В лавке царил полумрак, и мы с покупательницей в тирольской шляпе уподобились мотылькам, застрявшим в пыльной паутине. Казалось, мелодичный колокольчик должен был тотчас вызвать из недр лавки услужливого продавца. Однако царила полная тишина, нарушаемая только слабым щебетом пичуг в витрине да шорохом крыльев приютившегося в углу какаду. Хорошенько взъерошив перья (звук был такой, точно кто-то встряхивал неглаженую после стирки простыню), попугай наклонил голову набок и мягко произнес безразличным тоном: «Хэлло, хэлло, хэлло».

Мы ждали, и короткое ожидание показалось нам вечностью. По мере того как мои глаза свыкались с полумраком, я рассмотрел маленький прилавок и за ним – полки с птичьим кормом и другими вещами, потребными для птицеводства, а перед прилавком стояли на полу большие мешки с коноплей, просом и рапсом. На одном из мешков восседала, торопливо уписывая семена, белая мышка, чем-то похожая на нервно покусывающего соломинку участника званой вечеринки. Я уже подумывал о том, чтобы открыть дверь, чтобы снова зазвенел колокольчик, когда в глубине лавки распахнулась другая дверь и в нашу сторону важно направился, виляя хвостом, почтенного возраста большой охотничий пес, сопровождаемый, как я понял, Генри Белоу, высоким тучным мужчиной с седой кудрявой шевелюрой и густыми колючими усами, напоминающими куст можжевельника, в котором могла удобно обосноваться целая стайка птиц. Из-под косматых бровей сквозь очки в золотой оправе на нас смотрели синие, как барвинок, маленькие яркие глаза. Он двигался с тяжеловесной медлительностью, словно ленивый тюлень; подойдя к нам, приветственно наклонил голову.

– Мадам, – сказал он, и в его произношении угадывался уроженец юго-западной части Англии, – мадам, к вашим услугам.

Женщина в тирольской шляпе явно была слегка озадачена столь торжественным обращением.

– О, э-э… добрый день, – произнесла она.

– Чем могу служить? – осведомился мистер Белоу.

– Понимаете, вообще-то мне нужен ваш совет, – объяснила она. – Э-э… Дело в том, что моему юному племяннику исполняется четырнадцать лет, и я хотела бы купить ему птичку ко дню рождения… Он обожает птиц.

– Птицу, – сказал мистер Белоу. – Птицу. И какую именно птицу, какой вид вы подразумеваете, мадам?

– Ну, я, э-э… даже не знаю, – ответила женщина в тирольской шляпе. – Как насчет канарейки?

– В это время года я не стал бы связываться с канарейками. – Мистер Белоу скорбно покачал головой. – Не стал бы связываться сам и поступил бы нечестно, мадам, если бы продал вам канарейку.

– Почему же именно в это время года? – озабоченно осведомилась покупательница.

– Сейчас самое скверное время для канареек, – сказал мистер Белоу. – Понимаете, опасно для бронхов.

– О, – молвила леди в тирольской шляпе. – Ну, а что вы скажете о волнистом попугайчике?

– Простите, мадам, но опять же не советую. Очень уж сейчас распространился пситтакоз.

– Что распространилось?

– Пситтакоз, мадам. Так называемая попугайная болезнь. Большинство попугайчиков болеют в это время года. Дело в том, что она смертельно опасна для людей. На днях сюда приходил инспектор из Министерства здравоохранения, проверял моих волнистых. Предупредил, что они могут вот-вот заболеть, а потому мне следует воздержаться от продажи.

– Хорошо, что же вы тогда мне порекомендуете? – с отчаянием в голосе осведомилась дама.

– По правде говоря, мадам, сейчас самое неудачное время года для покупки птиц, – ответил мистер Белоу. – Понимаете, у них как раз идет линька.

– Стало быть, вы не советуете мне покупать птичку? А как насчет чего-нибудь другого… скажем, белой мышки?

– Боюсь, мадам, вам придется обратиться в какой-нибудь другой магазин, – сказал мистер Белоу. – К сожалению, я не торгую такими животными.

– О, – произнесла незадачливая покупательница. – О… Что ж, попробую обратиться в универмаг «Харродз».

– Прекрасный торговый центр, мадам, – отозвался мистер Белоу. – Замечательный. Уверен, что там смогут удовлетворить ваши пожелания.

– Ладно, большое спасибо. Вы очень любезны, – сказала она и покинула лавку.

Когда дверь закрылась, мистер Белоу повернулся ко мне.

– Добрый день, – поздоровался я.

– Добрый день, сэр, – ответил он. – Чем я могу быть полезен вам?

– Понимаете, дело в том, что я пришел узнать, нет ли у вас ручейников. Я работаю в «Аквариуме», и у нас кончились ручейники.

– Вы сказали – в «Аквариуме»? У коллеги Ромилли?

– Совершенно верно, – сказал я.

– Понятно. И почему вы решили, что у меня могут быть ручейники? Я ведь торгую птицами.

– Мистер Ромилли так и сказал, но я подумал: вдруг у вас все-таки найдутся ручейники – и решил зайти и спросить.

– Что ж, и вы, представьте себе, не ошиблись, – ответил мистер Белоу. – Пойдемте со мной.

Через заднюю дверь мы вошли в маленькую, неряшливую, но довольно уютную гостиную. Состояние обивки дивана и кресла красноречиво свидетельствовало, что пес любит отдыхать на них не меньше, чем хозяин. Продолжая идти следом за мистером Белоу, я очутился на мощеном дворике, осененном ветвями кладбищенских платанов, и увидел маленький пруд, в который сочилась вода из крана; посреди пруда на каменной горке стоял гипсовый купидон. В воде сновали полчища золотых рыбок, а у дальнего конца пруда стояла большущая банка из-под варенья с клубком ручейников внутри. Взяв другую, пустую банку, мистер Белоу переправил в нее часть этого клубка и вручил мне.

– Вы очень добры, – сказал я. – Сколько я вам должен?

– О, не вздумай платить, – ответил мистер Белоу. – Платить вовсе не надо, прими это как подарок.

– Но… но это очень дорогой подарок, – озадаченно возразил я.

– Ничего, прими от меня этот подарок, – настаивал он. Вместе мы возвратились в лавку.

– Скажите, мистер Белоу, – спросил я, – почему на клетках всех птиц в вашей витрине прикреплены бумажки с надписью «Продано»?

Он пристально посмотрел на меня своими синими глазками.

– Потому что они и впрямь проданы.

– Но они проданы давным-давно. Когда я первый раз проходил этим переулком, бумажки уже висели, а это было больше двух месяцев назад. Что – владельцы не приходят за ними?

– Нет, просто я… ну, держу птиц у себя, пока хозяева не смогут их забрать. Кто-то из них строит вольеры, кто-то еще не обзавелся клетками и все такое прочее, – сказал мистер Белоу.

– Они были проданы в благоприятное время года? По его губам скользнула тень улыбки.

– Да, конечно же.

– У вас есть еще птицы?

– Да, наверху. На втором этаже.

– Если я приду к вам в другой раз, когда у меня будет больше времени, я смогу на них посмотреть?

Мистер Белоу задумчиво посмотрел на меня, потер пальцами щеку.

– Что ж, пожалуй, это возможно. Когда ты хотел бы прийти?

– Ну, в субботу я работаю до обеда. Можно мне прийти тогда, в субботу?

– Обычно в субботу у меня закрыто, – ответил мистер Белоу, – но если ты позвонишь в дверь три раза, я впущу тебя.

– Большое спасибо, – сказал я. – И спасибо за ручейников. Мистер Ромилли будет весьма благодарен.

– Не за что, – отозвался мистер Белоу. – Всего доброго. И я вышел в тихий переулок и направился к себе, в

свой зоомагазин.

В последующие два-три дня я упорно думал о мистере Белоу. Я ни минуты не верил, что птицы в его витрине действительно проданы, однако не мог взять в толк, зачем выдавать их за проданных. А еще меня крепко озадачило его нежелание продать птичку женщине в тирольской шляпе. И я решил в субботу во что бы то ни стало добиться от мистера Белоу ответа на эти загадки.

Ровно в два часа в субботу я подошел к дверям его лавки. Картонка за стеклом учтиво извещала, что магазин закрыт, тем не менее я позвонил трижды и стал ждать. Наконец дверь отворилась.

– А, – сказал мистер Белоу, – добрый день.

– Добрый день, мистер Белоу, – отозвался я.

– Входи же, – пригласил он меня.

Я вошел, и он тщательно запер дверь.

– Итак, – напомнил он, – ты хотел посмотреть птиц?

– Да, если можно, – ответил я.

Он повел меня через гостиную и вверх по узкой расшатанной лестнице. Насколько я мог судить, на втором этаже его лавки помещались крохотная ванная, спальня и еще одна комната, чьи стены сплошь занимали клетки с птицами всех видов, цветов и размеров. Тут были маленькие юркие вьюрки из Африки и Азии, даже два-три ярко окрашенных австралийских вьюрка. Были зеленые попугайчики и словно одетые в королевскую мантию красные кардиналы. Волшебное зрелище… Квалификация мистера Белоу заметно превосходила познания мистера Ромилли: он знал обычное и латинское название каждой птицы, знал, где они водятся, какой корм предпочитают, сколько откладывают яиц. Словом, живая энциклопедия.

– И все эти птицы продаются? – спросил я, пожирая глазами красного кардинала.

– Конечно, – ответил мистер Белоу. И поспешил добавить: – Но только в благоприятное время года.

– При чем тут какое-то благоприятное время года? – озадаченно справился я. – Если вы торгуете птицами, можете продавать их когда угодно, разве нет?

– Ну, некоторые так и поступают, – сказал мистер Белоу. – Но я взял за правило ни в коем случае не продавать птиц в неблагоприятное время года.

Я заметил, что его глаза весело поблескивают.

– Ну и когда же оно бывает – благоприятное время?

– В моем представлении – никогда, – сообщил мистер Белоу.

– Вы хотите сказать, что совсем не продаете птиц?

– Очень редко, – ответил он. – В исключительных случаях, только друзьям.

– И потому вы не стали продавать птиц той женщине?

– Да, – сказал мистер Белоу.

– И все те птицы на витрине на самом деле не проданы, верно?

Мистер Белоу смерил меня взглядом, точно прикидывая, способен ли я хранить тайну.

– На самом деле, между нами говоря, они не проданы, – признался он.

– Ну хорошо, а как насчет прибыли?

– В том-то и дело, – сказал он, – что я не гонюсь за прибылью.

Должно быть, у меня был крайне озадаченный вид, потому что мистер Белоу издал гортанный смешок и сказал:

– Давай-ка спустимся и попьем чаю, ладно? И я все тебе объясню. Только обещай, что это останется между нами. Обещаешь?

Он шутливо погрозил мне толстым пальцем.

– Конечно, обещаю! – воскликнул я. – Клянусь!

– Отлично. Ты любишь сдобные лепешки?

– Э… Ну да, – ответил я, сбитый с толку внезапной переменой темы.

– Я тоже, – сказал мистер Белоу. – Горячие лепешки с маслом и чай. Пошли… Спустимся вниз.

И мы спустились в маленькую гостиную, где охотничий пес мистера Белоу, которого звали, как я теперь обнаружил, Олдрич, гордо возлежал на диване. Мистер Белоу зажег газ, испек несколько лепешек, щедро намазал их маслом и поместил лоснящуюся шаткую стопку на столик между нами. Тут и чайник вскипел, он заварил чай и расставил тонкие, изящные фарфоровые чашки.

Мы приступили к чаепитию, мистер Белоу передал мне лепешку, взял одну сам и вонзил в нее зубы с удовлетворенным вздохом.

– Так что… что вы хотели сказать мне, почему не гонитесь за прибылью? – спросил я.

– Понимаешь, – сказал он, тщательно вытирая платком руки, усы и губы, – это довольно длинная и сложная история. Когда-то весь этот переулок принадлежал одному эксцентричному миллионеру по фамилии Потт, чьим именем и называется до сих пор. Насколько я понимаю, он был, выражаясь современным языком, социалистом. Он построил все здешние лавки и установил правила для их деятельности. Лавки сдавались желающим в бессрочную аренду, причем каждые четыре года арендная плата подлежала пересмотру. Если лавка преуспевала, плата соответственно повышалась, если нет – понижалась. Ну вот, я въехал сюда в 1921 году и с тех пор плачу пять шиллингов в неделю.

Я недоверчиво воззрился на мистера Белоу.

– Пять шиллингов в неделю? Но ведь это гроши за такое помещение. Здесь ведь рукой подать до Кенсингтон-Хай-стрит с ее фешенебельными магазинами.

– Совершенно верно, – сказал мистер Белоу. – В том-то и дело. Я плачу за аренду пять шиллингов в неделю, то есть по фунту за месяц.

– Но почему такая неслыханно низкая аренда?

– Потому, – объяснил мистер Белоу, – что у меня нет прибыли. Как только я обнаружил в контракте условие, о котором тебе сказал, сразу усмотрел удобную лазейку. У меня были отложены кое-какие деньги, немного, но продержаться можно. И я искал такое жилье, где мог бы держать своих птиц. Тут и представилась идеальная возможность. Я обошел всех остальных съемщиков в переулке Потта, поделился своим открытием и обнаружил, что у большинства та же забота, что у меня: располагая небольшими средствами, они нуждаются в дешевой обители. Мы учредили «Общество Потт-Лэйн», объединились и нашли очень хорошего счетовода. Говоря «хорошего», я разумею не этих слабаков, которые во всем цепляются за закон, от них не жди добра. Нет, мы нашли способного, мозговитого молодца. Каждые полгода мы собираемся, и он проверяет нашу бухгалтерию и говорит нам, как вести дела, чтобы пребывать на грани разорения. Мы действуем соответственно, и когда приходит срок пересматривать арендную плату, она либо остается прежней, либо немного снижается.

– Но люди, которым теперь принадлежат эти дома, разве не могут изменить ставки? – спросил я.

– Не могут, – ответил мистер Белоу, – в этом все дело. Я выяснил, что, согласно завещанию мистера Потта, условия аренды не могут быть изменены.

– Но наследники, наверно, пришли в ярость, когда узнали, что вы платите всего один фунт в месяц?

– Еще как, – сказал мистер Белоу. – Чего только ни делали, чтобы выселить меня, – безуспешно. Я нашел хорошего юриста – опять-таки не из тех слабаков, для которых закон выше интересов клиента, – и он живо поставил их на место. Все остальные лавки действовали заодно, и наследникам пришлось сдаться.

Боясь обидеть мистера Белоу, я воздержался от комментариев, хотя был уверен, что он все сочинил. Однажды мне уже довелось иметь дело с домашним учителем явно шизофренического склада, который рассказывал мне длинные замысловатые истории о своих приключениях; на самом деле ничего такого в его жизни не было, но ему очень уж хотелось, чтобы было. Словом, для меня подобные измышления не были новостью.

– Надо же, как здорово получилось, – сказал я. – Вы просто гений, что додумались до этого.

– Никогда не ленись читать мелкий шрифт. – Он шутливо погрозил мне пальцем. – А сейчас извини, я должен сходить за Мейбэл.

Он вышел в торговое помещение и вернулся, неся сидящего на его запястье какаду. Сев в кресло, положил птицу на спину, и та застыла, будто выточенная из слоновой кости, закрыв глаза и приговаривая: «Хэлло, хэлло, хэлло». Пригладив оперение Мейбэл, мистер Белоу перенес ее себе на колени и пощекотал перышки на животе. Она лежала, погруженная в блаженную дремоту.

– Она начинает скучать, если слишком долго остается там одна, – объяснил мистер Белоу. – Еще лепешку, дружок?

И мы опять принялись за лепешки, беседуя. Мистер Белоу оказался интереснейшим собеседником. В молодости он изрядно постранствовал и мог немало порассказать о местах, которые я мечтал посетить. С того дня я заходил к нему попить чай раз в две недели, и это были счастливые часы.

Продолжая сомневаться в правдивости рассказа мистера Белоу о переулке Потта, я задумал провести эксперимент. За несколько дней посетил все лавки в этом ряду. Так, в «Клитемнестру» я наведался якобы для того, чтобы купить шляпу маме ко дню рождения. Две милейшие пожилые леди, которым принадлежала лавка, долго извинялись. У них как раз кончились шляпы. Они могут предложить мне что-нибудь еще? Скажем, недорогой мех? Дело в том, сообщили мне, что все меха в магазине уже заказаны заранее. Теперь ожидается новая партия. Когда у моей мамы день рождения? В пятницу на следующей неделе, ответил я. О, к тому времени будет новое поступление, непременно будет, заходите.

Владелец табачной лавки, мистер Уоллит, сообщил, что как раз тех сигарет, которые мне нужны, нет в наличии. И сигар нет, и трубок тоже. С великой неохотой он отпустил мне коробок спичек.

Дальше я зашел к водопроводчикам – дескать, меня прислала мама, у нас что-то неладно с баком, не могут ли они прислать человека, чтобы посмотрел, в чем дело?

– Понятно, – сказал мистер Драмлин, – насколько это срочно?

– Крайне срочно, – ответил я. – Вода не идет ни в уборную, ни в умывальники.

– Понимаете, – сообщил он, – у нас есть только один работник, только один, и он сейчас ушел по вызову… это надолго. Не знаю даже, когда он управится… Может быть, день проработает, может быть, два.

– А он не согласится поработать сверхурочно?

– Боюсь, что не согласится, – сказал мистер Драмлин. – Кстати, вы можете найти отличного водопроводчика на Кинсингтон-Хай-стрит. Обратитесь туда, возможно, у них найдется свободный работник. Что до меня, боюсь, не могу обещать вам ничего на ближайшие… да, на ближайшие два-три дня, это в лучшем случае.

Поблагодарив, я отправился к мистеру Уильяму Дроверу, агенту по продаже недвижимости. Меня принял невысокий, убого одетый мужчина в очках, с пушистой жидкой шевелюрой. Я объяснил, что моя тетушка подумывает о том, чтобы переехать в эту часть Лондона, и, поскольку я живу поблизости, попросила меня сходить к агенту и подобрать для нее квартиру.

– Квартиру? Квартиру? – Мистер Дровер поджал губы, снял очки, протер стекла, вернул очки на место и осмотрелся, словно ожидал увидеть спрятанную где-то квартиру.

– Сейчас с квартирами плохо, – сказал он. – Очень плохо. Понимаете, очень уж много желающих переехать в этот район. Квартиры перехватывают перед самым носом.

– И у вас нет ничего на примете? Ничего такого, что я мог бы показать своей тетушке?

– Ничего, – ответил он. – Совсем ничего, к сожалению. Совсем.

– Ну а как насчет маленького дома? – осведомился я.

– С домами тоже плохо, так же плохо. Боюсь, в моей картотеке не найдется ни одного маленького дома, который устроил бы вас. Есть в пригороде дом с десятью спальнями, как вы на это посмотрите?

– Нет, думаю, этот дом великоват, – сказал я. – К тому же она желает поселиться в этом районе.

– Не одна она, не одна. Все стремятся сюда, не считаясь с теснотой.

– Но это хорошо для вашего бизнеса? – заметил я.

– Как сказать, как сказать. При чрезмерной тесноте страдают отношения между соседями.

– Ну что ж, большое спасибо вам за помощь, – сказал я.

– Не за что, не за что. Жаль, что не могу больше ничего для вас сделать.

На очереди было кафе «Пикси». Я увидел довольно обширное меню, однако сейчас мне могли предложить только чашку чая. Как назло – они страшно извинялись – грузовик, который должен был доставить продукты на этот день, сломался где-то в северной части Лондона, поэтому им буквально не из чего готовить.

После этого я поверил наконец тому, что говорил мне мистер Белоу про переулок Потта.

Приблизительно в эту пору круг моих знакомых пополнился еще одной странной личностью. Я уже не один месяц работал у мистера Ромилли, и он полностью доверял мне. Время от времени посылал меня в Ист-Энд за свежими партиями рептилий, амфибий и тропических рыбок. Мы покупали их у оптовиков, тогда как хозяйство, которому фактически принадлежал магазин, снабжало нас всеми необходимыми пресноводными экземплярами. Я полюбил эти вылазки в сумрачные лавки на задворках, с ящерицами в больших ящиках, с полными корзинами черепах, с зелеными от водорослей, протекающими аквариумами, населенными лягушками, тритонами и саламандрами. Во время одной из таких поездок в Ист-Энд я и познакомился с полковником Энстратером.

Мистер Ромилли послал меня к Ван ден Готу, крупному оптовику, который специализировался на импорте из Северной Америки рептилий и амфибий. Мне было поручено привезти полторы сотни расписных черепашек – этих прелестных пресноводных рептилий с зеленовато-коричневым карапаксом и красно-желтыми полосками на коже. Каждый детеныш был величиной с монету. Они пользовались у нас большим спросом как подходящий подарок для детей в городских квартирах. Итак, я отправился в Ист-Энд, где меня принял сам мистер Ван ден Гот – весьма тучный мужчина, этакий орангутан, вылепленный из воска. Он поместил моих черепашек в картонную коробку, выложенную мхом, затем я попросил разрешения посмотреть, чем еще он располагает.

– Валяй, – сказал он, – валяй.

После чего проковылял обратно к своему креслу, развернул голландскую газету, засунул в рот сигару и предоставил меня самому себе. Я бродил по лавке, рассматривая красивых змей, пока не застыл в восхищении перед террариумом с ярко-зелеными игуанами, которым сережки и прочие кожные выросты придавали сходство со сказочным драконом. Поглядев на часы, я с ужасом обнаружил, что задержался сверх положенного на целых полчаса. А потому схватил свою коробку с черепашками, попрощался с мистером Ван ден Готом и поспешил на автобус.

В спешке я, увы, не обратил внимания на то, что от влажного мха, которым мистер Ван ден Гот выложил коробку, дно ее успело промокнуть, пока я любовался его товаром. В итоге, когда я поднялся в автобусе на второй ярус и уже приготовился сесть, дно вывалилось и на пол обрушился каскад черепашек.

Мне повезло, что на этом ярусе кроме меня был только еще один пассажир – по-военному подтянутый, стройный седоусый мужчина с моноклем, в безукоризненного покроя грубошерстном костюме и мягкой шляпе. В петлице рдела гвоздика, в руке он держал ротанговую трость с серебряным набалдашником. Я лихорадочно ползал по полу, отлавливая черепашек, но эти малютки способны при желании двигаться с невероятной скоростью, и численное превосходство явно было на их стороне. Внезапно одна черепашка помчалась по центральному проходу и наткнулась на ногу мужчины с моноклем. Почувствовав, что кто-то царапает его начищенный башмак, он посмотрел вниз. Ну все, подумал я, жди неприятностей! Мужчина поправил монокль и уставился на малютку, которая силилась взобраться на носок башмака.

– Боже мой! – воскликнул мужчина. – Расписная черепашка! Хриземис пикта! Сто лет не видел!

Он повернул голову в поисках источника, откуда возникла крохотная рептилия, и узрел меня, ползающего в окружении разбегающихся во все стороны черепашек.

– Ха! – воскликнул он. – Эта малютка – твоя?

– Да, сэр, – признался я. – Извините, ради Бога, у моей коробки вывалилось дно.

– Видит Бог, тебе не повезло?

– Э… да… есть немного.

Он подобрал черепашонка, который успел-таки вскарабкаться на его башмак, и направился ко мне.

– Держи, – сказал он. – И давай я помогу тебе. Перекрою пути дезертирам.

– Вы очень любезны, – отозвался я.

Он опустился на четвереньки по моему примеру, и мы стали вместе ловить разбежавшихся по полу автобуса черепашек.

– Ату его! – восклицал он то и дело. – Вон тот проказник юркнул под сиденье.

А когда одна черепашка устремилась прямо на него, он прицелился тростью и крикнул:

– Бабах! Назад, сэр, иначе вам не поздоровится! Минут за пятнадцать нам удалось наконец вернуть всех

черепашек в коробку, и я кое-как залатал ее носовым платком.

– Большое спасибо, сэр, – сказал я. – Боюсь, вы испачкали брюки.

– И не жалею, – отозвался он, – нисколько не жалею. Давно уже не доводилось так охотиться.

Поправив монокль, он воззрился на меня.

– А теперь скажи – для чего у тебя полная коробка черепашек?

– Я… я работаю в зоомагазине и вот только что забрал их у оптовика.

– Понятно. Ты не против, если я сяду поблизости и мы поболтаем?

– Нет, сэр, – ответил я, – конечно, не против.

Он опустился на сиденье напротив, поставил трость между коленями, оперся подбородком на набалдашник и задумчиво посмотрел на меня.

– Зоомагазин, говоришь? Гм-м-м. Ты любишь животных?

– Да, очень люблю. Больше всего на свете.

– Гм-м-м. А что еще есть в этой вашей лавке? – спросил он.

В его голосе звучал искренний интерес, и я рассказал ему, чем богат наш магазин, рассказал про мистера Ромилли и уже был готов изложить историю мистера Белоу, однако воздержался, поскольку дал клятву хранить секрет. Когда мы доехали до моей остановки, я поднялся с сиденья. – Простите, сэр, – сказал я, – но мне тут выходить.

– Ха, – произнес он. – Ха. И мне тоже. Мне тоже.

Было совершенно ясно, что это вовсе не его остановка, просто ему хочется еще поговорить со мной. Мы спустились на тротуар. Благодаря довольно свободному и эксцентричному воспитанию, я вполне представлял себе коварные уловки гомосексуалистов. Знал, например, что даже джентльмены с моноклем и военной выправкой бывают не без греха, и то обстоятельство, что он вышел из автобуса не на своей остановке, настроило меня не в его пользу. Я решил быть настороже.

– Ну, и где тут твой зоомагазин? – спросил он, вращая трость двумя пальцами.

– Да вон он, сэр.

– Ага, так я пойду с тобой вместе.

Он зашагал по тротуару, разглядывая витрины магазинов.

– Скажи-ка, – заговорил он, – чем ты занимаешься в свободное время?

– О, я хожу в зоопарк, в кино, в музеи и так далее.

– А в Музее наук бываешь? Там, где всякие действующие модели и другие экспонаты?

– Мне очень нравится этот музей, – ответил я. – Нравятся модели.

– В самом деле? Точно? – Он уставился на меня через монокль. – Стало быть, тебе нравится играть?

– Играть? Пожалуй, это слово подходит.

– Ага, – произнес он.

Мы остановились у двери «Аквариума».

– Вы уж извините меня, сэр, – сказал я. – Я… я и так уже опаздываю.

– Догадываюсь… Догадываюсь.

Он достал бумажник и извлек из него визитную карточку.

– Вот моя фамилия и адрес. Если надумаешь навестить меня как-нибудь вечером, поиграем вместе.

– Большое… большое спасибо, сэр, – ответил я, прижимаясь к стене спиной.

– Не за что. Итак, буду ждать тебя. Можешь не звонить заранее… просто приходи. Я всегда дома. Любое время после шести.

И он удалился, по-военному чеканя шаг. Ни малейшего намека на жеманность и женоподобие, но я был не настолько целомудрен, чтобы не знать, что не только эти черты отличают гомосексуалиста. Засунув в карман визитную карточку, я вошел в магазин.

– Где ты пропадаешь, озорник? – спросил мистер Ромилли.

– Извините за опоздание, – ответил я. – Но… но у меня… приключился несчастный случай в автобусе. У коробки вывалилось дно, и все черепашки высыпались, и хотя один полковник вызвался помочь мне поймать их, все же получилась задержка. Извините меня, мистер Ромилли, прошу вас.

– Ладно, все в порядке, – отозвался он. – Сегодня к нам заходило мало народу… совсем мало. Я уже приготовил аквариум, так что можешь поместить их туда.

Так я и поступил, потом посмотрел, как черепашки плавают в своей новой обители, после чего достал карточку полковника и прочитал: «Полковник Энстратер, 47, Белл Мьюз, Саут-Кенсингтон». Кроме адреса, был еще номер телефона. Поразмыслив, я обратился к мистеру Ромилли:

– Случайно вы не знаете некоего полковника Энстратера?

– Энстратер? Энстратер? – Мистер Ромилли нахмурил брови. – Вроде бы нет… Хотя постой, постой. Где он живет?

– Белли Мьюз, – сказал я.

– Это он. Это он! – радостно воскликнул мистер Ромилли. – Да-да, это он… Бравый воин. И прекрасный человек. Это он помог тебе отловить черепашек?

– Он, – ответил я.

– Ага, это в его духе. Всегда готов помочь в беде другу. Такие, как он, в наше время редкость, большая редкость.

– Стало быть, он… э… человек известный и… э… почтенный? – осведомился я.

– Конечно, конечно. Его там все знают. Знают и любят старого полковника.

Поразмыслив над услышанным, я решил, пожалуй, как-нибудь воспользоваться приглашением полковника Энстратера. В крайнем случае, сказал я себе, если что, всегда могу позвать на помощь. И хотя полковник сказал, что звонить не обязательно, я решил соблюсти тон и через несколько дней набрал его номер.

– Полковник Энстратер? – спросил я.

– Да, он самый. Кто это? Кто говорит?

– Это, гм… моя фамилия… Даррелл, – ответил я. – Мы познакомились с вами в автобусе на днях. Вы были так добры, помогли мне ловить черепашек.

– А, да-да, – сказал он. – Точно. И как теперь поживают малютки?

– Отлично, – сообщил я. – Поживают… очень хорошо. Я тут подумал о том… может быть, воспользоваться вашим любезным приглашением навестить вас?

– Ну конечно, дружище, конечно! Буду счастлив! В котором часу ты придешь?

– Ну а когда вам удобно?

– Приходи около половины седьмого, – предложил он. – Как раз к обеду.

– Большое спасибо, – ответил я. – Непременно приду. Белл Мьюз оказался коротким тупиком с булыжной

мостовой и четырьмя домиками на каждой стороне. Но что такое – номером 47 были обозначены двери сразу четырех строений! Откуда мне было знать, что все они принадлежали полковнику, что он соединил их вместе и с присущей военному человеку страстью к порядку присвоил им один номер. Помешкав, я постучался наконец в ближайшую дверь и стал ждать, что из этого выйдет. А сам в это время думал о том, как это нелепо: в тупике длиной от силы двести метров четыре дома значатся под одним номером 47 – и где все остальные номера? Видимо, разбросаны по разным улицам и переулкам по соседству. «Да, – сказал я себе, – несладко приходится почтальону в Лондоне». Тут дверь, в которую я постучался, распахнулась, и я увидел перед собой полковника. На нем была бутылочно-зеленая домашняя куртка с лацканами из муарового шелка, и в одной руке он сжимал огромный нож. В испуге я сказал себе, что, кажется, мне вовсе не следовало приходить сюда.