере с каким-то странным стариком.

– Так вы в отпуске?

Фарид некоторое время продолжал смотреть в потолок. Затем отбросил простыню, демонстрируя обнаженное тело. Не без труда он приподнялся, медленно спустил ноги с кровати, сел на её край и наконец встал.

Он стоял, освещенный желтым неровным светом, льющимся через шторы. Тонкие ноги, тазовые кости резко выступают сквозь кожу по обе стороны дряблого небольшого живота, свисающего надлобковой растительностью. Старик стоял будто по стойке «смирно», прижав руки к бокам, но что-то словно клонило его к земле.

Однако не изможденная фигура привлекла внимание Бернара. Он изумленно смотрел на опухоли и рубцы, покрывавшие все тело Фарида, шрамы на груди и на ногах, вздутия, напоминающие норы кротов, на животе, струпья, похожие на горные гряды, нанесенные на рельефные карты. Создавалось впечатление, будто его кожа вот-вот лопнет, как будто человек решил, превозмогая боль, навеки расстаться с ней и обрести новую, как у блестящих рептилий.

– Посмотрите на мое тело. Я умираю, Бернар. Мне осталось жить всего несколько недель. Какое-то неведомое растение завелось внутри. Цветы распускаются под моей кожей, сжимая мозг и нервы, врастая во внутренние органы. Скоро они лопнут, и я умру. Тут уже ничего не поделаешь. Теперь я могу лишь слегка приглушить боль.

Бернар не находил слов. Откровенно говоря, ему стало нехорошо при виде тела человека, у которого даже ногти на пальцах ног обесцветились от прикосновения смерти. Он не мог смотреть на старика, но отвернуться от больного было бы непорядочно. Слова утешения тоже как-то не приходили ему в голову – да и какой от них толк? – за исключением оптимистических банальностей вроде: «Возможно, все не так плохо, как вам кажется» или: «Может быть, есть лекарство, которое вы еще не пробовали». Он уже с тревогой размышлял о том, что старик может умереть в номере. Бернар молча.

Фарид вновь опустился на кровать и накрылся одеялом.

– Интересно не то, Бернар, что ты не находишь слов, когда я говорю тебе о смерти. Ты меня не знаешь, и сообщение о моей смерти вызовет у тебя такие же чувства, какие ты испытываешь при чтении некролога в газете или слышишь о кончине постороннего человека. В этом нет ничего необычного. Странно то, что я тоже не могу ничего сказать по этому поводу, хотя моя смерть должна гораздо больше занимать меня, чем тебя.

Когда тебе сообщают о неминуемой скорой смерти и ты принимаешь это как факт, в голове поначалу появляется множество слов утешения: как протянуть подольше и облегчить предсмертные муки. Однако эти слова не в состоянии приглушить надвигающуюся на тебя смертельную тишину. И наступает момент, когда тебе становится просто необходимо заглянуть в глубь нее.

И вот я решил провести последние дни жизни в поисках слов, которые объяснят мне тайну. Я искал у себя на родине, объехав её вдоль и поперек, но ничего так и не нашел. Теперь ищу здесь. Я знаю, что где-то должны быть слова, которые помогут выразить объявшую меня пустоту. Но я уже почти труп, а мои усилия пока остаются бесплодными.

Вставало солнце, наполняя номер синеватыми тенями. Голова Фарида покоилась на подушке, словно гротескное изваяние, распираемое изнутри растениями. На лбу виднелись капли запекшейся крови. Одни лишь глаза сверкали болезненным блеском на предсмертной маске лица.

– Я очень устал, Бернар. С каждым днем мне становится все труднее продолжать поиски. Однако меня одолевает желание узнать: должен ли человек в момент смерти лишь дойти до края пропасти, ощущая за спиной поток времени, и потом лететь вниз, замирая от страха? Не готовый к казни и стыдящийся самого себя, словно бывший фаворит короля, которого выдергивают из постели и волокут на смерть в одном нижнем белье. Если я найду слова, которые помогут мне построить мостик от жизни к смерти, сделанный по всем правилам инженерного искусства, который я тщательно осмотрю, прежде чем ступлю на него и пойду по нему в вечность, – тогда все будет по-другому. Мне надо продолжать поиск. О, если бы нашелся человек, который способен мне помочь…

Фарид не закончил фразу, но прежде чем слова полностью растворились в небытии, два одновременно произошедших события нарушили тишину и покой комнаты. Над головой Фарида появилась яркая полоска света: это солнечный луч нашел прореху в шторах. Рано вставший сосед сверху спустил воду в унитазе, которая с шумом полилась вниз по трубе, минуя их номер, предположительно в городскую канализацию. Потом раздалось характерное шипение воды, снова наполняющей бачок. И опять воцарилась тишина.

Бернар был совершенно подавлен. Он не хотел иметь ничего общего со стариком. Сказанное тем пугало его. И все же он не смел отказать.

«Помогу ему и покину мир людей, – подумал он. – Окажу на прощание последнюю услугу человечеству, среди которого я жил все эти тридцать шесть лет».

– Я найду тебе нужные слова, Фарид, – сказал он решительно и посмотрел на старика. – Какими бы они ни были, я как можно скорее отыщу их. Но перед тем, как начать, хочу сообщить тебе, что я подмененный. Смерть мне не грозит.

Фарид промолчал. Бернар продолжал:

– Мне кажется, ты должен знать об этом.

– Спасибо, Бернар. Благодарю тебя от всей души. – Он повернулся к нему и улыбнулся.

– Вот только как же мне узнать твои слова?

– Понятия не имею. Это будут новые слова, не из прошлого, а из будущего.

– Начну сегодня же.

Гроза прекратилась, Париж нежился под ясным летним небом, чудесно благоухал чисто вымытыми дождем крышами домов и сырой землей. День выдался настолько удивительный, что люди застывали на месте и любовались: здания сияли, прохожие улыбались друг другу, деревья блестели листвой. Бернар сел на край фонтана, чтобы хорошенько обдумать случившееся и понаблюдать за происходящим вокруг. Над его головой в ярком свете солнца кружили голуби, порой раздавались радостные крики, заглушавшие даже ликующий шум воды. Радужные брызги долетали до его лица, но, несмотря на всеобщее природное ликование, Бернар мыслил очень ясно и живо.

«В происшедшем со мной заключается больше смысла, чем я склонен думать, – говорил он себе. – Сегодня началась новая эпоха моей жизни. Встреча с Фаридом скорее всего ниспослана мне самим небом».

И Бернар начал искать слона. Он читал граффити в метро, замечая такие выражения, которые ему никогда не попадались ранее. Провел два часа в музыкальном магазине, тайком вскрывая обложки компакт-дисков и читая тексты песен альбомов, содержание которых, на его взгляд, могло иметь философский характер. Жадно вчитывайся в каждую рекламную листовку, которую ему давали на улице, и просматривал ряд за рядом многочисленные футболки, вывешенные в палатках около отеля «Бъюбург», лишь потому, что название брэнда было «Неологизм». Он просматривал журналы и комиксы, зашел в новый бар и, извинившись перед официантами, убиравшими со столов и готовившими заведение к вечернему открытию, попросил разрешения взглянуть на список предлагаемых коктейлей.

Задержавшись у газетного киоска, Бернар с волнением обнаружил, что газета «Пари суар» пишет о нем в своей передовице:

СЛУЖАЩИЙ БАНКА «САКС» ОКАЗАЛСЯ ПОДМЕНЕННЫМ

Он скрылся, оставив в недоумении жену и друзей.

Бернар купил газету и быстро прочитал статью. В ней писалось о «горестном открытии» Клэр Грандами и последовавшими вслед за этим телефонными разговорами между представителями столичного бомонда, среди которых оказался начальник Бернара в банке «Голдман Сакс», который и передал эту информацию прессе. Сама Клэр отказалась давать интервью, однако в газете имелась её фотография с подписью «Опустошенная Грандами». Приводилось также высказывание Мишеля Лапорте, коллеги Бертрана по работе: «В банке к нему очень хорошо относились, и многие из нас считали возможным приглашать его к себе домой. Естественно, никто и не догадывался о его подлинной сущности. А теперь он просто исчез. Мы чувствуем себя обманутыми и преданными. Разумеется, инвестиции Дюсолье находятся в хороших руках, и его исчезновение ни в коей мере не отразится на сбережениях наших клиентов». Банк предоставил газете взятую из личного дела фотографию Бернара, на которой он изображен за компьютером, в строгом костюме, с торжествующим выражением лица. Сначала Бернар испугался, что его могут опознать по фотографии. Однако тут же успокоился, решив, что он не Бельмондо, а портреты в газетах редко дают представление о том, как люди выглядят в жизни.

Его поиски продолжались.

Бернар начал расспрашивать прохожих о новых словах, недавно услышанных ими. Он выбирал интеллигентных людей. Заикаясь, спрашивал их: «Вам встречались в последнее время новые слова, которые в какой-то мере могут изменить взгляд на определенные вещи?» Люди приходили в замешательство и отрицательно качали головами. Он чувствовал, что его вопросы бессмысленны, и решил отказаться от практики прямых действии. Теперь Бернар довольствовался тем, что прислушивался к разговорам разных людей на улице, ожидая услышать какое-нибудь необычное словечко. При этом он не испытывал ни малейшего смущения и не опасался, что его сочтут слишком любопытным. Голова Бернара была до предела забита фразами, произнесенными почти одновременно множеством разных людей.

Думал ли ты когда-нибудь, что такое безнадежность?

Быстрее, Мари, быстрее.

Он говорит, что рыбы плавают в воздухе.

Ты никогда не видел мобильник с такими функциями.

Время закрытия.

Не спеша, беззаботно. Как будто рыбы только этим и занимаются!

Меня всегда интересовал вопрос, безопасна ли питьевая вода.

Будущее пугает меня.

Ты никогда не видела женщины счастливей меня!

Никто никогда не говорит о том, что похороны стоят больших денег.

Вы случайно не знаете, как пройти к катакомбам?

Будущее в радужном свете.

Бернар просиживал часы в кафе и бродил в местах торговли уличных продавцов только ради того, чтобы узнать, о чем беседуют люди; подслушивал разговоры у телефонных будок и входил в магазины электротоваров, где с экранов телевизоров беспрерывно лились потоки речи. Возле собора Нотр-Дам какой-то проповедник ежедневно обличал наш порочный век, приводил из Ветхого Завета примеры кар божьих, посланных людям за их грехи, и призывал всех одуматься, пока не поздно. Бернар стоял и внимательно слушал его речи.

Бернар был неутомим в своем поиске: исходил практически все улицы города, подолгу сидел на вокзалах и в парикмахерских, слонялся по магазинам, разговаривал с детьми и раввинами, туристами и нищими. Ни одно новое слово не пролетело мимо его ушей, он впитывал в себя каждое из них и тщательно анализировал. Однако пока не находил того, в чем так нуждался Фарид.

Наконец, когда уже наступила ночь, он вернулся в отель на Монпарнасе. Стари к лежал в той же позе, что и перед его уходом.

– Я прилежно искал слова, Фарид, но не нашел ничего подходящего.

– Тебе потребуется для этого много времени, Бернар. Не беспокойся. Попробуй поискать завтра.

День за днем Бернар продолжал начатое дело. Каждое утро он вставал рано, покидал гостиницу и направлялся в разные уголки города. Поиски приняли более систематический характер. Теперь он проверял два-три района в день в номерном порядке, отправляясь от центра к периферии. И каждый день возвращался к Фариду, чтобы сообщить о тщетности своих усилий.

Прошло около двух недель после упомянутых событий, когда в газетах стали появляться первые сообщения о вспышке оспы. У шести человек – двух женщин, трех мужчин и одного ребенка – обнаружились признаки страшного заболевания. все они проживали в Париже, хотя и не в одном районе. Не существовало никаких объяснений тому, как болезнь, с которой покончили в 1973 году, могла вновь появиться в наше время.

Вес газеты опубликовали сообщения о напасти в один и тот же день, посвятив этой теме практически все полосы. В тактичной манере неупотреблением определенных терминов, подобранных советниками правительства из Министерства здравоохранения, давались медицинские списания признаков заболевания; людям объясняли, как следует обнаруживать симптомы болезни и какие меры необходимо предпринять, чтобы свести к минимуму угрозу заражения. Перечислялись также меры предосторожности, предпринимаемые правительством в целях предотвращения распространения болезни.

Власти действовали быстро. Опасаясь массовой паники среди населения столицы, они закрыли город еще до того, как новость стала достоянием общественности. Все дороги, ведущие в Париж, были перекрыты. Поезда перестали ходить, аэропорт не действовал. Пятьдесят тысяч солдат образовали оборонительное кольцо с целью пресечь все контакты между Парижем и остальной страной. В течение последующих дней власти занимались возведением мощной системы укреплений, не виданной во Франции со времен Первой мировой воины. Железные решетки установили и в подземных переходах, по которым можно было обойти заграждения, у всех выходов стояли часовые. Сену блокировали, на берегах появились военные гарнизоны. У граждан изымались частные самолеты. Покинуть город стало невозможно.

Об эпидемии оспы в Париже уже написано немало трудов, и изучение проблемы будет продолжаться еще не один десяток лет. Никто, кому пришлось жить в то время, не забудет ужасающих историй о хаосе, воцарившемся в городе. Сначала жители боролись исключительно за право покинуть город. Однако правительство не уступало, настаивая на том, что Франция обязана уберечь народы мира от распространения болезни, а для этого необходимо изолировать зараженное население. Однако такая политика не принесла должных результатов: люди шли на различные уловки, чтобы выбраться из города. Они пользовались связями в правительстве, в армии и полиции; искали уязвимые места в ограждениях и пытались совершить побег; предлагали невероятные суммы денег в качестве взяток чиновникам, которые, по их мнению, могли помочь им покинуть столицу. Особенно негодовали иностранные туристы – ибо болезнь чисто французская и не имеет к ним никакого отношения. Посольства окружали толпы разъяренных граждан с требованиями немедленно отправить их домой, но международное сообщество единодушно поддерживало решительные меры, принимаемые французскими властями, и протесты не приносили никаких результатов.

Через неделю нахлынула новая волна инфекции, и люди теперь думали уже только о болезни. Пятеро из шести первоначально заболевших умерли, успев заразить еще сто девять человек. Многие уже знали людей, имеющих отношение к зараженным. Шепотом из уст в уста передавались страшные истории об ужасах, которые несет с собой оспа. Рассказывали о женщине, остававшейся в полном сознании, в то время как её воспаленная кожа буквально рвалась на части, оставляя на теле лишь кровавое месиво. У одного подростка, почувствовавшего во время приступа лихорадки острое желание облегчиться, через анальное отверстие вышла кишка длиной в метр. На смену негодованию пришел ужас. Полки супермаркетов опустели, так как люди стали набивать дома припасами, стараясь сократить до минимума общественные связи. В течение нескольких дней торговля в городе практически прекратилась. Офисы и школы опустели, улицы выглядели странно: по тротуарам быстрым шагом передвигались люди в масках, старающиеся держаться как можно дальше друг от друга.

Именно тогда президент республики выступил по телевидению с обращением к нации.

– Братья и сестры, французы, – начал он доверительно, – я выражу общее мнение, если скажу, что впервые в жизни чувствую себя в такой степени обеспокоенным судьбой нашей страны и народа. Напасть, поразившая нашу красивую и любимую столицу, является одним из древнейших и наиболее опасных врагов человечества. Мы должны приложить все усилия и проявить все мужество, чтобы победить его. На протяжении истории страны мы не раз сталкивались с различными бедствиями, которые только закаляли нас. Мы переживали тяжелейшие испытания и выходили из них победителями. Уверен, что французы преодолеют эту беду.

Президент выразил искреннее сочувствие всем тем, в чьи дома проникла болезнь, и заверил, что страна разделяет их скорбь. В своей речи он неоднократно подчеркнул тот факт, что остается со своим народом в изолированном от всего мира городе. А затем перешел к практическим вопросам. Для сдерживания эпидемии, заявил он, будут приняты необходимые меры.

– Прежде всего надо ограничить всякие передвижения по Парижу. Многим людям будет нелегко с этим смириться, но осе же необходимо исключить появление на улицах зараженных, которые будут способствовать распространению инфекции. Далее, каждый человек должен пройти вакцинацию против оспы, тогда через несколько недель у граждан выработается стойкий иммунитет. Все это будет нелегко осуществить: в городе и окрестностях проживают около двенадцати миллионов человек, и нам придется завозить вакцину из Соединенных Штатов Америки, чей президент любезно согласился предоставить нам всю необходимую помощь. Мы уверены, что первые поставки начнут прибывать уже через семь дней; когда передвижения по городу прекратятся, мы без труда сможем начать прививки. После проведения в жизнь этих мер болезнь должна отступить. Мы победим ее.

Речь президента тем не менее ничуть не успокоила население. Более того, именно в тот вечер, когда прозвучало телеобращение, началась настоящая паника. По всему городу люди стали строить баррикады возле своих домов, чтобы защититься от эпидемии и насилия. Они укрепляли ворота садов и заделывали отверстия в оконных створках. Многие устремились на дороги в поисках пропавших друзей, и родственников. Нашлось немало и таких, кто решил на свой страх и риск предпринять решительные действия по искоренению причин болезни. Горожане считали бездомных бродяг наиболее вероятными разносчиками заразы, и их поисками по всему городу занялись группировки, состоящие из негодующих представителей среднего класса. В ходе одного из множества инцидентов, связанных с зачистками, женщины, достающие хлебные обрезки из мусорных мешков возле булочной, были без промедления забиты до смерти. Огонь стал весьма популярным инструментом очищения: группа молодых людей сожгла целый район в северной части города, обнаружив там пару дохлых кошек. Запылали мечети, ибо никто не верил в то, что эпидемию распространяли французы, и люди мигом забыли о расовой терпимости, начав преследовать иностранцев. Самые невероятные слухи распространялись со скоростью света. Говорили, что бактериями оспы заразили воду. После сообщений о том, что одна женщина заразилась оспой, пообедав в казино, жители стали нападать на все игорные дома. Количество жертв насилия на ранней стадии эпидемии превышало число погибших от самой болезни. А появление мертвых тел на улице лишь увеличивало страх заражения. Общая атмосфера хаоса вела к дикости, все чаше происходили изнасилования. Ощущение надвигающегося апокалипсиса усиливало не только стремление к самосохранению, но и желание разрушать и убивать перед лицом неизбежной смерти. О таких событиях не писалось в газетах, однако на время они стали новой повседневной реальностью, в которой приходилось жить большинству парижан. (Впоследствии, разумеется, проводились расследования с целью предать гласности все преступления против законности и порядка.)

Тем временем члены правительства и высшие военные чины сидели в затемненном зале с коринфскими колоннами и слушали доклады эпидемиологов. Они настаивали на постройке заграждений по всему городу, дабы остановить все движение и тем самым прекратить распространение эпидемии. Главный архитектор представил свой проект защиты Парижа: основные бульвары должны быть перекрыты железными заборами, разделяющими город на отдельные участки, внутри которых создастся плотная сеть более мелких заграждений. На огромной карте столицы вся эта защитная паутина выглядела очень красиво. «Слава Гусману», – проговорил кто-то из присутствующих.

Правительственные чиновники сидели на большом расстоянии друг от друга.

Однажды вечером в номере гостиницы зазвонил телефон.

– Алло?

– Бернар? Это Даниэль.

– Как ты нашел меня? Я никому не говорил, где нахожусь. Каким образом тебе удалось разыскать меня?

– Ты же знаешь, у нас есть свои информационные сети. Послушай, я обращаюсь к тебе как к другу. Нам всем пора убираться отсюда. Возвращаться домой. Оспа распространяется, и ты прекрасно понимаешь, как опасна для нас такая болезнь. Оставь свои безумные затеи, Бернар, и уходи.

– Но почему ты еще здесь?

– Я не менее тебя привязан к этому миру. Однако я ухожу сегодня. Оставаться слишком рискованно.

– Я пока не могу уйти. Знаю, что веду себя глупо, но и сам толком не понимаю, что творю, Даниэль. Я занимаюсь одним делом и собираюсь довести его до конца. Пообещал помочь другу, который крайне нуждается во мне. Мне необходимо закончить работу. Ты можешь называть меня излишне сентиментальным или обремененным чувством вины – как угодно.

– Подумай хорошенько, Бернар. Если ты заразишься оспой, то уже не сможешь вернуться. Разве услуги, которые ты оказываешь человеку, стоят этого? Он все равно умрет – сейчас или потом.

– Я уже все решил для себя. В настоящее время я совершенно здоров. А через несколько дней мне уже не удастся ничего сделать для него, так как все движение по городу будет остановлено. Так что добьюсь я успеха или нет, мне все равно скоро придется уйти.

– Прошу тебя, подумай еще раз.

– Не волнуйся. Я все обдумал. Скоро мы встретимся с тобой.

Проснувшись утром, Бернар увидел, что Фарид выглядит еще хуже, чем раньше. Он не спал всю ночь, и его лицо очень опухло.

– Кажется, они начинают прорастать.

Бернар осторожно стянул со старика мягкое одеяло. Все верно – маленькие зеленые побеги пробивались сквозь кожу Фарида в самых разных местах. Отверстия, очевидно, причиняли бедняге боль: из них сочился гной, некоторые кровоточили.

– Они идут и через спину. Просто не знаю, как мне теперь лежать ночью.

Бернар принес из ванной туалетную бумагу и начал вытирать раны. Старик, похоже, смущался.

– Не беспокойтесь обо мне. Все хорошо, – сказал он.

– Все надо как следует прочистить, Фарид. В раны может легко проникнуть инфекция. Я куплю антисептические средства, а потом обрежу концы побегов. Тогда вы, возможно, уснете.

Он стал готовиться к новому дню поисков. А когда уже уходил, услышал тихие слова Фарида:

– Люди говорят, что каждый умирает в одиночку. Банальность, не так ли? Но я чувствую себя именно одиноким в предсмертный момент. Лежу тут целыми днями, пока вас нет, и ощущаю, как растения пускают корни в моих легких, оставляя все меньше и меньше места для воздуха. Я чувствую себя самым одиноким человеком в мире. Вы были так добры ко мне, Бернар. Но даже вы не представляете, какой ужас творится у меня в душе.

Бернар поспешил покинуть номер.

Улицы опустели. Мимо промчалось несколько машин без номеров. Иногда из какого-нибудь дома выходил человек в маске, боязливо осматривался по сторонам и перебегал по улице до следующего подъезда.

Бернар свернул на улицу Вожирар, которая кишела военными, устанавливавшими высокие заборы по обеим сторонам.

Заграждения ставились так, чтобы люди могли передвигаться по тротуарам, но не заходили на проезжую часть. Промежуточную зону заполняли вооруженные солдаты в бронежилетах и масках. Военные растянулись в длинную линию и обрызгивали улицу антисептиками из канистр. Бронемашины и белые фургоны с надписью ВОЗ[2] выстроились вдоль дороги.

«Надо идти быстрее», – размышлял Бернар. Пересечь улицу не представлялось возможным, и он направился к башне Монпарнаса. На покинутой людьми плошали, где замерли пестрые лошадки каруселей, а железные решетки уже перекрыли путь к станции метро, какой-то человек установил лоток и продавал кофе. Он не носил маски и смотрел на Бернар а весьма дружелюбно, как будто и не подозревал об эпидемии. Цена оказалась непомерно высокой, как и на все продукты в городе, однако Бернара тронула обыденность происходящего, он решил отложить поиски на несколько минут и задержался у лотка. Он сел на пластмассовый стул с чашкой кофе в руках. И только потом обратил внимание на человека, сидящего рядом с ним.

– Здравствуйте, – галантно поприветствовал его незнакомец. – Отличное утро, не правда ли?

Человек был одет в прекрасно сшитый клетчатый пиджак с розовым шелковым галстуком. Его веселость казалась совершенно неуместной. У Бернар а возникло ощущение, что он уже где-то видел его раньше. Он также потягивал дымящийся кофе.

– Да, утро замечательное, – согласился Бернар. Лето уже подходило к концу, но даже в столь ранний час было тепло, и на небе ни облачка.

– Что привело вас сюда, ведь этих мест избегают другие горожане, мой друг?

На широком смуглом лице незнакомца сияла широкая улыбка. На вид довольно пожилой, однако глаза живые и веселые.

– Ищу кое-что. Стараюсь не замечать происходящего вокруг.

– А что вы разыскиваете?

– Слова, необходимые для моего больного друга. Он должен спокойно умереть.