Глава четвертая

ОРАНЖЕВЫЕ БРОНЕНОСЦЫ

Первый экземпляр нашей коллекции, пойманный жителем Пуэрто-Касадо, появился у нас в доме через сорок восемь часов после нашего приезда. В ранний предрассветный час, когда цикады и древесные лягушки боролись с местными петухами за вокальное превосходство, меня разбудил чей-то громкий, возмущенный визг, полностью перекрывавший все другие звуки. Я сел в кровати и изумленно уставился на Джеки, которая с не меньшим изумлением смотрела на меня. Не успели мы рта раскрыть, как снова раздался пронзительный крик, который, как мне казалось, исходил из кухни. Вслед за криком послышался громкий, возбужденный разговор на непонятном для нас языке гуарани [15].

— Господи боже! — сказала Джеки. — По-моему, это голос Паулы… Что там происходит?

Я вылез из постели и начал искать свои туфли.

— Кричит она так, будто ее пытаются изнасиловать.

— Этого не может быть, — сонно возразила Джеки. — Из-за этого она бы не стала так кричать.

Я с неодобрением посмотрел на нее и направился на кухню, где стал свидетелем необыкновенного зрелища. Дверь была широко раскрыта; на пороге, озаренная розоватыми отблесками огня, подбоченившись, стояла наша хозяйка; ее роскошная грудь тяжело вздымалась после длинной тирады на языке гуарани. Перед ней стоял маленький худощавый индеец в оборванной одежде, держа в одной руке помятую соломенную шляпу, а в другой какой-то круглый предмет, очень похожий на футбольный мяч. Он говорил что-то Пауле мягким, успокаивающим тоном, а потом протянул ей этот футбольный мяч. Паула отскочила и издала такой пронзительный, негодующий крик, что большая жаба, сидевшая около порога кухни, испуганно прыгнула в ближайший куст гибискуса. Но индеец, видно, был не из пугливых, он положил шляпу на землю, опустил в нее футбольный мяч и начал что-то говорить, оживленно жестикулируя. Паула перевела дух и обрушила на него поток ругательств. Скандал на кухне в пять часов утра, когда двое стараются перекричать друг друга на языке гуарани, сплошь состоящем из гортанных звуков, — это было для меня слишком.

— Алло! — громко крикнул я. — Buenos dias![16]

Это немедленно возымело свое действие. Индеец подхватил шляпу вместе с мячом, прижал ее к распахнутой рубашке, поклонился и отошел в темноту. Паула привела в порядок свой бюст, грациозно поклонилась и направилась ко мне, вся трясясь от возмущения.

— Ah, senor, — сказала она, задыхаясь и лихорадочно сжимая кулаки. — Ah, senor, que hombre… buenos dias, senor… yo lo siento…[17]

Я хмуро посмотрел на нее и начал припоминать весь свой запас испанских слов.

— Hombre[18] , — сказал я, показывая пальцем в ту сторону, где стоял индеец, совершенно исчезнувший на фоне деревьев и кустов. — Hombre… рог que usted argumentos?[19]

Паула бросилась в темноту и вытащила оттуда упиравшегося индейца. Она подтолкнула его ко мне и, отойдя в сторону, величественно ткнула в него толстым коричневым пальцем.

— Hombre, — сказала она срывающимся от волнения голосом, — mal hombre[20].

— Почему? — спросил я. Мне было искренне жаль индейца.

Паула посмотрела на меня как на сумасшедшего.

— Рог que? — переспросила она. — Рог que?[21]

— Рог que? — повторил я, чувствуя, что все это очень напоминает дуэт из какой-нибудь оперетки.

— Mire, senor[22] , — ответила Паула. — Смотрите.

Она схватила шляпу, которую индеец крепко прижимал к груди, и показала мне лежавший в ней футбольный мяч. При ближайшем рассмотрении — хотя все происходило в темноте — оказалось, что вызвавший негодование Паулы предмет был меньше футбольного мяча, но почти такой же формы. С минуту все мы молча смотрели на него, затем Паула набрала в легкие воздух и оглушила меня пулеметной очередью испанских слов, из которых я мог разобрать только регулярно повторявшееся слово «hombre». Я понял, что без посторонней помощи не обойтись.

— Momento![23] — произнес я, подняв руку, затем повернулся и вошел в дом.

— Что случилось? — спросила Джеки, увидев меня.

— Понятия не имею. Похоже, Паула страшно оскорблена тем, что какой-то индеец пытается всучить ей рождественский пудинг.

— Рождественский пудинг?

— Ну да, не то рождественский пудинг, не то футбольный мяч, не разбери-поймешь. Хочу разбудить Рафаэля, пусть выяснит в конце концов, что здесь происходит.

— Едва ли это может быть рождественский пудинг.

— Мы в Чако, — ответил я. — А в Чако все может быть.

Рафаэль, как и следовало ожидать, спал; он свернулся в клубок под кучей одеял и равномерно посапывал. Я стащил с него все одеяла и пошлепал его по спине. В ответ раздался громкий стон. Я снова пошлепал его, и Рафаэль поднялся, глядя на меня бессмысленным взглядом и разинув рот.

— Рафаэль, проснись, я хочу, чтобы ты пошел со мной и перевел кое-что.

— Нет, Джерри, не сейчас, — жалобно простонал он, близоруко щурясь на часы. — Посмотри, только половина шестого, я не могу так рано.

— Идем, — неумолимо настаивал я, — вылезай из постели. Мы, кажется, договорились, что ты будешь у нас переводчиком.

Рафаэль надел очки и посмотрел на меня с искренним возмущением.

— Да, конечно, я обещал быть переводчиком, только не в пять утра.

— Ну, хватит разговаривать, одевайся. К Пауле пришел индеец, они спорят о чем-то — какой-то футбольный мяч… Я ничего не могу понять, и ты должен мне помочь.

— Нет, я просто обожаю это Чако, — с горечью сказал Рафаэль, надевая туфли. Охая и зевая, он пошел за мной на кухню. Паула и индеец стояли на том же месте, футбольный мяч по-прежнему лежал в шляпе индейца.

— Buenos dias, — сказал Рафаэль, сонно моргая глазами, — que pasa?[24]

Паула вся затряслась и принялась рассказывать что-то Рафаэлю, подкрепляя свои слова мимикой и волнообразно колыхая телесами; время от времени она прерывала свою речь и указывала пальцем на преступника, молча стоявшего со своим пудингом в руках. В конце концов она выдохлась и в изнеможении прислонилась к стене, тяжело переводя дыхание.

— Ну, так что же случилось? — спросил я Рафаэля, который, казалось, был совершенно сбит с толку.

— Знаешь, Джерри, я сам не очень-то понял, в чем дело, — ответил он, почесывая затылок. — Она говорит, что этот человек принес что-то нехорошее… э-э… как это говорится? пакость, так, что ли? Он ей ответил, что она лжет и что ты охотно купишь эту вещь.

— Так о чем же в конце концов идет речь?

Рафаэль повернулся к владельцу пудинга, индеец посмотрел на него и застенчиво улыбнулся.

— Bicho, — проговорил индеец, протягивая шляпу с мячом. «Bicho» было первым и, на мой взгляд, самым важным словом, которое я выучил по прибытии в Южную Америку. В переводе оно означает «животное». Этим всеобъемлющим словом здесь называют любое живое существо, и, естественно, я постарался сразу же запомнить его. Теперь, когда индеец произнес магическое слово, до меня вдруг дошло, что я принял за рождественский пудинг какое-то живое существо. С радостным возгласом я подскочил к индейцу, вырвал у него шляпу и помчался на кухню, чтобы при свете лампы разглядеть ее содержимое. В шляпе, свернувшись в плотный клубок, лежал зверек, о встрече с которым я давно мечтал. Это был трехпоясный броненосец.

— Рафаэль! — крикнул я вне себя от возбуждения. — Посмотри, что здесь есть!

Он вошел в кухню и посмотрел на броненосца, которого я держал в руках.

— Кто это, Джерри? — с любопытством спросил он.

—Это броненосец… Понимаешь, peludo[25] , из тех, что свертываются клубком, маленькие. Я показывал тебе рисунки.

— А, помню, — лицо Рафаэля просветлело, — здесь его называют tatu naranja.

— А что такое naranja? — поинтересовался я.

— Naranja значит апельсин.

— Понятно. Он действительно очень похож на апельсин.

— Они тебе нужны? — спросил Рафаэль, осторожно тыча в зверька пальцем.

— О господи, конечно! Чем больше, тем лучше. Рафаэль, спроси этого человека, где он поймал броненосца, сколько за него хочет и не может ли поймать еще.

Рафаэль повернулся к индейцу, который, улыбаясь, стоял в дверях, и перевел ему мои вопросы. Тот энергично закивал и, то и дело запинаясь, начал объяснять что-то на испанском языке. Выслушав его, Рафаэль повернулся ко мне.

— Он говорит, что может наловить их сколько угодно, Джерри. Здесь их сколько угодно в лесу. Он хочет знать, сколько тебе нужно.

— По меньшей мере шесть штук… Сколько он просит?

Торг между Рафаэлем и индейцем продолжался около десяти минут, затем Рафаэль спросил меня:

— Пять гуарани[26] . Не дорого будет?

— Нет, это вполне разумная цена, столько я ему заплачу. Спроси его, возьмется ли он показать мне место, где живут броненосцы?

Рафаэль и индеец снова посовещались.

— Да, он говорит, что покажет тебе то место… Только это в лесу, Джерри… туда можно проехать только на лошадях.

— Чудесно, — обрадовался я. — Скажи ему, чтобы он снова зашел к нам после полудня, и мы отправимся на охоту вместе с ним.

Рафаэль перевел мое предложение, индеец кивнул и улыбнулся мне широкой, дружеской улыбкой.

— Вuеnо… muy buеnо[27] , — сказал я, тоже улыбаясь ему. — Сейчас принесу деньги.

Когда я направился в комнату, бережно неся в руках маленького броненосца, Паула издала отчаянный вопль, но у меня не было ни малейшего желания считаться с ее оскорбленными чувствами. Джеки все еще сидела в постели, хмуро разглядывая следы укусов москитов на руке.

— Посмотри, что я принес, — весело сказал я и бросил свернувшегося в клубок зверька на кровать.

Очень довольный своим приобретением, я совершенно упустил из виду, что моя жена к тому времени, как, впрочем, и до сих пор, еще не научилась полностью разделять мою страсть к собиранию животных. Отбросив в сторону одеяла, она отскочила в противоположный конец комнаты таким прыжком, которому могла бы позавидовать любая балерина. Сочтя себя в безопасности, она посмотрела на зверька.

— Кто это? — спросила она.

— Что с тобой, дорогая, почему ты испугалась? Это броненосец, он совершенно безобиден.

— Откуда мне знать? — ответила Джеки. — Ты ворвался в комнату и, ничего не сказав, швырнул мне этого зверя. Может, ты все-таки снимешь его с кровати?

— Он не тронет тебя, — убеждал я ее. — Честное слово, он совершенно безобиден.

— Я верю тебе, дорогой, но я не собираюсь играть с ним в постели в пять часов утра. Почему бы тебе не положить его на свою кровать?

Я осторожно перенес броненосца на свою кровать и пошел рассчитываться с индейцем. Когда мы с Рафаэлем вернулись, Джеки сидела на кровати со страдальческим видом. Посмотрев на свою кровать, я, к своему ужасу, обнаружил, что броненосец исчез.

— Не волнуйся, — подчеркнуто мягко сказала Джеки, — этот чудный маленький зверек просто зарылся в постель.

Я разворошил постель и нащупал броненосца, отчаянно барахтавшегося в куче простынь. Как только я его вытащил, он снова свернулся плотным клубком. Присев на кровать, я внимательно рассмотрел его. Свернувшись, он напоминал своими очертаниями и размерами небольшую дыню. С одной стороны шара проходили три «пояса», от которых зверек и получил свое название, — три ряда роговых пластинок, разделенных тонкими прослойками розовато-серой кожи, выполнявшей роль шарниров. На другой половине шара голова и хвост зверька сходились вместе. Они были покрыты бугристыми бронированными плитками и напоминали по форме равнобедренные остроугольные треугольники. Когда броненосец сворачивался, оба треугольника плотно прилегали друг к другу, закрывая доступ к мягким уязвимым частям тела животного. Вся бронированная поверхность броненосца была светло-янтарного цвета и казалась искусно сделанной мозаикой. Подробно объяснив своим слушателям особенности наружного строения броненосца, я положил его на пол, и мы сидели некоторое время молча, дожидаясь, когда он развернется. Несколько минут он оставался неподвижным, затем начал подергиваться и вздрагивать. Между треугольниками хвоста и головы появилась небольшая щелка, затем она расширилась, и показалась маленькая мордочка, похожая на поросячье рыльце. После этого броненосец быстро и ловко развернулся; он как бы лопнул, словно какая-то огромная почка, и на мгновение мы увидели розовое морщинистое брюшко, покрытое грязновато-белыми волосами, маленькие розовые лапы и грустную поросячью мордочку с круглыми вылупленными черными глазами. Затем он перевернулся, и теперь из-под брони виднелись только кончики лап и несколько пучков волос. Хвост, торчавший сзади из-под его горбообразного панциря, напоминал шишковатую, утыканную шипами боевую палицу древних. С другого конца высовывалась голова зверька, украшенная треугольной шапочкой брони и двумя крохотными ослиными ушами. Под роговой шапочкой я разглядел лишенные растительности щеки, розовый нос и черные бусинки подозрительных глаз. Круглые задние лапы броненосца, оканчивавшиеся короткими тупыми коготками, очень походили на уменьшенные во много раз ноги носорога. Передние лапы так резко отличались от задних, что можно было подумать, будто они принадлежат совсем другому животному. Они были вооружены тремя изогнутыми когтями, из которых средний был самый большой, и напоминали скрюченную лапу хищной птицы. Вес задней части тела приходился на плоские задние лапы, передние лапы опирались на средний коготь, поэтому их подошвы были приподняты над полом и создавалось впечатление, будто зверек стоит на цыпочках.

Мгновение броненосец стоял неподвижно, нервно подергивая носом и ушами, потом решил отправиться в путь. Его маленькие лапы пришли в движение, он перебирал ими так быстро, что они слились в одно неясное пятно под панцирем, когти звонко стучали по цементному полу. Туловище оставалось совершенно неподвижным. Все это делало броненосца похожим не на живое существо, а на какую-то необыкновенную заводную игрушку. Это сходство стало еще более явным, когда броненосец с разбегу врезался в стену, по всей видимости не заметив ее. Мы расхохотались, и он настороженно застыл на месте, выгнув горбом спину и каждую секунду готовый свернуться в клубок. Затем, когда в комнате снова стало тихо, он минут пять обнюхивал стену и царапал ее когтями, тщетно пытаясь проделать в ней проход. Убедившись, что это невозможно, зверек повернулся, пробежал через всю комнату и скрылся под моей кроватью.

— Он похож на гигантскую мокрицу, — прошептала Джеки.

— Мне нравится этот bicho, Джерри, — сценическим шепотом проговорил Рафаэль, радостно улыбаясь. — Он двигается совсем как танк, правда?

Броненосец, постучав когтями под моей кроватью, неожиданно выскочил оттуда и направился к двери. Как назло, Паула выбрала именно эту минуту для того, чтобы войти к нам с чайным подносом в руках. Босая, она вошла почти бесшумно, и броненосец, очевидно не отличавшийся остротой зрения, не заметил ее появления. Поднос закрывал от Паулы пол. Остановившись на пороге, она с сияющей улыбкой посмотрела на нас.

—Buenos dias,-сказала Паула.-El te, senora[28].

Броненосец подкатился к ногам Паулы, остановился, обнюхал препятствие и, найдя его достаточно мягким, решил, что именно здесь ему удастся прокопать выход. Не успели мы слова сказать, как он всадил свой большой коготь в палец ноги Паулы.

— Madre de Dios![29] — взвизгнула Паула, превзойдя этим коротким восклицанием все вершины вокала, которые достигла за утро.

Она отскочила назад, каким-то чудом удержав поднос в руках, но когда она уже была в соседней комнате, поднос наклонился и кувшин полетел на пол; под носом у броненосца разлилась большая лужа молока. Зверек осторожно обнюхал ее, чихнул, снова обнюхал и принялся жадно лакать молоко. Мы с Рафаэлем, давясь от смеха, тут же поспешили в другую комнату, чтобы успокоить трепещущую от страха хозяйку и забрать у нее поднос. Когда я вернулся с подносом обратно, оказалось, что броненосец, обеспокоенный шумом, дал тягу и скрылся за грудой чемоданов. Насколько силен был зверек, можно судить по тому, что чемоданы были битком набиты фотопленкой, батареями и другим снаряжением и мне стоило немалых усилий поднять любой из них, между тем как броненосец, решив искать убежище, втиснулся между стеной и чемоданами и начал расталкивать их с такой легкостью, словно это были пустые картонные коробки. Он исчез из виду, еще некоторое время отчаянно шебуршился между стеной и чемоданами и наконец затих. Я решил оставить его там до тех пор, пока мы не попьем чай. Вошел Рафаэль, протирая очки и хихикая.

— Эта женщина, — сказал он, — подняла большой шум.

— Она принесет нам еще молока?

— Да, я попросил ее. Знаешь, Джерри, она не понимает, зачем тебе нужны bichos. Ей никто не сказал, что мы приехали сюда за bichos.

— Ну хорошо, но теперь ты ей объяснил?

— Конечно, я сказал ей, что мы приехали в Чако специально для того, чтобы ловить bichos для zoologicos[30].

— И что она тебе ответила?

— Она сказала, что все гринго сумасшедшие, но она надеется, что бог защитит ее, — с усмешкой ответил Рафаэль.

После завтрака, который нам подала еще не оправившаяся от страха Паула, мы соорудили клетку для броненосца. Мы сделали ее с запасом, чтобы в ней можно было поместить еще несколько зверьков, если нам удастся их поймать. Затем я начал вытаскивать броненосца из его укрытия за чемоданами, и это было нелегко — он засел между стеной и чемоданами, как гвоздь в стене. Как только я извлек его оттуда, он наполовину свернулся и издал несколько еле слышных свистящих звуков; каждый раз, когда я дотрагивался до его носа или хвоста, он начинал свертываться, тихо и раздраженно фыркая. Я позвал Джеки и попросил ее принести звукозаписывающий аппарат; после того как мы включили его и поставили микрофон в нескольких дюймах от зверька, я осторожно погладил ему нос. Броненосец проворно, без единого звука свернулся в клубок и замер. Мы всячески обхаживали, шлепали и щекотали его, но не могли больше вытянуть из него ни звука. В конце концов, раздосадованные неудачей, мы посадили его в клетку и оставили в покое. Лишь на следующий день нам удалось записать его тихое фырканье, которым он выражал свое раздражение.

В тот же день, после полудня, появился индеец, ведя в поводу трех страшно заезженных лошадей. Мы вооружились сумками, веревками и другим снаряжением для ловли зверей и отправились на поиски оранжевых броненосцев. Проехав по улицам поселка, мы около двух миль двигались по дороге, тянувшейся вдоль железнодорожной колеи; потом наш проводник спустился с насыпи и поехал по узкой, извилистой тропе, проходившей между густым колючим кустарником и раскидистыми кактусами. Футах в трех над головой я увидел повисшего над белым цветком вьюнка маленького колибри, его тельце так и сверкало золотисто-зелеными красками сквозь расплывчатое пятно трепыхавшихся с удивительной быстротой крыльев. Я потянулся к нему рукой, раздался мгновенный шелестящий звук — и птичка исчезла, только колоколообразный цветок раскачивался от ветерка, поднятого ее крыльями. Жара была неимоверная, сухой, колючий зной словно высасывал из человека всю влагу, и, хотя мои глаза были защищены широкими полями шляпы, я все время жмурился от слепящего блеска солнца. Повсюду вокруг цикады воспевали солнце такими резкими пронзительными голосами, что казалось, будто эти звуки приходят не извне, а возникают в твоем собственном черепе.

Густая колючая растительность внезапно кончилась, и мы выехали на обширную поляну, на которой рядами высились огромные пальмы; их кроны, напоминавшие нечесаные копны волос, свободно пропускали солнечный свет, и тени, падавшие от стволов, тянулись по золотистой траве, как полосы на шкуре тигра. Пара чернолицых ибисов с аккуратными черными усиками и коричнево-серо-черным оперением расхаживала по траве, время от времени тыча в насыщенную влагой почву своими длинными серповидными клювами. Заметив нас, ибисы поднялись в воздух и полетели между пальмами с низкими, резкими криками: «Кронк… кронк… аркронк…» Пересекая поляну, мы обнаружили, что она делится на две части широкой извилистой лентой чудесных молочно-голубых цветов, уходящей вдаль подобно небольшой речке. Когда мы подъехали ближе, я понял, что перед нами действительно речушка, но она настолько заросла водяными растениями, что увидеть воду было почти невозможно. Сверху ее прикрывал ковер голубых цветов, а под ним виднелись переплетающиеся глянцевито-зеленые листья. Цветы были такой нежной, чистой голубизны, что казалось, будто кусочек неба упал на землю между рядами коричневых стволов пальм. Мы вошли в речку, копыта лошадей мяли листья и цветы, и позади оставалась узкая полоска воды. Черно-красные стрекозы плавно кружили над нами, сверкая на солнце прозрачными крыльями. Когда мы выбрались на противоположный берег и снова вошли в тень пальм, я повернулся в седле и еще раз полюбовался великолепной улицей голубых цветов; наш след в виде сверкающей полосы воды перерезал ее, как молния летний небосвод.

Покидая сень пальм и снова въезжая в колючий кустарник, мы спугнули одинокого тукана. С огромным светло-желтым клювом, голубыми пестринами вокруг глаз, опрятным черным оперением и белой грудкой, он напоминал клоуна, который переоделся в вечерний костюм, но забыл стереть с лица грим. Тукан внимательно следил за нашим приближением, вертя головой из стороны в сторону и издавая хриплые свистящие звуки — так хрипят старые несмазанные часы, перед тем как начинают бить. Одна из лошадей громко всхрапнула, тукан испугался и, щелкая большим клювом, со странным лающим криком нырнул в заросли.

Постепенно колючий кустарник стал редеть, теперь он рос отдельными островками на светлой песчаной почве, поросшей пучками травы и кактусами. Трава была почти добела выжжена солнцем, на поверхности почвы наросла твердая корка, сквозь которую с хрустом проваливались копыта лошадей. Одни лишь кактусы стояли зеленые в этом царстве блеклой травы и песка, так как благодаря особенностям своего строения умели улавливать влагу, попадающую к ним в виде росы и редких дождей и запасать ее впрок в своих мясистых колючих отростках, расходуя по мере надобности, подобно тому как медведь во время зимней спячки живет за счет отложенных осенью запасов жира. В отличие от окрестностей, тут не было болот, так как это место возвышалось на несколько дюймов над окружающей равниной. Подъем был совсем незаметен, но все же достаточен для того, чтобы посреди болотистой равнины образовался сухой островок. Любой участок земли, приподнятый хотя бы на шесть дюймов над окрестностью, может считаться чуть ли не горой в условиях огромных равнинных просторов Чако. Наш проводник и Рафаэль обменялись несколькими короткими фразами, затем Рафаэль подъехал ко мне.

— Здесь мы должны найти tatu, Джерри, — объяснил он, возбужденно сверкая глазами. — Теперь нам лучше разделиться, правда? Лучше рассыпаться в цепь, верно? Как только ты увидишь tatu, пускай лошадь галопом, и tatu сразу свернется клубком.

— Ты хочешь сказать, он не убежит?

— Да, индеец говорит, что броненосец сворачивается и не убегает.

— Что-то сомнительно, — недоверчиво возразил я.

— Нет, это в самом деле так, Джерри.

— В таком случае броненосец страшно глупое животное.

— Вот и индеец говорит, что это очень глупый зверь.

Мы ехали молча, на расстоянии пятидесяти ярдов друг от друга, лавируя между островками колючего кустарника. Слышны были только пронзительное стрекотание цикад, хруст твердой корки под лошадиными копытами, поскрипывание кожаной сбруи и звяканье металлических частей. До боли в глазах я вглядывался в заросли, в знойном мареве маячившие впереди. Из кустарника, резко крича, выпорхнули десять кукушек гуира и полетели прочь; длинные красивые хвосты делали их похожими на маленьких желтовато-коричневых сорок.

Вдруг ярдах в пятидесяти справа от себя я увидел выгнутую спину броненосца, который, как заводной, сновал между пучками травы. Радостно гикнув, я ударил пятками моего рысака, и на это последовала столь бурная реакция, что я спасся от падения в кактусы, лишь самым постыдным образом вцепившись в седло. Лошадь пошла тяжелым галопом, взметая фонтаны белого песка. Когда мы приблизились к броненосцу футов на пятьдесят, он услышал нас; быстро обернувшись, он понюхал воздух, с поразительной быстротой свернулся и замер на месте. Я был разочарован тем, что он оправдал свою репутацию глупого животного; будь он немного поумнее, он догадался бы скрыться в кустарнике. Остановившись футах в двадцати пяти от того места, где лежал броненосец, я спешился, привязал лошадь к пучку травы и пошел за своим трофеем. К своему удивлению, я обнаружил, что трава, казавшаяся мне очень низкой, когда я сидел верхом, в действительности достаточно высока и полностью скрывает от меня броненосца. Тем не менее, зная, в какой стороне он находится, я пошел вперед. Через некоторое время я остановился и оглянулся: лошадь стояла от меня довольно далеко — во всяком случае, нас разделяло больше чем двадцать футов. Я решил, что потерял направление, и, проклиная себя за беспечность, повернул назад; двигаясь зигзагами через кустарник, я вернулся к лошади, так и не увидев броненосца. Это раздосадовало и расстроило меня — неужели зверек убежал, когда я проходил мимо? Ругая себя, я вскочил в седло, и каково же было мое удивление, когда я увидел броненосца на прежнем месте, футах в двадцати пяти от меня. Я снова спешился и пошел вперед, останавливаясь на каждом шагу и внимательно осматриваясь по сторонам. Дойдя до места, где, по моим расчетам, лежал броненосец, я стал ходить взад-вперед, и лишь с третьего захода мне удалось его обнаружить. Взяв броненосца в руки — он был тяжелый и разогрелся на солнце, — я мысленно извинился перед ним за то, что считал его тактику глупой. Я вернулся к своим спутникам, и в течение двух часов, тщательно обследуя островок сухой земли, мы поймали еще трех броненосцев. Так как близился вечер, мы решили вернуться домой. Теперь деревья и пальмы отбрасывали густую тень. Когда мы пересекали реку с голубыми цветами, оттуда с гудением поднялась туча москитов, они набросились на нас и лошадей и так насосались крови, что их прозрачные вздутые животы стали похожи на красные японские фонарики. В поселок мы въезжали уже в темноте, лошади устало плелись по грязным улицам, окаймлявшие дорогу кусты светились зелеными огоньками светлячков, а летучие мыши то и дело пролетали перед нами с тихим довольным писком.

Джеки сидела за столом и писала, а наш первый броненосец с важным видом бегал по комнате.