ГЛАВА ПЕРВАЯ
Внимание Адама Кэйзелла привлекла многочисленная группа местных ребятишек, вошедшая в фойе, — довольно странное явление для такого роскошного отеля, как «Ле Рояль», туристической Мекки Пномпеня, особенно в час коктейля. Адам как раз направлялся в знаменитый «Элефант-бар», где его уже ждали коллеги, но остановился, чтобы посмотреть на живописную группу — все дети, одетые в одинаковые черные штаны и белые блузы независимо от пола, были оживлены и чем-то взволнованы.
А потом он увидел сопровождавшую их девушку и застыл как вкопанный. От ее изысканной экзотической красоты у него перехватило дыхание, сердце норовило выскочить из груди, а в голове не осталось ни единой мысли.
Ее бледная гладкая кожа светилась, как жемчужная раковина.
Длинные блестящие черные волосы струились по спине до самой талии.
Черные бархатные глаза в обрамлении длинных густых ресниц имели миндалевидную форму с чуть приподнятыми вверх уголками.
Прямой элегантный носик с идеально вырезанными ноздрями и самый чувственный из всех виденных Адамом рот — полные розовые губы без признаков помады — завершали совершенную картину. Насколько Адам мог видеть, на лице девушки вообще не было косметики — природное произведение искусства.
Она не была камбоджийкой, как дети.
Она была высокой и стройной, обладала врожденной грацией, и какую бы страну она ни называла своей родиной, было видно, что в ней смешались гены самых различных рас. Адам не сомневался в том, что раньше не видел этой девушки. Она не имела себе равных по красоте даже среди того легиона неизменно красивых женщин, которые прошли через жизнь Адама.
Сконцентрировав все свое внимание, Адам мысленно приказал ей посмотреть на него.
Она не посмотрела.
Она была полностью поглощена детьми, которые смотрели на нее, как на богиню, сошедшую с небес на землю.
— Кого я вижу! — Удивленный возглас исходил от его нынешней любовницы Талии Лимэн. — Вот уж кого не ожидала тут встретить, так это Розали Джеймс! — Собственническим жестом она взяла Адама под руку.
Когда он покидал их номер, Талия сушила феном свои длинные белокурые волосы — занятие, всегда навевающее на Адама скуку, переходящую в раздражение. Он бросил быстрый взгляд на свою спутницу, чтобы убедиться, что она говорит именно о заинтересовавшей его девушке.
Сомнений не было, поскольку взгляд Талии был направлен именно на нее. Она подняла руку и крикнула:
— Розали! Привет!
Незнакомка нахмурилась, затем подняла голову и осмотрелась. Взгляд блестящих темных глаз скользнул по Адаму и остановился на Талии — извиняющаяся улыбка, приветственный кивок, и снова все ее внимание сосредоточилось на детях.
— Должно быть, ее очередная благотворительная акция, — прокомментировала Талия. — Пойдем, дорогой. Все уже наверняка ждут нас в баре.
То, что незнакомка не заметила его, задело Адама. Это было по меньшей мере непривычно, — при росте метр восемьдесят пять, широких плечах, мускулистой фигуре и лице, которое большинство женщин находило красивым, Адам выделялся в любой толпе. К тридцати восьми годам в его темно-русых волосах появились первые седые нити, но это лишь придавало ему шарма.
— Кто такая Розали Джеймс? — требовательно спросил он у Талии.
Ответом ему был недоверчивый взгляд.
— А ты не знаешь?
— Если бы знал, не спрашивал, — резко ответил он. Ему была нужна информация, а не бессмысленные пререкания.
Розали — королева подиума. Самые знаменитые европейские и американские модельеры считают большой удачей, если она соглашается представлять на показе их творения. В случае ее согласия все остальные модели для них просто не существуют.
— Мне послышался цинизм?
Талия криво усмехнулась.
— Это чистая правда — ей первой делаются все выгодные предложения. Но на нее даже злиться невозможно. Знаешь, когда она не занята, то все свое время посвящает детям-сиротам. Могу поспорить, что Розали отдает на благотворительность все свои баснословные гонорары. В свете она появляется очень редко, на вечеринках и прочих тусовках не бывает вовсе. — Талия бросила на Адама понимающий взгляд. — Розали — не твой тип, дорогой.
— Не мой, — согласился он, и они прошествовали в бар.
Но Розали Джеймс не шла из его головы, ее образ отпечатался в его сознании, интригуя и раздражая одновременно. Почему такая красивая и известная девушка тратит на благотворительность все свое свободное время, не говоря уже о деньгах? Что ею движет?
Адам любил вызов. Эйфория от очередного успеха в бизнесе быстро проходила, поэтому, наладив дело, он немедленно брался за следующее. Его очередной задумкой было наладить регулярные авиаперелеты в Юго-Восточную Азию, но не по традиционным туристическим маршрутам, а по еще мало освоенным. Именно поэтому он и находился сейчас в Камбодже.
По мнению Адама, в Камбодже есть много что посмотреть и чему удивиться. Здесь, в Пномпене, — Королевский дворец и Серебряная пагода с потрясающими фигурами Будды, одна из которых инкрустирована девятью тысячами бриллиантов, другая выполнена из хрусталя баккара. А Ангкор-Ват — потрясающий комплекс храмов, построенных в двенадцатом столетии? Его по праву можно считать одним из чудес света, достойным внимания и восхищения.
Адам привез с собой нескольких ответственных работников компании, разрешив им взять в поездку своих женщин, и когда они с Талией вошли в «Элефант-бар», все они уже были там, бурно делясь впечатлениями от посещения Ангкор-Ват. Оставив Талию с ними, Адам отошел к стойке, чтобы заказать напитки.
— Я видел, как в отель вошла группа местных детей, — сказал он, обращаясь к бармену. — Что они здесь делают?
— Они пришли спеть перед группой туристов, которые согласились участвовать в лотерее, весь сбор от которой будет перечислен в их приют. Такое благодарственное выступление. Это мисс Джеймс все организовала.
— Вы знаете мисс Джеймс?
Бармен кивнул и улыбнулся.
— Дети называют ее ангелом. Она и поет как ангел. Она очень много делает для здешних сирот.
Адам нахмурился. Ангел? Она вовсе не показалась ему бестелесным существом. Ее воздействие на него было весьма и весьма физическим. Чувственным. Сексуальным. Тем более его задело полное невнимание к его персоне. Даже отвечая на приветствие Талии, она полностью проигнорировала ее спутника, как будто ей совсем не было интересно, кто сопровождает ее коллегу по подиуму.
Любой из его знакомых женщин было бы любопытно. Они, как бабочки на свет, летят на запах денег. Талия — одна из них. Адам не видел ничего зазорного в такой ситуации, воспринимая ее естественно, с легкой долей цинизма. Ему нравилось, когда рядом находилась красивая, часто известная женщина, и он с удовольствием потакал ее прихотям, пока длились их отношения.
То, что Розали Джеймс проигнорировала его, особенно тогда, когда ему хотелось быть замеченным, очень раздосадовало Адама. Но он не сомневался, что скоро забудет об этом происшествии, поскольку они с мисс Джеймс живут на разных планетах. Преследовать ее, похоже, не имеет смысла — если верить увиденному и услышанному, ее приоритетом является благотворительность, а его — земные, греховные удовольствия.
Адам попытался выбросить Розали Джеймс из головы и включился в обсуждение того, стоит ли его компании «Сатурн эйрлайн» устанавливать регулярное чартерное сообщение с Камбоджей. Но когда они переходили из бара в ресторан, он услышал пение… и замер. Ее голос — он не сомневался, что пела Розали, — был действительно ангельским.
Ни один из певцов и певиц, с которыми его компания «Сатурн рекордз» заключала контракты в течение многих лет, не обладал голосом такой чистоты, диапазона и глубины. Адам почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Розали Джеймс могла бы стать звездой мировой величины. И все еще может. С ее внешностью, талантом…
Затем вступили дети — они пели не столько музыкально, сколько громко и вдохновенно, но не могли заглушить голос Розали.
Забудь о ней, решительно приказал себе Адам.
Тем более что звукозаписывающую компанию он давно продал.
А значит, нет никакого смысла искать знакомства с мисс Джеймс — ни в личном, ни в профессиональном плане.
В следующий раз Адам увидел ее шесть месяцев спустя и снова был потрясен ее красотой.
Это случилось в Нью-Йорке, на премьере «Принцессы Турандот» в «Метрополитен-Опера». Адам не был большим поклонником оперы, но был вынужден пойти, поскольку весь сбор от нее шел на благотворительность и, кроме того, его последняя подруга Саша Ривкин обожала такого рода мероприятия, где можно было увидеть различных знаменитостей и погреться во вспышках фотокамер. Их роман с Адамом находился еще в той стадии, когда ему было приятно доставлять ей удовольствие.
Вместе со своими друзьями они занимали угловую ложу, и Саша поторопилась занять лучшее место, чтобы иметь возможность наблюдать за публикой, особенно в двух центральных ложах и первых рядах партера.
Но внимание Адама было целиком приковано к ложе напротив, поскольку в вошедшей туда под руку с мужчиной женщине он узнал Розали Джеймс.
Ее гладкие черные волосы были уложены на макушке, открывая длинную лебединую шею, на которой переливалось ожерелье из рубинов и бриллиантов.
Ее изумительную фигуру плотно обтягивало темно-красное бархатное платье с глубоким вырезом в форме сердца, подчеркивающим соблазнительную ложбинку между грудями. Она выглядела… королевой. Если бы на ней была тиара, люди, несомненно, стали бы гадать, к какой королевской семье она принадлежит.
Она заняла свое место и улыбнулась сопровождавшему ее мужчине — высокому, широкоплечему, мускулистому. Он был примерно одного возраста с Адамом, в его каштановых волосах поблескивала седина. Мужчина ответил Розали теплой и нежной улыбкой.
Адам никогда не знал ревности, но тут она накатила на него такой яростной волной, что у него потемнело в глазах. Если бы взгляд мог убивать, спутник Розали исчез бы с лица земли, рассыпавшись на мельчайшие атомы. Адам чувствовал себя обманутым, обокраденным, разозленным на превратности судьбы, отдавшей эту женщину не в его руки, а в руки этого незнакомца, который ничем не был лучше его.
— Это же Розали Джеймс! — возбужденно прошептала Саша, узнав самую загадочную из топ-моделей. — На ней платье из последней коллекции Беллаванти! Наверняка она взяла его напрокат для этой премьеры. О-о, а ожерелье! Наверняка от Бергофф. Господи, везет же некоторым!
Саша исходила завистью, а Адам испытал внезапное облегчение оттого, что ее королевский наряд — не подарок щедрого любовника.
— А кто ее сопровождает? — раздраженно спросил он.
— Не знаю. Какой-нибудь богач с безразмерным кошельком. Но очень даже ничего.
Эти циничные слова разозлили Адама еще больше.
— Джеймс… Джеймс? Имеет ли она какое-нибудь отношение к тенору, который сегодня дебютирует в заглавной партии? — спросила одна из женщин, сидящих в их ложе.
Адам развернул красочную программку. Имя тенора было Цун Ши Джеймс.
— Она же не китаянка, — не без сарказма заметил он.
— Ты просто не читал его биографии, Адам, — последовал не менее саркастичный ответ. — Цун Ши родился в Китае, но его родители тайно вывезли его в Австралию, чтобы он имел возможность развить свой уникальный голос. Его официально усыновила семья бывшего посла Австралии в Китае, Эдвард и Хилари Джеймс. Они наняли ему преподавателей из Сиднейской консерватории, потом он выиграл стипендию…
— Между прочим, Розали Джеймс тоже австралийка, — заметила Саша. — Вполне может быть, что между ними есть связь.
Австралийка? Вряд ли. В ее внешности нет ничего англо-австралийского, а ее спутник со своими рыже-каштановыми волосами вообще похож на шотландца. Огромного свирепого шотландца, схватившего в свою лапищу ее тонкую хрупкую руку, как только свет в зале стал гаснуть.
Первый акт оперы прошел для Адама в красном тумане ярости и ревности. Он не мог оторвать взгляда от Розали и ее шотландца, которые с неподдельным восторгом следили за действием. Она ни разу не отвела взгляд от сцены и не посмотрела по сторонам. Каждый раз, когда начинал петь Цун Ши, Розали подавалась вперед и замирала. Может быть, он на самом деле ее брат?
Даже Адам, далекий от оперы, не мог не признать, что голос у молодого певца действительно потрясающий. Но вряд ли только этот факт вызывал бы у Розали такой восторг. Тем более она сама пела божественно, хотя и без того профессионализма, который приходит с годами учебы. Но не следовало забывать, что весь сбор от премьерного спектакля шел на благотворительность. И, скорее всего, это первая причина, почему Розали Джеймс находится здесь.
Ее рука в лапе шотландца острым шипом засела в сердце Адама, являясь источником все возрастающего раздражения.
Адам едва дождался окончания спектакля — ужин в дорогом ресторане был куда больше в его вкусе.
Следующая встреча произошла через три месяца.
Неожиданная.
Незапланированная.
С тем же ошеломляющим эффектом, но с одной существенной разницей — на этот раз Адама не сопровождала женщина. Розали Джеймс тоже была одна.
Теплый воскресный день как нельзя лучше соответствовал поездке за город. Адам гнал свой «астон-мартин» в Дэвенпорт, чтобы забрать дочь, которая гостила у своей лучшей школьной подруги, приходившейся племянницей графу Стэнторпскому.
Бывшая супруга Адама была в восторге от этой дружбы — впрочем, Сара всегда была жутким снобом. Узнав, что первую неделю летних каникул Кейт проведет в Дэвенпорт-Холле, Адам не стал возражать, видя, что дочка хочет этого сама.
Его единственной дочери от единственного брака недавно исполнилось тринадцать, и она была… замечательной. Адам гордился ею и всегда радовался возможности провести с ней время. Они много путешествовали, занимались самыми разными вещами, которые ее мать непременно осудила бы, и много веселились.
Сара любила только Англию и чувствовала себя счастливой только здесь. Одной из причин их развода спустя три года после заключения брака было ее категорическое нежелание колесить по свету вместе с мужем. Сейчас она была замужем за членом парламента и представляла собой просто-таки идеальную жену политика, занимаясь публичной благотворительностью и ведя активную светскую жизнь.
Адам был искренне рад за нее. Между ними не было вражды, а развод состоялся по обоюдному желанию со щедрыми отступными со стороны Адама. Он и сейчас беспрекословно дает Саре деньги, стоит ей сказать, что это для дочери. Деньги, по мнению Адама, были залогом спокойствия и гармонии в такого рода отношениях. Он имел возможность беспрепятственно встречаться с дочерью, когда хотел, проводить с ней выходные и каникулы. То, что Кейт изъявила желание погостить у подруги, честно говоря, немного задело Адама. Неужели им с Селестой не надоела компания друг друга в школе? Или же пребывание в Дэвенпорт-Холле было слишком лакомой приманкой?
Въехав в ворота, Адам медленно покатил по дороге, по обе стороны которой высились вековые деревья, ветви которых переплелись, придав дороге вид тоннеля. У него родилось странное чувство, что он попал в тоннель безвременья. Кейт рассказывала ему, что поместью около четырехсот лет, и, судя по толщине стволов, деревьям примерно столько же.
Объехав массивный каменный фонтан, Адам затормозил у трехэтажного особняка, большая часть каменных стен которого была увита плющом.
Основательность и незыблемость — таковы были первые впечатления Адама. Он не был помешан на многовековых родословных и глубоких корнях, но не мог не признать, что в такой незыблемости и неизменности есть определенная притягательность. Может быть, именно ощущение стабильности и защищенности привлекло сюда Кейт? Или же это влияние Сары с ее стремлением «ввинтиться» в высшее общество и стать там своей?
В дверях Адама уже поджидал пожилой дворецкий, наверняка прослуживший в этом доме не один десяток лет. Когда Адам назвался, дворецкий пригласил его пройти вслед за ним и повел через огромный, устланный красным ковром холл, стены которого были увешаны портретами. Адам невольно подумал, что ни за что не хотел бы, чтобы на его плечах лежал груз подобного наследия, раз и навсегда определив образ его жизни.
Дворецкий препроводил его во внушительных размеров гостиную, обставленную с богатой элегантностью. Она была разбита на три условные зоны, в каждой из которых вокруг массивного стола стояли диваны и кресла. Комнату заливал яркий солнечный свет, проникающий через шесть огромных окон. С дивана, стоящего напротив мраморного камина, навстречу Адаму поднялись мужчина и женщина.
— Мистер Адам Кэйзелл, милорд, — объявил дворецкий.
Граф Стэнторпский был высоким и худощавым, но без того налета изнеженности и упадочничества, которые Адам был склонен приписывать английской аристократии. В темных глазах графа светился ум, рукопожатие было крепким и теплым.
— Хью Дэвенпорт, — представился он, давая понять, что можно обойтись без формальностей. — Рад познакомиться с отцом Кейт. А это моя жена Рибел[1].
Неожиданное имя для великосветской дамы, да и вся ее внешность тоже — копна черных вьющихся волос, ниспадающих на плечи, ореховые глаза, немного резкие черты, смягченные теплой обаятельной улыбкой.
Адам улыбнулся в ответ и протянул хозяйке руку.
— Надеюсь, поездка из Лондона в Дэвенпорт показалась вам приятной, мистер Кэйзелл.
— Адам, пожалуйста.
— Благодарю. — Ее улыбка стала насмешливой. — Я теперь очень осторожна при знакомстве, Адам. У нас в Австралии все намного проще, а здесь столько условностей…
Еще одно обескураживающее открытие — оказывается, рафинированный английский граф женат на австралийке. Надо понимать, он тоже бунтарь?
— Присаживайтесь, — Рибел указала на одно из кресел. — Дети играют на улице с собаками, но должны вот-вот вернуться.
Не успела она договорить, как в гостиную с криком ворвалась Кейт.
— Папочка! Я видела, как ты подъехал!
Вслед за Кейт в комнату вбежала Селеста, за которой с лаем неслись два йоркширских терьера.
— Мы бежали, но вы все равно нас опередили, мистер Кэйзелл. Флаффи, Баффи, замолчите!
Тут на пороге показались двое маленьких мальчишек. Увидев незнакомца, они остановились. Затем тот, который казался постарше — лет пяти, окинув Адама внимательным взглядом, заметил:
— Он такой же большой, как и дядя Закари, да, мам?
Рибел рассмеялась.
В этот момент в комнату вошла Розали Джеймс.
И посмотрела прямо на него.
И в Адаме вдруг вспыхнуло чувство глубокой уверенности, что тоннель безвременья привел его именно туда и тогда, куда и когда следовало.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Итак, это Адам Кэйзелл… отец Кейт… Как правильно заметил ее племянник, он был таким же большим, как и Закари Ли, но было ли его сердце таким же большим, как у Закари? Судя по рассказам Кейт, отнюдь. У Розали сложилось впечатление, что девочка очень несчастна из-за ситуации в ее семье. Селеста же считала, что отец ее подруги просто потрясающий, но это было поверхностное впечатление тринадцатилетней девочки от бесспорно красивого и могущественного миллиардера.
Но Розали не могла не признать, что Адам Кэйзелл действительно производит впечатление. Под взглядом его серебристо-серых глаз ей стало тревожно и неуютно — она как будто почувствовала, что этот мужчина способен без труда сломать ту стену, которой она много лет назад окружила свое сердце. Она смотрела ему в глаза, не в силах отвести взгляд, и чувствовала, как слабеют ее колени.
Ее спас Хью, подведя к гостю своих сыновей.
— Это Джеффри и Малколм, — представил он.
Адам был вынужден сосредоточить внимание на мальчиках, и Розали хватило этого времени, чтобы взять себя в руки.
— А это Розали Джеймс, сестра Рибел.
Избежать рукопожатия было невозможно. Рука Розали утонула в его теплой сильной ладони — ей показалось, что одним этим прикосновением он выжег на ней свое клеймо.
Но она никогда и никому не будет принадлежать. Ни-ког-да!
— Сестра? — Теперь в его глазах плескалось удивление. Он перевел взгляд на Рибел, затем снова на Розали и нахмурился. — Не вижу никакого сходства.
— В семье Рибел все дети были приемными, мистер Кэйзелл, — пояснила Селеста. — И все разных национальностей: Рибел англичанка…
— А вы? — спросил он Розали, пронзив ее взглядом серых глаз, как кинжалом.
В ней немедленно сработал защитный инстинкт — не допускать ничего личного в отношениях с этим человеком, иначе она пропала.
— Предпочитаю, чтобы моя личная жизнь оставалась действительно личной, мистер Кэйзелл, — с достоинством ответила она, надеясь, что ее слова не прозвучали слишком резко.
— Адам, — поправил он.
Розали взглядом дала понять, что ей не по душе подобная фамильярность. Этот мужчина, дай ему палец, отхватит всю руку. Она перевела взгляд на свою не в меру разболтавшуюся племянницу.
— Селеста, давай дадим возможность Кейт поговорить с отцом, ведь она не видела его… Сколько ты не видела своего отца, Кейт?
Адам не сомневался, это был целенаправленный выпад, чтобы заронить в нем чувство вины. К счастью, своим ответом Кейт невольно разрядила обстановку.
— Папа проводит со мной почти все свое свободное время, когда оно у него появляется, — небрежно ответила девочка.
Адам рассмеялся и отпустил наконец руку Розали. Распахнув объятия, он воскликнул:
— Иди, я тебя обниму, моя дорогая!
Лицо девочки вспыхнуло от неподдельной радости. Она впорхнула в объятия отца, и он закружил ее вокруг себя.
— Пап, я уже не маленькая, — запротестовала Кейт, но было заметно, что она очень рада такому открытому проявлению его любви.
Он поставил ее на пол с преувеличенно унылым видом.
— Ох уж этот переходный возраст, — простонал он. — Ну почему все сразу становится таким сложным?
— Никуда не денешься — придется тебе смириться с тем, что я выросла.
— Похоже, именно этим мне придется заниматься все каникулы, — с покорным вздохом согласился Адам.
— Надеюсь, нескольких недель окажется достаточно, — подыграла Кейт.
Все рассмеялись.
— Итак, как вы провели эту неделю? — спросил Адам, вовлекая в разговор Селесту. — Может быть, мы присядем и вы расскажете, как проводят свободное время взрослые девушки вроде вас?
Селеста с радостью откликнулась на приглашение, а Розали не могла не подумать о том, что Адам Кэйзелл, бесспорно, наделен огромным природным обаянием. В большой компании, в присутствии наследного графа он все равно казался королем.
Розали намеренно заняла дальнее кресло чуть в стороне от остальных, чтобы иметь возможность наблюдать. Она чувствовала, что Адам заметил ее отчужденность и рано или поздно попытается преодолеть ее, но сейчас решила воспользоваться короткой передышкой.
Адам Кэйзелл производил впечатление энергичного, уверенного в себе, волевого и умного человека, безусловного лидера по натуре, что объясняло успех, которого он неизменно добивался во всем, за что бы ни брался. К тому же он был опасно привлекательным и обаятельным, но ни в коем случае не плейбоем — резкие черты его лица не позволяли назвать его классически красивым, но придавали его облику мужественность и притягательность. Такое лицо обычно нравится и мужчинам, и женщинам. Суровый облик смягчали слегка взлохмаченные темные волосы, делавшие его более доступным и по-мальчишески очаровательным.
Джеффри и Малколм уже явно прониклись к нему доверием. Совсем как к Закари Ли.
Это внезапное открытие не понравилось Розали и вернуло ей первоначальный воинственный настрой. Пусть Адам Кэйзелл так же высок и так же широкоплеч, как и ее Большой Брат, но на этом их сходство заканчивается: Закари из тех, кто отдает, а Адам — из тех, кто берет или даже отнимает.
Розали инстинктивно потерла руку, будто хотела стереть следы его прикосновения. Адам заметил ее жест, и она тут же прекратила, чтобы не дать ему повода думать, что он оставил на ней свою отметину.
Обычно Розали спокойно реагировала на любое проявление внимания к своей персоне, но внимание Адама было каким-то более… личным, интимным, тревожащим. Она хотела избавиться от этого наваждения и в то же время…
Розали переключила свое внимание на Кейт. Ей очень понравилась эта девочка — яркая, умная, самобытная, обладающая совершенно недетской способностью очень точно оценивать людей и устанавливать с ними отношения. Но Розали не мог не обеспокоить налет цинизма, с каким Кейт говорила о некоторых вещах, которые, судя по всему, огорчали или разочаровывали ее. Для тринадцати лет она была покрыта слишком толстой броней, призванной оберегать ее от сердечной боли.
Что ж, привилегированное положение еще не является гарантией счастливого детства. Селесту, своими белокурыми волосами и голубыми глазами походившую на ангелочка, сам Хью раньше называл не иначе как «дурное семя» — ее исключали то из одной, то из другой школы за возмутительное поведение, пока в их семью не вошла Рибел. Она немедленно взялась за спасение осиротевшей племянницы Хью, и преуспела в этом.
Конечно, Розали не считала, что дочь Адама Кэйзелла требуется спасать. Обладая сильной волей, девочка сама могла постоять за себя. Видимо, характером она пошла в отца. Кроме характера, она унаследовала его темные, чуть вьющиеся волосы и некоторые черты лица — широкие брови и четко очерченный подбородок, но ее губы были мягче и полнее, а серый цвет глаз теплее. Она была высокой, но хрупкого сложения. Розали не сомневалась, что Кейт станет замечательной красавицей, когда вырастет и окончательно оформится.
Но сейчас ей требовались внимание и забота, потому что девочка явно чувствовала себя одинокой. У нее была мать, слишком увлеченная светской жизнью и озабоченная продвижением своего нового мужа на вершины политического Олимпа, чтобы уделять достаточно внимания дочери; отчим, которому, по существу, не было до нее дела, и отец, который периодически появлялся в ее жизни, как праздник, предлагая развлечения и горы мороженого, но так же быстро исчезал, не успев понять, что девочке нужны вовсе не сладости, а ощущение стабильности и защищенности. Ничего удивительного, что Кейт очень понравилось гостить в доме Селесты.
— Розали…
При звуке своего имени, произнесенного его голосом, она почувствовала, как сердце ускорило ритм. Серебристые глаза-пули смотрели на нее в упор, требуя внимания.
— Я просто только что вспомнил, где видел вас в последний раз, — с улыбкой произнес Адам.
Работа топ-модели давно сделала ее публичной персоной, поэтому она не увидела ничего странного или неожиданного в том, что их пути с Адамом Кэйзеллом могли пересечься. Скорее всего, он сопровождал какую-нибудь из своих любовниц на показе мод.
— На премьере «Принцессы Турандот» в «Метрополитен-Опера» в Нью-Йорке, — сказал он, немало удивив ее.
— Вы были там?! — восторженно воскликнула Рибел. — Значит, вы слышали, как пел Цун Ши?
Адам кивнул.
— У него потрясающий голос.
— Он наш брат, — с гордостью сообщила Рибел. — Мы все были на премьере. Вся семья. Это был незабываемый вечер, правда, Розали?
— Да.
Она не видела Адама Кэйзелла на премьере, и ей была неприятна мысль о том, что он наблюдал за ней, когда она этого не знала. С другой стороны, в тот вечер она, кроме всего прочего, работала — ей заплатили за то, чтобы она надела платье и колье в качестве рекламы.
Адам, сидевший на диване, подался чуть вперед, как огромный кот, готовый к прыжку.
— И сколько же вас в семье, Рибел?
Та рассмеялась.
— Четырнадцать. Четырнадцать детей плюс их мужья, жены и дети и наши замечательные родители. Мы заняли всю ложу в «Метрополитен-Опера», помнишь, дорогой? — обратилась она к мужу с улыбкой. Это был действительно незабываемый вечер, — ответил Хью.
Адам кивнул, соглашаясь.
— Жаль, что тогда мы не были знакомы. Должен признаться, я заметил только Розали. — Когда он обратил свой взгляд на нее, на его губах играла чуть ироничная улыбка. — От такой красоты просто невозможно было отвести взгляд.
В ответ на этот комплимент Розали лишь сухо улыбнулась.
— В тот вечер я, кроме всего прочего, работала.
— А рыжеволосый мужчина, сопровождавший вас?
— Это был Закари Ли, — ответила Рибел. — Наш Большой Брат.
В глазах Адама Розали заметила облегчение и удовлетворение. Похоже, он решил, что одним соперником меньше. Ей снова стало не по себе при мысли, что он не просто видел ее, а пытался понять, насколько близкие отношения связывают ее со спутником.
— Между всеми нами нет кровного родства, поэтому мы не похожи друг на друга, — заметила она.
— Дядя Зак — американец, — проинформировала Селеста.
— Мы все очень уважаем его и считаемся с его мнением, — быстро вмешалась Розали, не желавшая, чтобы словоохотливая Селеста начала перечислять всех остальных родственников. Требовалось немедленно сменить тему. — И часто вы ходите в оперу?
— Нет.
— Но это была премьера, — ответила Кейт за него, — а папины подружки ну о-о-оченъ любят всякие премьеры.
— Кэти, прекрати, — добродушно пожурил ее отец. — Я и тебя брал с собой на несколько. На «Гарри Поттера»…
Ладно, ладно. — Кейт подняла руки, сдаваясь. — Просто папа больше любит рок-музыку. Что-то я не помню, чтобы на «Сатурн рекордз», когда она тебе принадлежала, записывали классическую музыку, поддела его дочь.
— Но это не значит, что она мне не нравится, — в добродушном голосе Адама послышались предостерегающие нотки.
— Никогда не слышала, чтобы ты слушал диски с классикой, — не унималась Кейт.
— Но мы же не все время вместе.
А вот этого говорить не стоило.
Лицо Кейт напряглось.
— Ты прав, папа. В лучшем случае мне достается пятнадцать процентов твоего драгоценного времени. Что ты, я не жалуюсь! Я рада и этому. И не сомневаюсь, что, когда меня нет рядом, ты слушаешь исключительно оперу. — Сквозь стиснутые зубы девочка улыбнулась Розали. — Простите, мне не стоило вмешиваться. Я действительно не могу знать наверняка, любит мой отец оперу или нет.
— Никогда не стоит говорить за другого человека, — мягко ответила Розали.