Едва сдерживая нетерпение, он ждал, когда наступит ночь. На закате, отломав ветку рябины, фермер воткнул ее в шапку и пошел в долину Ив, чтобы подняться на гору Кальвер. Там он сел и стал ждать. Над его головой появились звезды. Ночь была тихой и теплой, но мужчина бодрствовал. Прошло некоторое время, откуда-то снизу от подножия горы послышался смех и музыка. Вскоре показались Светлые. Их разозлило присутствие фермера, но они не могли его тронуть, потому что у того была ветка рябины. Похищать тоже не было оснований, так как он не нарушал границы их магического круга. Когда фермер показал им цветы, яйцо и волосы, Светлым пришлось отдать ему маленькую дочь. Сначала девочка смотрела на отца с удивлением, как будто только что очнулась ото сна, но потом бросилась к нему на грудь, крепко обняла и заплакала. Они вместе вернулись домой и больше никогда не подглядывали за Светлыми.

С резким звуком оборвалась струна в лире Тоби. От этого звука все встрепенулись.

— Как видно из этой истории, — продолжал Эрсилдоун, искоса взглянув на ученика, — у Светлых были свои законы. И когда они нарушались, этот народ применял собственные способы наказаний. Однако Светлые не были бессердечными и жестокими. Сначала они дали фермеру шанс исправить ошибку дочери, потом проверили, достоин ли он награды. Так как мужчина показал себя добрым человеком, они подсказали ему ответы на загадки. Доброта была тем качеством, которое они очень ценили у смертных.

— И еще мужество, — добавила Эллис.

— Да, и аккуратность, и искреннюю любовь, и выполнение обещаний, — добавил Бард.

Не теряя времени, Тоби извлек из лиры порвавшуюся струну и натянул новую.

— Как я поняла, — заметила Рохейн, — Светлые любили праздники, песни, танцы и загадки. Веселый народ, но и опасный в то же время.

Эрсилдоун позвал слугу.

— Принеси пимент! — велел он. — Миледи любит пимент? — спросил он, повернувшись к Рохейн.

— Я не знаю, что это такое.

— Смесь из красного вина, меда и специй.

— Не сомневаюсь, что мне это понравится.

Бард щелкнул пальцами, и слуга поспешил из комнаты. Тоби пробежал рукой по струнам.

— Выходит, они жили внутри горы? — не унималась Рохейн. — Неужели их королевство размещалось под землей, в пещерах?

Эрсилдоун засмеялся.

— Ни под землей, ни под водой, ни под чем другим. Фаэрия находилась где-то в другом месте. Точки соприкосновения Айи и Светлого Королевства находились в тех местах, которые сейчас темные силы считают подходящими для охоты. Например, под Кальвером и некоторыми другими горами, такие проходы существовали также и под озерами, в молодых рощицах, под родниками, на высоких местах и на низких. Как вы понимаете, Рохейн, маленькая девочка, собиравшая примулу, заглянула не в подземную пещеру, а через точку соприкосновения в само королевство.

— Но похищение, — заметила Рохейн, — кажется довольно строгим наказанием за простое детское любопытство.

— Да, нам кажется именно так, — согласился Эрсилдоун. — Тем не менее, считая, что Фаэрия — страна удовольствий, ее жители, возможно, надеялись таким образом предотвратить рассказы девочки о том, что она видела, и избежать наплыва ротозеев в эти места. В общем, они находили, что страсть людей к подглядыванию является ужасным преступлением, и всегда были готовы наказать за это. Но теперь мне хотелось бы привести еще один пример, касающийся границ и человеческих грехов.

И общепризнанный мастер повествований с энтузиазмом приступил к следующей истории.

— Когда-то существовал проход в Фаэрию под озером Коумлах в горах Финварны. Это было уединенное место, над которым всегда стелился туман, окруженное со всех сторон высокими скалами. Большую часть года его поверхность оставалась ровной, там не было ни рифов, ни скал, но каждый День белых цветов в центре озера появлялся остров, и в это же время открывался в скалах проход. Если кто-нибудь хотел войти, ему приходилось спускаться по винтовой лестнице на довольно большую глубину. Проход вел в Фаэрию. Около подножия лестницы находилась дверь, ведущая на остров. Величественным и прекрасным было королевство, с большими зелеными полянами, усыпанными великим множеством самых разных благоухающих цветов, похожих на облака цветного шелка, и беседками, на которых переплетались пятна золотого солнечного света и кружевная тень.

Светлые приветливо встречали гостей, надевая им на шеи гирлянды из цветов. Их угощали едой и чудесными прохладными напитками, которые принесли, а может быть, и украли из Эриса. Хозяева не собирались брать людей в плен, просто хотели их развлечь, прежде чем отпустить домой. Волшебные существа настраивали скрипки и исполняли веселые мелодии, приглашая гостей танцевать. Их музыканты редко играли для развлечения смертных, но в День белых цветов они это делали. Время пролетало в веселье и радости, но когда наступал вечер, люди должны были уйти.

Светлые требовали от своих гостей только одного — ничего не уносить с острова. Даже листик, травинку или цветок. Те гирлянды, что им дарили, тоже нужно было оставить, прежде чем уйти.

Это условие принималось веками. Тем не менее однажды любопытство все-таки взяло верх. Одному парню стало интересно, что будет, если нарушить правило. Оторвав бутон розы от гирлянды, он сунул его в карман куртки, а украшение положил на землю.

По лестнице парень поднимался вместе с остальными гостями. Пройдя половину пути, юноша решил проверить, на месте ли цветок, но его там не было. В этот момент его охватил страх, так как он догадался, что у Светлых был какой-то способ узнавать о воровстве. Парень поспешил к выходу и быстро выскочил на поверхность. Когда вышел последний гость, раздался голос:

— Позор вам, кто ответил на наше гостеприимство кражей.

Потом, как обычно, захлопнулась дверь, и на скале не осталось и следа прохода.

Но с этого момента остров никогда больше не появлялся в День белых цветов. Светлые не простили смертным кражу. Они больше никого не приглашали в гости, а проход в свой мир закрыли навсегда. Позже закрылись и все остальные проходы.

— Почему? — спросила Рохейн.

— Смертные совершали поступки и похуже, чем кража цветов. Некоторые Светлые были очень рассержены делами людей и не хотели иметь с нами ничего общего.

— Вы сказали, что проходы закрылись навсегда? А они могут когда-нибудь открыться?

— Нет.

— Может быть, это к лучшему? — предположила Рохейн.

Эллис кивнула.

— Никогда не говорите такого! — воскликнул Бард, возмущенный не на шутку. — Айя потеряла связь с миром чудес, о котором смертные могли только мечтать. Светлое Королевство было и остается опасной землей. Там достаточно ловушек для невнимательных людей и достаточно тюремных башен для безрассудных. До него трудно добраться, потому что королевство слишком высоко и глубоко, заполнено птицами и животными, безбрежными океанами и звездами, красотой магической и опасной, радостью и сожалением. В этом королевстве человек может считать себя счастливым.

В ночи откуда-то послышалась музыка. Невидимый музыкант играл на тростниковой флейте тихую грустную мелодию. Но вскоре ее заглушили звуки в мажорном ключе, которые издала лира Тоби.

Бард громко спросил:

— Где же пимент?

Поспешно вошли двое слуг. Один из них нес поднос с бокалами, другой — кувшин, над которым поднимался пар, и полотенце. Ароматный напиток разлили по бокалам. Выпили за здравие короля, потом Эрсилдоун начал новую историю.

— Если хотите лучше понять Светлых, — сказал он, — вам надо послушать рассказ об Эйлиан.

Рохейн согласно кивнула.

— В старые времена в Каэрмелор приехала пожилая пара из Байт Даун Рори, чтобы найти служанку. Они увидели симпатичную девушку с золотистыми волосами, стоявшую несколько поодаль от остальных, и заговорили с ней.

— Талитянская девушка? — пробормотала Рохейн.

— Да, талитянская девушка, оказавшаяся там случайно. Она назвала им свое имя. Старики наняли ее и вернулись домой. В окрестных деревушках существовал обычай — долгими зимними вечерами женщины и девушки после ужина собирались вместе. Новая служанка тоже взяла за правило выходить на поляну, освещенную лунным светом, и некоторые прохожие уверяли, что видели ее несколько раз в окружении Светлых. Они пели и танцевали. Пришла весна. Когда дни стали длиннее и зацвел кустарник, а в леса, надевшие зеленый наряд, вернулись кукушки, Эйлиан убежала с новыми друзьями, и больше ее никто не видел. С этого дня место, где девушку видели в последний раз, стали называть поляной Эйлиан, хотя люди давно забыли, по какой причине.

Пожилая женщина, нанявшая служанку, была повитухой. Благодаря ее опыту и умению люди охотно пользовались услугами женщины, но от этого она не становилась богаче, потому что пациенты были бедны. Через год после побега Эйлиан в туманную холодную ночь кто-то постучал в дверь дома пожилой пары. Женщина открыла и увидела высокого человека в плаще, державшего под уздцы серого жеребца.

— Я пришел, чтобы отвезти вас к моей жене, — сказал он.

Привлекательный внешний вид гостя вызывал подозрение, а его повелительный тон совсем не понравился женщине, поэтому первым ее побуждением было отказаться, но незнакомец словно воспользовался какими-то чарами. Повитуха, вопреки своему желанию, молча собрала принадлежности и забралась в седло позади мужчины. Лошадь довезла их до Роскоурт Мура. Если вам приходилось бывать в этом местечке, то, несомненно, вы видели гору Брин Исибион, большую, покрытую зеленью, словно поднимающуюся из центра вересковой пустоши. Она напоминала разрушенный форт или цитадель, окруженную вертикальными камнями, с пирамидой на северном склоне. Достигнув этого места, незнакомец и повивальная бабка спешились и направились через проход в камнях к большой пещере. За занавесом из ослиной шкуры в дальнем углу, на грубо сколоченном топчане, покрытом сухим папоротником, лежала женщина. В маленькой жаровне горело полено, нисколько не обогревая пещеру.

Приняв ребенка, повитуха села на корявый стул ближе к огню, чтобы запеленать дитя. Женщина попросила ее остаться в пещере на две недели. Итак, решение было принято. Из жалости к измученной, настрадавшейся пациентке, из-за нищенских условий, в которых той приходилось жить, повивальная бабка согласилась. Каждый день приходил незнакомец и приносил еду и все, что требовалось. Проходило время, дитя и мать окрепли.

Однажды мужчина подошел к повитухе с небольшой резной коробочкой, заполненной зеленой мазью. Он приказал ей наложить немного мази на веки ребенка, но ни в коем случае не дотрагиваться до своих глаз. Женщина сделала все так, как ей было сказано, но, отложив в сторону коробочку, она, забывшись, потерла зачесавшийся глаз.

В тот же момент весь мир вокруг преобразился. Пещера исчезла. На ее месте появилась великолепная комната в зеленых и золотых тонах, вполне достойная королей. Вместо грубого табурета, стоявшего перед раскаленной печуркой, появился резной стул с высокой спинкой около камина, от которого распространялось по комнате приятное тепло. Полированный до блеска пол покрывали ковры с длинным ворсом. Каждую стену украшали великолепные гобелены, а над каминной доской висело зеркало в золотой раме. С трудом сдержав изумленное восклицание, повитуха посмотрела туда, где лежала ее пациентка, теперь уже не на сухом папоротнике, а на перине, покрытой золотистыми шелковыми простынями, на великолепных подушках, под расшитым покрывалом. И была эта женщина не кем иным, как золотоволосой Эйлиан. А от ребенка, сначала казавшегося совершенно обычным, сейчас невозможно было оторвать глаз, настолько он был красив.

Но самое удивительное, что все это великолепие женщина могла видеть только левым глазом. Когда он был закрыт, перед ее взором опять представали каменные стены, грубый топчан, покрытый травой, убогая мебель.

У повитухи хватило ума никак не показать, что приказ нарушен, но пока она находилась в пещере, держала левый глаз открытым. Хотя, надо сказать, новоприобретенная способность приносила немало неудобств, и ей приходилось постоянно быть начеку. Таким способом женщина узнала некоторые подробности из жизни Светлых.

Наконец подоспело время повитухе возвращаться домой. Высокий мужчина довез ее до дверей дома и там вручил кошелек с монетами. Прежде чем женщина успела произнести хоть слово благодарности, он вскочил на лошадь и ускакал. Поспешив в дом, женщина высыпала монеты на кухонный стол. Перед ней мерцала теплым солнечным блеском груда золота. В необычайном волнении повитуха пересчитала деньги и поняла, что их хватит на безбедную жизнь для нее и мужа до конца дней.

С новыми возможностями зрения и богатством женщина ощущала себя вполне счастливой. У нее хватило мудрости понять, что и то и другое может вызвать зависть соседей, поэтому она никому не сказала ни слова. Кроме того, Светлые очень не любили, если кто-то без конца твердил об их добрых поступках. Умная повитуха скрыла все даже от собственного мужа из опасения, что тот может ненароком выдать секрет.

Иногда весной она видела в садах мужчин и женщин Светлых, гуляющих между цветущими деревьями, или летом танцующих под звездным небом в высокой траве. Однажды ей довелось даже наблюдать целую процессию Светлых, другими словами — Дозор.

— Дозор? — переспросила Рохейн.

— Так называется кавалькада небожителей, направляющихся на праздник или на выгул лошадей. Пожилая женщина видела их, скачущих в сумерках по полям, окруженных странным сиянием, более прекрасным, чем звездный свет. Длинные волосы казались сотканными из лунных лучей. Более великолепных коней ей никогда не приходилось встречать. Ветер играл с вплетенными в водопады хвостов и грив колокольчиками. Высокая изгородь из боярышника преграждала им путь на кукурузное поле, но кони Светлых перелетели через нее, словно птицы, и галопом понеслись дальше, к подножию зеленой горы. Утром повитуха шла на поле, чтобы посмотреть, сколько повреждено кукурузы, но ни единого раза ей не удалось обнаружить ни сломанного стебля, ни испорченного початка.

Однажды женщине пришлось раньше, чем обычно, отправиться на рынок, и когда она, закончив свои дела, свернула за угол, прямо перед ней оказался тот самый незнакомец, однажды постучавший в ее дверь. Пытаясь скрыть удивление, повитуха отважно сделала шаг вперед и приветливо сказала:

— Доброе утро, сэр. Как себя чувствуют прекрасная Эйлиан и ваш малыш?

Мужчина вежливо ответил, что и жена, и ребенок пребывают в отличном здравии, а потом спросил:

— Каким глазом вы видите меня?

— Этим, — призналась женщина, показывая на левый глаз. Светлый засмеялся. Сорвав камыш, он дотронулся до глаза и исчез. С тех пор бедная повитуха больше им не видела.

— Фу! — воскликнула Рохейн, выпрямляясь на стуле. — Еще одно жестокое незаслуженное наказание за совсем незначительный проступок. В конце концов, женщина никому не причинила вреда. Она просто потерла глаз без всякого умысла! Почему он ее сделал слепой?

— Согласен, месть Светлых бывает ужасна, — сказал Эрсилдоун, делая глоток из бокала.

— Эта история только подтверждает мою точку зрения, — заметила герцогиня Роксбург.

Эрсилдоун улыбнулся.

— Эллис смотрит на Светлых будто через темное стекло, — сказал он. — У каждого свой взгляд, мой — совершенно противоположный.

— Эрсилдоун найдет хорошие черты и в самом Итч Уизге, — сухо заметила герцогиня.

— Девушка Эйлиан, наверное, была хорошего мнения о Светлых.

— Сначала так оно и было, — продолжала герцогиня Роксбург. — В конечном итоге Эйлиан выгнали из Фаэрии за какой-то совсем незначительный проступок, и ее ждал малоприятный конец.

— Ужасная судьба, — вздохнула Рохейн.

— Но вы не должны судить, не зная всех обстоятельств дела, — возразил Бард. — Ее изгнал не муж или кто-то из Светлых. Это неизбежный эффект, который их королевство оказывало на каждого попавшего туда смертного. Человек мог находиться в Фаэрии только очень небольшой период времени, но после возвращения в Айю томился желанием вернуться назад, переполненный непередаваемой тоской. Этот эффект называется лангот. Вот еще одна история.

Рысь встала, зевнула, поскребла когтями подушку и опять улеглась. А ее хозяин приступил к новому рассказу.

— Пилгрет Ольвас жила в Луиндорне и отличалась редкой красотой. Ее семья бедствовала, и девушке приходилось работать служанкой. Говорят, ей не чужды были романтичность и мечтательность. Но, сознавая свою привлекательность, Пилгрет была довольно тщеславной. Хорошенькие женщины имеют на это право, по мнению многих джентльменов, включая меня. Но не все согласны с этим. Девушка прилагала массу усилий, чтобы одеваться как можно лучше, хотя возможностей у нее было не так уж много. Пилгрет украшала волосы полевыми цветами и неизменно пользовалась успехом у местных юношей на зависть подругам. Девушка оказалась падкой на лесть, но поскольку образованием не блистала, не могла скрыть сей факт. Стоило кому-то похвалить деревенскую красавицу, как ее глаза загорались от удовольствия.

Какое-то время Пилгрет не имела работы, и родители очень хотели, чтобы девушка устроилась к кому-нибудь служанкой. В округе свободных мест не было, поэтому мать предложила ей попытать счастья в другой деревне. Красавице очень не хотелось уходить из дома, однако выбора не было. Она взяла с собой немного еды и отправилась на поиски работы.

Долгий путь проделала Пилгрет, пока не оказалась на перекрестке. Куда идти, девушка не знала. В конце концов ей надо было решить, выбрать ли дорогу наобум или вернуться домой. В нерешительности она села на гранитный валун и с мечтательным видом стала срывать листья папоротника, в изобилии растущего вокруг. Прошло немного времени, и вдруг рядом раздался голос. Девушка повернулась и увидела красивого молодого человека, одетого в зеленые шелковые одежды, украшенные золотой вышивкой.

— Доброе утро, красавица, — сказал он. — Что ты здесь делаешь?

— Иду искать работу, — ответила Пилгрет.

— И какую же работу ты ищешь? — с улыбкой спросил молодой человек.

— Да любую, — сказала, смутившись, девушка. — Я много чего умею делать.

— А что ты думаешь насчет помощи по хозяйству одному вдовцу с маленьким мальчиком? — поинтересовался молодой человек.

— Детей я очень люблю, — воскликнула Пилгрет. — Мне приходилось ухаживать за маленькими.

— В таком случае я нанимаю тебя, — сказал незнакомец, — на один год и один день. Но сначала, Пилгрет Ольвас… — Девушка ахнула от удивления, когда незнакомец назвал ее по имени, а тот рассмеялся. — Понимаю, ты думала, я не знаю тебя. Но неужели непонятно, что, проезжая по твоей деревне, молодой вдовец не мог не заметить такую красавицу? Кроме того, — сказал он, — я видел однажды, как ты, расчесывая волосы, смотрела на свое отражение в пруду и сорвала несколько душистых фиалок.

Покоренная его приятными манерами, девушка с удовольствием приняла предложение молодого человека, но мать учила ее быть осторожной с незнакомцами.

— Где вы живете? — спросила она.

— Недалеко отсюда, — ответил молодой человек. — Так ты согласна пойти со мной?

— Сначала мне хотелось бы узнать, какая будет плата.

Он сказал ей, что она сама может ее назначить. Перед глазами девушки тут же возникли картины богатства и роскоши.

— Но я найму тебя только в том случае, если ты пойдешь со мной немедленно, не возвращаясь домой, — добавил незнакомец. — Твоих родителей я предупрежу.

— Но моя одежда… — начала Пилгрет.

— Той одежды, что есть, пока вполне достаточно, а вскоре я подарю тебе несколько красивых платьев.

— Тогда согласна, — обрадовалась девушка. — Выходит, мы договорились!

— Пока нет, — ответил незнакомец. — Я предпочитаю, чтобы ты поклялась мне в верности.

На лице девушки появилось тревожное выражение.

— Тебе не следует бояться, — сказал мужчина ласково. — Просто поцелуй лист папоротника, который держишь в руке, и скажи: «Обещаю остаться на год и день».

— И это все? — удивилась Пилгрет, но сделала все так, как он попросил.

Больше не сказав ни слова, молодой человек повернулся и пошел по дороге, ведущей на восток. Девушка последовала за ним и всю дорогу размышляла, почему ее новый хозяин молчит. Они проделали очень долгий путь, Пилгрет устала, у нее начали болеть ноги. Ей уже казалось, что они будут вечно идти в полном молчании. Бедная девушка чувствовала себя полностью измотанной и в конце концов заплакала. Новый хозяин остановился и повернулся к ней.

— Ты устала, Пилгрет? Сядь отдохни, — сказал он и подвел ее к мшистому камню.

От такого проявления доброты девушка разрыдалась. Светлый дал ей выплакаться, а потом проговорил:

— А теперь я высушу твои слезы.

Сорвав пучок листьев, он провел сначала по одному глазу, потом по другому. В одно мгновение слезы, а заодно и усталость исчезли. Пилгрет сообразила, что опять идет, хотя абсолютно не помнила, как поднималась с камня.

Теперь они спускались вниз. По обеим сторонам дороги стали появляться скалы, и дорога ушла под землю. Девушка встревожилась, но договор был заключен, кроме того, она больше боялась возвращаться назад, чем идти вперед. Вскоре мужчина остановился.

— Мы почти на месте, Пилгрет, — сказал он. — Но я вижу, ты плачешь. Слезы смертных не должны попасть сюда.

Он опять провел листьями по глазам девушки. Потом туннель закончился.

Перед путниками открылась страна, которая могла присниться только в прекрасном сне. Цветы всех возможных оттенков покрывали холмы и долины. Создавалось впечатление, что местность — роскошный гобелен, сотканный из драгоценных камней, сверкающих, как летнее солнце, и в то же время призрачных, как свет луны. В реках текла такая прозрачная вода, какой девушке раньше видеть не приходилось. Великолепными каскадами вода спадала к подножию гор. В фонтанах танцевали бриллиантовые струи, образуя сотни радуг. На высоких деревьях поражали нежностью и красотой одновременно и белоснежные цветы, и спелые фрукты. Мужчины и женщины, одетые в зеленые одежды, расшитые золотом, играли в какие-то мудреные спортивные игры или, сидя в густой траве, пели мелодичные песни и рассказывали истории. Без сомнения, это был мир более прекрасный и волнующий, чем можно описать словами.

Хозяин Пилгрет провел ее в здание, где вся мебель переливалась перламутром, поражая искусной резьбой, инкрустациями и украшениями из изумрудов. Миновав целую анфиладу комнат, они наконец пришли еще в одну, драпированную белой кружевной тканью, словно паутиной, причудливо сотканной в виде цветов. В центре комнаты стояла небольшая колыбель из морских раковин, отражающих так много света, что на нее больно было смотреть. На белоснежной простынке спал очаровательный крошечный мальчуган.

— Это твой подопечный, — сказал его отец. — Тебе нужно будет мыть его, одевать, выносить на прогулки в сад и укладывать спать, когда он устанет. Я в этих землях правитель, и у меня есть особые причины желать, чтобы рядом с малышом был кто-то из людей.

Пилгрет с энтузиазмом взялась за выполнение обязанностей и делала это с большим прилежанием и желанием. Девушка полюбила малыша, и тот отвечал ей взаимностью. Время летело на удивление быстро. Как ни странно, она совсем не вспоминала о матери и о доме. Живя в роскоши и чувствуя себя совершенно счастливой, Пилгрет не считала дней.

Но срок окончания договора в конце концов наступил, и однажды девушка проснулась утром в своем доме, в собственной кровати. Ей все показалось незнакомым, и она сама теперь выглядела совсем другой для тех, кто ее знал. Пилгрет перестала есть и пить. Ночью, вместо того чтобы спать, она бродила под звездами и смотрела на них, а утром обнаруживала себя лежащей в кровати, полностью измотанной, не имея сил встать. Девушка бледнела, худела, перестала улыбаться. Приходили многочисленные лекари и мудрецы, и всем она рассказывала одну и ту же историю о лорде Светлых, его ребенке и прекрасной стране. Люди знали ее пристрастие к фантазиям и сочли, что девушка просто лишилась рассудка. Но однажды к ним в дом пришла старая ведунья.

— Согни руку, Пилгрет, — попросила старуха.

Девушка выполнила просьбу.

Теперь скажи: «Пусть моя рука больше никогда не разогнется, если я скажу хоть слово лжи».

Девушка повторила слова старухи.

— Разогни руку, — сказала ведунья.

Пилгрет выпрямила руку.

— Девушка говорит правду, — сказала ведунья. — Ее уводил в свою страну Светлый.

— Поправится ли моя дочь когда-нибудь? — спросила мать.

— Я ничего не могу сделать, — грустно ответила женщина, покачав головой. — Может быть, со временем.

Бард замолчал, а герцогиня добавила:

— Рассказывают, что Пилгрет так и не оправилась. Она вышла замуж, но никогда ничего не хотела, всегда всем была недовольной и так и не узнала счастья, поэтому умерла молодой.

— Это так, — подтвердил Эрсилдоун. — Одни говорили, что она тосковала по Светлому лорду. Другие, что по Светлому Королевству. Не важна причина тоски, но погубил ее лангот.

— Это был муж Эйлиан? — спросила Рохейн.

— Нет. Эта история произошла позже, чем вторая. Я рассказывал их, не соблюдая хронологию. Вообще Светлые увели много красивых служанок.

— А смертных мужчин тоже постигала такая участь или только девушек и женщин? — спросила Рохейн.

— Конечно, — поспешила ответить герцогиня.

— Что ж, — сделала вывод Рохейн. — Мне кажется, эти небожители довольно опасный народ, эгоистичный и жестокий во многих отношениях. И, пожалуй, чрезмерно своенравный и слишком гордящийся бессмертием.

— Тем не менее их бессмертие не безусловно, — сухо заметил Бард.

— Что вы имеете в виду?

— Возраст и болезни им не грозят, но насилие может принести большой вред.

— И даже тогда, — вмешалась герцогиня, — можно только уменьшить их количество, но уничтожить полностью никогда.

— Но как насилие смертных может принести вред магии, которой владеют Светлые? — усомнилась Рохейн и, помолчав немного, добавила: — А возможно, чтобы кто-то из этого народа или люди смешанной крови остались в Эрисе? Например, дети от браков между Светлыми и смертными, как ребенок Эйлиан?

— Насколько известно, — сказал Бард, — таких детей родилось очень немного. Может быть, всего человек двадцать, не больше. Ни один из них не появлялся в нашем мире с тех пор, как закрылись проходы. Они предпочитают оставаться на другой стороне.

— А что касается потомства детей от смешанных браков?

— Их не осталось. Дети Светлых и людей оказались бесплодны.

— А не могло случиться так, что один из Светлых был похищен смертными? — спросила Рохейн.

— Могло, конечно! — ответила герцогиня. — Такое возможно, если знать, как это сделать. Многие смертные мужчины отчаянно влюблялись, увидев девушку Светлых. Откровенно говоря, некоторые их красавицы, которые хотели смертных мужчин, позволяли себе становиться невестами. Я не говорю — любили, потому что не верю в их способность любить так, как мы понимаем это чувство. — Герцогиня помолчала и добавила: — Светлым женщинам разрешалось становиться женами людей.

— Но никогда против их воли! — воскликнула Рохейн.

— Только однажды, — снова вступил Томас, — случилось предательство, потому что девушки-лебеди, глупые болтушки, выдали секрет, как это сделать. Они раскрыли тайну человеку, без памяти влюбленному в Светлую. — В глубине его глаз мелькнула тревожная тень. — Эта история — самый примечательный пример того, как люди воровали их девушек. Похищения невест безродными смертными вызывали протест у лордов королевства. А после этого происшествия один Светлый принц стал развлекаться в компании неявной нежити. Они вылавливали смертных и мучили их.

— Так как же тогда смертному удалось украсть их девушку? — удивилась Рохейн.

— Их нельзя было украсть, как невест других существ, — объяснил Томас. — У одних отнимали силу, украв расческу, у девушек-лебедей — их накидку из перьев, а у шелкунов — кожу. Для Светлых же существовали специальные слова и поступки, которые заставляли их остаться в нашем мире.

— Ненадолго, — перебила его герцогиня. — А когда девушка покидала смертного, он тоже вскоре уходил — уж простите за мрачность — в могилу. Во всех случаях любовь между Светлыми и смертными заканчивалась трагедией.

Веселые компании крестьян, приплясывая от холода, ходили по Каэрмелору, распевая на перекрестках и перед домами традиционные новогодние песни, за что их награждали монетами, пирогами или глинтвейном. Вдоль улиц тянулись телеги, развозящие дрова, чтобы поддерживать камины и печи в новогоднюю ночь. На рынках шла бойкая торговля. В мастерских ночи напролет горели лампы, местные умельцы заканчивали изготовление заказов для аристократов. Обмен подарками считался самой любимой традицией горожан.

Вдоль улиц развесили разноцветные лампы, соперничающие с гранатовым сиянием древесного угля в печах продавцов жареных каштанов. Под мерцанием Южной звезды суета в Каэрмелоре продолжалась до поздней ночи, но сейчас город спал. Только свирепый ветер раскачивал лампы и гасил огонь в жаровнях, а на западе небеса прорезали молнии, похожие на зеленые скелеты.

Погода была штормовой, необычной для Нового года, и люди связывали сей факт с тем, что на северных границах, в Намарре, собиралась неявная нежить.

— Это их проделки, — шептали горожане, опасливо оглядываясь по сторонам. — Наверное, это предвестники первой атаки. Нечисть вступила в союз с варварами. Как можно победить таких врагов?

Под внешней оболочкой веселья скрывался ужас.

Канун Нового года.

Когда часы пробили последний раз, обозначая полночь, наступило время Обратного правления, которое должно было продолжаться до рассвета Дня зимнего солнцестояния. По традиции в это время лорды менялись местами с лакеями, а леди ходили в башмаках горничных. То есть мир на несколько часов переворачивался с ног на голову, и так продолжалось до первых петухов.

Но до этого шел праздник.

Королевский Банкетный зал поражал воображение гораздо больше, чем Обеденный. В восьми роскошных каминах горели массивные стволы деревьев — традиционные новогодние бревна. Около каждого из них в полном великолепии стояли слуги, объявляющие смену блюд. Стол для королевских особ размещался на помосте так далеко, что те, кто занимал его, едва могли разглядеть гостей, сидевших ниже, хотя бесчисленное количество канделябров и люстр ярко освещали зал, наполняя воздух мягким ароматом. Ниже главного помоста находился еще один, свободный от мебели, где между подачами блюд присутствующих развлекали певцы и танцоры.