Череп казался ненастоящим. Не таким, как его рисуют в учебных пособиях. Он напоминал дыню, поставленную на кирпич со скошенными стенками. Круглые глазницы являли две дыры непроницаемого мрака. Внизу кирпич разлиновали чёрными полосками зубов. Похоже, Лена уже где-то видела такой череп. В каком-то мультике. Но там он выглядел совершенно плоским и не страшным. А тут череп совершенно ПО-НАСТОЯЩЕМУ стоял на столе и пялился на Лену своими чёрными отверстиями.
      - Не пугайся, Леночка, не пугайся, - проговорил он голосом Бабы-Яги из старых фильмов. Во время разговора зубы то уходили вглубь, то возвращались на свои места, словно клавиши пианино. - Я здесь не просто так, да и ты не случайно сюда пришла.
      И он замолк.
      - Ты здесь живёшь? - поинтересовалась Лена, потому что молчать становилось невыносимо, а все остальные вопросы, возникающие у неё в голове, казались ещё более глупыми.
      - Живу ли я? - вопросил череп пустоту. - В твоих терминах, если у тебя они есть, нельзя сказать, что я - живу! Допустим, я просто нахожусь здесь. И всё.
      - Ты очень похож на череп, - поделилась впечатлениями Лена. Её никто не учил, о чём можно, и о чём нельзя разговаривать с черепами.
      - Я и есть череп, - гордо утвердил собеседник.
      Он щёлкнул клавишами зубов. На секунду за ними показалась пасть. Такая, что в ней свободно поместилась бы Ленина голова.
      Лена промолчала.
      - Знаешь ли ты, - спросил череп, - что все существа на земле, которые так похожи на людей, делятся на два основных класса: люди и черепа. Они невероятно похожи. Я бы даже сказал - невыносимо похожи. Можно ли выносить такое положение дел, при котором мы вынуждены напоминать людей, да ещё до такой степени, что сами люди не способны отличить нас от себя самих.
      - Я бы никогда не приняла тебя за человека, - обиделась Лена.
      - Всё потому, что я здесь, а не в твоём мире, - объяснил череп. - Там, у меня всё было бы как у людей. И ноги, и руки, и глаза, и даже осмысленный взгляд в этих глазах. Но мы находимся в башне замка и поэтому я сам по себе и по своему усмотрению, а ты продолжаешь оставаться человеком.
      - И много таких? - удивилась Лена. У неё в голове не укладывалось, что по улицам могут ходать черепа и при этом ничем не отличаться от людей.
      - Много, - сказал череп и даже кивнул бы, будь у него шея. - Настолько много, что тебе об этом лучше не знать. Впрочем, может когда-нибудь ты и узнаешь, если сама станешь черепом.
      - Я не хочу, - испугалась Лена.
      - Сейчас не хочешь, - сказал череп. - А пройдёт время, ты вырастешь и возжелаешь им стать.
      - Но это же так... уродливо, - поморщилась Лена.
      - А всё потому, что ты смотришь на меня человеческими глазами, - объяснил череп. - Неудивительно, что такой взгляд тебя пугает.
      - А какими глазами я должна смотреть? - поинтересовалась Лена.
      - Никакими. У меня вот вообще глаз нет.
      - Но это же невозможно, не видеть, - испугалась Лена.
      - Чего ты боишься? Неужели ты думаешь, что мир складывается из того, что ты увидела, услышала и попробовала на вкус?
      - Да!
      - И вовсе нет. Мир складывается из того, что ты чувствуешь в то время, когда смотришь, слышишь и пробуешь. Бывает, смотришь на прелестную вещичку и совершенно её не видишь, потому что чувства вновь переживают что-то утраченное. Да и со слухом так же, можно слушать человека и не слышать его.
      - Угу, - согласилась Лена. - У нас постоянно на кухне радио говорит, а я так привыкла, что почти его и не слышу. А со вкусом ещё интереснее. Я могу проглотить целую шоколадку во время фильма и совершенно не заметить вкуса. Ну ни капельки.
      - Ага, - обрадовался череп. - Ты начинаешь понимать нашу сущность. Не надо видеть, не надо слышать, не надо пробовать. Надо просто почувствовать, и тогда в памяти запишется особое ощущение, будто бы с тобой всё это происходило ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
      - Но это всё равно понарошку, - не согласилась Лена. - Если я никогда не пробовала манго, то в памяти запишется вовсе не настоящий вкус, а тот, который я представила в уме.
      - Ну и что, - не сдавался череп. - Вот подумай... Только подумай хорошенько. Ты хочешь, чтобы всё происходило как надо или так, как хочется тебе?
      - А разве это не одно и то же?
      - Ну вдруг тебе манго не понравится, - заметил череп. - Что тогда? Сплошное расстройство несбывшейся мечты. А так ты чувствуешь, что его попробовала и что он оказался на вкус именно таким, как ты и ждала.
      - Так значит лучше вообще не пробовать это манго?
      - Почему не пробовать? Пробовать! Только не огорчаться, если он не оправдает твоих ожиданий. И не расстраиваться из-за того, что тебе пока ещё не довелось его попробовать. Но вообще-то, скажу по секрету, мандарины тебе подходят больше.
      - Да, - кивнула Лена. - мандарины я люблю.
      - Вот и наплюй на это манго, - предложил череп и доверительно добавил. Хорошо сидим.
      - Хорошо, - поёжилась Лена и на всякий случай кивнула. Комнатка, озарённая светом, исходящим от черепа, не нравилась ей. Она давила низким потолком, угнетала мрачными стенами. Ну почему тут не оказался маяк. Замок-то снаружи выглядел таким красивым. Неужели в каждой башне, блестящей радужными сполохами, скрывалась за стенами вот такая каморка, в которой притаилось по одному разговорчивому черепу.
      - Давно я так славно не беседовал, - похвалил девочку череп. - За это я разрешаю задать тебе один вопрос.
      - Какой вопрос? - не поняла Лена.
      - Да любой, - нетерпеливо сказал череп. - Любой, угодный тебе вопросец. Советую из числа тех, на которые некому ответить. Может ты здесь именно для того, чтобы задать такой вопрос, а я для того, чтобы на него ответить.
      Лена задумалась. Были вопросы, которые она могла задать маме, но ни в коем случае не ребятам из штаба. Или наоборот, на которые Венька и Колька ответили бы без труда, а мама только рассердилась бы. Веньку можно расспрашивать про самолёты. Только его одного и больше никого. Были ещё неимоверно важные вопросы, на которые хотелось получить ответ. Но их Лена собиралась задать вовсе не черепу.
      - Давай быстрее, - сердито напомнил череп, - а то я передумаю.
      Слова крутились в голове у Лены и никак не складывались в вопросы. Лена сунула руку в карман, чтобы звякнуть ключами и разбудить нужные мысли. Но пальцы наткнулись на кожаную обложку найденной записной книжки. И тогда сформировался тот самый вопрос, ответ на который узнать было не у кого. Лена раскрыла книжку на единственной не пустой странице и показала надпись черепу.
      - Это правда? - спросила она.
      - Да, - согласился череп и весело бы подмигнул Лене, да только не было у него век. - Проще простого. Даже утруждать себя не пришлось. Давай, спрашивай ещё. Твоё время не истекло. Оно с тобой и с твоими вопросами.
      Честно говоря, Лена хотела услышать "Нет". Пусть лучше книжка обманула бы её. Пусть надпись оказалась бы насквозь лживой. Но череп только подтвердил опасения Лены.
      - Почему? - спросила она.
      Череп подскочил и чуть повернулся. Теперь глазницы смотрели не на Лену, а куда-то в сторону. Однако трещать словами он не перестал.
      - Заставили, - пояснил череп. - Тоже проще простого. Я то думал тебе нужны из-мыш-ле-ни-я. А оказалось, ты хочешь услышать только факты. Не то, как оно есть, а то, как оно было. Впрочем, чего ещё можно ожидать от людей. Их всегда интересуют только факты. Они пользуются фактами, сгибают их, подчищают, приукрашивают и с помощью таких вот лживых отражений пишут другие факты, составляя историю прошлого. Их всегда интересует то, что было. И они всегда надеются узнать то, что будет, раньше, чем это произойдёт. И эти вечные метания заслоняют от них настоящее. Единственное, что стоит знать. Единственное, Леночка. То ли дело мы, черепа...
      - Постой, - прервала пустую болтовню Лена. Ей неимоверно важно было понять, что означает "Веня-предатель".
      - Стою, - согласился череп. - Пока ещё стою. Уронят - буду лежать...
      - Кто заставил? - перебила его Лена.
      - Да что за разница, - сказал череп и подпрыгнул ещё раз. Лена могла видеть только одну глазницу. А видел ли её череп? Может ему и не надо смотреть на Лену. Может он просто чувствовал.
      - Что за разница, - повторил он, щёлкая клавишами зубов. - Кто да кто. Человек. Такой же, как и ты, как и сам этот твой Веня. Всё держится на силе, да на уверенности. И когда ты предаёшь, то теряешь уверенность в себе и слабеешь. Сильно слабеешь. Знала бы ты, как любят люди заставлять себе подобных предавать друзей. На фоне чужой слабости неимоверно тонко ощущаешь свою собственную силу. А людям так важно эту силу почувствовать.
      Видимо, череп по каким-то непонятным причинам не хотел развивать тему и теперь всеми способами увиливал от ответа.
      - Кто заставил? - повторила вопрос Лена.
      Череп в очередной раз совершил прыжок и клацнул зубами при приземлении. Он совсем отвернулся от Лены. Теперь Лена видела лишь его затылок. Словно не череп стоял на столе, а так, ночник со странным светом.
      - Слишком много вопросов, Леночка, слишком много вопросов, - сказал он.
      Лена растерялась. Она не видела ни глаз черепа, ни его лица и начала волноваться. Казалось, что череп втихомолку усмехается, пока Лена не может этого видеть. Казалось он врёт тонко и расчётливо.
      - Но ты же сам разрешил спрашивать.
      - Я уже ответил на твой вопрос. И даже не на один, а на два с половиной, Леночка.
      - Повернись, - попросила Лена срывающимся голосом. Она чувствовала, что в черепе происходили какие-то перемены, из-за которых в комнате становилось всё неуютнее.
      - По просьбам трудящихся, - возвестил череп и его глазницы вновь воткнули пустой взор в девочку.
      Сияние черепа с бледного стало голубовато-сиреневым. Мёрзлым. Противным. Гнилым. Череп радовался тому, что Лене становилось страшно, что внутрь девочки заползали липкие червяки ужаса.
      - Я пойду, - сказала Лена как можно твёрже и начала отступать.
      - Куда, Леночка? - смеялся череп, прямо-таки ухохатывался. - Куда? Лесенки-то нема.
      Нога девочки никак не могла нащупать ступеньку за порогом. Но поворачиваться спиной к этой страшной ухмылке было немыслимо. Лена зажмурила глаза и шагнула вниз, опрокинувшись в тёмный колодец. Молнией пронеслась мысль о палочке, которую сразу завращали непослушные от сковавшего их ужаса пальцы. Картинка квартиры никак не желала проявляться. Вместо неё по орбитальной траектории вокруг Лены парил череп и приговаривал шелестящими шепотками: "Не торопись, Леночка. Когда вырастешь, научишься различать, где черепа, а где просто люди. А потом, быть может, и тебе повезёт. А потом, быть может, и ты станешь черепом. Всё знающим, всё умеющим. Весёлым и беззаботным черепом, летящим сквозь пустоту жизни, сквозь мыльные пузыри событий, сквозь грязные островки людей, перепрыгивая с одного на другой, на третий, на сотый. И до бесконечности..."
      Глаза открылись и Лена закончила свой полёт на полу, сверзившись с дивана.
      Глава 28,
      в которой Пашка и Владян намечают перспективы
      И снова Ленкина палочка вернулась к Коле, чтобы восстановить шаткое равновесие.
      Собственно говоря, на момент объединения палочек в единую связку Колина команда стала сильнее на целую палочку, просто Коля об этом не знал. В стане врага назревал разлад. Сначала Пашка поделился с Владяном в равных пропорциях, но потом половину доли Владяна конфисковал. Ещё пять минут назад Владян сидел, отвернувшись от Пашки, и безмерно дулся. Но сейчас в его руках покручивалась одинокая палочка, пожертвованная Пашкой, а стол заполнялся блоками сигарет "Parlament", бутылками девятой "Балтики" и золотыми часами "Ролекс" (или тем, что в понимании Владяна на них походило).
      Пашка пожертвовал палочку не просто так. Палочка должна была привести Владяна в чувство, чтобы он мог воспринимать Пашкины рассуждения о том, почему все палочки должны находиться в одних руках.
      - Да как ты не понимаешь, - горячился он. - А если на нас нападут? У тебя палочка, да у меня палочка. Что сможем сделать? Ни хрена. Сечёшь?! НИ ХРЕНА!
      Владян не понимал.
      - А если у меня сигареты кончатся, а? Опять бычки курить.
      - Сделай запас.
      - Где хранить-то? Меня родичи вздуют. Мать однажды чуть за запах не убила. Ничё, ещё года два, а потом трогать не будет. Не посмеет. И сейчас не посмеет. С палочкой-то...
      - С одной-то? - скривился Пашка. - Да одной палочкой ты даже ей рот не заткнёшь. Я ж тебе говорю, чем больше палочек, тем мы сильнее. Поэтому все они пусть хранятся у меня.
      - А чё не у меня? - не сдавался Владян.
      Пашка не знал больше убедительных доказательств. Но ведь не бить же Владяна. Своих бить нельзя. Бить надо только чужих. На то они и чужие. А своим надо разъяснять. Пусть даже до посинения. Пашка чувствовал, что посинение это приближается темпами скоростного автомобиля.
      - Тачку бы, - протянул он, переводя разговор на нейтральную тему.
      - Тачку бы хорошо, - отвлёкся Владян и почесал палочкой спину, засунув за воротник клетчатой рубашки.
      - Э, э, хватит, - забеспокоился Пашка, наблюдая, что по самым скромным прикидкам число блоков уже зашкалило за сотню. - Меня маханя тоже не похвалит.
      - Продадим, - воодушевился Владян. - Или старшакам вручим.
      - Ага, - съехидничал Пашка. - Старшакам. И тебя моментом на счётчик поставят. Будешь каждый божий день на стрелки летать.
      - За что на счётчик-то? - закипятился Владян.
      - Сигарет море, - загнул палец Пашка, - а родичи не на халяве, и не по загранкам шастают. Значит, кольнул кого-то на массу. Значит, бабок куча. Значит, стричь надо, пока другие не разнюхали и не протрясли раньше. Чего ты из нас лохов-то делаешь.
      - А как надо-то? - спросил присмирневший Владян.
      - Надо баксов себе кучу сообразить и сидеть, не высовываться, - объяснил Пашка. - У кого баксов уйма, тот не пропадёт. Так что делаем по мильёну каждому, складываем в заначку и сидим.
      Владян призадумался. Вроде и прав был Пашка, но душа требовала чего-то огромного, немеряного, невообразимого. Не в деньгах было для Владяна счастье.
      - Не-а, - несогласился он. - Не пойдёт.
      Пашка не стал спрашивать почему, он просто вопросительно вскинул голову. Владян тут же начал гнуть свою линию.
      - А кончатся когда баксы?
      - МильNoн-то? Как это мильён баксов кончится? Ты хоть представляешь, сколько это на наши? - удивился Пашка и начал в уме пересчитывать баксы по курсу, но запутался и оставил это неблагодарное занятие.
      - Вдруг украдут, - предположил Владян.
      - А ещё мильён сделаем. Палочками-то.
      - И палочки украдут.
      Владян говорил с толком. Пашка представил себе такую перспективу и она ему очень не понравилась.
      - А чё делать-то, штоб не украли? - спросил он.
      - Надо, чтобы боялись красть, - сказал Владян и тут же пояснил. - Помнишь, на физре Лёха Иванов из девятого "Б" свои "Пумы" оставил в зале и только после уроков припёрся, чтобы забрать. Так ведь и стояли они там. Хрен кто украл. Потому как знали чьи и боялись.
      - Могли украсть, - не согласился Пашка.
      - Могли, а не украли, - заметил Владян. - Ты бы такие "Пумы" поставил, так отвернуться бы не успел, свистнули бы и не подавились. Или тому же Лёхе отнесли бы на всякий пожарный.
      - Ну? - стал ждать Пашка дальнейших объяснений.
      - Надо дело заиметь. Большое. Важное. Оружие там. Или наркота какая. Щас наркота в цене. А будет дело идти, значит будут бояться и уважать. Всё одно, не мы начнём, так из старшаков кто-то. Но тогда нам только на подхвате быть. А кто шестёрок-то уважает. Кому сявы разные нужны. Надо самим начинать.
      Пашка задумался.
      - Ну его на хрен, - махнул он рукой. - А повяжут если.
      - Да кто повяжет-то. Помнишь, тёхана в автобусе прицепилась, что без билета едем, а мы р-р-аз и на остановке. Во поприкалывались-то. И от мусарни смоемся. Да фиг она нас ловить станет. Если будем большими шишками, то никто не тронет. Больших все уважают, и воры, и фраера, и мусарня. Что за мусорная яма? То московское "Динамо", - с чувством продекламировал он.
      - Ну ты, потише, - возмутился Пашка и хотел в честь любимой команды огреть отскочившего Владяна, но в голове уже разворачивались перспективы.
      - Оружие тяжеловато, - сказал он. - Таскать надорвёмся. Да ещё опробовать надо. Где стрелять-то. Не в квартире же.
      - Хрен с ним, с оружием, - внял доводам Владян. - Значит, наркота. Один грамм - сто пятьдесят баксов.
      - Где торговать-то.
      - Да на рынке! - изумился Владян и заговорщицки зашептал. - Я места знаю, где все ширанутые затовариваются.
      - Лады, - кивнул Пашка. - А ты наркоту пробовал?
      - Не-а.
      - Тогда как представлять будем?
      - Сладкая она, - задумался Владян. - Будем сладкое представлять.
      - Ага. И получишь Нутра Свит, знаточок.
      Владян напрягся и в его руках возник маленький пакетик из хрустящей бумаги, через которую прощупывался мелкий порошок. Пашка забрал пакетик, лизнул палец, погрузил его в порошок и затем легонько коснулся языком.
      - Сахар и есть сахар.
      - Да не сахар это, - заспорил Владян. - Хочешь, завтра знающим людям покажем?
      - Завтра так завтра, - согласился Пашка. Что-то ему не нравилось в залихвастских планах Владяна. С другой стороны быть известным вовсе не помешало бы. Пожалуй даже, это стоило больше, чем мильён, а то и два баксов.
      - Может бабу закажем? - вдохновился Владян.
      - Какую бабу? - не понял Пашка.
      - Ну помнишь на столбах цифирки? С телефонами-то? А мы теперь и без всякого телефона могём.
      - А, девку, - дошло до Пашки.
      - Какие там девки, - скептически скривился Владян. - Одни бабы.
      - Не, - испугался Пашка. - Не надо. Вдруг маманя притащится. Ну его на хрен.
      - Тогда курнём, - то ли предложил, то ли утвердил Владян.
      - Только на улице, - поспешно добавил Пашка.
      Владян не спорил. Он ловко сгрёб заграничные товары в сумку с облупленной эмблемой радио "Максимум", положил сверху булькнувшие бутылки из тёмного стекла, застегнул молнию и, сгибаясь под тяжестью, последовал к двери. Пашка не отставал.
      На улице они вскрыли первый попавшийся блок и затянулись. Владян крутанул свою палочку и на ладонь ему лёг увесистый "Макаров".
      - У, шпана малолетняя, - ругнулся в сторону мальчишек проходящий мужчина в демисезонном пальто и старомодной шляпе. После этих слов он заметно прибавил шаг и торопливо скрылся за углом.
      Владян немедленно вскинул голову и оглядел пустой двор.
      - Чего там? - поинтересовался Пашка.
      - Да, козлы-малолетки бегают, - возмущённо пояснил Владян. - Развелось тут сяв разных, хоть отстрел начинай.
      - Где?
      - Вот и я не пойму, - пожал плечами Владян. - И где их только этот лох увидал?
      - Хрен с ним, - не стал тратить время на пустяки Пашка, - дай-ка мне сюда ещё одну.
      Владян с готовностью протянул халявную пачку. Вновь зажглись два сигаретных огонька в сумерках двора. И некому было пройти мимо, и некому было увидеть, как двое мальчишек по хозяйски оглядывают кусты, детскую площадку и близлежащие дома. Двое самых обыкновенных мальчишек, которых распирало от осознания своей немерянной крутизны.
      Глава 29,
      в которой Коля превращается в разные предметы
      Вроде всего ничего до школы, а путь получался длинный. Это Коля понял, едва вышел из дома. Он ещё и дверь в подъезд не успел прикрыть, а уже усмотрел крутящегося около дороги Шнягу. Почему этого пацана прозвали Шнягой Коля не знал. Возможно, об этом не знал даже сам Шняга. Но сейчас Коле было не до выведения генеалогических деревьев. Шняга был ловчее и сильнее. И у Коли хватало ума, чтобы понять: Шняга послан именно за ним. Вернее за отвоёванными палочками.
      Легко Вене говорить, не давай палочки. За Веней небось не присылают верных людей. И провожать Колю ни Веня, ни Лена не пришли. Мол, выпутывайся, Коля, сам. Коля хотел юркнуть обратно в подъезд и завращать палочками, представляя серое щербатое крыльцо школы. Но Шняга его уже заметил. Глаза охранщика блеснули. Высунулся язык, а ноги сделали первый шаг к крыльцу. Пришлось покрепче сжать палочки и броситься бежать по узкой бетонной полоске между стеной дома и невысокими кустами.
      Выяснилось, что Шняга, кроме ловкости и силы, заметно превосходил Колю и в скорости. Его зловещее пыхтенье раздавалось совсем близко, а жаркое дыхание, казалось, прожигало Колин затылок, как лава, извергающаяся из не слишком крупного вулкана. Из последних сил Коля повернул на улицу, при развороте крутанув палочку и вызвав перед глазами картинку.
      В следующий миг из-за поворота вылетел Шняга. Вылетел и заоглядывался растерянно. На улице никого не обнаружилось. Вернее, шагал прочь некий неизвестный гражданин, уткнувшийся в "Спорт-Экспресс", но он никоим образом не напоминал требуемого беглеца. Шняга пристальным взглядом пробуравил приближающуюся полноватую тётеньку, тащившую за собой безвольно вышагивающего карапуза трёх лет в синих шароварах и бурой фуфайке. И они тоже никак не могли быть исчезнувшим Колей.
      Шняга придирчиво осмотрел асфальт на предмет наличия канализационных люков. Но рядом не было ни одного. Проехал пацан на самокате. Протарахтел "Запорожец". Пронеслась "Скорая помощь". Обогнув замершего Шнягу, гордо прошествовал пенсионер Романыч, направляясь к газетному киоску, где ему по дешёвке продавали вчерашние газеты.
      Глаза Шняги скользнули к стене дома, где усмотрели весьма интересную вещичку. Наклонившись к серой штукатурке, там примостилась небольшая чёрная коробочка с крышечкой, решётчатым выступом, двумя круглыми рукоятками и рядом кнопок. Белые буквы недвусмысленно объясняли, что коробочка называлась "ЛЕГЕНДА-404", а буквы помельче показывали, что данный преддет является ничем иным, как кассетным магнитофоном.
      Шняга осторожно нажал кнопочку с треугольничком. Магнитофон хрипло запел:
      Двадцать ноль-ноль,
      Все давно ушли домой,
      Лишь она...
      Шняга выключил воспроизведение другой кнопочкой и нажал кнопку с голубой наклейкой. Крышка кассетоприёмника распахнулась. Кассеты внутри не было. "Радио," - подумал Шняга и захлопнул крышку. Сам аппарат его не заинтересовал по причине отечественного производства и непроходимой древности выпуска. Вот если б он назывался "SONY" или "Panasonic", тогда бы другое дело. На худой конец Шняга согласился бы на "First" ("Made in Austria"), "Lotan" ("Лиц. Канады") или "Atlanta" (вообще непонятного производства), чтобы загнать его лохам, которых водилось вокруг видимо-невидимо. Но найти лоха, согласившегося бы купить подобное старьё, представлялось делом немыслимым, а таскать аппарат даром Шняга не желал. Он легонько пнул вновь запевший аппарат и понёсся на поиски пропавшего пацана, который так требовался Пашке.
      Может быть известный режиссёр
      Для неё найдёт в картине роль
      И художник напишет портрет.
      Может быть ей песню посвятят
      И подарят самый нежный взгляд,
      Может быть, а быть может и нет.
      Если бы Шняга остановился и призадумался о том, что в такой древней технике радиоприёмник не планировался, то возможно в его голову пришла бы верная мысль осмотреть магнитофон поподробнее. Но верные мысли, как известно, приходят гораздо позже. Да и некогда было Шняге. Поручение срывалось. А с невыполненным поручением срывался и обещанный блок сигарет, который так заманчиво выглядывал вчера из сумки Владяна.
      Как только Шняга скрылся из виду, "Легенда-404" растворилась в прохладном воздухе осеннего утра, а на её месте возник Коля. И вовремя, как знать, может в следующую секунду на улице объявился бы какой-нибудь неугомонный радиолюбитель, чтобы позаимствовать бросовую технику для неведомых экспериментов. Коля перевёл дух и отправился к школе. Он то и дело останавливался и потирал правое колено, куда ему досталось носком Шнягиной туфли.
      Здорово, что он вспомнил про магнитофон. Эта техника прошлых лет хранилась сейчас на полке за томами энциклопедии. Может гном ночевал именно за уютной крышкой подкассетника. Коля не знал, точно ли он воспроизвёл вид старенького магнитофона, ни разу не включавшегося за всю Колину не такую уж и маленькую жизнь. Кассеты вот у него не получились. Коля не представлял за стеклом боковину какой-нибудь "Соньки", "Макселлки" или "Джи-Ви-Сишки". Туда несомненно допускались только проверенные временем тяжёлые кассеты в неразбирающихся корпусах с буковками "МК-60". Давным-давно Коля видел такие штукенции у кого-то из уехавших друзей. Но мог вспомнить разве что вкладыш в футляре, где голубые полоски постепенно переходили в синие, а над ними несокрушимыми монументами значились те самые "М" и "К". В ту секунду, когда Коля исчезал, а на его месте вырисовывался корпус магнитофона, он успел вспомнить только обложку. Так вот и получился поющий магнитофон без кассеты. На первый раз пронесло, но в следующий надлежало выдать что-то более продуманное. А с помощью магнитофона у Коли получалось петь не так уж и плохо. Да что там плохо! Не плохо, а просто замечательно. Надо будет попробовать после школы спеть ещё. Только тогда уж Коля превратится в не менее чем квадростереоцентр с мощнейшими колоночками.
      За следующим домом на Колю наткнулся Шуруп. Хитрый. С вертящимися глазками. Из той же самой компании, что Пашка, Владян и исчезнувший Шняга. Маленькая фигурка с веснушчатым лицом пристроилась за Колей на почтительном расстоянии и не отставала. Шуруп волновался, иногда скакал вприпрыжку, иногда сплёвывал под ноги от осознания выпавшей на него ответственности. Этот фрукт нападать на Колю не рискнул, но потащился следом. Такие сами никогда не нападают. Такие борзеют по вечерам, выбрав из толпы безобидного паренька, а когда тот отпихивает распоясавшегося нахальчика, из сумерек выплывают на защиту старшие пацаны, и уж тогда начинаются серьёзные разборки. Можно было понадеяться, что Шуруп проводит Колю до школы, да и только. Но Коля не рассчитывал на подобный праздник. Скорее всего Шуруп просто дожидался любого знакомого старшеклассника, который смог бы тормознуть Колю и реквизировать у него необходимые "обществу" предметы. Коля не стал ждать появления более могучих врагов и на очередном повороте снова крутанул палочку.
      Шуруп бдительно соблюдавший дистанцию, оторопело замер на месте, когда за поворотом вместо Коли чуть не наткнулся на высоченного парня, почти что баскетболиста. От неожиданности Шуруп едва не поздоровался с незнакомцем и чуть даже не извинился. Но верзила не заметил Шурупа и прошествовал дальше, помахивая сеткой с тремя здоровенными кочанами капуты, которые распирали пространство сетки словно зелёные лохматые баскетбольные мячи.
      Шуруп отскочил в сторону и врезался в афишную тумбу. Он недовольно потёр плечо и подозрительно поглядел на цилиндр, увенчанный красным конусом. Вроде ещё вчера он тут не стоял. Но цилиндр в два с половиной Шурупьих роста выглядел так, будто простоял на этом месте не один десяток лет. Его крышу во многих местах уродовали ржавые пятна. Неисчислимые следы афиш развевались по ветру обтрёпанными лохмотьями. На самом видном месте красовался большой глянцевый плакат. В его центре скромно стоял любимец публики, "муж бабушки, но не дедушка" Филипп Киркоров. Неизвестный художник пририсовал ему синим фломастером вылезающий из штанов фрагмент, смачно упоминающийся в большинстве анекдотов. Дополнение потрясало своими размерами. Было достаточно одного взгляда для того, чтобы понять причину выбора Аллы Борисовны. Чтобы облагородить получившуюся композицию художник разрисовал свободное место кривыми синими звёздами. Нетронутой осталась только эмблемка "Самсунга", вероятно по причине своего чернильного цвета, так полюбившегося живописцу.
      Слева располагался ещё один член знаменитой семейки. Кристина Орбакайте с новой программой "Ты" понравилась неизвестному художнику конца двадцатого столетия гораздо больше. Возможно в его голове, как в голове Шурупа, рассматривающего суровую блондиночку, и были идеи изменить фасон платья или пририсовать обычно скрываемые части фигуры, но в реалиях оказались намазаны лишь синие губы, да лихо очерчен всё тем же маркером контур волос.
      Шуруп оглядел картинку с синегубой красоткой и перевёл взгляд пониже. Там обнаружилась продранная афиша футбольного матча кубка России "Амкар - Спартак". Под названиями команд чёрной пастой стоял горестный прогноз "0 : 7". Матч проходил год назад и "Спартак" проиграл, что было известно любому детсадовцу. Но как, позвольте спросить, простая афиша может продержаться целый год? По идее её должны были заклеить ещё зимой. Шуруп сдвинулся вправо, продолжая растирать ушибленное плечо и разглядывать плакаты, наклеенные поверх своих ушедших в прошлое товарищей.
      Репертуар театра оперы и балеты, увенчанный виньеткой с портретом Чайковского, степенно выглядывающего из тёмного кругляшка, настенных художников не вдохновил. Шурупа тоже. Поэтому его взгляд лениво пропахал незамутнённые синим анонсы концертов "Чайфа" и татарской эстрады и остановился на предвыборной агитации.
      Выборы мэра давно завершились, но плакаты словно наклеили вчерашним днём. Вернее, позавчерашним. Потому что над ними уже успели славно потрудиться. Наклеенный квадрат из девяти чёрно-белых фотографий кандидата, так и не добившегося поставленной цели, пламенел усовершенствованиями. То ли синий маркер усох и ему на смену пришёл ярко-алый, то ли сменился сам художник, но здесь он проявил свой талант во всей красе. Совершенно одинаковые после наклейки портреты теперь изменились до неузнаваемости. Алая ухмылочка верхнего левого змеилась так ехидно, что у любого зрителя не оставалось ни малейшего сомнения в том, у кого же из этой девятки будет храниться общак. Очки второго округлились, закрасились и превратились в слепые стёкла. У третьего из под губ вылезали акульи клыки. Следующий ряд начинался всё с того же круглоголового субъекта, на этот раз скорбно сжавшего рот и льющего кровавые крокодильи слёзки. В самом центре грозно сверкал глазами и алыми фиксами наглый бандюга с короткой зоновской стрижкой и увесистой алой цепью. Справа от него мужик в крутых квадратных очках страдал от неудержимого хронического насморка. Нижний ряд украшал всё тот же несчастный кандидат, но теперь уже с шахматной лысиной и устрашающей бородавкой на носу, поросшей курчавыми волосами. Восьмой плакат был ободран, а на девятом стремящийся в мэры обнадёживал народ щербатой улыбкой.