— Дикарь! — зашептались придворные.

— А сейчас, — заявил Торн, поворачиваясь к Рохейн и обжигая ее взглядом, — с делами покончено, любимая. Теперь мы можем пойти в сад.

Он взял ее за руку.

Позже, когда они вместе бродили по саду, Торн сказал:

— Один заключенный покидает темницу, другой занимает его место. Лорд Саргот арестован. Что касается его племянницы, она под домашним арестом. С ней вместе находится только бедняжка Гриффин.

— Господи! Выходит, твои подозрения насчет заговора против меня подтвердились? — спросила Рохейн.

— Маг доказал это своим поведением, Дайанелла призналась, — ответил Торн. — Ты помнишь, я отправил из Башни Исс письмо?

— Да.

— Я попросил Эрсилдоуна проследить за Сарготом. Как только новости о нашей победе в Исс достигли Двора, мошенник и его помощники сбежали. Глупец сам себя выдал. Зачем ему надо было убегать, услышав, что Охота побежден, а предполагаемая соперница Дайанеллы спасена, если бы он не принимал участия в заговоре?

— Как же его нашли?

— Один из дайнаннских рыцарей поймал их в Сердце Леса. Ты слышала о нем? Нет? Это осколок древнего камня, поросшего мхом, который всегда защищал от злобы и куда пришла колдунья, чтобы наполнить магической силой ивовые прутья. Но уйти ей не удалось. Вместе с мальчиком, своим помощником, Маэва была взята в плен магической силой. А Саргот тем не менее беспрепятственно прошел среди злобных хвостатых и ядовитых чудовищ. Конечно, он попросил у них помощи.

— Неужели он имеет какую-то власть над нежитью? — воскликнула Рохейн.

— Нет. Этот ничтожный злобный негодяй заключил с ними договор, который обеспечивал временную защиту. Вот и все. Мы освободили пленников нежити, а мага заключили в тюрьму. Дайнаннцы расправились с чудовищами. Одноглазая Маэва и Том Коппинс безбоязненно отправились дальше лесными тропами.

— Я очень рада, что все обошлось.

— Саргот и его приспешники были доставлены во дворец. Их обвинили в сговоре с нежитью. Племянница сначала все отрицала, но когда ей изложили факты, призналась. Так был раскрыт их заговор.

— Заговор? Выходит, это правда, что Саргот послал против меня Охоту? То, что печально известный Хуон подчиняется воле колдуна, маловероятно, но, боюсь, атака на Башню Исс была не простым совпадением. Нет, — возразила она себе, — такого не может быть. Саргот мог достичь цели, используя хорошо устроенную засаду более мелкой нежити.

— Все правильно, дорогая, ни один маг не имеет достаточно мощи, чтобы командовать Хуоном. Он мог хитростью прельстить чем-нибудь сприггана или бодлака, но ни один смертный не сможет управлять Дикой Охотой. Саргот, сам того не ведая, втянул себя в большие неприятности, о которых не подозревал. Его вмешательство привело в действие силы более мощные, чем он рассчитывал. Саргот признал, что он послал убить тебя незначительного представителя нежити, описав как талитянскую девушку с золотыми волосами, окрашенными в черный цвет. Я же пришел к выводу, что его просьба достигла ушей более могущественных сил.

Глядя в глаза Рохейн, Торн серьезно спросил:

— Птичка моя, что-то очень сильное, злобное, неявное охотится за тобой. Почему оно идет по твоим следам?

Его слова перекликались с собственными подозрениями Рохейн.

— Не знаю! — ответила она.

И это было правдой.

Каким-то образом я непреднамеренно разозлила нежить. Возможно, во время путешествия ненароком увидела что-то или взяла какую-то вещь, принадлежащую ему. Лордам неявных достаточно самого незначительного поступка, чтобы начать преследовать смертного.

В глубине сердца Рохейн догадывалась, что настоящая причина лежит где-то в забытом прошлом, но она слепо отвергала такое предположение, потому что не хотела думать о плохом. Здесь и сейчас нет места для печали и боли. Она счастлива и в безопасности. Зачем вспоминать старые проблемы?

— Что будет с пленниками? — спросила девушка.

— У нас достаточно времени, чтобы решить. Сейчас мои мысли заняты другим. Давай позволим тем, кто пошел против меня, повариться в собственном соку.

— Мне хотелось бы навестить Дайанеллу.

— Пожалуйста, сейчас она не сможет тебе навредить.

Рохейн отправилась к покоям арестованной.

Чего она ожидала? Что несчастная придворная дама, погруженная в горькие раздумья, не посмеет поднять на нее глаз?

«Пришла позлорадствовать? — спросит Дайанелла. — Посмеяться над моей беспомощностью? Ты хорошо поработала, этого у тебя не отнимешь. Очень хорошо! »

«Дайанелла, — ответит гостья, — я пришла не для того, чтобы издеваться над тобой. У меня нет к тебе ненависти. Клянусь, что не планировала заранее того, что произошло. Мне теперь известно, что ты любила его и до сих пор любишь. Именно страсть заставила тебя совершать такие поступки. И я могу это понять. Мне кажется, ни одна женщина не может не влюбиться, хоть раз его увидев».

Дайанелла, наверное, скажет: «Ты меня понимаешь! » Потом заплачет и попросит прощения.

Но ожидания Рохейн не оправдались.

На лице соперницы промелькнуло едва заметное выражение удивления, когда посетительница вошла в комнату вместе со слугами. И все.

— Рохейн! Дорогая! — Красавица бросилась к ней навстречу, заключила в объятия и поцеловала воздух. — Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Не могу описать, какая здесь скука. Гриффин вечно в угрюмом настроении, гостей у меня не бывает. Не с кем словом перекинуться.

— Мне очень жаль… — пробормотала Рохейн. Дайанелла всегда умела ее обезоружить.

— Ты замечательно выглядишь! — мурлыкала пленница. — Посиди со мной немного. У тебя есть время, дорогая? Гриффин, нам не мешало бы немного выпить за встречу. Приготовь.

Озадаченная Рохейн настороженно села за стол из резного ореха, украшенный медными и перламутровыми вставками. Комнаты пленницы были очень удобны. Хорошо обставлены, с каминами, в которых сейчас пылал яркий огонь. Их редко использовали, и они совсем не походили на камеры для заключенных. Обычно там содержались аристократы, подозревающиеся в совершении преступлений, таких как заговоры, предательство, измена.

Дайанелла беззаботно болтала, как будто находилась на вечеринке, и между ними не было никаких проблем — только крепкая, искренняя дружба.

— Ты просто очаровательна в этих кружевах и жемчуге. А твои волосы? Все еще черные? Очень мудро было не смывать краску. Все равно большинство подумает, что они крашеные, или, того хуже, половина талитян будут обивать пороги, уверяя, что они твои кузины и кузены. — Склонив голову набок, она добавила: — Хотя, надо заметить, светлые волосы больше подошли бы к оттенку твоей кожи.

Пленница рассмеялась, не разжимая губ, как положено по этикету, от чего ее губы стали похожи на бутон розы. Рохейн что-то пробормотала в ответ. Пока Гриффин заканчивала разливать вино, Дайанелла без остановок говорила.

— Как тебе нравится рисунок на моем платье? Стрекозы и бабочки так искусно вышиты! Замечательно подобраны оттенки ниток. — Она замолчала и подошла к окну. — Слышишь эти звуки? О, посмотри, вот он!

Дайанелла указала на что-то пальцем с накрашенным ногтем. Рохейн посмотрела вниз, но, кроме внутреннего двора, огороженного стенами, ничего не увидела.

— Думаю, это был спригган или еще какое-нибудь маленькое неявное существо, — проговорила Дайанелла за спиной Рохейн.

Она уже опять сидела за столом. На сей раз розовые губы обнажали ровный ряд белых зубов. Девушка подняла серебряный кубок, наполненный темной жидкостью.

Рохейн тоже взяла бокал. Кольцо, подаренное Торном, звякнуло по металлу. Звук был необыкновенно высокий, он болезненно отозвался в ее голове. В вине яд!

— За твое здоровье! — воскликнула Дайанелла, высоко поднимая кубок. — Не стоит печалиться, дорогая. Давай выпьем.

— Нет! — раздался голос Гриффин. — Не пейте это!

— На самом деле я и не собиралась пить, — ответила Рохейн, наблюдая, как темная струя переливается через край бокала.

На ковре образовалась лужица, над которой сейчас поднимался пар. Девушка бросила кубок на пол. Лакей и два стражника, всегда сопровождавшие Рохейн во дворце, бросились к Дайанелле. По команде старшего по званию, они освободили пальцы преступницы от теперь пустого кольца с секретом и на всякий случай от всех остальных украшений. Служанки Рохейн суетились вокруг хозяйки, не переставая говорить. Их округлившиеся от потрясения глаза обвиняюще смотрели на Дайанеллу. Она же отвечала им независимым взглядом.

— Черт! Я потерпела фиаско, — пробормотала красавица. — И все же не судите меня слишком строго. Средство не могло тебе навредить, дорогая. Оно бы только вызвало состояние, похожее на смерть. А потом, когда бы ты лежала бледная и неподвижная в склепе, мои слуги отнесли бы тебя на морской корабль. Ты очнулась бы очень далеко от этих мест.

— Так ты не собиралась меня убить?

— Клянусь, что нет.

Рохейн встретилась с ней взглядом. Где-то глубоко в тревожных глазах девушки она заметила слабую искорку искренности. Дайанелла потрясла головой и отвела глаза в сторону, словно разозлившись на себя за то, что ее разоблачили.

— У дома Д'Арманкортов чистая кровь, — воскликнула она. — Королевская, в этом их сила. Все невесты испокон веков выбирались из королевских домов или из аристократок, принадлежащих к знаменитым древним семьям, как моя. Твоя рабская кровь испортит ее. Что еще хуже, ты приведешь род к падению.

— Прикуси язык! — разозлилась Рохейн.

От этих слов Дайанелла пришла в ярость. Ее голос стал громче и резче.

— Ты, наверное, кажешься себе такой благородной. Думала, придешь сюда, чтобы меня успокоить и показать, какая ты хорошая. Но когда меня потащат по улицам на следующей неделе, ты будешь смотреть из окна и смеяться вместе с остальными.

— Что ты имеешь в виду?

— Неужели ты не слышала? Это будет зрелище года. Лорд Канцлер попросил Калприссию и Эльмаретту выбрать подходящее наказание за мои так называемые преступления. Верные подруги подсказали, что публичное унижение станет для меня ночным кошмаром. Мне обрежут волосы, оденут в лохмотья и провезут по улицам в телеге, запряженной ослом. После этого, думаю, меня познакомят с топором. Я бы предпочла сразу его.

— Я попробую за тебя заступиться.

— Ах! Как ты добра! Ты, кому я так навредила, отослав из Каэрмелора, чтобы дядя приказал спригганам утащить тебя подальше и поразвлечься с тобой? Оставь свою жалость при себе, безродное ничтожество. — Обжигая Рохейн взглядом, полным ненависти, племянница колдуна выплевывала слова, полные яда. — Не стану больше тратить на тебя свои проклятия. Думаю, это уже сделали раньше и гораздо лучше, чем я.

Рохейн вышла.

Как она глупа, если надеялась на раскаяние Дайанеллы.

Позже она сказала Торну:

— Нужно изменить приговор Дайанелле. Для нее, как и для меня, потерять возможность быть рядом с тобой гораздо страшнее любых страданий и унижения.

— Поэтому ты не она. Если тобой движет жалость, она может быть просто выслана из Каэрмелора.

— Острова Печали — самое подходящее место во всех отношениях. А ее дядя?

— Надеюсь, его злоба не вызывает у тебя сочувствия.

— Добро пожаловать во дворец, Рохейн, — сказал Томас Эрсилдоун. Голос у него был серьезный, но в глазах мелькали веселые искорки. — Без вас здесь было скучно. Дайанелла сейчас изолирована от общества, оказавшись замешанной в скандале, но Круг избранных процветает. Если бы я был способен к преувеличениям, то поклялся бы, что они добавили новые слова к этому проклятому «перезвону».

— Здравствуйте, сэр Томас, — неловко ответила на его приветствие Рохейн.

— Не надо робеть передо мной, дорогая. Конечно, с первой встречи я, как и Роксбург, сразу догадался, что вы приехали не с промозглых берегов Островов Печали. Для нас это не имело значения, потому что нежная девушка вроде вас не может угрожать имперской безопасности. Сначала нас обоих заинтриговала красота незнакомки, кроме того, ваши манеры составляли разительный контраст с монотонными правилами при Дворе и в так называемом Круге избранных. Чем больше мы общались, тем больше вы нам нравились. То, что вам когда-то пришлось прислуживать в Башне Всадников Бури, нисколько не принизило вас в наших глазах. Нет причин стыдиться честной работы. Не волнуйтесь, мы не из болтливых. Больше об этом не узнает ни одна душа.

— Простите меня, сэр, за обман.

— Считайте, что уже простил. Хотя ваш путь с Его величеством был бы гораздо более гладким, если бы вы доверили нам несколько своих секретов.

— Это правда, сэр. Мне мучительно думать, скольких неприятностей можно было избежать, скажи я хоть что-нибудь.

Из-за моего присутствия в Башне Исс пролилась кровь невинных людей.

— Вздор! — воскликнул Бард, догадавшись о ее мыслях. — Здесь нет вашей вины. Это работа Хуона Охоты! — Потом добавил весело: — Не стоит грустить и мучить себя. Разве вас не утешает, что дайнаннец, попавшийся вам на пути в диком лесу, нашел девушку, которую так долго искал? — Он с сожалением покачал головой. — Если бы я знал, кому принадлежит ваше сердце…

— Вы сразу бы мне помогли, если бы я хоть раз упомянула имя Торна!

— Конечно! Но все это уже в прошлом. Пришло время радоваться. Позвольте мне проводить вас в Голубую гостиную. Леди Розамунда, Малвенна и Эллис Роксбург с детьми горят желанием увидеться с вами.

Зимнее солнце, похожее на бледный дублон, освещало холодными лучами землю. Вечнозеленые деревья тянули махровые ветки к голубому небу.

Наступило двадцать четвертое фуармиса. Оставалось шесть дней до Парада Цветов, со свечами, белыми кружевами, подковами и процессией овец, украшенных гирляндами из нежных весенних цветов. В этом году продолжительность традиционного праздника была увеличена. Кульминации он должен был достигнуть в день королевской помолвки, назначенной на пятнадцатое соврахмиса, месяца примул. Промежуток между двумя датами был заполнен жуткой суетой. В дворцовых дворах стояли телеги, груженные самыми разнообразными продуктами. Каждый купец и торговец в Каэрмелоре ухватился за возможность в преддверии Королевского бала продать свой товар, независимо от того, был ли он востребован. Несмотря на продолжающиеся волнения в Намарре, которые, как всегда, грозили переместиться через Нениан Лэндбридж в северный Эльдарайн, население с рвением занималось подготовкой к празднику.

Двор предстал перед Рохейн совсем с другой стороны. Казалось, с глаз упала пелена. Ее познакомили с аристократами, которых девушка раньше не встречала, показали такие уголки во дворце, где она никогда не бывала. Относились к девушке с уважением. Новое чувство казалось таким непривычным.

Придворные встречали ее с почтением, где бы Рохейн ни появилась. С раннего утра до позднего вечера у дворцовых ворот толпились люди, желающие хоть одним глазком взглянуть на избранницу Короля-Императора Джеймса XVI из дома Д'Арманкортов, титулованного короля и императора Великого Эльдарайна, Финварны, Севернесса, Луиндорна, Римана и Намарры, а также короля других территорий. При Дворе говорили, что невеста принадлежит к благородному, но обедневшему роду.

Если возникали сомнения насчет ее происхождения и начинались пересуды, то их быстро пресекали. Король-Император имеет право выбирать того, кого хочет, а все остальные обязаны принимать его решения как должное. Его поступки не обсуждаются. Кроме того, подданные должны радоваться, что их правитель наконец опять женится.

Краска Дайанеллы все еще крепко держалась на волосах и никак не смывалась. Рохейн не очень расстраивалась по этому поводу, ведь новость, что она талитянка, могла вызвать массу дополнительных вопросов по поводу ее происхождения. В этом случае разрушалась стройная версия, предложенная герцогами, для которых было важно, чтобы население приняло ее как благородную даму.

— Ты продолжаешь называть меня золотоволосой, — сказала она как-то Торну, — а ведь у меня такие же темные волосы, как у тебя.

Он пожал плечами.

— Не важно, какая краска находится сверху. Твои волосы от этого не перестают быть золотыми.

Весть о помолвке Короля-Императора достигла самых отдаленных уголков Империи Эрис. В Каэрмелоре царила суета, но в стенах дворца сохранялись ничем не нарушаемое спокойствие, приятная атмосфера расслабленности. Вокруг Рохейн кружился водоворот, а сама она находилась в неподвижном центре. У девушки перехватывало дыхание от мыслей об авторитете и влиянии, приобретенных ею при Дворе. Рохейн смотрела на Торна и удивлялась, с какой легкостью и уверенностью он общается с людьми.

Она часто думала: Господи! Неужели это происходит со мной?

Но иногда ей на память приходили слова парнишки из Башни Исс, и сердце начинало ныть от тревоги.

Здесь, за стенами дворца, не было спешки и суеты, дни проходили, словно вода сквозь сито. Иногда девушка беседовала с принцем Эдвардом, или с Сианадом (когда тот не развлекался с лакеями, дворецкими и другими слугами), или с Томасом Рифмачом, а то и с ними обоими. Оба эрта пили вино и вели долгие разговоры. Время от времени Рохейн встречалась с верной подругой Эллис-Жанеттой и ее прелестными детьми. К удовольствию девушки, появилась возможность избегать утомительного общения с членами элитного Круга. Порой вместе с юной Розамундой Роксбург и Малвенной, талитянской аристократкой, она каталась по окрестностям, любуясь первыми весенними цветами.

Рохейн очень подружилась с Малвенной. Она доверилась ей настолько, что стала задавать вопросы, касающиеся своего происхождения. Ее интересовало, слышала ли Малвенна об исчезнувшей талитянской девушке. Но тщетно: красавица ничем не смогла помочь. Итак, прошлое Рохейн оставалось тайной.

Все-таки большую часть времени она проводила рядом с любимым. Чувства Рохейн были так сильны, что она ощущала почти физическую боль в сердце.

— Давай выйдем на воздух, — предлагал он. — Я задыхаюсь в четырех стенах.

Смеясь и подшучивая друг над другом, влюбленные гуляли в саду или охотились в древнем лесу Глинкут, где король давал невесте уроки стрельбы из лука. Однажды Торн подарил ей бордовую розу, такую темную, что она казалась черной, а запах был просто чудесный.

В эти часы, проведенные вместе, Рохейн замечала в любимом особую нежность, даже неуверенность в себе. Чаще всего она его видела беззаботным, веселым молодым человеком, легкомысленным, смешливым, способным на забавные выходки. Но что еще больше удивляло девушку, так это то, как она сама свободно, без всякого напряжения, участвовала в легком, остроумном подшучивании, принимавшем иногда неожиданные обороты.

Торн мог быть сдержанным, как легкий ветерок, ласкающий северные долины, или жестким и неумолимым, когда требовалось. Но такое настроение никогда не распространялось на Рохейн. С ней он всегда был нежен и ласков.

Девушка знала, что в нынешнее неспокойное время ему необходимо часто совещаться с Аттриодом. Однако при первой возможности Торн поручал дела военачальникам, чтобы провести несколько часов в компании с любимой. К счастью, на этот момент пришелся очередной период затишья в Намарре и северном Эльдарайне. Прекратились столкновения и перестрелки. Судя по всему, варвары собирали силы для крупного сражения.

Конечно, далеко не всегда Торн имел возможность оставить дела. И в те дни, когда он был занят, Рохейн ходила вместе с принцем по дворцовым галереям, рассматривая скульптуры. Однажды они остановились подле окна, чтобы посмотреть на дремлющий Весенний сад, в котором преобладали дикие яблони, покрытые лишайниками.

— Хотелось бы мне увидеть эти голые ветви в цвету, — сказала Рохейн. — У диких яблонь самые красивые цветы.

— Вы увидите их. И этой весной, и следующей.

У Эдварда на поясе висел серебряный охотничий рог Торна. Когда он поворачивался, раздавался мелодичный звон от удара рога о мраморный подоконник. Заметив направление взгляда Рохейн, принц сказал:

— Обычно Коирнид носит монарх, но отец захотел, чтобы и сейчас, и в будущем он был у меня, так как надеется, что это мне пойдет на пользу.

— Коирнид?

— Рог был изготовлен Светлыми. Он является собственностью королевской семьи.

— Замечательный орнамент.

Принц нахмурился. Похоже, он собирался что-то сказать, но колебался.

— Вы очень красивая, — пробормотал он наконец. — Не подумайте, что это лесть, прошу вас. Ваша красота превосходит все, виденное мной раньше. Отец выбрал себе подходящую жену. Его желание для меня закон. Моя вера в его мудрость и справедливость бесконечна. Я буду рад назвать вас своей…

— Я вовсе не хочу занимать место вашей мамы. Позвольте мне просто быть вашим другом.

— Конечно, — ответил юноша. — А я буду другом и преданным почитателем вашей красоты. Я счастлив принять вас в нашу семью, дорогая Рохейн.

Он взял ее руку и запечатлел на ней почтительный поцелуй, одарив девушку открытой улыбкой.

— Ваши слова делают мое счастье полным, — сказала она, улыбаясь в ответ.

В замке держали много ястребов для охоты. Разводили также соколов, и был еще один великолепный орел Аудакс.

Лысину сокольничего пересекали восемь шрамов, оставленных когтями орлицы, когда он попытался утащить яйца из гнезда. По утрам его можно было увидеть во дворе, размахивающего приманкой, чтобы вернуть полуобученных птиц на руку. В качестве приманки использовалась пара куропаток или сорок, связанных вместе, но так, чтобы их крылья оставались свободными, или кусок свежей говядины.

Очень часто звон колокольчика на шее возвращающегося сокола разрывал утреннюю тишину. Затем доносился до слуха приветственный крик птицы. Вот она планирует в воздухе и наконец опускается на кожаную перчатку мастера, а в черных с золотыми зрачками глазах все еще горит удовольствие от полета.

Сокольничий с гордостью показал Рохейн чистые клетки, в которых сидели на насестах ястребы-тетеревятники, ястребы-перепелятники, кречеты, сапсаны и скопы, привязанные к шестам. Молодые помощники тщательно выметали пол в клетках и мыли стены. Один из них, вооружившись ножом с костяной ручкой и наждаком, подтачивал клюв у самца ястреба. Другой перевязывал сломанное крыло соколу. Ученик взвешивал сапсана на небольших весах.

— Надо урезать его, — сказал юноша. — Он слишком много весит.

— Урезать? — переспросила изумленная Рохейн.

— Урезать рацион, миледи, — объяснил ученик, уважительно поклонившись.

— Веселые кречеты гоняются за жаворонками, — объяснил сокольничий, продвигаясь между клетками с птицами, — а ястребы-тетеревятники нападают и на птиц, и на животных. Они отличные охотники, быстрые, как молнии. Но у них очень неуживчивый и упрямый характер, так что тут надо иметь терпение.

Орел сидел один в небольшом загоне, его свирепые глаза отливали серебром. Он был необыкновенно красив. Черный, с белыми пятнами на затылке, под хвостом и с внутренней стороны крыльев. Длинные сильные ноги целиком покрывали перья.

— Мы содержим ястребов и соколов подальше от Аудакса Великого, иначе он быстро использует их в качестве пищи, — сообщил сокольничий. — Орел подпускает к себе только двух человек: меня, поскольку я его тренировал, и Его величество. Размах крыльев Аудакса не меньше семи футов, а вес около семи фунтов. Его когти толще человеческого пальца. Он может удержать ими в воздухе жеребенка или оленя.

Ученик принес ведро с однодневными цыплятами, лягушками и ящерицами. Орел встрепенулся и замахал крыльями.

— Ку-ии-ил, — просвистел он. — Псиит-ю, псиит-ю.

— Тише, тише, — успокаивал его сокольничий.

Зима подходила к концу, однако морозы, рисующие на стеклах прекрасные серебряные узоры, еще посещали Каэрмелор. Каждый день, поднимаясь, солнце походило на желтую розу, а когда заходило, лепестки цветка становились красными. Конец зимы чувствовался во всем. На деревьях набухли почки, обещая в скором времени пышную зелень и обильное цветение. Легкий ветерок дышал ароматом весны, а солнце окрашивало проснувшуюся землю в золотистый цвет. Лес Глинкут наполняло оглушительное пение птиц.

Рохейн, запрокинув голову, с упоением слушала прекрасную музыку пробуждения природы. После многочисленных попыток смыть краску Дайанеллы ей наконец это удалось, и волосы приобрели натуральный цвет.

Иногда Рохейн и Торн выезжали в поле вместе со свитой и охотничьими птицами. Король с Аудаксом охотился на уток, гусей или белых куропаток. Орел был опытным охотником, владеющим множеством различных тактик. Он взмывал высоко в небо, и хитрую птицу невозможно было разглядеть с земли, а ему, напротив, был заметен каждый движущийся предмет на большой площади. Выбрав жертву, орел внезапно появлялся из-за холма в нескольких ярдах от добычи. Или начинал атаку с длинного, медленного снижения до высоты в четыре мили над жертвой. Но самым зрелищным моментом было, когда он со сложенными крыльями камнем падал на добычу с высоты нескольких сот футов, начиная планировать только над самой землей. Орел расправлял крылья и хвост и откидывал голову назад, чтобы эффективнее затормозить, одновременно выставляя вперед ноги с мощными когтями. Он никогда не промахивался.

Рохейн сделала открытие.

Оно относилось к ее снам — воспоминаниям о трех лицах, крысах и белой лошади. После возвращения из Башни Исс и неудачного похода к Призрачным Башням она поняла, что ей снится Эрис.

Именно пейзажи Эриса вырисовывались в памяти, и только. Никакой истории, ни одного человека, только названия стран, городов и деревень. И еще очертания местности.

Каким-то образом знание о трех измерениях мира просочилось в ее память. Четвертое — время — пока отсутствовало. А оно неумолимо приближало Рохейн ко дню помолвки.

На полянах Глинкута под лучами весеннего солнца девушка провела много приятных минут, разучивая изящные танцевальные па с партнером, двигавшимся по пружинящему торфу так легко и непринужденно, что она могла поклясться, что его ноги не касаются земли. Рядом с ней был любимый, готовый после каждого пируэта подхватить ее и закружить, как ребенка, так что юбки становились похожи на распустившийся цветок камелии. Он прижимал Рохейн так тесно, что, казалось, сердце Торна бьется в ее груди. Длинные густые волосы пахли хвоей, а под слоем дорогой ткани плечо было твердым как сталь.

Заходящее солнце отражалось в глазах влюбленных.

Рохейн одновременно переполняли любовные муки и счастье. От Торна исходила ответная волна чувств.

Парад Цветов прошел, была официально объявлена и отпразднована помолвка. Бал был великолепен, на нем присутствовало не менее тысячи самых именитых гостей из всего Эриса. Будущая невеста казалась маленьким солнцем, а жених, напротив, великолепным воплощением ночи.

Праздник был чудесным. Рохейн сидела на возвышении под балдахином по правую руку от Торна, деля с ним одну тарелку и бокал. На столе перед виновниками торжества стоял вырезанный в виде лебедя торт, покрытый тремя тысячами перьев, сделанных вручную из сахарной пасты.

Разговаривая с Рохейн, Торн посмотрел на Роксбурга, совершенно замечательно выглядевшего в красной военной форме. Дайнаннский командир только что разделался с изрядной порцией мяса, а сейчас с задумчивым видом созерцал остальные блюда.

— Герцог — хороший едок, — заметила Рохейн.

— Да уж, этого у него не отнимешь.

Роксбург отвернулся, чтобы поговорить с женой, а в это время Торн подложил ему пару жареных каплунов. Герцог, пережевывая кусок пирога, с изумлением уставился на свою тарелку. Королевский паж фыркнул и расхохотался, спрятавшись за одним из геральдических знамен, развешанных на стене.

К празднику подгадали доставку корабля-лебедя из сокровищницы у Лестницы Водопадов. Специально оставили открытым склон, из-за которого он должен был появиться. Под одобрительные крики горожан, наблюдавших за чудом из каждого уголка Каэрмелора, гигантская птица мягко выплыла из-за вершины холма.

Затем гости стали свидетелями рыцарского турнира. Свет заходящего солнца разбивался о металлические латы на тысячи осколков. От столкновения тяжелых боевых коней сотрясалась земля. Турнир закончился ночным фейерверком. Пиротехникой обычно занимались маги. На сей раз зрелище готовил городской колдун Фулет.

Рохейн переодевалась для вечернего праздника. Голова шла кругом от волнений и суматохи всех этих дней и ночей, но наконец и она заметила, что город охватила очередная волна беспокойства.

— Вивиана, — спросила она. — Какие новости?

— Маг Жильварис Тарва, Коргут, лишен всех прав и вычеркнут из списка магов Эриса. Еще поймали пирата по имени, кажется, Скалливаг.

— Скальцо?

— Да-да, именно так, миледи.

Неужели это правда, и все мои враги повержены?

Служанка продолжала тараторить:

— В Каэрмелоре происходят странные вещи. Говорят, появились злобные магические существа. Их видели на улицах после наступления темноты. И на севере дела обстоят из рук вон плохо. Активизировались варвары и нежить. Судя по всему, начинается настоящая война. Время мира миновало.

— Ты, как всегда, опередила меня. Как получается, что ты все знаешь, а я нет?

Девушка слегка покраснела.

— Разве вам до сплетен было все эти дни, миледи? — ответила она скромно. — Мы вас почти не видели. Вы все время проводили с Его величеством.

— Да, это правда. О чем еще говорят?

— Только о предстоящей ночи фейерверков.

После заката в городе зажгли тысячи факелов.

Толпа привилегированных жителей города ожидала начала представления у неосвещенных каменных стен дворца. Остальные стояли на улицах и сидели на крышах домов. Фулет, самый молодой маг в Эрисе, проскользнул во внутренний двор. Он до последней минуты смешивал какие-то пиротехнические компоненты, для дополнительного эффекта и пущей важности громко выкрикивая приказы. На парапете Королевский Аттриод окружил мужчину и женщину, смотревших на освещенную улицу. В свете факелов их профили образовывали двойную камею на фоне темного неба.

С воем вспыхнули горючие вещества, и представление началось. Забили сто одиннадцать цветных фонтанов: радужных, изумрудных, оранжевых. Из них высоко в небо вылетели ракеты, рассыпавшиеся сверкающим дождем. На стенах замка закрутились горящие колеса, разбрасывая вокруг букеты искр и создавая значительный шум. Впрочем, вокруг и так было столько треска, свиста, шипения и завываний, что его едва можно было выделить из этой какофонии.