С изобразительным искусством проблема решилась так же просто, как с телевидением, ибо кто мог лучше представить анималистику, чем Дэвид Шеперд? Превосходный живописец, Дэвид давно отдал свое сердце диким животным Африки, особенно слонам. Яркие, волшебные картины, изображающие этих толстокожих и других зверей, прославили художника во всем мире, а деньги, вырученные им за свои творения, пошли на создание Фонда охраны диких животных Африки. Перед нашей встречей меня предупредили, чтобы я вел себя так, словно мы одинаковые безумцы. И когда знакомство состоялось, я и впрямь убедился, что у нас с Шепердом много общего, хотя кое в чем он меня превзошел, ибо я не способен на такое безумство, как выходить в саванну с палитрой в руках в компании кинооператоров, чтобы писать портрет дикого слона. Не помню уже, сколько раз за операторами гнались недовольные животные, однако знаю, что Крис Парсонс, руководивший бригадой киношников, вернулся из Африки наполовину седой и ощущение тревоги не покидало его глаз. Как бы то ни было, Шеперд согласился приехать показать кадры, на которых видно, как он спасается бегством от слона, и рассказать о важной роли диких зверей вообще и для искусства в частности.

Джонни Моррис не один год изображал в телесериале «Магия животных» ограниченного, придурковатого смотрителя зоопарка. Я давно был знаком с этим мягким, добрым человеком, великим мастером потешной имитации. Однажды, когда он снимал фильм на островах Силли, я одолжил ему своего пса (тоже Джонни) в качестве этакой мини-звезды, а потому считал, что он обязан на добро ответить добром. Джонни сказал, что с удовольствием приедет и расскажет забавную историю про то, как он (в роли смотрителя) не мог поладить с одним слоном.

Итак, в общем и целом все было улажено, однако Саймон продолжал метаться кругом как одержимый. Следовало забронировать номера в гостиницах, не забыв про цветы, обеспечить кучу других деталей. Суровые метеоистины не облегчали его труд. По горькому опыту мы знали — если где-то над Атлантикой бушует шторм (допустим, возле Фолклендских островов), он непременно явится на Джерси, чтобы испортить нам настроение. Если где-то между Антарктидой и Ла-Маншем возникнет облачко тумана, оно обязательно накроет серой шапкой наш остров, не давая самолетам ни сесть, ни взлететь. Обычно это происходило как раз тогда, когда мы были вынуждены развлекать какого-нибудь скучного гостя, от коего мечтали поскорее избавиться, или когда предвкушали визит сердечного друга. На сей раз разгулялись боковые ветры, и за несколько часов до начала концерта самолет с Дэвидом Эттенборо и другим важным реквизитом бросало туда-сюда в воздухе над островом, пилот твердил, что садиться невозможно, а Саймон отвечал, что непременно нужно. Самолет сел прежде, чем рыжая шевелюра Саймона стала белой.

Теперь, когда все важные персоны прибыли и разместились в гостиницах, Саймону предстояло каждого снабдить пропуском для входа в огромный зал в Форт-Ридженте, поскольку особа принцессы охранялась, разумеется, чрезвычайно строго. Саймон так старался не упустить ни одной мелочи в приготовлениях, что забыл о пропуске для себя, и, когда все звезды уже собрались в зале, его у входа остановили охранники. Сколько Саймон ни твердил, что он — организатор всего шоу, его мольбы отскакивали как от каменной стены. Без пропуска — нельзя. Он был на грани нервного срыва, наконец кто-то узнал его, и Саймона с великой неохотой впустили в зал.

Наконец наш праздник начался. Открывая его, я объяснил, что нами руководило желание показать, как важны другие животные, населяющие планету, как они самым различным образом влияют на нашу жизнь. По обе стороны от меня в эти минуты стояли прелестные дочурки Саймона, четырехлетние близнецы, в изображающих дронта замысловатых костюмах, и я боялся, как бы девочки не задохнулись в них от жара, источаемого светильниками. Перед тем как покинуть сцену, я напомнил, что дронт — символ нашей организации, потому-то я и вышел в сопровождении двух дронтов, жаль только, что это не плодовитая пара…

Все шло как по маслу, было очевидно, что наши звезды получают от своих выступлений не меньше удовольствия, чем публика. Глядя, как весело и щедро делятся своими талантами мои друзья, я мысленно возвращался к событиям этого дня. День выдался долгий и непростой, и погода отнюдь не миловала нас. Когда бы наша патронесса ни решала порадовать нас своим визитом, на остров непременно с ревом обрушиваются бури, типичные скорее для области тропических муссонов. Из-за этого, естественно, приходится срочно изменять сценарий, перенося в помещение то, что намечалось демонстрировать под открытым небом. Однако помимо каверз природы творились и другие, более страшные ужасы, про которые я не знал.

Назову лишь один — случай с головой Мотабы. Вы скажете, что монарший визит — дело достаточно хлопотное, не хватало усложнять его заботами о голове какой-то гориллы, но, как я уже говорил в начале этой книги, когда вы живете в окружении полутора тысяч животных, в любую минуту может случиться все что угодно. Вы привыкаете к этому, учитесь воспринимать как нормальный образ жизни. Но когда голова гориллы оказывается неразрывно связанной с благом принцессы, вы ощущаете, как жизнь наносит вам удар ниже пояса.

Вот как это случилось, и я рад, что ничего не знал, пока сопровождал нашу высокую гостью. На то время, что мы открывали Центр подготовки и принцесса беседовала с нашими разноязычными студентами всех цветов кожи из всех уголков Земли, дождь решил взять тайм-аут. Дальше было задумано, что мы проследуем в главное здание, чтобы принцесса могла расписаться в гостевой книге, после чего состоится экскурсия по зоопарку с таким расчетом, чтобы ровно в одиннадцать часов завершить ее у комплекса для горилл. Монаршие визиты расписываются по секундам, и не успей мы к гориллам в назначенное время, весь остальной распорядок летел бы вверх тормашками.

Ричард Джонстон-Скотт, вне сомнений, лучший и наиболее опытный в мире смотритель человекообразных обезьян, поглядел на небо и решил, что негоже показывать принцессе его обожаемых подопечных мокрыми с ног до головы в их просторном загончике. В спальных отсеках они будут смотреться куда лучше. Озаренный гениальной идеей, Ричард создал некий полуфабрикат джунглей. Наломал веток с наших дубов, чудесных каштанов и лип и выстелил ими пол спален. Получилась весьма впечатляющая картина, и когда в отсеки запустили горилл, они реагировали на увиденное глухими рокочущими звуками, какие можно услышать, стоя поблизости от вулкана; так у горилл принято выражать свое одобрение.

В это время принцессу Анну как раз привели в главное здание, где ее ждала гостевая книга. Через четыре минуты нам полагалось быть у комплекса для горилл.

И в это же самое время Мотаба решил заклинить свою голову между прутьями решетки, образующими кровлю над спальным отсеком. Эти прутья исполняли две функции: не позволяли просовывать сверху руки любопытствующим и играли роль гимнастических перекладин, чтобы молодые обезьяны могли вволю раскачиваться и всячески упражняться. Мотаба ухитрился найти место, где просвет между прутьями был чуть шире, и, конечно же, протиснул туда свою головенку.

Ричард был в отчаянии, родители Мотабы — Нэнди и Джамбо — тоже. Тяжелый случай, даже если бы не совпадение во времени с монаршим визитом. Мотаба (любой детеныш на его месте поступил бы таким образом) принялся кричать и визжать, чем еще больше взвинтил родителей.

В ряду наших добровольных помощников была одна чудесная, милая валлийка

— миссис Хэйуорд. Оказавшись свидетелем катастрофы, она посчитала, что лучше всего немедленно известить о бедственном положении Мотабы нашего директора зоопарка — Джереми. Естественно, Джереми неотступно сопровождал принцессу, а потому миссис Хэйуорд выскочила из комплекса для горилл, промчалась мимо птичников с розовыми голубями и павлиньими фазанами, изрядно напугав их, пересекла дорожку рядом с тревожно созерцавшими ее фламинго, выбежала на дорогу за нашей высокой гранитной стеной, нырнула под старинную гранитную арку, пересекла передний двор и достигла, тяжело дыша от волнения, входной двери главного здания, где ее остановила мускулистая рука и в ребра ей уткнулось дуло револьвера.

— И куда же это вы так спешите? — милостиво осведомился охранник.

— Сказать мистеру Молинсону про голову гориллы, — пропищала миссис Хэйуорд.

— Придумайте что-нибудь получше, — предложил охранник.

— Но это правда! Голова бедного горилленка застряла между прутьями, и только мистер Молинсон может его спасти!

— Понимаете, они там все заняты с гостевой книгой. Вы только не кипятитесь. Подождите здесь и, когда они выйдут , расскажете про эту вашу гориллу и ее голову.

И, убедившись, что перед ним безобидная, невооруженная психопатка, охранник засунул револьвер обратно в кобуру.

Тем временем положение в комплексе для горилл становилось все хуже и хуже. Подстегнутые криками отпрыска, Нэнди и Джамбо пытались высвободить его, дергая за ноги. Ричард смотрел на них с ужасом, боясь, что родители, сами того не желая, сломают Мотабе шею. Живо забравшись на клетку сверху, он открыл световой люк, под которым болтался малыш. Вообще все наши гориллы обожают Ричарда не меньше, чем он обожает их, однако в минуты стресса обезьяны, как и люди, способны совершать странные поступки. Пока Ричард возился с люком, могучая мускулистая рука Джамбо взметнулась вверх между прутьями решетки, и, не упади Ричард вовремя на спину, ему достался бы удар, способный свалить с ног самого Мохаммеда Али. Когда Ричард поднялся на ноги, Джамбо успел оттащить Мотабу подальше от него. Пришлось Ричарду открыть еще один люк, и снова сердитый папаша замахнулся на него. Оставалось только попытаться говорить с Джамбо тихо, спокойно; к этому времени тот с присущей ему мудростью сообразил, что дергать Мотабу за ноги не следует, и вместо этого подпер его попу широченной ладонью.

Сквозь пелену дождя Ричард рассмотрел зонты, словно качающиеся шляпки грибов, из чего следовало, что монарший кортеж вот-вот окажется перед комплексом. Внезапно он увидел, что голова Мотабы куда-то исчезла. Поддерживаемый отцовской дланью малыш нашел расширенный просвет и выдернул голову из западни. С великим облегчением Ричард слез с кровли и обозрел спальный отсек. Его ожидала жуткая картина.

Под действием стресса гориллы всегда обильно мочатся и испражняются, в итоге старательно приготовленный Ричардом полуфабрикат джунглей превратился в подобие навозной кучи. И ничего нельзя было поделать, высокие гости уже пришли.

Когда на другой день он рассказывал мне эту историю, я спросил себя, что бы я стал говорить нашей патронессе.

— Да-да, — сказал бы я, — мы всегда позволяем нашим гориллам ходить по колено в экскрементах, им так нравится. А почему тот малыш болтается под кровлей, точно висельник? Понимаете, гориллы часто так делают. Это у них, как бы сказать… такая привычка. Да-да, очень странная привычка…

К счастью, соединение умов Ричарда и его друга Джамбо избавило меня от необходимости выкручиваться таким образом.

Позднее, во время ленча для членов Треста, мне пришлось, естественно, произнести речь. Одну из тех, которых стыдишься задним числом. Выдав аудитории заключительную банальную фразу, я облегченно опустился на стул. И тут наша патронесса преподнесла мне сюрприз. Сперва я услышал весьма лестный, прекрасный ответный спич, затем принцесса повернулась ко мне и сказала:

— Но особенно я поздравляю человека, благодаря которому Джерсийский зоопарк и Джерсийский трест охраны диких животных во всем мире пользуются уважением и восхищением, и в знак всеобщей признательности хочу передать ему маленький подарок от его сотрудников. Нет надобности объяснять значение этого подарка, но я не сомневаюсь, что все мы присоединимся к выраженным в нем чувствам благодарности и пожеланиям успеха в будущем.

С этими словами принцесса вручила мне маленький бархатный мешочек. Развязав его, я увидел серебряную копию спичечного коробка фирмы «Брайент энд Мэй». Первой мыслью моей было: «Что это они вздумали дарить мне спичечный коробок, зная, что я уже много лет как бросил курить?» Однако, открыв коробок, я все понял: внутри лежала золоченая скорпиониха с таким же потомством. Напоминание о случае, описанном в книге «Моя семья и другие звери», когда Ларри за завтраком, ничего не подозревая, открыл коробок, в котором я заточил настоящее скорпионье семейство. Можете себе представить, что тогда творилось за столом и как на меня смотрели родные.

Теперь я рассказал собравшимся, что лежит в коробке; большинство читало мою книгу и шумным весельем отметило уместность подарка.

Сидя вечером на концерте «Праздник зверей», я то и дело ощупывал в кармашке смокинга маленький прямоугольник. Меня переполняло счастье от сознания, что я окружен друзьями, которые помогли мне превратить зоопарк в спичечном коробке моего детства в организацию, способную и готовую помогать животным, кои делают наш мир такой чудесной обителью, стоящей того, чтобы все мы ее лелеяли.