1. ЗАВЕДЕНИЕ ДЛЯ ЗВЕРЕЙ

Говорят, дети, которые мечтают водить поезда, на самом деле очень редко становятся машинистами. Если это верно, то мне несказанно повезло, ведь я уже в два года твердо и определенно решил, что буду изучать животных. Ничто иное меня не занимало.

Все годы, пока формировалась моя юная личность, я, как пиявка, держался за свое решение и доводил до отчаяния родных и близких, принося в дом всевозможных пойманных или купленных тварей — от обезьян до простых садовых улиток, от скорпионов до филинов. Озадаченные таким карнавалом фауны, родные утешали себя мыслью, что это у меня временное увлечение и скоро я вырасту из него. Но с каждым новым приобретением мой интерес к животным становился все острее и глубже, и задолго до моего двадцатого дня рождения я совершенно точно знал, кем стану: сперва буду отлавливать животных для зоопарков, а со временем, нажив на этом деньги, заведу собственный зоопарк.

Замысел этот не казался мне таким уж безрассудым или диким, но спрашивалось, как его осуществить. К сожалению, школ для начинающих звероловов не было, и никто из профессионалов не стал бы нанимать человека, наделенного только безграничным энтузиазмом и не имеющего почти никакого практического опыта. Вряд ли мне поможет, твердил я себе, если я приду и скажу, что выкармливал ежат или выращивал гекконов в жестяной банке. Зверолов обязан точно знать, как схватить за глотку жирафа или увернуться от атакующего тигра, а приобрести такой опыт, живя в приморском городке в Англии, чрезвычайно трудно. Я только что весьма наглядно убедился в этом. Один мой знакомый, который, как мне было известно с его слов, взялся выкормить теленка лани, позвонил и сообщил, что его семья переезжает в Саутгемптон, поэтому он вынужден расстаться с этим прелестным домашним животным. Малыш, утверждал он, совсем ручной, хорош воспитанный, и отец может привезти его мне хоть завтра.

Я не знал, как поступить. Мамы — единственного члена семьи, с некоторым сочувствием относившейся к моему увлечению дикой фауной, — в эту минуту не было дома, и я не мог спросить ее, как она посмотрит на то, что мой и без того уже обширный зверинец пополнится ланью, хотя бы и теленком. А владелец требовал немедленного ответа.

— Папа говорит, если ты откажешься, придется ее прикончить, — мрачно заявил он.

Это решило дело. Я сказал, что буду рад на следующий день получить Гортензию — так звали лань Когда мама вернулась из магазина, у меня была уже приготовлена история, которая тронула бы даже каменное сердце, не говоря уже о чувствительном мамином. Бедная маленькая лань, мало того, что ее разлучили с матерью, так теперь ей еще грозила смертная казнь, если мы не придем на помощь. Неужели мы откажемся? Поняв из моего рассказа, что речь идет о животном ростом с маленького терьера, мама сказала, что ни в коем случае нельзя допускать убийства лани, ведь мы вполне можем (как я подсказал) найти для нее уголок в гараже.

— Конечно, мы ее возьмем, — заключила мама.

После чего позвонила в молочную и попросила оставлять нам сверх обычной нормы еще шесть литров молока в день; маме представлялось, что подрастающей лани нужно много молока.

На другой день большой фургон доставил Гортензию. Как только владелец вывел лань из фургона, стало очевидно, во-первых, что Гортензия — самец, во-вторых, что ему около четырех лет. Элегантная пятнистая шуба, высота в холке около метра, голова увенчана шоколадного цвета рогами с множеством грозных отростков.

— Какой же это детеныш! — в ужасе воскликнула мама.

— Что вы, мэм, — поспешно ответил отец моего приятеля. — Он еще совсем юнец. Милейшее животное, смирный, как пес.

Гортензия провел рогами по калитке — получился звук, напоминающий ружейную перестрелку, потом наклонился и аккуратно сорвал одну из маминых премированных хризантем. Задумчиво жуя цветок, он обратил свой ясный взор на нас. Не дожидаясь, когда мамa придет в себя от неожиданности, я горячо поблагодарил мальчика и его отца, схватил пристегнутый ошейнику Гортензии собачий поводок и повел своего зверя к гаражу. Я ни за что на свете не признался бы маме, что тоже мыслил себе этакого крохотного умилительного Бэмби. Ухлопал немало денег на бутылочку для кормления, а мне привезли нечто вроде красавца, изображенного на известной картине Лэнсье «Олень, отбивающийся от собак»…

В сопровождении мамы мы с Гортензией вошли в гараж, и я еще не успел привязать свою лань, как он проникся сильнейшим отвращением к тачке и попытался — безуспешно — подбросить ее в воздух. Пришлось Гортензии довольствоваться тем, что он опрокинул тачку и разбросал по земле ее содержимое. Я привязал его к стене и живо убрал из гаража все садовые принадлежности, какие только могли вызвать гнев лани.

— Надеюсь, милый, он будет вести себя не очень буйно, — озабоченно произнесла мама. — Ты ведь знаешь, Ларри не выносит никакого буйства.

Я слишком хорошо знал, как мой старший брат относится к любым представителям животного мира, будь то буйные или смирные, и возблагодарил небо за то, что его, а также моего второго брата и сестры нe было дома, когда привезли Гортензию.

— Ничего, освоится на новом месте, и все будет в порядке, — ответил я. — Просто он сейчас немного возбужден.

В эту минуту Гортензия решил, что не желает оставаться один в гараже, и принялся атаковать дверь. Все строение содрогнулось.

— Может быть, он проголодался? — предположила мама, отступая по дорожке.

— Да, видно, в этом все дело, — согласился я. — Ты не принесешь для него моркови и галет?

Мама поспешила за продуктами, необходимыми для умиротворения лани, а я вернулся в гараж, готовый схватиться с Гортензией. При виде меня он обрадовался и наглядно проявил свою радость, ткнув меня рогами в живот. Большинство ланей страшно любят, когда им чешут основание рогов; я убедился, что Гортензия не составляет исключения, и быстро поверг его в полузабытье. К этому времени подоспела большая пачка галет и с килограмм моркови, и Гортензия принялся утолять вызванный путешествием голод.

Пользуясь передышкой, я заказал по телефону солому, сено и овес. Когда Гортензия окончил трапезу, я вывел его погулять на ближайшую площадку для игры в гольф. Он вел себя образцово и по возвращении домой с явным удовольствием устроился на соломенном ложе в углу гаража, получив на ужин сена и овса. Уходя, я надежно запер дверь и лег спать с приятным сознанием, что моя лань уже начала осваиваться на новом месте. Будет у меня на редкость симпатичный домашний зверь, да к тому же я приобрету столь необходимый опыт работы с крупными животными.

Около пяти часов утра меня разбудил странный звук. Казалось, кто-то с правильными промежутками времени сбрасывает мощные бомбы на наш сад за домом… Но ведь это невозможно. Я ломал голову: что бы это могло быть? Судя по хлопанью дверей и глухим проклятьям, которые раздавались в доме, остальные члены семьи тоже недоумевали. Я высунулся в окно, окинул взглядом сад и при свете утренней зари увидел, что гараж раскачивается, словно корабль на штормовой волне. Гортензия требовал завтрак, и выражалось это в том, что он бодал дверь гаража. Я скатился по лестнице вниз, прихватил сена, овса и моркови и умиротворил буяна.

— Что это у тебя в гараже? — осведомился старший брат за завтраком, сверля меня далеко не приветливым взглядом.

Не успел я ответить, что знать не знаю ни о каких гаражах, как мама поспешила мне на выручку.

— Там просто очаровательная, крохотная лань, милый, — нервно сказала она. — Хочешь еще чая?

— Крохотная, говоришь? — возразил Ларри. — А шуму от нее, как от жены мистера Рочестера.

— Она совсем ручная, — продолжала мама, — и она любит Джерри.

— Слава богу, хоть кто-то его любит, — заметил Ларри. — Одно только скажу я вам — держите эту тварь подальше от меня. И без того жить несладко, а тут еще стадо карибу в саду.

Всю эту неделю я был не в чести. Моя мармозетка попыталась рано утром забраться в постель к Ларри и, получив отпор, укусила его за ухо; сороки вырвали с корнем саженцы помидоров, старательно высаженные в грунт другим моим братом, Лесли; наконец, один из ужей совершил побег, и моя сестра Марго обнаружила его за диванной подушкой, о чем возвестила пронзительным визгом. Не удивительно, что и сам я был полон решимости держать Гортензию подальше от своих родных. Увы, моим чаяниям не суждено было сбыться.

Выдался один из редких для английского лета по-настоящему солнечных дней, и мама поддалась соблазну устроить чаепитие в саду. Когда мы с Гортензией вернулись с прогулки, нас ожидало приятное зрелище — вся семья сидела в шезлонгах вокруг стола на колесиках, а на столе мирно стояли атрибуты для приготовления чая, тарелки с бутербродами, кекс с коринкой и большие чашки с малиной и сливками. Выйдя из-за угла, я был озадачен таким сборищем. Зато Гортензия не растерялся. Окинув взглядом мирную картину, он заключил, что путь к убежищу в гараже преграждает уродливый и, очевидно, опасный враг на чехырех колесах — чайный столик. Оставалось только одно… С хриплым блеянием, которое должно было изображать воинственный клич. Гортензия наклонил голову и бросился в атаку. Поводок вырвался из моих рук, и лань с ходу поразила столик так, что еда и посуда полетели в разные стороны.

Мои родные оказались в западне, ведь даже в самую критическую минуту не так-то просто (если вообще возможно) живо выбраться из шезлонга. В итоге маму ошпарило кипятком, сестру облепили бутерброды с огурцами, а Ларри и Лесли поровну разделили малину со сливками.

— Ну, это уже слишком! — бушевал Ларри, смахивая с брюк раздавленные ягоды. — Вон отсюда с этой проклятой скотиной, слышишь?

— Что за выражения, милый, — попыталась мама усмирить его. — Это вышло нечаянно. Бедное животное вовсе не хотело…

— Нечаянно? Нечаянно? — Побагровевший Ларри дрожащим пальцем указал на Гортензию.

Несколько озабоченный произведенным опустошением, тот стоял с видом скромницы под свадебной фатой, роль которой играла повисшая на рогах скатерть.

— На твоих глазах он с разгона бросился на столик, и ты еще утверждаешь, что он сделал это нечаянно?

— Я хотела сказать, милый, — взволнованно объяснила мама, — что он вовсе не хотел опрокидывать на тебя малину.

— Мне плевать, что он хотел! — яростно произнес Ларри. — Меня не интересует, что он хотел. Я знаю только, что Джерри должен избавиться от него. Я не потерплю, чтобы в доме бесчинствовала всякая скотина. В следующий раз он, чего доброго, набросится на кого-нибудь из нас. За кого ты меня принимаешь, черт возьми? За Буффало Билла Коди?

И сколько я ни молил, Гортензию изгнали на близлежащую ферму, а вместе с ним исчезла и моя единственная надежда накопить дома опыт работы с крупными животными. Похоже было, что остается только один выход — поступать на работу в зоопарк.

Приняв такое решение, я написал чрезвычайно скромное, как мне казалось, письмо в Лондонское зоологическое общество, которое, несмотря на войну, могло похвастаться самой большой коллекцией животных, когда-либо сосредоточенной в одном месте. Пребывая в блаженном неведении о непомерности своих амбиций, я изложил в письме свои планы на будущее, намекнул, что я тот самый человек, которого они всегда жаждали видеть в штате, и дал понять, что жду ответа, когда мне можно приступать к исполнению своих обязанностей.

Надлежащее место для таких посланий — корзина, но мне повезло, мое письмо попало в руки добрейшего и культурнейшего человека, мистера Джеффри Веверса, который тогда руководил Лондонским зоопарком. Видно, его заинтриговала дерзость писавшего, потому что он, к моей великой радости, ответил и предложил мне приехать в Лондон для переговоров. Я приехал и, поощряемый обаянием Джеффри Веверса, пустился в разглагольствования о животных, об отлове зверей и о своем намерении завести собственный зоопарк. Менее великодушный человек охладил бы мой энтузиазм, объяснив, что мои замыслы заведомо неосуществимы, но Веверс выслушал меня с великим терпением и тактом, одобрил мои планы и обещал подумать, что можно для меня сделать. Я ушел от него более, чем когда-либо, преисполненный энтузиазма.

Через некоторое время я получил любезное письмо, в котором мистер Веверс сообщал, что в Лондонском зоопарке, к сожалению, нет свободных мест для младшего персонала, но при желании я могу поступить учеником в Уипснейд

— загородный зоопарк зоологического общества. Предложи он мне пару половозрелых ирбисов, я и то не обрадовался бы так, как обрадовался этому письму. , С ликующей душой я через несколько дней отправился в Бедфордшир, набив один чемодан старой одеждой, другой — книгами по истории естествознания и множеством толстых тетрадей, в которых собирался фиксировать все наблюдения над своими подопечными и каждый перл мудрости, слетающий с уст моих товарищей по работе.

В середине прошлого века знаменитый торговец дикими животными, немец Карл Гагенбек, основал зоопарк совершенно нового рода. Прежде зверей держали за толстыми решетками, в тесных, грязных, дурно сконструированных клетках. И посетителям плохо видно, и животным трудно выжить в ужасных условиях, напоминающих концлагерь. Гагенбек подошел к показу животных совсем по-иному. Вместо мрачных темниц и железных решеток — свет и простор, большие искусственные горки для лазания, а от публики звери отделялись рвами — либо сухими, либо наполненными водой. Ученые мужи, специалисты по зоопаркам, восприняли это как ересь. Во-первых, заявляли они, такой порядок опасен, потому что никакие рвы не удержат зверей. А во-вторых, если даже животные и не полезут через ров, они все околеют, ибо хорошо известно, что тропические звери способны жить лишь в душной, изобилующей бактериями парниковой атмосфере. На самом деле животные частенько чахли и погибали именно в такой атмосфере, но об этом ученые мужи забывали. К их величайшему удивлению, у Гагенбека звери благоденствовали, в вольерах под открытым небом они не только стали здоровее, но и благополучно размножались. Когда Гагенбек доказал, что в таких условиях животные чувствуют себя намного лучше, и смотрятся гораздо интереснее, все зоопарки мира начали переходить на новый метод содержания и показа.

Про Уипснейд можно сказать, что он воплощал попытку руководителей Лондонского зоопарка превзойти самого Гагенбека. Зоологическое общество приобрело обширное поместье на известняковых высотах Данстейбл-Даунс и не пожалело средств на распланировку. Было задумано показывать животных в условиях, предельно приближающихся к естественным — естественным в представлении публики, посещающей зоопарки. Рощи для львов, леса для волков, волнистые пастбища для антилоп и других копытных. Как я понимаю, Уипснейд больше всего походил на нынешние сафари-парки; ведь это происходило еще до того, как жестокие налоги превратили английских аристократов в кучку содержателей зверинцев.

Уипснейд оказался совсем небольшим поселком — один трактир да горстка коттеджей, разбросанных среди заросших орешником ложбин. Доложив в билетной кассе о своем прибытии, я оставил там чемоданы и направился в дирекцию. По зеленым лужайкам волочили свои хвосты ослепительные павлины, а среди сосен, окаймляющих главную аллею, висело огромное гнездо — этакий стог из прутиков, вокруг которого щебетали и голосили попугаи.

Меня проводили в кабинет директора зоопарка, капитана Била. Он сидел без пиджака, выставляя напоказ весьма изящные полосатые подтяжки. На огромном столе перед ним громоздились горы всевозможных бумаг, большинство которых производило страшно официальное и ученое впечатление; даже телефон был завален бумагами. Капитан встал — настоящий великан, что ростом, что в обхвате. Лысая голова, очки в металлической оправе, уголки губ оттянуты вниз как бы в презрительной усмешке. Тяжело ступая, он обогнул стол и с громким сопением остановился передо мной.

— Даррелл? — пророкотал капитан вопросительно . — Даррелл?

У него был очень низкий голос, и он не столько говорил, сколько рычал, как это свойственно некоторым людям, много лет прожившим на западном побережье Африки.

— Да, сэр, — ответил я.

— Очень приятно. Садитесь.

Капитан пожал мне руку и снова занял место за столом. Кресло тревожно скрипнуло под тяжестью его тела. Капитан Бил подцепил большими пальцами подтяжки и, созерцая меня, выбил на них дробь. Потянулось томительное молчание. Я смиренно сидел на кончике стула, всем сердцем желая с самого начала произвести хорошее впечатление.

— Думаете, вам здесь понравится? — спросил капитан Бил так неожиданно и громко, что я подпрыгнул.

— Э-э… конечно, сэр, я в этом не сомневаюсь.

— Вам раньше не приходилось выполнять такую работу? — продолжал он.

— Нет, сэр, — ответил я, — но вообще-то у меня дома перебывало много животных.

— Ха! — В его голосе прозвучало презрение. — Морские свинки, кролики, золотые рыбки и прочее. Ну здесь-то вас ждет кое-что посерьезнее.

Меня подмывало сказать ему, что я держал куда более экзотических животных, чем кролики, морские свинки и золотые рыбки, но я чувствовал, что с этим лучше повременить.

— Сейчас я передам вас Филу Бейтсу, — гремел капитан, полируя лысину ладонью. — Он у нас старший служитель. Он вас устроит. Не знаю точно, куда вас определят, но в какой-нибудь секции найдется местечко.

— Большое спасибо, — сказал я.

Поднявшись, Бил заковылял к двери, и я двинулся за ним. Это было все равно что следовать за мастодонтом. Выйдя на дорожку, на хрустящий гравий, капитан остановился и посмотрел по сторонам, прислушиваясь.

— Фил! — внезапно проревел он. — Фил! Ты где?

Голос его был так могуч и свиреп, что красовавшийся поблизости павлин испуганно поглядел на капитана, сложил хвост и пустился наутек.

— Фил! — снова пророкотал капитан Бил. — Фил!

Откуда-то издалека долетел мало мелодичный свист.

Капитан наклонил голову набок.

— Это он, окаянный! Что же он не идет?

В эту самую минуту Фил Бейтс, продолжая насвистывать, не спеша обогнул угол дирекции. Я увидел высокого, статного человека с загорелым добрым лицом.

— Вы меня звали, капитан? — осведомился он.

— Да, звал. Вот, познакомься с Дарреллом.

— А-а, — улыбнулся мне Фил. — Добро пожаловать в Уипснейд.

— Ну, так я вас оставлю, Даррелл, — сказал капитан Бил. — Фил о вас позаботится. Э-э… походите, осмотритесь и так далее.

Он щелкнул подтяжками, словно бичом, кивнул мне широкой блестящей лысиной и затопал обратно в свой кабинет.

Фил проводил спину капитана ласковой улыбкой и повернулся ко мне.

— Ну что ж, — сказал он, — первым делом надо устроить вам берлогу. Я тут говорил с Чарлзом Бейли, он у нас слонами занимается… Похоже, для вас найдется местечко в его доме. Пошли, потолкуем с ним.

Мы зашагали по широкой главной аллее; куда ни погляди, всюду павлины рисовались блестящими хвостами, а в кустарнике рдели золотые фазаны, словно вышедшие из дешевой ювелирной лавчонки. Фил весело и монотонно насвистывал про себя. Эта его вечная привычка свистеть, не заботясь о мелодичности, позволяла, как я потом убедился, легко определить, в какой части территории он находится.

Тем временем мы подошли к огромным и безобразным цементным коробкам, которые, как выяснилось, составляли слоновник. За коробками стоял сарайчик, а в нем сидели служители, занятые чаепитием.

— Э-э… Чарли, — извиняющимся тоном позвал Фил, — можно тебя на минутку?

Из сарайчика вышел коренастый лысый мужчина с задумчивыми и робкими голубыми глазами.

— Гм… Чарли, познакомься… э-э… Как вас по имени? — повернулся ко мне Фил.

— Джерри, — ответил я.

— Знакомься — это Джерри.

— Здравствуйте, Джерри, — сказал Чарли, улыбаясь так, словно всю жизнь искал случая познакомиться со мной.

— Ну как, найдется для него местечко в твоем коттедже? — спросил Фил.

Чарли продолжал приветливо улыбаться.

— Конечно, найдется. Я уже говорил с миссис Бейли, она вроде бы не против. Может быть, Джерри сразу же пойдет и познакомится с ней?

— Что ж, неплохая мысль, — сказал Фил.

— Тогда до скорого, дружище, — подытожил Чарли.

Фил вывел меня через главные ворота на большой пустырь.

— Вот, — показал он рукой, — идите по этой тропе до первого коттеджа слева. Заблудиться невозможно.

Я зашагал через пустырь; в пестрящих свежими почками кустах утесника мелькали украшенные красными и желтыми пятнышками пить-пили-питькающие щеглы. На бугре стоял коттедж. Я отворил калитку, прошел через цветущий садик и постучался в парадную дверь. Кругом царили мир и покой; над цветами дремотно жужжали пчелы; где-то удовлетворенно ворковал вяхирь; вдалеке лаяла собака.

Дверь отворилась, и я увидел миссис Бейли — очень милую ясноглазую женщину с аккуратной прической, в чистейшем переднике. Своей подтянутостью и чистотой она напоминала больничную сестру-хозяйку.

— Что вам угодно? — осторожно осведомилась она.

— Доброе утро,-поздоровался я.-Вы-миссис Бейли?

— Да, это я.

— Понимаете, Чарли направил меня к вам. Меня зовут Джерри Даррелл. Я здесь новенький.

— Ах, да-да. — Она поправила прическу и разгладила передник. — Ну конечно, конечно. Входите.

Миссис Бейли провела меня через маленький холл в комнату, где стояли большая плита, тщательно вымытый стол и видавшие виды удобные кресла.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала она. — Хотите чашечку чая?

— Большое спасибо, если это не очень хлопотно, — сказал я.

— Какие там хлопоты, — горячо возразила миссис Бейли. — А как насчет кекса или лепешек? У меня есть лепешки. Или, может быть, хотите бутербродов? Я могу сделать бутерброды.

— Да, но я… я вовсе не хочу причинять вам столько хлопот, — произнес я, несколько озадаченный такой неожиданной щедростью.

— Какие там хлопоты, — повторила она. — Знаю я вас, молодых, — всегда есть хотите. И сейчас как раз время вечернего чая. Я на минутку, только чайник поставлю.

Она проворно вышла, очевидно, на кухню, и я услышал звон посуды. Вскоре миссис Бейли вернулась и принялась накрывать на стол. Середину стола заняли огромный кекс, гора лепешек, буханка серого хлеба, кружок ярко-желтого масла и горшочек с клубничным джемом.

— Джем домашний, — объяснила хозяйка, садясь напротив меня. — Через минуту будет чай. Чайник сию секунду вскипит. А вы пока приступайте к еде.

Миссис Бейли одобрительно смотрела, как я мажу себе бутерброд с солидной порцией джема.

— Вот и правильно, — сказала она. — Ну, так по какому делу вы ко мне пришли?

— А разве Чарли не объяснил? — спросил я.

— Объяснил? — Она наклонила голову набок. — Что объяснил?

— Видите ли, он сказал, что у вас, быть может, найдется для меня комната.

— Но я полагала, что все уже решено, — ответила миссис Бейли.

— Как решено? — удивился я.

— Ну конечно. Я сказала Чарли —а я на него вполне полагаюсь, — так вот, сказала я ему, ты, говорю, посмотри на парня, и, если он тебе приглянется, пусть приходит.

— Так я вам очень благодарен, — сказал я. — Чарли мне об этом не говорил.

— Надо же! — воскликнула она. — Надо же! Боюсь, как бы в один прекрасный день он не забыл собственной головы. Я ведь сказала ему, что ничуть не против, лишь бы был почтенный человек.

— Я… не знаю, можно ли назвать меня почтенным человеком, — нерешительно произнес я, — но постараюсь не быть вам в тягость.

—О, вы не будете мне в тягость, — сказала миссис Бейли. — Итак, с этим все ясно. Где ваши вещи?

— В зоопарке, я принесу их потом.

— Прекрасно. Тогда я пойду заварю чай. А вы мажьте себе бутерброды.

— Э-э… Но я хотел бы узнать еще одну вещь.

— Что именно?

— Ну-у… мне надо знать, сколько платить за комнату. Понимаете, жалованье будет небольшое, и я боюсь, что не смогу много платить.

— Ну, знаете, — она погрозила мне пальцем, — я не собираюсь вас грабить. Я представляю себе, какое жалованье вы будете получать, и вовсе не хочу вас грабить. Сколько вы сами предложите?

— Два фунта в неделю вас устроят? — спросил я с надеждой, прикинув, что у меня еще останется фунт и десять шиллингов на сигареты и прочие предметы первой необходимости.

— Два фунта? — ахнула она. — Два фунта? Это слишком много. Я же сказала, что не собираюсь вас грабить.

— Но ведь еда и все такое прочее…

— Верно, но я и не подумаю брать с вас два фунта. Нет-нет, будете платить двадцать пять шиллингов в неделю. Этого вполне достаточно.

— Вы уверены, что уложитесь? — спросил я.

— Конечно, уложимся! Я не допущу, чтобы люди говорили, что миссис Бейли наживается на юнце, который к тому же только-только начинает работать.

— Все равно, по-моему, это слишком мало, — возразил я.

— Как угодно, — сказала она. — Как угодно. Не нравится — ищите другую квартиру.

Она улыбнулась и пододвинула мне кекс и лепешки.

— И не подумаю, если вы будете сами варить клубничный джем, — ответил я. — Лучше здесь останусь.

Миссис Бейли просияла.

— Вот и отлично. У нас есть уютная спаленка Для вас на втором этаже, я сию минуту покажу. Только сперва чай заварю.

За чаем миссис Бейли объяснила, что вообще-то Чарли работал в Лондонском зоопарке, но в войну он вынужден был эвакуироваться со слонами в Уипснейд, и она поехала вместе с ним. Слоны очень привязчивы, и, уж если привыкнут к одному служителю, приходится ему, как правило, до конца жизни работать с ними.

— У нас есть свой домик в Голдерс-Грин, замечательный дом, — продолжала она. — Просто чудесный дом, есть чем гордиться, хоть и не пристало самой об этом говорить. Конечно, и этот коттедж неплохой, вполне комфортабельный, но все-таки я жду не дождусь, когда мы в свой дом вернемся. И потом, вы ведь знаете, какие люди бывают, на них нельзя положиться. Последний раз я поехала проверить, смотрю — приступку словно сто лет никто не мыл, вся черная. Так я чуть не заплакала. Нет, скорей бы к себе вернуться. Хотя вообще-то и здесь, за городом, очень славно жить, ничего не скажешь.

После того как я одолел несколько чашек чая, два куска кекса и множество бутербродов с клубникой, миссис Бейли нехотя убрала со стола.

— Нет, вы правда наелись? — спросила она, испытующе глядя на меня, словно искала признаки недоедания на моем лице. — Не хотите еще кусок кекса, или бутерброд, или еще что-нибудь? Вы даже не попробовали лепешки!

— Честное слово, больше не могу, — заверил я. — Если я съем еще хоть кусок, потом не смогу ужинать.

— Ах да, ужин. — Ее лицо приняло озабоченное выражение. — Ужин… Боюсь, на ужин придется обойтись без горячего. Надеюсь, вы не против?

— Нет-нет, я не против.

— Вот и хорошо. Тогда вы сейчас отыщите Чарли и возвращайтесь с ним, когда он кончит работу. Захватите свои вещи, и мы поможем вам устроиться. Идет?

И я отправился обратно через пустырь. Около часа я в упоении бродил по территории зоопарка. Уипснейд оказался таким обширным, что за это время при всем желании нельзя было все охватить, но я отыскал волчий лес — густой сосновый бор, в сумраке которого рыскали хитроглазые звери, время от времени затевая шумные потасовки. Они сновали между деревьями так стремительно и беззвучно, что напоминали влекомые порывом ветра хлопья пепла. По соседству с волками отгородили с полгектара для бурых медведей — могучих светло-палевых тяжеловесов, которые бродили среди кустов утесника и куманики, принюхиваясь и роя когтями землю.

Я был восхищен, такие условия содержания животных казались мне идеальными. Мне еще предстояло узнать, что очень большая площадь таит в себе минусы и для служителей, и для зверей.

Внезапно вспомнив про время, я поспешил к слоновнику и отыскал Чарли. Вместе мы забрали мои чемоданы и зашагали через пустырь к коттеджу.

— Разувайтесь сразу оба, — сказала миссис Бейли, открывая дверь. — Нечего пачкать мои чистые полы.

Она показала на расстеленные в прихожей газеты.

Мы послушно разулись и вошли в носках в гостиную, где стол уже ломился от яств. Ветчина, язык с салатом, молодой картофель, горошек, фасоль, морковь. И большущий бисквит, щедро залитый сбитыми сливками.

— Боюсь только, вам этого маловато, — озабоченно произнесла миссис Бейли. — Здесь одни закуски, но придется уж вам довольствоваться этим.

— По-моему, все в порядке, голубушка, — заметил Чарли с присущей ему мягкостью.

— Это не совсем то, что у меня было задумано. Парню нужно горячее. Что поделаешь, сойдет на этот раз.

Мы сели и приступили к еде. Все было очень вкусно, и некоторое время за столом царила тишина.

— А что привело вас в Уипснейд, Джерри? — спросил наконец Чарли, любовно препарируя содержимое своей тарелки.

— Понимаете, — начал я, — меня всю жизнь занимают животные, и я задумал стать звероловом — ну, ездить в Африку и другие дальние страны и привозить оттуда зверей для зоопарков. Мне нужно приобрести опыт обращения с крупными животными. А в Борнмуте, сами понимаете, с крупными животными не поработаешь. К примеру, разве можно держать в пригородном саду стадо ланей?

— Понимаю, — подхватил Чарли, — конечно, нельзя.

— Возьмите еще салата, — предложила мне миссис Бейли; вопросы содержания крупного зверя в саду за домом ее явно не волновали.

— Спасибо, не надо, у меня есть, — ответил я.

— Ну, и когда же вы думаете отправиться в путешествие? — спросил Чарли.

Спросил без малейшей иронии, и я проникся к нему симпатией.

— Да вот, как только получу нужную подготовку.

Чарли кивнул, потом чуть заметно улыбнулся своей мягкой улыбкой, беззвучно шевеля губами. Такая у него была привычка — улыбается и повторяет про себя услышанное, словно хочет лучше запомнить.

— Доедайте горошек, — вмешалась миссис Бейли. — Не выбрасывать же его.

Наконец, наевшись до отвала, мы поднялись на второй этаж, где нас ждали постели. Окно моей комнаты выходило под карниз, потолок украшали дубовые балки. Она была уютно обставлена, и, разобрав свои чемоданы с одеждой и книгами, я почувствовал, что устроился просто роскошно. Со счастливым вздохом вытянулся я на кровати. Цель достигнута — я в Уипснейде! Упиваясь этой мыслью, я уснул. А уже через несколько секунд, как мне показалось, меня разбудил Чарли , который вошел с чашкой чая.