ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Дома…

В голосе и улыбке Джонни было неподдельное удовлетворение.

Они были еще в воздухе, пролетая над большим строением, где стригли овец и хранили шерсть, на крыше которого большими буквами было написано «Гундамурра».

С того момента, как они проснулись сегодня утром в гостиничном номере, Джонни ни о чем не мог говорить, как только о возвращении домой.

Он не вспоминал ни концерт, ни случай с блондинкой, и Меган поняла, что он действительно решил оставить все это позади. Она еще не знала, хорошо это или плохо для него, но не хотела начинать разговор, чтобы не погасли счастливые искорки в его глазах.

Она улыбнулась Джонни в ответ.

— Ты все-таки постарайся, чтобы мы благополучно приземлились.

Он рассмеялся и завел самолет на посадку, стараясь приземлиться как можно мягче, но легкий самолет все-таки пару раз подпрыгнул на выбоинах.

— Надо отремонтировать полосу, — заметил он деловито и выключил двигатели.

Во сколько это обойдется, его не волновало, но Меган больше не беспокоил вопрос денег, сколько и куда он вкладывает. Лишь бы только он был счастлив.

— Да, вот еще что, — сказал он, когда они уже выходили из самолета. — Я собираюсь купить вертолет и попросить Эмили научить меня управлять.

— Зачем тебе вертолет?

— На нем удобнее облетать владения, поскольку он может приземлиться где угодно. И кто знает, когда прекратится засуха и пойдет дождь?

Вдруг это случится в январе, когда подойдет срок тебе рожать? Я должен быть уверен, что смогу вовремя доставить тебя в больницу. Если взлетная полоса раскиснет, мы всегда сможем воспользоваться вертолетом.

Меган рассмеялась, счастливая оттого, что он строит планы и смотрит в будущее.

— Тогда вертолет нам просто необходим. И я уверена, Эмили будет очень рада преподать тебе несколько уроков..

— Отлично! Но первым делом — морковный пирог Эвелин, — с воодушевлением сказал Джонни.

Никто из них ни на миг не сомневался в том, что у Эвелин он уже давно готов.

Будучи в прекрасном расположении духа, Джонни крепко обнял экономку и поцеловал в щеку.

— Обожаю находиться в твоей кухне, Эвелин, — заявил он, усаживаясь за стол. — Здесь я больше всего ощущаю, что я дома.

— Да будет вам, мистер Джонни. — От удовольствия Эвелин даже зарделась. Ее лицо светилось любовью к нему. — Вы просто доказываете старую поговорку — путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Вы знаете, что здесь вас накормят вкусной, здоровой едой вместо той гостиничной гадости, которую вы привыкли есть.

— И все-таки только ты, Эвелин, умеешь делать такой вкусный морковный пирог, — заметил он, откусывая большой кусок от более чем щедрой порции.

— Приятно слышать. А теперь расскажите мне о концерте.

Джонни пожал плечами.

— Он сослужил свою службу — было собрано много денег.

Эвелин разочарованно вздохнула и бросила молящий взгляд на Меган. Меган знала причину такой сдержанности Джонни, но было бы несправедливо оставить без подробностей его самую горячую поклонницу.

— Он был великолепен, Эвелин! Он держал в руках огромный зал — несколько тысяч человек.

Его голос обладает какой-то магией. Его долго не хотели отпускать со сцены. Люди стоя аплодировали и кричали. Я не слышала и не видела ничего подобного. Просто потрясающе!

Ее горячая похвала и восторг, похоже, удивили Джонни. Он резко поднял голову и пристально посмотрел на нее, а затем нахмурился. Как будто ему было неприятно слышать это.

— Еще бы им не требовать новых песен! — заметила Эвелин. — Ведь мистер Джонни — лучший певец из всех, кого я слышала.

— Они всегда могут купить мой диск, — безразлично заметил Джонни, а затем включил свою неотразимую улыбку. — Для тебя все мои диски бесплатно, Эвелин. А теперь расскажи нам новости. Что случилось в наше отсутствие?

Джонни действительно ведет себя так, как будто все решил окончательно и бесповоротно, подумала Меган.

Неделя шла за неделей, приближалось Рождество. Меган толстела, Джонни купил вертолет и научился им управлять. Он взял на себя основную нагрузку по ведению дел в Гундамурре, убедив Меган, что она должна замедлить ритм жизни и больше заботиться о себе и ребенке.

Джонни часто получал письма по электронной почте от своего агента из Лос-Анджелеса. Он их прочитывал, отвечал и уничтожал. Он не обсуждал эти вопросы с Меган, даже не затрагивал их в разговорах, как будто проблемы не существовало вообще. Но она существовала, и это беспокоило Меган — слишком резким и однозначным был этот отказ от карьеры.

В конце концов она не выдержала.

— Все эти письма…. Это предложения, да, Джонни?

— Ничего такого, что бы мне захотелось принять. Я же сказал, что покончил с этим, Меган. Его улыбка была ироничной. — Рано или поздно мой агент поймет это и смирится.

И Меган отступила, оставив решение за ним, но ее не мог не беспокоить вопрос о том, устраивает ли Джонни такая жизнь. Да, сейчас он готовится стать отцом, хочет возродить Гундамурру, а потом?

— Все, что предлагают, это многолетняя кабала контракты с записывающими компаниями и спонсорами..

Ничего интересно. И тебе не о чем волноваться, Меган.

— Я и не волнуюсь.

— Вот и хорошо. — Он улыбнулся. — Я бы не хотел этого. Мне нравится моя нынешняя жизнь здесь, с тобой.

Меган решила больше не поднимать этот вопрос.

Джонни пригласил всех членов их разросшейся семьи на Рождество в Гундамурру, и все приехали. Была соблюдена многолетняя традиция празднования сочельника — на лужайке во внутреннем дворике, где собрались все обитатели Гундамурры. Джонни исполнял роль Санта-Клауса, раздавая подарки, которые он лично покупал, а затем складывал под елкой почти с детским удовольствием.

Но Меган не могла не думать, сколько грустных и одиноких праздников пришлось пережить ему в детстве. Как пуста и безрадостна была его жизнь. И сколько доброты и мудрости было в ее отце, который смог заставить трех одиноких мальчиков открыть свои сердца, снова поверить в людей и в себя. Он изменил их жизни и помог обрести себя.

— Если кто и может занять место мистера Патрика, так это мистер Джонни, — прошептала Эвелин Меган, с гордостью глядя на своего любимца, который с традиционным «Йо-хо-хо!» одаривал детей подарками.

Но хочет ли этого Джонни, подумала Меган.

Она вспомнила, что сказал ей Митч, когда она злилась по поводу условия отцовского завещания, критиковала образ жизни Джонни…

Ты навесила ярлык на человека, которого совсем не знаешь, Меган. Джонни до сих пор не реализовал себя, вернее, того человека, которым он является на самом деле…

Да, ее мнение было не просто поверхностным, оно было ошибочным, несправедливым. Ее отец, Митч и Рик знали и понимали Джонни намного глубже ее. Она еще и сейчас продолжала узнавать, какой он на самом деле, ее муж. Теперь она поняла, почему отцовство так много для него значит, но остальное… Где его настоящее место в жизни? Может быть, он и сам пока этого не знает.

Ей оставалось только молиться, чтобы это оказалась Гундамурра.

Как будто желая компенсировать ему все те праздники, когда он был одинок и никто не дарил ему подарков, Меган накупила их целую гору: новую ковбойскую шляпу, кожаный пояс с буквой «Г» — Гундамурра — на пряжке, кружку для кофе с надписью «Папочка», нагрудную сумку-рюкзак для ношения малыша и огромную коробку шоколада, помня, какой он сладкоежка. У нее был еще один подарок для него, но его она могла вручить только наедине.

Джонни подарил ей красивое кольцо с жемчугом, которое тайком купил, когда они были в Бруме в свадебном путешествии. Меган сразу полюбила его — оно составило чудесный гарнитур с жемчужным ожерельем, подаренным им на совершеннолетие. И она не могла не придать этому подарку особый смысл.

В день Рождества после традиционного празднования, когда все разошлись по своим комнатам, чтобы немного отдохнуть, Меган позвала Джонни в офис. И хотя она сомневалась, не является ли ее подарок подсознательной попыткой оказать на Джонни давление, привязать его к этому месту, желание сделать его пересилило, потому что в глубине душе она знала, что поступает правильно.

Меган вручила ему запечатанный конверт. В нем лежал документ о передаче ему двух процентов собственности из ее доли, что делало его хозяином Гундамурры.

Джонни долго смотрел на документ, затем нахмурился, и Меган запаниковала.

— Почему? — недоуменно спросил он.

— Без тебя Гундамурра не выжила бы. И ты мой муж, Джонни. Это как-то… более правильно, если главным будешь ты.

Джонни покачал головой.

— Но Патрик…

— Отец выбрал тебя на роль рыцаря-спасителя, и ты блестяще справился с ней. Но дело даже не в этом, Джонни. Мы теперь семья, и я уверена, отец одобрил бы мое решение. — И тут ее сомнение все-таки прорвалось:

— Ты не… ты возражаешь?

Джонни развел руками.

— Как я могу? — Но он продолжал хмуриться.

Затем поймав ее взгляд и удерживая его, спросил: Ты уверена, Меган? Я знаю, как много Гундамурра значит для тебя.

Румянец стыда залил ее щеки. Она жалела, что так отвратительно вела себя после оглашения завещания, так отстаивала свои права и отвергала его помощь.

— Я была не права, Джонни. Я ошибалась очень во многих вещах… — Ее извиняющаяся улыбка была полна самоиронии. — И это ты показал мне, насколько я несправедлива, и теперь таким образом я благодарю тебя за урок. — Ее глаза умоляли принять этот дар.

— Меган… — Он вздохнул, потом обнял ее за плечи. — Ты — дочь Патрика. И тебе нет необходимости делать это. Я не чувствую себя ущербным из-за того, что тебе принадлежит больше, чем мне. Это слишком щедрый подарок, чтобы я мог принять его. Это было бы несправедливо.

— Наоборот. Я уверена, что так будет правильно.

Или нет? Может быть, она действительно подсознательно пытается привязать его к себе? Навязать ему ненужные обязательства, чтобы он не смог уйти? Обезопасить себя?

Джонни все еще колебался.

— Тогда пусть это будет один процент, и мы будем равными партнерами. — Он лукаво усмехнулся. — Меня бы это устроило.

Меган испытала головокружительное чувство облегчения.

— Ладно, партнер. По рукам, — согласилась она, обвивая его шею руками и притягивая его голову к себе для поцелуя, чтобы скрепить соглашение.

Этот поцелуй быстро перерос в нечто совсем другое, и они оказались в постели.

Вечером они попросили Митча оформить их соглашение юридически.

Ребенок родился через три недели после Рождества — прелестная маленькая девочка, которую назвали именем Дженифер, сразу же сокращенным счастливым отцом до ласкового Дженни.

Поскольку дожди так и не пошли, вертолет, чтобы доставить Меган сначала в больницу, а потом домой, не потребовался. Но когда они вернулись в Гундамурру, пошел долгожданный дождь, который практически не прекращался два месяца.

Сожженная земля возродилась к жизни.

— Это чудо, правда? — с благоговением произнес Джонни, когда однажды утром они стояли на веранде, с удовлетворением оглядывая зазеленевшие пастбища, уходящие за горизонт.

— Возрождение, — пробормотала Меган, которая не могла не быть счастлива при виде того, как в Гундамурру возвращается жизнь.

— Два чуда, — поправился Джонни, склоняясь над их дочерью, которую держал на руках. — Ты пришла в этот мир и принесла дождик, Дженни.

Теперь мы сможем восстановить наши отары, и у тебя будет много ягнят, с которыми ты сможешь играть.

Малышка радостно агукнула в ответ, соглашаясь с планом отца. На душе Меган тоже было радостно. Она больше не сомневалась, что Джонни счастлив в Гундамурре с ней и их ребенком.

Не сомневалась… до тех пор, пока не увидела фильм, в котором снялся Джонни.

Это случилось в Великую пятницу на Страстной неделе. Ситуация в Гундамурре позволила им на Пасху пригасить всю семью — Джонни не терпелось продемонстрировать друзьям свою дочь.

Рик сказал, что приготовил сюрприз — видеокопию фильма «Возвращение ковбоя», который уже вышел на экраны США и, по словам Рика, имел триумфальный успех.

— Ты показал им всем, Джонни! — восторженно сказал Рик. — Я как раз был в Лос-Анджелесе по делам, и можешь мне поверить, даже самые несгибаемые критики в восторге. Все уверены, что тебя выдвинут на премию «Оскар».

— Думаю, ты преувеличиваешь, — выразил сомнение Джонни.

— Давайте сами посмотрим, — с улыбкой предложил Митч. — Я думаю, что Джон Уэйн снова на коне.

Все встали из-за обеденного стола и перешли в гостиную. Дети были уже в постелях, и Меган понимала, что у нее нет повода отказаться от просмотра, не обидев Джонни, но слова Митча вновь пробудили в ней страхи и сомнения. Даже если Джонни так хорош… она не хочет видеть этого, не хочет знать.

Да, он отказался от певческой карьеры. Она приняла это, потому что он убедил ее в том, что достиг всего, чего хотел, но актерская карьера это совсем другое, это новый вызов и новые высоты. А ведь они были так счастливы все эти месяцы. Она боялась всего, что могло угрожать этому счастью, тому, что они теперь делили, но и не хотела снова выглядеть эгоисткой, думая только о том, что нужно ей.

Просто, если он решит как-то изменить свою жизнь, она примет это и будет рядом.

Джонни взял ее за руку и задержал на минуту.

Когда все вышли из столовой, он спросил:

— Ты в порядке? Хочешь смотреть фильм?

Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

— Конечно, — ответила она твердо и улыбнулась.

Но он все еще колебался. Похоже, он и сам никак не мог решить, хочет он смотреть фильм или нет.

— По-моему, проблемы у тебя, Джонни.

У нее создалось впечатление, что он хочет забыть, отказаться от всего, что делал до их брака.

— Честно говоря, я не видел ни одного кадра и не знаю, чего ждать.

— Ты был великолепен на сцене, — заверила Меган и сжала его руку. — У тебя есть лицедейский талант, и я уверена, что в фильме он раскрылся в полной мере.

— Лицедейство… — Его взгляд сделался насмешливым. — Что ж, надо же мне узнать, что сделал режиссер со всеми этими сценами. Но только помни, что это фильм, Меган. Хорошо?

— Ладно, — согласилась она решительно.

Но на душе у нее было ой как неспокойно. В фильме обязательно будет главная героиня, а значит, и любовные сцены. Но она не должна ревновать. Во-первых, фильм был снят еще до их свадьбы, после которой Джонни неукоснительно соблюдал все свои обязательства. Она испытывала чувство стыда, вспоминая свои подозрения, когда увидела в его объятиях блондинку. Она и так наделала много ошибок, которые приходится исправлять еще и теперь.

Они сели рядом на один из диванов. Рик включил видеомагнитофон. Когда на экране крупным планом возник Джонни, верхом на лошади скачущий по направлению к ранчо, Рик и Митч не удержались от шутливых подначиваний. Но затем шутки прекратились. Все в полном молчании смотрели на экран. В полной тишине — ни музыки, ни слов — один кадр сменялся другим. На полу лежит изнасилованная и убитая жена ковбоя, рядом с ней лежат тела двух убитых маленьких детей — кровь на стене и разбитые головы детей дают понять, каким зверским способом было это сделано. Ужас и отчаяние на лице ковбоя, когда он возвращается домой и видит эту душераздирающую картину.

Затем отчаяние сменяется ненавистью и решимостью найти убийц и отомстить. С глубокой нежностью ковбой склоняется над мертвой женой и 1-вытаскивает из ее рук шейный платок в красный и белый горошек, принадлежавший одному из негодяев, и повязывает его на руку.

Три могилы, над которыми стоит ковбой. Вот он медленно поворачивается и идет к своей лошади. И только тогда начинает звучать музыка в такт со стуком копыт — ковбой отправился вершить справедливость.

— Черт, Джонни! — выдохнул Рик, когда пошли титры. — Это потрясающе!

Меган потряс каждый кадр фильма. Ковбой выследил всех членов банды и покарал смертью.

Последним был предводитель, которому принадлежал платок. Оставшись без поддержки своих дружков, он запаниковал и попытался сбежать.

Во время погони он тяжело ранил ковбоя, но тот смог добраться до чьего-то ранчо и потерял сознание на пороге.

Когда он очнулся, то увидел двух маленьких детей, немедленно напомнивших ему о потере, затем женщину, которая обрабатывала его рану.

Это оказалась молодая вдова, которая как могла выживала на своем ранчо после смерти мужа.

Она не стала скрывать, что его появление вовсе не радует ее, что он — обуза, но постепенно ее отношение к нему смягчилось, особенно когда она увидела, как он добр к ее детям. По мере выздоровления ковбоя сексуальное притяжение между героями нарастало, и ночь перед его отъездом они провели вместе, хотя вдова прекрасно понимала, что он не вернется.

Это была потрясающая сцена. Было видно, что ковбой понимает, что это между ними не должно случиться, что он не должен брать то, что ему предлагает вдова, но страсть и желание оказались сильнее. Тело Меган покрылось мурашками в этот момент — ситуация была слишком схожа с той, когда она соблазняла Джонни.

На следующее утро дети проводили ковбоя к его лошади, прося вернуться обратно, а вдова просто стояла на пороге и молча смотрела на него. В ее пустом взгляде была обреченность.

Ковбой выследил главаря, но в нем больше не было той ярости, которая двигала им вначале. Он бросил на мертвое лицо шейный платок в горошек, и выражение его лица говорило: «Кончено, но как жить дальше?» Он вернулся к родным могилам, попрощался и поскакал на закат.

Все решили, что это конец фильма, но тут на экране возник дом вдовы. Дети увидели скачущего ковбоя, позвали мать и бросились навстречу.

Вдова вышла на порог, ковбой соскочил с коня, взял детей на руки и медленно пошел к ней. Вот теперь был конец.

Меган все еще промокала слезы, когда Рик выключил видеомагнитофон. Ее сестры и Лара с Кэтрин тоже плакали. Даже Митч был вынужден откашляться, прежде чем заговорить.

— Джонни, ты заставил меня пережить все это самому.

— Да, — согласился Рик, качая головой. — Казалось бы, вполне обычная киноистория, обыгранная множество раз, но ты сделал ее очень личной.

Это твой фильм, Джонни. Немудрено, что ты получил восторженные отклики. Что ты чувствуешь?

— Удивление, — отшутился Джонни.

— Нет, Джонни. Скажи честно, что ты думаешь о фильме, — серьезно спросила Лара.

Джонни снова усмехнулся.

— Как будто меня выставили на обозрение обнаженным, честно говоря. Я не должен был делать этого. — Он поднялся с дивана и потянул за собой Меган. — Ребята, если вы не возражаете, мы с женой пошли спать. Кроме того, дочь все еще просыпается по ночам.

Жена… Дочь…

Меган физически ощущала тишину, которую они оставили в гостиной, но могла думать только о том, какой Джонни прекрасный актер и что на этом поприще он мог бы достичь таких же высот, что и в пении.

И он отказался от всего этого из-за нее и ребенка. Да, она согласилась с его решением уйти из шоу-бизнеса, но оставить нереализованным такой огромный актерский талант было бы несправедливо. Слишком большая жертва. Слишком большая потеря.

Она должна поговорить с Джонни об этом.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Меган сидела на постели, наблюдая за тем, как Джонни раздевается, и невольно вспоминала сцену из фильма — почти животную страсть, затем нежность…

— Мне кажется, ты смущен, — произнесла она, не зная, как начать разговор.

Джонни бросил на нее настороженный взгляд.

Ожидает проблем с ее стороны?

— Митч был прав, — мягко заметила она. — Ты заставил всех нас вместе с тобой пережить драму своего героя. Я знаю очень немногих актеров, чья игра так бы брала за душу. Ты заслужил все свои похвалы, Джонни.

Его губы скривились в насмешливой улыбке.

— Честно говоря, я не играл, Меган. Я просто перенес на экран то, что чувствовал… в отношении некоторых вещей…

— Каких? — Пульс Меган участился при мысли, что некоторые сюжетные линии фильма перекликались с его жизнью.

Джонни покачал головой.

— Ничего такого, что имело бы отношение к нашей нынешней жизни.

Он снова ставил между ними барьер.

Стиснув зубы, Меган решила на этот раз не сдаваться.

— Я хочу знать о тебе все, Джонни, а не только то, что ты считаешь нужным, чтобы я знала.

Он бросил на нее сумрачный взгляд.

— Нет, Меган, не хочешь. Ты много раз говорила о том, что твой мир — это Гундамурра и другой тебе не нужен.

Черт побери ее собственные слова! И собственную глупость!

— Мне жаль, что фильм так взволновал тебя, продолжал Джонни. — Просто не забывай о том, что он был снят до того, как мы поженились.

Он озвучил ее собственные мысли.

Ее сердце сжалось, когда она поняла, как близко к сердцу принял Джонни все те слова, которые она говорила раньше, но его решимость сделать их брак счастливым заставляла его носить все это в себе. Это тоже была политика выживания. Он решил отринуть все, что могло поставить под угрозу их брак, нарушить его стабильность, и старательно избегал малейших неприятностей.

Обиженный и обделенный судьбой мальчик все еще жил в Джонни Эллисе. Спрятанный глубоко внутри, он по-прежнему заставлял его быть осторожным в этом враждебном мире.

.. Сняв одежду, Джонни лег на кровать и потянул за собой Меган.

— Ты, должно быть, устала. — Он начал расстегивать пуговицы на ее рубашке.

— Прекрати! — закричала она.

Джонни, не ожидавший такого резкого отпора, нахмурился.

— Перестань относиться ко мне покровительственно, Джонни. — В глазах Меган была мольба о понимании. Она торопливо заговорила:

— Я видела в твоей карьере угрозу тому, что могло бы сложиться между нами, но за прошлый год я выросла и изменилась и теперь понимаю, что запереть такого человека, как ты, в клетку — преступление.

Джонни нахмурился еще сильнее.

— Я не считаю Гундамурру клеткой, Меган.

Здесь простор и много чем можно заняться.

Меган протянула руку и погладила его по щеке. Ей хотелось не просто коснуться его кожи, а забраться под нее, под все те защитные слои, которыми он оброс за долгие годы.

— Я люблю тебя, Джонни. Я хочу, чтобы ты разделил свою жизнь со мной. Всю жизнь, а не только ту ее часть, которую ты считаешь приемлемой для этого. Обещаю, я не отвернусь от тебя, что бы за этим ни стояло или потому, что для меня это незнакомо или непривычно. Пожалуйста Джонни, впусти меня в свое сердце.

Джонни смотрел на нее с удивлением.

— Ты никогда раньше не говорила ничего подобного.

— Я была испуганной дурочкой, которая не могла поверить, что ты сможешь принадлежать ей целиком. Если ты действительно хочешь разделить со мной жизнь, Джонни, я клянусь, я всегда буду рядом, куда бы ты ни захотел отправиться или чем бы ни решил заняться…

Джонни прижал палец к ее губам, заставляя замолчать.

— Ты любишь меня? — резко спросил он, как будто не в силах поверить услышанному.

Потрясенная тем, что, живя вместе с ней, он не чувствовал себя любимым, Меган рассказала ему обо всем — о том, как в детстве он был ее героем, о подростковых мечтах и разочарованиях, о защитной реакции, которая приняла форму насмешливой презрительности, о непреодолимом желании хоть раз принадлежать ему, о чувстве вины, которое она испытывала, уверенная, что поймала его в ловушку брака, о своем страхе не соответствовать ему. Меган обнажила сердце и душу, надеясь, что он в ответ обнажит свои. Хорошее ли, плохое — она должна знать, потому что только тогда сможет чувствовать себя его женой в полном смысле этого слова.

Никаких секретов.

Никаких запретных тем.

Абсолютная честность.

По глазам Джонни она увидела, что ее откровения нашли отклик в его сердце. Увидела, как меняется выражение его лица — ошеломление, смущение, нежность, сожаление, ирония, — но не пожалела, что обнажила перед ним душу, хотя ее нервы к тому моменту, как она закончила свой рассказ, были напряжены до предела.

Несколько мгновений, что он молчал, показались Меган вечностью.

— Между нами всегда была пропасть, Меган, наконец заговорил он. — Ты завладела моим сердцем, будучи совсем еще маленькой девчушкой. Я воспринимал тебя как младшую сестру, поскольку видел в Патрике отца. И пересечь эту невидимую черту казалось невозможным. И все-таки в последние годы я все чаще думал об этом.

— Правда? — недоверчиво спросила Меган.

Он кивнул.

— Но все равно это казалось если не невозможным, то нецелесообразным — ты по-прежнему оставалась дочерью Патрика, а кроме того, мне нечего было тебе предложить.

Меган вздохнула.

— Это я считала тебя недосягаемым, Джонни.

— Теперь я понимаю это. Но когда ты согласилась заняться со мной любовью в день похорон Патрика, я решил преодолеть эту пропасть во что бы то ни стало.

— Значит, для тебя это был не просто секс?

Джонни улыбнулся.

— Разве ты чувствовала, что это был просто секс?

— Джонни, я была настолько поглощена собственными чувствами, в том числе чувством вины за то, что завлекла тебя, спровоцировала…

— Меган, я был там, где хотел быть. И делал то, что хотел. И после ничто не могло поколебать мою решимость вернуться и завоевать твое сердце.

— Как… в фильме? — спросила Меган, желая знать, не привнес ли он свои чувства к ней в сцены с вдовой.

— Я не думал, что ты когда-нибудь увидишь этот фильм. Когда я вернулся в Аризону на съемки, я переписал все сцены с вдовой. Я подумал, что она должна была считать, что ковбой слишком привязан к своему прошлому, поэтому он уйдет и не вернется. В моей голове все время была ты, Меган.

— Ковбой разрывался — между прошлым, своей миссией и нею, а я не хочу, чтобы ты между чем-нибудь разрывался и был вынужден отказываться от одного ради другого, Джонни.

— Да, чтобы жить дальше, ему надо было покончить с прошлым. И он покончил. Я испытывал то же самое. Сейчас во мне нет внутреннего конфликта, Меган, и я не сомневаюсь в том, чего хочу. — Он улыбнулся спокойной уверенной улыбкой. — Ты дала мне все, что мне нужно.

Свою любовь… Но он не произнес этого вслух. Свою безграничную любовь.

— Но мне ничего не нужно взамен, Джонни.

Что бы ты ни решил делать в будущем, что бы я ни говорила в прошлом, я люблю тебя.

— Меган, что тебя еще беспокоит?

— Дети из фильма. Ты сказал, что спроецировал эту ситуацию… с чего, Джонни?

Его глаза подернулись грустью.

— Когда ты ребенок, ты не можешь помешать взрослым делать то, что они делают, — тихо произнес он. — Я помню, Рик рассказывал нам с Митчем, что его отец постоянно избивал мать, пока не убил ее. Когда он подрос, то пытался вступиться за нее, тогда доставалось и ему. И я прекрасно понимал его — еще совсем маленьким я понял, что ребенку никогда не справиться с взрослым. Они слишком сильны, и у них есть ответы на все — откуда синяки и ссадины, переломы и ночное недержание…