И тогда я решил идти в Питер. В моей голове мгновенно прокрутился следующий вариант: я выбираюсь в Питер, затем добегаю до границы, перехожу ее в образе волка и нахожу какого-нибудь писателя, который только и делает, что строчит книжки про оборотней. Я ему подкидываю сюжетец, а он мне за это обеспечивает политическое убежище и мое проживание на первых порах. А на Западе что? На Западе жить можно. Я уже представлял себе, как в шикарном вареном костюме прогуливаюсь по мощеным западным улицам и спокойно так поглядываю на витрины, а там чего только нет. А потом на серебристом "Мерседесе" я еду на теннисный корт, где меня ждет очаровательная блондиночка или даже лучше брюнеточка. Да, жгучая брюнетка с изумрудными глазами - моя невеста.
      В этот миг мечты мне казались настолько реальными, что я совсем забыл о промокшей насквозь одежде, об израненной руке и даже о зубной боли. Проезжавшие мимо машины окатывали меня грязью с головы до ног, но я просто не замечал этого, покинув реальный мир, пока тяжелый "Камаз" не притормозил возле меня. Из мерцающей в темноте кабины высунулась голова водителя:
      - Эй, пацан, подвезти?
      - Да, конечно! - обрадовался я.
      - А деньги у тебя есть?
      Я замялся. Свою сотню я позабыл в избушке оборотней. Правда в подклад куртки были зашиты шесть долларов, но с ними я пока не хотел расставаться.
      - Нету, - угрюмым голосом ответил я.
      - Ну, тогда ничего не выйдет, приятель.
      Громко хлопнула дверца, и грузовик, урча мотором, скрылся вдали. Он не только оставил меня в ночи, он сделал гораздо хуже - вытащил меня из мира иллюзий, развеяв мои мечты. Промокшие до невозможности штаны противно касались ног, куртка ничуть не грела, побаливала рука, а голова раскалывалась от ноющей зубной боли. Каждый раз, как я спотыкался об какой-нибудь камень, ломоть грязи или не по делу выросший бугорок, боль волнами колыхалась во мне и уже не давала сосредоточиться. Ко всему прочему я сильно устал и старался подальше отогнать мучительную мысль, что до Питера еще шагать и шагать...
      ... Эта ненастная ночь застала Федю в пути. Неотложные дела приказали оставить светлую идею спокойного сна в теплой квартире с какой-нибудь шлюшкой и заставили ехать сейчас в чужой машине и беспокойно дремать, скрючившись в неудобной позе на заднем сиденье. Машина была Хенселя. За последнее время они надежно скорешились, раскручивали дела вместе и даже взяли в долю Геника, который способностями не блистал и поэтому большого интереса не представлял; никаких солидных связей он не имел и пользы от него не было, как от козла молока. Но общая тайна охоты на сверхъестественного выродка сплотила их, и теперь они ехали в Питер, где наклевывалась маленькая разборка, на которой можно было урвать небольшой кусок, если постараться, конечно (без труда не выловишь и рыбку из пруда). Кроме того Геник клятвенно заверял, что загонит оставшиеся серебряные пули не по весу, а как произведения искусства такому же любителю ужасов, как и он сам. Хенсель крутил баранку, тихо матеря мокрую дорогу, Гена спал или молча сидел, уставившись в лобовое стекло, а Федя делал отчаянные попытки заснуть, но безуспешно.
      Один раз это ему почти удалось, но он тут же был разбужен громким возгласом Хенселя:
      - А это что за стручок там впереди?
      Федя открыл глаза и глянул вперед. Между головами Хенселя и Геника на освещенном фарами пространстве шагала невысокая фигурка. Федю аж подбросило. Остатки сна безвозвратно исчезли. Это был не стручок, а... Сверчок! Эту фигурку Федя узнал бы среди тысяч других. Он не слишком верил, что проклятый богом пацан ожил из мертвых, но после того, как выяснилось, что пули были из сплава, а не серебра, сомнения копошились в его душе. И теперь Федя готов был поспорить на все, что имел: это он, тот самый пацан...
      ... Еще одна машина остановилась где-то в метре за моей спиной, и я радостно решил, что наконец-то меня довезут до города, сгоряча не подумав о том, что грязный и мокрый шкет, готовый измазать своими штанами чехол сиденья, а на полу оставить пудовые комья глины, никому в общем-то не нужен.
      Но уже поворачиваясь, я ощутил незнакомое острое чувство - чувство опасности. Оно вибрировало во мне, приказывая уносить ноги. И все же я повернулся. Два силуэта в машине я не смог разглядеть. Но того, кто стоял, облокотившись на дверцу машины, я узнал без промедлений - слишком много я вытерпел от него. Но я не хотел больше убивать, поэтому быстро скинул всю одежду и стал завязывать ее в узел. Холодные струи хлестали мое тело, не давняя никакой возможности сосредоточиться, но великий инстинкт самосохранения направил все мои мысли в единую точку...
      ... - Чего он раздевается? - хмыкнул Хенсель, - с Федей трахаться собрался что ли?
      - Дурак! - заорал Федя, слышавший все. - Пацан сейчас в волка перекинется, - он тут же заскочил в машину и продолжил. - Гони, а то нам его не поймать! Поехали!!!
      Хенсель обиделся, но все же взглянул в окно еще раз. Огромный волк стоял там, освещенный ярким светом галогеновых фар. Машина тронулась с места, но волк опередил ее, сделав громадный прыжок вдаль, и понесся по мокрому шоссе.
      - Ничего, - произнес окончательно проснувшийся Геник. - Кому быть повешенным, тот не утонет...
      ... Каждое прикосновение левой передней лапы к асфальту вызывало пульсирующую боль, но не мог же я бежать на трех ногах. Стиснув клыки, я изо всех сил мчался вперед. Машина неотступно следовала за мной. Я прибавил скорость, но машина не отставала. Или там пока не решили, что делать со мной, или просто опасались высоких скоростей на этом скользком от дождя шоссе. Свет от фар бил мне в бока, поверхность дороги вспыхивала световыми бликами. Мне казалось, что эта сумасшедшая гонка будет длиться до бесконечности, но инстинкт самосохранения не давал мне остановиться или хотя бы скинуть скорость. Узел с одеждой, край которого цепко сжимали мои клыки, раскачивался и сбивал меня с ритма движения, но я даже и не помышлял расстаться с ним.
      Время остановилось, все исчезло, и только два силуэта на мокром шоссе продолжали свою ужасную гонку: израненный волк и машина, с трудом сдерживаемая умелыми руками. И вдруг я с ужасом понял, что начал выдыхаться. В свете фар впереди я смутно разглядел поворот дороги чуть ли не под прямым углом. Собрав все силы, я сделал несколько больших прыжков и перемахнул через обочину и темный кювет. Немного пробежав по липкому, размокшему полю, я бессильно свалился в грязную лужу. Мои легкие содрогались внутри, перекачивая бескрайние объемы воздуха. Я лег на все четыре лапы и стал ждать конца...
      ... Машину кидало влево-вправо, и Хенсель каким-то чудом вел ее по середине шоссе, не отрывая взгляд от зверя, бегущего чуть впереди. Внезапно волк, уже начавший сдавать, с новой силой поскакал вдаль и вдруг исчез, продолжая свою прямую и покинув круто повернувшую дорогу. Хенсель бешено закрутил руль влево, но поздно. Колеса проскользили по грязной обочине. Машина пролетела через кювет, стукнулась об его стенку и перевернулась, расплющив в лепешку верхнюю часть кабины. В разбитые окна ворвался ночной холод и косые струи дождя...
      ... Отлежавшись я встал и, прихрамывая, выбрался на дорогу. Позади меня темнела бесформенная груда металла - все, что осталось от машины. Я отнял еще три жизни, не желая этого. "Имел ли я право жить теперь сам?" - спросите вы. Не буду отвечать, не эти вопросы волновали меня сейчас больше всего. Мокрая шерсть уже не спасала от холода. Ветер спокойно раздвигал ее, беспрепятственно добираясь до кожи. Я дрожал, пронизываемый мерзкими холодными волнами, все сильнее и не заметил сам, как снова стал человеком.
      Черт побери, я был с ног до головы забрызган холодной противной грязью. Повязка на руке отсутствовала, и рана снова кровоточила. Больной зуб опять напомнил о себе. Да, так паршиво я уже давно себя не чувствовал.
      Развязав узел, я оторвал оставшийся рукав от рубашки и, пересилив дергающую боль, перевязал руку. Остатками ткани я вытер себя от грязи. Вдруг я почему-то вообразил, что где-то обронил один ботинок, и быстро распотрошил комок одежды. Но нет, оба ботинка оказались на месте. Я немного успокоился и оделся в мокрую, тоже забрызганную комьями глины одежду. Впереди у горизонта маячили огни большого города. Пытаясь не обращать внимание на боль в руке и вновь занывшие зубы, я шел к намеченной цели, минимумом которой было добраться до Питера, огни которого так заманчиво сверкали вдали...
      ... Федя очнулся от холода и обнаружил, что лежит в каком-то странном сооружении и еще более странной позе, когда ноги находились где-то вверху, а на лице лежала грязная промасленная тряпка. Постепенно он вспомнил все происшедшее и выбрался на бесконечно раскисшее под дождем поле через разбитое окно, вынув предварительно все осколки, еще оставшиеся там. Первого же взгляда на смятые тела Геника и Хенселя было достаточно, чтобы понять: помощь им уже не понадобится. Оборотень вновь победил. Отчаяние и дикая злоба переполняла Федю. Но он знал, что будет теперь делать, он это отлично знал.
      Брезгливо морщась, Федя вытащил из кармана Геника коробочку с серебряными пулями, а из багажника дипломат, в котором находился АКСУ. Сверчок не уйдет, ему никуда не деться. Кинув коробку в дипломат, Федя поднял молнию куртки до самого верха, застегнулся на все кнопки и зашагал туда, где серое небо было уже чуть светлее основной массы.
      Федю ждали приключения в Санкт-Петербурге...
      ... Несколько минут спустя на шоссе вблизи покореженной машины остановилась черная "Волга". Двое вышедших из нее мужчин в строгих деловых костюмах внимательно осмотрели все вокруг, затем снова уселись в уютный салон. В доме хозяина заверещал вызов радиотелефона.
      - Взяли машину. Преследование волками не имеет смысла - идет дождь. Направление выбрали верно, - услышал хозяин из трубки.
      - Нашли след? - спросил он.
      - Ваш подопечный начинает убирать свидетелей. Мало ему наших двоих, так он еще за людей принялся.
      - Сколько жмуриков? - коротко спросил хозяин.
      - Пока два. Третий еще не дошел до нужного состояния и шагает сейчас прямиком к Ленинграду... тьфу ты, к Санкт-Петербургу. Остановить его?
      - Не надо. Он еще может нам пригодиться. Сейчас все средства хороши. Я даже подключил к этому делу милицию. Надеюсь, вас парень не расколет так быстро, как тех двоих.
      В трубке раздался щелчок, и связь прервалась...
      ... Минутой спустя черная "Волга" пронеслась мимо Феди, не обращая никакого внимания на его энергичные размахивания руками. Федя так и не узнал никогда, как ему повезло, что эта "Волга" не остановилась рядом с ним, а стрелой умчалась к городу на Неве, куда теперь перемещался центр действий этой истории.
      Глава восемнадцатая. Меж двух огней.
      Вновь дома высились по обеим сторонам моего пути. Высоченные коробки двенадцати- и шестнадцатиэтажных домов, тянувшихся до бесконечности. Прямая линия дороги вела меня вперед по району новостроек. Вновь я очутился в городе, но не в городке областного центра. Это был огромный по величине город Санкт-Петербург.
      Таким образом, первая часть моей "программы максимум" достигла финала: я добрался до Питера. Это событие означало, что путь уже начат, и отступать с него было бы предательством по отношению к самому себе.
      Вы думаете, я находился в кристально-спокойном состоянии после такой бессонной ночки? Нет! Все поджилки тряслись у меня от волнения. А в руках появилась нервная дрожь. Я настолько был выбит из колеи, что всерьез опасался самопроизвольного обращения в волка. Контролировать себя становилось все сложнее, но я держался изо всех сил. Если бы это случилось на глазах у людей, то катастрофа стала бы неминуемой.
      Прежде всего я постарался успокоиться и как можно скорее освоиться в новом для себя месте. Со стороны мне теперь ничего не угрожало - я оторвался от всех возможных преследователей. Погоню оборотней я сжег в сарае. Трое крутых ребят во главе с Федей разбились на своей тачке. Милиция, давно потерявшая мой след, находилась вообще в другом городе, а для питерских служителей порядка я пока не представлял никакого интереса. Оставалось поменять доллары на рубли, приобрести божеский вид, солидно пообедать и ненавязчиво выяснить: в какой стороне находится граница с Финляндией.
      Доллары на рубли я спокойно обменял в банковской конторе, куда меня упорно не хотел пускать швейцар, и лишь вид долларов убедил его в серьезности моих намерений. Он, правда, сделал попытку позаимствовать их у меня, но я тоже был малый не промах. Увидев, что швейцар потерял свою бдительность, я ловко проскользнул вглубь здания. Там я без труда нашел нужное окошечко и получил пачку денег, а на обратном пути смешался с толпой и благополучно миновал высматривающего меня швейцара.
      На деньги я сносно приоделся, побывав в четырех комиссионках и полностью заменив весь свой гардероб за исключением старых, испытанных ботинок. Я купил летнюю матерчатую куртку, благо, погода уже была теплая, и хлопчатобумажные синие брюки, заштопанные в нескольких местах. Вид у меня получился, конечно, не супер, но мне сейчас было не до стиля. На остатки денег я, как и мечталось, вдоволь наелся.
      К сытному обеду прибавились еще две радости. Во-первых, во внутреннем кармане моей болоньевой куртки обнаружилась "забытая" в доме оборотней сотня, и с ее помощью я купил продуктов впрок, положил их в полиэтиленовый кулек и оставил в камере хранения на Московском железнодорожном вокзале. Во-вторых, там же, у вокзала, я загнал какой-то тетке, торгующей цветами, уже не нужные мне перчатки, увеличив свой небогатый капитал на червонец, а затем отправился шататься по округе.
      Однако, моя прогулка длилась недолго. После обеда зуб, совсем было притихнувший, заломило так, что я чуть не взвыл. Поэтому следующие десять минут мне пришлось в срочном порядке спрашивать у всех прохожих подряд как добраться до ближайшей зубной больницы. Выпытав адрес поликлиники, я стремглав бросился туда. В регистратуре мне пояснили, что на прием надо записываться с утра со своей медицинской картой, но, видя мои мучения, отправили к дежурному врачу. Если у остальных кабинетов сидело по три-четыре человека, дожидаясь своей очереди, то в приемной дежурного врача царили тишина и спокойствие.
      Это означало, что я оказался единственным пациентом. Меня сразу же пригласили в кабинет и усадили в специальное кресло. Тогда я и понял, почему люди сюда не ломились. Мне растолковали, что плата за срочность - двойная. Сначала я вообще не въехал: какая такая плата, но потом вспомнил, что мы живем в эпоху рыночных отношений. Я горестно подсчитал убытки, но другого варианта не предлагалось.
      С детства не люблю зубных врачей, покажите мне такого человека, который любил бы их (вообще-то, будь моя жена зубным врачом, я все равно любил бы ее без памяти, жаль только, что ни одна зубная врачиха не горела желанием стать моей женой). Любой из нас с опаской входит в этот кабинет, и взор наш тут же устремляется на бормашину. Все! Политика, сев зерновых на Кубани, визит инопланетян в Воронеж волнуют нас не больше, чем листок, упавший с дерева за нашей спиной. Остается единственный и потому жизненно важный вопрос: будет ли врач сверлить зубы, а если будет, то как? Но врач берет в руку это ужасное приспособление, жужжит мотор, последние сомнения улетучиваются и начинаются эти тягостные минуты, которые заставляют нас откладывать следующий визит к стоматологу до бесконечности и идти туда только в случае крайней необходимости.
      Надо ли говорить, что и я пережил все эти ощущения, да в такой степени, что позабыл даже о том, что я - оборотень. Мне сверлили зуб, а моя нечеловеческая сущность забилась от страха далеко-далеко и никак себя в этот момент не проявляла. Когда я полностью отошел от полуобморочного состояния, то обнаружил, что шагаю в неизвестном направлении, а поликлиника давно уже скрылась за поворотом. Блаженное чувство радости, что все уже позади, заставляло меня чуть ли не лететь по воздуху. Трудно перечислить все воспоминания, которые пронеслись во мне за это время. И все они были яркими и теплыми, но вдруг я остановился и призадумался.
      Местонахождение финской границы так и оставалось для меня загадкой, ведь не будешь же об этом спрашивать у прохожих. Но существовал Финляндский вокзал. Из курса истории я отлично помнил, что именно на этот вокзал приехал из Финляндии Ленин. Значит, если шагать от вокзала вдоль железнодорожной линии, то пути прямиком приведут меня к границе. Лучшего варианта можно было и не придумывать. Улыбаясь своей догадливости, я быстро шел, то и дело поворачивая с одной улицы на другую. Я даже немного устал, и поэтому мысли мои приняли другой оборот. Я решил отложить свой поход до завтра, а сейчас позаботиться о ночлеге.
      Сначала я решил опять податься в районы новостроек, но передумал. У меня еще побаливал зуб, и мне не хотелось его тревожить при обращении в волка, а спать в человеческом образе на бетонном полу, пусть даже при наличии двух курток, я не мог. И жестко, и холодно - все равно не уснул бы. Кроме того, не хотелось опять тащиться в такую даль. Поэтому я решил вечером побродить по центру города, а заночевать на Московском вокзале, где к тому же у меня хранился весь продовольственный запас.
      Часам к семи вечера у меня уже слипались глаза. Я стоял в огромном центральном зале Московского вокзала и намеревался пройти в следующий, чтобы найти себе какое-нибудь местечко. Как вдруг незнакомое волнение зашевелилось во мне, поднялось, выросло. Если бы я умел чувствовать взгляды, то с чистой совестью написал бы: "Я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд". Но я твердо знал: если даже десяток человек уставятся мне в спину, я спокойно продолжу свой путь, не обращая внимания на "энергию", устремленную на меня. Нет, здесь действительно возникло нечто особенное. Во мне соединились чувство опасности и какое-то новое, совсем незнакомое чувство.
      Я резко повернулся и обнаружил, что за мной внимательно наблюдает красивый двадцатипятилетний мужик в ярком спортивном костюме. С первого взгляда я с ужасом понял, что это не человек. Мне с горечью вспомнились слова хозяина о том, что придет время, и я сам смогу выделить своих из толпы. Время, как видно, уже пришло, но своим я еще не стал. Да и вряд ли теперь стану. Поэтому необходимо было как можно скорее уносить отсюда ноги.
      Усталость, ноющая боль в руке, нелегкий путь: все это вдруг разом надавило на мои плечи, и я снова стал терять контроль над собой. Однако я не растерялся - выцепляю продукты и ходу отсюда! Я выгреб из кармана всю мелочь. Рубль на вход в зал камер хранения нашелся, но ни одной пятнадцатикопеечной монеты не оказалось. Мужик не делал попыток приблизиться ко мне или привлечь мое внимание, а стал пристально осматривать зал, выискивая кого-то в толпе. Очевидно, он был здесь не один. Тогда они легко могли скрутить меня и увезти куда угодно. Не следовало также забывать и об особых ножах, один из которых оставил памятную отметину на моей руке.
      Я заметался по залу. Надо было во что бы то ни стало раздобыть пятнадцатикопеечную монету и как можно скорее. Я кинулся к сувенирному киоску - он был закрыт. Секундой спустя я стоял в закутке, где очаровательная девушка торговала кооперативными товарами.
      - Разменяйте, пожалуйста, чтобы было пятнадцать копеек, - попросил я ее, протягивая гривенник и двадцатикопеечную монету.
      - Мелочи не держим, - презрительно процедила красавица и отвернулась. Я ее больше не интересовал.
      Я не стал терять времени и побежал к стойке, где пятидесятилетняя полная продавщица возилась с булочками и соком. Я пристроился к небольшой (человека четыре) очереди и с опаской оглядел зал. Так и есть, их было уже двое. Они разыскивали меня взглядами, а очередь двигалась нестерпимо медленно. И все же, спрятавшись под боком у грузного пенсионера в летней фетровой шляпе, я благополучно добрался до стойки.
      - Разменяйте, пожалуйста, так, чтобы по пятнадцать, - с надеждой посмотрел я на продавщицу.
      Осознав свою значительность, она взглянула на меня сверху вниз, скривила губы и отчеканила три слова:
      - Здесь не размен.
      Все! Шанс выручить свои продукты был потерян окончательно. Острые когти впились в мою сжатую ладонь, а во рту появилась знакомая теснота от мгновенно выросших клыков. Клянусь, я готов был броситься на нее, вцепиться когтями в лицо, чтобы выдавить тот взгляд, устремленный на меня, от которого становилось не по себе. Так смотрят на скользкого противного червяка, посмевшего выползти не по делу в центр зала ожидания. Ведь под рукой у нее находилась не одна, не две, а десяток пятнариков. Но нет, желая показать важность своего положения, она не захотела расстаться ни с одной из них. За что же она меня так? А, понял... Что мог ей сделать неказистый пацан? Ведь знай она, кто я такой на самом деле, то без проблем отдала бы мне не одну, не две, а все, все монетки, только бы мои зубки и коготки не коснулись ее уверенного самодовольного личика. Во мне закипала ненависть. Черная злоба против таких вот, которые днем готовы загрызть любого из-за копейки, а вечером, пожертвовав пятерку в один из расплодившихся фондов, считают себя самыми прекрасными людьми на всем белом свете. Ну, теперь все! Я окончательно потерял контроль над собой.
      И в эту минуту краем глаза я уловил, что те двое пробираются в мою сторону. Они все-таки обнаружили меня. Пришлось попрощаться с мыслью о продуктах, оставленных в камере хранения, и исчезнуть с глаз долой. Я ринулся к выходу, а у дверей резко обернулся. Сомнений не было - они бежали вслед за мной. Я понесся по улице, ища взглядом, в какую лазейку можно забраться, спрятавшись от столь опасной погони. С этими я уже не мог драться. Они сами были оборотнями.
      К счастью, свернув в боковую улицу, я увидел распахнутые двери коммерческого магазина. Прибавив в скорости, я перебежал через дорогу и оказался в маленьком коридорчике, отделявшем торговый зал от улицы. Путь мне преградил здоровенный детина, заслонивший проход:
      - Выметайся, пацан, закрываемся.
      Мне надо было выиграть время, и поэтому я жалобно загундосил:
      - Пропустите, пожалуйста. Ведь до закрытия еще двадцать минут.
      - Выметайся, выметайся. На сегодня все. Вот завтра приходи и покупай все, что вздумается, - он легко двинул меня кулаком. Обручальное кольцо больно стукнуло меня по лбу.
      - Но я живу на другом конце города...
      - Э, да ты, я гляжу, непонятливый очень. И обурел в корягу к тому же.
      Парень выматерился, схватил меня за шиворот и как щенка вышвырнул на улицу.
      Я больно ударился покалеченной рукой. Чтоб тебя всего! А ведь придет домой, подарит дочке конфету, поцелует жену, усядется с ней на диван и будет смотреть по видаку "Рабыню Изауру", переживая за ее тяжелую и несчастную судьбу.
      Поднявшись, я тут же оценил обстановку. В принципе, все обстояло не так уж плохо. Мои преследователи уже миновали магазин и быстро удалялись в глубину улицы, но на мою беду один из них обернулся, издал удивленный возглас, и погоня началась снова. Последние дни не прибавили мне здоровья. Поэтому расстояние между нами стремительно сокращалось. Когда мое положение стало совсем безнадежным - мне удивительно подфартило: из ближайшего кинотеатра, где как раз закончился сеанс, вывалила толпа народа. Я успешно затерялся в ней и пропал из виду оборотней. Озадаченные, они остановились посреди сумеречной улицы. Народ уже рассосался, и она была пустой. Лишь вдалеке три девицы спешили к заманчивому "Форду", откуда патлатый юноша призывно махал им рукой...
      ... Бахарев и Соколов сидели в кабинете Колбина, погруженные в глубокие раздумья. Но вот дверь распахнулась, и в кабинете появился сам Колбин, мрачный и озабоченный.
      - Как дела? - с порога осведомился он.
      - Пока ничего нового, товарищ майор, - ответил ему Соколов. - Ведь не так-то просто поймать оборот...
      - Ну все, хватит! - резко оборвал его Колбин. - Я вижу, вы ни на шаг не продвинулись. В общем, так, выбросьте все ваши идиотские бредни из головы. Пора заниматься делом, а не ушами хлопать. Не было там никакого оборотня.
      - А как же вы сами объясните случившееся, товарищ майор? - не утерпел Бахарев.
      - А очень просто! Кому-то выгодно, чтобы мы считали пропавшего Лжеуварова оборотнем. Все подстроили так, чтобы мы плясали под чужую дудку. Самый обыкновенный театр, начиная с пресловутых "серебряных" пуль и кончая дурацкой анонимкой. Нас хотели сбить с толку, и, надо признаться, им это удалось.
      - Значит, по-вашему и фотография, и анонимка из горисполкома - самые обыкновенные фальшивки.
      - Разумеется.
      - Но бумагу-то печатали явно второпях.
      - Вот уж нет! Когда такие бумаженции печатают второпях, то забывают даже поставить точки, а здесь даже есть куча запятых, и все на своих местах. Я сразу это отметил, только не придал должного значения. Да и все остальное можно объяснить разумно и логично, не вдаваясь в мистику.
      - Значит, оборотня не было, - поскучнел ранее молчавший Соколов.
      Сверхъестественность дела сразу поблекла и стала принимать вполне обыденные очертания. Но что было делать дальше? Труп (который следовало как можно скорее разыскать) исчез, автор письма так и остался невыясненным, свидетели не говорили ничего такого, что могло бы вывести на след. Оставалось сидеть и уповать на чудо, которое не замедлило явиться в лице сержанта Прохорова. Он заглянул в кабинет и выпалил:
      - Товарищ майор, Вы просили докладывать обо всем необычном, что случится.
      - Да, да, конечно, - заинтересовался Колбин.
      - Жена мужа после совместной пьянки убила, - во всеуслышанье заявил Прохоров.
      - Ну и что же здесь необычного, - расстроился Бахарев.
      - Орудие убийства. Это был чугунный котелок.
      - А еще что-нибудь у тебя есть? - нетерпеливо спросил Соколов.
      - Конечно же, - обрадовался Прохоров. - Возле Санкт-Петербурга машина на большой скорости перевернулась. Номера наши. Так быстро гнали, будто за волком охотились. Двое в лепешку, а третий ушел.
      - На волка? - чуть ли не хором сказали все трое.
      - Ну, это еще не самое необычное. Вот на Садовой квартиру обокрали таким хитрым способом...
      - Подожди, Прохоров, - прервал его Колбин, - давай про волка подробнее.
      После подробного рассказа Прохорова выяснилось следующее. Приблизительно в десяти километрах от Санкт-Петербурга, вылетев на обочину, разбилась машина. На переднем сидении погибли и шофер, и пассажир. Тот, кто находился сзади, выбрался, пошастал вокруг машины и ушел к шоссе, где следы его терялись. На месте аварии обнаружены два смазанных и один четкий отпечаток волчьей лапы, появившийся на том месте за несколько секунд до катастрофы, иначе его бы смыл дождь, прежде чем сверху оказался багажник автомобиля. У шофера обнаружен пистолет Макарова, у пассажира три пули, покрытые серебряной оболочкой (при этом сообщении Соколов радостно потер руки). Ленинградские коллеги запрашивали данные о хозяине автомобиля "ВАЗ-21011", на котором были номера чужой области. Кроме того, в салоне был обнаружен паспорт на Маликова Геннадия Константиновича, судя по фотографии - погибшего пассажира.
      - Спасибо, Прохоров, - поблагодарил сержанта Колбин, - можешь идти. Ты принес как раз то, что и было нужно.
      Когда за Прохоровым закрылась дверь, Соколов, едва сдерживаясь, воскликнул:
      - Ну так как же, Александр Филиппович, насчет оборотня? Волчья лапа там не зря появилась.
      - Это еще ничего не доказывает, - возразил Колбин. - У мальчиков могли быть неполадки в психике, и они любого волка принимали за оборотня или просто игрались. Но, по крайней мере, хозяин серебряных пуль установлен. Теперь нам необходимо выцепить того, который ушел, а через него мы выйдем и на Лжеуварова.
      Колбин повернулся к окну, постоял, подумал и коротко возразил своим подчиненным:
      - Ну вот что, ребятки. Придется нам ехать в Ленинград...
      ... Федя тоже провел этот день довольно результативно. Первым делом он ринулся к уже знакомому ему ювелиру.
      Ничего не подозревая, тот открыл ему дверь. Федя сразу же сгреб в тугой узел пиджак на его груди:
      - Что ж ты делаешь, падла. Закроил серебро, а нам туфту подсунул. Пиши завещание, сволочь.
      Ювелир слабо сопротивлялся, губы его беззвучно шевелились, не в силах выдавить ни слова.
      - Короче, - продолжил Федя. - Завтра я наблюдаю здесь шесть десятков настоящих серебряных пуль. Если не успеешь, то считай, что ты уже не жилец.
      Федя развернулся и стал спускаться по лестнице, когда ему в спину донеслись слова: "А серебро?"
      - Серебро?! - Федя пулей взвился обратно на площадку. - Меня не интересует, где ты достанешь серебро. Это уже лично твои проблемы. Можешь взять из того, что ухватил от нас, а не хватит, так добавишь из своих запасов. Иначе ищи веревку.
      Выйдя на улицу, Федя подумал о том, что вряд ли возможно отыскать Сверчка в Питере - таком огромном городе, будь он даже с ног до головы вооружен серебряными пулями. Срочно требовалось подкрепление. Но Хенсель находился уже среди мертвых, а своей армии у Феди никогда не было. Однако светлая идея все же посетила федину голову. Он отправился на междугородку, раскрыл свою записную книжку и набрал номер телефона, услышанный когда-то от Хенселя.
      - Алло, это Ринат? - осведомился Федя и, услышав положительный ответ, продолжил. - Слушай, Ринат, тебя срочно вызывает Хенсель. Ах да, я из Питера звоню. Вот сюда и подъезжай. К Московскому вокзалу. И еще, прихвати с собой всех, кого сможешь. И чем скорее приедешь, тем лучше. Все.
      Вновь оказавшись на улице, Федя почувствовал резкий подъем настроения. Все шло пока отлично. Без сомнения, пули к утру будут готовы, а часам к двенадцати дня приедет пара-тройка верных псов. Хотя Хенсель и умер, но имя его жило в памяти людей, а влияние сохранилось и было еще довольно велико...
      ... Я ехал, прислонившись здоровой рукой к углу троллейбусного сиденья, а лбом - к холодному оконному стеклу. Я все еще не мог выбрать место для ночлега и продолжал ехать в никуда.