Лиза собралась с духом.

– Можно подумать, что ты несчастлив.

Фредди продолжил партию в бильярд. Он незаметно приподнимал аппарат, стукал его коленом, чтобы направить шарик в нужную лунку. Это был настоящий спектакль, и оба немца, как завороженные, следили за его действиями, отпуская временами восхищенные замечания.

– Ты несчастлив? – продолжала настаивать Лиза.

Франк нежно, ласково коснулся ее волос.

– Пять лет не так легко даются, Лиза.

Едва касаясь, он провел указательным пальцем по милому лицу своей подружки. Ее нежная кожа восхищала его.

– Только что, – продолжал Франк, – я сказал тебе, что ты похожа на ту, которую я представлял себе. Но я не сказал тебе, Лиза, что однажды я принялся представлять тебя на пять лет старше. Это произошло само собой...

Щелкнув пальцами, он медленно отнял руку от ее лица.

– Знаешь, в некоторых старых фильмах скачет картинка. Смотришь, как герой начинает какой-нибудь жест и вдруг – оп! – жест внезапно закончен, а самого движения ты так и не видел. Ты здесь постарела за пять лет!

Он стукнул себя по лбу.

– Ты постарела на пять лет за долю секунды. Понимаешь?

Слезы навернулись на глаза Лизы. Она пыталась сдержать их, но ведь невозможно сдержать слезы.

– Да, Франк, – прошептала она, – я понимаю.

– Я ведь тоже страшно изменился, не так ли?

– Да нет же, – запротестовала она.

– Да, да, – уперся беглец. – Целый год я не смотрел на себя в зеркало. Я даже брился, закрыв глаза. Честное слово!

Он засмеялся.

– Здорово же я мог порезаться! А потом, в один прекрасный день, я снова открыл глаза и увидел в зеркале над умывальником странного типа. Странного типа, – грустно повторил Франк.

Он подошел к умолкнувшему бильярду. Фредди только что проиграл партию, и аппарат отключился. Франк вхолостую включил флипперы. Маленькие крылышки бессмысленно забились. На счетчике была изображена группа герлз, высоко задирающих одну ножку.

– Видал их тевтонские телеса? – прыскнул Фредди, показывая на счетчик большим пальцем. – Ну и окорока же у них! Скажи!

– Это – женщины, – ответил ему Франк.

Фредди не осмелился улыбнуться.

Гесслер и Лиза в полной растерянности переглянулись. Радио продолжало работать. Передавали тихую музыку, заставлявшую почему-то думать о птицах, летящих по голубому небу. Музыка внезапно прервалась, и раздался голос диктора. Первым насторожился Варнер. Подойдя к радиоприемнику, он прищелкнул языком, привлекая внимание окружающих. Все сгрудились у радио.

– Это новости? – спросил Паоло.

Лиза утвердительно кивнула.

– Ах! Вот как!

Диктор рассказывал о визите посла Польши к канцлеру.

Франк обнял Лизу за талию.

Диктор сменил тон, но можно было догадаться, что говорит он о вещах серьезных.

– О чем он? – спросил Франк.

– На спуске с крутой улицы у грузовика отказали тормоза. Он въехал в витрину часового магазина. Продавец и покупательница погибли...

Франк поморщился. Паоло посмотрел на него.

– Во Франции твой побег наделал бы больше шума, – заявил он. – О нем рассказывали бы до дорожных происшествий...

Яростным жестом Баум приказал им замолчать, Паоло скорчил ему гримасу. Диктор продолжал вещать, голос его стал более оживленным.

– Ну что? – спросил Франк. – Где перевод?

– Мне кажется, что он говорит о каком-то слоне, – сказала Лиза.

– Все правильно, – подтвердил Гесслер. – В гамбургском зоопарке умер слон.

– Бедное животное! – с выражением бесконечной грусти на лице вздохнул Паоло.

– И ничего о нас? – спросил Франк.

Снова зазвучала музыка.

– Действительно, ни единого слова, – удивилась Лиза. – Что это означает?

Вопрос был адресован Гесслеру. Адвокат на мгновение задумался.

– Полиция, без сомнения, хочет сохранить новость в тайне, – предположил он. – Другого объяснения я не вижу.

Он повернулся к Франку, но тот направился в глубь комнаты, сделав знак Паоло следовать за ним. Положив руку на плечо маленькому человечку, он что-то говорил ему на ухо. Лиза и Гесслер не понимали, о чем они шепчутся. Паоло утвердительно кивал, при этом лицо его было абсолютно непроницаемым. Затем он снял с гвоздя свое пальто и вышел.

– Куда он отправился? – спросила Лиза.

Франк сделал туманный жест, который вышел совершенно неприличным.

– У вас найдется еще один пфенниг, уважаемый мэтр? – спросил он.

Гесслер достал новую монетку и, повинуясь знаку Франка, бросил ему. Схватив ее, Франк вернулся к бильярду. Фредди питал смутную надежду, что Франк отдаст монетку ему, но тот отодвинул парня и принялся играть сам. Поставив шарик на исходную позицию, он потянул на себя пусковой рычажок. Огорченный Фредди отошел от стола, сунув руки в карманы, и подошел к Гесслеру. Адвокат безразлично взглянул на него.

– А корабль-то большой? – спросил Фредди.

– Достаточно большой, места хватит всем четверым.

Этот ответ привел Фредди на какое-то мгновение в замешательство: он не привык к остроумию.

Фредди хотел было отойти, но это слишком походило бы на бегство.

– А Дания хорошая страна? – продолжал настаивать он с высокомерным видом.

Гесслер продолжал играть с ключами от машины.

– На мой вкус, не идет ни в какое сравнение с Италией.

Этого Фредди уже не мог вынести. Обескураженный, молодой человек отправился порыться в куче ящиков.

– Что в них? – спросил он присутствующих.

Поскольку ни один человек не ответил ему, он принялся яростно бить каблуком по крышке одного из ящиков.

Франк закончил партию со смешным счетом. Ему удалось закатить пять стальных шариков в минимальное количество лунок.

– У вас найдется еще одна монетка, месье Гесслер? – спросил он. – Я отдам вам.

Не говоря ни слова, Гесслер подошел к нему. С трудом найдя еще один пфенниг, он отдал его Франку и сказал:

– Это – последний.

– Знаете, о чем я думаю? – спросил его Франк.

Гесслер ожидал продолжения. Пожав плечами, Франк заявил:

– О слоне.

– Каком слоне? – спросила подошедшая Лиза.

– О том, который умер в зоопарке. Наверное, могила слона – это нечто.

Отдавшись партии в бильярд с большим усердием, на этот раз Франк достиг вполне удовлетворительных результатов.

– А знаешь, Лиза, этот бильярд возвращает меня в Париж.

– Так лучше, Франк.

Боже! Каким же долгим было это ожидание. По ее мнению, оно было таким же тягостным, как и то, когда она ждала появления Франка после побега.

Молодой человек пробормотал:

– Там я никогда не играл. Мне это казалось ужасно глупым занятием.

Запуская последний шарик, он на секунду задумался.

– А в Германии существует Национальная лотерея, месье Гесслер?

– Да, – ответил Гесслер, – существует.

– А вам случалось покупать их билеты?

– Случалось.

– А мне – никогда. Я ненавижу случай. Случай – это маленький негодяй, он заставляет проигрывать целый мир. Да и потом, сам билет выглядит так уродливо, со всеми этими цифрами!

Фредди удалось открыть ящик. Он резвился, как мальчишка, которого запустили в магазин игрушек, а он никак не может насытить свою страсть.

– Эй! – закричал он, – взгляните-ка, парни!

Он размахивал белым телефонным аппаратом. Игрушка завораживала его.

– Айн, цвай, драй! – крикнул Фредди, бросая телефон Варнеру.

Тот поймал его на лету и поставил на пол.

– Извините меня, – продолжал Фредди, – мне звонят по другой линии.

Схватив новый аппарат, он бросил его Бауму. Тот не поймал его, и корпус телефона разбился о железную опору, поддерживающую крышу склада. Фредди охватило какое-то безумное веселье. Он вытаскивал из ящика телефонные аппараты и разбрасывал их вокруг себя, истерично взвизгивая.

– Кончишь ли ты, наконец, свое идиотство! – рявкнул внезапно Франк.

Этот окрик прекратил бред Фредди.

– Ладно, чего уж там, – начал он извиняющимся тоном, – надо же как-то провести время, пока не пришла эта посудина. Нет, что ли?

Франк яростно покрутил пальцем у виска.

– Ты совсем не изменился, – сказал он. – У тебя по-прежнему под крышей тараканы водятся!

На внешней лестнице появился Паоло. Под его легким шагом ржавые ступени запели. Быстро войдя, он ногой захлопнул дверь. По его лисьему лицу текли капли дождя. Выглядел он мрачно и замкнуто. Подойдя к Франку, Паоло принялся нашептывать ему что-то на ухо. Тот слушал, не глядя ни на него, ни на присутствующих. Когда человечек смолк, губы беглеца исказились в улыбке.

– Что это за телефоны? – спросил Паоло, оглядывая кучу телефонов на полу.

– Это на экспорт, – пояснил Фредди. – Если хочешь приобрести одну штучку – самое время. Они прочные, ведь немцы громко разговаривают!

Отойдя от бильярда, Франк принялся мерить широкими шагами комнату. Лиза не спускала с него глаз. Она встревоженно соображала, что же Паоло мог сказать Франку. "Наверное, – подумала она, – что-то серьезное".

Комиссар резко бросил телефонную трубку и, нахмурив брови, оглядел своих инспекторов. Он был толстым блондином с бледным незапоминающимся лицом.

– Когда фургон выезжал из тюрьмы, у него не было никакого сопровождения, – сказал он. – В этом деле есть что-то темное.

– Что будем делать? – спросил инспектор, побывавший в туннеле по поводу брошенных мотоциклов.

– Директор Альтонской тюрьмы звонит своему коллеге в Люнбургскую тюрьму, чтобы выяснить, привезли ли заключенного.

Комиссар взглянул на мраморные часы, стоявшие на его столе.

– Фургон выехал из тюрьмы около шести часов и уже должен был прибыть на место.

Он достал из стоявшего перед ним ящичка громадную сигару, маленьким хромированным ножичкам отрезал ее острую часть и с тщательностью хирурга ввернул в сигару половину спички.

Подчиненные следили за его действиями с видом самого глубокого уважения. Комиссар был требовательным человеком, а его нечеловеческое спокойствие обдавало ледяным душем всякого, кто приближался к нему.

Комиссар зажег сигару другой спичкой – как будто опаливал на огне курицу – и принялся с наслаждением раскуривать ее. Когда он выпустил дым, зазвонил телефон.

Он передвинул сигару в уголок рта и ответил своему телефонному собеседнику.

Разговор длился совсем недолго. Повесив трубку, комиссар заявил внимательно слушавшим его инспекторам:

– Тюремный фургон не прибыл в пункт назначения. Хотя пока еще можно не тревожиться, но волноваться уже можно начинать.

Он посмотрел на часы; они показывали без двух минут семь.

– В конце дня всегда бывают пробки, – заметил один из инспекторов.

– Все правильно, – признал комиссар. – Но у меня уже сложилась уверенность...

Его зубы сжали спичку, засунутую в сигару.

– В этом лифте что-то произошло, – мрачно сказал он. – Пойдете по следам фургона, начиная с Эльбтуннеля. Возьмите всех свободных людей – и немедленно на охоту.

– Вы считаете, что речь идет о побеге, герр комиссар? – спросил один из инспекторов.

– Да, считаю, – ответил комиссар. – Заключенный, которого перевозили в фургоне, опасный французский гангстер. Он был приговорен к пожизненному заключению. За убийство полицейского в Гамбурге.

Вынув сигару изо рта, он осторожно стряхнул пепел в пепельницу.

– Если он сбежал, мы найдем его. И тогда ему не поздоровится. За дело!

Франк достал из кармана фальшивый паспорт и принялся листать его, близко держа перед глазами, как близорукий.

– Кстати, а где же я родился? – в шутку спросил он. Лиза вытащила из кармана своего плаща черный футляр и протянула его своему дружку.

– Все правильно, – сказала она, – а я чуть не забыла отдать их тебе.

Узнав протянутый ему предмет, Франк растрогался.

– А-а! Все-таки вспомнила!

Он достал из футляра очки. Дедовские очки в железной оправе. Нацепив их себе на нос, Франк принялся оглядываться, чтобы привыкнуть к ним. В этих допотопных окулярах он немного напоминал какого-то ученого. "Он похож, – подумала Лиза, – на русского философа". Его лицо внезапно изменилось, став решительным и внушающим тревогу. Такие лица были у интеллектуалов, живших до Первой мировой войны, не скупившихся ни на идеи, ни на бомбы.

– Очень любезно с твоей стороны, что ты и об этом позаботилась, Лиза, – поблагодарил он. – Знаешь, мне в них лучше...

Поцеловав ее, он снова уселся рядом с Гесслером, изучая свой паспорт. Сейчас он держал его подальше от глаз.

– Теперь я гораздо лучше вижу, – заметил Франк.

Он прочитал первую страницу документа.

– Гораздо лучше.

Затем он обратился к Гесслеру.

– С возрастом, – сказал он, – у нас становится все больше болячек. Только близорукость исчезает.

Резко захлопнув паспорт, он сунул его в карман.

– Месье Гесслер, – внезапно атаковал адвоката Франк, – зачем вы только что наплели нам целую историю о полицейских кордонах? Паоло выходил наружу, там все спокойно.

От его резкого тона Лиза вздрогнула. Фредди подошел поближе, нижняя губа у него отвисла, что придавало его лицу совершенно безобразный вид. В обеих руках он держал по телефонному аппарату.

– Все совершенно спокойно, – подтвердил Паоло. Он стоял, прислонившись к железной опоре, совсем близко от адвоката.

Молчание длилось нескончаемо долго. Варнер читал газету с комиксами, которые так интересовали Паоло до появления Франка. Баум дремал в расшатанном кресле. Оба немца и не почувствовали внезапно возникшего напряжения.

– Не очень-то любезно с вашей стороны так пугать нас, – проскрипел Фредди, нагибаясь к адвокату.

Совершенно выбитый из колеи Гесслер инстинктивно выпрямился. Хмурое выражение исчезло с его лица. Медленным жестом он отодвинул в сторону Фредди. Лиза, Франк и Паоло не сводили с адвоката глаз. Лиза чувствовала, как сильно и беспорядочно бьется ее сердце.

– Я понимаю, что это может вам показаться удивительным, – вздохнул адвокат, – но мне не хватило мужества уйти.

– А я вот считаю, что мужество нужно, чтобы остаться здесь, – возразил беглец. – Причем отчаянное мужество!

Варнер, напевая какую-то песенку, перелистывал газетные страницы. Баум крепко спал, временами всхрапывая.

– Паоло, Фредди! – позвал Франк.

Те приблизились.

– Не могли бы вы спуститься на минуточку на склад вместе с мэтром Гесслером?

Франк произнес эту фразу медленно, без всякого раздражения, абсолютно спокойно, но смысл сказанного был совершенно недвусмысленным. Впрочем, неотрывный взгляд Франка выдавал смятение, царившее в его голове.

Фредди выпустил одновременно оба телефонных аппарата. Они упали на пол, как спелые груши.

– Франк, – пробормотала Лиза, – что все это значит?

– Я скажу тебе, только дождусь, когда мэтр Гесслер спустится на склад.

– Я ничего не понимаю, – сказал Гесслер.

– Я тоже ничего не понимаю, – ответил Франк, – но мы постараемся понять. Который час, Паоло?

– Ровно семь часов! – объявил тот.

Стоило ему произнести эти слова, как где-то вдали, на другом берегу реки, раздались редкие удары колокола. Паоло поднял палец, чтобы привлечь внимание своего друга.

– Ты представляешь себе, как мы сейчас хорошо ладим с Германией? – мрачно пошутил он. – Даже наши часы идут в такт!

Резким жестом Франк приказал увести Гесслера.

Фредди мягко положил руку на плечо адвоката и подтолкнул его к двери склада, шепнув с двусмысленным видом:

– Ну, пора спускаться.

Прежде чем выйти из кабинета, Гесслер обернулся. На мгновение Лиза подумала, что адвокат сейчас взорвется, но он сгорбился и исчез за порогом.

Варнер опустил газету. Этот внезапный уход сразу трех человек заинтриговал его. Он позвал Паоло.

– Что ему надо? – спросил тот.

– Он спрашивает, куда вы идете, – мрачно перевела Лиза.

Паоло чихнул.

– Мы идем пописать, корешок! – ответил француз, прежде чем выйти.

Его веселый голос успокоил Варнера, и он снова принялся за чтение. Франк смотрел на Лизу, не говоря ни слова.

– Что с тобой приключилось, Франк? – настойчиво спросила молодая женщина.

Тайный ледяной страх снова возвратился к ней. Ее колотило.

Франк указал на дверь, через которую вышли трое мужчин.

– В каких вы отношениях, ты и он?

– Да что ты плетешь?

Лиза была вынуждена сесть, потому что ноги у нее подкашивались. Она увидела, как во сне, что к ней подошел Франк – руки в карманах, улыбающийся, раскованный. Наклонившись, он поцеловал ее, слегка укусив в нижнюю губу. Он вкусил страх Лизы.

– Не бойся, – он попытался успокоить ее, – но я должен все знать, понимаешь?

– Тут нечего раскапывать, Франк, – запротестовала она.

– Да что ты!

– Нет, нет же, клянусь тебе!

Он снова поцеловал ее. От этого поцелуя веяло тревогой.

– Я целую тебя, чтобы ты не смогла солгать, – заявил Франк, подмигивая.

– Ты сошел с ума!

По-прежнему склонившись над ней, он игриво потерся кончиком своего носа об ее нос. Так Франк раньше будил ее. Она же открывала глаза, уже пьяная от его горячего тела, от его мужского запаха. Вытаскивая руки из-под одеяла, Лиза обнимала голый торс своего любовника. Да, раньше...

– Лучше всего, – сказал Франк, – начать с самого начала. Ты увидишь, как это легко.

– Но, Франк, я не понимаю тебя...

– Меня арестовывают в Гамбурге, – спокойно и даже весело начал он. – Меня арестовывают за груз наркотиков и еще дымящийся револьвер. Ты же, дорогая, в это время пребываешь в Париже...

Он замолчал, устало опустил веки и вздохнул:

– Теперь продолжай ты, я слушаю!

Лиза выпрямилась.

– Нет, Франк! – с пылом произнесла она. – Нет, я не согласна. Ты не имеешь права быть несправедливым до такой степени. Ты свободен уже несколько минут. Свободен, Франк! И вместо того, чтобы наслаждаться вновь обретенной свободой, ты хочешь знать, как я распоряжалась своей свободой. Это...

Она запнулась в поисках нужного слова: оно должно быть точным, но не шокировать его.

– Это бесчестно, – сказала она, выдерживая ясный взгляд своего любовника.

На губах Франка по-прежнему блуждала ужасная улыбка.

– Меня арестовывают в Гамбурге, – снова завел он, – а ты в это время находишься в Париже... Ну же, давай, начинай!

Лиза чувствовала, что эта непреклонная воля ломит ее сопротивление.

– Ну что ты хочешь услышать от меня! Я описывала тебе всю свою жизнь, день за днем, целые пять лет! Что тебе еще нужно?

– Когда ты писала мне, я не сидел напротив тебя, чтобы не дать тебе соврать!

Тумак, которым он наградил ее, мог бы сойти за дружеский, если бы Лизе не стало больно.

– Ну же, милашка, рассказывай!

Лиза скрестила на груди руки. Она ощущала внутри себя глубокую пустоту. Женщина не знала, как реагировать. Восстать или подчиниться? Успокоить его нежностью или яростью?

– Через полчаса, – выдохнула она, – за нами придет корабль, он отвезет нас к спасению.

Она принялась нежно гладить Франка по затылку. Он попытался вывернуться, но Лиза продолжала ласкать его.

– Мы будем спать вместе, – продолжала Лиза, как под гипнозом, – прижавшись друг к другу, как два зверя. А завтра, когда вернется день, Франк, когда он вернется...

Ее взгляд блуждал по темной стеклянной двери; от волнения у нее сжало горло. Проснувшийся Баум подошел поближе и с интересом уставился на них. Затем он что-то прошептал. Лиза кивнула и спросила Франка:

– Знаешь, что он сказал?

Франк отрицательно покачал головой.

– Он сказал, что если женщина кладет свою руку – вот так – мужчине на затылок, то это значит, что она его любит.

Франк решительным жестом убрал руку Лизы со своего затылка, смерив при этом взглядом немца.

– Боже мой, да будешь ли ты говорить! – взорвался он. – Не пытайся заговаривать мне зубы, со мной это не пройдет.

– Говорить?

Она была готова разрыдаться.

– Говорить, чтобы что сказать, Франк?

– Все! У нас полно времени! – ответил он.

Франк был неумолим, как стрелки часов.

– Ты – в Париже, меня в это время арестовывают в Гамбурге... Прошу тебя, умоляю, продолжай...

Притянув ее к себе, он прижался лбом к ее лбу.

– Бедная милая Лиза, – совершенно искренне прошептал он. – Как же я мучаю тебя. Да? Подожди-ка, я помогу тебе... Кто сообщил тебе эту новость?

– Паоло, – с безжизненным видом ответила Лиза.

– Как?

– По телефону.

– Что ты при этом почувствовала?

Она приподняла голову, чтобы взглянуть на него.

– Мне стало холодно.

– А потом?

– Просто холодно.

– Что ты сделала?

– Я позвонила Мадлен: ее муж адвокат.

– Что она сказала тебе?

Лиза грустно улыбнулась. Затем, не моргнув и глазом, ответила с некоторым ядом:

– Она сказала мне, что я сумасшедшая, раз люблю такого мужчину, как ты.

Он никак не отреагировал, даже не улыбнулся иронично. Его лицо было неподвижным, как маска.

– А ее муж? Что он тебе сказал?

– Что в Германии не существует смертной казни.

И, помолчав, Лиза вздохнула:

– Это стало моей первой радостью.

– Это он направил тебя к Гесслеру?

– Он перезвонил мне немного позже. За это время он выяснил, что в Гамбурге Гесслер считается лучшим адвокатом по уголовным делам. Я сразу же направила ему телеграмму.

– А потом?

– Я села в самолет.

Вопросы Франка напоминали щелканье метронома. С механическим холодом они отсчитывали ритм драмы.

– Я встретила Гесслера и сказала ему, что тебя нужно спасти любой ценой.

– И что же ответил тебе этот милый адвокат?

– Что нельзя спасти человека, убившего полицейского, ни в одной стране мира это невозможно.

– У него дома мещанская обстановка? – внезапно спросил Франк.

Лиза удивилась.

– Почему?

– К тому же, по-немецки мещанская, а? – хихикнул Франк. – Все тяжелое, весит никак не меньше тонны, уж представляю себе!

Баум, продолжавший смотреть на них, вдруг обратился к Лизе. Вид при этом у него был несколько взволнованный.

– Что еще ему нужно? – нетерпеливо спросил Франк.

– Он спрашивает, почему ты не целуешь меня, как целуют французские мужчины.

– Ну что за м...к! – отозвался молодой человек.

Грубо ухватив обеими руками голову Лизы, он, впервые после их встречи, принялся долго и страстно целовать ее. Ликованию Баума не было пределов. Прищелкнув пальцами, чтобы привлечь внимание Варнера, он показал ему на парочку. Варнер опустил газету. Оба мужчины молча, в восхищении следили за этим зрелищем. Поцелуй закончился. Франк погладил Лизу по щеке.

– Знаешь, мной двигало не только чувство патриотизма.

Какое-то время они еще продолжали держать друг друга в объятиях, как бы объявляя взаимное помилование, и это успокаивало их, как горячая ванна.

– Я люблю тебя, мой Франк, – прошептала Лиза.

– Ты сказала, что встретилась с Гесслером, чтобы нанять его для моей защиты. Что потом?

Чудовище. Взглянув на него, Лиза подумала: "Это – чудовище". Безжалостное существо, неспособное на чувства.

– Потом – ничего! – с ненавистью сказала она.

– Меня судили, приговорили, а ты продолжала с ним видеться?

– Он рассказывал мне новости о тебе. Как бы я узнавала их, ведь ты не писал мне?

– Когда ты обосновалась в Гамбурге, Лиза?

– Но...

– До или после процесса? – продолжал настаивать Франк.

– После, – выдохнула она.

– Ты часто виделась с Гесслером?

– Не так чтобы очень.

– Это не ответ. Как часто ты с ним виделась?

– Не знаю... Время от времени...

Рука Франка сжала предплечье Лизы. Ей стало очень больно.

– Как часто?

– Скажем, раз в неделю.

– А где ты с ним встречалась?

– Послушай меня, Франк, я...

– Где ты с ним встречалась?

– Да в его кабинете!

– И нигде больше?

– Да нет же!

– Никогда? Подумай! Подумай хорошенько и ответь мне честно, иначе я могу рассердиться. А я так не хочу сердиться, Лиза...

– Может быть, один или два раза мы встречались в пивной.

– Не чаще?

– Нет, Франк.

Он быстро и очень сильно ударил ее по лицу. На щеке Лизы расцвела пунцовая отметина. Ей стало очень больно.

– Не лги, – попросил Франк. – Умоляю тебя, мое солнышко, не лги, ложь только все усложняет.

Подошедший Баум, уперев руки в бедра, с вызовом уставился на Франка. Тот выпрямился, и какое-то время они пристально смотрели в глаза друг другу. Затем немец покорно отправился в другой конец помещения, путаясь в телефонных аппаратах, валявшихся на полу.

– Этот тип сошел с ума! – бросил он, подходя, Варнеру.

Тот пожал плечами и снова погрузился в свое чтение. У него была душа наемника: он должен выполнить свою работу, а остальное его не касается.

– Гесслер ухаживал за тобой? – продолжал настаивать Франк, поглаживая кончиком пальца щеку Лизы, хранившую отпечаток его ладони в форме звезды.

– Нет, Франк.

– Во всяком случае, – уверенно сказал Франк, – он самым странным образом влюблен в тебя. Надеюсь, ты не будешь оспаривать это?

Лиза на мгновение задумалась.

– Может быть, – признала она. – Ну и что? Ответь, Франк. Что это может изменить в наших отношениях?

Франк принялся мерить комнату широкими шагами, дошел до двери. В одном месте скрипела половица. Наступая на нее каблуком, он заставлял половицу стонать. Этот звук становился невыносимым.

– Прекрати! – взмолилась молодая женщина.

Перестав раскачиваться на половице, он вернулся к ней, бросив взгляд наружу.

В порту все было спокойно. Дождь бил по стеклам и бормотал в переполненной водосточной трубе.

– Гесслер – честный человек. Он известный адвокат, у него хорошая репутация. И вдруг он организует побег из тюрьмы!

– Он не организовал его, – поправила Лиза, – он всего лишь мне...

Франк жестом приказан ей замолчать.

– Как произошла эта метаморфоза? – спросил он. – А, Лиза? Как невозможное стало возможным для этого плотью и духом судейского крючка?

– Я не знаю.

– Должно быть, однажды ты произнесла в его присутствии слово "побег". От одного только этого слова с ним мог приключиться сердечный приступ, и все же он не умер на месте. Почему, Лиза? Почему?

Поскольку она не отвечала, он схватил ее за руку, поднял со стула и принялся расхаживать по комнате, время от времени встряхивая ее.

– Говорю тебе: я хочу все знать! Слышишь меня? Я хочу знать! Я хочу знать!

Из двери, выходящей на склад, показался Паоло.

– Франк! – заорал он. – Что ты с ней делаешь!

– Катись отсюда! – выкрикнул в ответ Франк, не отпуская Лизу.

Паоло не пошевелился.

– Я только хотел сказать... Только что по улице на полной скорости промчались два полицейских на мотоциклах.

– Мне плевать, катись!

– Но, Франк...

– Катись! – заорал Франк.

Паоло повернулся к двери. Прежде чем выйти, он прошептал:

– Сейчас десять минут восьмого, подумай о корабле!

Комиссар вышел из своего кабинета и теперь широкими шагами мерил главный зал комиссариата, жуя огрызок потухшей сигары. Спичка, которую он придерживал кончиком языка, давно разлохматилась. Иногда он останавливался и замирал перед зеркалом в золотой оправе, висевшим над камином. Комиссар восхищался тем, в каком порядке лежат его бесцветные, коротко подстриженные волосы, поправлял свой темный галстук и легкими щелчками сбрасывал пепел от сигары, попавший ему на лацканы. В зале остался только дежурный инспектор – высокий худой парень, с выдающейся нижней челюстью; нервный тик часто искажал его лицо. Всякий раз, когда комиссар бросал на него строгий взгляд, инспектор торопился что-то записать в формуляр, отпечатанный типографским способом.

В конце концов, комиссар нажал на кнопку внутреннего телефона.

– Слушаю! – раздался чей-то сухой голос.

– Мою машину!

– Слушаюсь, герр комиссар.

Его вещи остались висеть на вешалке в кабинете. Когда комиссар надел кожаное пальто, подбитое кошачьим мехом, показалось, что он вдвое увеличился в размерах. Затем дошла очередь до серо-жемчужной фетровой шляпы, украшенной широкой черной лентой, и меховых перчаток. Во всем его облике было нечто живописное и в то же время угрожающее.

Когда он вышел, перед крыльцом уже стоял его черный "мерседес". За рулем сидел полицейский, пристегнутый ремнем безопасности. Комиссар сел на переднее сиденье.

– Вперед, – только и сказал он.

С другой стороны туннеля, как муравьи, копошились его люди. Бауманн, старший инспектор, руководивший операцией, бросился к машине, как только она выехала из лифта.

– Ну что? – спросил комиссар.

– Фургон не выезжал с территории порта, – ответил старший инспектор, вставая по стойке "смирно".

У него был красный нос, глаза как будто плавали в желе, отчего его взгляд приобретал тошнотворный блеск.

– Откуда вам это известно?

– В порядке исключения таможенные патрули провели проверку во второй половине дня. Таможенники единодушно заявляют: не проезжал ни один тюремный фургон. Кроме того, у одного из моих людей есть свидетельство полупьяного голландского моряка. Тот утверждает, что видел, как фургон пересек верфь. Забавно, не правда ли?

– Значит, без всякого сомнения, речь идет о побеге, – заключил комиссар.