— А могу я узнать, кому принадлежит этот длинный язык?
Тони взял Дженни за руку и чересчур церемонно заговорил:
— Мисс Флеминг, разрешите представить мою спутницу, мисс Дженни Росс. — Потом поклонился: — Энтони Фредерик Найт… Не совсем к вашим услугам.
Конец фразы потонул во взрыве смеха.
— Ну конечно, двойник Миранды в мужском варианте. И брат светского льва Роберта Найта. Так же остер на язык, но совсем лишен дипломатичности.
— Я считаю, дипломатичность может затупить такой тонкий инструмент.
Она улыбнулась, оценив по достоинству его шутку.
— Так вот что я вам скажу, Энтони Фредерик Найт. Я всегда делаю то, что мне нравится. И меня ни капельки не интересует, кто и что думает обо мне. Однако я больше всего на свете ненавижу невежественных знатоков от искусства.
— Странно, но в этом наши взгляды совпадают, — насмешливо подчеркнул Тони.
Она скрестила руки на груди и с подозрением оглядела Тони. Одна из красиво изогнутых бровей поползла вверх.
— Вы художник?
— Представьте, да. И хотите обижайтесь, хотите — нет, но получше, чем вы.
— Правда? Я что-то не припомню, чтобы ваше имя когда-нибудь мелькало в выставочных залах. Вы, должно быть, один из непризнанных гениев. Мне грустно, когда я вижу, как ни на что не способные люди утешаются тем, что срывают зло на тех, кому удается достичь вершин.
— Вершин! — саркастически повторил внезапно посерьезневший Тони.
Дженни, пытаясь успокоить его, сжала ему руку, но он не отреагировал.
— Боже мой! Мисс Флеминг, ваши работы — это отражение вашего собственного “я”.
Они приковывают взгляд из-за их цветовой гаммы. Это малярная работа, пустая мазня. Хотя я не сомневаюсь, что они пользуются большим спросом. Потому что они, впрочем, как и вы сами, есть порождение вот этого общества манекенов. Но настоящее качество, мисс Флеминг, не должно утомлять глаз. Чем дольше смотришь на них, тем больше цепенеешь. Прошу нас извинить, но, когда долго зришь вас, можно заработать утомляемость сетчатки глаза. И он увлек Дженни прямиком к стекляной двери, выходящей во внутренний дворик. По дороге он схватил с подноса проходящего мимо официанта стакан с напитком, осушил его и заторопился дальше, пока они не выбрались во двор.
— О! Наконец-то свежий воздух, — вздохнул он.
— Что, Тони? Достала она тебя? — поддразнила его Дженни.
— Ну и ведьма, — пробормотал он. — Шикарная сволочь — всезнайка. Ну ничего, вот увидишь, когда я подготовлю выставку, — он криво усмехнулся, — я пошлю ей специальное приглашение. Да, специально придумаю и пошлю мисс специалистке по малярным работам, госпоже Флеминг.
— А мне она понравилась. И показалась чудной.
— Малиновка, не все то золото, что блестит. А эта — вообще медь. Пойдем перекусим. Есть хочу.
Для гостей был сервирован шикарный шведский стол, где они могли перекусить, когда им было угодно. Рядом стояли официантки, готовые принять заказ на горячие блюда. Тони наложил на свою тарелку целую гору, словно не ел целый день. Дженни была не голодна, но за компанию с ним тоже взяла пару деликатесов. Они вернулись во внутренний дворик. На одном его конце стояли столы и стулья. А на другом был установлен помост, где расположился оркестр. Звучала приятная поп-музыка. Было здорово вот так сидеть на свежем воздухе. При неярком свете Дженни не приходилось делать веселое лицо.
Насытившись, Тони начал слушать музыку. Когда исполняли особенно ритмичный джаз, он увлекал Дженни танцевать. К полуночи народ высыпал на улицу. Призывно забил барабан, и один из певцов начал отсчитывать последние секунды уходящего года. Ударили цимбалы, зазвенели колокольчики, и труба взяла первые ноты песни “Забыть ли дружбу прежних дней”.
Началось шумное веселье, люди пели, свистели, поздравляли друг друга с Новым годом. Дженни, смеясь, поцеловалась с Тони. Их осыпали серпантином и конфетти. Дженни с надеждой оглядывалась вокруг, но Роберта нигде не было видно. От него даже и новогоднего поцелуя нет, печально подумала она.
Потом праздничный шум стал затихать. Оркестр удалился на заслуженный перерыв. Толпа поредела, и тут Дженни заметила Роберта среди группы людей прямо у оркестра. Но он ее не замечал. Тони что-то сказал ей и пошел по направлению к брату. Дженни замерла в ожидании. Но ее ждало разочарование. Тони даже не взглянул на Роберта. Он пошел прямо к оркестру, поднял гитару и вернулся к Дженни, неся инструмент в руках словно драгоценный подарок.
— Спой для меня, Малиновка. Эта ласковая летняя ночь, и мы с тобой под звездами. Мне хочется услышать нежный звон гитары и твой чарующий голос.
— Ну пожалуйста.
— Отнеси лучше гитару на место, пока хозяин не хватился.
Она глянула в сторону оркестра, боясь, как бы там не заметили отсутствие инструмента. Потом невольно перевела глаза на Роберта и застыла. Он смотрел на нее. Как только их взгляды встретились, он отвернулся. Гордость Дженни была уязвлена.
— Впрочем, ничего страшного не случится, если я спою одну песню, — сказала она Тони.
— Вот молодец, — заулыбался он.
Он вручил ей гитару, бросил прямо на землю подушку и уселся напротив нее, буквально искрясь от удовольствия.
Боясь, что передумает, Дженни быстро взяла гитару и негромко заиграла вступление. Потом, уверенная в том, что мелодия отработана до совершенства, она спокойно запела красивым, чистым голосом. Зазвучала “Песня-пожелание”.
Все ее чувства, до сих пор зажатые внутри, разом вырвались наружу. Волнуя душу, поплыла красивая мелодия, которая то взмывала, то затихала, а потом опять взмывала вверх пронзительным крещендо. Она рассказывала о томлениях истерзанного сердца, о мечтах, которым не суждено сбыться. В воздухе задрожала высокая нота, передавая крик, полный горечи и безысходности, который продолжал звучать в ушах даже после того, как стихла долгая тревожная каденция.
Когда она взяла аккорды, чтобы приступить ко второму куплету, Тони что-то сказал, и Дженни подняла на него глаза. Нежное обожание в его взгляде, словно живительный бальзам, смягчило ее израненную душу. Краем глаза он уловила какое-то движение чуть в стороне и, мельком глянув туда, увидела, что Роберт подошел поближе. Осознав, что наконец-то привлекла его внимание, Дженни запела еще эмоциональнее, стараясь через слова и музыку передать все те чувства, которые мучили ее с тех пор, как она полюбила Роберта Найта. Сердечное томление, невыполненные обещяния, восторг, звучащий в радостной трели, которая вдруг обрывается и переходит в тоскливые низкие звуки, передавая бездну отчаяния и неудач.
Она не замечала людей, которые стали собираться вокруг, не замечала тишины, которая наступала постепенно, публики, которая в благоговейном внимании затаила дыхание. Она полностью ушла в музыку. Песня захватила ее. Она растворилась в ней… Хрипло и печально прозвучало последнее арпеджио и постепенно затихло. Слова перешли в шепот, но каждая фраза была полна сердечной тоски и нашла отклик в любом, кто когда-либо познал любовь или чья одинокая душа когда-нибудь кричала от боли и желания, не смея признаться в этом.
Заключительная нота прозвучала как зыбкий лучик надежды, и отзвук надежды, повис в воздухе после того, как стихла гитара. Стояла полная тишина, и в этой тишине, словно многократно отражаясь, все звучала и звучала последняя нота. Никто не пошевелился. И, казалось, никто не дышал. Все стояли молча, словно в ожидании.
Дженни и не подозревала, что с блеском выдержала экзамен, который не каждой дебютантке по плечу. Она была совершенно разбита и опустошена. Она подняла усталые глаза и посмотрела прямо на Роберта. Растерянный взгляд — вот и вся награда, а ведь она сейчас выворачивала свою душу. Ответа на свой призыв она не увидела. Дженни закрыла глаза.
Кто-то тихо вздохнул, раздались негромкие голоса. Несколько человек начали хлопать. К ним присоединились остальные. Тишину разорвал шквал аплодисментов, а взволнованные голоса слились в сплошной рев. Дженни очнулась от своих мыслей. Она подняла голову и увидела море восторженных лиц. Девушка растерянно поежилась. Потом умоляюще посмотрела на Тони.
— Бис! — закричал кто-то, все поддержали, и толпа стала требовать продолжения.
— Тони! Останови их, — взмолилась она.
— Ты была великолепна! — с жаром заявил он.
— Ну, пожалуйста, сделай что-нибудь!
Он поднялся на ноги, вздохнул и спиной закрыл ее от остальных. Потом поднял руки, требуя тишины. Люди, решив что их просьба будет удовлетворена притихли.
— Люди, мне очень жаль, но концерта не будет. Будьте умницами и расходитесь. А то вы пугаете леди. Она и так вас надолго запомнит.
Послышалось несколько возмущенных голосов, но большинство не стало возражать. Дженни стояла в полной растерянности.
Тони с улыбкой повернулся к ней.
— Это было что-то сверхъестественное.
— Я хочу побыстрее выбраться отсюда, — сказала Дженни.
Она беспокойно глянула через его плечо и увидела, что Роберт решительным шагом направляется прямо к ней. Какой-то человек задержал его за руку. Она поежилась при мысли о том, что придется с Робертом говорить о песне. Торопливо сунула гитару Тони, велела отнести ее на место, а сама повернулась и побежала. Какие-то люди останавливали ее и говорили всякие слова, полные восторга . Желая скрыться подальше от людских глаз и остаться одна, она рванулась вверх по винтовой лестнице.
Она уже миновала картинную галерею и бежала по коридору, когда вдруг сзади услышала голос Роберта, и чуть не споткнулась. Он бежал за ней. Дженни не знала что делать.
Ее чувства предательски рвались наружу. Если она встретится с ним сейчас, они оба могут потерять голову. Она ринулась вперед, надеясь там найти спасение.
Но рука его уде легла ей на плечо и не давала бежать.
— Дженни…
Его голос прозвучал повелительно. Роберт повернул ее к себе.
Дженни не могла заставить себя взглянуть ему в лицо. Она тяжело дышала. Даже его прикосновение испугало ее. Навалилась слабость во всем теле. Дженни превратилась в беспомощную массу. И неоткуда было взять силы.
— Почему ты не показала мне свою песню?
Он тоже дышал с трудом. Дженни увидела, как судорожно поднимается и опускается его грудь. Она не отвечала. Он сжал ее плечи и повторил:
— Дженни…
— А когда? Когда мне было показывать? — разгорячено выпалила она. И добавила обиженно: — У тебя же не нашлось для меня времени.
— Времени, — как будто сердясь, повторил он. — Я был вынужден оставить тебя в покое. Но эта песня, Дженни… — он прерывисто задышал, — почему ты ее спела так? И смотрела на меня…
— И заставила наконец тебя обратить на меня внимание, — резко добавила она, теряя остатки самообладания. Потом подняла на него полные горечи глаза. — Ты же сегодня вообще знать меня не хотел.
— Так же, как и ты меня, — с болью в голосе ответил он. — Боже всемогущий! Если бы ты знала…
Его рука скользнула по плечу Дженни и обняла ее за шею.
Дженни открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал ей говорить и властным поцелуем впился в губы. Получилось грубо. Дженни отпрянула. От него пахло виски, и это возмутило ее. Какая там нежность, какая любовь! Собрав последние силенки, она оттолкнула его.
Он не смог снова поймать ее губы и стал неистово покрывать поцелуями лицо, при этом настойчиво шепча:
— Не сопротивляйся… Пожалуйста, Дженни… Я не мог ошибиться… Ты все сказала своей песней… Не гони меня… Ты так смотрела…
Он, чуть отстранившись, глядел на нее, и ее обожгла голодная страсть в его глазах. Ее собственное чувство устремилось навстречу его желанию, губы с тихим вздохом раскрылись. Они соединились в жарком поцелуе, одержимык общей страстью.
В голове у Дженни закружился калейдоскоп вновь пробудившихся чувств, когда он, развернувшись так прильнул к ней и так сильно ее обнял, что чуть не вдавил в стену. Руки его медленно двигались вверх, с наслаждением задержались на бедрах, на талии, потом коснулись мягкой округлости груди. Он ни на секунду не отпускал ее губы и пил их сладкий нектар, по всем правилам любовного искусства требуя, чтобы она принадлежала ему, и только ему…
Вдруг какая-то сила отшвырнула его прочь. Дженни обмякла. От слабости дрожали колени. Чтобы не упасть, она, часто дыша, прислонилась к стене. Словно в тумане она увидела Тони, который, прижав Роберта к противоположной стене, схватил его за горло.
— Я предупреждал, что уничтожу тебя, — угрожающе прорычал он.
Глаза Роберта яростно блеснули. Трудно было поверить в реальность этой безумной сцены, однако ненависть пролегла между братьями, и казалось, навсегда.
— Не тягайся со мной, Тони, — с не меньшей угрозой в голосе предупредил —Роберт. — Хоть ты и набит мускулами, однако помни, что я владею приемами и в состоянии справиться с тобой.
— Ага, особенно такой пьяный. От тебя же разит, — грубо отозвался Тони, но руку отпустил. — Тискать Дженни, как будто она одна из твоих дешевых звезд… Дрянь!
Темные беспокойные глаза устремились на Дженни. Во взгляде девушки застыл ужас.
— О Господи, — тяжело застонал Роберт и закрыл лицо рукой. Потом пальцы медленно скользнули по щекам, и он посмотрел на Тони. — Во всем виноват алкоголь. Он превращает людей в идиотов. — Роберт кисло усмехнулся. — И потом, ты же знаешь, что девственницы не в моем вкусе. Черт попутал, Тони.
Он хлопнул брата по плечу и пошел слегка пошатываясь, как пьяный. Тони глубоко вздохнул и нежно прижал Дженни к себе, поддерживая ее рукой. Дженни все еще трясло. От последних слов Роберта страсть, которой он сам так упорно добивался, превратилась в леденящую пустоту.
— Пойдем, я тебя куда-нибудь посажу, а сам возьму у Роба ключи от машины. Поедем домой. Роб дошел до точки, Дженни. Обычно он такого себе не позволяет, по крайней мере на людях. Лучше скажу Миранде, чтобы она отправила его на такси домой. Сама-то она без провожатых не останется.
Дженни не возражала. Она была благодарна Тони за заботу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Слезы тихо текли из-под густых ресниц, а Дженни все не могла остановиться или хотя бы вытереть их. Нервы вконец сдали, и не было сил как-то справиться с ними. Тони ехал медленнее, чем обычно. Его осторожное молчание лучше любых слов говорило о том, насколько глубоко он понимает ее состояние. Когда они наконец въехали в отцовский гараж, он повернулся к ней с тяжелым вздохом.
— Ну и вечер у тебя сегодня! Сначала я, потом Роб пристал. Мне очень жаль, Дженни. Извини и за то, что я так повел себя с Робом. Ты, наверное, была в ужасе, увидев, как я его поволок. — Он расстроенно покачал головой. — Но нужно было вмешаться. Ты была так беспомощна, а он…
— Не надо об этом, Тони, — торопливо зашептала она. — Пойдем в дом.
Тони помог ей выбраться из машины и проводил до самой комнаты. Открыл дверь и легонько поцеловал в лоб.
— Завтра поедем домой, — тихо сказал он, словно бы утешая. Он нежно коснулся пальцами ее подбородка и улыбнулся. — Ложись спать и постарайся навсегда забыть эту ночь.
Он повернулся, чтобы уйти, и тут вся боль Дженни, все ее смятение разом всколыхнулись и прорвались наружу сдавленным криком: — Не оставляй меня!
Она сейчас остро нуждалась в том, чтобы кто-то был рядом. Она чувствовала, что разрывается на части, что с этой минуты все потеряло для нее всякий смысл. Вдруг из водоворота раздирающих душу чувств всплыла одна-единственная мысль: она больше не хочет оставаться девственницей. Поэтому надо что-то делать. Тони нахмурился, нерешительно потоптался у двери, потом вошел в комнату и закрыл дверь. Он взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза.
— Ты действительно слишком возбуждена, Пойдем, я уложу тебя и немного посижу рядом.
У Дженни началась дикая истерика. Она расхохоталась, отбросила его руки и оттолкнула его самого. Ее руки бесконтрольно задвигались, она как бы искала и не могла найти нужные слова. Наконец она заговорила:
— Я не хочу, чтобы ты сидел со мной. Или разговаривал. Мне не нужна твоя доброта. Я хочу, чтобы ты любил меня. Ты же говорил… Ты говорил, что я желанна для тебя. Помнишь? Так докажи это. Я хочу, чтобы ты сделал это.
Она пальцами нащупала молнию и рванула ее вниз. Платье упало к ногам. Не сводя с него глаз и боясь, что он может отвернуться, Дженни сняла белье и вызывающе голая предстала перед ним.
— Я же нравлюсь тебе именно такая, да? Абсолютно естественная. Вот она я. Ты же хочешь меня такую, да? Да? — закричала она, видя, что он даже не пошевелился. Из глаз снова брызнули слезы, она вдруг сгорбилась и сделалась жалкой. — Ну пожалуйста, Тони, — донеслось сквозь рыдания. — Ты мне так нужен… Так нужен.
Она почувствовала, как его горячие руки обхватили ее, и, прижавшись лицом к его груди, услышала бешеное биение его сердца. Одной рукой он нервно гладил волосы Дженни, а другой прижимал ее к себе. Сам он был весь напряжен и, без сомнения, крайне возбужден. Потом вздохнул так глубоко, что от его дыхания взметнулись вверх волосы Дженни, и щекой потерся о ее макушку.
— Дженни, милая, мне ничего не стоит овладеть тобой. Поверь мне. Ты очень, очень желанна для меня. И, может быть, дурак я, что никак не осмелюсь, но мне кажется, ты сейчас не ведаешь, что творишь.
— Нет! Я решила. — Она с рыданиями обхватила его за шею и тесно прижалась к нему. — Я не хочу оставаться девственницей, — пролепетала она, уткнувшись ему в грудь. — Я хочу, чтобы ты научил меня. Покажи мне, как ублажать мужчину. Я хочу научиться.
Она продолжала все настойчивее прижиматься к нему. Вдруг он вздрогнул, с силой оторвал ее от себя и, взяв за плечи, с искаженным от боли лицом заглянул ей в глаза.
— Что за черт, Дженни! Выходит, ты мечтаешь о Робе, так? — Он в сердцах потряс ее. — И ты хочешь использовать меня! И в качестве кого? В качестве проститутки мужского пола? Как самца, который поможет тебе набраться опыта? И все?
У Дженни от всего этого заболела и закружилась голова. Она посмотрела на Тони сквозь пелену горьких слез.
— Я не думала, что ты обидишься. У тебя было столько девушек. Одной больше, одной меньше… Какая разница? Я что, хуже их? — в отчаянии спросила она.
— Разница в том… что…
Он задохнулся и отшвырнул ее от себя.
Она ударилась о столбик кровати и слетела на пол. Вот и еще раз ее отвергли. Дженни подтянула колени к подбородку и стала раскачиваться из стороны в сторону, не в силах сдержать свою тоску или выбраться из пропасти боли и безысходности. Теплая рука Тони легла ей на плечо. Она грубо оттолкнула ее.
— Уходи! Я не нужна тебе. И никому не нужна, — разрываясь от жалости к себе и ненавидя весь мир, прорыдала она.
Звонкая пощечина обожгла щеку. Дженни вмиг протрезвела. Словно пелена упала с глаз. Она в ужасе уставилась на свирепое лицо Тони. Выругавшись, он, как ребенка, поднял ее на руки и, грубо прижав к себе, решительно направился к кровати. Отбросил покрывало и бесцеремонно швырнул ее на холодную простыню. Потом начал расстегивать рубашку. Дженни, вдруг испугавшись того, о чем сама же так истерично просила, зарылась головой в подушку.
— Смотри на меня! — коротко приказал он таким тоном, от которого стало больно, словно от удара.
Она подняла глаза. Взгляд ее заметался, перескакивая и на доли секунды замирая то на его руках, расстегивающих ремень, то на мощной мускулистой груди, то на полном решимости лице. Голубые глаза смотрели неумолимо.
— Я не позволю тебе прятать лицо, Дженни, или закрывать глаза. И свет будет гореть. Ты не сможешь вообразить, что с тобой Роб или кто-то другой. И не рассчитывай, что на этом все кончится. Помни, что мы живем под одной крышей. Разделив однажды с тобой постель, я не соглашусь вернуться потом к платоническим отношениям. Ошибаешься, если думаешь, что я потом вернусь в свою кровать, а ты в свою. Я не смогу забыть того, что произошло, да и ты, я знаю, тоже.
Он расстегнул молнию на брюках и снял их. Дженни похолодела. Ледяной поток его слов окончательно отрезвил ее.
— Я научу тебя тому, что ты хочешь знать. Но не рассчитывай, что потом я встану в сторонке и буду наблюдать, как ты пойдешь к другому. Ты не из тех, кого можно дешево купить и легко потерять. Если ты отдашься мне, ты останешься моей — Он тяжело дышал, в глазах горел непонятный огонь. — Я объяснил тебе, какое ты сейчас принимаешь решение. А теперь скажи, ты все еще хочешь, чтобы я перереспал с тобой?
— Нет, — еле слышно прошептала Дженни.
Она судорожно сглотнула. Надо было взять себя в руки. Тони шагнул ближе, ей показалось, что он протянул к ней руку. Но он сунул ее под подушку и вытащил оттуда ночную сорочку.
— Надень, — решительно сказал он и отвернулся.
Дженни покраснела от стыда, кровь бросилась в голову, в ушах зазвенело. Она торопливо натянула белье и закуталась в одеяло по самое горло. Потом растерянно посмотрела на Тони. Он надел брюки, а рубашка висела на одном плече.
— Прости… прости меня, Тони, — запинаясь, произнесла она. — Похоже… я немного сошла с ума.
— Да. — Он тяжело вздохнул и с усмешкой посмотрел на нее. — По-моему, у меня тоже поехала крыша. Дело в том, Малиновка, что сегодня всю ночь творилось что-то непонятное с той самой минуты, когда ты появилась в гостиной, похожая на героиню из “Тысячи и одной ночи”. Значит, все это было для Роба, да? И наряд… И песня…
Она кивнула и посмотрела на свои коротко подстриженные ногти без лака.
— Но ты был прав. С моей стороны было просто глупо даже мечтать о чем-то.
— А каким дураком был я? Наверное, просто не хотел видеть то, что бросалось в глаза. Теперь я понимаю, что ты и не думала сопротивляться, когда Роб обнимал тебя. — Он устало потер лицо. — Из всех мужчин тебя угораздило влюбиться в моего брата. — Он, качая головой, пошел к двери. — А он не подходит тебе, Дженни. Совсем не подходит.
— Почему? — вырвался сердитый крик из глубин ее израненного сердца.
Тони на секунду застыл около двери, затем быстро выключил свет. Наступила тишина. Дженни подумала, что, может быть, он ушел, но потом заметила, как его неясная фигура в темноте приближается к кровати, и услышала его насмешливо-печальный голос:
— Ты сама знаешь почему. Вспомни, как он уже не однажды ломал тебя, принуждая стать не такой, какая ты есть. А ты уникальна сама по себе. Если он не может ответить на твою любовь, то какое же счастье ты с ним найдешь? — Он вздохнул и грустно продолжил: — Ты знаешь, почему он не хочет связываться с девственницей? Он привык к безответственному сексу. А с тобой он не может поступить как с остальными, то есть попользоваться и бросить. Только дурак на такое способен. А Роберт не дурак. Ты ему понравилась. Я не слепой и вижу это. Но он слишком циничен, чтобы связать себя с одной женщиной. Твоя любовь к нему — пустой номер, Дженни.
Пока он говорил, из глаз девушки снова потекли слезы. Тони провел рукой по ее щеке и почувствовал влагу.
— Бедная моя! Подвинься, — сказал он, взобрался на кровать, крепко прижал ее к себе и, чтобы хоть как-то успокоить, начал гладить по спине.
От него исходило тепло, и Дженни стало хорошо в его объятиях. Он сочувствовал ей и старался облегчить ее страдания. Они довольно долго лежали молча. Только слышно было, как Тони ласково гладит ее длинные волосы.
— Как хорошо, что мы завтра поедем домой, — устало произнесла она.
Его рука замерла. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул.
— Нет, домой мы не поедем. По крайней мере не завтра. И не послезавтра. Нам придется остаться, — решительно сказал он.
— А почему? — растерянно спросила она.
Он не ответил. Дженни приподнялась на кровати, пытаясь посмотреть ему в глаза. Но в темноте лишь неясно светился его едва различимый силуэт.
— Ты же говорил, что хочешь уехать, Тони, — напомнила она.
— Это было тогда, а сейчас все по-другому. — Он погладил ее по щеке. Дженни показалось, что в темноте блеснули его глаза. — Я… я так много передумал.
Безысходность, с которой прозвучал его голос, усилила тоску в душе Дженни.
— Расскажи, — мягко попросила она, желая помочь ему облегчить его боль, так же как он помог ей.
Он беспокойно завозился, отодвинулся и заложил руки за голову.
— Дженни, мне казалось, что ты нуждаешься в разнообразии. Ты же не жила, а существовала, совсем не бывала среди людей. Никак не могла оправиться после смерти отца и продолжала страдать. Я думал, что привезу тебя сюда и немножко расшевелю. Только не учел, что Роб… что он тебе понравится. Я хотел сделать тебя счастливой. — Он повернулся к ней и ладонью дотронулся до ее щеки. — И теперь я повезу тебя домой и буду смотреть, как ты тоскуешь по нему? Надо во всем разобраться здесь.
Дженни бессильно откинулась на кровати и тихо вздохнула.
— А в чем разбираться? Ты же слышал, он знать меня не хочет.
— Но зато ты по нему умираешь.
— С этим ничего не поделаешь.
Они помолчали. Потом Тони немного придвинулся к ней и склонил над ней голову. Одной рукой он нежно убрал волосы с ее виска.
— Может, я тебе помогу, Дженни. Если, конечно, ты разрешишь мне. — Голос его был полон любви и желания.
— Что… что ты имеешь в виду? — еле прошептала она внезапно пересохшими губами. Наконец все встало на свои места. У нее словно открылись глаза. В мозгу завертелась мысль: Тони хочет ее и всегда хотел, только она, занятая своими переживаниями, словно ослепла.
Вдруг в комнате вспыхнул свет. Ослепленные и растерянные, они обернулись на дверь. Там стоял Роберт, лицо его застыло, как маска. Только глаза были живые и горели, как два уголька. Он оглядел лежащую пару и шагнул из комнаты. Свет погас. Дверь закрылась. Они остались в кромешной темноте. Вдвоем. И все же не одни. Словно непреодолимая стена, между ними осталась тень Роберта.
— Я убью его, — прорычал Тони, отбросив одеяло, и вскочил с кровати.
— Тони, нет!
Дженни попыталась его задержать, но тщетно. В два прыжка он оказался у двери, рванул ее и закричал вслед брату:
— Какого черта тебе тут нужно?
Дженни затаила дыхание. Ответа она не услышала. Тони исчез в коридоре. Отчетливо раздался звук удара, тяжелое дыхание дерущихся людей, кто-то с грохотом упал.
Сердце Дженни готово было выпрыгнуть из груди; она вскочила с кровати и ринулась в коридор.
— Дважды за одну ночь — это перебор, Тони, — глухо, отрывисто, с угрозой произнес Роберт.
Он стоял согнувшись и судорожно хватая воздух ртом. Тони валялся на ковре в дальнем конце коридора.
— Тебе же сказано было, держись подальше от Дженни, — прорычал Тони, поднимаясь на ноги.
Роберт двинулся к нему, сжав кулаки.
— Лицемер! Ах ты, лицемер! Я готов был убить тебя, когда увидел там, в комнате. Ты же сам сказал, чтобы без шуток. Что с ней нельзя играть. А сам, черт тебя побери, затеял игру?
— А с какой стати ты открыл дверь? — бросил в ответ Тони, вставая в защитную стойку.
— Прекратите! — закричала Дженни, чувствуя, что она не в силах предотвратить неминуемую драку.
Все было бесполезно. Они даже не услышали ее.
— Я искал там тебя, братец.
— Черта с два ты меня искал.
Тони бросился на брата. Роберт сделал обманный выпад вперед и тут же, слегка откинув голову, отскочил вбок. В результате Тони оказался на полу.
— Ты воспользовался ее состоянием, ублюдок, — выпалил Роберт.
— А что, если и так? — ответил Тони. — Ты довел ее до того, что она готова была лечь в постель с первым встречным.
— Тони! — взмолилась Дженни.
Но он не слушал. Он сильно ударил рукой Роберта по ногам и свалил его на пол. Завязалась жестокая драка. Вдруг в коридоре раздался резкий, как удар хлыста, голос Эдварда Найта:
— Прекратите! Роберт! Тони! Перестаньте сейчас же. Я не потерплю кулачных разборок в своем доме.
Дженни вжалась в стену, когда он суровым воплощением правосудия прошел мимо нее. Братья отцепились друг от друга и, все еще тяжело дыша, поднялись на ноги. Эдвард Найт с презрением оглядел их и сердито взмахнул рукой
— Марш по своим комнатам! И не смейте выходить до утра. Утром поговорим. И хорошенько запомните — к завтрашнему разговору обоим явиться с остывшей головой. Иначе я вас просто за уши выкину отсюда.
Ни один из них не двинулся с места.
Эдвард Найт распахнул сначала дверь одной комнаты, потом другой.
— Ну что, вы ждете, когда выйдет мама?
Тони отступил первым. Он резко повернулся на пятках, прошел в комнату и со стуком захлопнул дверь.
Эдвард Найт посмотрел на старшего сына.
— Я не ожидал от тебя такого, Роберт, — сердито произнес он.
— Может, я сам от себя не ожидал, — ответил Роберт. Потом тоже повернулся и скрылся в своей комнате, закрыв за собой дверь едва ли тише брата.
Эдвард Найт тяжело вздохнул, плечи его опустились. Дженни хотела незаметно ускользнуть в свою комнату, чтобы не слышать его осуждающих слов, но потом подумала, разве дело в словах, которые он скажет. Она его гостья, и он совсем запрезирает ее, увидев, как она трусливо сбежала. Он повернулся в ее сторону и, как показалось Дженни, немного сбавил шаг. Она с трудом заставила себя посмотреть ему в лицо и встретила суровый взгляд.