Лавуан возвращается с полным стаканом виски. Опрокидываю его залпом, зажмуриваюсь и с трудом перевожу дух. Напиток проходит поверх миндалин, как наждачная бумага. Но тут же тепло разливается по телу, и я начинаю чувствовать себя намного лучше. Надеюсь, на этом запасе горючего удастся закончить гонку.
      - Слушай, Лавуан, ты мне, кажется, говорил, будто Равиоли снял дом в Маньи через местное агентство недвижимости?
      - Да.
      - Я больше чем уверен, что Анж Равиоли был связан с Аквой, нюхом чую они сообщники. Остается выяснить, стали они таковыми до или после переезда Равиоли в Маньи. Поезжай в агентство и выуди из парня, с которым ты разговаривал по телефону, побольше сведений. Узнай, представлялся ли Равиоли от лица Аквы, или же он прочитал объявление в газете, или еще как-то узнал о сдаче дома? Словом, я хочу, чтобы ты рассмотрел это дело через лупу, понял?
      - Хорошо, патрон, еду туда сейчас же!
      - Подожди.
      Открываю бумажник.
      - Держи. Это фотография падчерицы Аквы. Покажи ее парню из агентства. Пусть он подтвердит, действительно ли она дочь Планкебле. Не забудь о том, что нужно держать язык за зубами...
      Лавуан уходит, натянув на голову шляпу из водоотталкивающей ткани. От него за версту прет, что он легавый.
      С трудом выбираюсь из кресла и делаю несколько шагов. Черт, перед глазами круги! Как бы не хлопнуться прямо тут же на пол! Странное ощущение! Ноги ватные, горечь во рту, в голове отупение. Стены, окрашенные гнусной казенной краской, бешено несутся справа налево и становятся еще противнее.
      "Дорогой мой Сан-Антонио, - говорю я себе вежливо, чтобы не спугнуть, - если ты мужчина, в самый раз доказать это. Женщинам ты представлял такие доказательства бессчетное количество раз, теперь докажи это самому себе!"
      Шаг, другой... Все как-то нереально в окружающем мире - он то удаляется, то приближается. Внутри меня лишь удивительная мягкость, пустота, хочется растянуться на полу, чтобы не грохнуться, и выпасть в осадок.
      Там, на горизонте, где кончается коридор, маячит Риголье. Я, кажется, вам еще ничего о нем не говорил. Он из новых. Но не молодой, просто новый в нашем управлении. Он пришел из полиции нравов и сохранил отпечаток предыдущей службы: некий налет элегантности, даже манерности, по которому этих господ можно узнать даже через закрытую дверь.
      Коричневый костюм, темная рубашка, кирпичного цвета галстук, крокодиловые туфли, ремень с заклепками, мягкая, правильно заломленная шляпа, аккуратный плащ и неизбежные для такого сорта людей желтые перчатки. Портрет Риголье можно было бы поместить в учебнике мировой истории сыска. Словом, образцовый легавый, как их показывают в кино!
      - Какие сложности, Риго?
      - Я занимаюсь делом Равиоли, господин комиссар. Я только что из Понтуаза... Осматривал место происшествия.
      - И что ты высмотрел?
      Он пожимает плечами.
      - Около машины Равиоли останавливался другой автомобиль. Возможно, убийцы. Четко отпечатались пятно от масла на траве у кювета и следы шин. Легкой машины, типа "рено-8" или "пежо-204".
      - Дальше?
      - Я поручил жандармерии Понтуаза расспросить людей, живущих у дороги недалеко от места трагедии (Риголье употребляет слова, будто читает газету или детективный роман, аристократ!), чтобы попытаться найти кого-нибудь, кто видел...
      - Ладно, правильно сделал. Поскольку ты уже завязался с автотранспортом, то попробуй установить, кто из водителей такси посадил сегодня ночью примерно в одиннадцать часов пассажира лет пятидесяти с седыми волосами на улице Бланш... Когда найдешь, узнай, где он высадил своего клиента, ясно?
      - Будет сделано, господин комиссар.
      - Чем быстрее ты его найдешь, тем большее расположение с моей стороны... Понял, да?
      Он дотрагивается рукой до шляпы. Мне же остается только опереться о стену, так как голова начинает кружиться с такой быстротой, будто меня испытывают на пригодность к космическому полету. Черт, это из-за ангины или от виски? Проклятье... Кто-то из моих коллег, проходя мимо, останавливается и с удивлением смотрит на мои страдания.
      - У тебя давление или что, Сан-А?
      У меня двоится в глазах, его морда, вернее, две его морды уплывают куда-то вверх, потом ползут вниз. Я трясу башкой, но становится еще противней.
      - Оставь, у меня сорок... если хочешь, градусов северной широты...
      - Так тебе надо срочно лечь!
      - Спасибо, я как-то не подумал...
      Он удаляется, насвистывая "Зачем же плакать, ты так красива!". Вот вам свидетельство того, как довольны собой другие, когда вы подыхаете! Они прячутся в своем здоровье, как в крепости, и смотрят на вас, как в могилу.
      Еле передвигая ноги, я плетусь в вестибюль. Подхожу к дежурному:
      - Матиас здесь?
      - Сейчас узнаю, господин комиссар!
      Господин комиссар! Это он мне - "господин комиссар"? Слова гулко отдаются у меня в ушах и, сделав несколько болезненных кульбитов в тыкве, падают в желудок. Почему у всех вокруг рыбьи рожи, да еще и какие-то экзотические? Они пускают пузыри, а когда пузыри лопаются на поверхности аквариума, раздается проклятое "господин комиссар".
      - Да, он здесь!
      - Скажите ему, пусть спустится во двор к моей машине.
      Я заползаю на сиденье. Матиас подходит, держа сигару в зубах. Это как раз то последнее, что мне нужно, чтобы окочуриться.
      - Погаси эту чертову сигару и садись за руль! - хриплю я.
      - Как вы себя чувствуете, господин комиссар?
      - Не называй меня "господин комиссар"! Меня уже тошнит от этого! Я нездоров...
      - Вам бы лучше...
      - Знаю. Вези меня на улицу Мартир... Заведение " Раминагробис"...
      Он молча садится за рычаги моего танка.
      Улицы Парижа танцуют чудовищную сарабанду. Дома заваливаются на меня... Сжальтесь! Уймитесь!
      - Приехали, господин... э...
      - А? Что?
      Я, видно, провалился. Передо мной фасад дома с закрытой дверью. Мимо проезжает мальчик на велосипеде с коробкой на багажнике и свистит так пронзительно, будто у меня в мозгах запустили бормашину. Чтоб его черти взяли!
      - Зайди с черного хода и посмотри, есть ли там кто внутри, - говорю я Матиасу.
      Когда тот исчезает с моих глаз, открываю бардачок и вытаскиваю фляжку с бальзамом из винных погребов братьев-монахов. Стараясь не делать глотательных движений, заливаю в распухшее горло приличную дозу. Магическое месиво. Вроде допинга на короткое время.
      - Там подружка Равиоли, уборщица и несколько официантов, докладывает, склонившись к окну, Матиас. - Ребята из уголовной полиции их сейчас раскручивают.
      Его слова гулко отдаются в урне моего сознания.
      Терпеть не могу, когда дорогие коллеги шнуруются на месте моей охоты, даже если их присутствие оправдано профессиональными обязанностями. Плевать - они мне мешают!
      Собравшись с силами, я передвигаюсь от машины к входу. Матиас ведет меня как слепого. Это и правда так, поскольку все передо мной пляшет как с перепою. Входим в огромный темный зал. Какие-то тени сгрудились около сцены. Ночное заведение вообще вызывает у меня брезгливость, а уж в моем нынешнем состоянии представляется просто мерзким змеиным гнездом. Коллеги узнают меня и по очереди жмут мою ослабевшую руку. Я слышу, как они произносят мое имя.
      - Комиссар болен, у него ангина, но, несмотря на температуру... вступает Матиас.
      - Заткнись!
      Какой гаденыш мог так ответить на заботу ближнего? Оглядываю всех и по физиономиям понимаю, что это был я.
      - Хочу поговорить с подругой Равиоли, - заявляю я вместо извинения.
      К нам подходит довольно молодая женщина, вся в слезах. Бедняжка вдова, не имеющая никаких прав на наследство!
      - Мне бы выпить чего-нибудь! - вновь раздается мой собственный голос. Он идет откуда-то сбоку и сверху.
      Окружение рассыпается. Констатирую, что все помчались к стойке. Похоже, они принесли мне стакан виски. Принимая микстуру в таком темпе, я скоро буду в стельку. Наплевать! Зато благодаря ангине можно пить сколько влезет, и никто не осудит, даже помогут, если что. Прекрасный рецепт, не находите?
      - Мадам, нам надо поболтать с глазу на глаз! Пойдемте в кабинет Анжело.
      Схватив ее под руку, чтобы самому удержаться на ногах, я веду незаконную вдову в кабинет, где еще вчера вешал Анжу на уши его национальное блюдо.
      Мой милый Равиоли был большой знаток по части стриптиза. Раздевать людей - это призвание. Вспоминаю о трупах в Маньи. Раздеть человека до скелета - не правда ли, особое искусство?
      Закрывая дверь, констатирую: коллеги явно недовольны моим поведением. Ну и начхать - мне так удобнее!
      - Возьмите стул, мадам...
      Она вытирает слезы с миловидного лица бывшей шлюхи.
      О, как она мечтала, эта бывшая стриптизерша, о тихой жизни в провинции! Звезда притонов уже видела себя в церковно-приходском хоре в компании старых мартышек, вечно перемывающих кости (в переносном смысле) своим соседям. Остаток жизни она бы вязала носки для сирот-эскимосов или нательное трико для космонавтов. Чем не покойная старость?
      - Это ужасно! Анж! Бедный Анж!
      Мне хочется ее успокоить: такой пройдоха, да еще с ангельским именем, запросто задрючит мозги охранникам в чистилище и раздобудет себе абонемент в рай. Но я ничего не говорю - у меня нет сил!
      - Вас наверняка уже допрашивали, мадемуазель, - произношу я с трудом, массируя виски. Различные горячительные напитки смешались и теперь как молотом колотят в голове. - Но мы все равно начнем сначала. Я вчера виделся с вашим... э-э... мужем. Он вам говорил об этом?
      Она открывает рот, но из него не вылетает ни звука. Есть, конечно, вероятность, что мои уши забастовали. Это не исключено.
      - Как это ни бесчеловечно с моей стороны, но вынужден вам напомнить, что Равиоли больше нет. Его убили. И с вами может случиться примерно то же, если вы будете слишком молчаливы... Нам, как вы, наверное, догадываетесь, необходимо установить личность убийцы. По вашим страданиям я вижу (слово "страдания" провоцирует новый поток слез и шмыганье носом), что вы любили своего... гм... партнера. Вы же хотите, чтобы его убийца получил по заслугам, не правда ли?
      - Да! - вскрикивает несостоявшаяся мадам Равиоли сквозь душераздирающие рыдания. - Конечно!
      Ее искренность хватает меня за душу.
      - Ну вот и хорошо. Значит, я повторяю вопрос: говорил ли вам Анж о моем визите?
      - Да.
      - Что именно он вам сказал?
      - Он мне показался сильно обеспокоенным. Сказал, что один легавый... Прошу прощения...
      Я небрежно отмахиваюсь:
      - Не обращайте внимания... Мне уже приходилось где-то слышать это слово.
      - Анж сказал, что приходил легавый и расспрашивал его по поводу некоего Келлера..
      - И что дальше?
      - Анжа, видимо, это встревожило.
      - Почему?
      - Не знаю. Похоже, немец исчез - во всяком случае, я так поняла, - а следы привели полицию в "Раминагробис"...
      - Вы знали Келлера?
      - Я его видела несколько раз...
      - Ваш муж поддерживал с ним отношения?
      - Не то чтобы... Они виделись, болтали! Во всяком случае, когда Келлер приезжал в Париж, он проводил вечера здесь...
      - Келлер бывал у вас в доме?
      - Нет!
      Она категорична.
      - Никогда?
      - Никогда-никогда!
      - Вам не приходилось ездить с ним... ну, скажем, за город?
      - Да нет, с чего это?! Он был всего лишь клиент, не друг... Клиент, которого Анж знал немного больше, чем других, вот и все!
      - Ладно... Значит, вчера, после того как я ушел, Анж вам сказал о моем приходе и показался озадаченным... А потом?
      Она поводит круглыми плечами хорошо откормленной самки.
      - Пошел к себе в кабинет.
      - А вы где находились в этот момент?
      - За кассой. Я слежу за обслуживанием.
      Значит, деньги проходят через ее руки. В этом была ее маленькая хитрость. В течение скольких-то лет мадемуазель промышляла на панели, отлавливая несчастных, которым весна ударяла по органам малого таза, а теперь сидит за кассой и без лишней суеты собирает банкноты клиентов из рук запыхавшихся официантов. Свою долю она преспокойненько откладывает в нейлоновые чулки. Парадоксально, но это и есть суть прогресса!
      - Продолжайте...
      - Примерно через полчаса Анж опять подошел ко мне и спросил, сколько у меня в кассе наличности. Я ответила: "Двести тридцать тысяч". Тогда он приказал мне положить в пакет двести кусков. Я попыталась узнать зачем, но он сказал, чтобы я не лезла не в свое дело. Он был такой мрачный...
      Я иду к двери.
      - Матиас!
      - Слушаю, патрон?
      Вот, он уже не называет меня господином комиссаром. Я вдруг чувствую себя намного лучше. Надеюсь, это хорошее предзнаменование для моего пошатнувшегося здоровья.
      - У убитого были при себе деньги?
      - Да, патрон...
      - Сколько?
      - Тысяч десять, кажется!
      Несчастная вдова выпучивает заплаканные глаза и ревет, как сто плакальщиц на арабских похоронах:
      - Его обокрали! Он никогда не ходил с пустыми карманами!
      Матиас кривит физиономию: для него и десять тысяч - деньги приличные.
      - А сколько он обычно носил с собой?
      - Не менее ста кусков.
      - Значит, его обчистили на триста тысяч?
      - Не меньше!
      Жестом я отсылаю Матиаса.
      - Вы сказали, он взял двести тысяч. А потом сразу ушел?
      - Да.
      - Анж сказал вам, куда направляется?
      - Нет. Просто буркнул, что у него встреча за городом и чтобы я не беспокоилась...
      - И что вы подумали?
      - Мне вначале показалось, будто он поехал встретиться с какой-нибудь птичкой. Анжело вообще был большой ходок. Но мысль о деньгах меня успокоила. Знаете, мой муж любил баб, но дураком не был! - выпаливает она с гордостью. - Он сроду не стал бы платить девкам, даже если бы это была Бриджит Бардо!
      Вдова успокаивается, вздыхает, шмыгает для приличия носом и добавляет:
      - Они ему сами иногда приплачивали.
      - Так, подведем итог: он не сказал ни куда едет, ни с кем должен увидеться. А вы его не спросили!
      - Послушайте, комиссар, Анж был не тем человеком, кому можно задавать слишком много вопросов. Он взбеленился, даже когда я просто спросила, какого черта он опустошил кассу... И уехал... И все...
      Она изливает на бюст пол-литра соленой жидкости.
      - И больше я его не видела.
      Устанавливается тягостная тишина. Слышу только, как кровь пульсирует в ушах. Но все равно мне намного лучше. Сейчас бы еще выпить, и микробы сбегут сами и поселятся на чужих гландах. Мне плевать, что вы об этом думаете, но алкоголь - это средство! Мои воспаленные глаза случайно натыкаются на телефонный аппарат - на нем нет диска, а всего лишь красная кнопка.
      - Если вам нужно позвонить, - спрашиваю я, - вы соединяетесь через телефонистку?
      - Да. Телефонисткой служит Жинетта, она там, в туалетной комнате. Если нам звонят, она соединяет...
      - А где она сейчас, ваша Жинетта?
      - На месте, где же еще...
      - Хорошо. Скажите, когда Анж купил это заведение?
      - Года три назад.
      - Оно обошлось миллиардов в сорок, не меньше, а?
      Она делает серьезное лицо. Когда речь заходит о деньгах, вдове не до скорби.
      - Тут я не в курсе. Это дело Анжа.
      - У него, видно, деньги только что из ушей не валились, а? Вложить такую сумму. Как вы думаете?
      - Вполне возможно! - отвечает она с вызовом.
      - Если только друзья не финансировали его предприятие?
      - Может, и так! Повторяю, мне ничего не известно!
      Нет смысла настаивать. К тому же у меня вдруг рождается идея. В нашей работе главное - иметь идеи своевременно и по всем текущим вопросам. Нужно бороться с белыми пятнами, как сказал бы дерматолог. Это очень важно! Пусть даже дурацкие мысли, бредовые, но они поддерживают тонус...
      - Хорошо, вы можете идти. Пришлите мне Жинетту!
      Безутешная, потерявшая в одночасье все на свете вдова уходит. Я сжимаю голову руками, что позволяет немного сконцентрироваться. Черт, если принять еще стакан виски, то наверняка станет лучше, но есть риск окосеть.
      Тук-тук!
      - Войдите!
      Жинетта оказывается этакой мышкой без возраста и цвета, поскольку редко подставляет лицо солнечным лучам. Девица в туалетной комнате непременный атрибут всех заведений, претендующих на шик. Проводить жизнь в подвальном помещении, где люди отправляют свои естественные надобности, согласитесь, это драма, я бы даже сказал трагедия.
      Драма в том, что вы бросаете ей на тарелочку мелкие монеты, поскольку ваш мочевой пузырь или кишечник правильно функционируют. Она получает вознаграждение за ваш диурез или перистальтику. Но черт с ней, с этой стороной вопроса! В конце концов, сходить в туалет не так дорого! Но Жинетта, если говорить о ней лично, она-то ждет принца, красавца на белом коне, а вместо него в туалетную заходят всякие козлы, расстегивая на ходу ширинку. Они видят Жинетту и реагируют всегда одинаково - лезут в карман за мелочью. А если нет мелких денег, пытаются отделаться стандартными шуточками.
      Единственное развлечение как бы в утешение ей - телефон!
      - Жетон, мадемуазель!
      Жетон - это счастливый билет для мисс Пипи. Далее перед ней разыгрывается спектакль одного актера для одного зрителя, то есть для нее. "Алло! Дорогая, это ты? Я на заседании административного совета, очень затягивается, председатель хочет обсудить все проблемы сразу, чтобы проголосовать сегодня же за принятие бюджета по поводу индексации новых капиталовложений в угольные шахты, словом, квадрат гипотенузы и синус на косинус, раньше четырех не кончится!"
      Или же:
      "Это ты, любовь моя? Твой муж не вернулся из командировки? Отлично, я еду. Нам будет с тобой хорошо. Помнишь, как было прошлый раз? Знаешь, когда мы с тобой упали на кровать, а ножки подломились..."
      И мисс Сортир мечтает, без конца прокручивает в своем усохшем от однообразия жизни и отсутствия солнечного света воображении услышанные сцены, задумчиво разрезая газетные листы на восемь частей и разнося эти бюллетени для голосования по избирательным кабинам.
      - Скажите-ка мне, милая Жинетта...
      Мое звуковое послание ей, похоже, очень по нутру. Она одновременно начинает двигать глазами, носом и худосочной задницей.
      - Да?
      - Если мне нужно позвонить с этого аппарата, то как я должен действовать?
      Она заговорщицки улыбается одними глазами - этакая проказница, подложившая кнопку на стул учительницы.
      - Вы нажимаете на кнопку на аппарате. У меня зажигается красная лампочка... (У нее! В сортире!) Я снимаю трубку. Мне говорят номер, я набираю, затем сую штекер в соответствующее гнездо...
      - Господин Равиоли вчера наверняка просил вас соединить его с кем-то часов в одиннадцать или чуть раньше?
      Она задумывается.
      - Нет.
      - О! Послушайте, милое дитя, вы ошибаетесь, не так ли? Подумайте как следует, это очень важно!
      Она энергично трясет головой.
      - Клянусь, хозяин никому не звонил. Облом! Одна из моих гениальных идей тает на глазах.
      - Но, - добавляет телефонистка быстро, - наоборот, вчера как раз звонили ему!
      Я подскакиваю от радости.
      - Во сколько?
      - А вот примерно в то самое время, как вы сказали.
      - Кто ему звонил?
      - Мужчина.
      - Его имя?
      - Он не хотел себя называть. Попросил соединить с господином Равиоли и заверил, что, мол, очень важно! А потом добавил: скажите ему, звонит друг из Маньи-ан-Вексена...
      - Друг из Вексена?
      - Да.
      На моем лице появляется глупая, блуждающая улыбка, какая бывает только у помешанных после процедуры лечения электрошоком. Прекрасно, это же все объясняет! Все становится на свои места! Остается взять рыбку голыми руками!
      - Вы случайно не слышали их разговор?
      - Это невозможно!
      - Они долго разговаривали?
      - Довольно долго. Минут десять, я думаю...
      - Спасибо, зайчик! Вы мне дали бесценную информацию.
      Жинетта возвращается к своим писсуарам. Некоторое время я сижу и обдумываю услышанное. Затем, понимая, что и так достаточно долго оккупировал "Раминагробис", решаю оставить это милое заведение на попечение своих заждавшихся в ревнивом бездействии коллег.
      Глава пятая
      В которой я придаю значение вещам, явно этого не заслуживающим
      Возвращаемся с Матиасом в Контору. Быстро поднимаюсь к себе в кабинет, чтобы причесать растрепанные мысли, а то, мне кажется, уже через несколько мгновений они начнут путаться и выпадать, как первый младенческий пушок. Словом, лови момент, Сан-А!
      Риголье возвращается одновременно со мной. Элегантные перчатки туго облегают его мощные кулаки, узел на галстуке безупречен, два золотых зуба сверкают на солнце.
      - Я нашел такси, патрон.
      - Отлично! Что выяснил?
      - Таксист отвез нашего клиента в гараж в районе Перер.
      - Адрес?
      Риголье опережает меня:
      - Я побывал в гараже. Аква ставит там свою машину...
      - Марка машины?
      - "Пежо-204".
      - Он ею пользовался вечером?
      - Да. Как сказал ночной сторож, с ним такое иногда случается...
      - В котором часу Аква вернулся?
      - Он поставил машину в гараж только что...
      - Когда?!
      - Он только сейчас ее туда поставил, - спокойно повторяет Риголье.
      Значит, наш друг Серж Аква оставил машину у дома до утра.
      - Благодарю.
      - Я больше вам не нужен? Можно пойти пообедать?
      - Иди!
      Обедать! Как люди умудряются испытывать голод? Бывает же такое понятие, как аппетит!
      - Вам все так же плохо?
      - Ничего, спасибо.
      - У меня есть одно радикальное средство против ангины: полоскание с уксусом! Может, вам попробовать?
      - Отличная мысль! Я туда добавлю немного соляной кислоты, а для вкуса - азотной. Если не поможет, то попробую полечиться паяльной лампой!
      Инспектор смеется для приличия, поскольку я его шеф, а в обязанности подчиненного входит с радостным смирением переносить идиотские шутки начальника, но уходит он с обиженной миной.
      Телефон на моем столе начинает призывную песню. Матиас, оставшийся со мной в эти критические минуты, снимает трубку.
      - Звонит Лавуан, - говорит он.
      - Дай-ка мне!
      Телефонистка на линии использует паузу, чтобы спросить медным голосом, закончен ли разговор. Я посылаю ее подмазать губки в сортире и не мешать, когда люди беседуют. Грубый я, самому противно!
      - Патрон?
      - Ну что у тебя?
      - Дом был сдан следующим образом: Аква доверил найти съемщика агентству недвижимости "Буньазе". Директор агентства приколол объявление, написанное от руки, на видном месте в витрине офиса. Через два дня прикатил Равиоли за рулем американской машины... А на фотографии, которую вы мне дали, действительно мадемуазель Планкебле.
      - Ее опознал парень из агентства?
      - Да.
      - Он ее знал раньше?
      - Он ее видел один раз, в момент продажи. Парень принимал участие в оформлении сделки, поскольку парижский бизнесмен Бормодур вышел на мадемуазель Планкебле через то же агентство.
      - Чертов идиот! - взрываюсь я. - Мне нужны показания людей, которые знали ее раньше, до продажи. Если твой парень из агентства не знал девушку до того, то иди порасспроси в магазинах, у пастора в церкви, у мэра, мне плевать где, но найди...
      - Хорошо, патрон. Я вешаю трубку.
      - Осложнения, шеф?
      - Нет, но что-то не клеится. И мое состояние тоже... Знаешь, мне хочется все к чертям бросить, залезть с головой под одеяло и поспать...
      - Почему бы вам так и не сделать? - опасливо спрашивает Матиас.
      - Да потому! Кто, интересно, в таком случае доведет эту историю до конца?
      Матиас считает, по крайней мере на его лице написано, что я уж слишком много на себя беру, и смотрит на меня с иронией. Он, наверное, прав. Тут я и вправду загнул!
      В порядке извинения я отвешиваю ему такую улыбку, что любой призрак в шотландском замке окочурился бы от страха на месте.
      - Ты прекрасно знаешь: я супермен, дружок! Человек, проходящий сквозь двери! Особенно открытые!
      Мысли вслух! Но где-то концы с концами не вяжутся, моя натужная ирония мне и самому не нравится, я иногда себя ненавижу!
      Ладно, за дело! Подтягиваю телефон к себе.
      - Редакцию "Утки", быстро!
      - "Утка" на проводе, - слышится анонимный женский голос. Настолько анонимный, что можно подумать, будто отвечает говорящая машина.
      - Господина Кийе, пожалуйста!
      - Соединяю с его отделом.
      Эти дамы на телефоне обладают гениальной способностью уходить от конкретных просьб. Вы спрашиваете, как их зовут, а они соединяют вас с отделом регистрации брака восемнадцатого округа.
      - Алло! - отвечает на этот раз мужской голос, явно принадлежащий человеку, который считает себя если не Наполеоном, то уж Бонапартом точно. - Слушаю вас.
      - Мне нужен Кийе!
      - Его здесь нет.
      - Тогда мисс Неф Тустеп!
      - Это другой отдел.
      - Мне без разницы.
      - Вы, собственно, по какому вопросу?
      - Готов поспорить, что, специально для вас подучившись грамматике и особенно лексике, я найду средства вам это объяснить.
      Бормоча что-то невнятное, парень переключает меня на Айлюли, и я наконец слышу деловой баритон моей подружки.
      - У тебя радостный голосок! - констатирую я в качестве приветствия.
      - Мне только что подкинули отличную шутку для моей статьи. Слушай, легавый, я прочитаю: "Десять самых лучших лет жизни женщины находятся между 28 и 30 годами!" Классно, правда?
      - А насколько правильно!
      - Я тебе опять нужна, чтобы переться к какому-нибудь старому хрычу?
      - Нет, хотел попросить Кийе дать мне фотографии дома, отобранные им для рекламы.
      - Что ты еще затеваешь?
      - Подозреваю, что эти фотографии сделаны довольно давно. А мне хотелось бы знать, как выглядел палисадник у дома до того, как мой бедняга сослуживец имел счастье выиграть этот дворец в вашем проклятом конкурсе.
      - Я поняла, дорогой, но попроси его сам! - отвечает Айлюли.
      - Кийе нет на месте, а мне ни к чему ставить в известность его коллег, сама понимаешь! Вспомни о своем доблестном директоре, в чьем ведении моя скоропостижная отставка в случае утечки информации! Будь душкой, пойди поройся у него в ящиках, а если найдешь, пришли с каким-нибудь туземцем на острие копья.
      - Хорошо, для тебя сделаю. Но в знак благодарности ты должен мне поведать что-нибудь захватывающее для новостей.
      - Есть у меня одна потрясающая новость, которую я услышал от Берюрье, специалиста по тонкому юмору. Сейчас, дай вспомнить... А, вот! Он увидел на заборе одно словцо и решил проверить, соответствует ли надпись реалии. Но у него ничего не вышло. Теперь он твердо убежден, что нельзя верить ничему написанному. Ну как, пойдет?
      Она фыркает и, по-мужски обложив меня непечатными словами, вешает трубку.
      - Матиас, - говорю я, - поезжай на улицу Баллю к господину Аква. Можешь ему впаривать все, что угодно, но доставь его сюда. Не вздумай только упоминать о расследовании, понял? Для верности возьми с собой еще кого-нибудь. Отведешь его потом в маленький кабинет на нашем этаже.
      - Хорошо, господин ко...
      Он вовремя вспоминает мой приказ и осекается.
      - Перед уходом притащи сюда вольтеровское кресло из соседнего бюро. Постараюсь немного отдохнуть. Если сейчас хоть чуть-чуть не посплю, это расследование будет моим последним...
      Добряк Матиас устраивает меня по-королевски: ноги накрывает старым пальто из своего кабинета, а под голову подсовывает подушку из комнаты дежурного.
      - Хотите, я прикрою ставни, а то солнце бьет по шарам...
      - Спасибо, брат. Ты не пропадешь в жизни. Если выкинут из Конторы, ты всегда сможешь устроиться в больницу для дистрофиков - у тебя есть способности!
      * * *
      Все-таки как мы, люди, слабы. Вот ты - такой красивый, молодой, мощный, как Аполлон. Одной рукой рвешь колоду карт из пятидесяти двух листов, кладешь на обе лопатки парня с черным поясом дзюдоиста раньше, чем тот скажет "ой!", но стоит температуре твоего тела подняться лишь на два градуса, и ты становишься тряпкой, старой развалиной, сортирной бумагой!
      Я тону в лихорадке. Но тишина, приглушенный свет, горизонтальное положение приносят желаемый результат - мне все-таки лучше. Я не сплю, но будто плыву в глубоком отупении, слыша, как булькает кровь в моих тяжелых висках.
      Не прошло и четверти часа, как я улегся, и раздается резкий звонок телефона. Какое это все-таки чудовищное изобретение! Могу поспорить на ваши старые башмаки против ночи с Бриджит Бардо, что именно телефон является причиной смерти в девяноста случаях из ста.
      Не беру трубку в надежде, что он сообразит заткнуться, но телефон продолжает неистово дребезжать, и я тяну к нему свою ослабевшую руку.
      Моя ненаглядная Айлюли, черт бы ее побрал!
      - Эй, Сан-А, я не смогла найти фотографии в архивах Кийе. Кроме того, нет возможности позвонить ему домой и узнать, куда он их дел. Роже переехал в новую квартиру на окраине, и им еще не установили телефон...
      - Вот счастливчик! Когда он будет в редакции?
      - Сегодня не придет, в отгуле, поскольку дежурил в воскресенье.
      - Тогда давай адрес...
      - Улица Дантона, дом тридцать четыре...
      - Аминь! - прощаюсь я.
      Вновь обретя свое временное уединение, я раздумываю, стоят ли фотографии того, чтобы переться за ними через весь город. Поковыряв вилкой то там, то сям в своем котелке, прихожу к мысли, что надо ехать. Со вздохом достаю вторую таблетку Тео... Как было уютно в вольтеровском кресле! Можно, конечно, послать кого-нибудь вместо себя, но Кийе такой трус! Испугается полиции, поднимет шум - нет, лучше ехать самому. Когда еще Матиас захомутает Акву!
      Чувствуя, что чувствую себя все хуже и хуже (как вам мой полубредовый оборотец?), и обнаружив, что свободных шоферов нет (обеденный перерыв), вызываю такси. Пусть народ предается чревоугодию. Я за мирное сосуществование. В конце концов, глупо обижаться на людей за то, что они не теряют аппетит из-за моей ангины.