- Ив самом деле! Так тебе, может быть, знакомо лицо?
      Я достаю фотографию Келлера, присланную из Гамбурга, и добавляю:
      - Похоже, у этого парня расплющенные пальцы.
      Анж прикидывается, что внимательно разглядывает фотографию.
      - Скажите пожалуйста! Вполне возможно, я и видел этого гуся здесь, в "Раминагробисе"! Нет, правда, эта квадратная физиономия действительно мне знакома. Но это было давно.
      - Два-три года назад?
      - Да... Вы сказали, этот тип занимался...
      - Он был связан с советскими секретными службами...
      - Не может быть!
      - Может! А в момент исчезновения у него, очевидно, где-то под подкладкой был зашит документ, значение которого ты себе даже не представляешь. Вот это-то и интересует мои службы, Анж! Объявлена большая премия тому, кто знает, где его искать, или даст информацию хотя бы о документах...
      - Ого! Полиция готова снести золотое яйцо?
      - Да, но вручит его через посредника. Сумма премии двадцать миллионов!
      - Да ну!
      - При этом никто не обратит внимание, каким образом получены документы!
      Равиоли опускает голову и разглядывает глянцевые носки своих ботинок.
      - А почему вы пришли именно ко мне, господин комиссар?
      - Я прихожу ко всем, кто, на мой взгляд, сможет помочь найти Келлера живого или... мертвого! Что в этом плохого? В конце концов, ты мне доказал, ты тут ни при чем. Просто работаешь в таком месте, где люди говорят. Теперь ты в курсе. Легавые ведут расследование, у тебя есть возможность нам помочь. Все просто, старик. Вдобавок есть шанс сорвать крупный куш!
      Протягиваю ему пять. Он деликатно вкладывает в мою ладонь свою холеную руку, украшенную огромным перстнем - камень величиной с пробку от графина.
      - Если у тебя будут мысли или сведения, позвони комиссару Сан-Антонио в легавую контору.
      - Договорились!
      Вновь оказываюсь в прокуренном зале. Клиенты и девицы к этому времени закончили обоюдное трение друг о друга. На подиум выходит новая кукла для раздевания, на этот раз одетая под стюардессу - разыгрывается сюита под названием "Паника на борту". В салоне самолета начинается пожар, огнетушитель, как всегда, не фурычит, и мужественная бортпроводница готова пожертвовать своей одеждой в борьбе с огненной стихией. Она побеждает огонь, который, вот хитрец, гаснет как раз тогда, когда она сбивает его своим последним аргументом - нейлоновыми трусиками. Пожар испускает дух публика ревет от восторга.
      - Тоже неплохо поставлено, а? Как вам этот номер? - восхищается ценитель-бармен. - Классно горело!
      - Типун тебе на язык! Я еду в аэропорт! - бросаю я ему по пути к двери.
      Спектакль поразил меня глубиной всевозможных вырезов, искусством высвобождения из одежд и ляжками исполнительниц, но пора и честь знать. Настало время действовать, предпринять конкретные шаги. Между нами и Эйфелевой башней, я задал трудную задачу Равиоли. Если он не пошевелится, я нагряну снова, и очень скоро, а может, и того раньше.
      Дело сдвинулось с мертвой точки. Нам удалось практически точно определить имя убитого мужчины. Я установил, что Анжело Равиоли, который снимал дом, где был найден труп, знал Келлера. В принципе вполне достаточно, чтобы арестовать хозяина "Раминаг-робиса", но лучше пока подождать. Чем глубже рыба заглотит наживку, тем больше шансов, что не сорвется с крючка.
      Глава вторая
      В которой вы услышите мои рассуждения в бреду
      Рано утром я просыпаюсь от сильной и, главное, непредвиденной боли в глотке (хотя случается ли такое предвиденно?). Чувствую, у меня поднялась температура, трясет как в лихорадке. Но больше всего мучает мысль, что я заболел не вовремя. Услышав мои чертыханья, в комнату входит Фелиция в халате поверх длинной ночной рубашки.
      - Ты плохо себя чувствуешь, Антуан? Наверное, ты переутомился...
      - По-моему, начинается ангина, мам.
      - Я сейчас же приготовлю тебе полоскание и сделаю компресс.
      Она начинает меня лечить, вовсю пичкает таблетками, и мне кажется, будто разбушевавшаяся было боль постепенно утихает, отступая под напором сульфамидов и хитроумных снадобий моей врачевательницы. 146
      - Вчера ты вернулся очень поздно, - говорит Фелиция, размешивая еще какую-то микстуру. - Тебя продуло в машине.
      - Много работы.
      - Из-за дома четы Пино?
      - Да. Сегодня я надеюсь получить результаты.
      Поскольку маман демонстрирует мне свою крайнюю заинтересованность, я с удовольствием даю ей возможность услышать мои рассуждения на этот счет. Спасительное в некотором роде занятие, да и лихорадка сказывается - делает меня болтливым.
      - Видишь ли, маман, дело-то вроде не из самых трудных. Когда составляешь вместе все элементы, понимаешь, что ошибки быть не может.
      - Ты так считаешь? В голосе Фелиции слышится некоторое сомнение.
      - Вот тебе исходные данные: два трупа найдены в палисаднике дома, построенного лет десять назад. За это время в нем жили две семьи. Вывод: кто-то из этих групп людей совершил преступление...
      Фелиция ставит кресло рядом с моей кроватью, садится и расправляет на коленях полы своего теплого халата.
      - А может, кто-то чужой пришел в отсутствие хозяев?..
      - Чтобы закопать два трупа? Понимаешь, мам, когда хотят избавиться от тела, то не лезут копать яму в чужом огороде.
      Фелиция никогда не спорит со мной.
      - Ты прав.
      - Дальше! Нам удалось установить имя убитого мужчины. Более того, мы знаем, что он мошенник из Германии и был связан с одним из жильцов дома. Тут возражений нет?
      - Это твое предположение, с ним можно согласиться. Но ты уверен в личности мужчины?
      - Почти. Все совпадает: время исчезновения, описание примет - все!
      - Приметы! Как можно судить по жалким костям о живом человеке? вздыхает добрая Фелиция.
      - Маман, это дело специалистов. И потом, на останках нашли особые приметы, соответствующие описаниям пропавшего. Нет-нет, я повторяю, ошибки быть не может - целое составляется из отдельных элементов, как мозаика!
      - Тогда понятно...
      Она не знает, что сказать, моя милая мамочка. Все эти криминальные моменты, из которых и состоит расследование, ставят ее подчас в тупик. И хотя у нее сын полицейский, убийство не перешло для Фелиции в разряд обыденности, а воспринимается будто детективный роман.
      - Парень, который снимал дом, форменный бандит, понимаешь? Теперь содержит ночной стриптиз-бар, - с трудом выговариваю я. - Тип, способный на все. Более того, он признался, что знает в лицо убитого Келлера!
      Фелиция согласно кивает головой. За окном начинается новый день. В курятнике соседа петух, расправив крылья, во все горло сообщает своим заспавшимся подружкам, что пора продирать глаза и заниматься делом.
      Мне нравятся звуки нарождающегося дня. Волнующий жизнеутверждающий момент, если, конечно, ты сам не впополаме.
      - Но раз бандит, о котором ты говоришь, согласился с тем, что знал этого немца, значит, он его не убивал! - вдруг решается опротестовать мой тезис Фелиция.
      - Ну, это еще ничего не доказывает. Сообразив, что следствие вышло на него из-за знакомства с Келлером, он решил признать это, чтобы не вызывать лишних подозрений.
      - О господи, как ты можешь ориентироваться в таких потемках? изумляется маман.
      Я потихоньку щупаю пульс. Черт, по-моему, он играет "Турецкий марш". Вы замечали, что заболеваешь всегда в самый неподходящий момент? А с другой стороны, разве можно запланировать, когда свалишься с температурой?
      - Попробую объяснить тебе, маман... Не могу пока все точно сформулировать, поскольку полной ясности у меня еще нет, но и того, чем располагаю, достаточно. Я просто чувствую, что прав. А Равиоли пока не арестовал, так как хочу получше разобраться с бывшей хозяйкой дома и особенно с ее отчимом. У этой молодой женщины парализованы ноги. Она обречена жить в инвалидном кресле...
      - Ах, бедняжка!
      - И вот представь себе: когда я был у них в квартире, то заметил под шкафом пару женских туфель на высоком каблуке.
      Маман в задумчивости хмурит брови.
      - Тебе это не кажется странным? - настаиваю я.
      - Нет, не очень, Антуан. Ей, несчастной, хочется иметь пару настоящих элегантных туфель, какие носят здоровые женщины. Заметь, психологически это можно понять. Она делает вид, будто живет той же жизнью, что и все. Для себя самой! Иллюзия, но так ей легче... Если ты понимаешь о чем я...
      Не могу сказать, что не слушаю маман, но я поглощен своими мыслями и продолжаю формулировать вслух:
      - Когда мы позвонили в дверь, открыли не сразу. За нами, очевидно, наблюдали в глазок... Мы вошли в столовую, и там-то я и заметил туфли. Похоже, она поспешно сняла их и села в кресло... Все было чисто, опрятно, убрано. Маман, с тобой случается такое - забыть туфли в столовой?
      Весомый аргумент для моей Фелиции. У нее просто пунктик - постоянно все распихивать по местам.
      - То есть ты считаешь, она симулирует паралич?
      - Вот именно!
      - В течение такого долгого времени?
      - А вот это необходимо выяснить...
      Фелиция - зеркало моего сознания. Ей все можно говорить, как собственной совести. Она всегда помогает мне подумать над сокровенным и снять завесу с непонятного.
      - Антуан, сынок, мне почему-то кажется, у тебя есть некоторые сомнения относительно... Вот это в самую точку.
      - Ты угадала, маман! Действительно есть, и большие...
      Проклятье, я и вправду расхворался! Если температура будет и дальше ползти вверх, лучше повеситься!
      - Мне в голову пришла одна экстравагантная мысль. Этот Аква женился на мадам Планкебле, у которой была дочь-инвалид. Через несколько месяцев мадам переселяется в мир иной. Аква решает, что если он сыграет роль неутешного вдовца и жертвенного отчима, то сможет вытрясти из малышки наследство. По прошествии времени он меняет жилье и сдает ее дом. И тут у него появляется подружка.
      Вместе они ликвидируют парализованную Терезу Планкебле и закапывают в саду, густо засыпав негашеной известью, чтобы тело как можно быстрее растворилось в земле. Любовница Аквы занимает место убитой. Им остается ждать, когда и следов не останется от бедной Терезы. Затем они продают дом.
      Отекшее горло дает о себе знать, и я сглатываю с трудом.
      - Я уже сломал башку, думая об этом, маман... Конечно, это всего лишь версия, но она очень правдоподобна.
      - Твое предположение мне кажется слишком смелым, Антуан.
      - Что поделать - опыт научил меня: наше воображение не всегда способно угнаться за тем, что нередко предлагает сама жизнь!
      - Возможно, но знаешь, что мне кажется неправдоподобным в твоей версии?
      - Скажи скорей...
      - Ты считаешь, что, закопав труп в саду, Аква рискнул бы сдать дом внаем? Ведь новые жильцы могли, копаясь в огороде, обнаружить страшную правду!
      - Подожди, у меня есть еще одна мысль! Нет ничего лучше лихорадки, чтобы стимулировать мыслительный процесс.
      - Тебе бы хорошо поспать, Антуан. Будь послушным мальчиком и померь температуру. Мне кажется, у тебя сильная лихорадка...
      - Ладно, сейчас... Позволь мне закончить... Предположим, коварный Аква не убивал свою падчерицу до сдачи дома в аренду. Предположим, у него был сговор с жильцом... Он же знал, что перед ним бандит. Познакомившись с ним поближе, Аква просит Анжело найти кого-нибудь, чтобы тот замочил девицу. И макаронник соглашается по причинам, мне пока неизвестным. Если Аква и Равиоли сообщники, то тогда все ясно. Зная, что в саду уже лежит один труп, Анж преспокойненько закапывает там и Келлера!
      Похоже, мой голос сел настолько, что маман решает закончить беседу. Она встает с кресла.
      - Поспи немножко, Антуан.
      Она целует меня в лоб, гасит свет и выходит. Через щели в ставнях в комнату прорываются солнечные лучи. День вступает в свои права и бесцеремонно напоминает о моих обязанностях. Наплевать! Я прячу нос в подушку и закрываю глаза.
      Глава третья
      В которой Берю решает надеть на нос темные очки
      Ну вот, приехали! У меня зашкалило за тридцать девять. Термометр категоричен, с ним не поспоришь. Маман встревожена, но одновременно и обрадована тем обстоятельством, что можно задержать меня хоть немного дома. Я в полном ее распоряжении, и она тихо колдует надо мной. Обычная батальная сцена: борьба с ангиной и гриппом. Эвкалипт! Приоткрытые ставни! Радио в соседней комнате приглушено до предела. В глубине души мне это очень нравится. Я как бы возвращаюсь в свое детство. Хочется, чтобы мне почитали вслух "Красную Шапочку", и я знаю, если буду послушным, мне дадут медовые конфетки - такие вкусные, пухлые, круглые, покрытые кристалликами сахарного песка и с жидкой начинкой.
      Да, как когда-то... Тогда еще бандиты, убийцы и полицейские для меня не существовали.
      Я слышу, как хлопает дверца машины. По той элегантной манере, с какой скрежещет гравий под ногами, догадываюсь, что через минуту в мое жизненное пространство (если так можно назвать нынешнее мое состояние) ввалится Берю.
      И действительно, его голос заставляет дрожать оконные стекла:
      - Так, значит, заболел наш баловник?
      Фелиция уже успела сообщить в Контору это пренеприятное известие.
      Толстяк вдвигается в комнату. Сегодня он похож на испорченный зуб. Двести граммов синего под глазом, нижняя губа треснула и вспухла, физиономия небрита, карман плаща оторван и болтается. Его галстук, обычно похожий на веревку, теперь напоминает разорванную велосипедную шину.
      - Значит, чувствуешь себя разбитым? - сердечно спрашивает он.
      - Этот вопрос скорее следует задать тебе, Толстяк! Трудно подобрать слова, чтобы описать твою физиономию.
      Он снимает истрепанную ветрами и заляпанную жиром бесчисленных стоек шляпу.
      - Да, сегодня я не в форме.
      Все ясно, он опять вляпался в какую-то историю, можно и не продолжать.
      - Ладно, хватит хныкать, выкладывай, какая катастрофа над тобой пронеслась?
      - Да так, чепуха!
      - Говори, я оценю!
      В рассеянности он кладет шляпу на мою постель.
      - Положи ее на пол. Мне и так хватает микробов в глотке, а из-за твоей бактериологической бомбы меня и вовсе прямиком отправят на кладбище.
      Не без внутреннего протеста он подчиняется и умоляюще канючит:
      - Можно присесть, а то ноги гудят.
      - Садись.
      Кресло под Толстяком в ужасе прогибается, и одна из пружин истерично вопит.
      - Так вот, - запевает Берю. - Вчера я застрял у Адели...
      - Какой Адели?
      - Ну, у консьержки в том доме, ну, у той, где...
      - Понял, валяй дальше!
      - Мы болтали с ее мужем. Кстати, он работает ночным сторожем на фабрике тертого сыра, представляешь?
      - Без отступлений и ближе к делу! - отрезаю я. - Дальше!
      - Как это без отступлений? Ты что, перегрелся? Ах, ну да... у тебя температура! Словом...
      Толстыми пальцами с ногтями в трауре он слегка дотрагивается до синяка под глазом.
      - Словом? - тороплю я.
      У Толстяка явно туго варит котелок. Похоже, не повредит как следует его встряхнуть, чтоб мозги встали на место, - иногда помогает!
      - Ее муж - бравый парень. Получил производственную травму, нога деревянная, знаешь, такая, отстегивается... Ночью хранит под кроватью...
      - У него нога деревянная, а у тебя башка, идиот чертов! Будешь ты наконец говорить или нет!
      - Как я могу доложить о ситуации, если ты меня все время перебиваешь? У тебя, я заметил, просто мания вставлять дурацкие шуточки, когда мы с Пино представляем свои доклады.
      - Протест отклонен! Продолжайте, инспектор...
      Он облизывает нижнюю запекшуюся губу языком, похожим на квач для чистки унитазов.
      - Значит, я сажусь в засаде, как ты мне велел. Ну, мы болтаем о том о сем. Супруги, естественно, любопытствуют по поводу своего жильца и что я, собственно, тут делаю, почему да как. Но я умело обхожу их вопросы. Наоборот, задаю их сам. Узнаю, что малый не работает, был функционером в Африке и живет на улице Баллю всего пару лет. Его падчерица покидает дом редко, и только в кресле-каталке. И муж Адели даже помогает иной раз спустить ее с третьего этажа. Что, это, скажешь, тоже не имеет значения? вопрошает он с иронией.
      Горло болит все сильней и сильней. Когда я глотаю, такое ощущение, будто в глотке ковыряют рашпилем.
      - Примерно в одиннадцать вечера выходит из дома твой Аква. Я тут же беру себя за руку и веду спокойненько за ним, как будто на прогулку вышел. Словом, делаю вид, что мне на него наплевать... Он направляется пешком к площади Трех святых. Мы на улице Бланш, ориентируешься?
      - Только не надо мне рисовать карту Парижа!
      Сукин сын! Он словно нарочно заставляет меня встревать, чтобы проверить, насколько сильно болит моя глотка.
      - Вдруг появляется такси, которое следует к площади Бланш, свободное, как назло! Аква делает знак. Такси останавливается, он садится - и привет, мамаша! Я чуть не сожрал свою шляпу от досады! Ну что тут делать? На горизонте больше ни одной машины, стоянка такси за полкилометра... Я понял, что потерял его, - тут ничего не попишешь - и решил возвратиться в засаду.
      Как жаль! - криво усмехаюсь я.
      - А что бы ты сделал на моем месте, а? Скажи, раз такой умный! жалобно оправдывается Берю.
      Да, действительно, что тут поделаешь! В нашей работе, проклятой, как мы сами, такое случается: тип, за которым следишь, вдруг прыгает в машину и был таков, а на горизонте больше ни одной тачки.
      - И во сколько он вернулся?
      - В три утра!
      Я озадачен.
      - Интересно! А еще такой правильный старичок! Мастер нравоучительной проповеди!
      - Вот и я говорю... Мы поджидали его, Адель и я, играя в карты. Эта подлюга выиграла у меня тысячу франков! Ей бубны будто сами в руку лезли. А у меня четыре короля! Потом выложил четыре дамы! Твою мать! Я уж не говорю о четырех валетах, и еще...
      - Рассказывай дальше!
      - А что дальше?
      - Ну вернулся Аква на базу, и что потом? Берю засовывает два пальца в щель между жиром шеи и жиром рубашки.
      - И здесь я дал маху, Сан-А, согласен! Но ты же понимаешь, как это бывает! Муж Адели ушел... А когда ты остаешься наедине с женщиной, которую хорошо знал когда-то еще девушкой, то прежняя близость, то да се, влияет...
      У меня нет сил перебивать его, пусть болтает, пустомеля!
      - И поднимается в нас обоих волнение, Сан-А. Веришь, будто жаром обдало. Я посмотрел на Адель, забыл про ее усы, расползшиеся формы, помню только про родинку на ляжке, как когда-то... И потом, там было так жарко, в ее каморке... Словом, разморило, сам понимаешь...
      - Не понимаю, - выдавливаю я, не моргнув глазом.
      - Ах вот как, не понимаешь! Тебя мама, значит, научила, что детей находят в капусте?! Мы после карт сели рядом, давай вспоминать... Ну так, самую малость, руки друг на друга для смеха положили, а потом, знаешь... В общем, пробрало... Я не хотел - ее муж хороший парень, Эварист... Но женщины, друг мой, когда их проберет, то тут хоть паяльной лампой жги, они все равно своего добьются! Фатализм какой-то! Кроме того, у консьержек в конуре все под рукой: шторки задернул и уже на кушетке - хопля, кушать подано!
      - Ты просто шут гороховый, Берю! Знаешь, что с тобой за это надо сделать?
      - Нет.
      - Даже не выгнать, а просто высечь!
      - Это тебя так лихорадка бьет по башке, что ли? - огрызается соблазнитель.
      - Ты же ведешь себя как свинья! Сидеть в засаде таким образом недостойно человека, который каждый месяц получает нехилую зарплату за охрану общества от подонков.
      - Знаешь, я когда-то ошибся дверью. Хотел быть пастором, но видишь, как все вышло!
      Болезнь удерживает меня от взрыва благородного негодования, и, предчувствуя, что его история далека до завершения, я приказываю поскорее подвести итог.
      - Так вот, Адель, если хочешь знать, и сейчас женщина будь-будь. Если бы была академия любви, то ее надо было бы поставить профессором на факультете зоологии...
      - Умоляю, без деталей!
      - В конце концов, такова жизнь, - философствует Толстяк. - Хуже всего то, что потом мы оба заснули. Поздний час, физические упражнения, да еще мы приняли литр на грудь, играя в карты, понимаешь, у меня глаза слиплись.
      Он тяжело вздыхает и с сожалением пожимает плечами.
      - Да так задрыхли, что только в шесть утра нас выковырнул из постели ее вернувшийся муж. Ты бы послушал, как он блажил! Как выражался! Хоть святых выноси! Он меня взял как голенького, представляешь? Я храплю себе вовсю и вдруг сквозь сон чувствую, как какой-то тип - я сначала не разобрал кто - чистит мне физию! На всю жизнь запомню ощущения! Я, естественно, просыпаюсь. Адель орет, что, значит, случилось недоразумение... Ошибка, мол, ничего не было... Я пытаюсь собрать манатки. Парень вопит на весь дом, вроде того, что я сволочь легавая! И что ближайшую революцию он затеет сам лично, и не по телефону. У него будто и конкретные мысли есть на этот счет - будьте покойны!
      - Мне плевать на его мысли! - говорю я.
      - В конце концов, чтоб он заткнулся, пришлось провести ему крюк в челюсть, и он заснул. Ночной сторож после работы в такое время, сам понимаешь, должен отдыхать! Мне ничего другого не оставалось, как надеть подтяжки и привет, Адель... И вот я здесь!
      - Несчастье тому, кто затеял скандал! - цитирую я кого-то, может, даже себя.
      - Клянусь, Сан-А, если б ты был на моем месте...
      - Все, хватит!
      До меня начинает доходить услышанное. Температура трансформировала мое восприятие. Теперь надо сообразить, какие будут последствия. Потешное происшествие, нечего сказать! Проблем не избежать, но все равно забавно.
      - Куда ездил Аква? Почему он так долго отсутствовал? - бормочу я.
      Сообразив, что взбучки не будет, Берю решается вновь взять слово.
      - Если хочешь, давай арестуем мужика, а я займусь допросом!
      - Да заткнись ты! Все, что мог, ты уже совершил!
      - Я тебе признаюсь, - продолжает Толстяк, игнорируя мой приказ молчать, - у меня нервы на пределе. Видишь мой глаз? Красота, да? Ну и житуха, черт бы ее взял! Сподобил же Господь такой профессии... Вдобавок я обещал в следующее воскресенье петь в благотворительном концерте. Представляешь? Как тут выйдешь перед публикой с такой рожей!
      - Тебя примут с содроганием...
      - Спасибо, - мрачно бурчит он.
      - Ладно, проехали! Нужно снова обмозговать ситуацию. Поздно вечером я отослал Пино в Маньи. Была мыслишка поставить мышеловку.
      - Мышеловку?
      - Именно! Вполне возможно, бандит Анж поедет туда, чтобы откопать труп Келлера и спрятать концы. Поскольку ты напрочь засветился и Аква тебя знает, быстро езжай на подмогу Пинюшу. Возьми с собой жратву, питье... Только никакой выпивки, слышишь! Запритесь в доме, не создавайте шума и ждите. Если кто-нибудь появится - хомут на шею и срочно сюда.
      - Будет сделано, - рапортует Берю, довольный заданием.
      - И еще совет, Толстяк...
      - Да?
      - Не приобретай вредных привычек Казановы, это не входит в твои профессиональные обязанности.
      - Да ладно, хватит меня лечить - я уже выздоровел! - смеется он, снова хватая шляпу в руки.
      Ну что с ним делать? Я люблю этого толстого бабника.
      - Как считаешь, мне можно показаться на сцене в темных очках? Жалко ведь - две недели репетировал мои любимые песни - "Каторжники" и "Розовый бутон"... - И он запевает:
      Во вкусе я твоем, Роза,
      И если хочешь, завтра
      Приду сорвать бутон
      Своим шипом!
      Стекла звенят. Фелиция бежит к нам, обеспокоенная легкими признаками землетрясения. Толстяк напяливает на тыкву свою видавшую виды шляпу.
      - Там восемь классных куплетов. Но не буду возбуждать болящих своим пением!
      Глава четвертая
      В которой я начинаю себя презирать
      Усилия Фелиции не пропали даром: к полудню температура немного опускается, но самочувствие такое, будто вашего доблестного Сан-А переехал трамвай. Маман настоятельно уговаривает меня вызвать врача.
      Доктор Тео - давний друг нашей семьи. Он помог мне появиться на свет, что само по себе заслуживает награды - не менее ордена Почетного легиона (если бы его уже не наградили раньше за достижения в области национального здравоохранения).
      Я сдаюсь, поскольку знаю: маман не перенесет, если доктор воочию не убедится, что через два дня я смогу самостоятельно жевать телячий бифштекс и запрыгнуть на любую птичку, у которой не будет аллергии на мой шарм.
      Лекарь живет в трех кварталах от нас и прибегает моментально, будто начал забег с низкого старта. Добродушный толстяк с копной белоснежных волос, очками в тяжелой золотой оправе и отвислыми ушами, доктор Тео действительно знает пульс нашей семьи, как никто другой.
      - Как дела, малыш? - обращается он ко мне, так как уже давно потерял счет годам и очень рассеян.
      - А я как раз хотел узнать ваше мнение, док!
      Он широко улыбается.
      Уже одно его присутствие успокаивает растревоженную моей болезнью матушку. Она верит в него, как в Деву Марию Лурдскую.
      Тео с внимательным видом выслушивает и простукивает меня, как делают теперь только старые врачи. Затем, будто открыл новый закон Ньютона, изрекает вердикт:
      - Ангина! Ничего страшного.
      Он выписывает самое модное на данный момент лекарство, потом заметно теряет ко мне интерес и принимается весело болтать с Фелицией. Внизу в столовой звонит телефон. Маман идет снять трубку. Когда она возвращается, у нее на лбу написано: "Пожарная тревога!"
      - Звонил инспектор Лавуан. Он попросил меня сообщить тебе, что некий Анж Равиоли был убит сегодня ночью.
      В мгновение ока я оказываюсь в сидячем положении.
      - Что?
      И вдруг как рукой сняло всякую боль в горле, температуру, да и в тыкве просветлело. Мигом забываю о присутствии доктора и его распоряжениях. Секунда - и я уже на ногах.
      - Ты с ума сошел, Антуан! - вскрикивает Фелиция. - Немедленно ложись в постель...
      - Чуть позже, маман! Мне нужно срочно мчаться туда.
      - Но это неразумно, сынок, - сурово заявляет Тео, - могут быть осложнения...
      - Они уже начались, можете поверить мне на слово, док!
      Торопливо натягивая шмотки, я прошу его:
      - Дайте мне что-нибудь, чтобы хоть сегодня продержаться, а завтра я вам обещаю привязать себя к кровати.
      - Ну и работа у тебя, мой мальчик! - хмыкает домашний терапевт.
      Он открывает свой черный, видавший виды и бесчисленных раздетых пациентов (и пациенток) саквояж, роется в нем и наконец протягивает мне плоскую коробочку.
      - Три раза в день. Но это поможет тебе лишь мобилизовать твои внутренние ресурсы. Чудес не бывает, мой друг!
      - Отлично, док, вы просто волшебник!
      - Работа его угробит, - стонет Фелиция.
      Я пристально смотрю на лекаря, и старина Тео тут же начинает утешать маман:
      - Ничего-ничего, он здоров как бык, моя дорогая! Ведь гонки легавых проводятся круглый год, и никто не спрашивает у бедных собачек, есть у них ангина или нет.
      Напяливаю на себя все, что можно, поверх всего накручиваю кашне, чтобы скрыть свою небритость, и стартую.
      * * *
      Лавуан улыбается во весь рот.
      - Я так и знал, что вы приедете, патрон.
      Конечно, приятно командовать людьми. Но это одновременно накладывает на тебя множество обязательств, в частности, ты утрачиваешь право болеть.
      - Спасибо на добром слове! Ну выкладывай!
      - Патрульные мотоциклисты из жандармерии обнаружили Равиоли на дороге в Понтуаз. Он сидел за рулем своей американской тачки. Убит выстрелом в затылок. Пуля прошла навылет и разбила лобовое стекло. Потому-то жандармы его и заметили.
      - Где нашли машину?
      - На въезде в город. Машина была аккуратно припаркована к обочине, подфарники горели. Голова Равиоли откинута на спинку, будто он спал. Если бы не разбитое стекло, убитого еще долго искали бы.
      - Когда наступила смерть?
      - Согласно первому заключению врача, между полуночью и двумя утра...
      Мысленно я посылаю нежный привет строгому моралисту Сержу Акве, который как раз и отсутствовал между одиннадцатью и тремя утра. Ох, как мне хочется поболтать с ним с глазу на глаз! Но момент для интимных встреч еще не настал.
      - Снимали отпечатки пальчиков в машине Анжа?
      - Ребята из лаборатории сейчас именно этим и занимаются. Но отпечатки в машине - вы же сами знаете, что это такое! Чтоб все их разобрать...
      - Калибр пушки?
      - Девять миллиметров. Потому-то пуля и прошибла ему череп насквозь. Такой калибр, да еще в упор! У парня осталась лишь половина башки. Все остальное как в томатном соусе.
      Образ напоминает мне о собственном состоянии. О черт, до чего же гнусно! Будто мою тыкву окунули в горячую воду...
      - Принеси мне стакан воды...
      Я заглатываю одну из таблеток, данных мне доктором Тео. Если учесть, какое количество лекарств мы поглощаем, как только почувствуем хворь, то прямо-таки удивительно, что средняя продолжительность жизни населения неуклонно растет.
      Пытаясь хоть как-то унять боль в раскалывающейся голове, я на несколько секунд сжимаю ее ладонями. Фармакология вряд ли в состоянии помочь мне сегодня. Чтобы прийти в себя, придется обратиться к единственному, давно придуманному человечеством средству, к которому только и следует прибегать в нашей проклятой профессии.
      - Прошу тебя, Лавуан, спустись в кафе напротив и принеси мне полный стакан виски без воды и безо льда!
      Он улыбается:
      - В ход пошла тяжелая артиллерия?
      - Да, по воробьям! Неси скорей!
      Когда он выходит, я звоню в лабораторию:
      - Вы сделали фотографии с пленки, которую я передал вам вчера?
      - Да, господин комиссар.
      - И теперь ждете приглашения, чтоб мне их принести?
      - Но они не очень по качеству...
      - О качестве разрешите мне судить самому!
      Какой же я становлюсь злой, когда у меня температура! Сам себе не рад!
      Минуты через три мне приносят фотографии. На одной из них Аква получился в полный рост, но не хватает верхней половины физиономии. К счастью, другая, где изображена падчерица, вышла вполне сносно, и это меня устраивает. Я кладу фотографию в портмоне.