— Я все верну на прежнее место, — сказал себе Гарри. — Буду все теперь делать сам, хватит с меня Яллери Брауна.

Но как бы рано он ни приходил, работа на ферме была уже выполнена. Более того, он не мог держать в руках инструменты. Лопата выскальзывала из рук, плуг удалялся при его приближении, а мотыга, словно живая, прыгала в сторону. Рабочие видели, что Гарри пытается что-то делать, но как бы парень ни старался, у него ничего не получалось. Рабочие стали говорить, что он нарочно все портит.

Кончилось тем, что, слушая бесконечные жалобы рабочих, хозяин уволил Гарри. Тот жутко разозлился на Яллери Брауна. По деревне пошел слух, что от Гарри Миллбека только и жди неприятностей, поэтому ни один фермер не хотел больше брать его на работу. И Гарри остался без средств к существованию.

— Я избавлюсь от этого призрака, — пообещал он себе, — иначе мне останется только грабить на дорогах.

Парень пошел в поле, где видел существо, и позвал его:

— Яллери Браун, приди ко мне.

Только он закончил говорить, как сзади кто-то щипнул его за ногу. Гарри повернулся и увидел маленького человечка с ядовито-желтыми волосами, морщинистым коричневым лицом и хитрыми глазками-изюминками. Тыча в него пальцем, Гарри воскликнул:

— Ты принес мне неприятности, а не радость. Я благодарю тебя за труд и прошу разрешить мне работать самому!

При этих словах Яллери Браун расхохотался и запрыгал на месте.

— Ты поблагодарил меня, смертный дурак! Ты поблагодарил меня, а я ведь предупреждал, чтобы ты этого не делал!

Разозленный Гарри взорвался:

— Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Хорошенькую помощь ты мне предложил. С этого дня мне она больше не нужна!

— А ты ее и так больше не получишь, — ответил Яллери Браун. — Но если я не помогаю, то врежу. — Он закрутился на месте, танцуя вокруг Гарри и напевая: — За какую бы ты ни брался работу, она никогда не будет сделана хорошо. Никакая работа не принесет тебе больше прибыли. Для того чтобы вредить и приносить неудачу, ты выпустил Яллери Брауна из-под камня.

Так он пел и танцевал перед бедным Гарри. Волосы и борода обвивались вокруг головы, пока она не стала похожа на гигантский круглый одуванчик, готовый отправить семена в полет. Что и произошло: он улетел, и Гарри больше никогда не видел Яллери Брауна.

Но парень чувствовал злобное присутствие нечистой силы всю свою жизнь, каждый раз, когда за что-нибудь брался. С тех пор неудачи преследовали несчастного Гарри Миллбека. Как бы усердно он ни работал, ему никогда не удавалось достичь успеха. До самой смерти Яллери Браун не переставал вредить ему, а из головы парня не выходили слова: «… для того чтобы вредить и приносить неудачу, ты выпустил Яллери Брауна из-под камня… »

— Какая несправедливость! — воскликнула возмущенная девушка.

— Да, — согласилась Маэва, — именно так поступают темные силы, а Яллери Браун — самый гадкий из них.

Колдунья дала Тому Коппинсу все необходимые распоряжения. Он съездил на пони в Каэрмелор и через три дня вернулся с покупками.

— Почему тебя так долго не было? — строго спросила Маэва.

— Я делал покупки, пришлось торговаться.

— Ну что ж, надеюсь, ты не позволил себя обмануть этим прощелыгам купцам. За сколько ты продал изумруд?

— Двенадцать гиней, восемь шиллингов и восемь пенсов.

— И на что ты их потратил?

— На туфли, одежду, всякие безделушки, как вы просили, и наемный экипаж, чтобы он ждал в определенное время в нужном месте.

— Отлично. Возьми себе пять шиллингов, а остальные деньги отдай леди Рохейн с Островов Печали.

Том Коппинс уже привык спокойно относиться к самым удивительным событиям, не задавая лишних вопросов. То, что золотоволосый урод пришел в дом и был полностью изменен, казалось ему не более странным, чем многие другие преображения, свидетелем которых мальчик стал за время службы у Маэвы. Том преданно любил старую колдунью. Что бы ей ни понадобилось, мальчик доставал; что бы она ни попросила, делал. Том был сообразительный и добросердечный парень и относился к Маэве не просто как к старой женщине, какой ее видел остальной мир. Он был свидетелем того, как гордо, с истинным достоинством и самоотречением колдунья делала добро.

Этой ночью Том покрасил волосы Имриен-Рохейн. Он приготовил краску из растертых и вымоченных корней ириса и покрасил девушке голову точно так же, как это делала Джэнет с волосами Диармида в Долине Роз. А потом черноволосая девушка, встряхивая головой, сушила перед огнем длинные пряди.

Глаза принцессы-лебедя сверкали из темноты. Маэва принесла пищу сказочному существу в женском обличье, разговаривая с ней на незнакомом языке.

На следующее утро девушка улетела. Перед этим Имриен-Рохейн увидела ее в дверном проеме. Бледное лицо и тонкие руки отливали перламутром на фоне одежды и волос цвета ночного мрака. Прелестное существо подарило Маэве одно черное перо. Потом она выскользнула за дверь и исчезла. Через несколько мгновений послышался шум и шелест крыльев. Раздался громкий тоскливый крик.

Маэва стояла на пороге, подняв лицо к небу.

— Она направилась к своей стае около горного озера, — сказала колдунья. — Девушка больше не могла выносить заточение в четырех стенах. Нога еще полностью не зажила, и время от времени ей придется возвращаться ко мне за помощью, пока кость не срастется. Они всегда знают, где меня найти. Я долгое время оставалась на месте, так что скоро придется уйти.

Маэва не сводила задумчивого взгляда с пера, прежде чем завернуть его в ткань.

— До нового года осталось полмесяца. День Зимнего Солнцестояния — значительное событие. У нас очень много дел.

Она посмотрела единственным глазом на девушку.

— Возьми перо принцессы-лебедя с собой. Эти существа часто дают перья в качестве платы. Когда владельцу пера понадобится помощь, лебеди сделают все возможное, но только один раз. Ее имя — Витию. Перо обладает силой только на время, пока действует обет — биттербайнд. Этот подарок имеет большую ценность.

Биттербайнд. Имриен-Рохейн слышала это название, когда работала у Всадников Бури. Помолвка дочери этого Дома, Персефоны, была назначена на ее день рождения. На человека налагается обет, хочет он этого или нет. Существовал закон, предусматривающий строгие санкции в случае нарушения и почти невыполнимые условия для его возобновления, это и называлось биттербайндом. Для девушки-лебедя таким обетом стала обязанность служить тому, кто владеет пером и призывает ее на помощь.

— Сейчас, — серьезно сказала Маэва, передавая сверток в руки Имриен-Рохейн, — твоя очередь воспользоваться ее помощью.

На пятнадцатый день нетилмиса перед самым рассветом закутанная фигура села на пони в дамское седло и поскакала прочь от дома Маэвы. Звезды на небе погасли, клочья тумана окутали деревья, и верхушки крон казались словно вырезанными из камня. Всадницей владели страх и неуверенность, поэтому она постоянно оглядывалась по сторонам. Длинные юбки все время попадали в стремя, но всадница не обращала на это внимания, продолжая погонять животное. Недалеко от дома колдуньи с деревьев спустилось несколько темных фигур, и пони перешел на легкий галоп. Всадница оглянулась и вдруг с удивительной ловкостью перекинула ногу через спину животного. Издав пронзительный крик, она рванула вперед. Когда звук подков пони стал удаляться, из-за деревьев выбежало еще несколько человек. Они вывели лошадей с тряпками на копытах и помчались вдогонку.

Пони, хотя и более резвый, чем обычные представители его породы, не мог противостоять широкому шагу лошадей. Через некоторое время стало казаться, что преследователи не стремятся нагнать всадницу, а намереваются просто следовать за ней на некотором расстоянии, не выпуская добычу из поля зрения и словно давая ей время отъехать подальше. Неожиданно им пришлось резко натянуть поводья, от чего лошади, громко заржав, буквально встали на дыбы. Прямо на их пути стоял пони. Всадница развернулась, оказавшись лицом к лицу с преследователями, подняла голову, и они увидели перед собой темноглазого парня. Сунув руку под одежду, юноша достал какой-то порошок и бросил горсть в лица шпионов. Когда им наконец удалось протереть глаза, хитрец исчез.

Назад лошади мчались, как ураган. Вернувшись к дому колдуньи, преследователи обнаружили, что все двери и окна открыты, очаг потушен, а в комнатах нет и следа людей.

Высоко над головой висела нарождающаяся луна. Южная звезда напоминала изумруд, вставленный в оникс ночного неба, которое то тут, то там прочерчивали падающие звезды.

Имриен-Рохейн бежала по узкой лесной тропинке, прижав к себе кошелек с монетами, чтобы они не звенели. Уйдя из дома незамеченной, она получила преимущество. Кроме того, Маэва дала ей могущественный талисман, защищающий от ночных разбойников, обитающих вокруг Байт Даун Рори. В начале тропинки был навален дерн, чтобы сбить с толку преследователей. Туда же посадили кусты ежевики, и прохода совсем не стало видно. Несмотря на все приготовления, у Имриен-Рохейн так колотилось от ужаса сердце, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Дорожка, освещенная тусклым лунным светом, пробивающимся сквозь обнаженные кроны, производила впечатление заколдованной, хотя на пути не попался ни один корень, и ни одно нечистое существо не пересекло путь. Без остановок, постоянно оглядываясь назад, как будто загадочные преследователи, наблюдавшие за домом, могли внезапно выпрыгнуть из темноты, девушка спешила к цели. Наконец, задохнувшись, замедлила шаг.

Деньги, вырученные от продажи изумруда, были потрачены с толком. Рохейн с Островов Печали выглядела элегантной леди, которая могла в одно мгновение превратиться во вдову, надев в соответствии с модой того времени шелковую маску, чтобы скрыть горе. По одежде и украшениям сразу можно было признать женщину благородного происхождения. В длинных черных волосах блестели бусинки. Шелковое темно-синее платье с пурпурной отделкой гармонировало по цвету с красной и лазурной вышивкой. Расклешенные длинные рукава, вырезанные достаточно глубоко, чтобы видеть подходящую по цвету прелестную нижнюю блузу, спускались почти до земли. Юбка, спадающая пышными складками, из-под которых выступал каскад оборок, была затянута на талии темно-красным кожаным пояском, украшенным серебряной филигранью. Сверху девушка надела отороченную мехом накидку из прекрасной ткани, застегивающуюся сверху донизу. Довершала наряд бархатная шляпа, также украшенная мехом.

Имриен-Рохейн шла вперед. Неожиданно раздался тихий шум, похожий на ветер в осеннем лесу. Ей показалось это странным, потому что и трава, и ветви деревьев оставались неподвижными в серебряном свете луны. Промелькнула высокая бледная фигура, похожая на человека. Потом застонала и быстро исчезла из виду. Шорох падающих листьев не стихал. Вдруг луна засияла ярче, а звуки изменились, стало слышно тихое насмешливое бормотание и хохот. Через некоторое время все стихло.

Внизу между корней деревьев двигались тусклые огоньки. Тропинка пошла вверх на последний подъем, после которого Имриен-Рохейн оказалась на дороге в Каэрмелор. К этому времени небо стало бледнеть. С левой стороны показался камень с указанием расстояний. Здесь ее ждал экипаж, две горящие лампы походили на два желтых цветка. Дыхание лошадей паром вырывалось из ноздрей, а холодный, морозный воздух клочьями развеивал серебряный туман.

Кучеру заранее заплатили за молчание. Его уверили, что это не романтическое свидание благородной леди с сельским любовником в лесу. Просто леди желает, чтобы была сохранена конфиденциальность и чтобы ей не задавали лишних вопросов. Кроме того, ему пообещали, что благоразумие будет очень щедро вознаграждено по окончании путешествия.

Кучер увидел, как на дороге из темноты материализовалась стройная закутанная фигура.

Поклонившись, мужчина пробормотал:

— Здравствуйте, ваша светлость.

Имя леди ему не сообщили.

Она кивнула в ответ. Кучер не мог разглядеть лицо, скрытое под вуалью. Подсадив девушку, он сел на свое место и тряхнул вожжами, крик «но! » разорвал ночную тишину.

Резко рванув с места, экипаж быстро поехал по дороге к Каэрмелору.

В экипаже стояли небольшие сундучки из легкого дерева. Девушка с волнением открыла их. В одном были сладости и немного еды и питья, чтобы поддержать силы. Во втором очень смешное платье, в следующем — пара совершенно нелепых туфель, а в четвертом — муфта из горностая и пара перчаток. Кроме того, сверху стояла большая шляпная коробка. В тесном раскачивающемся экипаже «вдова» с трудом переоделась.

Головной убор представлял собой жесткую ткань, скрученную в плотный рулон и украшенную красными перьями, бусинками и серебряной вышивкой. В довершение всего он был драпирован ярдами лазурного газа. Туфли из тонкой кожи стиснули ноги, непривычные к такой обуви, а широкие рукава, расшитая плотная ткань платья и тяжелый пояс очень затрудняли наклоны вперед. Широченный головной убор не давал даже приблизиться к какой-нибудь стенке экипажа. В целом наряд казался очень неудобным и непрактичным не только для путешествия, но и для повседневной жизни. Все это снаряжение явно не облегчало выполнение задачи. Неужели такие платья и шляпы действительно в моде при Дворе? А может быть, Маэва и Том ошиблись?

Имриен-Рохейн быстро отбросила эту мысль. От внимания колдуньи ничего не могло ускользнуть. Наряд такой, какой должен быть.

Девушка коснулась ногой какого-то тяжелого предмета на полу. Это оказался обогреватель для ног. Том Коппинс подумал обо всем. Помещенный в резной деревянный ящичек медный контейнер с тлеющими углями давал желаемое тепло. Девушка поставила на него ноги и с облегчением откинулась на спинку кожаного сиденья.

И все-таки новоявленная Рохейн не могла наслаждаться путешествием. Она очень надеялась, что слухи о Дворе, доходившие до нее, значительно преувеличены. Имелись в виду все эти рафинированные манеры, сложные правила этикета, обычай вести пустопорожнюю беседу. Помимо страха, что на экипаж нападут враги, и опасений, что она выдаст себя при Дворе, приходилось еще постоянно воевать с непокорной шляпой, которая то и дело норовила съехать с головы. Все это делало поездку тревожной и лишало путешественницу комфорта.

Тем временем вступило в права зимнее утро.

Зимой дни короткие. В полдень солнце только ненадолго показалось над горизонтом, а потом скрылось за плотным покрывалом облаков, откуда тускло разливался его свет.

Выбравшись из леса, дорога пошла между фермерских земель, пестреющих заплатками полей, отгороженных друг от друга живыми изгородями. То там, то здесь виднелись дома с дымящимися трубами, окруженные хозяйственными постройками. После пары деревень дорога стала карабкаться в гору к стенам города.

Здания Каэрмелора, огороженные крепостными стенами, ютились на склонах скалы, выступавшей из моря на высоту четырех сотен футов в самом конце полуострова. Южнее море отобрало у суши значительный кусок, создав широкий уютный залив, обрамленный пляжами с белым песком. Дальняя сторона залива представляла собой гористый кряж, выступающий глубоко в море и образующий второй, еще более скалистый полуостров. Его крутые склоны густо поросли лесом.

В восточной части глубоко между скал открывалась широкая долина. В середине ее струилась речка, в которую с окружающих гор стекала вода. Река впадала в море к северу от стен города. Время от времени там случались высокие приливы. Глубины в устье были достаточно большие, чтобы проходили морские корабли. К северу от городской стены на мощных, покрытых солью опорах выступали в море пристани, пирсы и молы.

Из самой высокой башни дворца можно увидеть море, простирающееся далеко на запад, извилистые берега залива с кружевной пеной волн, голубые кряжи гор, резко обрывающиеся в воду. На севере море стремится к далеким горам, на северо-востоке — речной порт, похожий на лес из высоких мачт, где днем и ночью кипит работа. На востоке город спускается в долину, где вместо больших домов до самого подножия гор Даунделдинг на горизонте виднеется только россыпь ферм. Но не только нескончаемое пространство моря можно увидеть, если посмотреть на запад. Примерно в четверти мили от берега, прямо напротив городской стены, из воды поднимается высокий остров. Во время отлива вода обнажает дамбу, соединяющую его с материком. Все остальное время остров практически отрезан от него. Здесь находится старый замок, больше похожий на скалу — серый, угрюмый, величественный. В стародавние времена он был крепостью, в которой во время войн скрывались местные жители. Теперь замок, как верный молчаливый страж, глядит на новый дворец напротив.

Ближе к вечеру экипаж остановился около городских ворот. В дверцу кто-то постучался, и Имриен-Рохейн, открыв маленькое окошко, увидела вытаращенные глаза кучера.

— Куда мы теперь едем, миледи?

— Во дворец.

Ее новый голос прозвучал звонко и отчетливо.

— Хорошо, миледи.

Девушка захлопнула окошко, и этот звук показался ей стуком гильотины, отрезающей ее от остального мира.

Стражники перекинулись с кучером парой слов, с любопытством посмотрели на пассажирку, и экипаж поехал дальше. Имриен-Рохейн задвинула короткие занавески, чтобы избавиться от излишнего любопытства горожан. Снаружи кричали чайки, стучали колеса экипажа, приближались и удалялись голоса, визжали дети. Громко кричал городской глашатай: «Слушайте! Слушайте! »

Имриен приехала в Каэрмелор.